Текст книги "Справочник по ересям, сектам и расколам"
Автор книги: Сергей Булгаков
Жанры:
Религия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Секта штундомолокан, именующих себя «христианами евангельского вероисповедания», «пресвитерианами», образовалась в восьмидесятых годах прошлого столетия путем перерождения молоканства донского толка в штундизм. Центром и средоточием этой секты служит Таврическая губ., где эта фракция известна под именем «новомолоканства». В других местах секта эта известна под разными другими наименованиями: «евангелизма», «штундоевангелизма», особенно под именем секты «евангеликов». В иных местах их прямо называют «штундистами». Вероучение секты изложено в «Кратких правилах веры христиан евангельского вероисповедания, пресвитериан», составленных и изданных в печати 3.Д. Захаровым, жителем с. Астраханки Бердянского у. Таврической губ. Это вероучение штундомолокан представляет собой смешение элементов учений штундистов и молокан, с огромным преобладанием первых учений (штундистских). От молоканства в секте штундомолокан осталось лишь учение, допускающее крещение детей. Унаследовав практику крещения детей от молокан донского толка, штундомолокане изменили молоканству и последовали за штундизмом в решении вопросов о том, как совершать крещение и какое значение оно имеет. Молокане донского толка крестят в три погружения; штундомолокане стали крестить чрез единократное погружение; молокане донского толка признают крещение за таинство, штундомолокане за простой обряд, служащий лишь «внешним знаком» прощения грехов и принятия в церковь. Все остальное учение: о грехе, об оправдании единственною верою, о средствах достижения благодати, о крещении, о причащении, как таинстве, в котором воспоминанием смерти Господней достойно вкушающие становятся общниками тела Христова и крови Его, о недопущении детей до причащения, наконец, отвержение молитв за умерших, раскрывается, как чисто штундистское, причем одни вероучительные положения определяются в смысле более близком к штундобаптизму, другие в смысле более близком к штундопашковцам. Особенностью вероучения штундомолокан является учение о необходимости в церкви рукоположенных пресвитеров, как посвященной иерархии в церкви. Ему они придают настолько существенное значение, что ради этого сами себе и усвоили наименование «евангеликов», «просвитериан». Богослужебный культ штундомолокан – тот же, что и всех прочих штундобаптистов и штундопашковцев. Штундомолокане так же отличаются наклонностью к пропаганде своего вероучения, как и штундобаптисты и штундопашковцы.
ШтундохлыстыБлагодаря влиянию на хлыстов пашковщины и штундизма среди них образовался в конце восьмидесятых годов прошлого столетия новый толк хлыстовства – штундохлысты, представляющий собой смесь рационализма с мистицизмом. Единственным источником вероучения штундохлысты признают не Св. Писание, а озарение Св. Духом, говорящим чрез их пророков, так же как и у хлыстов. От штундистов они заимствовали отрицательное отношение к обрядам и установлениям Православной Церкви, а от хлыстов учение о плоти, как злом начале, радения, свободное отношение полов, отрицание брака, неупотребление мясной пищи и пр. Штундохлысты распространены в губерниях Херсонской, Таврической, Самарской и Ставропольской, а также в областях: Донской, Кубанской и Уральской.
ШэкерыЭта секта выделилась из квакеров в 1744 г. в Манчестере. Последователи ее не признают авторитета государства, не говоря уже о начальствующих лицах; живут в общении имуществ, по большей части безбрачно, строго соблюдая целибат (т. е. безбрачие); отвергают учение о Божестве Иисуса Христа и о Троичности, не признают ни первородного греха, ни искупления, совершенного Иисусом Христом, ни будущего воскресения плоти, ни всеобщего суда, ни вечных мучений грешников; твердо держась непосредственного внутреннего озарения, не уважают Св. Писание. У них действительного от христианства осталось только одно пустое название.
Я
ЯзычествующиеТак назывались еретики, примешивавшие к христианскому учению языческие воззрения.
ЯнсенистыОбщество янсенистов образовалось во Франции и Голландии по следующему поводу. В сороковых годах XVII века почитатели незадолго перед тем умершего голландского богослова, иперского епископа Корнилия Янсения, издали в свет его сочинение «Блаженный Августин». Иезуиты нашли в этом сочинении мнения, противоречащие их нравственным учениям, и сделали на него донос папе. Папа наложил запрещение на сочинение Янсения и осудил в нем, как еретические, несколько положений, представленных ему иезуитами в извращенном и преувеличенном виде. Янсенисты стали защищаться, и между ними и иезуитами возгорелась жаркая полемика, в которой как нравственные понятия, так и образ действий иезуитов представились в очень непривлекательном виде. Во главе янсенистского общества стоял профессор Сорбонны Арнольд, проживавший у сестры своей – настоятельницы женского монастыря близ Парижа – в Порт-Ройаль. Порт-Ройаль сделался главным убежищем янсенистов и всякой оппозиции иезуитизму. Один из членов порт-ройальского общества замечательный ученый и писатель Паскаль – нанес особенно сильные удары иезуитам в своих так называемых провинциальных письмах, изданных под псевдонимом Луи Монтальта. В начале XVIII века полемика эта дошла до высшей степени напряжения, после издания янсенистом Кенелем комментариев на Новый Завет. Многие из лиц высшего французского духовенства, в том числе архиепископ парижский кардинал Нойаль и знаменитый проповедник Боссюэт, отнеслись с сочувствием к этому изданию. Но иезуиты выхлопотали по поводу его у папы решительное отлучение от церкви всем янсенистам и подвергли их тяжелым преследованиям. Янсенисты, впрочем, этого отлучения папского над собой не признали и продолжали считать себя истинными членами католической церкви. И доселе, каждый раз с избранием для своего общества нового епископа, проживающего в Утрехте, они посылают папе избирательную грамоту на утверждение; и папы каждый раз отвечают на эти представления новыми отлучениями. Впрочем, как ни желают янсенисты оставаться верными католицизму, в их обществе, в течение довольно продолжительного разъединения с другими католиками, образовалось некоторое отдаление от католического духа; у них нет полной преданности католической догматике и обрядности, менее исключительности и нетерпимости, чем у других католиков, более стремлений к развитию внутренней нравственной стороны христианства, при значительном расположении к мистицизму.
II раздел. Преимущественно философские и некоторые религиозные и другие противные христианству и православию учения, направления и мнения
Антиномизм
Антиномизм есть учение, которое старается оправдать нарушение нравственного закона, или беззаконие, во имя будто бы высших принципов. Он представляет собой особую систему нравственности взамен той, которая основана на Законе Божьем. То, что попирает Закон или волю Божью, в антиномизме стремится само занять место добра, обещая освободить людей от предрассудков и от всяких идеалистических теорий и дать полное удовлетворение человеческим потребностям. Примыкая всегда к либеральному движению, антиномизм умеет удивительным образом сочетаться и с консервативными и даже реакционными партиями, которые, стремясь к своим консервативным целям, попирают в то же время закон как вредную им помеху, во имя будто бы высших целей. Индивидуальный антиномизм допускает различие между низшею, обыкновенною, для масс обязательною, нравственностью и высшею, свойственною только отдельным избранным личностям, – различие, притом, в том смысле, что эти избранные личности не обязаны исполнять общих для всех требований закона и, следовательно, имеют право грешить. Такое учение встречается еще в древности в некоторых гностических сектах. Различие между высшею и низшею нравственностью, подобно этим гностикам, делают, и потому могут быть причислены к антиномистам и все те, которые, отрицая основное нравственное требование равенства всех пред законом или, что то же, его общеобязательность, – не общей нравственной мерой меряют так называемых гениев, которые утверждают, что, напр., для гениального полководца, поэта, артиста и т. п. извинительны такие слабости, как неверность в супружеской жизни, упущения по служебным обязанностям и т. п. Наконец, к этой же категории антиномистов нужно отнести всякого, кто злоупотребляет христианским учением о благодати ради угождения плоти, особенно же тех сектантов древнего и нового времени, которые извиняют и даже оправдывают разврат. Общественный антиномизм является в виде антиномизма сектантского и социалистического. Сектантский антиномизм встречается в учении анабаптистов, отрицающих авторитет власти, различие между богатыми и бедными и т. п. Социалистический антиномизм отвергает всякое значение установленных Богом порядков в человеческом обществе и стремится ниспровергнуть семью, государство и Церковь. Он проповедует так называемую эмансипацию плоти, т. е. полную свободу в удовлетворении телесных источников и влечений, и заносит свою разрушительную руку на брачный союз. Провозглашая «свободную любовь», он трактует брак, как вредное и отвратительное учреждение. Он утверждает, что страсти полезны, законны и святы, что половой инстинкт не должно сдерживать, что искренность брачных отношений поддерживается лишь взаимной страстью супругов и, где страсть угасла, там нужно расторгать брачные отношения и давать место новым. Таким образом, это учение оправдывает плотские влечения и страсти и узаконяет господство животных инстинктов и влечений над высшими духовными стремлениями и требованиями человеческой природы; при этом значение духа человеческого забывается и попирается ради того, что есть чисто животного в человеческой природе. Политический, или дипломатический, антиномизм измыслил два рода этики: одна пригодна будто бы только для частной жизни, в которой нравственные требования должны безусловно исполняться всеми людьми и права ближнего должны сохранять полную свою неприкосновенность, а другая имеет обязательное значение для деятелей на поприще государственном. С точки зрения этой морали, основанной на правиле: «цель оправдывает средства», бывают такие обстоятельства и положения, когда необходимо нарушить чьи-либо права, отступить от трактатов, изменить данному слову или клятве, или дать клятву, не думая её исполнить. Все это допускается, коль скоро без этого нельзя добиться осуществления каких-либо целей или выполнить какой-либо великий политический план. Иезуитский антиномизм представляет собой особую систему нравственности. Правда, иезуитство, по-видимому, не имеет ничего общего с антиномизмом, так как волю Божию, оракулом которой для иезуитов служит римский папа, оно признает законом для себя и все делает ad majorem Dei gloriam (т.e. во имя Божие и к славе Божией), но на самом деле иезуитские богословы стремятся и достигают того, что верующие под видом исполнения нравственного закона, в сущности, привыкают только нарушать его; этой антиномистической цели иезуиты достигают через особые измышленные ими приемы (см. о них ниже).
Атеизм, или безбожие
Это такое извращение мыслей, по которому отвергают самое бытие Творца и Промыслителя мира и человеков – Бога. Так как идея Божества неразлучна с существом нашего духа, так как она глубоко запечатлена в разумной природе нашей и весь окружающий нас мир и судьбы жизни человеческой громко говорят нам о Боге, то не без основания сомневаются некоторые, чтобы были когда-либо собственно безбожники. Но, с другой стороны, так как идея эта сама по себе необъятна для нашего разума и её развитие и прояснение не иначе возможно, как при помощи нашего же духа и зависит от свойства и степени умственного и нравственного нашего образования, то нельзя отвергать возможности, в некоторой степени, и этого ужаснейшего заблуждения. По ложным началам, примечаемым в основании этого заблуждения, безбожников разделяют на теоретиков и практиков. Атеизм бывает теоретический, когда он вытекает из философской или научной, вообще мыслительной деятельности, стремится обосноваться на философских началах и оправдать себя научными данными и рассудочными доводами [3]3
Опыт свидетельствует, что безбожниками бывали не одни ученые и философы, но и совершенные невежды, или, всего чаще, недозрелые и поверхностные умы, или люди, начавшие систематическое образование, но не докончившие его, или люди, нахватавшие из книг, без разбора читаемых, верхушки разных наук и не имеющие понятия о корнях их, или люди, легкомысленно обольщающие себя надеждой прослыть чрез неверие передовыми учеными и, подобно попугаям, перенимающие чужие слова, смысл которых им малопонятен, или, наконец, люди бесхарактерные и малодушные, подпадающие влиянию сильного характера, деспотизма, насмешек и дерзких речей главарей и распространителей безбожия. Можно даже признать правилом, что огромное большинство безбожников имеют мало общего с серьезной наукой и еще более далеки от философии. К безбожию приводит не глубокомыслие, а легкомыслие, не серьезная наука, а мираж ее, не истинная философия, а извращение или отрицание её, не возвышенные, а низменные помыслы, не высота нравственности и чистота сердца, а развращение. Гениальность не уживается с безбожием. Гений и без исследования и опытов внутренним чутьем познает и открывает истину; одного этого чутья истины достаточно, чтобы он почувствовал и понял ложь и безрассудство безбожия. Переберите в своем уме великих поэтов, художников, ораторов, как в древности, так и в новые времена, и вы затруднитесь указать среди них безбожников; перечислите знаменитейших философов – вы найдете между ними пантеистов и дуалистов, но не встретите атеистов: припомните первоклассных ученых всех стран и времен – и в великом числе их едва найдете трех-четырех, близких к неверию. В числе безбожников можно отыскать ученых, но немногих и не первостепенных, можно указать писателей, но посредственных, можно найти мыслителей, но не гениев. Сознание Боге и мысль о Нем никогда не могут быть вытравлены из человека окончательно и совершенно; с этой точки зрения безбожие есть жалкий самообман и коренное самопротиворечие, так что невольно следует прийти к убеждению, что безбожниками могут быть только или ослепленные и порабощенные страстью, или обезумевшие, или мыслящие и действующие под влиянием злого духа, вообще, люди с извращенным образом мысли и жизни, ненормальные.
[Закрыть] (Псал. IX, 25, 32; XIII, 1; Рим. I, 22; 2 Кор. X, 5; 2 Петр. III, 4), и практический, когда человек самой жизнью своей, преступной и безобразной, мало-помалу приводится сначала к забвению о Боге, а потом и к дерзкому отрицанию Его (1 Кор. XV, 34; Филип. III, 19; Тит. I, 16). Психологически вполне возможны и действительно бывают случаи, что человек, никогда не читавши безбожных сочинений и не слыхавши безбожных речей, но долго ведя жизнь развращенную, настолько помрачает и обезображивает образ Божий в своей душе, что последний как бы совсем изглаживается в ней; мысль о Боге посещает Его все реже и реже, и, наконец, и самое напоминание о Боге становится для него тягостным и неприятным; недостаток любви к Богу постепенно превращается в неприязнь к Нему, усыпление совести и омертвление духа и сопровождающее их забвение Бога переходит, особенно под влиянием дьявола [4]4
Сильное пристрастие к земному и материальному, порабощение духа материей и всепоглощающий поток чувственного растления всегда ведут к забвению Бога и к пренебрежению религией, но не всегда к положительному безбожию. Нужна еще гордость, которая и ученым, и развращенным дает достаточную дерзость для того, чтобы осмелиться прямо отрицать Бога и богохульствовать. Как в раю дьявол успел уверить прародителей, что они сделаются богами чрез нарушение заповеди Божией, так тот же обольстительно горделивый голос звучит и в сердцах их потомков, внушая исследователям тайн природы, что они – полновластные владыки её, боги, а нарушителям нравственного закона, что они – сами себе закон, что они – боги и никого не боятся, так как нет Бога, Который бы карал их. Никакая страсть не доводит так легко и так часто одних до сумасшествия, других до положительного безбожия, как гордость (Сир. X, 14–15).
[Закрыть], в безрассудное по упорству и слепое отрицание Бога или даже и в яростное, совершенно уже безумное, богохульство. Забывая Бога, но не имея возможности забыть Его окончательно и совершенно, – так как о Нем напоминают и природа, и люди, и история, и собственное существование, – нося в своей душе хотя и смутное, но тем не менее мучительное предчувствие и ожидание страшной кары за преступную жизнь, – нераскаянный грешник усиливается заглушить этот мучительный страх, уверяя себя, что все кончится с концом земной жизни, что на небе нет карателя нечестия, нет Бога (Псал. ХIII, 1–5; ср. Псал. LII, 2–6). Так как отрицательным безбожием следовало бы называть совершенное отсутствие Бога в человеке, а между тем в действительности такого состояния не бывает, бывает же только большее или меньшее отчуждение человека от Бога и от истинного боговедения и от богопочитания или, что то же, от религии, – то отрицательное безбожие точнее можно было бы назвать полубезбожием не в строгом смысле слова. Причинами современного полубезбожия служат: противорелигиозный и материалистический дух времени, легкомысленное увлечение новоявившимися противорелигиозными учениями и тщеславное желание не прослыть людьми отсталыми, отсутствие какого бы то ни было религиозного воспитания и развития, влияние настоящих безбожников, открыто стать на сторону которых часто, впрочем, не решаются эти мелкодушные и слабохарактерные люди [5]5
К каким последствиям приводит безбожие, красноречиво свидетельствуют следующие факты. Во Франции, с беспощадной последовательностью изгнавшей из школ не только религиозное воспитание, но даже и религиозное обучение, судебные чины приходят в отчаяние от ужасающего роста преступности среди молодежи. «Всякий здравомыслящий человек, – пишет судебный следователь в Париже Гильо, – каких бы убеждений он ни был, не может отрицать того, что страшное увеличение числа юных преступников стоит во внутренней связи с реформой школы (с введением безрелигиозного обучения). У юношества отняли религиозные идеалы. Тому, что зло не приняло более широких размеров, мы обязаны вольным католическим школам, воспитавшим хотя и маленькое, но отборное войско боящихся Бога, религиозно-нравственных людей». Бонжан, адвокат при суде Сенского департамента, пишет: «Франция быстро идет к погибели. Обучение без Бога – вот главная причина быстро прогрессирующего вырождения». «И это вполне естественно, – говорит судебный чиновник Крюппи, – юноша, не боясь Бoгa, следует только голосу своих страстей и способен на все». В докладе статистического бюро Сенского департамента читаем: «Из 100 детей, привлеченных к суду, 11 обучались в католических школах, я 89 в школах безрелигиозных». Один врач пишет: «20 лет я практикую, и на моих глазах произошло падение многих благоплучий в знакомых мне домах. Вот результаты моих наблюдений: из 342 распавшихся семейств 320 совсем не посещали храма; из 417 заблудших, обесчестивших своих родителей молодых людей и девиц только 12 не чуждались церковной молитвы; из 23 банкротов ни одного нельзя было видеть в церкви по праздничным дням; из 25 сыновей, бессердечно отнесшихся к своим родителям, 24 с детского возраста не готовились по-христиански встретить светлые дни Пасхи. Я подавлен ужасным красноречием этих цифр, но сказать ли? Я испытываю некоторое удовольствие, уверяясь в справедливости Божией к тем, которые восстали против Него и злоупотребляют Его благостию». Вот почему тысячу раз был прав Виктор Гюго, которого, конечно, нельзя обвинять в клерикализме, если он сказал: «Нужно привлекать к суду родителей, посылающих своих детей в школы, на дверях коих написано: «Закон Божий здесь не преподается» (подр. см. Ц. Вед. 1907, 43).
[Закрыть].
Вегетарианство
Под именем вегетарианства (от латинского слова vegetare – произрастать) разумеется направление в воззрениях современного общества, представители которого считают единственной естественной пищей человека продукты растительные. Общества вегетарианцев возникли в Англии в половине прошлого столетия (в 1847 г.), затем в Америке и на материке Европы. В настоящее время во многих государствах Западной Европы и в Америке вегетарианские общества, ассоциации, кружки и т. п. исчисляются целыми сотнями и тысячами, и вегетарианские столовые, рестораны, отели, обслуживающие исключительно интересы и потребности вегетарианцев, а также и литературные произведения, пропагандирующие вегетарианство, с каждым годом увеличиваются все более и более. Заметным становится распространение вегетарианства и у нас в России. В защиту своего учения вегетарианцы приводят такие данные: 1) человек принадлежит к разряду существ плодоядных, а не всеядных и плотоядных; 2) растительная пища содержит все необходимое для питания и может поддерживать силы и здоровье человека в той же степени, как и пища смешанная, т. е. животно-растительная; 3) растительная пища лучше усвояется, чем мясная; 4) мясное питание возбуждает организм и сокращает жизнь, а вегетарианство, напротив, сохраняет и удлиняет её; 5) человечество по самому существу вещей влечется в более или менее отдаленном будущем к вегетарианству вследствие так называемой экспекторации (состоящей в постепенном уменьшении числа скота, вызываемом увеличением населения и уменьшением пастбищ). Само по себе признание подобных оснований и других культурно-исторических данных, приводимых учеными и мыслителями в пользу вегетарианства, а равно и выполнение соответствующих этому признанию требований вегетарианского пищевого режима, конечно, не представляет собой чего-либо противохристианского; так как с христианской точки зрения о принципиальном – запрещении человеку питаться только одной растительной пищей не может быть и речи. Но многие обосновывают вегетарианство на том, что животные – «наша родня», «наши братья», а потому люди, убивая животных для пищи, совершают «самое возмутительное и гнусное братоубийство». Очевидно, в данном случае духовный мир человека низводится на степень животных и признается тожество животного с человеком. Опирающиеся на таком основании вегетарианцы являются поборниками материализма, и такое тесно связанное с их атеистическим учением вегетарианство является не только противохристианским, но и противорелигиозным. Вместе с этим иные из вегетарианцев, отвергая всякую солидарность с Православной Церковью, ставят употребление растительной пищи в основу нравственности, выводят из него все высокие нравственные качества, утверждая, что «растительная пища сама по себе создает много добродетелей». Так, в противоположность учению Спасителя, что «не входящее во уста оскверняет человека, но исходящее изо уст», и что скверна исходит от сердца (Мф. XV, II, 18), один из указанных сторонников вегетарианства писал: «Если бы христиане отказались от употребления в пищу крови и мяса, – тогда в короткое время ослабели бы, а может, и совсем перестали бы существовать между ними взаимные смертоубийства, дьявольские распри и жестокости». Но как бы такие вегетарианцы ни были уверены в том, что «их система поражает самый корень зла и обещает выгоды не утопические», однако от того, что люди перестанут есть мясо, не водворится на земле рай, Царство Божие. Христианство тем и отличается от разных утопических теорий, что ясно различает идеал и действительность и, указывая человеческим стремлениям конечную цель в идеал, в то же время никогда не теряет из виду и действительности. А в этой действительности и невозможно полное осуществление идеального счастья; нужды, горе и ссоры всегда будут спутниками в нашем настоящем состоянии, так как причина этих несчастных состояний не внешняя, не случайная и преходящая, а глубочайшая, внутренняя, заключающаяся в повреждении грехом самой природы человека. Таким образом, корень всех бедствий лежит гораздо глубже, чем думают указанные вегетарианцы, и то средство, на которое они полагаются, одно, само по себе, не может уврачевать зла: средство слишком для того мало, поверхностно и незначительно. То правда, что воздержание вообще и, в частности, неупотребление мясной пищи обуздывает наши страсти и похоти плотские, дает большую легкость нашему духу и помогает ему высвободиться из-под владычества плоти и покорить её себе. Но полагать воздержание от животной пищи в основу нравственности, выводить из него все высокие нравственные качества и утверждать, что вегетарианская «система поражает самый корень зла», противно истинному христианскому учению. Само собою разумеется, что не может быть терпима в недрах св. Церкви проповедь о необходимости употребления только одной растительной пищи и в том случае, когда запрещение вкушать мясо опирается на соответствующие еретические воззрения, как это последнее мы встречаем среди некоторых «сожженных в совести своей» «лжесловесников» древнего и нашего времени (см., напр., о манихеях и хлыстах). «Аще кто», говорится в 51-м правиле свв. Апостол, удаляется от мяса «не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что вся добра зело», тот «или да исправится, или да будет отвержен от Церкве»; по 2-му правилу Гангрского собора, «аще кто с благоговением и верою ядущего мясо (кроме крови, идоложертвенного и удавленины) осуждает, аки бы, по причине употребления онаго, не имеющаго упования, да будет под клятвою» (см. также Ал. 53, 63, Анк. 14, Вас. Вел. 76). Как видно из этих правил, св. Церковь считает нетерпимым пребывание в её ограде отказывающихся от вкушения мяса по побуждениям, не соответствующим достоинству её истинных чад, и строго осуждает также и тех, которые порицают других за употребление животной пищи, будто бы служащей препятствием ко спасению. Таким образом, употребление одной только растительной пищи может быть даже преступлением, подвергающим суровой каре членов св. Церкви, если основой невкушения ими мяса служит склонность их к затемнению чистоты, а тем более, конечно, к утрате Христова учения. Но соблюдение растительного пищевого режима может основываться исключительно только, напр., на признании, что «путь к здоровью, силе и бодрой старости ведет чрез огород, плодовый сад и пшеничное поле», и вообще невкушение мяса может быть вне всякой связи с какими бы то ни было несогласными с истинным христианством воззрениями и побуждениями. Такое вегетарианство, как было уже замечено выше, не заключает в себе ничего противного св. вере. Мало того. Как известно, невкушение мяса издревле является строго охраняемым св. Церковью установлением, обязательным для избравших иноческий подвиг в течение всей их жизни и для остальных членов св. Церкви соблюдение того же самого установления обязательно в определенные периоды церковного года (в многодневные и однодневные посты). Но эта последняя обязательность не является вместе с тем повелением в остальное время непременно вкушать мясо, а лишь разрешением употреблять этот род пищи. Ни в Ветхом, ни в Новом Завете не устанавливается обязательность вкушения мяса как обычной пищи. Самое разрешение на животную пищу было дано людям Господом Богом после потопа (Быт. IX, 2–4); до того же времени люди, согласно заповеди, данной Господом нашим прародителям в раю (Быт. 1, 29), питались исключительно растительной пищей. Вообще, решение вопроса о вегетарианстве, взятом вне связи его с еретическими и антихристианскими воззрениями, может быть, согласно разработке этого вопроса в нашей современной церковной литературе, формулировано так: «лучше питаться растительной пищей, как наиболее естественной и согласной с нравственной природой человека, и «могий вместити да вместить», а если кто не в состоянии воздержаться от мясной пищи, то он имеет на это разрешение, и никто не в праве его в этом укорять» (см. Быт. III, 17–19; XVIII, 8, 27; IV, 25; Исх. XII, 1-23; Лев. XI; Втор. XIV; Тов. VI, 6; Мф. XIV, 19–20; XV, 2, II, 36–37; Map. III. 20; Лук. X, 8, XXIV, 42–43; Иоан. VI, II; Деян. XV, 19–20, 28–29; Рим. XIV; 1 Кор. VIII, X, 23–31; 1 Тим. IV, 1–5).