Текст книги "Карнавал (сборник)"

Автор книги: Сергей Трусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Напряжение, вызванное близостью смертельной опасности, спало, и он, наконец, расслабился. Грозный противник лежал недвижим, люди не пострадали, собаки целы. Уильяма охватило пьянящее чувство силы и бьющей через край жизни. Чтобы полнее ощутить этот самый дорогой момент охоты, он решил побыть немного в одиночестве.

Не выпуская из рук копье, Уильям брел по лесу. Вдруг его внимание привлек шорох справа. Обернувшись, Уильям застыл на месте. Метрах в шести-семи стоял вепрь. Поменьше, чем первый, но не менее опасный, а если учесть, что охотник был один, то…

Движение копья и прыжок зверя произошли одновременно. Вепрь со всего размаха налетел на лезвие пики, и древко обломилось, словно сухой прут. Уильям успел выхватить нож и ударить им в бешеный снаряд из плоти. Теряя сознание, он услышал три прогремевших рядом выстрела и крики людей.

Потом наступила ночь.

Дуглас, отбросив пистолет, бросился к брату.

– Пустите! – из-за спин охотников решительно пробирался доктор Баркет.

– Отойдите, Дуглас! – повелительно скомандовал он. – Принесите воды, быстро! Фэрфакс, аптечку!

Слуга доктора со всех ног кинулся куда-то в кусты и через минуту примчался с кожаным саквояжем.

– Все отойдите! Ему нечем дышать, дьяволы, я сказал всем отойти!

Люди нерешительно подались назад. Кто-то отвернулся.

Доктор, стоя на коленях перед Уильямом, отдавал хриплые приказания:

– Шприц… Еще кубик… Хорошо… Бинт…

Фэрфакс – в прошлом санитар – был опытным помощником доктора и не раз ассистировал ему в самых неожиданных ситуациях. Две склоненные над землей фигуры были сейчас единым слаженным организмом, выполнявшим свое дело.

Дуглас с лицом покойника неотрывно следил за действиями доктора, умоляя его совершить чудо.

Уильям лежал неподвижно и, казалось, уже не дышал.

Наконец Баркет поднялся, и Дуглас чуть не вскрикнул, заметив, как опустились руки врача.

– Что? – выдохнул он, и люди вокруг вздрогнули.

– Дуглас… – доктор запнулся. – Плохо. Я здесь бессилен.

– Умер?!

– Пока нет, но… Это может произойти в любую минуту.

– Не-ет! – прорычал Тавонтайр и схватил доктора за плечи. – Он не умрет! Он не может умереть, вы…

Он неожиданно задохнулся и, покачнувшись, закрыл глаза. Сквозь шум в ушах до него донеслись слова Баркета – всего лишь шепот в грохоте пульсирующей в висках крови.

– Если бы в клинике, а здесь… Возьмите себя в руки.

Дуглас смотрел в лицо доктора, но не видел его. Перед глазами плыло размытое изображение происшедшего только что кошмара. Раненый зверь в прыжке, Уильям с ножом, пистолет, бьющий в упор, потом снова зверь, Уильям, пистолет… Одно и то же вмиг прокрутилось несколько раз, и никак нельзя было остановить эту карусель, внести в нее изменения, предупредить, уберечь.

– Сэр…

Дуглас пришел в себя, стоя над телом Уильяма. Рядом находились доктор и дворецкий Гаррет. По щекам старика текли слезы.

– Я все слышал, сэр. Это ужасно. Простите, сэр, но если доктор прав, я обязан выполнить свой долг.

– Какой долг, Гаррет? – тихо спросил Дуглас.

– Красное вино, сэр.

– Вино? Какое вино?

Внезапно глаза Тавонтайра расширились, и он испуганно уставился на дворецкого.

– Оно при вас?!

– Да, сэр. – Гаррет дотронулся до фляжки на поясе. – Оно всегда при мне.

Некоторое время Дуглас не мог вымолвить ни слова, затем как-то обмяк, взглянул в лицо брата и спросил:

– Доктор, надежды нет?

– Сожалею, мой друг.

– Тогда… действуйте, Гаррет.

– Дуглас! – Баркет сделал шаг вперед, но, натолкнувшись на взгляд Тавонтайра-младшего, запнулся.

– В этой жизни, доктор, Уильяму уже ничем не помочь. Кто знает, может, в какой-нибудь иной это вино и принесет ему счастье.

Он приподнял голову брата и тихо позвал:

– Уилли…

Никто не заметил, как в руках Гаррета появился бокал. Наполнив его из фляги, слуга поднес вино ко рту умирающего. Все замерли, неотрывно следя за странной процедурой, свято выполняемой в семье Тавонтайров. С незапамятных времен каждому старшему мужчине рода перед смертью полагалось выпить бокал темно-красного вина. Оно, как говорилось в преданиях, было подарено Ричарду Тавонтайру колдуном в знак благодарности за какую-то услугу. С тех пор этот скорбный обычай ни разу не нарушался.

Осторожно, чуть не по капле, Гаррет влил вино в рот Уильяма и величественно выпрямился. Никому из присутствующих не был ясен смысл таинства, но именно поэтому оно вызывало уважение и даже мистический трепет.

Внезапно ресницы Уильяма мелко задрожали и распахнулись. Это было подобно ослепительной вспышке. Глаза, только что подернутые мутной пленкой, вдруг приобрели ясность и насмешливо глянули на сгрудившихся вокруг охотников. Губы изогнулись в кривой ухмылке, от которой люди в страхе отпрянули назад.

Было слышно, как кто-то торопливо шептал слова молитвы.

* * *

Маленький Фрэнк Тавонтайр – сын Уильяма – внезапно умолк. Привычная к детскому крику кормилица беспокойно взглянула на крохотное существо в кроватке и замерла от ужаса. Прямо на нее, чуть прищурившись, весело смотрели глазенки месячного ребенка. Хитро усмехнувшись, Фрэнк тут же закрыл глаза и, как полагается мальчику его возраста, снова ударился в плач.

– О господи, – прошептала изумленная женщина и, зажмурившись, помотала головой.

В следующую минуту она уже заботливо поправляла простыни, покачивала кроватку и тихо напевала колыбельную.

* * *

Замок Тавонтайров погрузился в ночь.

Сама скорбь вошла в комнаты вслед за гостями. Трагедия на охоте повергла всех в состояние растерянности и суеверного страха, причиной которого был прощальный взгляд умирающего. Вдова Уильяма уснула лишь после сильнодействующих таблеток снотворного из аптечки доктора Баркета. Сам доктор долго лежал в постели, ворочался, вслушиваясь в тишину замка. Наконец уснул и он.

Гаррет осторожно запер за собой дверь и, стараясь не шуметь, направился к выходу из замка. Флягу и бокал он тщательно вымыл, и теперь они покоились среди подобных им вещей в маленькой каморке под лестницей. Он ничего не забыл, не упустил ни одной мелочи и был на этот счет совершенно спокоен. Память у него была отменная, жаловаться на нее не приходилось. Он прекрасно помнил, как четыреста с лишним лет назад сэр Ричард возвращался с охоты в окружении друзей и слуг. По дороге к замку им повстречалась процессия из семи человек. Шестеро вооруженных всадников и один пеший, закованный в тяжелые кандалы. Лицо его густо покрывали кровавые подтеки, босые ноги были изрезаны об острые камни…

Гаррет помнил.

* * *

– Эй вы, стойте! – Ричард осадил коня, загородив дорогу.

Его попутчики окружили всадников со всех сторон.

– Кто вы? И кто этот человек? – властно осведомился Ричард своим зычным голосом, хорошо известным во всей округе.

– Мы слуги короля, ваша светлость, – вежливо пояснил один из стражников. – А этот человек преступник.

– Преступник? – усмехнулся Ричард. – В чем его вина?

– Он колдун, ваша светлость.

– Колдун? Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся сэр Ричард, и верные друзья тут же последовали его примеру.

– Он состоит в сговоре с дьяволом, ваша светлость.

Ответом был новый взрыв хохота.

– Разрешите нам проехать, ваша светлость. Мы спешим.

– Куда же, черт подери? – давясь от смеха, спросил Ричард. – Уж не к его ли хозяину? – Он ткнул пальцем в закованного в кандалы человека.

– Его ждет очищающий костер, – сурово пояснил стражник, дернув для убедительности за цепь.

– Ну-ка, молодцы, – скомандовал доблестный Тавонтайр. – Отпустите этого парня, пока я не рассердился по-настоящему.

– Но ваша светлость… – стражник не договорил, так как почувствовал у шеи недвусмысленное покалывание копья одного из охотников.

– Иди, колдун, ты свободен, – снисходительно разрешил сэр Ричард, когда слуги короля скрылись в дорожной пыли, поднятой копытами королевских лошадей. – Впредь не попадайся этим псам.

– Ваша светлость! – воскликнул колдун. – Вы спасли мне жизнь, и я хочу отблагодарить вас. Я бедный человек, но я ученый человек и могу то, чего не могут другие. Пожелай, и я исполню!

– Чего мне желать? – весело отозвался Ричард. – Видишь тот замок – он мой! Лес – мой! Звери в нем – мои! Оставь свои сказки, колдун, мне ничего не нужно. Все, что есть в жизни лучшего – это охота, риск и опасность. Таких бы жизней десять, и чтоб в каждый раз, как заново. Держи, колдун, ты меня позабавил. Прощай.

Сэр Ричард бросил к ногам оборванца кожаный мешочек, в котором звякнули монеты, и пришпорил коня.

– Разреши прислать тебе бочонок вина! – крикнул вдогонку странный человек. – Пей его, как я скажу, и получишь все, что захочешь!

– Присыла-а-ай!.. – донеслось издали, и охотники ускакали.

* * *

Сколько лет минуло с тех пор! Сколько раз приходилось слуге изображать собственную смерть и вновь являться в замок в новом обличье. Теперь все вино кончилось, и сэр Ричард вступил в свою последнюю жизнь. Жизнь Фрэнка Тавонтайра. Но получила ли беспокойная душа сэра Ричарда то, чего желала, Гаррет так и не понял. Слишком разными они были: люди, колдуны и Гаррет.

Дворецкий оглянулся вокруг. Ни боли, ни сожаления, ни радости слуга не испытывал. Все это присуще людям и колдунам, а он создан последними, чтобы исполнить их волю.

Тело Гаррета вдруг поблекло и стало медленно расползаться в стороны. Вскоре сквозь него уже просматривалась каменная кладка стен замка. Еще секунда – и дворецкий исчез. Испарился.

Наблюдатель

Глупая скотина!

Вне себя от бешенства он крутнулся на месте и сильным ударом хвоста отбросил наседавшего хищника. Тварь жалобно взвизгнула, долбанулась о скалу и рухнула на песок. Это послужило сигналом. Заросли огласились воплями голодных обитателей. Свист, рычание, хохот – все смешалось в единый гомон. Воздух задрожал от шелеста перепончатых крыльев, и над головой послышалось утробное уханье.

Его охватило омерзение. Отскочив в сторону, он яростно замолотил хвостом налево и направо, топая гигантскими ногами-тумбами.

Какофония плотоядных звуков прекратилась. Летающие любители свежей крови поднялись повыше и там бестолково суетились, поглядывая вниз. Ждали, когда он уйдет. В своем желании они были не одиноки – в кустах кто-то завозился и нетерпеливо пискнул. Зыркнули чьи-то глаза. Маленькие, они пылали бессильной злобой.

Проклятая планета!

Он развернулся и зашагал прочь. Он был неудачником, знал об этом и потому злился. Другим – планеты как планеты, а ему… Ему всегда не везло.

Нет, в самом деле! Они там, наверное, воображают, что сидеть здесь в качестве наблюдателя – сплошное удовольствие. Как же, состав атмосферы, вода, температура – все пригодно для жизни. Сиди себе и наблюдай, когда в этой дыре начнет зарождаться разум.

Вначале они думали, что это наступит довольно скоро – планета буквально кишела живыми существами. Но вся беда оказалась в том, что продолжительность жизни здесь крайне мала. Планета слишком быстро вращается вокруг своего светила, и в черепной коробке аборигенов просто не успевает зародиться мысль. Со времени прибытия экспедиции сменилось уже несколько поколений этих уродцев, и ни в одном из них ни разу не проглянуло даже жалкое подобие разума. Прыгающие, летающие, плавающие твари, казалось, были полностью поглощены взаимным уничтожением. С молниеносной быстротой они размножались и так же быстро умирали, успевая все же натворить друг другу неимоверное количество гадостей. Исчезали целые виды, и на смену им появлялись новые, еще более отвратительные и безобразные. Процесс возникновения сознательной деятельности затягивался, и на планете решили оставить наблюдателя.

Он медленно брел вдоль озера, оставляя за собой глубокие следы. Настроение было паршивое. Обида и злость поднимались в нем, когда он вспоминал бодренькие рассуждения командира о долге, об ответственности перед цивилизацией, о том, что ему верят и надеются, что он стойко перенесет временные трудности.

Временные трудности! Он еле сдержался тогда, чтобы не высказать все, что об этом думает. Конечно, это ничего бы не изменило. Над ним все потешались, радовались, что именно ему поручили это бессмысленное наблюдение. Мстили за то, что он умнее их всех. Да, да, умнее!

Он остановился и грустно посмотрел на свои ноги. Его лишили собственного тела, дав взамен чудовищную оболочку какого-то страшилища. Чтобы, значит, не выделялся из окружающей среды! Хорошо еще, что это жуткое создание травоядное, а то пришлось бы и ему ради пропитания крошить черепа и ломать позвоночники.

Он посмотрел вверх. Где-то там, в холодной космической пустоте, летит корабль с его родным, пока безжизненным телом. Что лучше – тело без сознания или сознание в чужом теле? Наверное, и то и другое одинаково плохо и непригодно для полноценной жизни. Есть, правда, один плюс. Когда бы он ни возвратился в свое настоящее тело, оно будет таким же молодым и здоровым, каким он его оставил.

Он двинулся дальше, раздумывая о том, что, вернувшись домой, напишет философский трактат о взаимоотношении чужеродных тел и сознаний. Время у него есть. До прибытия корабля он успеет собрать массу материала. За себя, то есть за свое сознание, беспокоиться нечего: толстокожий гигантский увалень – надежная защита. Разумно используя резервы, можно просуществовать очень долго. Местным тварям это невдомек, и они мрут, едва успев родиться. Глупцы.

А ведь с самого начала было ясно, что планета неперспективная. У здешних существ ни одного намека на потенциальную разумность. Знай себе, размножаются и жрут, жрут и размножаются – и ни одной мысли! Он-то сразу все определил. Пытался убедить командира, но этот умник прочел целую лекцию о подчинении приказам свыше. Да и остальные тоже. Изображают великих исследователей, будто и вправду что-то понимают. И почему оставили именно его? Наверняка из зависти. Чувствуют, что он способен на большее, и специально подсунули самую никудышную работенку.

Позади раздался пронзительный вопль. Резко оборвался. Кусты ядовитых колючек задрожали, и оттуда донеслось громкое чавканье.

"Опять", – подумал он и недовольно поморщился.

Безумие на этой планете процветало. Само рыжее светило, казалось, источает жаркую агрессивность. Глубокие водоемы остались чуть ли не единственными местами, где можно спокойно поразмыслить. Там тоже идет грызня, но происходит она как-то тише и незаметнее.

Надо отсидеться под водой, пока не прилетит корабль. Все равно наблюдать здесь нечего. Одна нервотрепка.

Он привычно вошел в озеро. Дно быстро уходило вниз. Вода ласково приняла его тяжелое неуклюжее тело, и он благодарно вздохнул. В воде было хорошо.

…Он лежал на дне и пытался вспомнить что-то очень важное.

Ничего особенного не вспоминалось.

Тогда, расслабившись, он отдавался во власть подводных течений. Его мягко приподнимало, переворачивало, опускало. Причудливо струился перед глазами песок, шныряли рыбки, стучали по черепу камешки.

Потом он вновь ложился на дно и вновь вспоминал. И опять ничего не вспоминалось. Так, отрывочные картинки тех времен, когда он жил на суше. Было жарко, тяжело и хлопотно. Еще надо было что-то наблюдать… Что? Зачем? Впрочем, можно подняться на поверхность и посмотреть. В прошлый раз, кажется, там была какая-то суматоха. Какие-то глупости, недостойные внимания. Ну ладно, ненадолго…

* * *

– Капитан, капитан! Скорее сюда! Смотрите, вон там, за бортом! Скорее же!

– Что такое? Что? Что ты там орешь, кухонная душа?

– Вон там, капитан, смотрите… Господи, да что же это? Я ведь только что видел, ей-богу, видел…

– Что ты видел, несчастный крикун? Я из-за тебя выронил свою трубку!

– Чудовище, капитан! Похоже на Несси, точь-в-точь как на картинках в журналах. Высунуло башку и смотрело прямо на меня! Честное слово!

– Что-о?! Ах ты, мошенник! Начитался всяких статеек и думаешь одурачить своего капитана? Марш на камбуз!

– Клянусь, капитан, я… Ой! Опять оно, смотрите!

– Где? Что? А-а… Гоните ее! Там наши сети! Прочь, подлая тварь! Пшла вон! У-у… глупая скотина!

Пробуждение

– Вку-усно, – протянул Ромка, вытирая перепачканный вишнями рот. – А еще есть?

– Есть, есть, пойдем, там их много. – Лена взяла его за руку и потащила за собой. – Там целое дерево, и оно все красное – ешь сколько хочешь!

Щебеча, словно воробьи, дети пробежали по длинному коридору и остановились у двери с надписью "Оранжерея".

– Только ты тихо, – предупредила Лена. – Папа не любит, когда ему мешают.

– А что он делает?

– Сажает деревья. – Она надавила на большую белую клавишу, и дверь бесшумно спряталась в стене.

– Пойдем.

Они вошли и сразу очутились в доброй таинственной сказке. По обеим сторонам неширокой аллеи цвел сад. Были здесь вишни, яблони, сливы и множество других деревьев, названий которых дети не знали. В воздухе плавали тысячи соблазнительных ароматов далекого земного лета. Ни мальчик, ни девочка никогда не были на Земле, но из рассказов взрослых знали, что там, откуда прилетели их родители, бывает четыре разных времени года. Здесь, похоже, было лето. А может, весна или осень. Одни деревья стояли совсем белые, будто в свадебных нарядах, другие прятались в пышных зеленых одеждах, протягивая ветви со спелыми плодами.

– Ух ты, – прошептал Ромка. – Настоящие!

Он подошел к дереву и дотронулся до большого красного яблока.

– А есть его можно?

– Ну конечно, – засмеялась Лена. – Для того и висят.

Ромка сорвал яблоко, поднес ко рту и осторожно надкусил.

– Да-а, – сказал он, когда в руке у него остался один хвостик. – Это не то что яблочные конфеты. А откуда это все взялось?

– Папка с Земли привез. Помнишь, как две недели назад мы его встречали?

– Две недели? – недоверчиво переспросил Ромка. – Нам учительница говорила, что дерево вырастает за несколько лет.

– Это когда оно само растет, а если ему помогать, то быстрее.

– А почему одни растения белые, а другие зеленые?

– Белые еще только цветут, – с важным видом пояснила Лена. – А зеленые скоро дадут плоды. Вообще-то, на Земле они зацветают все вместе, но здесь папа испытывал разные способы. Он… – Она замялась, подыскивая нужное слово.

– Экспериментировал, – подсказал Ромка.

– Да, он так и говорил. Ну ладно, пошли дальше, там еще другие есть.

– Это кто здесь хозяйничает? – раздался вдруг чей-то голос, и из кустов вышел человек в грубых брезентовых брюках и ковбойке с закатанными рукавами. – Ну-ка, разбойники, признавайтесь, как проникли в мое царство?

– Папка, мы не разбойники. Это Ромка, ты ведь разрешил ему рассказать.

– А-а, ну если Ромка, – улыбнулся человек. – Ты никому не расскажешь про то, что видел?

– Никому, – замотал головой мальчик и тут же спросил: – А почему?

Мужчина сел перед ним на корточки и прошептал:

– До самого вечера это будет наша тайна, а к утру преподнесем всем сюрприз. Договорились?

– Да.

– Ромка никому не скажет, – подтвердила Лена.

– Ну, молодцы. Животы еще не болят?

– Не-а.

– Тогда пошли, будете помогать.

Мужчина раздвинул кусты и пропустил детей вперед.

– Это чего? – спросил мальчик, увидев горку каких-то прутиков.

– Это саженцы, из которых вырастают большие деревья.

– И яблони?

– Конечно.

– А где же у них яблоки? – нахмурился Ромка, страшно не любивший, когда его разыгрывали.

– Ишь ты какой быстрый, – засмеялся Ленкин отец. – Дерево сначала надо посадить, поухаживать за ним, а уж потом будут и яблоки. Берите-ка вот этот саженец и аккуратно опускайте его в ямку.

Он встал на колени и принялся осторожно присыпать землей корни деревца. Движения человека были скупы и неторопливы. Они походили на ритуал, исполнение которого должно вызвать чудо. На крохотном, далеком от Земли островке Вселенной давалась жизнь дереву. Не какому-то редкому, экзотическому, а самой обыкновенной яблоне, которая и была настоящим чудом.

– Ну вот, – произнес человек, сделав у основания тонкого ствола небольшую выемку. – А теперь надо полить. – Он взял стоявшую рядом лейку и вылил под дерево немного зеленой жидкости. Жидкость запенилась, зашипела и мгновенно впиталась в рыхлую почву.

Дети, затаив дыхание, смотрели во все глаза. Неожиданно их внимание отвлек настойчивый прерывистый писк. Человек сунул руку за пазуху, вытащил круглый медальон и поднес его ко рту.

– Демин слушает.

– Вадим, – раздалось из медальона, – зайди, пожалуйста, в лабораторию. Прибыли новые кристаллы для анализа.

– Хорошо, иду. – Демин поднялся, взглянул на притихших детей и шутливо погрозил пальцем. – Смотрите, не объешьтесь. Я скоро вернусь, и тогда посадим вишню.

* * *

– Пошли, – сказал Ромка, когда они остались с Леной вдвоем. – Будем путешествовать.

– Это как? – спросила Лена.

Но Ромка и сам не знал. Он почувствовал непреодолимое желание залезть в самые густые заросли и пробираться сквозь них навстречу… Чему? Ну конечно, опасностям! Вокруг было так много интересного, а значит, и полным-полно опасностей!

– Пошли, – повторил он и, озираясь по сторонам, двинулся вперед.

Он вспомнил, как на уроке литературы им читали про Зверобоя, и понял, какие опасности их подстерегают. Индейцы! Они прятались в засаде и выжидали удобного случая. Что это там желтеет в листве? Яблоко? Нет, это индеец.

Ромка потянулся к воображаемому лучевому пистолету, какой видел однажды у отца и… Стоп. У Зверобоя не было лучевого пистолета. Ромка остановился. А, ерунда! Он подпрыгнул и сорвал яблоко. Победа!

– Ромка, хватит! Мне надоело путешествовать. – Лена обиженно поджала губы.

Зверобой протянул добычу своей спутнице.

– На, это тебе.

– Я хочу вишен.

Вишни были вкусные. И висели низко. Срывать их и отправлять в рот было сплошным удовольствием. Крупные, блестящие, они так и просились, чтобы их съели. Косточки летели в разные стороны, как метеориты. Бац! Один корабль вдребезги. Бац! Другой. Бац! Бац! Весь вражеский флот был разбит за каких-нибудь десять минут.

– Слушай! – Ромка вдруг перестал жевать. – А как эти деревья растут на Земле?

– Что значит как?

– Там ведь нету оранжерей.

– Ну и что? Они там растут прямо на улице.

– Давай посадим! – выдохнул Ромка, и глаза его загорелись, как два маленьких фонарика.

– Ты что? – испуганно прошептала Лена. – Нельзя. Папа говорит, что можно нарушить эту… экологию.

– Ерунда все это. Одно дерево ничего не изменит.

– Н-нет, – неуверенно повторила девочка. – Папа говорит…

– Да взрослые вечно что-нибудь говорят, – не унимался мальчуган. Всего только одну малюсенькую яблоню!

– Лучше вишню. Ой! – Лена в страхе зажала рот обеими руками, но было поздно.

– Вишню так вишню, – быстро согласился Ромка. – Пошли.

Крадучись, они двигались по коридору в сторону шлюзового отсека. Ромка, как заправский разведчик, вышел немного вперед и перед каждым поворотом осторожно выглядывал за угол. И в школе, и дома детям постоянно напоминали о необходимости соблюдения "стерильной" инструкции. Дело в том, что планета, на которой разместилась исследовательская биостанция, была удивительно похожа на Землю. Небо было голубым, солнце желтым, вода мокрой, а воздух прозрачным. Казалось, имелись все условия для возникновения жизни, аналогичной земной, которая тем не менее не возникала. Планета была безжизненной. Сами люди, конечно, выходили, как они называли, на "поверхность", но брать с собой домашних животных, цветы и другие растения категорически запрещалось. Первая контрольная полоса проходила по периметру станции. Автоматы фиксировали любое нарушение и блокировали выход. Ромку это не смущало, он уже раз выносил кота, предварительно завернув его в полиэтиленовый мешок, и автоматы тогда не сработали. Кстати, коту планета не понравилась. Вначале он долго принюхивался, шевелил усами, а потом принялся жутко вопить во всю свою кошачью глотку. Его даже не пришлось ловить – сам прибежал и сел у Ромкиных ног.

Вообще-то взрослые не были настолько наивны, чтобы не предусмотреть детской изобретательности по части нарушений всяких инструкций. Поэтому первая контрольная полоса служила скорее воспитательным целям. Так сказать, приучала к порядку у самого порога. Вторая полоса представляла собой силовое поле, накрывающее станцию и примыкающую к ней территорию, и выйти во внешний мир можно было только в жестком скафандре после специальной обработки. Детей, естественно, туда не пускали.

После недолгого состязания между Ромкиной выдумкой и автоматами первой полосы двери шлюза раскрылись, и дети оказались на "улице". На их счастье, вокруг никого не было. Солнце находилось в зените, и, как обычно, стояло полное безветрие. Все видимое пространство было усеяно причудливыми кристаллическими образованиями. Некоторые достигали высоты в пять-шесть метров и походили на огромные букеты неведомых цветов.

– Далеко не пойдем, посадим здесь. – Ромка выбрал ровный участок между кварцевым столбом и целым семейством изумрудных пирамидок.

Через минуту ямка была готова, и дети в точности повторили все то, что видели в оранжерее, помогая сажать яблоню. После этого, довольные проделкой, они уселись на теплую поверхность планеты, ставшей еще более похожей на Землю.

– Одно деревце здесь никому не помешает, – сказал Ромка. – Зато через две недели будут яблоки.

– Вишни, – поправила Лена.

– Мне кажется, это яблоня.

– Нет, вишня.

– Ну ладно, пусть вишня, – благосклонно согласился Ромка, и они замолчали.

Желтое солнце долго скользило по небосклону и, наконец, коснулось горизонта. В небе зажглись первые звезды. То ли от наступивших сумерек, то ли в предчувствии хорошего нагоняя весь обратный путь дети прошли в полном молчании. Перед тем как войти в шлюз, они остановились, оглянулись.

На фоне алеющего неба высились темные силуэты кристаллов. В их сумрачной глубине вспыхивали и гасли отблески заката, создавая иллюзию тепла и жизни. Где-то там, в лабиринте каменных зарослей, осталось дерево, которому было, наверное, очень и очень неуютно.

– Только никому не говори, – раздался тихий шепот. – А то попадет.

– Никому, – еле слышно отозвался другой. – А завтра придем?

Двери шлюза захлопнулись.

* * *

Влага проникла внутрь и разбежалась по телу быстрыми пузырьками. Прыгая с места на место, они словно подталкивали: «Расти, расти, расти…»

И оно росло, тянулось изо всех сил, слепо подчиняясь безмолвному приказу. Была какая-то особенная прелесть в этой внутренней гармонии пузырьки требовали, оно повиновалось, и все выходило как нельзя лучше.

И вдруг что-то нарушилось. По-прежнему суетились безмолвные пузырьки, но оно уже не ощущало сил выполнять их волю. Часть пузырьков мгновенно растворилась, отдав свою энергию, и оно инстинктивно потянулось вниз. Почему-то казалось, что спасение там.

Ощупывая по пути каждый камешек, оно медленно зарывалось все глубже и глубже. А пузырьки уже растворялись огромными порциями, расходуя последние резервы, которых едва хватало на продолжение поиска. Если бы не они, все было бы уже кончено.

Внезапно оно ощутило резкий толчок, и откуда-то снизу ударил целый фонтан энергии. Словно кто-то долго хранил бесценные, но никому не нужные сокровища, и вот, дождавшись, наконец, когда за ними пришли, с радостью вываливал все подряд.

Оно затрепетало и проснулось. Вокруг – удивительный мир, свет и тепло. Расправив сильные ветви, оно подставило их под лучи чего-то далекого и ослепительно яркого. Хотелось жить и делать добро.

* * *

– Какое-то странное дерево, – произнес Ромка, подозрительно осматривая ствол, вымахавший за ночь метров на семь. – Таких в оранжерее нету.

– Может, мы взяли не тот саженец? – предположила Лена. – Здесь и листья какие-то не такие.

– Яблок не видно, – вздохнул Ромка. – Не тот саженец.

Оно насторожилось. Совсем рядом была иная жизнь, которая в чем-то нуждалась. Может, нужна какая-нибудь энергия? Оно напряглось, каждым листиком стараясь уловить потребность чужой жизни, и… чуть не рассмеялось. То, чего хотела эта жизнь, было так просто!

Листья дерева вдруг зашелестели, и сверху к Ромкиным ногам шлепнулось большое круглое яблоко.

– Яблоко! – охнул Ромка и, подхватив его, радостно заорал: – Это яблоня! Я угадал! Смотри!

Смеясь, он показывал прохладное, чуть зеленоватое, но уже совсем спелое яблоко. Лена машинально протянула руку, и в тот же миг ветка дерева склонилась, и в раскрытую ладонь девочки легла целая гроздь темно-красных вишен.

– Вишенки, – прошептала Лена и, не веря своим глазам, крепко зажмурилась.