Текст книги "Под знамением Бога Грозы. Книга вторая. Месть Богов"

Автор книги: Сергей Шаповалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

5

Наутро вершины Бычьих гор поседели от снега. В тот же день Старший кантикини объявил начало праздника Нунтариясхи. Хатти зашумела, радуясь наступлению последнего праздника лета. Ведь скоро начнутся холода, и потянутся однообразные короткие хмурые дни и длинные вечера.

Последний праздник теплого сезона справляли особенно пышно и весело. В первый день длинная разукрашенная процессия выехала из Хаттусы и направилась в город Катабе. Там состоялось праздничное Большое Собрание и великолепный пир. На следующий день старший сын Суппилулиумы, он же наследник престола, Арнуванда совершил долгий ритуал для хаттского божества защиты Цитхаррии. Он принес ему щедрые дары полей и садов, а также многочисленные жертвы: быков, баранов, птиц. Третий день вся Хатти совершала обряды с жертвоприношениями для Бога Грозы. Вечером Арнуванда отправился с символом Цитхаррия в долгую поездку к городу Хакмару, а оттуда в город Татасуну.

На четвертый день с восходом Бога Солнца лабарна и таваннанна в сопровождении знати оправились вдоль излучины великой реки Марассантии по городам: Тахурна, Арина, Татисга, Харан, Цапланда, Катепу. В каждом городе проходили праздничные богослужения и веселые пиры. До самого утра не смолкала музыка. Землепашцы и пастухи, покончив с делами, стекались в города, чтобы присоединиться к веселью и воздать должное Богам. Из Катепу путь правителя лежал обратно в Хаттусу.

Солнце клонилось к западу, перекрашивая горы в оранжевые и красные нежные тона. Усталые кони еле плелись. Цветы, украшавшие повозки, завяли от жары. Сановники дремали в колесницах. Ни у кого не осталось сил и желания веселиться после столь продолжительных праздников.

– Я устала от дороги, – пожаловалась Фыракдыне лабарне, – и девочки мои утомились.

– Выпей немного охлажденного вина. Оно прибавит силы, – предложил Суппилулиума. – К ночи будем в Хаттусе.

– Я за праздники столько его перепробовала, что теперь смотреть не могу без отвращения на чаши и кувшины, – ответила таваннанна, обиженно надув губы.

– Хочешь, я прикажу остановиться. Мы разобьем лагерь возле дороги. А утром продолжим путь.

– Пожалуй, из-за моего каприза не стоит останавливаться. – Таваннанна устало закатила глаза. – Лучше отпусти меня к реке искупаться. Вечер жаркий. Я обмою уставшее тело в живительных струях Марассантии. Великая река восстановит мои силы.

– Хорошо. Но не долго, – разрешил Суппилулиума. – Солнце скоро сядет. После заката не купайся, иначе разгневаешь речных духов.

– Я очень быстро, – пообещала таваннанна. Она пересела в легкую колесницу. – Не останавливайтесь. Я вас догоню.

Четверка стройных высоких лошадей быстро понесла колесницу к реке. За ней последовали еще несколько повозок со свитой таваннанны и ее мешедями. Высокая пожелтевшая трава расступилась, и впереди показалась голубая манящая гладь широкой реки. Повеяло прохладой. Запахло тиной. Копыта коней увязли в мягком белом песке. Из густых камышей выпорхнула испуганная птица.

Таваннанна выбрала удобное место для купания: кусок песчаного берега, со всех сторон окруженный высокой травой и зарослями камыша. Мешеди расположились широким полукругом и внимательно следили за тем, чтобы ни зверь, ни птица не помешали правительнице наслаждаться.

Фыракдыне с удовольствием скинула отяжелевшую за день хасгалу, сняла массивные браслеты и украшения, оставаясь совершенно нагой. Ее прекрасное сильное тело задрожало от сладостной истомы, почувствовав свободу. Легко ступая босыми ногами по теплому песку, она вошла в прозрачную прохладную воду. Возле ног тенью метнулись в разные стороны маленькие рыбки. Фыракдыне, затаив дыхание, легла на воду и заскользила вперед.

На нее вдруг нахлынули воспоминания о далеком радостном детстве, когда она была маленькой черноглазой тоненькой девчушкой. Ее все любили. Отец, могучий воин, покупал ей дорогие хасгалы и разноцветные накидки, приносил из далеких походов украшения. Мама в ней души не чаяла. Мама должна была больше любить братьев. Девочки в семье – обуза. Мальчики – вот будущие кормильцы и продолжатели рода. Но почему-то к маленькой Фыракдыне все относились по-другому, не как к обузе. Ее почти никогда не наказывали за шалости и частенько баловали сладостями.

Ей до безумия нравилось купаться в речке на закате. Летом она часто выскальзывала из дома, обхитрив бдительных служанок, бежала за город, забиралась в камыши и плавала. Мать гневалась: нельзя купаться вечером и сердить речных духов. Когда-нибудь они утащат тебя на дно. Странно, но маленькая Фыракдыне никого не боялась. А вода вечером в реке такая теплая и ласковая, словно руки матери, бережно держащие ребенка.

Девушки из свиты таваннанны скинули хасгалы и бросились в воду. Им тоже не терпелось искупаться после утомительной дороги, несносной жары и едкой сухой пыли. Они плескались и резвились. Над рекой, соловьиной трелью разливался звонкий смех.

Таваннанна с сожалением заметила, как огненный шар прячется за горы. Фыракдыне неохотно вышла из воды, подставляя тело ласковому ветру. Девушки обтерли ее мягкой тканью и надели чистую хубику. Она взошла в колесницу. Возничий щелкнул плетью, и кони потихоньку побрели по песку.

Вдруг в зарослях залились свирепым лаем сторожевые псы, почуяв зверя. Закричали мешеди. Что-то огромное ломилось сквозь камыши. Здоровый секач выскочил на берег прямо перед колесницей правительницы. В его сером, поросшем грязной щетиной, теле торчали три пики. Кровь стекала красными струйками на песок. Кабан хрипел и мотал головой. Девушки испуганно завизжали, похватали одежду и разбежались кто куда. Кабана окружили высокие сторожевые псы, и не давали сдвинуться с места. Они злобно лаяли, скаля белые клыки, брызгая слюной. Один из мешедей подскочил к зверю и рубанул секирой по хребту. Кабан испустил отчаянный предсмертный визг и рухнул на землю. Тут же псы ринулись рвать его на части.

Кони, запряженные в колесницу таваннанны, испуганно заржали и рванули с места. Возничий кувырком слетел на песок, выпустив вожжи из рук. Таваннанна в последний миг успела вцепиться в поручни повозки. Напуганные животные, почуяв свободу, и подгоняемые страхом, понесли, не разбирая дороги. Берег поднимался вверх и заканчивался крутым обрывом. Вожжи упали на дышло. Их невозможно было достать. Колесницу высоко подкидывало на ухабах. Таваннанна еле держалась. Она с ужасом почувствовала, что ее пальцы слабеют, лицо окаменело, воздуху не хватало. А кони бешено мчались прямо к обрыву. Единственное, что оставалось – спрыгнуть с колесницы, рискуя покалечиться.

Таваннанна мысленно молила богов и уже готовилась к худшему, как вдруг краем глаза заметила всадников. Они нагоняли колесницу с обеих сторон. Всадники лежали на холках коней, слившись с ними в единое целое, и пытались приблизиться к обезумевшей упряжи. Вот они поравнялись с несущимися конями. Наконец один из них ловко перепрыгнул на холку правого коня, другой, заехав немного вперед, принялся хлестать лошадей плетью по мордам, заставляя их перейти на шаг. Колесница остановилась почти на краю обрыва. Лошади упряжки ржали, били копытами землю, пытались укусить наглых всадников, но, в конце концов, почувствовали крепкую руку и успокоились.

Таваннанна не сразу пришла в себя и осознала, что избежала гибели. Она еле разжала побелевшие пальцы и распрямила спину, при этом чуть не потеряла сознание. Но все же устояла. Немного отдышавшись, она, наконец, обратила внимание на своих спасителей. Воины стояли перед ней на коленях. Один – коренастый стройный юноша с хищным горбатым носом и большими горящими темно – карими глазами. Борода и усы только начинили пробиваться на гладком лице. Другой – еще мальчик, чертами похожий на первого.

– Кому я обязана спасением? – спросила таваннанна не совсем твердым голосом.

– О звездоподобная, будь всегда счастлива и красива, – воскликнул старший. – Неужели твои сиятельные очи не узнают нас. Мы верные слуги лабарны, сыновья телепурия Верхней страны.

– Теперь вспомнила, – виновато улыбнулась таваннанна. – Сама богиня Сауска послала вас на помощь.

– Мы лишь сделали то, что нам велели Боги, – скромно ответил младший и горячо добавил: – Если бы мы не успели и допустили твою гибель, то сами бы покончили с собой.

При этом выражение лица у него было такое по-детски доверчивое, что таваннанна невольно рассмеялась. Барбиша даже покраснел от обиды.

– Встаньте же, славные воины! Ваш отец должен гордиться такими сыновьями.

Сзади послышался страшный грохот. Это мешеди на двух колесницах мчались помочь своей госпоже. Страх и ужас перекосил их лица. Они думали, что таваннанна разбилась или покалечилась. Не сносить им головы! Но, увидев свою правительницу целой и невредимой, слуги немного успокоились. Мешеди упали перед госпожой на колени и принялись лбами бить о землю и стонущими голосами молить о прощении.

– Замолчите! – прикрикнула Татухепа, как хозяйка на провинившихся псов. После взгляд ее немного смягчился. – Во время праздника грешно поднимать руку на человека. Но в следующий раз готовьте ларцы для ваших отрубленных голов. Теперь идите прочь и не стоните возле меня. Прикажите подать другую колесницу с сидением.

Мешеди вскочили и со всех ног бросились выполнять приказание. Вскоре привели легкую двухколесную повозку, запряженную парой мулов. Мешеди помогли таваннанне устроиться на сиденье с низкой спинкой.

Улия и Барбиша шли рядом с колесницей. Их кони преданно следовали за хозяевами.

– Милые юноши, – заговорила таваннанна. – Боги, конечно, мудро поступили, что послали вас спасти меня. – Брови таваннанны сердито сдвинулись. – Но скажите честно: что вас привело сюда? Уж не собирались ли вы поглазеть на дочерей дворца, когда те купались. Вы совершили великий грех.

– Нет, звездоподобная! – воскликнул искренне Улия. – Неужели ты думаешь, что честный воин способен на такой поступок. Боги сразу бы нас лишили зрения, и мы ходили бы по дорогам в лохмотьях, выпрашивая милостыню. Мы ехали сюда, чтобы увидеть тебя, Солнцеподобная, упасть к твоим ногам и, не смея поднять глаза, просить о снисхождении.

– А в другом месте, разве нельзя было предстать передо мной? – удивилась таваннанна. – Я никогда не отказываю верным слугам.

– Но великая, ты всегда занята, – оправдывался Барбиша. – Мешеди не пускали нас.

– Действительно, во время праздников ко мне на прием попасть не просто, – согласилась таваннанна. – Но сейчас я вас выслушаю. Говорите!

– Мне бы хотелось получить одну жемчужину из твоего ожерелья, – дрожащим от волнения голосом начал Улия.

– И всего-то? – удивилась таваннанна. Она сняла с высокой гибкой шеи нить искрящегося крупного жемчуга и протянула юноше. – Выбирай любую. Или хочешь – возьми все ожерелье.

Улия поцеловал руку правительницы, но украшение не взял. Его уши стали красными. На щеках загорелся румянец.

– Прости великая, но не об этой жемчужине я говорю. Зачем мне мертвый камень.

Таваннанна, поняв, в чем дело, кивнула головой. Глаза ее хитро прищурились.

– Я знаю, о ком ты говоришь. От меня ничего не скроешь. Ты давно приглядываешься к Асмуникал, дочери повара Судхабии. То-то я вижу знакомое колечко на твоем мизинце.

– Да, солнцеликая, ты всегда можешь угадать мысли смертных.

– Но зачем же ко мне пришел? – снова удивилась правительница. – У нее есть отец. Он решает судьбу дочери. Заплати ему хороший выкуп. А я, так и быть, отпущу девушку из свиты. Хотя, мне и жалко расставаться с ней. Она очень умная, веселая и красивая. Вышивает тонко-тонко, и ниточку прядет, тоньше всех. А как чудесно поет – заслушаешься! Я думаю, такой смелый воин, как ты, достоин взять ее себе в дом.

– Благодарю, мудрейшая, – поклонился Улия. – Я с радостью бы отдал повару Судхабии все, что имею. Упал бы перед ним на колени и молил до тех пор, пока он не даст согласия. Но Судхабия готовит иную судьбу для дочери.

– Я об этом ничего не слышала, – призналась таваннанна. – И какой жребий ее ожидает.

– Он хочет выдать ее за лабарну.

Тонкие брови Фыракдыне удивленно поползли вверх.

– Вот наглец! – рассмеялась она. – Теперь я поняла, почему Судхабия увивается вокруг меня. Неужели этот осел думает, что Суппилулиуме недостаточно девяти жен, и солнцеликому больше нечего делать, как только жениться, да еще на четырнадцатилетней девочке. Да как он посмел даже предположить такое. Я люблю Асмуникал, как дочь, а он… – Фыракдыне резко остановила мулов.

– Но это действительно так, – горячо подтвердил Улия, чувствуя, что Фыракдыне становится на его сторону.

– Но, – задумалась Фыракдыне. – Если Суппилулиума согласится на его уговоры, да еще родственники надавят, тогда даже я не смогу противиться воле правителя. Ты хочешь, чтобы я поговорила с Судхабией?

– Нет! Не смею просить о таком у великой женщины Хатти, – испугался Улия.

– Тогда что?

– Разреши мне ее украсть, – бледнея, выпалил Улия.

– Что?! – Татухепа нахмурилась и хлестнула Улию плеткой по спине. – Украсть? И с этим ты пришел ко мне? Воруют невест юноши, у которых за душой ничего нет. Они воруют, чтобы не платить выкуп. Достоин ли будет такой поступок сына телепурия? А что на это скажет лабарна? Ты подумал?

– Но, великая! – взмолился Улия. – Воровать невест – древний хеттский обычай. К тому же у меня нет другого выхода. Повар упрям. Если даже великий лабарна Суппилулиума не согласится взять в жены его дочь, он будет настаивать на том, чтобы выдать ее за Арнуванду или за Мурсили – старших сыновей лабарны.

Таваннанна задумалась, потом крикнула мешедям:

– Позовите Асмуникал!

– Их догнала колесница, разукрашенная цветами и разноцветными лентами. Из повозки выпорхнула стройная девушка. Она поправила на ходу хасгалу небесного цвета, легко подбежала к таваннанне и склонила голову, сложив руки на груди.

– Вы звали меня, госпожа, – прощебетала она тонким нежным голоском.

Таваннанна ласково погладила ее по голове. Фыракдыне, как и все женщины, очень хотела иметь красивую дочь, но у правительницы рождались только сыновья. Да и тех воспитывали наставники – старые закаленные воины и мудрые жрецы. Ей предоставляли только дочерей дворца – дочерей знатных вельмож из Великого Рода. Поэтому Татухепа всю любовь свою перенесла на Асмуникал. Таваннанне очень нравилось ее красивое гладкое личико с большими карими глазами и нежными пухлыми губками. Острый подбородок делал лицо немного вытянутым, но розовые щечки с ямочками, когда она улыбалась застенчивой обворожительной улыбкой, скрывали этот недостаток. Из всех девушек, у Асмуникал, была самая тонкая талия и самые длинные ноги. Таваннанна часто глядя на свою воспитанницу, вспоминала себя такой же юной. Только характер у Асмуникал был спокойный и кроткий. Чувствовалась лувийская кровь. Хетты и особенно хурриты вспыльчивые и горячие, а лувийцы всегда спокойные.

– Я звала тебя, птичка моя, спросить: цело ли твое горячее сердце?

– Мое сердце и душа всегда принадлежит вам, моя госпожа, – не задумываясь, ответила девушка.

– Спасибо, – Фыракдыне одарила девушку улыбкой, полной любви и нежности. – А куда делось твое золотое колечко?

Асмуникал залилась краской. Ее глаза беспокойно забегали. Она заметила Улию, испугано воскликнула и закрыла лицо полупрозрачной головной накидкой.

– Не дрожи, – пожалела ее таваннанна. – Я знаю все твои сердечные тайны. Признайся мне: любишь ли этого юношу? Не красней же! Отвечай. Он мне верный слуга. Я ему многим обязана.

Асмуникал подошла еще ближе к таваннанне и уткнулась лицом в складки ее длинной хубики.

– Да, госпожа, – сквозь слезы стыда еле слышно произнесла она.

– Согласилась бы ты перед Богами стать его верной женой?

– Согласилась, – еще тише ответила девушка.

– А если надо пойти против воли отца? – допытывалась Фыракдыне.

– Я боюсь отца, – со страхом призналась Асмуникал.

– Отцов надо бояться и уважать, – согласилась Фыракдыне. – Ну, а все же?

Бедная Асмуникал не знала, что сказать. Слезы вновь сверкающими капельками показались на глазах.

– Смелее! – подбадривала ее таваннанна. – Вспомни, как я тебя учила: говори все, что на сердце, и Боги тебя поддержат. Страх унижает и губит человека. У дочерей дворца два оружия: острый кинжал и честное смелое сердце.

Асмуникал вытерла слезы краем головной накидки и улыбнулась детской чистой улыбкой. Ямочки заиграли на розовых щеках.

– Пойду против воли отца! – лицо ее стало серьезным. – И пусть Боги меня рассудят, – как можно тверже закончила она.

– Тогда слушай меня внимательно, моя маленькая пташка. Я бы очень хотела видеть тебя счастливой! Так, как отца не уговорить, этот юноша решил тебя украсть. Но что ты задрожала?

– Мне страшно. Ведь если не удастся сбежать, родственники убьют меня.

– Пусть только попробуют тронуть хоть волосок на твоей голове, – возмутилась Татухепа.

– Нет, не губи их тогда. Ведь они вправе наказать меня и тем самым смыть позор с нашего рода.

– У тебя доброе сердце. Но пока я жива, дочь дворца никто не посмеет обидеть, – успокоила ее таваннанна. – Я была еще моложе тебя, когда один красивый черноглазый юноша решил меня украсть.

– Правда! – воскликнули удивленно все трое слушателей.

– Да, но это было так давно. – Взгляд таваннанны затуманился. На губах заиграла чуть заметная улыбка. – Мне исполнилось всего двенадцать. И я согласилась. Так хотелось, чтоб меня не выкупали, словно овцу на базаре, а дерзко украли среди ночи и увезли на быстром коне, сжимая в крепких объятиях.

– Ну и как? – сорвалось у чрезмерно любопытного Барбиша. Он слушал, раскрыв рот, и давно забыл, что перед ним великая правительница.

– Никак, – Фыракдыне горько усмехнулась. – Наш заговор раскрыли. Меня заперли на три месяца в храм богини Вурусему в Арине и кормили только хлебом и водой, заставляя часами замаливать грех. А смелого черноглазого юношу высекли и отправили подальше, телепурием в Куссару.

– Добрая госпожа, неужели ты так несчастна, – пожалела ее Асмуникал. – И вы больше ни разу не виделись?

– Почему же! – Таваннанна озорно поглядела на свою любимицу. – Я вижу его, чуть ли не каждый день. Это лабарна Суппилулиума! – ответила Фыракдыне и рассмеялась, увидев, как у всех от удивления округлились глаза.

– Лабарна Суппилулиума? – с сомнением произнес Барбиша. – Я в это никогда не поверю.

– А тебя никто и не заставляет верить. Ты думаешь, он всю жизнь был степенным и мудрым правителем?

– Таваннанна Фыракдыне! – послышался издалека голос стражника.

Уже спустились густые сумерки. Колесница таваннанны выбралась на дорогу. Впереди горела цепочка огней. Лабарна приказал выстроиться мешедям с факелами по обочине, чтобы Фыракдыне не заблудилась в темноте.

Стражники преградили дорогу.

– Кто такие? Зачем идете?

– Я сын телепурия Верхней страны Улия. А это мой брат Барбиша. Звездоподобная ждет нас. Мы принесли разноцветную шерсть, крашенную лучшими красильщиками в Самухе и железные иголки для шитья, сделанные нашими ювелирами.

Появился старший мешедь таваннанны, оглядел братьев с головы до ног и разрешил пройти. Улия и Барбиша оказались на женской половине халентувы. За плечами они несли плетеные корзины с крашеной шерстью.

Некоторое время спустя к стражникам подошел полный важный вельможа в расшитой красивой одежде. На ногах его нежно поскрипывали новенькие красные сапожки с загнутыми узкими носами. На голове поблескивала золотыми нитями круглая шапочка. Черная напомаженная борода тщательно завита и уложена ровными колечками.

– Кто такой? Зачем идешь? – встретили его стражники обычными вопросами. При этом их каменные лица ничего не выражали, будь то перед ними нищий или высокий сановник.

Вельможа выкатил вперед толстую нижнюю губу и важно представился:

– Я, Судхабия, повар солнцеликого лабарны Суппилулиумы. Пришел к великой правительнице по важному делу.

Просторный круглый зал украшала лепка из алебастра. Посредине журчал фонтанчик. На низеньких скамеечках сидели жены лабарны и дочери дворца. Все занимались обычными делами: одни вышивали золотыми и серебряными нитями на дорогих тканях; другие пряли; равномерно постукивал небольшой ткацкий станок. Под сводами звучала музыка, и звонкие высокие голоса выводили грустную песню. Служанки обходили всех с подносами и предлагали фрукты.

– Звездоподобная, – отвлек ее от размышлений старший мешедь. – К тебе прибыли двое юношей с крашеной шерстью.

Таваннанна в это время занималась чтением донесений из далеких стран.

– Пусть войдут. Я их ожидаю, – разрешила Татухепа и вложила свиток папируса обратно в деревянный чехол.

Появились братья. Поставили у ног правительницы корзины с шерстью и низко поклонились. Она с видом знатока стала перебирать тонкие пряди, сама же незаметно шепнула Улии:

– Иди. Она тебя ждет.

Фыракдыне подала знак одной из девушек. Та оторвалась от вышивания и юркнула в полутемный коридор.

– Следуй за ней, – указала таваннанна.

Пройдя за провожатой по узкому проходу, Улия очутился возле низкой двери. Девушка стукнула три раза, затем скрипнула засовом, впустила Улию в комнату и шепотом произнесла:

– Я посторожу снаружи.

Язычок масляной лампадки слабо освещал крохотную комнату. В небольшом окошке, под самым потолком, проглядывал кусочек вечернего неба. Стены украшали тяжелые ковры с хеттскими и лувийскими орнаментами. Узкая кровать с резными ножками аккуратно убрана под пестрое льняное покрывало. На небольшом столике, в керамической, немного кособокой вазе стоял букет садовых цветов. Рядом лежала неоконченная вышивка. В углу низенькая скамеечка и тазик для умывания.

Улия не сразу заметил Асмуникал. Она сидела посреди комнаты на шерстяном ковре, поджав под себя ноги. Ее плечи чуть вздрагивали. Розовые щеки намокли от слез. Улия осторожно приблизился к ней, опустился на колени и поцеловал душистые черные волосы.

– Почему ты плачешь? – как можно мягче спросил юноша.

– Как не плакать, если птица должна покинуть родное гнездо и лететь неизвестно куда, – услышал он в ответ слова полные грусти.

Асмуникал заплакала еще сильнее. Улия старался утешить девушку, как мог.

– Посмотри, что я тебе принес. – Улия достал из дорожной сумки тонкий головной обруч. – Такие обручи носят все наши девушки. Видишь: черный камень в середине. Он убережет тебя от несчастья. Этот камень встречается только у нас в горах. Он обладает волшебной силой. Говорят, такие камни вылетают из-под копыт божественного оленя, на котором едет Еникей.

Улия осторожно надел на голову девушки обруч. Всхлипывания потихоньку стихали.

***

Старший мешедь вновь подошел к таваннанне и сообщил, что к ней просится повар лабарны, почтенный Судхабия.

– Что ему нужно? – поинтересовалась таваннанна, а в глазах ее промелькнул испуг.

– Сказал: по очень важному делу, – пожал плечами мешедь

– Не пускай его, Великая! – взмолился Барбиша.

– Не могу, – беспомощно развела руками Фыракдыне. – Может быть, он пришел по поручению лабарны. Пусть войдет, – приказала она, а когда мешедь удалился, шепнула Барбише: – Беги, предупреди брата, спрячьтесь на время. Я постараюсь поскорее выпроводить Судхабию.

Барбиша бросился на поиски брата. В освещенном проеме он увидел, как старший мешедь приказывает стражникам пропустить толстого Судхабию. Барбиша завертелся на месте, не зная, куда бежать. В боковом проходе заметил девушку, которая прислонила ухо к двери, пытаясь подслушивать. Она заметила несущегося Барбишу, хотела его задержать, но тот проскочил между ее рук и с грохотом растянулся на полу, до смерти напугав влюбленных.

– Улия, прячься! Сюда идет повар, – задыхаясь, выложил он.

Судхабия, действительно, не сразу направился к таваннанне, а решил заглянуть в комнату дочери. В коридоре послышались его грузные шаги и мерное поскрипывание новеньких сапог.

Выскочить незаметно братья уже не успевали. Улия, недолго думая, схватил Барбишу за шиворот и вместе с ним нырнул под кровать. Асмуникал поправила покрывало. Девушка быстро привела себя в порядок: вытерла с лица слезы, присела на скамеечку возле столика, взяла в руки иголку с нитью и сделала вид, будто занята рукоделием. Улия и Барбиша затаились, словно мыши и не смели дышать.

За дверью послышался протестующий голос стражници. Но его оборвал грубый сочный бас. Затем тяжелая рука осторожно постучалась в дверь.

– Войдите, – робко откликнулась Асмуникал.

Судхабия протиснулся в комнату. Его красные новенькие сапоги остановились прямо перед носом Улии.

– Здравствуй дочка, – приветливо сказал он и погладил своей широкой ладонью девушку по голове. Асмуникал, по обычаю, поцеловала руку отцу.

– Почему сидишь одна, скучаешь? – спросил Судхабия, не зная, с чего начать разговор.

– Мне нездоровится, – слабо ответила девушка. – Голова кружится.

– Скоро она у тебя еще больше закружится от счастья. Ты у меня станешь самая счастливая и самая богатая. Это, конечно, трудно будет уладить, но я обязательно своего добьюсь!

– О чем ты говоришь, отец?

– О твоей судьбе, – Судхабия самодовольно засопел. – Я сейчас иду к звездоподобной обговорить одно дельце: как лучше выдать тебя замуж за сына лабарны Арнуванду. Ведь Арнуванда – наследник престола и станет впоследствии лабарной, а ты, как старшая жена, взойдешь на трон таваннанны.

– Ну что ты, отец, – слабо возразила Асмуникал. – Не получится из меня таваннанны. Правительница должна быть сильная, властная. К тому же, я старше Арнуванду, а Боги не любят таких браков, когда жена старше мужа.

– Что ты за ерунду несешь! – разозлился Судхабия и топнул ногой. – В своем ли ты уме? Вся Хатти будет у твоих ног. Ты будешь пра-ви-тель-ни-ца, – протянул внушительно он. Затем в сердцах воскликнул: – Дура! – Смачно сплюнул на ковер, не зная, как более ярче выразить чувства. – Ты что не хочешь быть похожей на Фыракдыне? Править страной? Сидеть во главе стола на всех праздниках? Все будут ползать перед тобой на коленях, ловить каждое твое слово! Будешь грозной великой правительницей.

– Отец, я не умею быть грозной. Я не хочу, чтобы передо мной ползали на коленях…

– Замолчи! – Судхабия затряс кулаками. – Все мое дочери безропотно подчинялись воле отца – и смотри, как счастливо живут. Одна ты смеешь возражать. Жалкая тварь. Готовь себе свадебный наряд. Будешь делать все, что я скажу, иначе изобью, как собаку.

– Но отец! – попробовала возразить Асмуникал. Ее глаза наполнились слезами, а в сердце закипела обида.

– Думаешь, я не догадываюсь, отчего тебе нездоровится? – наступал на нее Судхабия, все больше распаляясь, и размахивая толстыми руками. – Все этот оборванец – сын Хемиши – лишил тебя покоя. Забудь о нем! Не он ли подарил эту безделушку? – Судхабия грубо сорвал с головы дочери золотой обруч с черным камнем и, со злостью, бросил его на пол.

Улия весь задрожал от гнева. Он готов был выскочить из укрытия и зарезать грубияна. Барбиша понял его порыв и крепко сжал руку брата, давая понять, что не время для сведения счетов. Еще успеется.

– Отец, что ты делаешь! – закричала Асмуникал и попыталась поднять обруч. Но Судхабия оттолкнул ее легкое тело своей огромной ногой. Девушка полетела в угол и сжалась в комочек от страха.

Судхабия немного поразмыслил, поднял обруч и промурлыкал под нос:

– Что я делаю! Это же золото. Обруч много стоит. Так, – протянул он и любовно погладил желтый искрящийся металл, ощупал пальцами чеканный узор. – Камень какой-то? Надо будет его выковырять и вделать аметист или лазурит. – Настроение его заметно улучшилось. Он, уже громче, обратился к дочери: – Давно моя варасама не ходила по твоей спине. Да что я с тобой разговариваю? Я – отец, и вправе решать судьбу дочери. Ты выйдешь замуж за Арнуванду. А про своего чумазого горца забудь. Зятья будут следить за каждым твоим шагом. Если этот оборванец приблизится к тебе – ему обрежут уши.

Он стремительно вывалился из комнаты и громко хлопнул дверью, оставляя в темноте рыдающую дочь. Улия с Барбишей вылезли из укрытия.

– Скорее! – Крикнул Барбиша.

–Чего скорее? – Рассердился Улия и принялся утешать вздрагивающую девушку.

– Хватит плакать! Асмуникал, встань! – Мальчишка чуть не силой заставил подняться ее на ноги. – Отлично! – удовлетворенно воскликнул он. – Мы с ней одного роста.

– Успокойся, не кричи, дай подумать, – одернул его Улия.

– Я уже все за тебя придумал, – отмахнулся Барбиша. Нерешительность брата злила его. – Ты будешь ее воровать или нет?

– Но как?

– Тебе пастухом надо быть, а не воином, – разошелся Барбиша. В другое время, за такие слова получил бы по шее. Но в этот раз Улия понял: брат придумал, действительно, что-то хитрое. Тем временем глаза Барбиши озорно загорелись. – Иди, посторожи за дверью, а мы с Асмуникал переоденемся. Она в моей одежде выйдет из халентува.

– Нет! …Я не могу…Не хочу! – Ужаснулась девушка, представив себя в мужском коротком андули.

– Ничего страшного, – уговаривал ее Улия. – По-моему, очень здорово придумано. Иначе нам не выбраться. Ты же слышала, что за тобой будут следить. А горцев стражники никогда не останавливают.

В это же время Судхабия предстал перед очами таваннанны. Он грузно опустился на колени и с жаром принялся целовать край ее одежды.

– С чем пожаловал слуга лабарны? – спросила таваннанна, позволив ему встать.

– О, великая и прекраснейшая, твоя неувядаемая красота затмевает само солнце. Позволь преподнести небольшой подарок с берегов Хапи.

Судхабия протянул таваннанне изящную золотую шкатулку для благовоний, усыпанную драгоценными каменьями. Таваннанна знала о жадности Судхабии, и была удивлена такой щедростью. Шкатулка стоила сикелей двадцать пять серебром.

– Я пришел, недостойный, чтобы припасть к ногам твоим и спросить: довольна ли ты моей дочерью? Отцовское сердце всегда болит за детей.

– У тебя хорошая дочь, – Фыракдыне, сразу поняв, о чем пойдет разговор. – Она умна и, что особенно ценно для девушки, скромная. Любая работа в ее руках идет быстро и ладно. Я очень люблю слушать, как она играет на иннцинаре и поет.

– Спасибо, звездоподобная, что так отзываешься о моем ребенке. Нет больше радости для старого отца, чем слышать похвалы о собственных детях. А я наблюдал, какой у тебя славный сын Арнуванда. Он умен и смел. Настоящий сын лабарны. И еще ему передалась твоя красота.

– Вот как? – удивилась таваннанна.

– Правда, правда, – уверял Судхабия с серьезным выражением лица.

– Ты, наверное, позабыл, что Арнуванда не мой сын. Он от другой жены Суппилулиумы. Мои сыновья: Мурсили, Пиясили и Алувамна, – поправила его таваннанна.

– Разве? – Смутился Судхабия, сознавая, что наплел чего-то не то. Тут же выкрутился: – Но это не важно. Они все тебя любят, как родную мать. Хочу сказать о другом. Я долго приглядывался, рассуждал и вдруг подумал: как удивительно Арнуванда и моя дочь Асмуникал подходят друг другу.