Текст книги "Коллективное сознательное"

Автор книги: Сергей Слюсаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава двадцать пятая

Вадим понимал важность происходящего и прямо с порога Центра отправился к Лазненко. Он стремительно взбежал по ступенькам, чуть не перевернув вездесущие ведра с краской, которые стояли вдоль коридора, как солдаты на параде, и вошел в кабинет шефа.

– О, Вадим! – обрадовался генерал. – А я как раз думал с тобой связаться. Давай, обрисуй мне ситуацию.

– Ситуация у нас, мягко говоря, хреновая, – начал Вадим, даже не присев.

– Да ты садись, я понимаю, что совсем не штатно. – Лазненко вышел из-за стола и отправился к столику у окна.

«Как в старые добрые времена», – подумал Вадим.

И вправду, как в старые добрые времена, генерал извлек из стола бутылку армянского коньяка и два стакана с подстаканниками.

– Давай выпьем, я уже совсем на пределе, – неожиданно грустно сказал Николай Петрович. – Даже поддержка президента, оказывается, ничто по сравнению с этой новой системой. Представляешь, я, оказывается, обязан этими их проклятыми транками пользоваться, а не пневмопочтой. Бл…

Лазненко еле сдержался, чтобы не выматериться. Но вместо этого просто грохнул по столику кулаком так, что стаканы жалобно звякнули в подстаканниках.

– Я не могу доверять документы особой секретности электронной почте. Я не знаю, кто стоит за внутрицентровой сетью. Все завязано на эти дурацкие сервера общего пользования. А они – ты будешь смеяться – в Штатах. Видите ли, таковы условия международного договора по финансовой помощи. Да ладно… давай, что там у вас. Почто избушку сожгли?

– А, вы в курсе…

– Ну, как же мне быть не в курсе, если оттуда в аналитический центр камера ведет прямой репортаж. Да и охрана кооператива знает, куда донести.

– Я немножко издалека начну.

– Давай сначала выпьем, а то я уже… – Николай Петрович разлил коньяк.

– Так вот, – Вадим по привычке выпил коньяк, не закусывая, – примерно через час после моего визита в фонд помощи сталкерам произошло непредвиденное. Практически все сталкеры, ну…

Малахов понял, что излагает суть дела совершенно неправильно, и запнулся. Он на несколько секунд замолк, пока не подействовал коньяк и не снял напряжение. Потом стал говорить уже спокойно и четко.

– Сталкеры, вернувшиеся из Зоны в Москву, сегодня были скорее всего похищены и вывезены в неизвестное место. Там с ними были проведены какие-то действия, в результате которых появились морфы, они и штурмовали бункер с пирамидкой, «Голосом тьмы». С тем самым артефактом, который так привлекателен для морфов и для энампов. В итоге морфы уничтожены, пирамидка доставлена в Центр.

– Кто похитил сталкеров? Почему ты так уверен в том, что это именно энампы?

– Мы провели определенную работу по идентификации активности энампов. Мы их отслеживали по чипам. В общем, удалось составить некоторую вероятностную таблицу тех, кто входит в эту организацию. Вернее, в их клан. Так вот именно эти люди и похитили сталкеров.

– Вы их всех вычислили? Есть смысл их переловить по одному, – сказал Лазненко, доливая коньяк.

– Нет, это только безымянные индивидуальные чипы. Мы не можем идентифицировать их – это противозаконно. Настолько противозаконно, что даже мы не имеем доступа к таким данным.

– Вот же блин. – Николай Петрович выпил залпом коньяк, не дожидаясь Вадима, поморщился и занюхал спиртное стоящим на столе старым пресс-папье с ручкой в виде Тангейзера упавшего, на Венеру. Впрочем, Венеру отломал Малахов еще двадцать лет назад. – Развели демократию. Что теперь будем делать?

– Я думаю, завтрашний визит в фонд может помочь нам перейти к финальной стадии операции. И еще – надо поместить эту пирамидку куда-то, где она будет надежно защищена. Причем не только нашими людьми, но и техническими средствами. Нам ещё долго предстоит в ней разбираться, но это действительно аномальное явление. Ее действие пока просто не доступно для понимания, надо привлечь физиков.

– Андрюша, как дела? – Вадим, добравшись до дома, сразу же позвонил сыну. – Как в школе?

– Да нормально там, – голос сына был беззаботен. – Этого придурка Стасика сегодня не было, и было все спокойно.

– А что занятия, были? Ты говорил, что школа закрыта? – Вадим говорил нарочито строго.

– Ну, нет, не закрыта, просто зачем тебе ходить в школу, если дверь обгорела. У директора и без тебя сейчас столько забот с пожарными службами. Проверки всякие, – весело, ничуть не смущаясь, объяснил сын и немедленно поменял тему разговора. – А я сегодня с Вероникой вырезал нервюры! Она говорила, у тебя на работе много дел, и ты можешь только в конце недели прийти. А нервюры сразу не получались, а потом даже неплохо вышло. Это она так сказала. Бабушка нас кормила пирожками и тоже веселая была.

– Ну, хорошо, трудитесь, ты помнишь, в выходные надо сходить посмотреть, как там идет ремонт. Я думаю, что лучше вместе. – Вадиму почему-то стало очень легко от того, что Вероника с сыном вырезала нервюры и ела пирожки. И что мать тоже довольна.

– Да помню, пап, здоровско будет. Ладно, я пойду, там девятых «Трансформеров» сейчас покажут.

– Ну, давай, только не допоздна, смотри!

Малахов подержал еще некоторое время в руках телефонную трубку, потом положил ее на аппарат. На кухне он сделал себе бутерброд с ветчиной и взял из холодильника запотевшую бутылку пива. Поставив еду на маленький поднос, он перешел в ту комнату, которую всегда называл кабинетом. Он откупорил пиво, сделал большой глоток, открыл ящик стола и достал оттуда шкатулку красного дерева. Там лежал его «Таурус», револьвер еще из Зоны. Вадим откинул барабан, посмотрел сквозь ствол на свет и достал из другого ящика набор для чистки оружия. Долго, с упорством маньяка, Малахов чистил оружие. Завтра он решил взять «Таурус», такой неуместный в городе, с собой. Что-то совершенно неуловимо подсказывало, что ему будет нужен именно этот револьвер.

Потом Малахов достал еще одну деревянную длинную и узкую шкатулку. Там лежал ряд патронов к «Таурусу». С серебряными пулями. Эту шкатулку Вадим вынес из другого мира, из той жизни, которую он прожил за четыре года вне времени, вне сознания. Один за другим он вогнал патроны в барабан и защелкнул его на место. Потом достал кобуру из кожи тонкой выделки, расшитую изящным шелковым узором, и вложил в нее револьвер. Узор был необычный и непонятный. Малахов не вспомнил язык, на котором он тогда говорил, скорее всего этого языка никогда и не существовало на Земле. На этой Земле. Еще десяток патронов Вадим аккуратно уложил в перезаряжающие кассеты, которые сделал когда-то сам. Кобура болталась на спинке кресла. Вадим допил пиво, потом вскрыл еще одну бутылку, доел бутерброд и отправился спать. До начала операции было десять часов. Через семь часов Малахова разбудил звонок. Звонил Герман.

– Вадим, у нас меняются обстоятельства. Только что засек, что примерно десять человек из разных мест прибыли в этот самый фонд. Я боюсь, это многовато для одного покупателя.

– Машина за мной уже выехала?

– Да, уже ждет под окнами. Я не хотел тебя будить раньше времени.

– Иду.

Вадим медленно поднялся, пытаясь собраться с мыслями. Выспаться ему не удалось, сон был неглубокий, всю ночь мучили смутные тяжелые сны. Малахов оделся, тщательно пригнал к ремню кобуру. Потом достал револьвер и еще раз заглянул в ствол.

Водитель был незнакомый молодой парень. Он сразу стал жаловаться, что сегодня не его смена, что спасибо, хоть не заставили долго ждать под подъездом. Вадим некоторое время терпел, потом достал сотовый и стал делать вид, что кому-то звонит. Парень замолчал и потом уже больше не болтал.

В Центре все уже собрались. Тельбиз объяснил, что он поставил систему в такой режим, при котором о любой активности вокруг фонда сразу сообщалось на сотовый эсэмэской. Вот это и сработало. Установленная камера наблюдения показала, что люди приезжали на автомобилях, казалось, их прибытие было хорошо организовано, машины подъезжали с одинаковым интервалом. Люди входили в помещение фонда с большими сумками.

– Скорее всего оружие. И скорее всего автоматическое, – прокомментировал Герман. – Заметно, как стволы выпирают.

– Они что, хотят там войнушку устроить? – Клава смотрела на запись с поджатыми губами, не скрывая отвращения.

– Гера, скажи, а тот самый директор фонда и его секретарша не приходили? Они где? – поинтересовался Малахов.

– Директор там, секретарша не приходила, – ответил Тельбиз.

Он держал сейчас в голове каждое перемещение внутри и поблизости фонда.

– Надо звонить Лазненко, сценарий операции меняется. – Вадим словно отдал приказ самому себе.

Он поднял трубку красного телефона и набрал короткий номер на вращающемся диске. Николай Петрович ответил моментально, выслушал объяснение ситуации и велел ждать его приезда.

Через час, в девять ноль-ноль, автомобиль Лазненко затормозил у фонда. Генерал не захотел ехать на «Сталкере» и приехал на своей «Волге». Машины группы Малахова и командира группы спецназа стояли в тихом переулке рядом с фондом. Отсюда решено было руководить, вернее, просто наблюдать за операцией.

Малахов вместе с остальными членами группы следил за происходящим на дисплее внутри УАЗа, куда сводились данные с камер наблюдения, установленных спецназом, и с личных камер бойцов. В девять десять бронетранспортер подъехал вплотную к подъезду особняка, где располагался фонд. Из него выскочили бойцы в бронежилетах, спокойно вошли в парадное и заняли позиции по бокам от входной двери в квартиру, которую этот самый фонд снимал под офис. Одновременно несколько человек заняли позиции возле окон.

– Разрешите мне пойти вперед, – неожиданно произнес Малахов. – Я думаю, что могу во многом упростить операцию.

– Действуй. – Лазненко понимал, что сейчас надо полностью доверять ведение операции Вадиму. – Всем ждать команды. Не высовываться.

Малахов набрал на сотовом номер и немедленно услышал ответ – говорил директор.

– Я к вам вчера приходил по поводу взноса. Я могу быть у вас через пару минут. Пришел покупатель? – достаточно беззаботным голосом спросил он.

– Да-да, господин Нечаев, мы ждем вас! – Голос директора даже по телефону казался излишне приветливым.

– Хорошо, ждите. Я уже на подходе.

Вадим вышел из машины. В который раз проверил оружие. Кроме штатного для такой операции ПСС-2 с усиленным патроном, кобура с «Таурусом», скрытая под курткой, приятно оттягивала ремень. Малахов подумал и переложил ПСС в карман куртки. Оглянувшись на своих товарищей, которые следили за ним из машины, он пошел неспешной, расслабленной походкой по переулку, свернул на улицу к дому, где был офис. На минуту возникло ощущение, что он не в Москве, что вокруг не городские пейзажи, а злое пространство Зоны. Что он сейчас идет не по обычной городской улице, а по разбитым кварталам Припяти, мимо руин и смрадных трупов. Малахов прошел в подъезд, не обращая внимания на затаившийся спецназ, и нажал кнопку вызова на входе в офис.

Дверь открыл молодой человек в темном костюме.

– Я к директору фонда, моя фамилия Нечаев, Владимир Нечаев, – спокойно произнес Вадим.

Отсюда, с порога, не было видно, что происходит в прихожей – приемной офиса.

– Да, пожалуйста. – Молодой человек отступил в сторону, пропуская Малахова. И задержался, чтобы остаться у Вадима за спиной. Малахов сделал шаг вперед, и обстановка сразу прояснилась. В прихожей по углам и перед дверью в кабинет директора стояли вооруженные люди с каменными лицами, удивительно похожие друг на друга. Один из них, видимо, главный, произнес:

– Отдай то, что принес, – и протянул руку.

– Положите оружие на пол, – в тон ему ответил Малахов. – Тогда я гарантирую вам жизнь.

Главный охранник, не убирая протянутой руки, осклабился в гадкой улыбке. Вадим понимал, что ему не стоило даже тратить силы на уговоры. Не вынимая руки из кармана, он, как герой бандитского эпоса двадцатых годов, открыл огонь. Выстрелы, тише, чем из пневматической винтовки, последовали один за другим, словно заработал автомат. На мягкое ковровое покрытие приемной тихо упали трупы. Вадим, не теряя времени на то, чтобы убедиться в результатах выстрелов, резко повернулся к боевику, который стоял за спиной, выхватил ПСС из кармана и приставил его ко лбу охранника.

– Доложи начальству, что я тут.

Тот, демонстративно бросив на пол оружие, нетвердой рукой нажал кнопку селектора и дрожащим голосом сказал:

– Господин начальник, к вам посетитель.

Из динамика донесся сдавленный удивленный возглас.

Еще один хлопок, и боевик, удивленно глянув на Малахова, сполз на пол…

Спрятав ПСС, он достал «Таурус», ударом ноги раскрыл дверь и вошел в кабинет. Там за столом сидел Владимир Константинович, неловко, словно первый раз в жизни, держа пистолет. Вадим, не задумываясь ни на секунду, выстрелил. Пуля вышибла оружие из руки Славомирского, он заорал от боли. Выстрел из револьвера, громкий и неожиданный, заставил спецназ пойти на штурм – в коридоре загрохотали быстрые шаги, раздались беспорядочные выстрелы, видимо, вычищали остальные помещения. В кабинет влетели спецназовцы, но Вадим остановил их движением руки.

– Здесь все под контролем, я должен допросить. – И жестом отослал всех из помещения.

– Зря ты, Малахов, все это затеял, – зло прошипел Славомирский.

– Вы, оказывается, уже хорошо информированы, – удивился Вадим. – Интересно, откуда у вас сведения?

– Вас узнала Сильвия Тарантини, – осклабился директор фонда. – Так что все ваши игры с символами – верный проигрыш. Мы теперь знаем, где они. И поверьте, сил, чтобы получить их, у нас предостаточно. И сил, и возможностей.

– А зачем они вам? Без символов… э… веры никак? Шаманить хочется?

– Не смешите, вам все равно не понять. Нет, не так. Вы-то, конечно, поймете, но вот узнать не успеете. Зовите своих дуболомов, я больше ничего не скажу.

– А вы не стройте из себя героя, – сказал Малахов и, не оглядываясь, вышел из кабинета.

В прихожей он молча кивнул спецназовцам – мол, забирайте.

– Вадим, какого черта? – закричал на Малахова Лазненко, как только его увидел. – Ты почему не взял с собой рацию? Мы что, должны были ждать, когда тебя оттуда вынесут ногами вперед?

А вокруг была обычная суета, которой оканчиваются силовые операции. Люди в бронежилетах входили и выходили из здания, грузили в «скорые» тела в черных пластиковых чехлах, на противоположной стороне улицы начали скапливаться зеваки. Двое корреспондентов с телекамерой расспрашивали какого-то армейского чина. До Малахова доносились только обрывки интервью и слова о контртеррористической операции против сенегальских сепаратистов.

– Ой, и вправду. – Вадим ощупал шею и не нашел гарнитуры. – Я, наверное, потерял.

– Малахов, вот только не надо мне говорить, что ты потерял штатное оборудование. Впервые за годы службы. Так что там? – уже мирно спросил Лазненко.

– Там была небольшая кучка боевиков. Ребята поддержки их, по-моему, убрали всех, ну а директора фонда взяли. К сожалению, они, эти фондовцы, знают слишком много. По крайней мере меня они вычислили. И еще, что совсем нехорошо, одна дама из старого руководства их Ордена, оказалось, выжила после того, как я с ними в Зоне встретился. Значит, в ближайшее время у нас могут появиться большие проблемы. Если не найдем ее и их логово, – ответил Вадим.

– Ладно, поехали, поработайте с этим чертом в Центре. – Лазненко пошел к своей машине.

– Ну и что, ты же сам сбросил гарнитуру, я видела, – первым делом спросила Клава, когда Малахов устроился на своем месте в УАЗе. – Это правда была не самая лучшая идея.

– Клава, я не был уверен, что то, что скажут там, внутри этого офиса, можно знать всем. Ты помнишь, я тебе рассказывал о… Ладно, я просто знал, что все будет хорошо, – сказал Вадим и обратился к группе: – Ну, что, поехали, побеседуем с энампом в наших, домашних условиях. Дима, у тебя есть несколько серебряных пуль или, там, хотя бы вилок?

– Я их и без серебра душил и душить буду, – веско ответил Байкалов. – Тем более, такую шушеру.

– Я боюсь, что нам еще предстоит встреча не с шушерой. Сильвия Тарантини, судя по всему, тогда в Зоне выжила. Наверное, у меня рука дрогнула из жалости, – сказал Малахов, обернувшись к Баю. – Это она меня и опознала.

– Н-да… – мрачно бросил Бай. – Ну, ладно, и не таких…

Дорога до самого Центра проходила в полном молчании. Настроенная на волну спецназа рация время от времени хрипела короткими командами с места недавней операции. Вадим не слушал их, мыслями он был далеко отсюда, в своем мире коллективного сознательного, и пытался сложить мозаику из воспоминаний того, что было когда-то и случилось сегодня. Но в этой головоломке были только белые кусочки, неотличимые один от другого рисунком, только очертаниями.

Глава двадцать шестая

– Я не скажу ни слова, – неуверенно произнес Славомирский, пытаясь вжаться в стул, к которому он был прикован наручниками.

Неизвестно, кто проектировал комнаты повышенной защиты, вернее, камеры предварительного задержания, в подвалах Центра. Чья буйная фантазия снабдила вполне комфортабельные помещения жуткими, толщиной в пятнадцать сантиметров, дверями, изначально уже покрашенными десятью слоями зеленой краски. Несмотря на то, что дверь была оснащена электронным доводчиком и цифровым замком, в ней было оборудовано маленькое окошко для выдачи пищи. И даже наличие современного туалета не отменяло присутствие бутафорской параши у входа. Видимо, эти внешние детали привели пленника в тревожное состояние, и когда Клава хорошо рассчитанным ударом ноги распахнула дверь в камеру, он от испуга поджал ноги и нервно загремел кандалами.

– Ути-пути-пути. – Клава издевательски подразнила пальцем Славомирского. – А мы ничего и не спросим, правда, Тимур?

– А мы хотим что-то спрашивать? – Рымжанов взял с пола большой баул, который принес с собой, и стал раскладывать на столе, покрытом оцинкованным железом, хирургические инструменты.

Дизайнер камеры, видимо, когда-то очень гордился этим элементом декора – цинковым столом с желобом для стока жидкости по периметру.

– Это что? – Голос у Владимира Константиновича дрогнул.

– Это? – Тимур поднял в руке инструмент. – Мозговой нож Вирхова с обоюдоострым лезвием.

– Зачем? – еле вымолвил пленник.

Но, казалось, Тимур не расслышал вопроса и продолжил демонстрацию инструментов.

– Вот это бритва обыкновенная для рассечения спинного мозга. – Он показал Славомирскому обычную опасную бритву. – Очень удобно в деле. А вот это рахиотом Гелли для перекусывания задних дужек позвонков.

– Зачем это вам нужно? – спросил заключенный и нервно заерзал. – Вы что?!

– Ну как зачем? Перекусывать задние дужки позвонков. Вы знаете, когда я работал врачом в Зоне, многому научился. И главное, ведь не теряют сознание! Больно, правда, но зато жизни пациента не грозит быстрая смерть. Главное – он не может неосторожными движениями нанести себе вред. Или, вот, например, – Тимур с особым энтузиазмом стал рыться в бауле, – вот эта узкая заостренная пила для выпиливания фрагментов из плоских костей, например, из основания черепа. Ведь как интересно – можно отпилить кусочек берцовой кости и не повредить артерии. Правда, замечательно?

– Вы нарочно пытаетесь меня запугать, – заключил Славомирский и попытался придать своему лицу горделивый вид. – Я не поддаюсь на провокации.

– Да? Да какая там провокация! Вот, это, правда, из другого набора, нож кастрационный, экстрактивный. Правда, очень похож на ножницы, но все равно… Клава, разрежь ему штаны, а то у меня руки в стерильных перчатках, испачкаюсь, инфекцию занесу.

Клава не спеша пошла к другому столу:

– Сейчас, мне тоже надо найти инструмент, я же, как ты, с ножами не хожу. Мне ножницы нужны.

– Давай, а пока я вам покажу свой любимый инструмент краниотом – тупой топорик для откалывания надпиленной крышки черепа. Вы знаете, если у человека череп вскрыт аккуратно, то с мозгом можно делать забавные вещи, а пациент даже не почувствует боли.

– Ублюдки, варвары! – заорал пленный, покрывшись холодным потом.

– Почему варвары, вот посмотрите, маятниковая пила. – Тимур извлек из необъятного баула большой инструмент.

Пила была похожа на миниатюрную болгарку, у которой рабочая часть позволяла использовать не только дисковую пилу, но еще и множество разных насадок, которые Тимур и стал незамедлительно выкладывать на стол.

– Фреза такой пилы не вращается, а совершает колебания с ограниченной амплитудой. В результате обеспечивается высокая безопасность при работе. Во-первых, нет риска поцарапаться, это же ведь больно! Мягкие ткани и волосы не наматываются на ось и не препятствуют процессу обработки костей. Но это уже на крайний случай. А сейчас мы воспользуемся большим ампутационным ножом. Он еще называется хлеборез!

Тимур вытащил, нож очень похожий на обычный мясницкий.

– Он называется хлеборезом, потому что он на самом деле больше, чем ширина стандартного батона, – старательно объяснял Тимур Славомирскому. – Правда, здорово?

Почему-то Владимир Константинович незамедлительно согласился, кивнув в ответ.

– Вот смотрите, мне очень нравится этот трюк! – Тимур положил на стол деревянную разделочную доску, несколько морковин и небольшие металлические скобы.

Он аккуратно разложил на доске морковки веером, как пальцы человеческой ладони, потом с помощью обычного слесарного молотка и набора железных скоб закрепил каждую морковину у хвостика.

– Смотрите, я специально учился этому! – Рымжанов посмотрел на подопытного и взял в руки ампутационный нож.

Быстрыми движениями он стал молотить по морковке, начиная с кончика. Маленькие красные кругляши отлетали один за другим. Пленный, который и так был бледен, теперь позеленел, закрыл глаза и осел на стуле. От падения на пол его спасло только то, что он был прикован наручниками.

– Ну, ты, по-моему, переигрываешь, – сказала Клава, смачивая кусок ваты нашатырным спиртом.

– Подожди, Клава, я еще не закончил. – У Тимура возникла новая идея. – Сейчас я ему хеллоуин устрою.

Он порылся в бауле, достал оттуда бинт и пластиковый флакончик.

– У меня тут краска на всякий случай приготовлена. Я давно к такой инсценировке готовился.

Рымжанов замотал одну руку Славомирского бинтом, обильно полил ее жидкостью, очень напоминающей кровь, и разбрызгал краску по полу. Потом перетянул в плече руку жгутом у все еще бессознательного пациента.

– Давай, приводи его в чувство, – весело сказал он Клаве. – Посмотрим, как он теперь упираться будет.

Славомирский дернулся от запаха нашатыря и открыл глаза. Безумным взглядом он посмотрел на свою руку и простонал:

– Мне не больно…

– Конечно, сейчас у вас болевой шок. Но потом заболит. И даже если вы окажетесь сговорчивым и выйдете отсюда живым, фантомные боли на месте пальцев будут вас все равно мучить. Итак, мы продолжим, или вы все-таки начнете говорить?

– Вы мне руку уродовали, пока я был без сознания? Вы не люди! – По щекам пленного потекли слезы.

– Нет, у вас просто амнезия от болевого шока, – вмешалась Клава. – Так у нас будет разговор или нет?

– Я сейчас лишусь сознания от потери крови, – дрожащим голосом произнес Владимир Константинович, с ужасом глядя на плотно забинтованную руку.

– Я дам вам таблетку, у вас силы появятся, и боль придет гораздо позже, хорошо?

– Дайте, – немедленно согласился пленник, продолжая озираться вокруг.

Клава поднесла стакан воды и красную блестящую пилюлю. Расплескивая воду, Славомирский запил таблетку.

– Итак, – начал Тимур допрос, – что произошло вчера со сталкерами?

– Нам необходимо было форсировать поиск символа. Стало ясно, что вы уже его нашли, но мы были обязаны получить его обратно. Это наше по праву владения!

– Что вы сделали со сталкерами? – повторил Тимур.

– С ними такое делается без труда. Как только они теряют психическое равновесие, из них прет Зона. Вы что, думаете, то, что они пробыли там столько времени, на них никак не сказывается?

– Как именно сказывается? – спросила Клава, голос у нее был строгий и холодный, словно у женщины вообще не было никаких эмоций. – Что происходит?

– Сталкеры – это высшее создание Зоны, это самые главные ее артефакты. Но все дело в том, что они не понимают этого и, как правило, не управляют своими способностями…

Владимир Константинович не замечал, что он говорит спокойно и свободно. Бледность на его лице прошла, и он, казалось, не обращал внимания на свою псевдопокалеченную руку. Психотропное средство, которое ему дала Клава, работало прекрасно.

– Так что вы хотите сказать? Вы знаете все способности сталкеров? – Тимур сел поближе к Славомирскому.

– Не все. Я могу точно сказать, что модифицировать своих, ну, как бы сказать, собеседников в определенной ситуации они могут.

– И что произошло вчера?

– Мы их собрали у нас… у нас, в одном месте, и поработали с ними. Ваш Малахов, насколько я знаю, в курсе, на что способны сильные члены нашего Ордена. Привести несчастного сталкера в неконтролируемое состояние ярости не представляется чем-то сложным. Его начинает так плющить, что он превращает первого попавшегося на его пути человека в неконгруэнтный объект.

– Мы их называем морфами, – добавил Тимур.

– А где вы взяли вчера столько… собеседников, как вы выразились? – спросила Клава.

– Ну и это просто, – спокойно протянул Славомирский. – У нашего Ордена столько, как бы сказать лучше, желающих вступить в него. Молодые люди часто не осознают, что у них нет ни малейших задатков и шансов стать членами Ордена. Но что же, лишать себя такого обширного рабочего материала? Совершенно неразумно.

Пленный за разговором, казалось, забыл и о потерянных пальцах и о страшных пытках и вообще выглядел вполне довольным.

– То есть вы использовали молодых людей как пушечное, вернее, монстрическое мясо? – Тимур возмутился.

– Ну, вы же не думаете, откуда у вас цыпленок в супе, правильно? Для нас все, кто не является настоящим энампом, настоящим благородным вампиром, если хотите – это просто пища. Пища! – Владимир Константинович сделал движение челюстью, словно что-то пережевывал.

– А вы не боитесь, что найдется кто-то, кто и вас сожрет? – Рымжанова разозлила такая аналогия.

– Руки коротки, – сказал Славомирский и осекся, глянув на кровавые бинты.

– Неизвестно у кого. Конечно, тут вы правы, – хмыкнул Тимур. – А что теперь со сталкерами будет?

– Да ничего с ними не будет. Они нам на потом пригодятся. Это не расходный материал, это наше пусть небольшое, но капиталовложение. Отпустят их или уже отпустили. Вывезут подальше от места обработки и выпустят… Мы их на потом оставим…

– А зачем вам эта пирамидка? – задал следующий вопрос Тимур.

– Не пирамидка, а наш символ! Священная реликвия! – вспыхнул от негодования Славомирский.

– Хорошо. – Тимур вздохнул, словно устал от разговора. – Что такого дает вам ваша священная реликвия, кроме морального удовлетворения? Ведь не для охоты на морфов она вам нужна?

– В ней наша сила. Когда мы будем обладать всеми реликвиями, мы будем непобедимы.

Владимир Константинович, произнеся эти слова, преобразился так, словно он уже обладал реликвией и стал непобедимым. Он гордо глянул на своих тюремщиков, расправил плечи и словно шагнул в вечность с высоко поднятой головой.

– Не очень убедительно, – заметила Клава. – Кто вас побеждать-то собирается?

Пленный немедленно сник.

– Сила любого члена Ордена, когда он держит в руках символ, умножается! И если «Кость Канцлера» – это символ верховной власти, то «Зов тьмы» – это основа силы этой власти. А третий… – Тут Славомирский осекся, видимо, даже действие сыворотки правды не смогло заставить выдать великую тайну.

– Если вы о «Хрустальном черепе», то я боюсь, он пропал еще в средние века, и вряд ли его кто найдет. – Клава улыбнулась.

Вампир только сверкнул злыми глазами.

– Такие символы не пропадают, – ответил он, вложив в голос всю возможную патетику. – Прекращайте ваш бессмысленный допрос. Я уже теряю силы и скоро, чувствую, умру.

– Угу, умрешь ты у меня, сейчас! – Рымжанов поднялся со своего места и подошел к Славомирскому.

Рывком сорвал с руки допрашиваемого бинт. Директор фонда взвыл, как от нестерпимой боли. А потом мутными от страдания глазами посмотрел на руку, которую он не ожидал уже увидеть. Все было на месте, даже пальцы не сильно испачкались в красной краске.

– Вы подлые люди, – с гневом сказал он. – Вы подлые, неблагородные люди. Нельзя обманом добиваться своего!

– Да? – удивился Тимур. – Ну ладно, если ты настаиваешь…

Он взял в руки ампутационную пилу и подошел к вампиру.

– Тебе какую руку? Левую или правую? Или, может, сразу ногу? Чтобы все по-честному?

– Я на ваши уловки уже не поддамся, – гордо, довольный тем, что рука цела, ответил Славомирский.

– У вас есть определенное место, где вы проводите свои собрания? – Клава спросила так, словно ничего не произошло. – Ответьте на простой вопрос.

– Мы собираемся на Кафедре, зачем вам она? – встревожился Владимир Константинович, считавший, что вопросов уже не будет.

– Да, я забыла, вы действительно свои капища кафедрами называете. Так где она?

– Вот на это я никогда не отвечу. Я себе не враг.

– А что же, хотите, чтобы разговор пошел по первоначально предложенному сценарию? – с иронией спросила Клава. – Я вам гарантирую. Инструменты, которые принес мой коллега, уже не раз были в деле.

– Не смешите меня, дама. Есть некие знания, разглашение которых меня просто убьет, – скривился Славомирский.

– Вы про психоблок? – Допрашиваемый встрепенулся, он не ожидал, что об этом догадывались.

– Да, можно это и так назвать, – кивнул он обреченно.

– Ладно, отдохни немного. – Клава решила прервать допрос и обсудить дальнейшую тактику. – Вас отведут в камеру. И не вздумайте ваши вампирские способности тут использовать. У нас персонал тренированный. Стреляют на поражение без церемоний.

Через минуту охрана увела Славомирского, а Клава отправилась к Малахову.