Текст книги "Маска Владигора"

Автор книги: Сергей Карпущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

4. Дорога копий и мечей

Не сразу Владигор сказал своей сестре Любаве, куда собрался ехать он после того, как с полей Синегорья будет собран урожай. Проницательная Любава замечала, что с братом происходит что-то странное. Делами Синегорья он занимался с меньшим тщанием, пиры и охота его не привлекали, зато стрельба из лука и какого-то нового оружия стала единственным его увлечением.

– Ты собираешься идти на войну? Но против кого? – спросила она как-то раз. – Разве в Поднебесном мире вот уже несколько лет подряд не царит радостное для всех затишье?

Владигор не ответил, лишь загадочно улыбнулся, поцеловал сестру и ушел в свои покои.

Любаву беспокоило, что брат стал каким-то неровным в поведении. Он то скрывался ото всех, подолгу был задумчив, то, напротив, проявлял бурную веселость даже тогда, когда обстановка требовала серьезности, – например, во время приема иноземных посланников. Он, видела Любава, чаще стал выказывать гнев по самым пустячным поводам, и, что казалось наиболее странным, перестал выносить присутствие рядом с собой представителей пола, к которому она сама принадлежала, – он почти ненавидел всех женщин, делая исключение лишь для нее одной.

Кончалось лето, был собран урожай, и вот однажды Любава была призвана Владигором в его горницу. Князь был серьезен и, стараясь почему-то не смотреть на сестру, сказал:

– Через три дня я отправляюсь в Борею, к Грунлафу, князю игов. Правительницей Синегорья за меня ты остаешься.

– Надолго ли? И что зовет тебя к поездке в немирную еще совсем недавно Борею? – спросила удивленная Любава.

– Я… без памяти влюблен в Кудруну, дочь Грунлафа. Я должен вернуться с нею или… не вернуться никогда. Теперь ступай. Мне нужно идти в сокровищницу, чтобы подобрать подарки для Кудруны.

Но Любава не спешила уйти. Слезы заструились по ее щекам, она бросилась перед братом на колени, схватила его руку и, покрыв ее поцелуями, заговорила:

– Брат, милый, молю тебя, не езди к Грунлафу! Ведь еще совсем недавно ты отверг брак с его дочерью, то есть нанес ему страшное оскорбление, хоть и поступил честно. Что же влечет тебя к нему теперь? Кто внушил тебе любовь к Кудруне, если ты даже не видел ее?!

– Нет, видел! – твердо заявил Владигор, подошел к поставцу и снял с полки портрет. – Вот она, смотри! Самая прекрасная на свете!

Любава взглянула на портрет. Сила власти, заключенная Красом в изображение Кудруны, распространялась лишь на мужчин, поэтому Любава осталась к нему равнодушной, хоть и видела, что оно действительно красиво. Да, оно было притягательно даже для Любавы, но чем дольше она смотрела, тем больше на этом лице проступало черт, начинавших ей не нравиться. Вот уже и нос перестал быть точеным, и глаза излучали не доброту, а ехидство и лукавство, и губы кривились в похотливой улыбке. Кожа спустя минуту покрылась оспинами, сквозь которые проступила какая-то темно-красная жидкость. Любава, уже готовая упасть в обморок, увидев превращение, успела-таки провести пальцем по портрету…

– Да это же кровь! – вскрикнула она и отбросила в сторону портрет, как это сделал совсем недавно и сам Владигор. – Брат, ты во власти злых чар!

– Сестра, ты все врешь, опомнись! – кинулся Владигор к портрету, чтобы поскорее убедиться в том, что Любава его обманула. Он с облегчением смахнул со лба мгновенно выступивший пот – с портрета на него смотрели добрые, лучезарные глаза любимой девушки, и не было на ее лице никаких следов крови.

К путешествию в Пустень, столицу Грунлафа, все было готово уже через три дня. На прощание Любава поцеловала брата, с тоской взглянула в его глаза и пошла прочь, закрыв лицо краем убруса. [6]6
  Женская головная накидка (прим. автора).


[Закрыть]

Все ладорцы вышли из своих домов, чтобы проститься с князем. Весть о том, что их правитель отправился за невестой, да не в братские Ильмер, Ладанею или Венедию, а к разбойнику Грунлафу, в Борею, облетела город, хотя Владигор о цели путешествия говорил лишь самым близким людям. Кое-кто из провожающих плакал, не чая, что князь возвратится домой живым, – жалели его и предчувствовали неисчислимые беды для Синегорья. Другие кричали:

– Ну и молодец у нас князь! К самому злодею Грунлафу не побоялся поехать!

– Возьми его дочку за грудки нежные да и приведи в Ладор! Будет тебе за то больше славы в Поднебесном мире!

Владигор, не слезая с седла, с улыбкою поклонился всем провожающим у городских ворот да и махнул рукой, указывая следовавшим за ним дружинникам, куда путь держать, и скоро дорожная пыль скрыла от горожан их князя.

С собою Владигор взял лишь тридцать человек, но зато самых лучших, проверенных в боях, сильных и красивых. Сам выбрал он для них и вооружение: брони и шлемы легкие, но надежные; выкованные в княжеских кузнях мечи, не длинные, но и не короткие, чтобы с седла удобно рубиться было. У каждого на правом боку – кинжал в красивых, с тиснением, кожаных ножнах. Луки с колчаном, полным стрел, а у некоторых – еще и по три коротких дротика. Щиты у всех круглые, сколоченные из крепких дубовых досок, толстой воловьей кожей обтянутые. Сумы переметные с подарками, что вез Владигор Кудруне, с провизией, шатрами были, помимо седоков с оружием, изрядной тяжестью даже для крепких, приученных к походам дальним, коней из княжеской конюшни. Сам же князь, облаченный в одну кольчугу, без шлема, вез в кожаном, нарочно пошитом для случая такого чехле самострел и полсотни стрел к нему.

– Все ж таки не понимаю, княже, – подъехал к стремени Владигора Бадяга, тоже взятый князем в поход, – из самострела ты в тайне большой от всех стрелял, силой сего оружия Синегорье укрепить хотел, страшась борейцев. Теперь же едешь в волчье логово, чтобы стрелою невесту себе сыскать, да и везешь диво свое с собою! Или, извини за простоту, ум твой любовь к той девке совсем отшибла?

– Не девка она – княжна! – метнул Владигор на дружинника грозный взгляд. – Признаюсь, что и впрямь жизни без нее не чаю, самострел же потому везу, что верю крепко: станет Грунлаф моим тестем, и никогда уж между Синегорьем и Бореей войны не будет.

Бадяга присвистнул и сказал:

– Союз с Бореей – что белка на дереве. Прыг-скок, с ветки на сучок, сейчас здесь – через мгновение там. Прадеды еще с борейцами воевали, мы воюем, и правнукам нашим с этими разбойниками войны не избежать.

– Не будем больше воевать! – нахмурился Владигор. – Мой брак с Кудруной конец вековечному раздору положит!

Бадяга промолчал, хоть и был уверен в том, что князь не прав и скоро сам в этом убедится.

Ехали быстро, поэтому через восемь дней пути вышли на берег Велонь-реки, нашли брод и перебрались на берег левый. Большая луговина открылась перед ними, а за нею – черной стеною лес дремучий.

– Смотрите-ка, дорога! – указал один из всадников на неширокую, едва заметную в траве дорогу, что шла от брода к лесу.

– Не нравится мне дорога эта, – прищурился Бадяга. – Здесь, я знаю, справа есть дорога побольше да поизвестней – купеческая, в обход леса. С четверть дня пути до нее. Эта же куда-то в лес идет…

Но Владигор уж в бока коня каблуками ударил, крикнул через плечо:

– Бадяга, тебе ли бояться леса? Здесь путь короче! Айда за мной, ребята!

По лугу ровному кони скакали резво, но, немного до леса не доехав, увидел Владигор, что из-за деревьев появился всадник. Медленно коня направил к Владигору, и во всем облике его князь узрел угрозу для себя. Был тот всадник в кожаных доспехах, но шлем был на нем железный, с защитною личиной, что закрывала пол-лица. Не на левой, а на правой своей руке имел он большой щит с верхом круглым, но заостренным низом – наподобие березового листа; из-за спины его выглядывали белые оперения стрел, в левой же руке наготове держал он тяжелое и длинное копье.

– Владигор, сейчас умрешь ты! – только и промолвил всадник и тотчас, ускорив бег коня, направил его к Владигору.

Не понимая, кто и ради чего покушается на его жизнь, и совершенно не желая умирать, Владигор перекинул со спины на грудь свой круглый щит и крикнул, не оборачиваясь и лишь подняв вверх руку с раскрытой ладонью:

– Копье мне! Скорее!

Сейчас же один из дружинников бросил ему копье. Владигор на лету поймал его и выставил наконечником вперед. Если б хоть на мгновение запоздал – плохо бы ему пришлось. Копье неизвестного противника угодило прямо в крепкий Владигоров щит и сразу же переломилось пополам от сильного удара, чуть не выкинувшего князя из седла. Но и противник, на всем скаку налетев на копье Владигора, был отброшен назад и, не удержавшись в седле, скатился на землю.

Князь теперь мог бы легко убить его, но приканчивать беззащитных, а тем более безоружных, было не в правилах Владигора.

– Поднимайся, сумасшедший, неизвестно ради чего бросающийся на людей с копьем! Продолжим бой на мечах! – сказал Владигор, спешившись и вынимая из ножен меч.

Неизвестный, услышав предложение Владигора, поднялся с земли и, обратясь к дружинникам, следившим за поединком, с мольбой воскликнул:

– Будьте милосердны, дайте мне палицу или секиру! Дайте скорее!

Его просьба показалась дружинникам до того странной, что некоторые из них рассмеялись: какой-то разбойник мало того что напал на их господина, но еще и просит у них же оружие, чтобы продолжить начатое злое дело.

– Дайте ему меч, – с улыбкой сказал Владигор, и тотчас Бадяга, которого тоже весьма забавляло происходящее, потянул из ножен меч со словами:

– Возьми мой клинок, о храбрый витязь, чьи мозги выдул из головы могучий Стрибог!

Дружинники захохотали, но неизвестный закричал еще громче. Теперь в его голосе слышался вопль отчаяния и даже безнадежной скорби:

– Не надо меча! Палицу дайте или копье!

Владигор, продолжая улыбаться, убрал свой меч в ножны и легко вскочил в седло:

– Все, братцы, заезжаем в лес. Не биться же мне с каждым полоумным! Этак и до Бореи к сроку не доберемся!

Отряд с хохотом снова двинулся в путь, но долго еще за спиной слышались истошные крики человека, оставленного ими на лугу:

– Владигор! Все равно не видать тебе руки Кудруны! Она моею будет, моею-у, по-мни-и-и!!

Князь молча ехал по лесной дороге, погруженный в мечты о встрече с возлюбленной своей, когда его догнал Бадяга. Дружинник, тревожно озираясь, заговорил:

– Не по нраву мне, господин, этот лес. Не Гнилым ли его зовут? Да и этот богами обиженный, что затеял драться с тобой, откуда он только взялся? Что ему от тебя было нужно?

Владигор с грустью ответил:

– Не столь он, полагаю, сумасшедший, каким кажется. Слышал, что кричал он о Кудруне? Эх, брат, догадываюсь я, что он той же стрелой поражен в самое сердце, как и я. Не пойму только, почему отказывался он от меча?

Бадяга махнул рукой:

– Чего тут непонятного, княже? Не держал он никогда в руках меч, вот и вопил: дайте булаву, дайте булаву! Мужик, одним словом, сволочь, смерд! Хватит о нем вспоминать – не стоит он того! Давай лучше вот о чем порассуждаем: как в состязании тебе первым выйти, коль уж победить вознамерился…

Витязи ехали по узкой дороге, и ничто в этом красивом дремучем лесу, полном запахов, птичьей и звериной возни, не настораживало их, не говорило об опасности. Но едва они заехали в чащобу, Владигор вдруг перестал внимать болтливому Бадяге, натянул поводья, останавливая коня, и поднял руку, требуя от остальных сделать то же самое. Навстречу отряду бежала простоволосая и босая женщина в нищенской одежде. Подбежав к Владигору, она повисла на узде его коня и, видно догадываясь, что он глава отряда, заговорила, глотая слезы:

– Там… там на нашу деревушку напали разбойники! Все жгут, уводят скот, поубивали много наших! Помогите, господин, а то они всех, всех перебьют!

– Но где же деревушка? – удивился Владигор, не видя впереди ни поляны, ни хотя бы широкой просеки.

– Недалеко, я покажу вам! Там дорога! Помогите!

Бадяга, наклоняясь к уху Владигора, проговорил:

– Не советую я тебе, княже, слушать эту проходимку. Места здешние – нехорошие места. Гляди, нарвемся на беду…

Если бы дружинник не дал такого совета, Владигор, возможно, оставил бы без внимания просьбу женщины, появившейся на лесной дороге так неожиданно, будто она давно уже караулила всадников. Но дух противоречия, который в последнее время все чаще давал себя знать, заставил князя крикнуть:

– Посмотрим, что там за разбойники! Оружие держите наготове!

Подняв женщину, он посадил ее позади себя, велев обхватить его за пояс и указывать дорогу. Всадники двинулись по дороге рысью. Женщина велела Владигору свернуть направо, потом налево, и вот обширная поляна открылась неожиданно перед всадниками.

Несколько строений, окруженных валом, виднелось впереди, и все они были окутаны дымом. Мало того, женские крики, вопли, крики о помощи неслись оттуда, так что сомневаться в том, что в деревушке творится неладное, не приходилось.

– Мечи из ножен! Вперед! – отдал приказ Владигор и первым поскакал туда, где виднелся узкий проезд между валами.

На резвом своем коне он мигом проскочил валы и влетел в селение. Но Владигор ошибался, предполагая, что увидит сейчас кровавую картину погрома, – на площади посредине селения не было ни души, все дома пребывали в целости, а густой дым валил, вероятно, от костров, разведенных за ними. Он хотел было обратиться к женщине с вопросом, что все это значит, но вдруг почувствовал, что она слезает с коня и одновременно тащит из ножен его меч, а из-за пояса кинжал. Спрыгнув на землю и забежав немного вперед, женщина, кривляясь и размахивая перед Владигором похищенным у него оружием, заорала, и как же теперь не похож был ее голос на тот, каким она молила князя о помощи:

– Что, съел, витязь? Перехитрила я тебя, ласкового! Ага, будешь впредь осторожней в лесу! Ха-ха-ха!

И тут все дружинники и сам Владигор увидели, что из-за домов выбегают воины в рогатых шлемах, в кольчугах и чешуйчатых бронях, с мечами на поясе, – у каждого в руках натянутый лук и по две готовых к бою стрелы зажаты в зубах.

Вдруг из-за одного из домов вышла женщина в красивом платье и с распущенными волосами.

Она остановилась шагах в пятнадцати от Владигора и с улыбкой сказала:

– Витязи, вы во владениях княгини Каримы. Если подчинитесь моей воле, то вам не причинят вреда. В противном случае всех вас пронзят стрелы моих воинов. Выбирайте: или вы спешитесь и станете на одну ночь моими гостями, или – немедленная смерть.

Владигор, не любивший подчиняться чужой воле, поигрывая концом поводьев, насмешливо сказал:

– О прекрасная Карима! Уж не медвежьи ли берлоги и не волчьи ли логова будут служить покоями для князя Синегорья Владигора и его дружинников? А может быть, эти вот грязные лачуги? Что ж, честь, оказанная нам тобою, велика! Благодарим, благодарим!

И Владигор с явной издевкой поклонился Кариме. Женщина, насупив брови, мрачно проговорила:

– Что ж, ты выбрал второе. Ну не жалей тогда…

Вдруг конь под Владигором взвился на дыбы, пронзительно заржал и рухнул наземь, увлекая за собою князя, не успевшего заметить, что в грудь его скакуна едва ли не по оперение вонзилась пущенная кем-то стрела. Выбираясь из-под мертвого коня, князь подумал: «Всех перебьют! Эх, попали в западню!»

Встал на ноги, увидел стрелу, что пронзила лошадь, и сказал:

– Хорошо, прекрасная Карима, принимаю приглашение твое. Надеюсь, не мясом моего Лиходея ты станешь нас угощать?

Карима сдержанно улыбнулась:

– У меня найдется, чем угостить вас, витязи.

Князь махнул дружинникам рукой – спешивайтесь, дескать, сам же первым делом отвязал от седла обвитый кожей самострел, мешочек с самыми ценными подарками для Кудруны и подошел к Кариме.

– Ну, княгиня, – проговорил он с улыбкой, не веря, что эта женщина может принадлежать к какому-либо княжескому роду, – веди в свои покои. Посмотрим, как примешь ты Владигора. Покамест ты была негостеприимна. Любимого коня убили…

– Моя конюшня, может быть, и не столь богата, как у тебя, Владигор, но замену твоему скакуну найду, не беспокойся. Следуй за мной. – И величественным жестом Карима указала Владигору дорогу.

Они обошли убогие полуземлянки, за которыми все еще дымили костры, разложенные, как понял теперь Владигор, чтобы обмануть доверчивых путников. Князь оглянулся: его дружинники шли следом, но воины в рогатых шлемах и с луками наготове сопутствовали им, и странным показалось Владигору, что все, как один, они были безбородыми, хоть и имели довольно грубые, мужественные лица.

– Вот мой дворец, – указала Карима на деревянный одноэтажный дом, довольно большой в длину, с оконцами, закрытыми слюдой, но совсем простецкий. – Он хоть и не такой прекрасный, как твой, наверно, но мне нравится.

– Мне тоже, – постарался скрыть улыбку Владигор.

Карима, распахивая дверь, пронзительно заскрипевшую, громко сказала, обращаясь уже ко всем то ли пленникам, то ли гостям:

– Милости прошу, славные витязи, проходите в мои покои! Вы убедитесь в том, что и в лесной глуши есть места, способные дать приют благородным мужам!

Владигор вошел в просторную горницу, освещенную множеством горящих лучин, – пол ее был покрыт шкурами: медвежьи, волчьи, рысьи, оленьи, они лежали возле низких столов, сколоченных из чисто струганных досок. Шкурами были обиты и стены помещения, а между ними крепились ветвистые рога оленей и лосей, и казалось, что животные, обступившие дом со всех сторон, ударили рогами в тонкие стены и прошибли их, желая покарать хозяйку за ее страсть к охоте.

– Располагайтесь как вам заблагорассудится, почтенные гости, – показала Карима на шкуры, – а я отдам указание подать вам угощение.

Плавной походкой хозяйка дома удалилась. Бадяга тотчас же шагнул к Владигору и прошептал ему на ухо, еле сдерживая смех:

– Если бы мне раньше сказали, Владигор, что Бадягу Младшего, да еще при оружии, бабы пленят, никогда бы не поверил!

– Как – бабы? – поразился Владигор. – Воины же луки на нас нацелили! В шлемах, в кольчугах, при мечах!

– Что с того, что в шлемах да при мечах! Рассмотрел я, покуда вели, какие они воины, – бабы с титьками, из-под кольчуг выпирающими! Нет среди них мужиков! Сами что хотят, то и делают! Разбойницы, короче!

Владигор, пораженный открытием дружинника, не знал, что и ответить ему. В раздумье опустился он рядом с Бадягой на шкуру, но не возлег на нее, как другие, а сел, скрестив ноги. Было ему стыдно, что не распознал подвоха, что не отдал приказа дружинникам вырваться из селения с боем, – ушли бы. Не поздно было сделать это и сейчас, но все еще удерживался Владигор от решительных действий – хотелось узнать, что нужно Кариме.

«Что-то ей нужно, и, верно, не сокровища, не товары. Для грабежа заманивать в деревушку нет смысла. Легче было бы там, на узкой лесной дороге, всех нас перебить из луков. Здесь что-то другое…»

Вдруг мысль ярче молнии озарила сознание Владигора: «Она готовит нам угощение! Ради этого и позвала в этот убогий дворец. Стало быть, нужно быть осторожным!»

Всегда на поясе носил Владигор мешочек с противоядием – порошок тот был подарен ему давно самим Белуном, на случай если в походах придется пировать у незнакомых людей. Раз пять всего-то и пользовался этим снадобьем Владигор, поэтому мешочек был полон. Быстро князь снял его с пояса, немного порошка отсыпал себе на ладонь, Бадяге передал, тихонько сказав:

– Щепотку отсыпь себе, подмешай ее в первую чашу, не то, подозреваю, нас здесь уморить собрались. Каждый пусть отсыпет себе толику и передаст другому! Ну, быстрее!

Не успел мешочек обойти сидевших по кругу воинов, как явилась Карима, а следом за нею чередою стали входить женщины с глиняными кувшинами и чашами в руках. Все они были облачены в короткие платья из шкур, все улыбались, и длинные распущенные волосы у них были гладко расчесаны гребешками, а у некоторых даже украшены веночками из скромных лесных цветов.

– Княже! – прошептал Бадяга восхищенно, наклоняясь к Владигору. – Эти же бабы в шлемах да кольчугах были! Ей-ей, я вон ту чернавку признал. Ишь ты, как угощать собрались!

Владигор все более мрачнел, потому что был не в силах понять, что нужно от него и дружинников княгине леса, а Карима меж тем заговорила:

– Вы наши гости, витязи, и чтобы ничто не мешало вкушать вам наши угощения, снимите с поясов мечи и передайте их моим прислужницам.

– Нет, княгиня, – почти гневно возразил Владигор, – в моем княжестве оружие гостя не уносится во время пира, а снимается с пояса и кладется подле него. Дозволь уж нам соблюсти обычай моей страны.

Было видно, что Кариме неприятно возражение Владигора, но она, немного поразмыслив, кивнула:

– Что ж, вы – мои гости, и я во всем обязана вам угождать.

Владигор махнул рукой, и дружинники, поняв его знак, поснимали с поясов мечи и положили возле себя, хотя и знали, что такого обычая в Синегорье нет, просто не принято являться на пир вооруженным – вот и все.

А женщины, встав каждая близ одного из возлежащих мужчин, наполнили их чаши медом, духовитый запах которого тут же поплыл по помещению. Руки дружинников, соскучившихся в пути по вкусному хмельному напитку, невольно потянулись к чашам, но Владигор сказал:

– Благородная княгиня, есть в Синегорье еще один обычай: перед первой чашей все мужчины наши добавляют в брагу или мед немного целебного снадобья, которое придает бодрости, ума и силы. Дозволь и здесь не отступать нам от обычаев родимых мест.

Эта просьба, похоже, оказалась больше по душе Кариме, чем первая, и она с улыбкою кивнула:

– Охотно дозволяю, витязи. Вкушайте мой мед с вашим зельем. Пусть оно вселяет в вас отвагу, мужество и силу. Нам, женщинам, все это не может не нравиться.

Владигор и дружинники растворили в чашах лекарственное снадобье и, не тревожась больше ни о чем, подняли их за здравие хозяйки дома.

Мед, брага, пиво полились рекой. Женщины то и дело уходили, чтобы принести новые кувшины, а также горшки с едой. Дружинники, орудуя деревянными ложками, ели похлебки с лосиным мясом, с зайчатиной, с мясом глухарей и тетеревов. Затем на огромных блюдах им было принесено жаркое из оленины и медвежатины. Не прошло и получаса, как захмелевшие от меда и браги, да и от присутствия молодых женщин, дружинники забыли о том, какие обстоятельства привели их на этот званый пир. Хохот, громкие разговоры, жир, текущий по подбородкам, хруст разгрызаемых костей, плеск разливаемых напитков, жадные взоры, бросаемые мужчинами на тех, кто приносил им еду и питье, а потом присаживался рядом с ними на шкуры, порою даже смелые объятия – все это видел и слышал Владигор, сам почти не прикасавшийся к чаше и еде. Он догадывался, что за всем происходящим скрывается не просто гостеприимство лесной княгини, но и какой-то умысел, пока неведомый ему.

Карима сидела рядом с Владигором, готовая подлить меду или браги ему в чашу. Князь видел, что женщина красива, даже очень красива, но образ Кудруны, являвшийся тотчас, едва он смотрел на Кариму, сразу же затмевал красоту лесной княгини. Видел он еще, что она смотрит на него с лаской, почти с любовью, и порой как бы невзначай поглаживает его могучую, обнаженную до локтя руку.

– Твоим людям нравится здесь, – сказала она. – Разве они не захотели бы остаться с этими красавицами навсегда? Все они одиноки и жаждут любви.

– Как? – притворно удивился Владигор. – Разве у вас нет мужей? А кто же тогда целился в нас из луков?

Карима насмешливо улыбнулась:

– У нас нет мужей, а целились в вас вот эти женщины, только прежде они были облачены в доспехи, теперь же на них обычная одежда.

Владигору все стало ясно: эти полудикие и отчего-то одинокие женщины заманили их сюда, чтобы сделать своими мужьями.

– Карима, – недоверчиво начал Владигор, – ты хочешь убедить меня в том, что и олень, и лось, и даже медведь убиты твоими подданными, или подругами, не знаю, как правильнее их называть…

– Ну да! Что тут странного? Ведь они живут в лесу, вот и приходится жить охотой. Правда, и овощи мы выращиваем тоже, а за хлебом иногда выбираемся в деревни, что находятся у леса. Но главное для нас, конечно, охота! Все мы превосходно стреляем из луков, я – лучше всех! – с гордостью сообщила женщина.

– И неужто у вас не было мужей?

– Нет, были, – нахмурилась княгиня леса, – но прошло уж больше месяца с тех пор, как их не стало. Все они… поубивали друг друга.

– С какой же стати? – насторожился Владигор.

Карима вздохнула:

– Однажды на лесной дороге наши мужья разбили один отряд, так, наживы ради, и привели с собою старика, который показал им какую-то раскрашенную дощечку, после чего все мужчины словно потеряли разум. Схватив мечи, они с криками «Кудруна! Кудруна!» стали драться друг с другом и сражались до тех пор, покуда не пали мертвыми один за другим. Мой муж, князь Велигор, тоже обезумел и тоже дрался за эту неведомую Кудруну… Я же ушла рыдать, потому что муж для меня был теперь потерян…

– Его убили?

– Нет, среди убитых его тела я не нашла, но где он сейчас, не знаю. – И тут Карима, сжав пальцы в кулаки, со сверкающими глазами вскочила на ноги и закричала: – Я бы растерзала эту негодную Кудруну! Я бы ногтями разорвала ее грудь, вырвала бы ее сердце и бросила бы его собакам! Как мы любили своих мужей! Как я любила Велигора! Теперь же по вине Кудруны мы всего лишились! О, горе нам, горе!

Обессиленная криком, она опустилась рядом с Владигором. Он спросил:

– Что же мог показать мужчинам тот старик? Что заставило их драться?

Карима раздраженно пожала плечами:

– Откуда я знаю! Теперь мне все равно…

Тут она три раза хлопнула в ладоши, и женщины, что возлежали рядом с дружинниками, повернули к повелительнице головы. Карима дважды щелкнула перстами – сразу десять лесных охотниц поднялись и заняли пространство между столами, составив круг, а у сидящих женщин откуда ни возьмись в руках появились бубны с бронзовыми бляшками на ободах. Словно кто-то дал команду, раздался одновременно грохот полутора десятков бубнов. Ладони и пальцы охотниц ударяли в натянутую кожу, и танцовщицы стали двигаться по кругу, в такт движению и музыке восклицая гортанно: «Э-хох! Э-хох!» Они резко двигали руками, и обнаженные ноги тоже ступали резко, будто женщины пытались раздавить на полу что-то лишь им одним видимое.

Гром бубнов, крик, топот ног становились все громче, все быстрее двигались по кругу танцовщицы, взметывая вверх руки, отбрасывая назад головы так, что их длинные волосы бились о спины. Тела женщин, гибкие, как у ящериц, извивались, бедра двигались вправо-влево, руки мелькали в воздухе подобно веткам дерева, которые треплет ветер. Дружинникам, никогда не видевшим такой дикой пляски, казалось, что сам Стрибог ворвался в дом и закружил в бешеном, неудержимом вихре этих женщин. Они поднимали колени так высоко, что на мгновение обнажались ягодицы и самые запретные для глаза места. И вот уже вскочил со шкуры один воин, ворвался в этот хоровод и понесся вровень с одной из женщин, обнимая ее за талию, за ним последовали другой, третий, четвертый, пятый, покуда едва ли не половина дружинников Владигора не оказалась в круге, созданном опьяненными танцем женщинами, и все они также кричали: «Э-хох! Э-хох», и лица их выражали восторг, хотя в Ладоре они имели и жен, и возлюбленных, куда более пригожих, чем эти грубые охотницы.

– Смотри, Владигор, – шептала Карима князю, завороженному видом пляски, – смотри, как радуются твои воины! О, они будут счастливы здесь, они забудут обо всем! Чем плох лес? Здесь мы хозяева! Оставайся и ты здесь, Владигор! Я буду любить тебя так, как никто не любил тебя! Ты будешь князем леса!..

И Владигор уже тянулся к Кариме, уже обнимал ее, ему хотелось вбежать с ней в круг и так же, как его воины, отдаться безумной пляске, но тут облик Кудруны снова возник перед мысленным его взором, и он оттолкнул от себя Кариму:

– Довольно! Оставь меня и моих людей! Мне нужно ехать к князю Грунлафу, где меня ждет прекрасная Кудруна! Она не чета тебе!

Ярость рыси, рвущей тело жертвы, вспыхнула в глазах Каримы. Она резко поднялась, три раза хлопнула в ладоши, – бубны и топот ног разом стихли. Мужчины и женщины, замерев в нелепых позах, с выражением откровенного недовольства посмотрели на Кариму, а она сказала властно:

– Садитесь по местам! Мужчины устали!

И все, притихшие и огорченные, вновь возлегли на шкуры. Карима, глядя прямо в глаза Владигору, сказала:

– Я знала, что ты едешь к Кудруне. Все вы помешались на ней. Но я успела приготовиться, Владигор: в напитки, которые вы пили, было подмешано приворотное зелье. В самых укромных уголках леса, когда светила полная луна, я собирала травы, известные лишь мне одной. Я сушила их на ярком солнце, а после, когда толкла их в ступке, проговаривала заклинания. Знай, что никогда уже ни ты, ни твои дружинники не смогут забыть тех женщин, что подносили вам напитки с моим любовным снадобьем. Богиня любви Лада и заступница всех женщин Мокошь мне помогали. Видишь, не одна Кудруна может увлекать мужчин, но и я, Карима!

Владигор усмехнулся и тоже поднялся:

– Напрасно ты старалась, кудесница. Порошок, который был всыпан нами в чаши, – надежная защита от всех снадобий. Но за угощение спасибо. Теперь же нам надо ехать. Ты обещала мне коня…

Отчаяние исказило черты лица Каримы. Она схватила Владигора за руки, приблизилась к нему и зашептала:

– Останьтесь хотя бы до утра! Витязи, ну что вам стоит? Наши женщины хотят любви, детей, так неужели вы будете столь жестокосерды и не даруете нам это?

– Нет! – не раздумывая, ответил Владигор, в сознании которого все ярче светился образ Кудруны. – Нужно ехать! – И, обращаясь к дружинникам, сказал: – Выходим!

– Никуда вы не уйдете, никуда! – дико прокричала вдруг Карима. – Ты оскорбил меня своей любовью к Кудруне, ну так поплатишься за это! Мечи-и-и!!

Тотчас тридцать женщин вскочили на ноги, и в руках у каждой был меч дружинника. Владигор увидел, что ему прямо в горло Карима нацелила острие его собственного меча.

Она рассмеялась зло и совсем не по-женски, потом сказала:

– Тебя я не удерживаю, Владигор, – можешь ехать к своей ненаглядной Кудруне, а вот дружинников ты мне оставишь. Из их числа я и выберу себе мужа, другие же станут супругами этих женщин.

Владигор печально улыбнулся:

– Неужели ты не понимаешь, что воин никогда не подчинится воле женщины? Не было такого в Синегорье, чтобы женщины силком принуждали к браку того, кто носит меч.

– Мы тоже носим мечи и не хуже, чем вы, владеем ими, поэтому вправе требовать от вас стать нашими мужьями! Хочешь, мы покажем свое искусство? Выстави дружинника на круг, а я против него поставлю свою дружинницу. Если победу одержит твой воин – уезжай! А если, – Карима прищурила глаза в недоброй усмешке, – если победит моя воительница, то все вы, тебя включая, должны будете остаться здесь, в моих владениях. Согласен?

Владигор хотел было возразить, мол, никто из его дружинников не опозорит свой меч схваткой с женщиной, но, увидев суровые, безжалостные лица готовых на все женщин, коротко сказал: