Текст книги "Карнавал (сборник)"

Автор книги: Сергей Трусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Контракт

Субботнее утро началось, как в том анекдоте. Звонок в дверь – и некто в кепке, с потухшей цигаркой во рту, небрежно скособочившись под тяжестью рыжего чемоданчика, хмуро произнес:

– Слесаря вызывали?

При этом глаза незнакомца смотрели с такой скукой и с таким презрением к жизни, что невольно брала оторопь.

Хозяин квартиры растерялся. Слесаря он не вызывал, домашние были в отъезде, но кран на кухне действительно нуждался в починке. Над всем этим хотелось поразмыслить.

Посетитель тем временем извлек из кармана мятую бумажку и, развернув, уныло зачитал:

– Сидоровская Алевтина Спиридоновна, квартира сто двадцать шесть, заказ восемнадцать.

Спрятав бумагу, невозмутимо повторил:

– Вызывали?

– Да, да, да, – обрадовался хозяин квартиры. – Это жена моя, Алевтина Спиридоновна.

Человек в кепке перехватил чемодан и решительно шагнул через порог. Сидоровский поспешно отпрянул, зацепив животом крохотный шурупчик, торчащий из косяка. Шурупчик вытянул из майки длинную нитку, и Андрей Николаевич сконфузился. Только сейчас он сообразил, что предстал перед мастером в виде, не соответствующем своей должности – в дешевом трико с пузырями на коленях и несвежей майке.

Но мастеру было наплевать. Протопав на кухню, он щелкнул ногтем по водопроводному крану, из которого журчала весенняя капель, и глухо пробурчал:

– Будем курочить.

– Пожалуйста, пожалуйста, – пропел Андрей Николаевич, суетливо пряча тарелку с обглоданной куриной костью. В отсутствие жены он слегка одичал.

Мастер бухнул на стол чемодан, открыл крышку и принялся греметь железом. Сидоровский на цыпочках выскользнул из кухни.

Легко и весело пронес он свое грузное тело через коридор, свернул в комнату и мягко затормозил у шкафа. Прислушиваясь к металлическому грохоту, Андрей Николаевич упаковался в синие брюки и домашнюю курточку с атласным воротничком.

– Ну, как идут дела? – бодро осведомился он, эффектно появившись в дверях.

– Ум-гум, – ответил слесарь, не отрываясь от крана.

– Давайте, давайте, – с энтузиазмом посоветовал Сидоровский, довольно озираясь.

Совсем недавно он приобрел импортный кухонный гарнитур, и визит мастера оказался кстати. Приятно иногда впустить в свое жилище незнакомого человека. Пусть посмотрит.

Наверное, на кухне стало светлее, потому что мастер, оторвавшись от работы, скосил глаза на обладателя дефицитной куртки.

Сидоровский приосанился, изобразив человека, обуреваемого творческими идеями. Он только что оставил письменный стол и важные бумаги, с которыми предстоит еще долго и вдумчиво работать. Вхождение в образ удалось слесарь заволновался и энергично задвигал локтями, терзая несчастный кран.

– Вы тут работайте, – подал голос Андрей Николаевич. – А если что понадобится, я буду у себя в кабинете.

И после этих слов он направился в кабинет. Там, усевшись за стол, разбросал перед собой листы чистой бумаги, раскрыл пару книг и уставился в окно. Делать было абсолютно нечего.

Сидоровский Андрей Николаевич работал начальником небольшого предприятия. Когда-то в молодости защитил диссертацию, немного пометался в поисках и дерзаниях, потом женился, попал в струю и осел в ответственном кресле. По всем признакам жизнь удалась.

Однако чего-то не хватало. Частенько Андрей Николаевич ловил себя на мыслях о прошлом. О времени, когда видел цель и шел к ней путями, которые выбирал сам. Пути были праведные и неправедные, цель представлялась великой, и каждый шаг приносил удовольствие.

Теперь все изменилось. По-прежнему хотелось больших дел, но не было прежней лихости и безрассудства. Появилась боязнь ошибиться и потерять то, что уже достигнуто. Сидоровскому ничего не оставалось, как играть роль деятельного человека, ничего при этом не делая. С ролью он справлялся, благо имелись условия – штат деятельных сотрудников и авторитет нынешнего положения. Что касалось честолюбия, то оно удовлетворялось внешними атрибутами – трехкомнатной квартирой, служебным кабинетом, горделивой осанкой и набором трескучих фраз. Ораторским искусством Андрей Николаевич овладел в совершенстве. Любил, грозно сверкая очами, распекать нерадивых, костить нерасторопных и намекать на самые решительные меры воздействия. Кругленькие слова бойко скакали по головам слушателей и, сотрясая воздух, рождали симфонию горного обвала.

Так время и шло. Дни шли один за другим, и в их однообразной череде жилось не так уж и плохо. Но, как говорилось ранее, Сидоровскому чего-то не хватало. Наверное, дело было в людях. Не замечалось в них должного уважения и преклонения перед его заслугами. Доходили даже кое-какие досадные слухи. А бывало, появившись внезапно в какой-нибудь комнате, Андрей Николаевич улавливал окончание своей фамилии и успевал заметить дерзкий озорной блеск в глазах сотрудников. В следующий миг картина преображалась. Люди рьяно хватались за работу, обращались с какими-то вопросами и безостановочно сюсюкали: Андрей Николаевич да Андрей Николаевич, ах! Все бы хорошо, да только за напускным этим раболепием не было ничего. Сидоровский в глубине души возмущался, но виду не подавал – продолжал играть роль. Играли и все остальные, и надо сказать, успешно – не придерешься. Воистину, людскому лицемерию не было предела.

Чтобы выдержать подобное безобразие, приходилось надевать маску и окружать себя верными людьми. Верные люди спасали от перенапряжения, а маска со временем стала привычной. Вот и сейчас, стоило появиться незнакомому человеку, как она, словно на резинках, мгновенно скользнула на место.

Из кухни донеслось осторожное покашливание. Потом шаги и голос:

– Хозяин, а хозяин? Работа сделана.

Андрей Николаевич обернулся. В дверях стоял сантехник уже без кепки. Черные вьющиеся волосы, бледное лицо с легким румянцем на щеках и глаза, в которых пряталось любопытство.

– Книг-то сколько! – изумился мастер, оглядывая кабинетные стеллажи. Неужто все прочитали?

Сидоровский заулыбался.

– Да вот… прочитал.

– Ну-у! – восхищенно протянул слесарь. – Видать, много тут всякого написано.

– А как же. Пишут люди, пишут, – развил мысль Андрей Николаевич и быстренько навел на столе порядок. Сложил листы в стопку и придавил книгой.

Мастер казался человеком культурным, и Сидоровский решил поблистать эрудицией. Таково уж действие маски – всяк, кто наденет, проникается ее духом. Свирепая личина с клыками да глазищами побуждает рычать и угрожающе скрючивать пальцы.

А обладателю шутовской, кроме прыжков и ужимок, необходим еще и колпак с бубенчиками.

Слесарь, не решаясь войти в комнату, водил глазами по полкам.

– Вы присядьте, – пригласил Андрей Николаевич. – Побеседуем. Я вижу вы интересуетесь?

– Да не то чтобы очень, – отозвался мастер. – Просто иногда заглядываю.

– Правильно, – решительно одобрил Сидоровский. – Надо заглядывать. Духовная пища как-никак. Источники знаний. Сокровищницы человеческих мыслей.

Сантехник осторожно присел в кресло. Весь его вид выражал внимание.

Сидоровский продолжал разглагольствовать:

– У меня и сын читает. И жена. И я тоже. Работа, знаете ли, такая. Без книг, без информации, без повышения духовного уровня – никуда. Тупик. Топтание на месте. А нам надо двигаться. Верно?

– Верно, – согласился слесарь. – И про душу вы хорошо сказали. И кормить ее надо, и поить. А иначе – смерть.

Андрей Николаевич снисходительно улыбнулся.

– Мой сын тоже детективами увлекается, – произнес он. – Сказки там разные, фантазии. Помню, и я в детстве читал. Про Кащея Бессмертного. Интересная была книжка.

– Очень интересная, – согласился слесарь. – И очень поучительная. Нельзя таким кащеям вечно жить. Тупик получается. Топтание на одном месте.

– Хм, – сдвинул брови Сидоровский. – Это почему же?

– А потому. Нехороший он человек.

– Кто?

– Кащей.

– А-а, – протянул Андрей Николаевич, внутренне потешаясь. – Да ничего страшного. Пусть бы жил старик.

– Никак нельзя, – возразил мастер. – Он душу свою загубил. В черном теле держал, она и зачахла. Другой бы пожил свое, и готово – душа на волю. А у него она словно в пожизненном заключении. А жизнь вечная. Тупик, одним словом.

"Вот дурак!" – подумал Сидоровский, а вслух заявил:

– Души нет. Наукой доказано.

– Как нет? – удивился слесарь. – Вы же сами говорили про духовную пищу и духовный уровень.

– Так ведь это к слову пришлось. Иносказательно.

– Тогда понятно. Ну, а сознание есть?

– Есть, – уверенно кивнул Сидоровский и, подумав, добавил: – Материя первична, сознание вторично.

– Стало быть, душа это и есть сознание. – Слесарь улыбнулся. – А насчет первичности вы правы. Именно поэтому и надо из несовершенных тел души изымать.

– Да вы что! – Андрей Николаевич искренне возмутился. – Эдак мы неизвестно до чего договоримся. Вы, что же, убийство предлагаете?

– Зачем убийство? Честную сделку.

От неожиданности хозяин квартиры обмяк, безвольно утонув в кресле.

– Ка… какую сделку? О чем это?

– Не пугайтесь, – успокоил слесарь. – Насчет изъятия души, это я про Кащея. К вам у меня дело другого рода.

– Никого я не знаю. Ни вас, ни Кащея. Сами разбирайтесь со своими дружками. Меня не впутывайте. Я не хочу! И вообще, у меня семья! Я…

– Тихо, тихо, – перебил мастер, подняв руку, и Андрей Николаевич сжался в предчувствии удара.

Странный гость ободряюще подмигнул.

– Вот вы и испугались, – сказал он. – А зря. При чем тут Кащей? Сказочный персонаж, не более. Мне нужны вы. Душа ваша.

– Ничего не знаю, – пролепетал Сидоровский. – Если вы за деньгами, то они в серванте. Забирайте и уходите. Не буду заявлять. Честное слово.

– Да успокойтесь вы наконец! – прикрикнул на него сантехник. – Не нужны мне ваши деньги. Я за душой пришел. А денег я вам сам дам. Назовите любую сумму, только в разумных пределах, конечно. Ну!

– Н-и-н-н, – затрясся Андрей Николаевич. – Н-н-н-н…

– Черт знает что! – возмутился слесарь. – Вы же интеллигентный человек!

– Нет! – выпалил Андрей Николаевич и испуганно затих.

– Что нет?

– Не надо… меня убивать.

– Да кто вам сказал такую чушь?

– Вы.

– Глупости! Зачем мне это нужно? Придет время, сами умрете.

– Я не хочу, – жалобно прошептал Сидоровский.

Слесарь участливо улыбнулся.

– Вы, что же, вечно жить собираетесь?

Андрей Николаевич замотал головой наподобие китайского болванчика. Лоб у него вспотел, глаза затуманились, а толстые губы задрожали, пытаясь что-то произнести.

Однако, несмотря на качественное изображение, звук так и не появился.

– Правильно! – по-своему расценил его реакцию сантехник. – И не надейтесь. Никому еще не удавалось обмануть костлявую.

Сидоровский глубоко вздохнул. Он понял, что перед ним маньяк-убийца, которому доставляет удовольствие трепать нервы своей жертве. Безысходность ситуации повергла Андрея Николаевича в оцепенение. Он привык обороняться, пока имелись шансы на успех. Когда их не было – он сдавался на милость победителя. Эта житейская мудрость пришла с годами и не раз выручала из самых безнадежных передряг.

Слесарь продолжал:

– Проживете свой срок, а потом, как это у вас говорится, отойдете в иной мир. Это же естественно. Бренное тело израсходует все ресурсы и станет бесполезным. Зачем за него цепляться?

Сидоровский молча согласился.

– Пока не поздно, надо о душе подумать, – назидательно произнес мастер. – Вот я и предлагаю сделку.

– Какую? – сглотнул Андрей Николаевич.

Сантехник оживился.

– Вот это по-нашему! Люблю деловой разговор. Значит, так: вы завещаете мне свою душу, а я вам любые желания исполню. Душу потом, желания сейчас. Идет?

– А зачем вам моя душа? – подозрительно спросил Сидоровский. Он был вынужден принять правила игры, навязанные посетителем.

– Это уж мое дело. Какая вам разница?

– Нет, позвольте! Душа-то моя?

– Ваша, ваша, – недовольно пробурчал сантехник. – Пока ваша.

– Ну вот! – Андрей Николаевич почувствовал какой-то перевес в свою пользу и даже рискнул развести руками. Правда, не очень широко.

Насупив брови, слесарь молчал.

Сидоровский призадумался. Посетитель походил скорее на сумасшедшего, нежели на убийцу. Впрочем, это не менее опасно. Требовалось проявить максимум осторожности, чтобы не разозлить несчастного.

– Странно, – сказал Андрей Николаевич. – Вы приходите, предлагаете сделку, а я даже вашего имени не знаю.

Он вопросительно посмотрел на слесаря.

– Асмодей, – приподнялся тот. – Можно просто Мотя. Извините, что раньше не представился. Позабыл совсем.

– Асмодей? – переспросил Сидоровский. – Редкое имя, но я его где-то слышал. А вы вообще кто?

– Черт, – буднично произнес сантехник. – Сатана, дьявол. Как больше нравится, так и называйте.

Сердце у Андрея Николаевича екнуло. Дело было гиблое. Перед ним человек с манией величия. Ладно там Наполеон или вице-король Индии, а то ведь сам Сатана! Еще, чего доброго, в горло вцепится или квартиру подожжет. Надо с ним поосторожнее, поласковее.

– Так, значит, вы всемогущий? – вежливо поинтересовался Андрей Николаевич.

– Нет, конечно, – сатанински улыбнулся слесарь. – Но я убежден, что ваши желания не выйдут за пределы моих возможностей.

"Ишь, какой уверенный, – подумал Сидоровский. – Испытать его, что ли?"

– Тогда сделайте, пожалуйста, – произнес он, пряча ехидную усмешку, чтобы вот сейчас, тут же, на этом столе появилось сто рублей.

– Всего-то? – удивился слесарь. – Может, больше надо?

– Нет, нет, хватит сотни.

– Пожалуйста.

Сантехник звонко щелкнул пальцами.

Андрей Николаевич взглянул на стол и обомлел. На страницах раскрытой книги лежала сотенная купюра. Хрустящая и с водяными знаками.

– А двести? – попросил Сидоровский, и в горле у него запершило.

Появилось еще две купюры.

– Что за чудеса? Ну, а триста!

– Давайте увеличим ставки, – предложил Асмодей. Его тоже охватил азарт. Глаза заблестели, а пальцы ловко задергались, будто тасуя невидимую колоду карт. – Для начала тыщу, а?

– Издеваетесь? Фокусы показываете?

– Какие фокусы? Я исполняю ваши желания. Только они у вас какие-то однообразные. Называйте сразу всю сумму, так будет быстрее.

– Ну-у-у, – протянул Сидоровский, не отводя глаз от купюр. – С деньгами всякий сможет. А вот сделайте, например, японский телевизор.

– Можно, – согласился сантехник. – Только давайте сначала контракт подпишем.

– Нет, вы сделайте, сделайте! – неприлично загорячился Андрей Николаевич.

Через секунду на столе стоял телевизор.

Сидоровский радостно засмеялся.

– Телевизор, – всхлипнул он. – Настоящий. Японский. И работает?

– Конечно.

– Здорово! Так, значит, черт?

– Черт.

– Асмодей?

– Асмодей.

– Сатана и дьявол?

– Он самый.

– Ха-ха-ха! Вот это сюрприз!

Оборвав смех, Сидоровский строго произнес:

– А вы знаете, что чертей не бывает?

– Как не бывает? – удивился черт.

– А вот так. Не бывает, и все. Мистика это. Суеверия. Наукой давно опровергнуто.

– Вот те раз, – пробормотал черт. – Сначала деньги, потом телевизор, а теперь, значит, не бывает?

– Не бывает, – подтвердил Сидоровский.

– А как же я?

– А как хотите! Все знают, что дьяволов нет. Это в древние времена их выдумывали, чтобы непонятные явления объяснять. А сейчас, молодой человек, кругом электричество, компьютеры, космические корабли, медицинское обслуживание, кинотеатры. А чертей нет.

– Тьфу ты напасть! – сплюнул черт. – И как я сразу не догадался. Вы совершенно правы! – с жаром воскликнул он. – Чертей не бывает, но могут же быть внеземные цивилизации, а?

– Могут, – подумав, согласился Сидоровский. – Так вы что, оттуда?

– Ну да! – радостно признался сантехник.

– Что же вы сразу не сказали? – с укором спросил Сидоровский. – Это ведь совсем другое дело.

Он заметно смягчился. Сантехник тоже выглядел довольным. Они пожали друг другу руки, после чего Сидоровский произнес:

– Значит, сразу ко мне? Правильно, молодцом!

Ситуация, конечно, была необычной, но Андрей Николаевич не раз встречался с ответственными товарищами на различных уровнях и поэтому в грязь лицом не ударил.

– Ну, и как там у вас?

– Да все хорошо, живем помаленьку.

– Рад за вас. Ну, а жена, дети, все в порядке?

Пришелец отчего-то прыснул в кулак, но ответил:

– Да, спасибо. Все живы и здоровы.

Сидоровский важно кивнул.

– Тогда, если желаете, поговорим о делах?

– Давайте, – охотно согласился сантехник.

– Значит, у вас возникла необходимость в моей душе?

– Да.

– И вы сможете исполнить мои желания?

– Точно так.

Андрей Николаевич задумался. Вообще-то следовало оповестить общественность. Позвонить в Академию наук, пригласить корреспондентов. Но тогда появится риск потерять выгодного покупателя. Кто знает, чья душа понравится Асмодею больше? Нет, железо надо ковать прямо сейчас.

– А где ваш корабль?

– Там. – Пришелец небрежно махнул в сторону окна.

– Кто-нибудь видел?

– Исключено, – твердо ответил Асмодей, и Сидоровский поверил.

Он прикинул возможные варианты и решил соглашаться.

"Все равно помирать, – думал он. – А так, может, в хорошие руки попаду".

– Так что от меня требуется?

Сантехник поспешно извлек из кармана лист бумаги.

– Вот контракт. Прочитайте и подпишите. Но сначала давайте свои желания.

И достав потрепанный блокнот, Асмодей приготовился записывать.

– Ну, для начала решим денежный вопрос, – проговорил Сидоровский. Много мне не надо, это вызовет нездоровый интерес окружающих, а вот тысяч двадцать – тридцать пригодится. Нет, лучше пятьдесят.

Андрей Николаевич подвигал губами, что-то подсчитывая.

– А впрочем, давайте сто, как-нибудь выкручусь.

Асмодей что-то чиркнул в своем блокноте.

– Та-ак… Еще, пожалуй, надо бы докторскую защитить.

– Какая тема? – быстро спросил слесарь.

– Не знаю, – пожал плечами Сидоровский. – Что-нибудь по специальности.

– А задел у вас есть?

– Нет.

– Так что же вы защищать собираетесь?

– Ну это уж ваше дело, – рассердился Сидоровский. – Сами придумайте.

Пришелец вздохнул, но в блокноте пометку сделал.

– Теперь повышение по службе. И желательно побыстрей, покруче, чтобы аж дух захватило.

Асмодей поднял глаза. Посмотрел. Потом хмыкнул и вновь склонился над блокнотом.

Андрей Николаевич продолжал фантазировать.

– И чтобы люди меня уважали. Чтобы знали, с кем дело имеют. Побаивались даже. Полезно будет.

Асмодей записал.

– Что еще? – спросил он.

– Пожалуй, хватит, – ответил Сидоровский. – Разве что, добавьте тысяч двадцать.

– Хорошо. А молодость, женщины, приключения? Не желаете?

Андрей Николаевич нахмурился, вспоминая свою молодость. Студенческие заботы, скудные завтраки, надежды, разочарования.

– Нет, – решительно отказался он. – Сделайте еще персональную машину с шофером, и все.

– Ну, а бессмертное произведение не хотите после себя оставить? Симфонию какую-нибудь, книгу, картину? Изобретение, наконец?

– Да зачем оно мне? – улыбнулся Сидоровский. – Видел я этих изобретателей. Издерганный народ, беспокойный. Ни себе жизни, ни другим. Не надо.

– А книги-то, книги! – заволновался пришелец. – Вы столько их прочитали, неужели не хотите свой путь проложить? Хотя бы тропинку узенькую? – Он кивнул на стопку листов на столе.

– Да не читал я их, – отмахнулся Андрей Николаевич. – Перед сном иногда полистаю, и все. Чепуха там всякая. Выдумки.

– А радость познания? Новые ощущения? Может, летать хотите научиться?

– Я же сказал, что нет, – сквозь зубы процедил Сидоровский. Исполняйте, что заказано, а остальное моя забота.

Асмодей вздрогнул. Обвел глазами полки с книгами и вновь посмотрел на хозяина квартиры.

– Ладно. Дайте-ка взглянуть на контракт.

Взяв протянутую бумагу, сантехник сложил ее и спрятал в карман. Потом поднялся и молча вышел из комнаты. Через несколько секунд появился в своей прежней кепке с рыжим чемоданчиком в руке.

– Прощайте, – произнес он, стараясь не глядеть на Сидоровского. – Мне пора.

– Погодите, я ведь еще не подписал соглашения, – заволновался Андрей Николаевич. – Давайте, я мигом!

– Не надо. Я передумал.

– Почему? А душа? Сознание мое вам разве не нужно?

– А на кой оно мне? – бросил через плечо сантехник, открывая дверь в прихожей.

– Что значит "на кой"? Эй, куда вы? Мы ведь с вами договорились! Стойте!

Но дверь уже захлопнулась.

Андрей Николаевич рванулся следом. Вылетел на лестничную площадку.

– Асмодей!

Гулкое эхо загудело по всему подъезду.

– Мотя!

Ответа не последовало, и Андрей Николаевич понял, что его обманули.

– У-у! – прошептал Сидоровский, негодуя на пришельца.

Потом осторожно принюхался. В воздухе чем-то пахло.

Войди еще раз в те же воды

Нельзя войти дважды

в одну и ту же реку.

Гераклит Эфесский

У меня появилось предчувствие, что сегодня что-то произойдет. Догадка, мелькнувшая в момент пробуждения, исчезла, и я лежал с открытыми глазами, пытаясь вернуться в то состояние, которое владело мною секунду назад. Так бывало не раз, и я привык к неудачам, и не очень-то верил в успех.

Довольно часто первые мгновения после сна кажутся мне настоящим откровением. Будто вот-вот я обрету ключ к шифру, который поможет разобраться во многом, в том числе и в собственной жизни. Я все время жду развязки. Разглядываю декорации и пытаюсь определить, что за роль и в каком спектакле мне выпала. Все реплики, монологи, поступки, а также свободный выбор предусмотрены сценарием, который писал не я. Так мне кажется.

Декорации… Вы испытывали то странное чувство, когда все, что вас окружает, сдается удивительно знакомым и имеющим особый смысл? Например, стена старого дома с обвалившейся штукатуркой, обвитая плющом. Вы точно знаете, что видите ее впервые, но кирпичная кладка с причудливым узором трещин и выбоин подзуживает память, и вам начинает чудиться, что дом этот сыграл немаловажную, но забытую роль в вашем прошлом.

Вы дотрагиваетесь до стены, пытаетесь что-то вспомнить, но поздно. Секунда прозрения миновала, а вы так и не успели ничего понять.

Или еще. Вы лежите на сеновале под самой крышей. Дождь давно кончился, но уходить неохота. На улице холодно, в воздухе водяная пыль, а небо в черных тучах. Здесь же хорошо. Сено, что называется, "горит", и от него исходит пряный дух. Потом тишину прорезает хриплое карканье. Вы поднимаете голову и видите угрюмую ворону, сидящую на дереве. И понимаете, что все это уже было. И кромка леса за полем, и голые ветви, и каркающая ворона. Ощущение мгновенно, оно тут же проходит, но след остается. В следующий миг пейзаж словно подменили. Декорации те же, а смысл иной. Ворона? Она улетела, но дело не в ней. Она суфлер, подсказавший нужные чувства.

* * *

Солнечный луч, выглянув из-за штор, уперся в настенные часы, и на римских цифрах заиграла позолота. Даже потускневший маятник закачался веселее, убедившись в своей правоте. Солнце движется, время идет, а значит, и он, старый глашатай секунд, выполняет нужную и полезную работу.

– Тик-так, тик-так, – декламирует маятник, пытаясь меня обмануть, но я знаю, что эти звуки издает не время, а металлические колесики и шарниры внутри деревянного корпуса.

В детстве я часто разбирал и собирал будильники, после чего они не шли. За доказательства необратимости времени мне драли уши, но я до сих пор заглядываю в глубь вещей, отыскивая там скрытый смысл. Вот и теперь я смотрю на освещенный солнцем циферблат и вижу в том знак, подтверждающий мое предчувствие – сегодня что-то произойдет.

Не помню, когда это началось, но порой я вижу то, чего не видят другие. Например, иду по улице, замечаю апельсиновую корку. Тут же мысленно выстраиваю схему: кожура – апельсины – базар. И вот я среди повозок, нагруженных фруктами, а ближе всех оранжевые апельсины. Шум, гам, торговцы кричат, повозки двигаются, сталкиваются, цепляются колесами. Я смотрю по сторонам – дома не те, улица не та…

Все, видение пропало. Меня случайно толкнули, и я снова в родном городе. Что это было? Из чьей жизни эпизод? Думая об этом, путаюсь окончательно. Ведь дома были знакомыми! Я даже знаю название города, но только забыл его. Помню, если миновать базар и свернуть по узкой улочке вправо, можно выйти на площадь, мощенную булыжником. Там каменное здание. Остроконечная крыша, стрельчатые окна, своды, орнамент.

Сколько книг я перелистал, разглядывая гравюры старых городов! Думал, встречу что-нибудь подобное. Может, однажды увидев, запомнил, а потом забыл, а память, как хитрый фокусник, выбрасывает случайные картинки в самое неожиданное время.

Но нет, не нашел я того города. Не зажегся во мне волшебный фонарь, и ни разу я не вскрикнул от радости, увидев знакомое изображение. И воспоминания о просмотренных фильмах, о поездках в Прибалтику, во Львов ничего не дали. Не было в моем прошлом той площади и того здания, похожего на собор.

И все-таки… Обрывок фразы, услышанный в толпе, чей-то взгляд мельком, даже просто порыв ветра могут вызвать во мне мимолетный призрак.

…Вот я стою на холме, и ветер треплет мои волосы. Кругом бескрайняя равнина, небо, и лишь на горизонте серые клочья туч. Нас много, и мы образуем круг, в центре которого гранитная глыба. Выходит человек, кладет на нее руку и начинает говорить. Наши взгляды встречаются. Черные глаза, как черные шахты, в глубине которых пылает огонь. Мой друг с нами, он произнес клятву…

Почему клятву? Не знаю. Мне показалось, а на проверку не хватило времени. Мираж исчез так внезапно, как и возник. Произошло это несколько дней назад. Я шел по улице, как вдруг… Впрочем, нет смысла терзать себя загадками. Их все равно не отгадать, если только…

Может, сегодня и впрямь произойдет что-нибудь необычное?

Каждое утро я начинаю с серии доведенных до автоматизма движений. Взмахи руками, повороты, приседания. Потом чайник на плиту и быстренько в ванную. Мыло, зубная щетка, бритва, полотенце. Теперь одеваться и снова на кухню.

До работы десять минут ходу, но я выхожу заранее, чтобы подышать утренней прохладой. Позже пригреет солнце, внесут свою лепту машины, и воздух станет разве что "пригодным для дыхания".

Вот здесь, у киоска, кажется, в понедельник, я увидел ту самую картину – холм, люди и гранитная глыба. Замедляю шаг, пытаюсь сосредоточиться, прислушиваюсь к себе. Я, словно колебательный контур, настраиваюсь на нужную волну, но резонанс не возникает. Наверное, не тот диапазон.

– Молодой человек, проснитесь.

Вздрагиваю, открываю глаза. Передо мной женщина. На губах улыбка, в глазах одобрительное понимание.

– Извините, – говорю, – не выспался. – И уступаю ей дорогу.

Я вспоминаю поломанные будильники. Каждый показывал свое время. Понятие, о котором до сих пор почти ничего неизвестно, но для которого найдены удобные в обиходе единицы измерения – секунды, минуты, часы, сутки. Я останавливал стрелки и ожидал, что время, хотя бы в пределах квартиры, тоже остановится. Позже понял, что часы – всего лишь хитроумный приборчик, вводящий в заблуждение неискушенных. Разве можно измерить Время? Разве можно настроить какую-то железку в резонанс с этим могучим потоком, пронизывающим Вселенную? Солнечные, песочные, механические, электронные, атомные счетчики дают иллюзию размеренного течения Большой Реки. В действительности наверняка возможны и излучины, и водовороты, и быстрины, и водопады. Отражает ли все это унылая музыка тиканья? И вообще, часы, как и всякий предмет, в любой момент времени находятся в Настоящем. Что же они в таком случае отсчитывают?

Наверное, не надо усложнять. Миллионы людей пользуются часами, и ни одному из них не придет в голову грохнуть о стенку свой хронометр. Так сказать, в знак протеста против неправильной трактовки времени как философской категории.

И все же, думается, в мире есть инструмент, способный резонировать со временем и отражать его причудливые изгибы. Улицы, дома, одежды людей в моих видениях говорят о давно минувшей эпохе. Не значит ли это, что мой разум испытывает воздействие волн времени и я вижу картины прошлого? Ведь и вода в реке, проходя долгий путь, может сохранять информацию о берегах, остающихся далеко позади.

Я смотрю на часы. Через пять минут пора включаться в ритм трудового дня.

На моем рабочем столе, как всегда, ворох бумаг. Отчеты, описания программ, листинги. Сажусь, разворачиваю распечатку. Вот здесь – обведено карандашом – ошибка, из-за которой сбоит программа.

Но сосредоточиться не удается – появляются сотрудники.

– Привет, уже работаешь?

– Заночевал тут, что ли?

– Брось, работа не волк. Пошли перекурим.

Ну что ж, начало традиционное. Перекурим так перекурим. Все равно, пока все рассядутся, угомонятся, пройдет минут двадцать. Тем более вчера показывали футбольный матч, и, конечно же, любители-телезрители обсосут каждый гол. А их много, аж три штуки!

В курилке – никого. Достаю сигареты, угощаю Игоря. Чиркаю спичкой. Игорь затягивается, выпускает дым.

– Футбол смотрел? Помнишь, как…

Но я ничего не слышу. Я смотрю на горящую спичку.

…Огонь лизнул черные бревна и рванулся вверх. Мгновение – и аккуратный, любовно сложенный штабель дров охвачен гудящим пламенем. Вперемешку с дымом в небо уносятся трескучие искры, и кажется, будто наступила ночь. Вокруг мечутся люди. По-моему, я в самом центре охваченного паникой людского скопища. Куда-то бегу. Мимо женщина с растрепанными волосами и глазами, полными ужаса. Какой-то мальчишка, обезумевший от страха, только бледное лицо и рассмотрел. Другие лица. Испуганные, белые, кричащие. Ничего нельзя разобрать. Сплошной нечленораздельный животный рев. Где-то лязг металла и вопль. И треск огня. Жаркий, всепоглощающий треск…

– Ты чего? – в глазах Игоря веселое недоумение. – Я с ним разговариваю, а он спичкой любуется. Увидел что-нибудь?

Спичка, сгорев на две трети, превратилась в обугленный крючок. Я снова в привычной обстановке.

– Увидел.

– Что?

Возникает желание рассказать. Может, этому и суждено произойти? Может, кто-то более рассудительный враз растолкует все мои галлюцинации и мы разойдемся по рабочим местам, довольные друг другом?

Я решаюсь.

– Слушай, тебе никогда не казалось, что мы уже когда-то жили?

– Это как?

– Ну… Что, если наша теперяшняя жизнь не первая?

Мои объяснения путанны, я это сознаю и жалею, что начал. Но Игорь полагает, будто понял правильно.

– Эффект ложной памяти, – авторитетно заявляет он. – Я читал об этом.

– Конечно, конечно, – соглашаюсь, но продолжаю лезть в дебри. – А если эта память не ложная? Если и ты, и я жили несколько веков назад в обличьи других людей?

– Или собак, – со смехом добавляет Игорь. – Хорошую религию придумали индусы.

Все. Дальнейший диалог мне неинтересен. Исход однозначен – Игорь посоветует обратиться к психиатру. В шутку, конечно, но все равно будет неприятно. Чтобы подыграть собеседнику, выдаю дежурную хохму, и мы расходимся. Только Игорь доволен, а я нет.

Народ в отделе притих, все занялись своими проблемами, и я довольно быстро нахожу ошибку в программе. Ошибка пустяковая, но, к сожалению, не единственная. Вписываю в распечатку несколько команд и ковыряюсь дальше. О том, что произошло в курилке, стараюсь не думать.