Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 07"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Марина и Сергей Дяченко,Аркадий и Борис Стругацкие,Орсон Скотт Кард,Энтони Берджесс,Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Владимир Михайлов,Владимир Гаков,Виталий Каплан,Сергей Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)


МАУС-АМЕРИКАНУС,
ИЛИ ВИДОВАЯ ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ

На фильм Роба Минкоффа «Стюарт Литтл», приносящий компании «Columbia Pictures» немалые кассовые сборы со всей Америки и недавно появившийся на нашем видеорынке, решил откликнуться российский фантаст, большой поклонник мышей.

Не все ладно в дружном семействе Литтлов, чей маленький трехэтажный домишко притулился между двумя небоскребами вблизи Центрального парка в Нью-Йорке.

А ведь так хорошо все начиналось! Маленький сын Литтлов очень мечтал о младшем брате и вовсе был не против того, что брат окажется сводным. Как и положено преуспевающей и политкорректной американской семье, Литтлы отправились в приют и усыновили понравившегося ребенка.

Тут-то проблемы и начались. Сыну Литтлов вдруг не понравился внешний облик брата и его физические способности. Долгожданный родственник был воспринят в штыки! Настолько, что даже на торжественном семейном обеде, на глазах у тетушек и дедушек, не проникнувшийся еще духом политкорректности ребенок сказал ужасную вещь: «Да какой же он мне брат? Это же мышь!»

Ну да, мышь. И что с того? Не принято, конечно, усыновлять «представителей других биологических видов». Но в исключительных случаях… Ведь маленький Стюарт, пускай он и в самом деле мышь ростом в несколько дюймов и с хвостом, достоин всяческого уважения. Он носит кроссовки и джинсы своего размера, ловко орудует зубной щеткой, начищая маленькие острые зубки, пытается наладить взаимопонимание с агрессивным котом семейства, храбро борется за жизнь, попав в стиральную машину, выигрывает гонку через пруд на модели парусника…

Разумеется, к концу фильма все это понимает и родной ребенок Литтлов. Ему больше не нужен другой брат, только Стюарт! И даже пушистый персидский кот, весь фильм плетущий против мышонка гнусные интриги, проникается его добротой и гуманизмом… простите – мышизмом!

На самом деле, несмотря на всю иронию, «Стюарт Литтл» действительно хороший фильм. Его можно с полным основанием считать фантастикой – ну разве не фантастика совместное существование человеческой и мышиной цивилизации? Ведь никого в фильме не удивляют говорящие или останавливающие такси мыши. Одновременно «Стюарт Литтл» – удачная семейная комедия. Многие места по-настоящему смешны, многие – трогательны. Достойна всяческого восхищения компьютерная анимация – мышонок Стюарт выглядит абсолютно живым и реальным. Актеры – и взрослые, и дети – взаимодействуют со Стюартом столь убедительно, будто и в самом деле его видят.

То, что перед нами великолепный образчик семейного фильма, не меняет его сути. На самом деле – это фильм о политкорректности. Многократно осмеянной, неуклюжей, пытающейся найти преступления там, где их нет и не было. Замените мышонка Стюарта негритенком Стюартом – конфликт не изменится. Это по-прежнему будет фильм о том, как важно понять и принять того, кто не похож на тебя, о том, что сила и рост не главное для человека (да и для мыши тоже). Посмеявшись над всеми использованными в фильме догмами политкорректности, надо все-таки признать: нашей стране, ох, как не помешала бы хорошая порция взаимной терпимости! И раз уж наши режиссеры разучились снимать добрые комедии, а мастера спецэффектов не обладают голливудским финансированием, то зрителям обязательно стоит посмотреть «Стюарта Липла».

И еще. Вот уже долгое время меня терзали смутные подозрения. Почему все чаще и чаще в фантастических фильмах перед нами возникают образы разумных, симпатичных, обаятельных мышей? То выходит «Мышиная охота», то в «Бэйбе» распевает песенки мышиное трио… а вот и «Стюарт Литтл». Неужели с нами готовится войти в контакт цивилизация разумных мышей, через своих агентов формируя свой положительный образ? Увы, действительность прозаичнее. Просто мощности современных компьютеров пока позволяют создавать полноценные образы лишь чешуйчатых рептилий и маленьких пушистых мышей. Года через два-три забегают по экранам говорящие котята и щенята. А лет через десять мы будем гадать, кто из людей-актеров настоящий, а кто – созданный в компьютере.

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ

«Зеленой милей» заключенные прозвали обычный коридор за цвет стен. Между тем многим суждено пройти по нему и не вернуться.

Действие фильма происходит в тюремном блоке смертников, а коридор ведет к месту исполнения приговора – комнате с электрическим стулом посередине…

Тюрьма часто становилась объектом пристального внимания кинематографистов как место для разыгрывания жизненных драм. Именно здесь, в оторванности от внешнего мира, где обостряются чувства и меняется поведение, можно обнаружить сильные характеры и драматические коллизии. К тому же на стыке жизни и смерти может случиться многое, в том числе и самое невероятное…

А без этого не обойтись – ведь фильм снят по роману признанного короля ужасов Стивена Кинга, одного из самых экранизируемых современных авторов. К его творчеству проявляли интерес как настоящие мэтры кинофантастики, так и скромные обладатели весьма средних талантов. Режиссера Фрэнка Дарабонта к последним причислить нельзя. Для него это уже не первый фильм, поставленный по произведениям знаменитого писателя.

Их предыдущая совместная работа «Побег из Шоушенка» вышла на экраны пять лет назад. Тогда в основу картины лег один из немногих реалистических рассказов Кинга, описывающий взаимоотношения двух заключенных, осужденных на пожизненное содержание в тюрьме. Лента была хорошо воспринята зрителями и критикой, номинировалась на «Оскар» по семи категориям, в том числе по категории «Лучший фильм». И вот, по прошествии некоторого времени, режиссер, подобно прилежному и способному ученику, взялся за повторение пройденного. Известие, что режиссер после долгого молчания вновь ставит тюремную картину по роману Стивена Кинга, было воспринято публикой весьма настороженно. Ибо, как известно, неоднократное возвращение к излюбленным темам чревато само-повторами. Однако на сей раз опасениям не суждено было оправдаться.

Фильм «Зеленая миля» подтвердил высокий уровень своих создателей и во многом повторил успех старшего собрата, вновь оказавшись в номинационных списках премии Киноакадемии, а по коммерческим показателям и превзошел его. И совсем не случайно главную роль в фильме исполнил Том Хэнкс, уже имеющий в своем активе несколько золотых статуэток, – во многом благодаря уникальному чутью на перспективные кинопроекты. А сам писатель, по чьим произведениям снимали фильмы такие режиссеры, как Джон Карпентер, Брайан де Пальма, Дэвид Кроненберг и Стенли Кубрик, признал «Зеленую милю» одной из лучших экранизаций своих произведений.

Перед зрителем предстает полномасштабная психологическая драма. Основное действие фильма разворачивается в Америке периода Великой депрессии в одном из южных штатов. В отличие от прошлой картины, здесь события имеют мистическую подоплеку: выясняется, что один из заключенных, огромный негр (Майкл Кларк Данкан), приговоренный к смертной казни за двойное убийство, обладает уникальным даром исцеления. Но потустороннее, постепенно проникающее в жизнь обычных обывателей, становится лишь фоном для рассказа о сложных взаимоотношениях людей, о допустимости и «гуманности» смертной казни и о том, как часто добро и зло оказываются по одну сторону решетки. На протяжении трех часов (чтобы рассказать хорошую историю, требуется много времени) фильм поддерживает высокое эмоциональное напряжение, пусть и сдобренное толикой традиционного для американской продукции морализаторства.

В целом хорошо воспринятый американской критикой фильм тем не менее удостоился и нескольких отрицательных реплик. При этом самый распространенный упрек: чересчур натуралистичное изображение смертной казни. По меркам современного Голливуда картина действительно получилась излишне жесткой. Но «Зеленая миля» сознательно играет на этом поле, что подтверждает и отсутствие неизменного хэппи-энда. Фильм возвращает зрителя к американским картинам тех лет, когда кинематограф еще не превратился в поточную фабрику дорогостоящего производства грез и не стеснялся правдиво показывать на экране настоящую жизнь. Появление в современной американской киноиндустрии подобных фильмов, а тем более их успех, симптоматично. Наверное, даже американцы устали от бессмысленных боевиков.

Сергей ШИКАРЕВ

Дэвид Хэст
ЯЩИК ПАНДОРЫ

В опрятной маленькой мастерской в центре Денвера человек строит машину времени. Он сооружает ее по памяти, пользуясь одной из экранизаций романа Г. Уэллса, тем фильмом, в котором играют Род Тейлор и Иветта Мимье. Машина сделана из автомобильных и велосипедных деталей, железных листов и прутьев арматуры, взятых из разрушенных домов.

Денвер в 2055 году, подобно большей части крупных североамериканских городов, представляет собой унылые, ветхие останки прежнего великолепия. Вот Джим Лернер и собрался вернуться на «старый фронтир», в крохотный городишко Денвер, базовый лагерь искателей серебра и золота, западный форпост предпринимателей и железнодорожных баронов, которые потом построят веселые, стремительно растущие городки в горах Колорадо, поставят на центральной площади крохотные белые церковки, зальют газовым светом салуны и барочные здания опер. В этом Денвере царят закон и порядок, там каждый знает своего соседа.

Джим, невысокий парень, припас ковбойский костюм; полный комплект – шляпа, шарф, сапоги со шпорами. Скоро наступит тот день, когда подобно Роду Тейлору он оседлает в своей мастерской машину времени и махнет на Старый Запад. А там устроится, обзаведется милой блондиночкой (ну, как Иветта Мимье), семьей, детьми – все, как положено.

В другой лаборатории, в Мехико, женщина включает свою машину времени. Ее творение представляет собой огромный стеклянный цилиндр, наполовину наполненный красной жидкостью, над которой курится белый парок. Синяя искра зигзагом бьет над цилиндром, ее отделяет от пара сдвижная стальная пластина. Внутреннюю полость цилиндра пронзают блестящие штыри, готовые испустить связывающие время частицы.

Она раздевается (полностью) и отключает искровой генератор. Прижимая к себе кота, обритого ради полноты контакта с полем, женщина отодвигает стальную пластину и опускается в цилиндр с теплой красной жидкостью. Часовой механизм отсчитывает минутную задержку, и оживший разрядник начинает насыщать пар энергией. В сотне точек возникает тихое жужжание, белые стержни начинают пульсировать. Туман превращается в густое зеленое облако, переливаясь через край цилиндра, охлаждаясь и превращаясь в легкую зеленую дымку, которая расползается по полу.

Кот не сопротивляется. Волосы женщины вздыбились и напоминают ацтекскую корону. Четыре глаза – человека и животного – загораются зелеными огоньками и под толщей красной жидкости кажутся черными, словно глубокие норы.

И вдруг туман съеживается, втекая в цилиндр, как будто пустили назад пленку. А потом – столь же внезапно – исчезает все: цилиндр, туман, женщина, кот. Остается лишь красная лужица на бетонном полу лаборатории.

В дверь вламываются гвардейцы. Старший офицер, полковник, замечает красную лужицу и приказывает взводу оставить помещение. В двери появляется norteamericano [5]5
  Североамериканец (исп.) (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]в черном мундире, за ним – рабочий в защитном костюме. Он останавливается перед лужицей и засасывает ее с помощью узкого золотого сопла в блестящую золотую коробочку. Взвод торопливо провожает оперативников к вертолету.

Вместе с двумя помощниками инспектор Сэм Манков вошел в подвальную лабораторию в заброшенном Вашингтоне, округ Колумбия.

– Как всегда пыльно, – пожаловался он.

Машина лежала прямо на верстаке – простая портативная модель, нечто вроде цепи из соединенных друг с другом хромовых браслетов.

Бретт и Амелия с обычным волнением направились к устройству, Манков же обозревал комнату, стремясь обнаружить другие улики, помимо машины, которую никто и не попытался скрыть. Впрочем, он не ждал, что этот случай будет отличаться от других подобных.

– Хорошо, ребята, снимайте обычные показатели и забирайте ее.

– Он указал на картонную коробку, стоявшую на полу возле верстака и вмещавшую, наверное, с сотню подобных браслетов. Дело, по всей видимости, приобретало все больший размах. – У нас сегодня еще визит – в другой части города.

– Туда, где старушка соорудила машину из велосипеда? – с волнением спросил Бретт. – Об этом сообщили сегодня утром.

– Кто сообщил? – поинтересовался Манков, запуская ладонь в густые седеющие волосы.

Амелия, полевой инспектор Торгового департамента, старшая по должности, прекрасно понимала, что незачем обнаруживать чрезмерную откровенность в разговоре с начальством, даже столь симпатичным и похожим на профессора доктором Майковым. Она сразу вмешалась.

– Просто были такие слухи, – сказала она, заслоняя собой Бретта. – Ничего особенного. Кажется, речь шла просто о возможности преобразования велосипеда, или швейной машинки, или чего-то подобного в машину времени… словом, ничего конкретного.

– За шесть лет, в течение которых я занимаюсь этим, мы ни разу не встречали ничего похожего на велосипед! Все, что угодно, только не велосипед! И уж тем более не швейная машинка… Черт возьми, Фукс, – обратился он к Бретту, – вам известно, что мы должны покончить с этим явлением. Старайтесь и будьте осмотрительны.

– Простите, доктор Манков. Я вел себя осмотрительно. Разговор был в нашем секторе… Только коллеги…

– Ладно, Бретт, хорошо, – голос Майкова уже потерял прежнюю строгость. – Не надо защищать своих приятелей. Я не собираюсь никого увольнять. Только скажи им, чтобы вели себя осторожно.

Упаковывая вещественные доказательства, Амелия пыталась понять, какую часть проблемы они видят на самом деле. Причиной всех расследований является опасность подобных устройств. «Они же попросту незаконны», – напомнила она себе.

И все же: насколько волнующий и притом бесконечный мир возможностей они открывают? Как можно обвинять людей в том, что они пытаются исследовать время? Она сама пробовала, и Бретт тоже. На одну из вечеринок кто-то из инженеров принес простой одноконтурный браслет. Примитивное устройство отправляло человека вперед во времени на несколько секунд. Вся пьяная компания оторопела – и тот высокий парень в съехавшем набок паричке, который, приставал к ней весь вечер. Для них она просто исчезла и появилась вновь…

В ходе допросов она беседовала с людьми, утверждавшими, что они побывали в прошлом, хотя никто не мог представить ни документальных доказательств, ни достойных доверия свидетелей. Словом, все знали: люди пропадают, – но что при этом происходит, достоверно не мог рассказать никто из исследователей феномена.

Тем не менее именно этот факт стал причиной правительственного запрета: ни один человек из тех, чье исчезновение оказалось документально зафиксированным, пока не возвратился обратно.

Амелия и Бретт ехали в фургоне департамента к очередному месту происшествия. Манков выбрал живописный маршрут вдоль Рок Крик, и они следовали за его машиной. Амелии уже успело надоесть пассивное исполнение предписаний, приличествующее только какому-нибудь трутню-бюрократу. В чем же дело, в конце концов? Неужели путешествия во времени – если они действительно происходят – настолько опасны? Теперь Амелия была, пожалуй, даже рада тому, что Бретт нарушил молчание и упомянул утренние слухи. «Почему бы и нет?» – решила она.

– Вот что, Бретт, куда же пропадают все эти люди? Кто-нибудь в правительстве должен все-таки знать, правда? Что происходит в результате подобных экспериментов?

Бретт рассмеялся.

– В соответствии с формулами – ничего. Но не всегда. Слабосильные устройства – вроде того, что было на вечеринке у Лестера – дают предсказуемую управляемую реакцию. Но стоит лишь увеличить поле, и бах! Объект внезапно исчезает. Совсем, а не на мгновение, как было с браслетом. Бах – и никого нет. После чего они не…

– Я знаю, они не возвращаются. Но почему?

– Неизвестно. Мы знаем, что существуют временные поля, но они создают очень слабые силы, еще более слабые, чем гравитационные. И мы. пока еще не придумали, как измерять их. Формулы предсказывают смещение, но и только. Они просто говорят: это существует. Происходит путешествие во времени. Но как, кто знает… Ты изучала химию в колледже?

– Да.

– Помнишь, что такое электронная валентность в атомах?

– Кажется, это…

– Это когда атом занимает определенный энергетический уровень, а потом – бух – перепрыгивает вверх или сваливается на другой. Без всяких промежуточных состояний. Никаких градиентов. Именно так, по нашим представлениям, действует временная сила. В какой-то точке происходит прыжок, и объект переходит в другое состояние. Теоретически процесс является полностью обратимым, но, как тебе известно, на практике устройство или его основной приводящий компонент всегда остается здесь. Так что если хочешь попробовать, имей в виду.

– А обратно вернуть никого не сумели? Ведь если устройство остается здесь, то ученые могут попробовать обратить процесс вспять.

– Не получается. Прости, я не разбираюсь во всех тонкостях. Знаю только, что разные материалы совершают прыжок при совершенно различных уровнях энергии. Людей отправить легко, животных тоже. И пластмассу. А вот древесина почти не способна на это, что весьма странно, поскольку она, как люди и животные, состоит из углерода. Но когда переход совершен, обратить его никому не под силу. Насколько нам известно…

Они повернули на длинную подъездную дорогу, ведущую к викторианскому поместью, которое пряталось за стеной кленов. Сам заброшенный особняк уже начинал разрушаться, однако перед хорошо сохранившейся конюшней собралось изрядное количество машин правительственных служб. Конюшня, словно место совершения преступления, была огорожена желтым канатом. Манков затормозил и выскочил из машины. Амелия открыла окно.

– Похоже на крупную операцию, доктор.

Манков был в ярости:

– Какого черта они лезут в наши дела?

Амелия поглядела на Бретта. И оба произнесли одновременно: КПЛ.

Бретт остановил машину, и они побежали следом за Майковым, который устремился к конюшне.

– Проклятый КПЛ, – рявкнул Манков, вмиг растеряв все свое добродушие. – Нас направляют не туда, куда нужно, а они уже здесь ошиваются!

– Тогда почему мы сами не поехали сюда? – спросила Амелия, рискуя нарваться на резкость. Впрочем, Манков явно задавал себе тот же вопрос.

– Я исполнял приказ, – буркнул он. – Кому-то было нужно, чтобы это дело, досталось КПЛ…

– Но почему? – спросила Амелия. – В конце концов, и мы, и они занимаемся тем же вопросом. КПЛ обязано удостовериться, что люди не получают физических повреждений; и мы тоже должны это выяснить.

Манков пронзил Амелию взглядом:

– Мне известны кое-какие вещи, способные воистину изумить вас, мисс Колодны. И даже вас, мистер Фукс, невзирая на ваше внимание к слухам.

Бретт в смущении потупился, и Манков продолжил:

– А теперь давайте зайдем, пока эти ребята не погрузили устройство. По крайней мере, хотелось бы его увидеть.

Поднимаясь по ступеням парадного входа, они столкнулись с выходящей из дома Джейн Фестер. Обеими руками она держала небольшую золотую коробочку. Увидев ее, Манков нахмурился. Инспектор ФДО Фестер, напротив, расцвела улыбкой.

– Привет, Сэм. Приехал посмотреть на машину времени?

– Если тебе угодно именовать устройство таким образом.

– По-моему, Сэм, лопату нужно называть лопатой. Ну а ты как хочешь. Называй хоть велотренажером – сейчас эта штука более всего похожа на него. Все отличия – здесь. – Она погладила желтый металл. – Пойдем, посмотришь, пока парни еще не упаковали.

Манков голодным взглядом уставился на коробочку. Джейн поплотнее прижала ее к груди.

Прибывшие следом за нею прошли в дом.

– Принадлежит миссис Жанетт Уорли, специалистке по знахарству, заговорам и так далее.

Посреди кухни находился агрегат, с виду ничем не отличающийся от обычного велотренажера. «В точности как у меня», – отметила Амелия. Два робота как раз собирались упаковать его в ящик.

Манков подбежал к ним.

– Подождите, подождите, – воскликнул он. Роботы поглядели на Джейн Фестер, кивнувшей в знак согласия, и опустили устройство. Манков приступил к обследованию.

– А как был подсоединен привод? Сюда? – спросил он, указывая на прорезь в раме как раз над педалями.

– Отлично, Сэм, – сказала Фестер покровительственным тоном.

– Привод был соединен с колесом… ну что-то вроде того. На пальцах не объяснишь, но, увы, ящик уже запечатан. Приезжай ко мне на службу, и я покажу тебе… – Она погладила ящик. Глаза Майкова округлились. – Ну, скажем, через… год.

Опустив руку на сиденье тренажера, Амелия попыталась представить себе, каким образом столь примитивную машину можно переделать так, чтобы она генерировала временное поле. Крохотное устройство из коробочки, должно быть, представляет собой нечто необыкновенное.

Счетчик, находившийся на самом приметном месте, между рукоятками, был лишен крышки и показывал 1963.9. Нет, на самую малость меньше 0.9. Это напоминало дату. Она быстро прикинула: одна десятая часть года составляет 36,5 дней. В декабре 31 день, в ноябре 30, значит, получается полдень 25 ноября. Ну а самая малость… Амелия улыбнулась. А потом быстро, но осторожно перегнулась через руль, как бы разглядывая колесо, и при этом провела большим пальцем по открытым роликам счетчика, сместив их. Когда Амелия распрямилась, на счетчике значилось 3073,9. Девушка вновь улыбнулась.

Джейн Фестер подозрительно поглядела на Амелию и повернулась к роботам:

– Пакуйте! Прости, Сэм, мне нужно вернуться в лабораторию, пока ребята не удрали с работы. В следующий раз тебе повезет больше.

Крепко сжимая коробочку, Джейн направилась прочь из кухни впереди обоих роботов. Она бросила через плечо еще один взгляд на Амелию, продолжавшую многозначительно улыбаться. Манков самым жалким образом принялся осматривать кухню, надеясь заметить еще что-либо приметное.

– Бретт, прошу тебя, сделай для меня это, – умоляла Амелия, наполняя вином бокалы. – Это моя первая настоящая просьба. И если захочешь, последняя!

– Не могу. Слишком рискованно. Нужно играть по правилам. Мы же давали присягу, помнишь?

– Да, и не мы одни. Но здесь что-то не так, от нас многое скрывают. Сам Манков дал нам это понять!

Бретт встал и одним махом выпил бокал вина. Затем схватил пульт дистанционного управления домашним развлекательным центром и рявкнул в микрофон:

– Что-нибудь приятное!

– Формат, сэр? – осведомился прибор.

– Музыку, – пробормотал Бретт, опускаясь назад на кушетку. – С каким-нибудь запахом.

– Не входи в подробности, Бретт, – заметила Амелия. – Как бы центр чего не напутал.

Музыку сопровождал удивительный аромат. Амелия наклонилась к Бретту, невольно показав краешек груди в вырезе блузки.

– Иисусе, Амелия, ты ведь знаешь, что я упрям, как скала. И не думай соблазнять меня.

Амелия рассмеялась, обнаружив подобную боязливость, однако отметила про себя: он не такой пуританин, каким желает казаться. Достав сложенную газетную вырезку, она передала ее Бретту.

– Быть может, это соблазнит тебя больше, чем я, дорогой.

Бретт чуть заплетающимся языком прочел вырезку вслух:

Президент обратился сегодня к Конгрессу с просьбой ввести еще более строгие наказания для людей, изготовляющих устройства для темпоральных манипуляций (УТМ), пользующихся ими или распространяющих их. Наказание предусматривает тюремное заключение сроком на пять лет за модификацию любой из существующих конструкций с целью совершения временных преступлений.

«Распространение этих опасных устройств достигло беспрецедентного уровня, – указал Президент. – Злоупотребление ими, подобно вирусу, охватывает все слои и возрастные группы населения».

Далее Президент попросил, чтобы Конгресс поручил ФБР, службе контроля за продуктами и лекарствами (КПЛ), Государственному и Коммерческому департаментам провести совместное исследование ввоза и вывоза временных устройств.

Не все, однако, согласились с его позицией. Представитель подпольного Движения за ликвидацию временных ограничений (ДЛВО), назвавший себя Элвудом, сообщил нашей газете, что правительство неоднократно подчеркивало опасность путешествий во времени, однако все свидетельствует о противоположном. «Наши исследования, – заметил он, – позволяют утверждать, что не менее 20 % сограждан в возрасте старше 18 лет пробовали пользоваться темпоральными устройствами».

В отношении предполагаемого исчезновения многочисленных экспериментаторов Элвуд сказал: «Конечно, они не вернулись. Они дожидаются дня, когда временные ограничения нашего существования будут отменены. Если завтра мы легализуем путешествие во времени, многие из исчезнувших появятся вновь, уверяю вас».

Элвуд заверил нас в том, что и его организация, и все движение в защиту путешествий во времени являются здоровой силой общества. И если сейчас она представляет какую-то мифическую опасность, то винить в этом следует правительство, заставляющее людей действовать в подпольных условиях, что нередко приводит к изготовлению и использованию неисправных устройств.

Впрочем, большая часть членов Конгресса, похоже, разделяет мнение Президента о том, что деятельность экспериментаторов опасна и должна оставаться под запретом. Двусторонняя коалиция сенаторов и членов нижней палаты обещала принять соответствующие законы до закрытия этой сессии. Похоже, никто подобным планам противиться не будет. Ожидаемые дебаты должны лишь установить степень серьезности преступления.

– И что же, – спросил Бретт, – я должен на это сказать?

– По-моему, все совершенно ясно, – ответила Амелия. – Правительство боится, что все это приведет к анархии. Что время, история… да, черт побери, сама реальность изменятся?

– Мне тоже кажется, что это занятие смертельно опасно. Мысль о том, что люди, мол, ждут законных оснований для возвращения, способна прийти в голову только идиоту. Если там так здорово, то кое-кто рискнул бы возвратиться, чтобы указать дорогу другим. По-моему, все они погибли.

– А сколько трупов мы нашли во время наших рейдов?

– Ни одного.

– И все же, – заметила Амелия, – правительство продолжает считать, что люди гибнут. Быть может, правительству все-таки кое-что известно?

– Не сходи с ума.

– И не думаю. Я просто хочу знать, – став на колени, Амелия заглянула Бретту в глаза. – Я должна это выяснить, понимаешь?

Бретт осушил новый бокал.

– А почему ты решила, что я сумею достать тебе эту штуку? Я даже не представляю, на что она может быть похожа.

– Но ты же знаешь, где искать, правда? Рокки Фаулер ведь нашел. Разве он не работает специалистом по временным полям в КПЛ?

– Ну, да…

– И вы друзья, так?

– Ерунда. Просто мы учились в одном колледже. И никогда не были друзьями даже тогда. Он слишком честолюбив.

– Но он такой симпатичный…

– И женатый, Амелия. Он не станет рисковать своим положением.

Примостившись на диване рядом с Бреттом, Амелия вздохнула:

– Наверное, ты прав.

И потянулась к бутылке, вылив последние капли вина в свой бокал. Бретт встал.

– Открою еще одну.

Он спешно отправился в кухню. Барабаня пальцами по подлокотнику дивана и обдумывая следующий ход, Амелия слушала, как он открывал холодильник, как чмокнула пробка. Бретт вернулся в гостиную, разлил вино и плюхнулся в кресло.

– Кстати, – проговорила Амелия, – а почему ты не сказал ему о красной жидкости – той, из Мехико?

Бретт подскочил на месте. Выключил музыку, немедленно передумал и прибавил громкость. – Откуда тебе известно о ней? И что ты вообще знаешь?

– Эй, Бретт, расслабься и успокойся. В Вашингтоне секреты долго не живут. Я знаю, что машины оставляют подобного рода осадок, нечто вроде топлива. Не исключено: это и есть недостающее звено… Мне известно лишь то, что это важное обстоятельство, по-настоящему важное.

– Если ты умная девочка, – прошептал Бретт, наклонившись к самому лицу Амелии, – забудь все, что знаешь. И никогда не вспоминай об этом. Тебе повезло, что ты начала разговор со мной. Один Бог знает, что сделал бы Манков, если бы заподозрил, что тебе что-то известно.

– Подозреваю, что доктор Манков куда более симпатизирует мне, чем ты полагаешь. В любом случае, я поняла: тебе известно нечто горяченькое. – Амелия вскочила на ноги и оказалась лицом к лицу с Бреттом. – Ну-ка, скажи, разве ты не хотел бы увидеть веломашину в действии?

Бретт взял себя в руки.

– Нет. На мой взгляд, она ничуть не отличается от древней кареты, что мы обнаружили в Денвере.

– Ты имеешь в виду штуковину, которой воспользовался тот помешанный на кино парень? Который оклеил всю свою мастерскую афишами старых научно-фантастических фильмов?

– Правильно. С поперечно вращающимся силовым полем. Аналогичное устройство.

– Да, но… – Амелия сцепила пальцы на затылке и улыбнулась.

– Что – но?

– Ты же никогда не видел, как они работают.

– Видел, – возразил Бретт. – На прошлой неделе мы отправили невесть куда пяток кроликов и парочку мартышек – на денверской модели.

– А сколько людей?

– Что за нелепые мысли!

– Бретт, не надо пафоса. Ваши ребята время от времени используют бродяг.

– Хорошо, – сказал Бретт. – Итак, ты многое знаешь. Тогда почему ты пристаешь ко мне?

– Просто я работаю здесь дольше тебя. Пусть у меня нет внутреннего допуска в секретные лаборатории, однако я кое-что слышала.

Например, о том, что эти бродяги оказываются немногим лучше кроликов. Необходим осознанный компонент… нечто, имеющее отношение к воле, целеустремленности, пониманию. Этого от нищего не добьешься… Ей-Богу, вы, ребята, пойдете на убийство, чтобы заполучить подопытного, готового к сотрудничеству.

Амелия умолкла.

– Продолжай, – буркнул он, явно заинтригованный.

– Бери меня! – сказала Амелия. – Обвешивай проводами. Задавай вопросы. Прибавляй жидкость по капле – как хочешь. Словом, давай вместе построим машину времени…

Окаменевшее лицо Бретта было обращено к ней. Амелии хотелось узнать его мысли. Считает ли он ее сумасшедшей или настолько увлечен неожиданным предложением, что не знает, как на него ответить?

– Я подумаю. А сейчас мне нужно поспать. – Бретт был уже у двери. Он вдруг разволновался. Хороший признак, решила Амелия. Коллега уже ведет себя как преступник. Прекрасно!

– И не утруждай себя поисками велотренажера, – крикнула она вдогонку. – О нем я позабочусь сама. Добудь только привод со всей документацией. Все остальное я беру на себя.

– Я подумаю, – повторил Бретт, закрывая дверь.

В хорошо сохранившейся викторианской конюшне посреди Вашингтона, округ Колумбия, Амелия сооружает машину времени. Явившись сюда на рассвете вдвоем с весьма взволнованным Бреттом, они вносят ее тренажер в дом, воспользовавшись при этом конфискованными ключами.