Текст книги "Анк-Морпорк: Миллион Жизней (СИ)"
Автор книги: Sergey Smirnov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Глава 7
Ночь в этой реальности была тихой. Оскорбительно тихой. Воздух пах остывающей сдобой, уютом и чем-то неуловимо-сладким, как детское воспоминание, которого у Проныры никогда не было. Он стоял на заднем дворе пекарни, и взгляд его упал на собственные руки.
Те же самые руки, что вскрывали замки и облегчали карманы, только что совершили самое бессмысленное и отвратительное деяние в его жизни.
Он не украл. Не обманул ради выгоды. Он просто… испортил.
Стыд.
Слово было ему знакомо, но само чувство – нет. Оно оказалось тяжёлым. Физически тяжёлым. Будто он проглотил немытый булыжник, и тот теперь лежал где-то под рёбрами, мешая дышать.
Все его тщательно выстроенные оправдания, вся его философия «каждый сам за себя», весь цинизм, который он носил как броню, рассыпались в пыль перед лицом одного простого факта: он увидел чужое, незамысловатое счастье и из чистой злобы попытался его сломать.
Злоба? Нет, не то слово.
Это была… зависть. Грязная, едкая зависть неудачника, который вдруг понял, что все его провалы – не злой рок, а личный выбор.
Он всю жизнь бежал. От стражи, от нищеты, от скуки. От ответственности. И эта безумная гонка по мультивселенной, эта охота на Архимага Джиминиуса… Кривая вечность, это ведь был просто ещё один побег. Самый грандиозный, самый изобретательный побег от самого себя. Он не пытался спасти реальность. Он пытался доказать, что его успешная версия – враг, которого нужно победить, а не возможность, которую он упустил.
Мысль была острой, как заноза под ногтем. Он не хотел её думать, но она уже была там, глубоко внутри, и гноилась.
Проныра медленно повернулся.
Смерть стоял у покосившегося забора, неподвижный, как изваяние. Он не смотрел на Проныру. Он смотрел куда-то сквозь него, сквозь эту реальность, на саму структуру бытия, и, вероятно, находил её неудовлетворительной.
Голос Проныры прозвучал глухо и надтреснуто.
– Мы… мы всё делали не так.
Смерть перевёл на него взгляд своих пустых глазниц, в которых горел синий огонёк далёких звёзд.
– РАСЧЁТЫ БЫЛИ ВЕРНЫ. ТАКТИКА – ОШИБОЧНА.
– Да не в тактике дело! – вырвалось у Проныры. – Совсем не в ней! Мы… я… я бежал за ним. За этим… Джиминиусом. Пытался его побить, перехитрить, подловить… А он ведь просто… ну, просто лучший вариант меня. Самый умный, самый везучий. И я думал, если я его одолею, если докажу, что он тоже… неправильный, то…
– ТО ПРОБЛЕМА ИСЧЕЗНЕТ. ЛОГИЧНО. ЭЛИМИНАЦИЯ АНОМАЛИИ.
– Нелогично! – Проныра шагнул вперёд, почти забыв, с кем говорит. – Это как… как пытаться вычерпать реку, стоя в ней по колено! Проблема не в нём! И не в том ворюге из Гильдии, и не в капитане стражи! Проблема… – он сглотнул тяжёлый камень стыда, – …во мне. В том, что я сделал тогда. У той треклятой машины.
Смерть слегка наклонил череп. Это был его эквивалент поднятой брови.
– ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ ДОБРОВОЛЬНО ВЕРНУТЬСЯ В ЭПИЦЕНТР ЭНТРОПИЙНОГО КОЛЛАПСА.
Из горла Проныры вырвался нервный, жалкий смешок.
– А что, есть варианты получше?
– СТАТИСТИЧЕСКИ, – произнёс Смерть ровным, безжизненным голосом, словно зачитывая отчёт, – ЭТО УВЕЛИЧИВАЕТ ВЕРОЯТНОСТЬ ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ И БЕССЛЕДНОЙ АННИГИЛЯЦИИ ВСЕХ ВОВЛЕЧЁННЫХ СТОРОН НА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ ЦЕЛЫХ И ТРИ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА.
– А какой у нас выбор?! – почти крикнул Проныра, перебивая бездушную статистику. Его голос дрожал от смеси отчаяния и новой, злой решимости. – Прятаться здесь, в этой… сахарной тюрьме?! Ждать, пока он нас не найдёт и не сотрёт, как грязь с сапога?! Или пока я, – он ткнул себя пальцем в грудь, – не пересыплю солью весь сахар в этой вселенной от тоски?! Мы должны вернуться. К Хронометру. Туда, где всё это… началось.
Он замолчал, тяжело дыша.
– Хватит бегать.
Тишина, что наступила после, была гуще и тяжелее ночной тьмы. Смерть долго молчал, и Проныре показалось, что он слышит, как внутри этого скелета с тихим скрипом вращаются космические шестерни, пересчитывая вероятности. Мир замер в ожидании. Даже сверчок в траве, кажется, притих.
Наконец, Смерть вынес свой вердикт. Одно-единственное слово, прозвучавшее в голове Проныры, как удар молота по наковальне.
– ПРИЕМЛЕМО.
Облегчения не было. Только ледяной холод в животе. Он впервые сам выбрал путь. И этот путь вёл прямо в пасть чудовищу, которое он сам и породил.
Мир вокруг них дрогнул, смазался и потёк, как акварель под дождём.
Возвращение было похоже на удар под дых. Они не просто появились в Анк-Морпорке. Они в него ввалились.
Хаос изменился. Он повзрослел. Если раньше это были детские шалости – мерцающие здания, внезапные запахи, – то теперь реальность, похоже, устала от неопределённости и начала принимать окончательные, но чудовищные решения. Парадоксы перестали быть случайными. Они начали срастаться.
Они стояли посреди Латунного Моста, и первое, что ударило по Проныре, был даже не вид, а вкус. Воздух Анк-Морпорка теперь можно было жевать. Густая, маслянистая взвесь ложилась на язык привкусом подгоревшей карамели, ржавого железа и чего-то неописуемо древнего, как пыль, вытряхнутая из савана тысячелетнего мертвеца. От этого вкуса мутило и вела кругом голова.
Проныра сплюнул. Слюна была вязкой и отдавала медью – то ли от ржавой пыли, висевшей в воздухе, то ли от того, что его собственные дёсны решили, будто сейчас самое время немного покровоточить от ужаса.
– Чтоб меня… – прохрипел он, оглядываясь.
Слева, там, где должна была находиться Гильдия Алхимиков, теперь стояло приземистое здание, которое было одновременно и Гильдией, и городской скотобойней. Из его окон валил густой, фиолетовый дым, пахнущий серой, аммиаком и свежей кровью. Из-за угла доносилось мычание, которое резко обрывалось звуком, похожим на удар молнии.
Справа, где текла ленивая река Анк, творилось нечто невообразимое. Река теперь текла в обе стороны одновременно. Два потока грязно-коричневой воды сталкивались в центре, образуя медленный, чавкающий водоворот. В нём, тяжело переворачиваясь, плавали рыбы с тусклыми, мокрыми перьями вместо чешуи и чайки, которые бестолково гребли лапами, покрытыми плавниками.
Город больше не мерцал. Город гнил заживо.
– ОН СТАБИЛИЗИРУЕТСЯ, – констатировал Смерть, глядя на речной кошмар с бесстрастным интересом патологоанатома. – ВСЕЛЕННАЯ НЕ ТЕРПИТ НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ. ОНА ВЫБИРАЕТ НАИБОЛЕЕ УСТОЙЧИВЫЕ ГИБРИДНЫЕ ФОРМЫ.
– Это он называет «устойчивым»?! – Проныра указал дрожащим пальцем на прохожего, у которого из шляпы рос небольшой, но вполне здоровый кактус.
Они двинулись в сторону Незримого Университета, и это было похоже на экскурсию по чьему-то воспалённому бреду. Две практически идентичные версии сержанта Колона стояли у ларька Сомнительно-Но-Вкусных пирожков и яростно спорили.
– Я тебе говорю, это была твоя очередь! – кричал один Колон, тыча пальцем в грудь другому.
– Моя очередь была в той реальности, где сегодня вторник! – отвечал второй. – А здесь, судя по запаху, уже как минимум четверг!
Проныра старался не смотреть по сторонам, но это было невозможно. Мир лез в глаза, в уши, в рот. Он видел, как стражник пытается оштрафовать собственную тень за неправильную парковку. Он слышал, как из таверны «Залатанный Барабан» доносятся одновременно три разные песни, сплетающиеся в чудовищную какофонию. Хаос перестал быть временной проблемой. Он становился новой, уродливой нормой¹.
Они наконец миновали площадь Медопатов. Стены Незримого Университета виднелись впереди. Они не мерцали. Они стояли незыблемо, но от этого становилось только хуже. Словно сам центр урагана был местом абсолютного, зловещего штиля.
Они вышли на площадь перед Университетом, и Проныра споткнулся. Не о камень, а о тишину. Весь тот балаган, вся какофония гниющего города здесь, у самых стен обители магов, стихала. Воздух терял свой отвратительный вкус, становясь просто прохладным и пустым. Квантовый Хронометр, который теперь был виден прямо с улицы сквозь просевшую, полупрозрачную стену, гудел ровно и низко. Этот гул подчинял себе всё пространство, заставляя парадоксы держаться на расстоянии.
Их ждали.
У подножия чудовищной машины, залитый ровным светом, от которого не было тени и слегка сводило зубы, стояла фигура в безупречно чистой мантии архимага. Джиминиус. Он был не один.
Рядом с ним, заложив руки за спину, стояли ещё двое.
Проныре показалось, что у него остановилось сердце.
Один из них был одет с иголочки в чёрную, потёртую кожу, отороченную стальными заклёпками. Его лицо было худым, жёстким, пересечённым парой бледных шрамов, а на губах играла ленивая, циничная ухмылка. Он смотрел на Проныру так, как мясник смотрит на тушу, прикидывая, с какой части начать. Это была Сила. Проныра-Глава-Гильдии-Воров.
Второй был его полной противоположностью. Пухлый, в дорогом бархатном камзоле винного цвета, который туго обтягивал солидное брюшко. Его пальцы, унизанные перстнями, были сложены на животе. Лицо лоснилось от самодовольства и хорошей еды. Он смотрел на Проныру с брезгливым любопытством, как на таракана, заползшего на его шёлковый ковёр. Это было Богатство. Проныра-Торговец.
А между ними, возвышаясь над ними, стоял Джиминиус. Власть.
Власть, Сила и Богатство. Весь пантеон его мелких, грязных мечт. Всё, чем он хотел стать, собралось здесь, чтобы стереть его – первопричину, ошибку, бракованную деталь.
Вся решимость, что зародилась на задворках пекарни, испарилась, как роса под палящим солнцем. Внутри у Проныры всё сжалось в знакомый, ледяной комок ужаса. Его руки сами собой начали потирать кончики большого и указательного пальцев, ища несуществующую монету – старый рефлекс, спасавший в моменты паники. Мозг кричал одно-единственное слово: «Беги!»
Но бежать было некуда. Все пути вели сюда.
Архимаг Джиминиус сделал шаг вперёд. Его движения были плавными и выверенными. Он заговорил на удивление спокойно, и в его голосе не было и тени злобы – так хирург объясняет пациенту суть предстоящей процедуры.
– А вот и наша первопричина, – сказал он, и тишина на площади, казалось, стала ещё плотнее. – Мы уж заждались.
Он окинул Проныру взглядом, от которого хотелось съёжиться до размеров насекомого.
– Не волнуйся. Мы не собираемся тебя убивать.
Джиминиус поднял руку, и воздух вокруг него и Хронометра затрещал, наливаясь силой, от которой у Проныры заслезились глаза.
– Мы собираемся тебя исправить. Раз и навсегда.
¹ И, как любая норма, немедленно привлекла внимание тех, кто видел в ней не проблему, а ресурс. Во дворце Патриция, например, царила тишина, нарушаемая лишь скрипом пера и тихим шелестом бумаг. Лорд Витинари стоял спиной к своему секретарю, Барабанту, и смотрел на огромную, многомерную карту города, испещрённую пометками, стрелками и вопросительными знаками, начертанными на нескольких прозрачных слоях.
– Сэр, – начал Барабант, прокашлявшись. – Пришло донесение. Гильдия Воров из реальности 7-Алеф-Гамма отказывается платить налог на «нематериальные активы», заявляя, что их карманы нематериальны только по вторникам, а сегодня, по их исчислению, Среда-с-половиной.
Витинари не повернулся. Он лишь постучал длинным тонким пальцем по одной из точек на карте.
– Замечательно, Барабант. Сообщите им, что в таком случае стражники из реальности 9-Бета-Дельта, которые, по счастливой случайности, существуют только по вторникам и Средам-с-половиной, будут применять к ним вполне материальные санкции в виде дубинок. И удвойте им налог за бюрократическое препирательство.
Он сделал паузу, обводя взглядом хаотичную схему своего города.
– Хаос, Барабант, – это не повод для уклонения от гражданского долга. Хаос – это новый рынок, который нуждается в грамотном регулировании. И, разумеется, в налогообложении.
Глава 8
Зал Незримого Университета превратился в балаган.
Это была не битва титанов, а склока в коммунальной квартире, где все жильцы носили одно и то же лицо и ненавидели друг друга с какой-то особенной, родственной страстью. Воздух густел от магии, запаха палёного бархата и неоплаченных счетов.
Архимаг Джиминиус, чья мантия сверкала рунами, подозрительно похожими на символы разных валют, двигался с грацией фехтовальщика. Сгусток чистой энергии сорвался с его пальцев, просвистел мимо уха оригинального Проныры и врезался в древнюю колонну. Камень дрогнул, пошёл волнами и на глазах превратился в гигантский, дрожащий мармеладный гриб. Он тут же начал медленно оплывать на пол липкой, клубничной лужей.
– Господа! Коллеги! – визгливо причитал Проныра-торговец, отчаянно пытаясь укрыться за собственным кожаным портфелем. – Давайте же решим вопрос цивилизованно! Я предлагаю эксклюзивную франшизу на управление этой реальностью! Пятьдесят на пятьдесят! Ну хорошо, шестьдесят на сорок, но бухгалтерия моя!
Его никто не слушал.
Четвёртый Проныра, глава Гильдии Воров из мира, где цинизм преподавали в начальной школе, действовал практичнее. Он присел на корточки и с деловитым упорством пилил ножовкой ножку массивного дубового стола, за которым укрылся Архимаг. План был прост, как всё гениальное: когда могущественный двойник встанет для очередной пафосной речи, он просто рухнет.
А тот, из-за кого всё началось, просто пытался не умереть. Проныра-оригинал шарахнулся в сторону от заклинания, пахнущего корицей и обещавшего мучительную смерть от диабета, и врезался спиной в твёрдое и холодное.
Или, вернее, в кого-то.
Шум не стих. Он исчез. Словно его выкачали невидимым насосом. Визг торговца, шипение магии, скрип ножовки – всё это схлопнулось в одну точку и превратилось в гул, который можно было услышать, только если прижать ухо к толстому стеклу.
Рядом, неподвижный и окончательный, как надгробный камень, стоял Смерть. Его присутствие выжигало из мира звук, суету и всякую надежду.
– НАМ НУЖНО ПОГОВОРИТЬ.
Голос в голове Проныры был ровным, как поверхность замёрзшего озера.
– Поговорить? – пискнул Проныра, его палец дрожал, указывая на застывшую сцену хаоса. – Сейчас? Ты что, не видишь? Там же… там же меня в комнатный цветок сейчас… а другой я пилит ножку стола! У нас нет времени сплавлять разговоры!
– ВРЕМЯ, – Смерть едва заметно наклонил череп, – ЭТО ИМЕННО ТО, ЧТО МЫ ОБСУДИМ. ТОЧНЕЕ, ЕГО ПРЕКРАЩЕНИЕ.
Проныра замолчал. Дрожь в пальце прекратилась.
– МОЙ ИЗНАЧАЛЬНЫЙ ПЛАН, – продолжил Смерть с методичностью аудитора, нашедшего несоответствие в годовом отчёте, – НИКОГДА НЕ ВКЛЮЧАЛ В СЕБЯ ТЕРМИНЫ ВРОДЕ «СЛИЯНИЯ» ИЛИ «СХЛОПЫВАНИЯ». ЭТО БЫЛИ, СКАЖЕМ ТАК, УПРОЩЕНИЯ. ДЛЯ ВАШЕГО ВОСПРИЯТИЯ.
Проныра сглотнул. Комок в горле был сухим и колючим. Он не любил, когда говорили о его восприятии. Обычно это означало, что его держат за идиота.
– ПРАВИЛЬНЫЙ ТЕРМИН… – Смерть сделал паузу, словно смакуя безупречную точность формулировки. – …АННИГИЛЯЦИЯ.
Слово не прозвучало. Оно упало в сознание Проныры тяжёлым, холодным камнем.
– Что?
– ПОЛНОЕ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ СТИРАНИЕ ВСЕХ АНОМАЛЬНЫХ ВРЕМЕННЫХ ВЕТОК. ВКЛЮЧАЯ «НУЛЕВУЮ». ВАШУ. И, РАЗУМЕЕТСЯ, ВАС САМОГО. ЭТО НАИБОЛЕЕ ЧИСТЫЙ И ЭФФЕКТИВНЫЙ ВЫХОД ИЗ СЛОЖИВШЕЙСЯ СИТУАЦИИ.
В этот самый момент краем глаза Проныра заметил движение. Архимаг Джиминиус, оправившись от падения стола, запустил в сторону своего двойника-вора особенно злобное, фиолетовое заклинание. Оно летело нестабильно, оставляя за собой шлейф из искр, прямиком к древним стеллажам, где начиналась территория Библиотеки.
И тут с балок под потолком сорвалась огромная оранжевая тень.
Она приземлилась на пол с глухим, влажным шлепком, какой издаёт мешок с мокрым бельём, но совершенно без костяного стука, ожидаемого от существа такого размера. Вес был, а звука падения – почти нет. Это был Библиотекарь. Он не издал ни звука, даже своего фирменного «У-ук». Его невероятно длинные руки просто расставились в стороны и поймали сгусток фиолетовой энергии, словно перезрелый банан. Заклинание зашипело, как вода на раскалённой сковороде, и безвредно растворилось в его мозолистых ладонях.
Затем голова Библиотекаря поднялась, и он посмотрел на Архимага Джиминиуса. Во взгляде маленьких умных глаз не было гнева. В нём было нечто гораздо худшее: глубокое, вселенское, библиотекарское разочарование. Взгляд, которым смотрят на человека, загнувшего уголок на странице редчайшего фолианта.
Даже самоуверенный Архимаг на секунду смутился и опустил руки.
Библиотекарь, удовлетворённый произведённым эффектом, смахнул с ближайшей книги невидимую пылинку – главный враг был повержен, порядок восстановлен. После чего развернулся и беззвучно утёк обратно в родную стихию теней между стеллажами. Его мир был здесь, и он его защищал.
Проныра почти ничего этого не заметил. Он смотрел на пустые глазницы Смерти, и до него, медленно и неотвратимо, как прилив в реке Анк, доходил весь масштаб предательства.
Его единственный союзник. Его проводник.
Всё это время он просто вёл его на эшафот.
– Но… зачем? – прошептал Проныра. Слова казались чужими, сухими, как дорожная пыль.
Смерть, игнорируя застывшую в нескольких метрах от них потасовку, подвёл Проныру ближе к гудящему Хронометру. Механизм, казалось, изменился. Его гул стал ниже, ровнее.
– ПОСМОТРИ.
Костлявый палец указал на одну из медных пластин на корпусе машины. Там, где раньше была лишь гладкая поверхность, теперь слабо пульсировала фиолетовым светом новая, незнакомая руна. Она была похожа на глаз, который медленно закрывался.
– Я НЕ СОБИРАЮСЬ ЭТО ДЕЛАТЬ, – произнёс Смерть. – Я УЖЕ ЭТО ДЕЛАЮ. С САМОГО НАЧАЛА.
Проныра уставился на руну. Она гипнотизировала.
– КАЖДОЕ НАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ, – продолжал бесстрастный голос в его голове, – КАЖДАЯ РЕАЛЬНОСТЬ, КОТОРУЮ МЫ ПОСЕТИЛИ… ЭТО НЕ БЫЛ ПОИСК РЕШЕНИЯ. ЭТО БЫЛА КАЛИБРОВКА. МЫ НЕ ИСКАЛИ КЛЮЧ. МЫ СОБИРАЛИ ЕГО. ПО ЧАСТЯМ. КАЖДЫЙ ВАШ ПРОВАЛ, КАЖДЫЙ ВАШ УСПЕХ, ДАЖЕ ВАШ… ПРИСТУП МЕЛКОГО ВАНДАЛИЗМА В ПЕКАРНЕ. ВСЁ ЭТО БЫЛО ДАННЫМИ. ТОПЛИВОМ.
– Но… пекарь… – выдавил из себя Проныра, цепляясь за последнюю соломинку. – Ты же видел! Он был счастлив! Это же… это была хорошая жизнь!
– ВИДЕЛ, – в голосе Смерти, возможно, на одну миллисекунду проскользнула пауза. Но если она и была, то тут же утонула в вечности. – СТАТИСТИЧЕСКОЕ ОТКЛОНЕНИЕ. ЕДИНИЧНЫЙ СЛУЧАЙ. ОДНА УДАЧНАЯ СТРАНИЦА НЕ ОПРАВДЫВАЕТ СУЩЕСТВОВАНИЯ БРАКОВАННОЙ КНИГИ. ОСОБЕННО ЕСЛИ ЭТА КНИГА ГРОЗИТ СЖЕЧЬ ВСЮ БИБЛИОТЕКУ.
– Но… ты же их всех… того? И пекаря? С его булочками? Просто… как страницу вырвать? Он же был настоящий!
– ЭТО КОСМИЧЕСКАЯ ГИГИЕНА. – Смерть сделал жест, словно объясняя неразумному ребёнку прописную истину. – ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ ЗАПУТАННЫЙ КЛУБОК ВЕРЁВКИ. БЕСКОНЕЧНЫЙ, ПОЛНЫЙ УЗЛОВ. ТЫ МОЖЕШЬ ПОТРАТИТЬ ВЕЧНОСТЬ, ПЫТАЯСЬ ЕГО РАСПУТАТЬ. А МОЖЕШЬ ПРОСТО ВЗЯТЬ НОЖНИЦЫ И ОДНИМ ДВИЖЕНИЕМ ПЕРЕРЕЗАТЬ УЗЕЛ.
Его коса поднялась. Лезвие тускло блеснуло в свете мармеладной колонны.
– Я – НОЖНИЦЫ. ЭТО НЕ ХОРОШО И НЕ ПЛОХО. ЭТО ЭФФЕКТИВНО.
– Но… моя жизнь…
Смерть помолчал, давая Проныре осознать всю тщетность этого аргумента.
– НЕЗНАЧИТЕЛЬНАЯ ЦЕНА ЗА ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПОРЯДКА. ОБМЕН, СОГЛАСИСЬ, ВЫГОДНЫЙ.
И тут Проныра почувствовал это. Гул Хронометра упал ещё на октаву, превратившись в одну-единственную низкую, вибрирующую ноту. Казалось, она шла не из машины, а из самой пустоты между атомами. Воздух в их кармане тишины стал холодным. И впервые Проныра почувствовал запах… ничего. Не пыли, не магии, не реки Анк. А стерильной, абсолютной пустоты. Запаха места, где никогда ничего не было и не будет.
Запах аннигиляции.
Проныра отшатнулся от Хронометра, переводя дикий взгляд с пульсирующей руны на неподвижную фигуру Смерти. Механизм был не просто запущен. Это был не таймер, отсчитывающий время до взрыва.
Это был механизм, медленно сливающий воду из ванны, в которой он сидел.
Карман тишины лопнул.
Звук обрушился с силой приливной волны. Шипение заклинаний, ругань двойников, далёкий, полный укора вздох Библиотекаря. Проныра стоял на крошечном пятачке пространства, в треугольнике, образованном тремя точками его личного апокалипсиса.
С одной стороны – его амбициозные, безжалостные копии, которые дрались за право стереть его.
С другой – его единственный союзник, который методично готовил стирание их всех.
А под ногами гудел пол, вибрируя от работы машины, которая исполнит приговор.
Внутри Проныры, в его маленькой, перепуганной душе, столкнулись два урагана.
Старый, привычный цинизм вскочил и зааплодировал. «Ну конечно! Я так и знал! Всем от тебя что-то нужно! Никому нельзя верить! Думал, этот скелет в плаще другой? Дурак! Ты всегда был дураком!»
Но рядом с ним, робко и неуверенно, поднялась новая, слабая сила. Чувство, родившееся в тот момент, когда он увидел лицо пекаря, пробующего хлеб с солью. Стыд. «Но я же пытался…» – шептала она. – «Я вернулся. Я хотел всё исправить… Я не убежал. Почему? Почему именно тогда, когда я впервые в жизни решил не быть трусом… это и оказалось последним гвоздём в мой гроб?»
Он застыл.
Его мозг, тот самый орган, который мог найти тридцать четыре причины не переходить дорогу, наконец-то получил задачу по своему масштабу. И он с энтузиазмом принялся сжигать последние остатки надежды.
Так. Варианты.
Примкнуть к двойникам? Помочь им одолеть Смерть. А потом? Они посмотрят на меня, на оригинал, на причину всех бед… и сотрут. Я для них – ошибка, которую нужно исправить.
Помочь Смерти? Помочь ему остановить этих маньяков. А потом он с благодарностью похлопает меня костлявой рукой по плечу и нажмёт на кнопку «Удалить всё». Я для него – главная часть проблемы.
Сбежать? Гениально. Куда? Вселенная – это ловушка. И таймер уже не тикает, он гудит.
Сделать что-то с Хронометром самому? О, да. Конечно. Я, Проныра, который боится украсть кошелёк, сейчас подойду и починю вселенский парадокс. Я только хуже сделаю. Я уже* сделал хуже!*
Он смотрел на свои руки. Руки, которые умели вскрывать замки. Руки, которые помнили, как обращаться с крошечными шестерёнками. Руки, которые подсыпали соль в чужое счастье.
Сейчас они были бесполезны.
Он не мог двигаться. Не мог говорить. Не мог дышать.
Его паралич нерешительности, тот самый, что мешал ему сделать выбор между «украсть» и «не украсть», достиг своего апогея. Он вырос до вселенских масштабов. Теперь перед ним был выбор между смертью, смертью и смертью. И он не мог выбрать.
Он просто стоял. Маленькая, застывшая фигурка в самом центре бушующего хаоса, под перекрёстным огнём чужих амбиций и безжалостного порядка.
А низкий, ровный, всепроникающий гул Хронометра продолжался.
Это был звук конца света, который наступает не с грохотом, а с методичным гудением идеально смазанного механизма. Похоронный колокол по всем возможным будущим сразу.
