Текст книги "Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»"

Автор книги: Сергей Солоух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

ГЛАВА 3. ШВЕЙК ПЕРЕД СУДЕБНЫМИ ВРАЧАМИ

С. 47

Чистые, уютные комнатки областного уголовного суда произвели на Швейка самое благоприятное впечатление:

Областной уголовный суд (zemský trestný soud) находился в той части большого многосоставного строения, которое и сейчас примыкает к прославленной дефенестрацией Новоместской ратуше, то есть углом выходит на Карлову площадь (Karlovo náměstí), а фасадом на улицу Спалену (Spálená ulice).

выбеленные стены, черные начищенные решетки и сам толстый пан Демертини, старший надзиратель подследственной тюрьмы, с фиолетовыми петлицами и кантом на форменной шапочке.

Демертини – еще одно непридуманное имя. Рудольф Демартини (Rudolf Demartini) – старший комиссар пражской полиции тех славных времен. Был он толстым или нет, теперь установить невозможно, но, надо думать, не раз и не два стыдил в очередной раз под сильным градусом набедокурившего Гашека (JŠ 2010).

Совершенно замечательный эпизод из биографии этого пана установил неутомимый исследователь старой периодики Йомар Хонси. После вступления итальянцев в войну против Австро-Венгрии (см. комм., 3, гл. 2, с. 79) этот искрений патриот, заботясь о карьере и семье, решил сменить итальянское звучание фамилии на более верноподданное чешское («Národní politika», 16.07.1915).

Žměna jména. Policejní rada p. Rudolf Demartini zažádal u místodržitelství o změnu jména v Rudolf Demartýn. Změna mu byla povolena.

Изменение имени. Советник полиции г. Рудольф Демартини подал прошение в местоблюстительство о смене имени на Рудольф Демартин. Изменение имени было разрешено.

Форменная шапочка (в оригинале erárná čepice). Первое упоминание слова (čepice), которое по неизвестной причине не получило адекватного и стабильного русского имени в переводе. Здесь это «шапочка», когда пойдут офицеры в čepice, она же немедленно превратится в «фуражку» и т. д. На самом же деле, сам Гашек отличал и не путал, не в пример многому другому, австрийское казенное кепи (а именно так переводится erární čepice) с совершенно на него не похожей ни формой, ни устройством русской фуражкой (furažce). См. комм, к приключениям Швейка, переодетого в форму русского пленного: ч. 4, гл. 1, с. 247. И комм., ч. 2, гл. 1, с. 267.

Фиолетовый цвет предписан не только здесь, но и при выполнении церковных обрядов в великопостную среду и в страстную пятницу.

Великопостная среда (в оригинале Popeleční středa – Пепельная среда (Dies Cinerum), у католиков день начала великого поста (у православных пост начинается в чистый понедельник).

Страстная пятница (в оригинале Veliký pátek – Dies Passionis Domini) – день смерти Христа, снятия Его с креста и погребения.

Литургический цвет, предписанный в эти праздники, т. е. цвет облачения католических священнослужителей, действительно фиолетовый. Цвет покаяния, смирения и меланхолии.

Гашек неплохо разбирался в особенностях и правилах католической службы не столько от того, что был рожден католиками в преимущественно католической стране, а прежде всего потому, что с девяти лет прислуживал в храме. Да сразу в двух, в монастырском иезуитском костеле Св. Игнатия Лойолы на Карловой площади (sv. Ignáce z Loyoly) мальчиков после песнопений щедро от пуза кормили, а в приходской церкви Св. Штефана на Штепанской улице (svátého Štěpána v ulici Štěpánská) раз в неделю даже оделяли долей от пожертвований. Случалось, кроны перепадали, и даже золотые. Здесь может быть уместно заметить, что юный Гашек отличался девичьей миловидностью, розовой нежной кожей, каштановыми вьющимися локонами – короче, чистый ангел, а не будущий хулиган и пьяница. Мать Катержина видела в мечтах своего старшего сына священником (VM 1946). Или по версии самого Гашека – монахом. Смотри рассказ из чудесной бугульминской серии «Стратегические трудности» («V strategických nesnázích» – «Tribuna», 1921), в котором автор сокрушается, вспоминая покойницу мать:

Proč jsem se raději nestal benediktýnem, jak jsi chtěla, když jsem poprvé propadl v kvartě. Měl bych pokoj. Odsloužil bych mši svátou a pil klášterní víno.

И почему же я не стал вместо этого бенедиктинцем, как ты этого хотела, когда я первый раз провалил экзамен в четвертом классе. Ни о чем бы не беспокоился. Отслужил святую мессу и пей спокойно монастырское вино.

а следователи, современные Пилаты, вместо того чтобы честно умыть руки, посылали к Тессигу за жарким под соусом из красного перца.

Тессиг – не пражский ресторан, как поясняет в своем комментарии ПГБ (с. 431), а его владелец. Карел Теиссиг (Karel Teissig), тогдашний хозяин заведения «U kotvy» («У якоря»), располагавшегося как раз напротив здания суда на Спаленой улице, да и сейчас окормляющего граждан практически на том же месте. А вообще, обычная практика тех времен – называть заведение не по официальному наименованию, а по имени владельца. То есть вместо «У чаши» можно было бы сказать «к Паливцу» (JH 2010).

Блюдо, которое ПГБ перевел как «жаркое под соусом из красного перца» (в оригинале: pro papriku, буквально «за перцами») переводчики на немецкий, английский и прочие европейские языки единогласно именуют гуляшом, с ними согласен и Ярда Шерак:

Paprikou zde nerozuměj chroupání paprikových lusků к pivu, ale jíst vepřový guláš s chlebem či knedlíkem.

Перцы здесь не в смысле хрустеть ими с пивом, а есть свиной гуляш с хлебом или кнедликом.

С. 48

Здесь в большинстве случаев исчезала всякая логика и побеждал параграф, душил параграф, идиотствовал параграф, фыркал параграф, смеялся параграф, угрожал параграф, убивал и не прощал параграф. Это были жонглеры законами, жрецы мертвой буквы закона, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно числу параграфов.

В оригинале совершенно иная графика, дающая буквальное ощущение бессмысленных решеток и загородок:

Zde mizela povětšině všechna logika a vítězil §, škrtil §, blbl §, prskal §, smál se §, vyhrožoval §, zabíjel §, a neodpouštěl §. Byli to žongléři zákonů, žreci liter v zákonících, žrouti obžalovaných, tygři rakouské džungle, rozměřující sobě skok na obžalovaného podle čísla paragrafů.

Это был пожилой добродушный человек; рассказывают, что когда-то, допрашивая известного убийцу Валеша, он то и дело предлагал ему: «Пожалуйста, присаживайтесь, пан Валещ вот как раз свободный стул».

Пан Валеш (Alois Valeš) – садовник и убийца двух человек на вилле Vilém в пражском предместье Horní Krč (Верхний

Крч, ныне часть городского округа Прага-4). Так ловко упрятал своих жертв в подвале их же собственного дома, что преступление, совершенное в 1902 году, открылось лишь в 1905-м и только потому, что, повздорив с женой, соучастницей преступления, и решив ей жестоко отомстить, пан Валеш отправился в заветный подвал, выкопал часть останков и подбросили на помойку неподалеку с записочкой «скоро и все преступление будет раскрыто». Газеты долго мусолили подробности. Осужден на казнь, но милостивым указом императора Франца Иосифа Первого это наказание было заменено пожизненным заключением (HL 1999).

Имя следователей, прокурора и судьи, которые занимались делом Алоиса Валеша и его преступной семьи, хорошо известны. Это dvorní rada Karel Křikava, vrchní policejní rada Wenzel Olič и komisař Knotek в полицейском управлении на Bartolomějské ulici č. 4. A BOT в областном суде на Spálené ulici č. 2 – это судья soudní rada Julius Hofmanu и прокурор – substitut státního zastupitelství Josef Sakh. Казалось бы, все просто: раз в оригинале Швейк беседует с советником юстиции (soudní rada), то речь о старике Хофманне (1848 года рождения), да только сама схема судопроизводства исключает такую возможность, потому что советник юстиции Хофманн был председателем суда над Валешами, то есть судьей, и в этой роли вести какие-то предварительные беседы ни с кем из обвиняемых до заседания суда не мог. Единственный человек, который мог это сделать и направить полицейское дело на доследование или обвиняемого на доп. экспертизу, был прокурор Йозеф Сах, хотя советником юстиции и не был. Остается гадать, помнил ли об этих тонкостях Гашек, имел ли кого-то конкретного в виду или просто летел на крыльях вдохновения и пльзеньского.

– Я думаю, что им и должен быть, – ответил Швейк, – раз мой батюшка был Швейк и маменька звалась пани Швейкова. Я не могу их позорить, отрекаясь от своей фамилии.

В ч. 2, гл. 5, с. 491, рассказывая очередную историю из жизни, Швейк предает гласности также и имена как своего батюшки, так и матушки – Прокоп Швейк (Prokop Švejk) и Антония Швейкова (Antonie Švejkové). Там же он упоминает и южночешскую деревню, в которой родился, благодаря чему и оказался призывником 91-го будейовицкого пехотного полка.

У меня на совести, может, еще побольше, чем у вас, ваша милость.

В оригинале Швейк использует совершенно замечательную форму вежливости – «оникание», обращение к собеседнику в третьем лице множественного числа: «у них», вместо «у вас» – než ráčejí mít voni вместо máte vy, кроме того, он не говорит «ваша милость» (vaše milosti), а «вашество» – vaš– nosti. (В варианте ПГБ 1929 точнее, чем в ПГБ 1963 – «вашескородие»). Ниже вся фраза полностью:

«já mám toho, může bejt, ještě víc na svědomí, než ráčejí mít voni, vašnosti».

У всего этого есть русский эквивалент – использование «их» и «им» как местоимений единственного числа родительного и винительного падежей. То самое «их превосходительство» в «Бедных людях» Федора Достоевского. Иными словами, вот как Швейк выражается:

У меня на совести, может, еще побольше, чем у их вашескородия.

Подробнее о чешском «ониканьи» см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 279, где такой способ обращения вовсю используют между собой старомодные жандармы из Путима и Писека, что вообще не исключение дтш героев романа той же складки.

С. 49

Меня уже освидетельствовал один доктор в полицейском управлении, нет ли у меня триппера.

Забавный случай, когда немецкий дериват законным образом возникает в русском переводе, но отсутствует в чешском оригинале. Швейк называет триппер – kapavka (ударение, естественно, на первый слог), слово, образованное от не требующего перевода чешского глагола kapat (ударный гласный тот же).

Когда я занимался подделкой векселей, то на всякий случай ходил на лекции профессора Гевероха.

Профессор Геверох – Antonín Heveroch (1869–1927), знаменитый чешский врач, профессор, психиатр и невролог. Такая же знаковая фигура дяя чешского обывателя, как доктор Ганнушкин для советского (см. романы Ильфа и Петрова, Булгакова). Автор базового для чешской медицины труда «Диагностика душевных заболеваний» («Diagnostika chorob duševních», 1904). Но исследователи утверждают, что любимым трудом лично Гашека была более ранняя работа Гевероха «О podivínech а lidech nápadných» (1901) – конспект лекций «О чудаках и необычных людях», в которой доктор описывает все возможные виды и вариации бытовых помешательств и глупостей, творимых как великими, так и самыми обыкновенными людьми, и все это в стиле, весьма похожем на рассказы «из жизни» Швейка. Вообще же Гашека, по свидетельству его знакомых и друзей, в его самые продуктивные годы (и до войны, и тем более после) совершенно уже не занимали чужие художественные тексты, зато он очень любил листать энциклопедии и всякую научнопопулярную дребедень.

С. 50

Как-то в Нуслях, как разу моста через Ботич, когда я ночью возвращался от Банзета, ко мне подошел один господин и хвать арапником по голове;

Ботич (Botič) – маленькая грязноватая речушка на самом дне глубокого оврага, разделяющего пражские округи Нове Место, Винограды с одной стороны и Нусле, с другой. Приток Влтавы.

В оригинале от Банзетов (od Banzetů), что и понятно, именно так называется существующая и по сей день на Таборской улице, напротив ратуши (Praha-4 – Nusle, Táborská 389/49) пивная «У Банзетов» («U Banzetů»). Ошибка в числе, скорее всего, обыкновенный недосмотр. Далее, в ч. 1, гл. 13, с. 185 – правильно. Однажды появилось на солнце пятно, и в тот же самый день меня избили в трактире «У Банзетов», в Нуслях.

Еще раз упоминается и правильно переведено в ч. 4, гл. 3, с. 313: но он был так скромен, что ходил только к Банзетам в Нусли…

Следует отметить, что это не единственный случай замены множественного числа на единственное в названии в разных вариантах перевода. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 258.

Отпер ключом подольский костел, думая, что домой пришел;

По всем признакам – костел Св. Михаила Архангела в пражском районе Подоли (Kostel sv. Michaela Archanděla v Podolí). Улица Под Вышнеградом (Pod Vyšehradem), д. 1 (JŠ 2010, JH 2010).

C. 51

Приведу вам еще один пример, как полицейская собака, овчарка знаменитого ротмистра Роттера, ошиблась в Кладно.

Ротмистр Роттер (rytmistr Rotter) – еще одно подлинное лицо. Theodor Rotter – начальник районного отделения полиции (Bezirksgendarmeriekommando), правда, не в Кладно, а много южнее, в Писеке. В самом деле, известный чешский кинолог и заводчик, среди прочего много и успешно занимавшийся разведением и улучшением пражского крысарчика (см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 27). Гашек познакомился с Роттером в бытность свою редактором журнала «Мир животных» («Svět zvířat», 1909–1910) и дружил. Более того, именно у Роттера находился в гостях с Йозефом Ладой в момент исторического покушения на Франца Фердинанада. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 37.

Жандармское звание ротмистр соответствует армейскому капитану.

Кладно (Kladno) – город в 30 километрах на запад от Праги.

Вот привели к нему однажды довольно прилично одетого человека, которого найти в Ланских лесах.

То есть у местечка Лани (Lány), примерно в 10 километрах на юго-запад от Кладно.

Под конец выяснилось, что человек этот был депутатрадикал.

В Примечаниях (ZA 1953) перечисляются все по тогдашним представлениям радикальные чешские партии: «Radikálně pokrokové nebo Státoprávní nebo Národně sociální» – Радикально-прогрессистская, или Конституционная, или Национал-социалисты. Последние, самые многочисленные и популярные, были излюбленным предметом нападок и издевательств Гашека, особенно после того, как за поведение, не соответствующее партийной линии, будущего романиста, а тогда штатного уличного репортера, вышибли (1912) из партийного рупора – газеты «Чешское слово» («České slovo»).

С. 52

И если в случае со Швейком три противоположных научных лагеря пришли к полному соглашению

В оригинале:

Jestli v případě Švejkové došlo к úplné shodě mezi těmi protivopoloženými vědeckými tábory

Место замечательное тем, что здесь Гашек употребляет не чешское слово, а русское. Вместо нормального и понятного любому его соотечественнику protilehlými пишет русское protívopoloženými (см. у самого Гашека – ч. гл. 14: Prošel se ode dveří к protilehlému oknu – Прошелся от стены к противоположному окну. К сожалению, у ПГБ, вообще утрачено и переведено просто – ч. 1, с. 201: и зашагал от двери к окну мимо Швейка и обратно). Кстати, во многих поздних чешских изданиях замена одного на другое молча делается редакторами. Использование русизмов, и вообще упрек в том, что после пяти лет пребывания в России Гашек призабыл родной язык – одно из самых ходовых и распространенных у критиков романа.

Действительно, русизмы время от времени попадаются, например, буквально в следующей главе мелькнет нечешское слово chalát (Napřed ho svlékli do naha, pak mu dali nějaký chalát) – вместо правильного для «халата» чешского plášť; и там же находим понятный чехам, но экзотический koridor (Tomuto člověku vrátíte jeho šaty a dáte ho na třetí třídu na první koridor) вместо естественного и общепринятого chodba. Но в целом подобные включения в общем корпусе текста скорее случайность, чем хроническая патология.

См. также комм, к самому неожиданному и прекрасному из всех гашековских русизмов horisontální radost – «горизонтальная радость»: ч. 3, гл. 2, с. 118.

Здесь же заметим, что на очень уместной и забавной чешско-русской смеси строятся диалоги, а иногда и авторская речь в прекрасной серии поздних, предроманных гашековских рассказов о его комиссарском быте в Бугульме – «Стратегические трудности» («V strategických nesnázích» – «Tribuna», 1921), «Славные дни Бугульмы» («Slavné dny Bugulmy» – «Tribuna», 1921), «Новая опасность» («Nová nebezpečí» – «Tribuna», 1921) и другие.

подтвердить первоначальное мнение о Швейке, составленное на основе системы доктора психиатрии Каллерсона, доктора Гевероха и англичанина Вейкинга.

Над тайной происхождения имен ни в каких научных анналах не отмеченных ученых Каллерсона и Вейкинга давно и безуспешно бьются все гашковеды. Сделаю и я свое предположение – это, наверное, психи, зашифрованные в любимой Гашеком книжке доктора Гевероха «О чудаках и необычных людях» под инициалами К. и W.

С. 53

Но думаю, что там наверняка будет глубже, чем под Вышеградской скалой на Влтаве.

Вышеградская скала (Vyšehradská skála) – серьезная возвышенность на правом берегу Влтавы, на стыке пражских районов Нове Место, Нусле и Подоли. Крепость на скале (Vyšehrad), очень напоминающая мощью своей приземистости нашу Петропавловку – одно из старейших, если не самое старое укрепленное поселение на территории Праги. Глубина Влтавы у Вышнеградской скалы не ровня океанским, но все же изрядная – 9 метров. Скроет с головой (JŠ 2010).

«Нижеподписавшиеся судебные врачи сошлись в определении полной психической отупелости и врожденного кретинизма представшего перед вышеуказанной комиссией Швейка Йозефа, кретинизм которого явствует из заявления “да здравствует император Франц-Иосиф Первый'', какового вполне достаточно, чтобы определить психическое состояние Йозефа Швейка как явного идиота…»

Пассаж почти дословно повторяет соответствующий из повести.

Soudní lékaři jsou toho mínění, že obžalovaný Švejk, dávaje různými výkřiky najevo, že chce císaři pánu sloužit až do roztrhání těla, činil tak z mdlého rozumu, neboť soudní lékaři mají za to, že normálně duševně vyvinutý člověk rád se zbaví toho, aby na vojně sloužil. Láska Švejova к císaři pánu jest abnormální, vyplývající jedině z jeho nízké duševně úrovně».

Pak přinesli soudním lékařům od Brejšky snídani a lékaři při smažených kotletách se usnesli, že v případě Švejkově jde opravdu o těžký případ vleklé poruchy mysli.

Судебные врачи пришли к общему мнению, что громкие выкрики обвиняемого Швейка о том, что он хочет служить государю императору до последней капли крови, являются следствием помутнения сознания, поскольку человек со здоровой психикой будет наоборот стремиться службы избежать. Анормальная любовь Швейка к государю императору свидетельствует о слабом развитии его сознания.

После того как судебным врачам принесли еду от Брейшки, врачи уже за отбивными постановили, что случай Швейка – явный случай непоправимого распада рассудка.

Любопытна здесь и перекличка с едой от Теиссига, подаваемой в кабинеты следователей в начале этой главы, – комм., ч. 1, гл. 3, с. 47.

ГЛАВА 4. ШВЕЙКА ВЫГОНЯЮТ ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА

С. 55

Описывая впоследствии свое пребывание в сумасшедшем доме, Швейк отзывался об этом учреждении с необычайной похвалой.

По всей видимости, речь идет о заведении, находившемся буквально в нескольких минутах пешего хода от здания областного суда на подворье бывшего монастыря Св. Екатерины (sv. Kateřiny), городской блок между улицами Kateřinská, Ke Karlovu, Apolinářská и Viničná. В этом заведении с официальным названием Императорский королевский чешский областной институт для душевнобольных (С. к. český zemský ústav pro choromyslné), несколько недель в феврале 1911-го прохлаждался и сам Гашек после неудачного самоубийства. Циники утверждают, что романист имитировал попытку кинуться во Влтаву с Карлова моста из желания своим показным отчаянием как-то оправдаться перед женой Ярмилой, которая как раз в тот момент из-за не слишком чистого собачьего бизнеса мужа оказалась под судом. Романтики же уверяют, что все не так, и будущий автор «Швейка» на самом деле был в чрезвычайно угнетенном состоянии из-за не складывавшейся вообще семейной жизни с любимой женщиной. В любом случае, согласно полицейскому протоколу, неудачливый самоубийца против обыкновения был скорее трезв, чем пьян (JŠ 2010, RP 1998).

Забавное совпадение, что прямо в забор сумасшедшего дома у Катержинок со стороны улицы К Карловой упирается та самая недлинная, с которой Швейка и замели – На Бойишти. Но если это несомненная случайность, то не случайность то, что до середины девятнадцатого века эта короткая улица носила гораздо менее благозвучное название – «У психушки» («U blázince»). Что-то символическое в том, что действие романа начинается на улице с названием «На поле боя», бывшей «У психушки», хотя сам Гашек едва ли задумывался над этой многозначной связью. Он не слишком жаловал всякие намеки, символы, нюансы-экивоки и прочую туманную неясность. Любил рубить с плеча.

Там можно выдавать себя и за бога, и за божью матерь, и за папу римского, и за английского короля, и за государя императора, и за святого Вацлава.

Святой Вацлав (Svatý Václav, 907–935) – чешский князь, позднее за свою мученическую смерть (убит заговорщиками во главе со своим младшим братом) был возведен в сан святого. Главный небесный покровитель Чехии и, как борец за ее независимость, – символ чешской государственности.

С. 56

Один из них все время ходил за мной по пятам и разъяснял, что прародина цыган была в Крконошах.

Крконоше (Krkonoše) – горы на северо-востоке Чехии. Еще одно название – Высокие Судеты (Vysoké Sudety). Часть того района, с поглощения которого после мюнхенских договоренностей 1938 года. Гитлер начал уничтожение ненавистной ему Чехословакии, как государства. Ныне популярное место отдыха с самой высокой горой Чехии (Sněžka, 1602 м). Об одноименном духе этих гор см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 444.

Самым буйным был господин, выдававший себя за шестнадцатый том Научного энциклопедического словаря Отто и просивший каждого, чтобы его раскрыли и нашли слово «переплетное шило», – иначе он погиб.

«Научный энциклопедический словарь Отто» (Ottův slovník naučný) – самая объемная энциклопедия тех времен на чешском языке в 27 основных томах и нескольких дополнительных. Выпускалась издателем и книготорговцем Яном Отто (Jan Otto, 1841–1916 гг.) с 1888 по 1909 гг. Любимый источник знаний автора «Швейка». Помимо словаря, Ян Отто выпускал и иную познавательную продукцию, в том числе «Жизнь животных» Брема на чешском («Život zvířat») – еще одну книгу, читаемую и перечитываемую Гашеком.

Переплетное шило (в оригинале Kartonážní šička) – не шило вовсе, а целая машинка, забивной станок на профессиональном жаргоне. Используется для изготовления коробок.

Шестнадцатый том словаря Отто (XVI, Lfli – Media) словарной статьи Kartonážní šička, конечно, содержать не мог. Мог только четырнадцатый (XIV, Kartel – Kraj). А впрочем, какие претензии к умалишенному? Другое дело автор «Швейка», который, когда потребовалось, процитировал статью Dolní Bousov (Нижний Боусов) почти дословно. См. комм., ч. 2, гл. 5. с. 480.

С. 58

Швейк ответил, что это даже лучше, чем в банях у Карлова моста, и что он страшно любит купаться.

В оригинале: v lázních u Karlova mostu – старейшая пражская купальня с выходом в открытую речнзчо заводь. Ярда Шерак меланхолически замечает, что теперь в том же помещении музыкальный клуб (JŠ 2010). И действительно, в длиннющем унылом доме по адресу набережная Сметаны (Smetanovo nábřeží) 198/1 (во времена Швейка это была набережная Франтишки – Františkovo) располагается ныне клуб с пятью танцполами сразу, который так и называется «Карловская купальня» (Karlovy lázně).

Карлов мост – старейший каменный мост в Праге. Строительство законченно в 1402 году. См. также комм., ч. 1, гл. 2, с. 44. и здесь же, с. 55. Утверждают, что купальня была заложена Карлом IV одновременно с самим мостом.

С. 59

– Сделайте одолжение, – ответил Швейк. – Хотя у меня нет ни голоса, ни музыкального слуха, но для вас я попробую спеть, коли вам вздумалось развлечься.

В связи с этим чистосердечным заявлением уместно вспомнить, что говорил о своем друге будущий иллюстратор Швейка Йозеф Лада: «Гашек знает слова пары сотен разных песен, но при этом только один мотив». Стоит ли удивляться после этого, что петь Гашек очень любил. Много и вслух.

 
Что, монашек молодой,
Головушку клонишь.
Две горячие слезы
Ты на землю ронишь?
 

Как утверждает собиратель народных песен Вацлав Плетка (VP 1968), эти четыре строчки (Což ten mladý mnich v tom křesle čelo v pravou ruku kloní, и т. д.) – вовсе не песня, а часть довольно длинной народной устной былины «Mnichova láska» («Любовь монаха») с печальным концом: молодой монашек Ян и его любовь Луиза кидаются, обнявшись, в реку.

Дальше не знаю, – прервал Швейк. – Если желаете, спою вам:

 
Ох, болит мое сердечко,
Ох, тоска запала в грудь.
Выйду, сяду на крылечко
На дороженьку взглянуть.
Где же ты, милая зазноба…
 

Пять строчек, а в оригинале четыре:

 
Jak je mi teskno okolo srdce, co těžce,
bolně zdvíhá ňadra má,
když tiše sedím, do dálky hledím,
tam, tam do dálky touha má…
 

которые даже всезнающий Вацлав Плетка не смог ни опознать, ни атрибутировать.

Дальше тоже не знаю, – вздохнул Швейк. – Знаю еще первую строфу из «Где родина моя» и потом «…Виндишгрец и прочие генералы, утром спозаранку войну начинали»,

«Где родина моя» (в оригинале: «Kde domov můj») – ныне гимн Чешской республики (начальное восьмистишие). Был также гимном первой Чехословацкой республики. Изначально песня из патриотической пьесы 1834 года Йозефа Кайэтана Тыла (Josef Kajetán Tyl) «Праздник сапожников или Ни спора, ни ссоры» («Fidlovačka aneb Žádný hněv а žádná rvačka»). Автор музыки František Škroup.

«…Виндишгрец и прочие генералы, утром спозаранку войну начинали» – в оригинале: «Jenerál Windischgrätz а vojenští páni od východu slunce vojnu započali». Первые строчки песни с простым названием «Старая армейская» («Stará vojenská»). Повествует о военных действиях в Италии 1859 года, когда франко-сардинская армия разгромила австрийскую у городка Сольферино. Еще один раз эту песню Швейк запевает в постели, собираясь на призывной пункт. См. комм., ч. 1, гл. 7, с. 81.

Эту же песню нетрезвый Швейк выводит и в повести, холодной зимней ночью припав к закрытым воротам вожделенной казармы. После чего просыпается уже с ревматизмом. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 25.

Jenerál Windischgrätz – на самом деле, фельдмаршал, Alfred Candidus Ferdinand Fürst zu Windisch-Grätz (1787–1862). Печально прославился вовсе не поражением в Италии (песня врет, к моменту битвы у Сольферино фельдмаршал был уже десять лет в отставке), а жестоким подавлением революции 1848–1849 гг. в Австрии; в частности, мятежную Прагу приказал расстреливать из пушек.

да еще пару простонародных песенок вроде «Храни нам, боже, государя», «Шли мы прямо в Яромерь» и «Достойно есть, яко воистину…»

«Храни нам, боже, государя» (в оригинале: «Zachovej nám Hospodine») – государственный гимн Австро-Венгрии. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26.

«Шли мы прямо в Яромерь» – в оригинале «Když jsme táhli к Jaroměři». Первые строчки песни, обычно именуемой «Катька лесника» («Hajného Káča»). История редкой непристойности о том, как солдаты на отдыхе в пивной задумали вставить в задницу старой бабе Кате свисток ее мужа-лесника и что из этого вышло. По частоте упоминания слова «жопа» (prděl) должна быть несомненным фаворитом в репертуаре грубияна Паливца (полный текст VP 1968).

Если же судить по частоте исполнения самим Швейком, то уж его-то точно любимая песня. Затягивает он родимую, выходя из ночного Табора в свой будейовицкий анабазис (см. комм., ч. 2. гл. 1, с. 277). Еще раз песня в его устах – в походе на Туровы-Вольски (см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 207).

Яромержь (Jaroměř) – город в северно-восточной Чехии, расположен неподалеку от Градец-Кралове.

«Достойно есть, яко воистину…» – в оригинале: «Tisíckrát pozdravujeme Tebe» («Тысячу поклонов тебе отбиваю»). В отличие от православной короткой молитвы: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную иДренепорочную и Матерь Бога нашего» и т. д. – «Tisíckrát pozdravujeme Tebe, ó Matičko Krista Ježíše! ТУ jsi okrasou celého nebe, tobě klaní se celá říše» – первые четыре из более чем ста строк песни, которзчо традиционно исполняют не в храме, а по дороге к любым святым местам, связанным с именем Девы Марии, паломники.

С. 60

Можете справиться в канцелярии Девяносто первого полка в Чешских Будейовицах или в Управлении запасных в Карлине.

Карлин – с севера примыкающий к Жижкову и с востока к Старе Место район Праги. По всей видимости, речь идет о казармах и прочих воинских учреждениях (Ferdinandova kasárna), располагавшихся на Краловском (Královské), а ныне Соколовском (Sokolovské třídě) проспекте. Предположительно, место жительства фельдкурата Отто Каца. См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 127.

С того момента как санитары получили приказ вернуть Швейку одежду, они перестали о нем заботиться, велели одеться, и один из них отвел его в третье отделение.

В оригинале буквально: в третий класс (dáte ho na třetí třídu и далее odvedl na IIL třídu). Бржетислав Гула в своем комментарии к этому месту (BH 2012) указывает на полное сходство системы классов (первый, второй, третий), существовавшей на транспорте и в общественных (включая и лечебные) учреждениях Австро-Венгрии. Согласен с этим и Милан Янкович (MJ 1968): III класс, пишет он, отделение для неимущих (па třetí třídu – na oddělení pro nemajenté). Соответственно, можно предположить, что первоначально Швейка приняли по первому классу, как человека достойного и с достатком.

Так как Швейка выписали из лечебницы перед самым обедом, дело не обошлось без небольшого скандала. Швейк заявил, что если уж его выкидывают из сумасшедшего дома, то не имеют права не давать ему обеда.

Между прочим, неудачливый самоубийца и писатель Ярослав Гашек тоже не хотел покидать психушку. В сохранившейся истории его болезни имеется запись:

26.2. Chce zůstat nějaký čas v ústavě, aby prý si odvykl pití.

26.02.(1911) Хотел бы задержаться в институте, по его словам, чтобы отвыкнуть от пьянства.

Следующая, впрочем, такая:

27.2. – je propuštěn vyléčený.

27.2 – выписан как излечившийся.

Скандал прекратил вызванный привратником полицейский, который отвел Швейка в полицейский комиссариат на Сальмовой улице.

в оригинале Salmová ulice. Настоящее название Сальмовска (Salmovská). Это все в том же районе Нове Место. И все по-прежнему в радиусе пешей прогулки. Полицейский комиссариат находился в доме номер 20.

Еще раз упоминается в романе во время пешего марша по Галиции, см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 60.