Текст книги "Новые мифы мегаполиса (Антология)"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Марина и Сергей Дяченко,Святослав Логинов,Олег Дивов,Дмитрий Казаков,Александр Громов,Леонид Каганов,Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Анна Китаева,Андрей Синицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

– Чему вы радуетесь?!

У Игриса перехватило дыхание. Он хотел встать – и тут же рухнул обратно в кресло. Заговорил прерывисто, как старик, чей голос записан на пленку:

– Все равно, что ими двигало! Человек может орать от ужаса, но делать свое дело! Страна распалась бы, погрязла в войне и голоде, возможно, никто из нас не родился бы! Кем бы они ни были – они герои!

– А Равелин?

– Тоже герой! Потому что он сделал невозможное. А если не было другого пути? А если… ладно, хорошо, он был манипулятор. Но он был гениальный политик, то, что он сделал потом, не объясняется одной только манипуляцией! Мы стольким ему обязаны, что можем простить…

– Все простить? Или чего-то не можем? – Алистан улыбался.

– Чему вы все-таки радуетесь?!

– А как вы думаете?

Игрис опустил плечи. Все, чего ему в этот момент хотелось – лечь на кровать, закрыть глаза и больше никогда не просыпаться. «Не ищите… Информация убивает…»

Он вспомнил, как мчался по трассе на обратном пути. Сколько раз скользили колеса на влажном покрытии. Сколько раз он рисковал слететь в кювет или вписаться в столб. Может быть, в этом и заключалась бы высшая справедливость? Это и было предначертано судьбой, но из-за сбоя в программе не сбылось.

Кусочек пластика. Несколько метров магнитной ленты. Слово погибели.

Как хорошо было бы сейчас валяться на обочине рядом с искореженным автомобилем. Кассету никто не стал бы слушать – в суете ее выбросили бы в урну, а потом сожгли на мусороперерабатывающей фабрике…

– Вы хотели, – начал он, не глядя на Алистана, – хотели узнать, оправданно ли было… стоило ли ради этого…

– Стоило ли убивать невинную женщину? – кротко спросил Алистан. – Да. Мне очень хотелось знать. Потому что убийцей быть страшно. Я все думал, думал – зачем? И теперь я знаю… Как по-вашему? Стоило ее убивать?

– Я не бухгалтер, – пробормотал Игрис. – И у меня нет линейки, чтобы измерять чужие жизни.

– Мне приятно на вас смотреть. Именно так, я надеялся, вы будете выглядеть, когда столь обожаемая вами правда наконец доберется до вас.

– Я рад, что вам приятно. Что вы теперь будете делать?

– В смысле?

– Вы ведь не выпустите эту информацию за пределы веранды. Меня вы тоже – Словом погибели?

– Вас? Нет. В вашем случае можно зачистить память на час назад, лучше – чуть больше… Но я не стану этого делать.

– Не станете?

– Вы хотели правды, – вкрадчиво сказал Алистан. – Тренируйтесь с ней жить.

Он легко поднялся из кресла.

– Ваша жена проснется, когда вы назовете ее по имени. Мне пора возвращаться под стражу, пока не хватились… Знаете, я не чувствую себя виноватым перед вами. Хотя поступаю сурово.

– Как? Как вы со мной поступаете?!

Маг обернулся через плечо. Он казался помолодевшим, вновь обретшим вкус к жизни.

– Оставляю вам этот выбор, дружище. Я за свой заплатил. Дело за вами.

И он взглядом указал на кассету, по-прежнему лежащую на столе.

Святослав Логинов
Гость с перфоратором

Георгий явился в гости с перфоратором. Эдакая бандура, напоминает электродрель, но вращается медленнее, а грохочет вдесятеро громче. К слову сказать, было воскресное утро, когда нормальные люди ещё спят, а я поднялся только потому, что собирался ехать на дачу, где ожидали необработанные клубничные грядки.

Воскресное утро и перфоратор – да я сам бы убил любого, кто предложит подобное сочетание. Утешало только то, что ничего долбить я не собирался. Ремонт в трёхкомнатной квартире был только что закончен, и касаться чудовищным сверлом белой с зеленью шелкографии я бы не позволил даже родному брату. Следовательно, перфоратор не по мою душу, а Георгий забежал по какой-то иной надобности.

Как я ошибался!

– Значит, так, – приступил к делу Георгий, примостив долбило на подставку для обуви. – У тебя в соседях кто живёт?

– Банеевы живут, Ленка с мужем и пацанёнок у них. Только ты учти, Фёдор мужик простой и работает сутками. Попробуй включить свой аппарат, когда Фёдор после ночной смены пришёл, так он тебе башку оторвёт. А я скажу ему «спасибо».

– Банеевы у тебя напротив живут, в трёшке. А рядом кто, через стенку?

– Фиг его знает. Дядечка какой-то, меня вроде постарше. Старый холостяк или вдовец. Живёт один, ни с кем не общается. Его и не слыхать никогда.

– А, вот то-то и оно! – закричал Георгий. – Понял теперь?

– Ничего не понял, – ответил я.

– Беда с тобой… Ну, слушай. Вот люди, они где живут? Правильно, в городе. А город это такая сложная штука – никакому биоценозу с ним не сравниться. Это ведь только кажется, что собрались люди в кучу, и больше там ничего нет. На самом деле город не только людей из деревень и маленьких городков высасывает, не только энергию тянет и воду пьёт – он всего касается, живого и неживого. Крыс в городе больше, чем людей. А сообщества голубей, ворон, воробьёв? Это всё тоже город.

– Ты хочешь сказать, что у меня за стенкой проживает сообщество крыс и воробьёв?

– А ты не смейся. Скоро и до этого дойдёт. Совы и летучие мыши чердаки давно освоили, в штабелях лесного порта хорьки и ласки водятся, белки по паркам бегают, и никто их не бьёт. Думаешь, спроста? На помойках тумаков больше, чем бродячих собак. А бомжи? Ты хоть пробовал с ними разговаривать? Там половина и не люди вовсе, а йети, алмасы и прочие представители неопознанных гуляющих объектов. Овинники, лешие одичавшие, вернее, цивилизовавшиеся. Хуже всех – големы, о них ты небось и без меня слыхал. Но эти вроде не пришлые, а прямо здесь вывелись. Кстати, заметь, они в основном по подвалам прячутся и теплотрассам, к земле поближе. А на чердаках элементали и бормотники, это их экологическая ниша.

– Что-то ты всё в одну кучу свалил. Белочки в городских парках – это одно, а канализационные големы, которых, может, и вовсе нет, – совсем другое.

– Это я для примера.

– Так и я – для примера. Хочешь, чтобы тебя слушали, говори дело.

– Хорошо! – объявил Георгий и схватил перфоратор, словно без него дело говорить не мог. – Слушай сюда и не перебивай. Знаешь ли ты, что в каждом многоквартирном доме непременно есть одна нежилая квартира?

– Это ты о резервном фонде, что ли?

– Какой резервный фонд, опомнись! Весь резервный фонд давно приватизирован чиновниками из управления городским имуществом, и там обустроены частные гостинички для нелегальных эмигрантов. Если бы у тебя за стенкой такое завелось, ты бы это немедленно почувствовал любым органом чувств. Ты своей головой рассуди: стена между вашими квартирами чисто номинальная. Попробуй свинти розетку в своей спальне – там сквозная дыра в спальню соседей. Если у них с той стороны ничего в розетку не включено, тебе не только всё слышно будет, но и видно. Какова ситуация? В самый раз для анекдотов!

– А если с той стороны шкаф поставлен?

– Тогда будешь шкаф созерцать.

Георгий рассмеялся плотоядно и вернулся к своей теме.

– А теперь думай внимательно и упорно. Ты своего соседа видел хоть раз?

– Видел когда-то… Не помню.

– А я тебе скажу: не видел. У тебя ложная память работает. Внушено тебе, будто знакомился некогда с соседом и о чём-то беседовал. Это чтобы ты зря не дёргался. Дальше… Радио за стенкой бубнит? Телевизор долдонит? Нет. Тишина полнейшая. Гости там бывают? Да никогда! Хотя бы по телефону кто-нибудь говорит?

– Может, и говорит, просто я внимания не обращал.

– А ты обрати внимание-то, прислушайся. Нет там никого. Вернее, есть, но не человек. Никто там не живёт, там, если хочешь, душа дома заключена, его персонифицированная сущность.

– Домовой, что ли?

– Хочешь, называй домовым, а я так не привык, а больше по науке. «Персонифицированная сущность жилого строения» – звучит внушительней.

– Зачем домовому двухкомнатная квартира? Он же за печкой живёт или в подклети.

– Вот и я о том же. Квартира ему не нужна, но иметь хочется и возможности есть, потому как дом большой. Деревня – это что-то мелкое, вписанное в природу, а город сам по себе – вторая природа. Сравни избу, даже самую солидную, и самый задрипанный многоквартирный дом. Всерьёз сравнивать нечего.

– И к чему ты мне всё это рассказываешь?

– К тому, что у тебя за стенкой жилплощадь есть, а жильцов нет. Нежить там или, как говорят коммунальщики, – нежилец. А это значит, что, если по уму взяться, то соседней жилплощадью можно слегка попользоваться. Гляди, это план лестничной площадки. Вот твоя квартира, вот соседняя двушка. Вот тут пробиваем дверь, здесь ставим перегородку, и у тебя появляется дополнительная комната, восемнадцать квадратных метров, плюс лоджия. И никто не в претензии.

– Шёл бы ты отсюда, – сказал я кротко. – У нас месяц, как ремонт закончен, и ты думаешь, я позволю тебе твоим долотом свежеоклеенную стену рушить? И вообще, зачем тебе это?

– Работа у меня такая. Думаешь, просто найти квартиру вроде твоей, чтобы в соседях была необиталка? Зато прикинь, сколько сейчас стоит восемнадцатиметровая комната, ась? А я тебе сделаю её всего за десять тысяч баксов.

– У меня таких денег нет, – твёрдо объявил я. Вообще-то деньги были, но я, доживши почти до шестидесяти лет, наконец-таки собрался покупать машину, причём не поганенький «жигулёнок», а кое-что получше. Но, разумеется, заранее кудахтать о своих планах на весь белый свет я не собирался.

– Так и быть, по дружбе, для тебя за пять тысяч. Меньше никак не могу, тут ведь не просто дырку проломить надо. С нежильцом связываться тоже удовольствие не из приятных. Расходы большие. Надо, чтобы он не только смирился с потерей комнаты, но и оформил перепланировку квартир. Он это может, просто сделает так, чтобы во всех документах, ПИБ, там, и всё остальное, как бы с самого начала значились перепланированные квартиры. Представляешь, ситуёвина? У него комнату забирают, и он же сам это дело оформляет по закону!

Жоркино предложение мне с самого начала не показалось, а теперь и вовсе разонравилось.

– Вот, что я тебе скажу… по дружбе. У нас ремонт закончен меньше месяца назад, и мне сейчас хочется спокойно пожить, без грохота, грязи и нервотрёпки. К тому же прости, но я почему-то не верю твоим россказням о нежильцах. Под коньячок потрындеть на эти темы – очень даже приятственно, но долбить дыру к соседям только за то, что они тихо живут, – уволь, будь ласков.

– Ты, главное, не нервничай, – отступился Георгий. – Моё дело предложить, твоё – отказаться. Что, я тебе силком дополнительную комнату буду всучивать? Не хочешь – не надо. Но с Лидой на всякий случай переговори. Или давай я переговорю. Она когда с дачи приезжает?

Вновь Георгий появился ровно через неделю, как и полагается садисту, ранним воскресным утром. Хорошо, хоть без перфоратора. Но, как выяснилось, перфоратор он оставил в багажнике своего «фордика» и мог приволочь в любую минуту.

– Ну, что Лида сказала?

– Лиду оставь в покое. А я вот что скажу… Я в четверг зашёл в правление и узнал, кто живёт в соседней квартире. Никонов Анатолий Петрович, сорок шестого года рождения. Так что поздравляю с торжественным пролётом.

– С ума сошёл! – драматически выдохнул Георгий. – Ты что, хочешь, чтобы он воплотился и… как это?.. – вочеловечился? Подобными методами ты этого быстро добьёшься. Сейчас за стеной никого, а будет обитать въедливый дедок. Кашлять по ночам станет, по выходным слушать утренние передачи; громко, потому как глуховат. При этом станет тебе делать выволочки за шум по вечерам, грязь у мусоропровода и за то, что коврик у двери неровно лежит.

– С чего ты решил, что он будет именно таким? Я сам всего на пять лет моложе, но ведь ни к кому не пристаю. Так какое ему дело до моего коврика?

– Во, чувствуешь? Ты в него уже верить начинаешь. А таким старичкам до всего дело есть, потому как он одинокий. Вот ты был на субботнике по благоустройству дворовой территории?

– Нет… – неуверенно ответил я. – Вообще-то собирался, но потом забыл.

– Больше не забудешь. Он к тебе десять раз зайдёт и напомнит.

– Да откуда он возьмётся, если его нет?!

– Сегодня нет, а завтра – вот он, при полном параде. Так оно всегда бывает, сначала чего-то нет, а потом – раз! – и появилось. Или наоборот, было и вдруг – нету. Ты вникни: прописка у него имеется, льготы оформлены. За квартиру и коммунальные услуги заплачено всегда вовремя. Поэтому старичка никто не трогает, лихо не будят. Официальные лица понимают, что, когда товарищ общественной активности не проявляет, это хорошо. Главное, его не тревожить. Если ты попытаешься установить, каким образом деньги за квартиру перечислены, то можешь крепко нарваться. Деньги переведены, а откуда – неизвестно. Фантомные платежи, знаешь их сколько? Ты с бухгалтерами-то поговори, они тебе расскажут. С другой стороны, не поленись, загляни в базу данных, поинтересуйся, сколько в Петербурге числится Никоновых Анатолиев Петровичей. Уж всяко дело, не один, а по меньшей мере десяток.

– И все нежильцы?

– Скажешь тоже!.. Что они, дурней табурета, так светиться? В лучшем случае – один, а остальные – обычные люди. У нежильцов данные среднестатистические, только возраст всегда пенсионный, чтобы с военкоматом и местом работы заморочек не было. Поэтому их так трудно искать. Я старался, информации, можно сказать, гору перелопатил, нашёл нежильца в соседях у друга детства, а ты морду воротишь. Дополнительная площадь тебе, видите ли, не нужна. Ты с Лидой-то поговорил?

– Поговорил.

– И что? Неужто и ей ещё одна комната не нужна?

Тут Георгий тюкнул в больное место. Лида, когда я рассказал о явлении Георгия с перфоратором, не возмутилась и не развеселилась, а впала в мечтательное настроение. Действительно, хорошо было бы иметь ещё одну комнату окнами во двор да на солнечную сторону. У нас так выходит только одна десятиметровая живопырка с крохотной лоджийкой, а две другие комнаты вылупились на шумный проспект, и солнце там бывает только летом в пять утра. А тут – красотища! Восемнадцать метров солнечной площади!

– На лоджии можно было бы устроить зимний сад. Видел, как у Риммы сделано? У них такая же двушка, что и соседняя с нами, так они стену пробили и вывели на лоджию дополнительную секцию парового отопления. Лоджию, конечно, остеклить надо по уму – европакеты и отепление из минеральной ваты, чтобы меньше пылило. Стены вагонкой обшить, и получится совсем как в деревне. Я бы там цветочки выращивала: сенполии, фаленопсис и цимбидиум. Сенполии – это такие фиалочки, а цимбидиум – это орхидея. Представляешь, у нас дома будут цвести орхидеи? Ну, скажи, ведь красиво будет? Ты помнишь, как у Риммы сделано?

Я не помнил, но на всякий случай кивнул. А потом, кретин неумный, решил осторожненько предупредить:

– Ты не забывай, это всё-таки не наша квартира. Жора может сколько угодно разглагольствовать о големах, элементалях и нежильцах, но я в такие вещи не особо верю. Во всяком случае, не настолько, чтобы стену в соседнюю квартиру ломать.

Выражение Лидиного лица в эту минуту было прям как у Горького на дне: «Испортил песню, дурак!»

– Ты всегда не веришь в то, что может принести пользу. Другой бы давно выяснил, что там за стенкой творится, и всё устроил ещё прежде, чем ремонт затевать. А теперь, считай, всё заново делать.

– А ты нежильца Никонова Анатолия Петровича в расчёт принимаешь? Ему понравится, если мы туда с перфоратором полезем? Заведётся какой-нибудь полтергейст, что тогда?

– Попа позовём, – с небрежной лихостью ответила Лида. – Он святой водой побрызгает – и нет полтергейста.

Я так и не понял, как случилось, что Лида с Георгием нашли общий язык и вскоре уже сидели на кухне, обсуждая какие-то подробности, в которые я не хотел вникать, а я заваривал им кофе, который терпеть не могу и варю его только по Лидиной просьбе для особо уважаемых гостей. Это Жорка-то уважаемый гость? Да прежде, когда он заходил, Лида морщила нос и не считала нужным появиться на кухне и хотя бы поздороваться.

А теперь сидят и беседуют как умные.

– Нет, – говорит Георгий, – сам он не сделает. Тут должен работать специалист. Очень велика вероятность пробить отверстие в астральные миры. Думаю, мне не нужно объяснять, чем это чревато.

Лида прижимает ладони к щекам. Она не знает, чем чревата дырка в астральные миры, но заранее боится.

– А вы как же?

Ишь ты, как уважительно! Не помню, как она прежде к Георгию обращалась… кажется, вовсе никак. Просто не считала нужным.

– Я и есть специалист, – с чувством собственного достоинства произносит Георгий. – Я посвятил этому десять лет и работаю чисто.

– Понимаю… Вот он у меня чисто не умеет. Даже дырку продолбить не умеет, чтобы куда-нибудь не провалиться.

«Он» – это я. В минуты сильного волнения Лида поминает меня в третьем лице, как будто я уже умер или по меньшей мере уехал без возврата. Потом, если вздумаешь обидеться, не то чтобы прощения попросит, но скажет, что ничего дурного в виду не имела. Но сейчас лучше помалкивать, а то хуже будет.

Сглатываю пошлую реплику и произношу лишь одно слово:

– Дупло.

– Что? – Это Георгий отреагировал. Лида, конечно, тоже отметила, что я в разговор вмешался, но сейчас она слишком занята.

– Астральное дупло, – поясняю я. – Дырку сверлят или пробивают, а долбят – дупло.

Георгий коротко хохотнул и вернулся к разговору, оправдывать свои пять тысяч баксов. А я вернулся к турке, чтобы в самую последнюю секунду поймать сбегающий кофе. Как говорили некогда нехорошие люди: «Каждому своё».

Вечером я ещё пытался отговорить Лиду от жилищной авантюры, но безуспешно. Есть у неё милая привычка: принимать во внимание чьё угодно мнение, кроме моего. Бабулька в очереди, попутчица в трамвае, какая-нибудь телевизионная дура – все они достойны уважения, к их словам надо прислушиваться, а советам следовать. А что муж говорит, вовсе не важно. Каюсь, я таким положением частенько пользовался, чтобы избавиться от ненужной работы или никчемных хлопот, которыми в противном случае был бы загружен выше кадыка. Лида у меня непрерывно генерирует безумные мысли… и как я только терплю её уже тридцать лет с гаком? И главное, как она меня терпит? Ведь ни одной её гениальной идеи я в жизнь не провёл. Выслушивал, соглашался и спускал на тормозах.

Но сейчас гениальность превысила лимиты разумного, и я попытался дать бой.

– Ну, зачем нам на двоих четыре комнаты? Тебе же лишние хлопоты: полы мыть да подметать…

– Вот именно! Ты к порядку в доме пальца никогда не приложил, так что пусть тебя это не тревожит. Ты обо мне никогда не думал, а я о тебе забочусь.

– Как?!

– А вот так! Уйду от тебя в дальнюю комнату, буду цветочки поливать, а ты сиди тут и смотри свой футбол сколько влезет.

Интересное кино, это ж когда я в последний раз футбол по телевизору смотрел? Лет пятнадцать назад… чемпионат мира, забыл какого года; бездарный договорной матч между Западной Германией (была такая страна) и Австрией. С тех пор мне охоту к подобным зрелищам отбило. А Лида, оказывается, полагает, что я страдаю из-за невозможности смотреть футбол. Вот какие вещи узнаёшь о себе на четвёртом десятке лет семейной жизни.

– Но ведь эта комната, даже если она действительно бесхозная, обойдётся в пять тысяч баксов! Мы же машину собирались покупать!

– Вот ты слушай, что говоришь, может, поймёшь, что только о себе и думаешь, о своих капризах, о своей машине. А обо мне ты когда-нибудь думал?

– Я же тебя на ней буду возить на твою же дачу!

– Да я к тебе в машину и не сяду! С тобой и пешком по улице идти страшно, ты совершенно не заботишься о том, кто идёт рядом с тобой, дорогу вечно норовишь перейти на красный свет, лезешь прямо под колёса. Представляю, что будет, если тебе позволить за руль сесть!

История, как нетрудно видеть, ординарная. Я – слово, она мне – десять. Кончилось тем, что я согласился на совершенно ненужную нам комнату. Единственное, на чём я настоял, и Лида согласилась со мной, что деньги Георгий получит после того, как сделает всю работу.

Очередным воскресным утром мы с Лидой уехали на дачу, оставив дома Георгия с его перфоратором. Воскресное утро – сакральный час. Когда имеешь дело с нежитью, такие вещи надо учитывать. А соседи один раз перетерпят. Хотя насчёт Фёдора я не уверен, он может и не стерпеть, а взбешенный Фёдор Банеев будет опаснее всякого нежильца.

На этот раз, впрочем, обошлось, Банеевы тоже были на даче. Часов в пять (семнадцать, если быть точным) Георгий позвонил мне на мобильный и сказал, что работу можно принимать.

С дачи мы неслись на курьерских скоростях. Всю дорогу я представлял зияющий пролом в стене нашей спальни, а там, в проломе… даже страшно подумать, что клубится в проломе. Какие ужасы воображала Лида – не знаю, но она была непривычно молчалива и встревожена. Хотя чего тревожиться, когда стена уже проломлена? Сама захотела лишнюю комнату, я её туда за волосы не тащил.

Действительность оказалась далеко не так страшна, как рисовалось в воображении. В спальне, там, где прежде висело большое зеркало, теперь красовался проход, как и договаривались, обрамлённый дверной коробкой. Мусор Георгий успел вынести, а вернее, запихнуть на территорию нежильца, предоставив тому возможность самому разбираться с разгромом. Георгий даже принял душ в нашей ванной и встретил нас цветущий и благоухающий, что особо подчёркивало, что непоправимых разрушений воскресная операция не нанесла.

– Ну, как? – в голосе Георгия гармонично сочетались скромность и достоинство. Сейчас он не хвастал, за него хвастала работа.

С некоторой опаской мы с Лидой отправились осматривать прибавление к нашему жилищу. Соседская восемнадцатиметровая комната теперь была привёрстана к нашей квартире. Дверь, прежде соединявшая её с владениями нежильца, была снята с петель, проём наглухо заделан гипроковыми плитами и гладко зашпаклёван, так что сразу можно было оклеивать это место обоями.

– А что здесь было, когда… это… – с суеверным ужасом попыталась выспросить Лида.

– Что было, когда я сюда проник? – безжалостно уточнил Георгий. – Ничего не было, пустая комната. Конечно, напряжение астральных полей было такое, что не приведи господь, но этого обычным зрением не заметишь. А с виду – ничего особенного. Но вы вот на что внимание обратите… В каком году у вас квартира получена?

– В восьмидесятом, – сказал я, не дожидаясь вопрошающего Лидиного взгляда. – Как дом был построен, так мы и въехали.

– А какие обои у вас тогда были, помните?

– Нет, конечно.

– А вот такие и были! – Георгий постучал костяшками пальцев по стене. – Жёлтые обои в мелкий цветочек, безвкусица и дешёвка. Тридцать шесть копеек за рулон. Сейчас таких не производят, а тут эти доисторические обои сохранились! И столярка вся, – Георгий качнул балконную дверь, – советских времён. И ничто не рассохлось, не выцвело. Даже пыли внутри не было, потому как тут нежилец обитал. Теперь вникли?

Ничего не скажешь, именно эти рядовые мелочи убеждали всего сильней.

– Как же он без мебели? – спросила Лида.

– Зачем ему мебель? Он нежилец, ему ничего этого не нужно.

– А он сюда не влезет? – Как обычно, Лида принялась бояться задним числом.

– Не влезет, – уверенно пообещал Георгий. – Заделано на совесть. Шпаклёвка финская, сам бы ел, да деньги надо.

Намёк был прозрачен. Ничего не скажешь, такая комната стоит куда как побольше пяти тысяч баксов, хотя способ её приобретения по-прежнему вызывал у меня сильные сомнения.

Уже через месяц Лида, да и я тоже, привыкли к чудесному превращению трёхкомнатной квартиры в четырёхкомнатную. Лида энергично шастала сначала по строительным фирмам, а затем и по мебельным магазинам, стремясь превратить квартиру в блочном доме времён застоя в нечто современно-заграничное. В нежильцовой комнате исчезли жёлтенькие обои и совковая столярка. Стеклопакеты, выравнивание стен, шелкография, то-сё, пятое-десятое. Деньги, с таким трудом собранные на Нисан, стремительно улетали в прорву, пробитую Жориным перфоратором.

Как всегда, замышляя то или иное улучшение, Лида слушала кого угодно, только не меня. Подруга Римма сказала ей, что на лоджию можно провести паровое отопление, и она носилась с этой идеей, пока некто посторонний не объяснил, что электрообогреватель проще и надёжнее. Я месяц безуспешно доказывал необходимость электрического обогрева, но бороться с авторитетом Риммы не мог. А водопроводчик Витя, которому не хотелось мудохаться, протаскивая трубу сквозь капитальную стену, доказал преимущества электроотопления за какие-то три минуты. Конечно, куда мне до водопроводчика!

Ремонт ещё громыхал и полыхал, а в квартире уже появились кованые подставки для комнатных растений, всевозможные кашпо и горшки, горшки, горшки… Хвалёный цимбидиум оказался ни больше ни меньше как знакомой со времён пионерского детства дружной семейкой. Уж я-то её хорошо помню; сколько было от нечего делать переломано её длинных листьев! Слово «цимбидиум» пришлось написать на бумажке и прикнопить над рабочим столом, потому что произнести вслух настоящее название значило нанести Лиде несмываемое оскорбление.

Но в целом жизнь начинала налаживаться, и, разумеется, долго так продолжаться не могло.

Георгий явился в гости с перфоратором.

Меня не было дома, я ходил в автомагазин приглядеть набор гаечных ключей, так что двери Георгию открыла Лида. А и был бы я дома, что с того? Не спускать же Жорку с лестницы… друг детства всё-таки, пять лет в одном классе, только я всегда сидел на четвёртой парте, а он – на первой, потому что физически не мог не быть в первых рядах. Потом встречались, иной раз с перерывами в несколько лет, но всегда по Жоркиной инициативе. Лёгкая необременительная дружба, которая вдруг превратилась в столь странные деловые отношения. А всё – перфоратор. Думается, без этой машины Георгий оставался бы прежним рубахой-парнем и душой компании. Дались ему эти городские сущности, воплощённые в таинственных нежильцах…

И вот, вернувшись из похода за гаечными ключами, которых не купил, поскольку оказались они дрянной китайской поделкой, я увидел на подставке для обуви дробильно-сверлильного монстра и услышал доносящийся из кухни излучающий оптимизм голос Георгия.

– А вот и хозяин! – встретил он меня радостным возгласом. – А мы тебя ждём…

– Что ты таскаешься всюду со своим перфоратором? – не слишком любезно спросил я. – Или он для тебя часть имиджа, как наперсный крест для попа?

– Отчасти так, – ничуть не смутившись, ответствовал Георгий. – Когда имеешь дело с потусторонним, следует быть готовым ко всему. А городская нежить перфоратора боится больше, чем креста. Но я к тебе не за этим пришёл. Вот смотри, что мы с Лидой придумали… Дверь пробиваем вот здесь, тут ставим перегородку – и видишь, как всё получается… У вас добавится ещё одна комната, небольшая, всего десять метров и без лоджии, но зато вход в обе комнаты будет через коридор, а то сейчас ваша бывшая спальня получается проходной. Прежнюю дверь, кстати, тоже можно оставить, понадобится – и хорошо, не понадобится – заставил мебельным гарнитуром – и все дела.

– А раньше ты этого придумать не мог? Мы только-только квартиру в чувство привели, а тут ты с отбойным молотком…

– Раньше – не мог. Это только хвост у собаки с одного раза рубят, а тут требуется постепенность, как в вопросе с крестьянством. Откусишь с ходу больше, чем прожевать можешь, и – всё, кранты. В таких вопросах надо со звёздами соотноситься и характер нежильца учитывать. Действующих факторов много, а ты хочешь всё и сразу.

– Я ничего не хочу. По мне, так нам и трёхкомнатной квартиры хватало, а пятикомнатная так и вовсе без надобности. – Я перехватил Лидин взгляд и понял, что дела мои плохи.

– Мне, – ровно произнесла Лида, обращаясь к стене, – комната нужна. Более того, комната нужна нам, если ты в своём эгоизме не забыл про такое понятие. В конце концов, где-то нужно спать.

– Прежняя спальня тебе не годится?

– В проходной комнате? Очень мило. Ничего умнее ты придумать не мог?

Предлагать под спальню восемнадцатиметровую комнату я не стал. Согласно принципам фэн-шуёвого мракобесия, которым Лида успела где-то заразиться, спальня не должна быть такой большой. К тому же там уже обосновалась традесканция, пустившая ветки вдоль стены, а как было кем-то сказано, спать в одном помещении с этой ядовитой лианой нельзя ни в коем случае. Но не предлагать же выкинуть на фиг традесканцию!.. Скорей Лида согласится выкинуть на фиг меня. Так что, как ни верти, прирезать ещё одну комнату нужно.

Оставалось последнее.

– А как же нежилец? – спросил я. – У него вообще ни одной комнаты не остаётся. Он-то где будет?

– Ему комнаты вовсе не нужны, – строго поправил Георгий. – Только для голимого престижа. Ему останется чулан, ванная комната, туалет, кухня и часть прихожей со входной дверью. Этого мало?

– Некоторым четырёх комнат мало, – сказал я, хотя и понимал, что, когда мы останемся наедине, эти слова мне помянут, и не раз. А пока Лида с Георгием принялись оговаривать подробности новой авантюры, я безо всякого напоминания, покорно взялся за приготовление кофе.

Вечером мне было помянуто всё: и то, что я думаю только о себе любимом, и что своими ехидными комментариями оскорбляю жену как женщину и человека, и много чего ещё. Я не выдержал и вспомнил кое-что из Лидиных комментариев относительно меня, после чего Лида заявила, что я абсолютно лишён великодушия и при этом мелочен и злопамятен, как баба.

– А тебе мелочной и злопамятной быть можно? – спросил я, после чего начались слёзы и полный раздрай семейной жизни.

Кончилось всё тем, что через пару недель Георгий завёз новую партию гипроковых плит, бетонита, досок – и всё это благолепие расположилось в сияющей, отделанной как рождественская игрушка прихожей, которой предстояло в скором времени обратиться в развалины. А в ответ на отчаянный вопль, что неужто нельзя было сделать всё это прежде, чем в квартире закончен ремонт, резонно отвечал, что прихожая у нас была отделана до того, как он первый раз появился здесь с перфоратором, и к тому же вторгаться на территорию нежильца следует как раз из отремонтированного помещения, потому как если в вашей квартире бардак и неустройство, то и живущий за стенкой нежилец проявляет нежелательную активность, а это опасно. Потусторонние силы следует брать врасплох.

Но покуда создавалось впечатление, что Георгий на пару с Лидой берут врасплох меня. Не терплю такого положения, когда тебя обложили со всех сторон, словно выявленного нежильца, и непрерывно что-то требуют. При этом в словах каждого требующего есть резон, и любая попытка обороны тебя же выставляет дураком и лентяем, а то и ещё кем похуже. Да, я лентяй, ну так не трогайте меня! Что вам от меня нужно, в конце концов?

Иногда ночами, когда случались приступы бессонницы, я представлял нежильца, скорчившегося за стеной. Его травят так же, как меня, только мне всучивают ненужную жилплощадь, а у него отнимают. Бедный Анатолий Петрович! Тридцать лет он спокойно не жил в двухкомнатной квартире, и вдруг – такое. Причём я-то сейчас уехал на дачу; делать там, ввиду поздней осени, нечего, разве что листья сгребать, но можно пересидеть самый страшный момент разрухи, а он у себя в остатках изымаемой квартиры, и перфоратор нещадно терзает нежный нежильцовый слух.