Текст книги "Анк-Морпорк: Перо Острее Меча (СИ)"
Автор книги: Sergey Smirnov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Ваймс медленно поднялся. Колени хрустнули. Он подошёл к большой меловой доске, испещрённой схемами и стрелками, которые вели в никуда. В самом верху жирными буквами было выведено: «НАЙТИ ЛЖЕЦА».
Он смотрел на эту надпись несколько долгих ударов сердца, потом взял тряпку, пахнувшую старым мелом и разочарованием, и стёр её. Движения были медленными, почти ритуальными. Когда доска стала девственно-чёрной, его рука взяла кусок мела. Холодного и сухого. И вывела новые слова. Всего пять. Но они меняли всё.
«НАЙТИ ТОГО, КТО НЕНАВИДИТ ОШИБКИ».
Он отступил на шаг. Теперь у него был вектор. Это было немного, но это было лучше, чем тонуть в тумане с завязанными глазами. Он впервые за несколько дней почувствовал под ногами что-то твёрдое. Это была ненависть. Чистая, сфокусированная ненависть к человеку, который был так пугающе похож на худшую часть его самого.
Пока коммандер Ваймс обретал ясность в полумраке своего кабинета, Уильям де Ворд тонул в ярком, безжалостном свете своей редакции. Он не спал уже две ночи. Кофе превратился в горькую коричневую жижу, не приносящую ничего, кроме изжоги. Идеи не приходили. Его великое творение, его вклад в общественный дискурс, его саморегулирующийся рынок репутаций превратился в гильотину, которая рубила головы без разбора, просто потому что могла.
Он метался по кабинету, как тигр в клетке, построенной из его собственных благих намерений.
– Этого не может быть, – бормотал он, поправляя и без того идеально ровную стопку бумаги на столе. – Система не может быть плохой. Система – это просто инструмент. Это… ну… это пользователи! Они используют её неправильно!
Наконец, когда серое, безрадостное утро начало просачиваться сквозь окна, его осенило. Решение! Техническое, изящное, логичное! Оно сверкнуло в его воспалённом мозгу, как маяк надежды.
Он созвал своих немногочисленных сотрудников. Сахариссу Крипслок, его лучшую журналистку, чьи глаза видели слишком много, чтобы верить в простые решения, и пару молодых людей, которые занимались вёрсткой и ещё не успели обменять энтузиазм на цинизм.
– Господа! Леди! – Уильям выпрямился во главе стола. В его глазах снова появился лихорадочный, нездоровый блеск визионера. – Я нашёл решение проблемы анонимности и злоупотреблений! Мы вводим… Систему Верификации Пользователей!
Он сделал драматическую паузу, ожидая аплодисментов или хотя бы благоговейного шёпота. Молодые верстальщики посмотрели на него с вежливым недоумением. Сахарисса, не отрываясь от своего блокнота, вздохнула.
– Отныне, – продолжил Уильям, воодушевляясь собственным голосом, – чтобы оставить отзыв на «Пере», гражданин должен будет явиться в Гильдию Клерков. Лично. Там он предъявит документы, и ему выдадут специальный, заверенный печатью бланк с уникальным идентификационным номером! Этот номер он будет вводить при публикации отзыва. Всё! Никакой анонимности! Никаких троллей! Только ответственный, цивилизованный, верифицированный дискурс!
Его пламенную речь о прозрачном мире прервал тихий голос Сахариссы. Та прикрывала ладонью трубку клик-аппарата.
– Да, миссис Габбл, я вас поняла… Нет-нет, не волнуйтесь… Если почтовый голубь снова отказывается лететь в Тени, я просто попрошу одного из наших мальчишек занести вам газету лично после работы… Да, конечно. И передавайте привет вашему коту.
Она положила трубку и подняла глаза на своего начальника. Он как раз закончил свой монолог словами: «…это вернёт нам контроль и восстановит доверие к платформе!». Сахарисса ничего не сказала. Она просто снова вздохнула. Это был вздох человека, который чинит протекающий кран, пока его сосед пытается остановить наводнение с помощью зонтика. Она знала, чем это кончится.
И это кончилось быстро.
Введение Системы Верификации не исправило город. Оно его парализовало. У здания Гильдии Клерков выстроились очереди, которые могли бы посоперничать с очередями за бесплатным пивом в День Патриция. Честные горожане, желавшие пожаловаться на пригоревший пирог или похвалить сапожника, часами стояли под моросящим дождём, проклиная прогресс, Уильяма де Ворда и всех клерков до седьмого колена. Сами клерки, погребённые под лавиной бланков, делали ошибки, ставили печати криво и теряли документы, что порождало новую волну жалоб, которые теперь нельзя было оставить, потому что для этого нужен был, чтоб его, бланк. Это был идеальный, замкнутый круг бюрократического ада.
А к вечеру, когда уставший, но гордый своим решением Уильям смотрел на «Шепчущую доску» Незримого Университета, ожидая увидеть спад активности, там появился новый отзыв. Безупречно оформленный. Жутко знакомый по стилю.
«Учреждение: Гильдия Клерков Анк-Морпорка. Услуга: Верификация для системы «Перо». Бланк формы №743А/2 выдан с помаркой от пера в правом нижнем углу. Печать гильдии поставлена с отклонением от горизонтальной оси на 2 (два) градуса. Общее время ожидания в очереди составило 47 (сорок семь) минут, что является грубым нарушением всех мыслимых стандартов эффективности. 1 крыса».
Подпись под отзывом была последним гвоздём в крышку гроба наивности Уильяма.
Ник: Проверенный_Пользователь_001.
Уильям де Ворд долго смотрел на этот текст. Дышать, кажется, стало необязательно. Этот человек не просто обошёл его систему. Он не просто взломал её. Он использовал её. Он прошёл через все круги ада, которые сам Уильям и создал, получил официальный, верифицированный статус и первым же своим действием использовал его, чтобы уничтожить репутацию самой системы верификации. Это было не просто преступление. Это было произведение искусства. Холодное, циничное, гениальное.
Ноги вдруг перестали его держать. Отступив от окна, он рухнул в кресло с таким видом, будто оно было его последним союзником в этом проклятом мире. Кресло сочувственно скрипнуло, словно разделяя его поражение. Вся его вера в то, что любую человеческую проблему можно решить правильным алгоритмом, правильной системой, правильным правилом, разбилась вдребезги. Он сражался не с анонимными хулиганами. Он сражался с кем-то, кто был умнее его. С кем-то, кто всегда будет на шаг впереди, потому что он понимал не только систему, но и людей. А Уильям, как он с ужасом осознал в этот момент, не понимал ни того, ни другого.
Глава 5
Ночь в Анк-Морпорке – это не отсутствие звуков. Это их смена. То был тот самый мёртвый час перед рассветом, когда тьма становится густой и жирной, как речной ил, а город говорит на другом языке. Пьяные песни и запоздалые драки улеглись, уступив место монотонному, жалобному скрипу флюгера на крыше Управления Стражи. Он стонал, будто старый, уставший от вечности призрак, жалуясь луне на свои проржавевшие суставы.
Ваймс сидел в темноте.
Единственный свет – тонкая, как лезвие, полоса лунного сияния – пересекала заваленный бумагами стол и гасла на его сапоге. Улика, брошенная безразличным небом. В его черепе, в такт скрипу флюгера, вспыхивали и гасли буквы. Его собственные.
…3 (три) минуты позже установленного норматива…
И грязь эта была другой. Не той честной, трудовой грязью улиц, которую можно было смыть горячей водой с едким мылом. Не потом и не кровью. Эта была невидимая, липкая, как патока. Она затекла под кожу, впиталась в самую суть. Он навёл порядок. И это было омерзительно. Ему отчаянно, до ломоты в костяшках, хотелось дела. Настоящего, материального, честного дела. С трупом. С орудием убийства, которое можно было бы подержать в руке. С преступником из плоти и крови, которого можно было бы схватить за шиворот, прижать к влажной кирпичной стене и хорошенько встряхнуть, выбивая из него не только признание, но и всю эту новомодную, невесомую дурь.
…Эффективность вызывает обоснованные сомнения…
Он так глубоко увяз в этом болоте самобичевания, что почти пропустил стук в дверь. Тихий, деликатный, почти извиняющийся. Он принадлежал человеку, который никогда ни перед кем не извинялся.
– Эм, коммандер?
Ваймс не шелохнулся. Дверь приоткрылась без скрипа, и в кабинет, словно дым, просочился мистер Боггис, глава Гильдии Воров. Безупречный костюм, начищенные до зеркального блеска туфли, спокойное достоинство человека, пришедшего не просить, а вести переговоры.
– Прошу прощения за вторжение в столь поздний час, – проронил Боггис, двигаясь с бесшумной грацией, которой могли бы позавидовать кошки. Он опустился на краешек стула для посетителей, не дожидаясь приглашения. – Но информация, как и свежеукраденный кошелёк, имеет неприятное свойство быстро остывать.
– Что тебе нужно, Боггис? – голос Ваймса прозвучал так, будто его продрали сквозь гравий.
– Мне? – Боггис вскинул бровь. – О, нет, что вы, коммандер. Вопрос в том, что нужно нам. Городу. Нам необходима стабильность. Экосистема, если позволите. А эта ваша… – он сделал неопределённый жест идеально ухоженной рукой в сторону окна, за которым дышал город, – …эта «общественная чесотка», как вы её столь метко охарактеризовали, губительно сказывается на бизнесе. На всём бизнесе.
Ваймс молчал, его силуэт в кресле казался высеченным из камня.
– Понимаете ли, – Боггис слегка наклонился вперёд, его голос стал тише, доверительнее, – когда у мясника падает рейтинг, он продаёт меньше вырезки. Когда он продаёт меньше вырезки, у него в кассе меньше денег. А когда у него в кассе меньше денег… ну, вы профессионал, вы понимаете. Мои ребята рискуют здоровьем и свободой ради жалкой горстки медяков. Это нарушает вековой баланс спроса и предложения.
– К делу, Боггис.
– К делу. Что ж. В определённых, весьма консервативных кругах, – Боггис понизил голос до заговорщического шёпота, – зреет недовольство. Старики из Гильдии Гравёров и Печатников. Они всегда были упрямы, как гномьи мулы, но сейчас… они на грани истерики. «Перо» лишило их девяноста процентов заказов. Никаких больше визиток, листовок, свадебных приглашений. Они очень, очень громко жалуются на «эти бездушные светящиеся дьявольские штуковины». И, что самое интересное, они вдруг начали закупать в промышленных масштабах подозрительно дешёвые, некачественные чернила. И клейстер. Бочками.
Ваймс замер.
Гравёры. Печатники. Чернила. Клейстер. Подпольная мастерская.
Слова прозвучали, как музыка. Как давно забытая, но бесконечно родная мелодия. Это было что-то настоящее. Что-то, что можно было потрогать, понюхать, чем можно было измазаться. Преступление, которое оставляет следы. Физические. Осязаемые.
Его спина медленно выпрямилась. Что-то внутри него, то, что он привык называть своим внутренним копом, перестало корчиться от стыда и с хищным, голодным интересом приподняло голову.
– Где? – спросил Ваймс. Голос стал другим. Резким. Живым. В нём появился металл.
– Переулок Пот-Элли. Старый подвал, который они арендуют якобы под склад макулатуры.
Ваймс резко встал, стул протестующе взвыл. Он рванул на себя дверь кабинета, и ночная тишина коридора разбилась вдребезги.
– Сержант Колон! Моркоу! Ноббс! Ангуа! Ко мне! Живо! Полное снаряжение! У нас, крысиные зубы, настоящее дело!
Управление, до этого дремавшее, взорвалось топотом ног, лязгом амуниции и хриплыми командами. Ваймс стоял посреди этого хаоса, и по его венам разливался чистый, незамутнённый адреналин, вымывая липкую грязь самобичевания. На мгновение он поймал своё отражение в пыльном стекле окна. На него смотрел не уставший, сломленный бюрократ, а оживлённый, почти счастливый охотник с горящими глазами. И от этого зрелища ему самому стало не по себе. Он был рад. Он был по-настоящему, до дрожи рад возможности вышибить ногой чью-то дверь и наорать на кого-то, потому что это было просто. Бесконечно проще, чем смотреть на свои собственные руки и вспоминать тихое, беззвучное нажатие на кнопку «Отправить».
…Бдительный_Гражданин_7…
Боггис, удовлетворённо кивнув, поднялся, чтобы раствориться в тенях так же незаметно, как и появился. На столе осталась визитка. Простая, отпечатанная на грубой, сероватой бумаге. Ваймс машинально взял её. Поднёс к лицу.
Запах. Едкий, кислый запах дешёвых чернил, смешанный с металлической пылью свинцового набора.
Это был запах настоящего, честного, ремесленного преступления.
И для Ваймса это был запах надежды.
Переулок Пот-Элли пах вековой сыростью, гнилой капустой и тем особым видом отчаяния, которое пропитывает кирпич. Даже лунный свет, казалось, брезговал заглядывать в эту щель между домами, предпочитая скользить по скользким крышам. Отряд Стражи замер в тени, их тёмные плащи сливались с грязными стенами.
– План такой, – шёпот Ваймса был сухим и резким. – Я и Моркоу вышибаем дверь. Колон, Ноббс – вы сразу за нами, блокируете выход. Ангуа, ты…
Он осёкся. Сержант Ангуа его не слушала. Она стояла чуть в стороне, задрав голову, её ноздри мелко трепетали. Весь её вид говорил о предельной концентрации, но направлена она была не на обшарпанную дверь подвала.
– Ангуа? – Моркоу мягко коснулся её плеча.
Она вздрогнула, её взгляд расфокусировался, возвращаясь из какого-то другого мира.
– Что? А, да. Я здесь.
– Всё в порядке? – спросил Ваймс нетерпеливо.
– Да. Просто… показалось.
Она лгала. Это был не просто запах. Это была целая безмолвная пьеса, разыгранная в воздухе. Запах… нет, запахи. Резкий цветочный парфюм, неуместный в этой канаве. Под ним – медь и соль. Запах животного страха. И что-то ещё, тонкое, как укол иглы… кровь. Всего несколько капель. След вёл не в подвал, а дальше по переулку, в сторону доков. Какая-то быстрая, жестокая драма разыгралась здесь совсем недавно, и её безмолвные призраки – запахи – ещё висели в неподвижном, тяжёлом воздухе. Ангуа силой заставила себя выбросить это из головы. Сейчас было другое дело. Но невидимая ниточка осталась в её сознании, натянутая и вибрирующая.
– Готовы? – спросил Ваймс.
Все молча кивнули.
– Пошли!
Дверь была старой и подгнившей. Моркоу навалился на неё плечом. Раздался оглушительный треск сухого дерева и хлопок, когда полотно слетело с петель, подняв облако вековой пыли, пахнущей мышами и забвением.
– Стража! – рявкнул Ваймс, врываясь внутрь с дубинкой наперевес. – Всем стоять! Руки, чтоб я видел!
Подвал был тесным, сводчатым, освещался несколькими чадящими масляными лампами, которые бросали на стены дёрганые тени. В центре стоял допотопный ручной печатный станок, похожий на средневековое орудие пытки. Вокруг него, переругиваясь, суетились четверо пожилых мужчин в кожаных фартуках, перепачканных чернилами с ног до головы. Увидев Стражу, они не испугались. Они возмутились.
– Осторожнее, болван! – проскрипел один из них, самый старый, указывая дрожащим, чёрным от краски пальцем на пол у ног Ваймса. – Ты мне на свежий оттиск наступил! Я над ним три дня корпел! Это герб семьи Склот для приглашения на юбилей! Ты хоть представляешь, какая там вязь?!
– Всем на пол! – скомандовал сержант Колон, вваливаясь следом и тут же спотыкаясь о ведро. Что-то липкое и пахучее выплеснулось ему на сапог. – Ох, гадость! Что это?!
– Так, посмотрим, что у нас тут, – сержант Ноббс с видом знатока поднял с пола листовку. Буквы на ней были кривыми и расплывчатыми. – «Таверна „Дырявый Гном“. Пиво кислое, а хозяйка – ведьма. Одна крыса». Не очень-то изощрённо, да, коммандер? Похоже на мой почерк, когда я пишу рапорт.
– А это что? – Моркоу с неподдельным интересом указал на огромный чан, в котором булькала серая, комковатая масса. – Магический компонент? Нестабильный эктоплазменный гель?
– Это клейстер, неуч! – с оскорблённым достоинством ответил второй гравёр, поправляя очки на переносице. – Из муки и воды. Чтобы наши воззвания к доскам клеить. Мы что, по-вашему, варвары, чтобы использовать гномьи липучки? Мы работаем с проверенными, органическими технологиями!
Стражники растерянно переглядывались. Ваймс оглядел это «логово репутационных террористов». На полу валялись стопки грубо отпечатанных отзывов. В углу стояло несколько деревянных дощечек, на которых были неумело вырезаны изображения крыс. Одна из дощечек, та, что с пятью крысами, была сломана пополам.
– Пять крыс не получилось, – пояснил третий гравёр, заметив взгляд Ваймса. – Дерево треснуло. Слишком сложная композиция.
Это было настолько нелепо, настолько аналогово и безнадёжно, что Ваймс физически почувствовал, как его адреналиновая эйфория сдувается, как проколотый свиной пузырь. Их грандиозный план состоял в том, чтобы по ночам бегать по городу и физически заклеивать высокотехнологичные «Шепчущие доски» своими бумажными листовками.
Он подошёл к печатному станку. На его станине лежала свежая, ещё влажная листовка.
«Гильдия Убийц. Контракт выполнен неаккуратно. Много шума. 2 крысы».
Ваймс глубоко вздохнул, вдыхая запах сырости, чернил и тотального фиаско. Это был не рейд. Это был фарс.
Кабинет Ваймса снова погрузился в полумрак. Запах дешёвых чернил, казалось, въелся в дерево, в обивку кресла, в самого Ваймса. Напротив него сидел глава Гильдии Гравёров, мистер Гритекс. Он не выглядел напуганным или сломленным. Скорее, смертельно уставшим, как человек, который долго и безнадёжно пытался вычерпать море ложкой.
– Да, это мы, – сказал Гритекс спокойно, разглядывая свои ладони. Пальцы были чёрными от въевшейся краски, будто он носил вечные перчатки. – И если бы вы не пришли, мы бы продолжили.
– Заклеивать доски бумажками? – в голосе Ваймса не было ни гнева, ни сарказма. Только глухое, тяжёлое недоумение. – Вы серьёзно думали, что это сработает?
– А что нам оставалось, коммандер? – Гритекс поднял на него глаза. В них не было страха, только бездонная усталость. – Мы не против прогресса. Мы не луддиты, разбивающие станки. Мы против того, чтобы труд всей жизни, мастерство, которое передавалось от отца к сыну, оценивал какой-то анонимный идиот, который не отличит офорт от литографии. Который пишет слово «качество» с тремя ошибками. Эта ваша… «чесотка»… она убивает не просто бизнес. Она убивает ремесло. Уважение.
Он говорил тихо, но каждое слово было твёрдым, как гранит, на котором он привык работать.
– Мы пытались по-честному. Мы открыли свою страницу на «Пере». Написали: «Гильдия Гравёров и Печатников. Высочайшее качество. Вековые традиции». Знаете, какой был первый отзыв? «Слишком много букв. Ничего не понятно. 1 крыса».
Ваймс молчал. Он вдруг понял, что в каком-то извращённом, безумном смысле этот старик был его союзником. Они оба сражались с одним и тем же невидимым, нематериальным врагом. Просто методы у них были разные.
В этот момент дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. В кабинет, задыхаясь, вбежал констебль Посети.
– Коммандер! Срочно! Новая атака!
Ваймс медленно, как старик, повернул голову.
– Докладывай.
– Только что! По всему городу! Гильдия Портных! Десятки, может, сотни отзывов! Все одновременно! Как… как будто из пушки!
Посети протянул Ваймсу листок, сорванный с ближайшего «крысометра». Ваймс взял его. Руки констебля дрожали.
«Объект: Мастерская „Игольное Ушко“. Двойная строчка на вечернем камзоле лорда Вздрюченса выполнена с отклонением в 0.1 миллиметра от внутреннего стандарта Гильдии. Недопустимая небрежность. 2 крысы».
«Объект: Ателье „Шёлковый Путь“. Оттенок нити, использованной для обмётки петлиц, не совпадает с каталогом „Весенние Цвета 1788 года“ на 3%. Указан как „небесно-голубой“, по факту является „лазурным“. Прямой обман потребителя. 1 крыса».
Ваймс читал, и с каждой строчкой его лицо всё больше напоминало каменную маску. Это был не почерк стариков из подвала. Это была не ручная работа. Это была хирургическая точность. Холодная, бездушная, убийственная. Пока он гонялся за дилетантами с ведром клейстера, настоящий враг нанёс новый удар. Безупречный. Идеально скоординированный.
Он медленно опустил листок и повернулся к Гритексу. В его голосе не было ничего, кроме пустоты.
– Это не вы.
Гритекс горько усмехнулся. Он снова посмотрел на свои ладони – карту своей жизни, исчерченную линиями и пропитанную чернилами.
– Конечно, не мы, коммандер. Посмотрите на это. Мы оставляем следы. Грязь, краску, отпечатки пальцев. Случайные кляксы. Потому что мы – люди. Мы ошибаемся. А ваш… «Летописец», как его прозвали в газетах… он призрак. У него нет рук. У него нет чернил. Он не оставляет следов. Он просто… есть.
Ваймс долго молчал. Тишина в кабинете стала плотной, её можно было резать ножом.
– Идите, – наконец сказал он. – Все. И заберите свой клейстер.
Гравёров отпустили под формальное предупреждение «не нарушать общественный порядок путём несанкционированной расклейки объявлений в неустановленных местах».
Ваймс остался один. Кабинет казался огромным и пустым. Запах дешёвых чернил, который час назад был запахом надежды, теперь пах его собственным оглушительным, унизительным провалом. Он не просто вернулся к началу. Он потерял драгоценное время, а враг за это время стал только сильнее, точнее, безжалостнее. А он сам – ещё дальше от разгадки.
Он посмотрел на свои руки. Чистые. Слишком чистые.
И впервые за долгое время ему захотелось их испачкать. По-настояшему. Во что-нибудь тёплое, красное и очень, очень материальное.
