Текст книги "Тактик 8 (СИ)"

Автор книги: Сергей Шиленко

Соавторы: Тимофей Кулабухов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21
Большая сковородка

Долина по форме скорее напоминала не особенно идеальный прямоугольник и совсем уж ровной не была. Прямоугольник, сотканный из полей с колебаниями высот, но середина, которая внизу – ровная как стол.

По краям долины были не особенно густые смешанные леса, растущие по холмам и потому местными не выкорчёванные.

По долине текли два ручейка, но оба настолько незначительной ширины, то есть их можно было буквально перешагнуть, а значит существование этих ручьёв можно было игнорировать.

В итоге поле битвы как не особенно ровный лист бумаги. Обычное место для классической битвы. Словно сам бог войны создал этот полигон для генералов, изучавших тактику по учебникам.

– Идеальное место для кавалерийского удара, – произнес Ги, словно прочитав мои мысли. Его взгляд был прикован к центру вражеской армии, где уже выстраивались в массивные клинья две, а то и три тысячи тяжёлых рыцарей. – Он ударит по центру. Сомнёт его, разрежет нашу армию надвое и будет уничтожать по частям. Классика. Любой бы на его месте сделал так же.

– Именно, – подтвердил я, не сводя глаз с вражеского построения. Я видел генерала Эммея за счёт Птичьего пастуха – маленькую фигурку на командном холме на той стороне поля. Он сидел на своём коне, окружённый штандартоносцами, и источал уверенность. Он выбрал поле боя, он навязал мне свои правила. Он был уверен, что я попал в его ловушку.

После того, как наша армия остановилась и не попала в ловушку после Большой сковородки, а стала выстраиваться и убирать подальше в лес обоз, армия Эммея вынуждена была тоже начать строиться на своей стороне поля.

– Если суммировать данные наших разведчиков и моей магии, учитывая количество штандартов, у Эммея под рукой примерно двадцать две – двадцать пять тысяч клинков, причём у него есть две тысячи тяжёлых конников, включая рыцарей.

– А нас восемнадцать тысяч, то есть численность на их стороне. И у меня в армии конницы нет, у Вас тоже, – констатировал Ги. – А Ваша так называемая «противокавалерия»?

– Ну, Ваше высочество, в прошлый раз они противостояли трём сотням конницы при первой обороне Вальяда, но сначала мы остановили их кавалерийский наскок ежами, а только потом они были атакованы, причём не во фронт, а по флангу, откуда были уязвимы и когда они были уязвимы. А так-то тридцать два тролля – это, конечно, аргумент, но не решающий. Даже слонов можно затоптать, как бы это странно не звучало.

– Господин Рос, про Вас ходят разные легенды, но многие считают, что Вы хороший стратег. Тогда как Вы собираетесь не проиграть это сражение?

– Ну, для начала мы уже просчитали вражескую логику. Потом вражескую логику в отношении нас. Думаю, что генерал Эммей ждёт, что я укреплю свой центр, соберу там всю свою лучшую пехоту, чтобы выдержать удар, – неспешно рассуждал я. – Он ждёт, что мы будем бодаться, как два барана, пока его конница не продавит нас за счёт более качественной подготовки, личного мастерства и дичайшей численности тяжёлой конницы.

– И разве он не прав? – спросил Ги. – Ваша пехота хороша, господин Рос, но выдержать удар такого молота… это будет стоить Штатгалю тысяч жизней. Даже если Вы устоите…

Я усмехнулся и развернул на походном столике карту.

– Всё будет строго наоборот. Больше скажу, это не я придумал, это придумали греки против персов для сражения на Марафонских полях. Давно забытая классика. Конечно, не один в один, но логика такая. Надеюсь, наше сражение запомнится не забегом бегуна на дальнюю дистанцию.

– Честно говоря никогда не слышал ни про какие Марафонские поля, – озадаченно нахмурился Принц. – Вы часто допускаете слова и сравнения, которых я не понимаю или которые мне не знакомы.

– Ну, моё окружение уже привыкло, Вы просто не так давно со мной рядом, Ваше высочество. Это всё моё кайеннское прошлое. Годы, заполненные беспрерывной войной.

– Так значит, это делает Вас таким успешным полководцем?

– Типа того. А в сражении мы подыграем, сделаем вид, что наш центр – это самое слабое место. Мы поставим туда твоих легковооружённых лучников, лёгкую пехоту и сапёрные роты. Мы покажем ему то, что он хочет увидеть – очевидную слабость. И когда он бросит на них всю свою элиту, всю свою гордость… – я провёл пальцем по карте, показывая, как вражеский клин вгрызается в наше построение. – … мы, напротив, позволим ему поверить в его силу.

Принц Ги склонился над картой. Его взгляд, обычно полный аристократического спокойствия, загорелся неподдельным интересом. Он увидел то, что я задумал. Не оборону и драку лоб в лоб, а приглашение к самоубийству.

Поняв мой замысел и своё в нём место, он отбыл к своим войскам.

Поскольку он принял статус союзника (а для Роя не было важно, по какой причине союзник стал таковым, как результат найма, по личным причинам или как следствие политики), то мне открылась возможность общаться с его войском и им самим посредством Роя, координировать его действия на поле боя.

Не буду обижать принца, но теперь я был способен управлять его войском, даже минуя его командную структуру и даже если исключить из схемы его самого.

Однако то, что я мог обращаться к умарцам, не значило, что они будут меня беспрекословно слушать, поэтому хрупкую структуру отношений и существование царственной особы на поле боя я собирался беречь. А то эти черти, чего доброго, вспомнят про какие-нибудь свои обычаи и уйдут в направлении своего Умара.

Подготовка… Подготовка – это важно. С тех пор, как мои солдаты пережили сотни сражений в Кмабирийских болотах постепенно и до рядовых, и до офицеров стала доходить очевидная истина – подготовка к сражению помогает определить его ход, помогает победить и выжить.

Война – это работа, не случайно одна из самых популярных игр по тактике на заре компьютерной эпохи называлась «Warcraft», то есть «Военное ремесло».

Война одновременно является трагедией, драмой, хоррором, она источник страданий и боли, комедией (довольно мрачной), боевиком и историей личной боли и личностного роста.

Война является сразу очень много чем. Больше всего я согласен с Лютером, который говорил: «Война – величайшее бедствие, которое может обрушиться на человечество; она разрушает религии, государства, семьи. Любое другое бедствие лучше неё».

Однако война – это ещё и работа, которую надо делать хорошо.

Будущее поле боя превратилось в гигантский муравейник.

Без лишних криков и суеты мои полки и полки принца Ги стали становится на свои позиции. В центр стал так же один из его полков лёгкой пехоты, которому был озвучен приказ, как действовать после неизбежной атаки конницы генерала Эммея.

Со стороны понять, что мы делаем и почему, было сложно.

То, что Эммею пришлось выковыривать своё войско из засады, дало нам пару часов подготовки и передышки. Особенно в передышке нуждался уставший от топанья в полном боевом облачении Первый полк.

Была середина дня.

Всё моё войско проделало несколько часов марша до начала сражения и сейчас отдыхало, пока Эммей выстраивал свои полки в соответствии со всеми правилами местной военной науки.

Теоретически (и принц Ги мне на это непрозрачно намекал) можно было напасть, пока они находились в таком «подвешенном» состоянии, пока его полки натыкались друг на друга, путались и не имели строя. Пожалуй, если бы я оперировал войском размером с несколько рот, то так бы и сделал. При управлении сравнительно небольшим войском я мог бы настолько оперативно менять тактику под ситуацию, что наносил бы максимальный ущерб. При этом избегал бы контратак, выставил бы защитную фалангу на поле боя, чтобы прятать за неё лучников и так далее. Но!

Под моей рукой сейчас было восемнадцать с половиной тысяч воинов всех рас, я чисто физически не смогу координировать их действия и за свою неторопливость заплачу многими и многими жизнями.

А я не был таким офицером, который любит громкие победы, обильно сдобренные собственными потерями. В гробу я видал такие победы. Пока что моя лучшая победа – это встреча самого принца Ги, когда вообще никто не погиб.

Вот наверняка бы Сунь Цзы поднял за такое сражение стаканчик рисового вина шаосин-цзю, при условии, что он вообще употреблял алкоголь.

В центре, на самом опасном направлении, я расположил самые, казалось бы, неподходящие для этого части. Рассредоточенную тысячу орков-лучников из армии принца Ги, без тяжёлых доспехов, без длинных копий. Радом с ними в таком же порядке собственных гоблинов-лучников.

На первой линии рота лёгкой пехоты со здоровенными щитами. Щиты – чистая профанация, это самые большие щиты, мы их почти не использовали, и не используем и в этот раз. При первой же атаке тяжёлой конницы и не дожидаясь её удара, рота должна была щиты бросить и драпать на фланг. Единственной целью этой бутафории было создание видимости, что центр прикрывают щитовики, якобы готовые мужественно сдержать удар рыцарской конницы. Спойлер – удержать такой удар никто из моих ребят не в силах.

За ними, среди лучников – мои сапёрные роты. Гномы сапёрных рот делали нужные приготовления к сражению. Они не копали окопы. Они устанавливали то, что мы с Фомиром в шутку назвали «подарками для лошадок»: замаскированные волчьи ямы, спешно устанавливали заострённые колья, вбитые под углом к земле, ставили противотанковых ежей и хитроумные ловушки-петли, способные переломать ноги самой крепкой кавалерийской лошади.

При этом я понимал, что «вчерашний шутка уже не шутка», как говорил Ашот. Причём речь шла ни разу ни о юморе.

Скорее всего, Эммей учёл опыт моих прежних, известных ему сражений, а в его войске будут ветераны из первой и второй осады Вальяда.

А при первой осаде Вальяда я в полной мере использовал такой козырь, как противотанковые ежи. Не факт, что они их там как следует рассмотрели, те из конников, которые унесли ноги. Но общий смысл уловили.

А это значит, что до основного удара рыцарями нас прощупают лучники (в большей степени ради разведки) и лёгкая конница, скорее всего стрелковая, чтобы проверить что мы нам наготовили.

Поэтому противотанковые ежи, которые конечно же, никуда не делись, стоят не поперёк поля, а, как ни странно, вдоль. Они выставлены так, что условно делят поле на три части – центр и фланги. На одном из флангов принц Ги и его армия, который полностью осведомлен о моей тактике. Кроме того, часть ежей защищают фланги, которые стоят на некоторых возвышенностях от лобового удара. Перестраховка на случай, если Эммей применит нестандартную тактику и ударит не в мой якобы укреплённый центр.

В общем центр ожидал своего разгрома и бегства среди ловушек.

А вот фланги я, наоборот, укрепил до предела. По моему «левому» флангу встала моя гордость – тяжёлая панцирная пехота Первого и Второго полков Штатгаля. Две тысячи закованных в чёрную сталь воинов, со щитами в рост человека и вооружённые по такому случаю длинными копьями. Это была стена, о которую разбилась не одна атака. Справа на кромке потенциальной атаки встали отборные воины-умарцы, гвардия принца Ги. Орки с щитами и огромными двуручными топорами, способными разрубить врага одним ударом.

В резерве, за слабым центром, я спрятал главные козыри: своих стрелков с арбалетами, способными пробить любой доспех, и отряды троллей под командованием Тайфуна. Мои тролли стояли, а точнее в данный момент, сидели, чтобы не отсвечивать, молча, огромные и неподвижные, как скалы.

Я чувствовал исходящую от Тайфуна мощь. Он был как сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент.

С формальной точки зрения это было безумие. Я обнажал свой центр, подставляя его под удар, и любой генерал классической школы счёл бы меня идиотом. Но я был не генералом классической школы, я был геймером. И я знал, что в любой игре побеждает тот, кто ломает привычные шаблоны и заставляет противника играть по своим правилам.

И тот, кто хорошо разыгрывает принцип «камень-ножницы-бумага».

С моего командного холма, используя Птичий пастух я прекрасно видел реакцию генерала Эммея. Сначала на его лице было недоумение. Он явно не мог понять, что за цирк я устроил. Да, он видел, что мои сапёры копошатся в земле, укрепляя центр и как легковооружённые лучники занимают позицию за щитовиками (к счастью, он не оценил их малую численность), хотя, по его мнению, весь центр должны были бы занимать закованные в панцири и тяжёлые латы ветераны.

Затем недоумение сменилось презрительной усмешкой. Я мог почти физически ощутить, как он расслабился. Он решил, что я – дилетант. Выскочка, которому повезло в нескольких стычках, но который ничего не смыслит в настоящей войне и «правильной битве». Он увидел то, что я хотел ему показать: слабость, некомпетентность, тактическую ошибку.

Он что-то сказал одному из своих адъютантов, указывая на мой центр. Адъютант кивнул и поскакал вдоль рядов тяжёлой кавалерии, отдавая приказ. Я видел, как рыцари в начищенных до блеска доспехах выпрямляются в сёдлах, как они проверяют копья, предвкушая лёгкую победу. Эммей даже не стал утруждать себя сложными манёврами. Зачем, если противник сам подставляется под удар?

Его армия стояла монолитом и выстроена по всем правилам.

Пехота на флангах, выстроенная в идеальные квадраты, даже не шелохнулась. Они были зрителями, которым предстояло наблюдать, как их элитная конница разорвёт на куски мою армию. Генерал Эммей был настолько уверен в своей победе, что уже, наверное, думал, как будет описывать этот триумф в докладе своему королю. Он проглотил наживку. Целиком.

– Ты главное не передумай, приятель, – тихо сказал я, отпуская птицу.

Пора было расставить последние фигуры на доске.

Я подозвал к себе Фаэна и Орофина. Мои эльфы появились рядом со мной так бесшумно, словно выросли из-под земли. Гоблины-офицеры, а гоблинами у меня иной раз руководили гоблины, топали следом.

– Ваш манёвр чуть ли не самое сложное в этой игре, – сказал я ему. – Ваши эльфийские батальоны и гоблинские следопыты. Двигайтесь по лесу, вот по этим холмам и лесу, – я указал на заросшую густым лесом гряду холмов слева от нас. – Обойдите его армию и ждите моего сигнала. Когда их конница увязнет в центре, вы ударите им в тыл. По штабу, по обозу, по пехоте, которая будет стоять и смотреть шоу. Замысел понятен?

Фаэн коротко кивнул. В его прекрасных эльфийских глазах не было ни тени сомнения. Он просто принял приказ и отправился его выполнять. Через несколько минут я увидел, как тысяча теней (эльфы и гоблины) скользнули и растеклись, исчезая в лесу. Мои следопыты, эльфы и гоблины были «лёгкой пехотой» и в лобовом сражении от них было бы мало толку, однако они обладали уникальной способностью, которого не было у человеческой пехоты – быстрое перемещение по лесу и способность сражаться среди деревьев, стрелять, маневрировать и исчезать среди листвы.

Затем я связался через Рой с командиром сапёров.

«Доклад».

«Всё сделано в лучшем виде, командор, – пришёл его мысленный ответ, полный гордости. – Полно сюрпризов, особенно в конце построения, они сами окажутся в мешке, откуда не смогут выбраться. Мы даже травы сверху набросали, чтобы свежо выглядело. Комар носа не подточит».

– Отлично, – ответил я. – Как только первый рыцарь влетит в брошенные щиты, твои бойцы отступают на фланг и за спины троллей. Ваша работа на сегодня почти сделана.

Гном не посчитал нужным отвечать. Как большинство гномов, особенно моих гномов, то есть с криминальным прошлым, он был молчаливым и мрачноватым, зато решительным и деятельным.

Всё было готово. Ловушка взведена. Осталось только дождаться, когда мой противник сделает свой ход.

Генерал Эммей не стал долго ждать. Он был солдатом, а не политиком, и предпочитал решать вопросы быстро и решительно. Протяжный, низкий рёв боевых рогов прокатился над долиной, и его армия пришла в движение.

Но двинулась не вся армия. Как я и ожидал, его пехота на флангах осталась на месте, превратившись в нерушимые коробки. Они были уверены, что их участие понадобится, только когда я стану терять свой центр.

Для начала вперёд отправился малый отряд лёгкой, словно гарцующей, играющей, пританцовывающей конницы. Они дошли до моих щитовиков и осыпали их градом стрел, которые, впрочем, не достигали целей.

В ответ мой центр, в котором было чрезвычайно дохрена лучников, пальнул в ответ, выбив одномоментно четверть конников (всё же быть лёгкой конницей имело свои слабые стороны) и ранила часть коней, так что те из конников, которые не погибли, а лишились лошадей, немедленно стали отступать (драпать) в сторону своих флангов.

А отходили они, значит, чтобы не мешать рыцарям ударить по нам.

Некоторые конники, подносили ко ртам какие-то артефакты, вероятно, докладывая командирам об увиденном в центре. Или точнее, о неувиденном. В центре, в видимой его части, не было ежей.

И тогда, когда лёгкая конница отступила, выполнив свою роль, раздались громкие и весомые звуки медных труб.

Вперёд с пугающим грохотом двинулся центр. Огромный, массивный клин из двух тысяч рыцарей, закованных в тяжёлую броню. Солнце отражалось от их полированных шлемов и щитов, создавая ослепительное зрелище.

Они двинулись сначала шагом, сохраняя идеальный строй. Земля загудела под тысячами тяжёлых копыт. Затем они перешли на рысь. Гул усилился, превратившись в низкочастотный рокот, от которого, казалось, вибрировал сам воздух. Напряжение на поле боя достигло своего пика.

Копья опустились «в горизонт», ища своих жертв.

– Смерть сегодня будет сытой, – прошептал я себе под нос.

Глава 22
Удар

Мои солдаты какое-то время стояли неподвижно. Лучники принца Ги натянули тетивы, сапёры приготовились к отходу. Все ждали.

И вот, когда до наших позиций оставалось меньше сотни метров, прозвучал новый сигнал рога. И рыцарский клин перешёл в галоп.

Это было похоже на землетрясение. Даже скорее на цунами. Стальная лавина, несущаяся на мой кажущийся таким хрупким и беззащитным центр. Две с половиной тысячи тяжёлых рыцарей, элита Бруосакской армии, обрушились на нас. Рёв их голосов, смешанный с грохотом копыт, был оглушающим. Их копья, опущенные наперевес, превратились в лес стальных жал, готовых пронзить, разорвать, уничтожить.

Они были прекрасны в своей смертоносной мощи. И абсолютно, фатально предсказуемы.

«Огонь!» – скомандовал я не голосом, а мысленным приказом, который вспыхнул в головах тысячи лучников, моих и принца Ги.

В этот же момент щитовики бросали свои щиты и бежали, что могло только порадовать рыцарей и тяжёлую конницу, ведь с их точки зрения «Враг бежит!».

И в тот же миг две тысячи стрел взмыли в воздух, закрыв где-то в центре поля на мгновение солнце. Они обрушились на рыцарский клин не спереди, а сверху, по крутой дуге, целясь не в закованных в броню всадников, а в их лошадей.

Лавина дрогнула. Десятки лошадей рухнули, создавая завалы, в которые на полном скаку врезались задние ряды. Строй, идеальный ещё секунду назад, начал рассыпаться. Но это не остановило остальных.

Главное блюдо ждало их впереди.

Хаос, который мы с Эммеем создали, был распространённой ситуацией, когда рыцарям пытаются помешать делать их кровавое дело.

Ни в какое сравнение с диверсией на Ржаных полях в Кайенне, когда рыцарские клинья были вообще временно остановлены, это ни шло.

Да, часть конников я «положил», часть коней, а то и самих воинов погибли.

Строй, ещё мгновение назад бывший образцом военной мощи, рассыпался на десятки векторов-вспышек, когда одни рыцари, нащупав проход между ловушками, увлекали остальных.

Да, некоторая часть задних рядов, не успевая затормозить, врезались в упавших товарищей, создавая заторы или даже завалы.

Клин утратил свою нерушимую стройность и скорость, но продолжил движение.

Рыцари сбивались в кучу, теряли строй, превращаясь из грозной силы в силу грозную, но уязвимую, беспомощную, скученную мишень.

Именно в этот момент лучники принца Ги, которые до этого изображали паническое бегство, отступив на правый фланг, развернулись, как по команде. Они отступили ровно настолько, чтобы заманить врага вглубь, и теперь, рассыпавшись по позициям своих пехотинцев, начали методичный расстрел. Их стрелы больше не летели по высокой дуге – они били прямой наводкой.

Да, большая их часть была бессильна против отменных доспехов рыцарей. Однако то одна, то другая, находя щели в доспехах, поражала лица, заклинивала суставы, легко ранила рыцарей или калечила тех лошадей, которые ещё оставались на ногах.

Центр был мной покинут, вся пехота своевременно тактически отступила на фланги.

Вместе с ними ударили мои арбалетчики, которых я держал в резерве за центром. Тяжёлые арбалетные болты с жутким свистом прошивали воздух. Они пробивали нагрудники, щиты и шлемы. Каждый выстрел – это гарантированная смерть или страшное ранение. Элитная конница, цвет бруосакского рыцарства, оказалась в огневом мешке.

Конница по инерции «вошла» в центр и за счёт снизившейся скорости обходила ловушки.

Для рыцарей возникла ситуация неопределённости – формально они достигли цели, продавили центр, но что делать дальше?

Я не давал им времени что-то придумать, а Эммею сделать тот ход, который переломил бы ход сражения.

Лучники со всех сторон обрушили на них целый рой стрел.

Конница попыталась развернуться в центре и ударить по флангу из центра, однако вот тут они упёрлись в перегораживающие ряды ежей.

В этот момент по центру вдарили и маги, обрушивая на головы рыцарей огонь, энергию, магию льда, камня и всего, чего у них было.

Конечно, многие конники, особенно из благородных, были обвешаны защитными артефактами. Однако они были не у всех, да и защита – штука не универсальная. Центр превратился в ад из огня, магии и стали, хотя рыцари держались молодцом.

«Тайфун, – мысленно дал команду я через Рой. – Твой выход! Ударь из-за рядов ежей».

Отряды троллей, до этого сидевшие неподвижно, как гранитные изваяния, поднялись и пришли в движение. Во главе с Тайфуном и Камнедробителем, раскормленным троллем с каменным молотом, они двинулись вперёд, чтобы ударить по рыцарской элите, застрявшей в центре поля.

План работал, однако запас прочности и численность врага была впечатляющей.

Я чувствовал это по настроению принца Ги, стоявшего в центре своих позиций около своего золотого штандарта. Его аристократическая сдержанность треснула, уступив место хищному азарту.

«Они обречены, – обращался ко мне он, наблюдая за паникующей вражеской конницей. – Ты поймал их, Рос. Ты поймал их всех!».

«Это ещё не конец, – ответил я, хотя и сам чувствовал пьянящий вкус близкой победы. – Теперь фланги».

Я уже готовился отдать приказ своей тяжёлой пехоте и умарцам Ги начать движение, чтобы раздавить конницу, пока пехота Эммея стоит истуканами, наблюдая за гибелью своей кавалерии.

Но в этот момент я использовал Птичий пастух и перевёл внимание на командный холм противника. И то, что я увидел, заставило меня резко взгрустнуть.

Генерал Эммей Суровый не выглядел растерянным. Он не паниковал. Всё же мне попался достойный противник. На его лице играла холодная, хищная улыбка. Он смотрел не на свой гибнущий центр, а на мои фланги. И он поднял руку.

Это был не приказ к атаке, а сигнал магам.

В тот же миг земля под ногами моей армии содрогнулась. По всему полю, точно там, где стояли мои ударные фланги (панцирная пехота «Штатгаля» справа и тяжёлые воины-умарцы слева), вспыхнули сотни тускло-багровых глифов. Они проявились на долю секунды, словно раскалённые клейма, выжигая на земле свои зловещие узоры и тут же погасли.

Но их дело было сделано.

«Что это⁈» – воскликнул принц Ги, вцепившись в край стола с картой.

Я видел это через Рой, ощущая панику и растерянность тысяч моих солдат. Земля под ногами моей тяжёлой пехоты, ещё секунду назад твёрдая, как камень, превратилась в вязкую, чавкающую топь. Чёрная, маслянистая жижа поднялась по щиколотку, по колено, мгновенно обездвиживая тысячи воинов. Мои лучшие полки, моя несокрушимая стена, увязли в результате массово применённой вражеской магии, словно мухи в патоке. Солдаты пытались сделать шаг, но грязь засасывала их, не давая сдвинуться с места.

Та же участь постигла и воинов принца Ги на левом фланге. Могучие орки, закованные в броню, оказались в такой же ловушке. Их яростные крики смешались с проклятиями, когда они поняли, что их ноги намертво увязли в предательской земле.

– Фомир! – заорал я, поворачиваясь к своему главному магу, который стоял тут же, на холме, и его лицо было белым, как мел. – Какого чёрта происходит⁈ Развей это! Немедленно!

– Не могу! – голос Фомира был полон отчаяния, и он лихорадочно чертил в воздухе символы, которые гасли, не успев сформироваться. – Это не просто заклинание! Глифы… они создали зоны подавления моей магии! Обширные фронты, где любое колдовство гаснет! Я ничего не могу сделать! Мы не можем им помочь!

Хороший ход, твою мать!

И теперь, когда мои фланги были условно парализованы, он отдал новый приказ. Его пехотные коробки, до этого стоявшие неподвижно, пришли в плавное движение. Десять тысяч пехотинцев Бруосакса, свежих, полных сил, двинулись вперёд, по флангам.

Они могли бы влиться в центр, поддержать своих рыцарей, но это только усугубило бы ситуацию для них, потому что они остались бы так же под перекрёстным обстрелом моих флангов.

Само собой, Эммей был не дурак. Он и близко не двинулся к месту, где металась конница. Их целью были мои увязшие, беспомощные фланги.

Они шли не спеша, с холодной, методичной неотвратимостью, зная, что их жертва никуда не денется. Возможно, даже маршировали. Они шли «наказать» мои фланги и у них было численное преимущество.

Ситуация менялась на несколько хреновую.

Однако паника – это роскошь, которую командир не может себе позволить. Через Рой я чувствовал, как страх начинают подтачивать сознание моих солдат. Теперь с их точки зрения они были обездвижены рядом с вражеской конницей.

Моя задача была не в том, чтобы поддаться этому чувству, потому что кое-какие возможности у меня были.

«У нас проблемы, герцог – стойко сообщил мне принц Ги, глядя на медленно, но неотвратимо наступающую стену вражеской пехоты. – Мои лучшие воины лишены возможности драться и уязвимы. Надеюсь, Вы знаете, что делать, сэр Рос?».

«Держитесь там», – расплывчато ответил я.

Я заставил себя оторвать взгляд от приближающейся катастрофы и снова посмотреть на карту, на поле боя, на общую картину. Эмоции в сторону. Только логика. Только расчёт.

Центр был потрёпан, но не сломлен. Лучники Ги и мои арбалетчики всё ещё были боеспособны. Тролли во главе с Тайфуном и Камнедробителем ударили по коннице и отхлынули, переместились за рядами ежей, ударили снова и снова отошли, на этот раз к правому флангу.

Некоторая часть рыцарей смогла просочится вслед за ними, но не успела даже пожалеть об этом, арбалетчики перебили их.

За центром выстроились сапёры, которые тоже были готовы принять на себя удар, хотя я рассчитывал, что им не придётся проверять свою удачу.

У меня были эльфы и гоблины в тылу врага.

К сожалению, из-за того, что мы были «на марше», не было времени собрать и выставить требушеты.

Зато у меня был Тайфун.

А ещё каждый ход создаёт последствия. Сейчас Эммей загнал свою конницу в мешок и пока что она всё ещё там. Сдвинув фланги, он обнажил свой тыл и растянул свои силы, отправив пехоту атаковать мои фланги, одновременно рассыпав строй при манёвре.

Генерал Эммей создал для меня катастрофу, но при этом и сам создал для себя уязвимости.

Он был уверен, что выигрывает битву, Он считал, что я разбит, парализован и больше не способен на активные действия.

Конница в центре, наконец, оправилась от первоначального хаоса и выстроилась в квадрат, прикрываясь щитами, чтобы переждать атаку своей пехоты и ударить нас туда, где мы окажется уязвимы. Спешившиеся рыцари растащили ежей, расчистив проходы к моим флангам, пусть и не до конца, но создав проходы. То есть, мой временный успех в центре врагу удалось сгладить и стабилизировать, хотя и с потерями, ситуацию.

Я посмотрел на фигуру генерала на его холме. Он стоял, скрестив руки на груди, как триумфатор. Он наслаждался моментом.

«Рано празднуешь, хрен собачий», – подумал я.

Наконец, я обратился к вышедшему из боя и теперь застывшему неподвижным изваянием Тайфуном. Он стоял, опустив голову, и казалось, спал. Но я знал, что это не так. Вибрация, исходившая от него, стала сильнее.

– «Тайфун, – позвал я. Мысленно, но к ужасу своему, не при помощи Роя. Тайфун мог „слышать“ меня и без моего навыка, что пугало. – Просыпайся».

Он медленно поднял голову. Буря в его глазах стала почти осязаемой. Он посмотрел на меня.

– «Видишь их? – я указал на наступающие ряды вражеской пехоты. – Они думают, что победили. Они идут убивать наших братьев. Ты позволишь им это сделать?»

Он молчал. Но я увидел, как напряглись его плечи. Как огромные руки сжались в кулаки размером с валуны.

– Мне нужна буря, Тайфун, – мой голос стал тише, почти превратившись в шёпот. – Настоящая буря. Такая, какой этот мир ещё не видел. Устрой им ад на земле.

Игра ещё не была окончена. Я только собирался сделать свой ход. Земля под ногами гудела, Тайфун, коснувшись почвы, пробуждал что-то древнее, и этот гул был моим метрономом.

– Фомир! – мой голос был резок, как удар кнута. Главный маг моего разношёрстного войска вздрогнул, его лицо, всё ещё бледное от шока, повернулось ко мне. Он был сломлен, раздавлен демонстрацией магической силы противника.

– Командор, я же сказал, я ничего не могу… эти глифы, они…

– Мне плевать, что они! – оборвал я его. – Ты – главный маг «Штатгаля»! Ты тот, кто прошёл со мной через Кмабирийские болота, кто видел магию, от которой у академиков волосы встают дыбом. Я не для того тебя из грязи вытаскивал, чтобы ты мне сейчас рассказывал про антимагические поля! Ударь по их флангам. Да, они сковали наших, а ты ударь по их войску, выдай всё, что твои ребята могут, все артефакты Второй магической войны, всё запретное и опасное. Заставь чёртовых академических магов плакать. А я сейчас отвлеку их, чтобы твоя магия не встретила отпор.

Мои слова подействовали. Отчаяние в его глазах сменилось привычной циничной злостью. Он выпрямился, что-то бормоча себе под нос про «неблагодарных лейтенантов», «чёртовых ублюдков» и «невозможные задачи».

– Понадобится вся моя рота. И всё, что у нас есть, – процедил он. – Мы выжжем всю ману до капли. После этого мои ребята и чихнуть магией не смогут неделю.

– Мне не нужна неделя. Мне нужны пять минут, – отрезал я. – Действуй.

Магия, сковывающая мои фланги, вбившая их в землю по колено, имела слабое место, это маги, которые не давали этой магии ослабеть.

Фомир развернулся к своим магам, уже выкрикивая приказы, когда рядом с ним возникла сгорбленная фигура, закутанная в тёмные тряпки. Бреггонида. Старая ведьма, которую Фомир на дух не переносил, подошла к нему вплотную и с силой ткнула костлявым пальцем ему в грудь.