Текст книги "Отражение"

Автор книги: Сергей Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

«А жена потом найдет меня уже в морге. Сердечный приступ на фоне прогрессирующего алкоголизма. Никто и не заметит. Зато я смогу заглянуть в это окно. Жену жаль... Очень...»

Глава десятая

ТЕНИ ДЕМИУРГА

1

Рыхлая масса президента, облаченная в шорты и майку, с непривычным стаканом минералки в руке говорила медленно, уже совсем по-брежневски. Разве что – внятно. Но, похоже, начиная высказывать мысль, президент к концу фразы плохо помнил, о чем он начал говорить. Поэтому он традиционно оканчивал ее каким-нибудь «надо решить проблему». Глядя на него ничегоневыражающим взглядом, Борис Леонидович Осинский испытывал легкое отвращение и жалость одновременно и вовсе не испытывал желания стать президентом. Зачем? Он хоть завтра сделает для страны нового всенародноизбранного. Вон он какой большой! Гора, которая ходит к Магомету! А в тени работается легче – голову не печет, и зад не потеет.

Осинскому не нравилось приходить на встречи с ним в элитный теннисный клуб. Заторможенный и напичканный медикаментами президент смотрелся здесь, как игрок инвалидной команды. Но что делать? Приходилось приходить сюда, потому как президент «играл» и играл. Хорошо, что еще среди западных политиков не принято резаться в свободное от одурачивания народов время в хоккей. Увидев президента на коньках, народ умер бы не от голода, а от смеха. И пока телохранители обоих трепались в сауне или у входа (кому как повезет), Осинский терпеливо выслушивал первую ракетку Кремля, выдавливающую из себя пожелания, касающиеся своего окружения. Хоть бы раз попросил чего-нибудь для народа!

Нет, каган забыл, как с просветленным лицом катался на троллейбусах и залазил на купленные Осинским броневики. Первые два года он был хорошим каганом, но потом начал уж слишком быстро деградировать. Знал бы он, что говорят о нем на улицах.

– ...Понимаишь, да?.. – и улыбочка, посвященная народу.

– Понимаю, – кивнул Осинский. – Что-то он там говорит про Чечню? Выкупить помощника? Ну так за это, батенька, платить надо. В том числе и сам Осинский от подобных операций имеет и процент и политический капитал. Да и рано еще. Пусть еще в горных аулах погостит. Местные нынче «особенно гостеприимны».

Глядя на этого президента, Осинский невольно вспоминал другого – бравого кавказца с кошачьими усиками. Надо же – поверил в свою звезду! Захотел поиграть в национально-освободительное движение. Ему даже свои говорили, что нельзя хозяину освобождаться от рабов. Заигрался генерал! Ну да ладно, мавр сделал свое дело, мавр может уйти. И этому пора на покой...

– Борис Леонидович, – шепнул охранник, протягивая телефонную трубку.

Раз потревожил – значит что-то важное. И удалился в подобострастном полупоклоне. Учил же: никаких льстивых рож, никакой челобитной азиатчины, вы – солидные люди, но вы – мои машины для убийства. Вы – внешняя оболочка моего тела, которую я питаю лучше, чем внутреннюю! Но нет-нет да бросят леща! Ладно уж...

Осинский, не торопясь, приложил трубку к уху, извинительно посмотрел на президента. Тот шмякнул двойным подбородком себя по груди: понял, разговаривай, мы тоже люди деловые.

– Борис Леонидович? – сказала трубка голосом Маккаферти. – Наш петушок попал в ощип.

– И где вы таких берете?!

– В штате Юта...

– Берите в другом штате в следующий раз! Но, как я понимаю, нас это устраивает?

– Вас, но мне бы хотелось получить пробы, я же здесь на работе.

– Это не проблема, генерал. Я вам обещаю. Мне же важно знать, что знают они! Особенно пошустрить местных. И как только все прояснится, не стоит задерживаться с планом Б.

– О'кей, – отозвалась трубка, и Осинский прервал связь.

2

Никогда Джеймс Маккаферти не пытался разгадать загадок русской души, но в последнее время часто задумывался, как можно их использовать. Чем дальше выполнялся план гениального Даллеса о победе доллара над Советами и над Россией в частности, тем больше приходилось думать в тайных коридорах Белого дома и Пентагона о том, как безболезненно удержать оголодавшего русского медведя на цепи. Но порой ситуация очень напоминала 1941 год, когда в сентябре на рабочих столах Гитлера и фон Браухича лежали сводки о том, что Красная Армия уже пять раз уничтожена. Скрупулезно изучавший военную историю Маккаферти даже помнил цифры русских потерь: 2,5 миллиона убитыми и ранеными, еще 2 миллиона в плену, 22 тысячи орудий и минометов, 18 тысяч танков, 14 тысяч самолетов...

Даже если данные эти завышены в два, пусть даже в три раза, никакая другая армия не смогла бы восполнить такие потери. Ален Даллес тоже знал эти данные и учитывал опыт не только 1941, но и 1812 и даже 1480! Поэтому и решил победить СССР изнутри, долларом. И вот снова ситуация напоминала сорок первый год: «Русский медведь был мертв, но не хотел ложиться». Так очень точно охарактеризовал ситуацию того, сорок первого, военный историк Алан Кларк. И в нынешнем «сорок первом» характеристика эта была не менее актуальна. Хотя правительство России давно уже капитулировало, еще при Горбачеве. Капитулировало даже перед малоразвитыми африканскими странами, где запросто издевались над российскими гражданами.

И если ко всему населению России Джеймс Олдридж Маккаферти относился с едва скрываемым пренебрежением, то, в свою очередь, генерал Маккаферти не переставал поражаться выносливости и покорности русских солдат. Их американские коллеги, сунь их в полыхающий Грозный, уже на второй день отказались бы воевать в таких условиях, то бишь просто помирать за Родину да еще и на Родине! Американцы отучились быть пушечным мясом. Да и попробуй их покормить так, как кормят нынче русских солдат! Только ветераны Вьетнама могли бы потягаться с ними в умении жить и воевать в жидкой холодной (или горячей) земляной жиже, умирать под обстрелом собственной артиллерии и авиации и, ненавидя тупоголовых министров обороны и штабистов, любить и ценить младших командиров. Ванька-взводный, кажется так их называют в России. Вот эти-то взводные ваньки и есть пока еще самая боевая сила этой армии. Только на их похудевших плечах еще болтается латаная-перелатаная форма...

А спецназовцы? Они безудержно гогочут, обсуждая новые голливудские боевики, где их лощеные киношные коллеги крушат всех и все, допуская самые грубейшие ошибки. Маккаферти был одним из немногих, кто мог сравнивать элитные подразделения разных стран. И мог сказать честно и точно: русские «альфы» значительно превосходили аналогичные отряды всех стран по выучке и смекалке. Даже после того, как лучшие бойцы покинули их либо в поисках лучшей доли, либо по идейным соображениям, не желая воевать против собственного народа и выполнять приказы полнейших баранов в военной форме. И ветераны эти в большинстве своем пополняли армию телохранителей и охранников таких, как Осинский. Многие из них считали, что там они смогут переждать сумасшествие власть предержащих. Но ожидание затянулось, а залезть по уши в грязь и выйти оттуда чистым невозможно.

Отправив Кляйна на задание, а, по сути, специально «засветив» его, Маккаферти последние дни вместе с бывшим российским майором из какой-то «Кобры», и фамилия у которого тоже была Кобрин, разрабатывал план нейтрализации жителей из маленького северного поселка Теулино. Он не без удовольствия наблюдал, как суровый и малоразговорчивый майор гоняет на подмосковном полигоне разношерстную армию Осинского, состоящую из бывших десантников, ветеранов Афганистана, Чечни и обычных уголовников. Для проведения операции они отобрали всего пятьдесят человек, которых считали лучшими. Майор планировал операцию так, чтобы обойтись без пальбы, но Маккаферти настоял, что одного человека следует нейтрализовать навсегда, ибо он начнет войну первым, как только команда на трех вертолетах коснется земли. Для выполнения этой миссии специально готовили двух киллеров. Но, кроме Семена Рогозина, у них была еще одна цель (лично от Осинского) – Николай Сергеевич Егоров, которого в народе звали дядей Колей. О чем не смог договориться банкир с главным сибирским бандитом Маккаферти не знал, да и не хотел вникать. У него было две своих цели, которых он собирался достигнуть одновременно. В отличие от Кляйна, генерал не знал русских пословиц, а значит, история с двумя зайцами ему была незнакома. Поэтому он кропотливо выполнял задание ЦРУ, подбираясь все ближе к истории нейролептонного оружия, доверив простоватому Кляйну только мизерную часть своих знаний и планов, а заодно преследовал свою цель – месть.

Месть, которая жгла ему все его генеральское нутро с того самого вечера в Сараево.

Ох и дурак был братец! Джеймс перетащил его в бывшую Югославию, дабы хоть немного продвинуть забуксовавшую карьеру.

Полковник Уильям Маккаферти всю жизнь играл в честного вояку. Ни капли изворотливости, сплошное честолюбие. Видимо, трехлетнего разрыва между их рождением родителям не хватило, чтобы накопить все необходимое для появления на свет полноценного человека. Билл был простоват, если не глуповат. И если бы не генеральская должность отца и постоянная забота Джеймса, быть бы ему по жизни капралом! Только блестящая выправка, дотошное выполнение приказов и командирская глотка позволяли ему удержаться на плаву. Да и роднила их с братом только форма. Внешне же они были совсем непохожи. Джеймс походил на мать, а Билл вышел в отца. И при всем этом, он тихо недолюбливал брата, которого в душе считал хитроумным выскочкой, занимавшимся грязными делишками. Джеймс не обижался, он любил брата не меньше, чем любила его мать. А она, надо сказать, любила Уильяма даже больше, потому что видела в нем отца. Да и младшенький он был.

Был.

Надо же было так распорядиться судьбе, что в закоулках Сараево капитан русской или сербской армии Семен Рогозин натолкнулся именно на Уильяма, который в легком подпитии шествовал с приема при полном идиотском параде. Не любил Билли гражданскую одежду, его кормить не надо – дай орденами побряцать! Вот и добряцался. И когда Рогозин, одетый, между прочим, в гражданку, начал очень толково бить ему морду, у бедного Билли хватило ума только на то, чтобы выкрикнуть, что он полковник американской армии Уильям Маккаферти.

– Маккаферти! – повторил русский и с удвоенной силой начал забивать незадачливого полковника до смерти.

Это уже в больнице кровавой кашей своего рта Билли рассказывал ему. И описал этого человека. И узнал его по фотографии. И умер от многочисленных разрывов внутренних органов. Вряд ли Рогозин знал, что отрывается на брате именно того генерала Маккаферти, а бил его, как бил бы любого американца, разве что добавил специально для фамилии Маккаферти.

Но это не меняло отношения к делу мести генерала Джеймса Олдриджа Маккаферти. Ему предлагали достать его из-под земли, обещали показательный международный суд, но у генерала были свои планы. Обычная смерть Рогозина, а тем более суд не устраивали его. Он хотел разрушить не только его тело, но и душу, и все, что размещалось вокруг них. Так он обещал матери, вытиравшей слезы американским флагом с гроба Билли.

3

Майор Кобрин застал генерала Маккаферти в тяжелых раздумьях. У Осинского майор научился смотреть на мир ничегоневыражающим взглядом, но на американского генерала, пусть и бывшего (майор и сам был бывшим), он не мог смотреть иначе, как побежденный смотрит на победителя, ожидая скорого реванша. Во всем же остальном они прекрасно сработались. Специалисты.

– Генерал, Вы, кажется, хотели сами участвовать или наблюдать на месте? Завтра мы отправляем Рыжего и Скунса. Все необходимое уже доставлено на место исполнения. Для Вас господин Осинский готов предоставить собственный самолет.

– А они?

– Они полетят как обычные граждане. Документы у них в порядке. Даже лучше, чем у нас с Вами. Легенда железная. Они едут как курьеры. После выполнения миссии они просто заберут некоторые документы в конторах наших нефтедобывающих объединений.

– Вы решили оставить их после этого в игре? – удивился генерал.

– Если я буду устранять каждый раз исполнителей, то в скором времени мне не с кем будет работать.

– Логично. Но у нас...

– У вас может быть что угодно, – оборвал Кобрин. – Но я хотел бы сделать Вам небольшой подарок, генерал.

– Даже? Это любезно с Вашей стороны, – генерал расплылся в дружеской улыбке, забыв недавнюю грубость майора. Он знал, такие, как Кобрин, уж если дарят, то дарят.

– Мои ребята там, на месте, выяснили много важной информации, касающейся интересующего Вас лица.

– О! – напрягся Маккаферти.

– Во-первых, у него появилась девушка, но ее я Вам трогать не позволю, с нее уже хватит... Во-вторых... – майор выдержал паузу, любуясь нервным нетерпением генерала. – Во-вторых, у него есть брат-близнец, который работает под крылом цели номер один.

– Брат! – почти выкрикнул Маккаферти.

– Как две капли воды, – подтвердил майор.

– Но это в корне меняет дело!

– Они недолюбливают друг друга, если не сказать больше.

– А вот это уже неважно. Не все братья любят друг друга, но при этом остаются братьями, – многозначительно изрек генерал.

Глава одиннадцатая

ГАМБИТ МАККАФЕРТИ

1

Маккаферти, конечно, знал, что Кляйн поделился с ним далеко не всеми знаниями, но планов менять не думал. К сожалению, информатора Кляйна – русского инженера Попова – «выпотрошить» не удалось. Бессмысленно замучили. В последние часы своей жизни этот хлипкий пьяница вдруг обрел настоящее мужество, а его организм проявил невиданную устойчивость к наркотическим средствам и терпимость к боли. Он молча презрительно смотрел на своих палачей и последними его словами было: «За меня-то хоть помолятся...»

Кляйн оставил себе несколько козырей на случай провала, чтобы шантажировать начальство, если его потребуется вытащить из рук ФСБ. Но Кляйн, в свою очередь, не знал, что у Осинского давно есть свои люди и там, иначе он не был бы Осинским. Поэтому, бросая Кляйна на амбразуры вражеских дотов, как солдата штрафного батальона, Маккаферти рассчитывал выиграть время не только у Рогозиных, но и у Осинского. Давно генерал не играл в такие игры, и теперь, сидя в самолете в обществе двух русских киллеров, он мысленно потирал руки, чувствуя себя то кардиналом Ришелье, то магистром опутавшего своей паутиной всю землю тайного ордена.

Киллеры, выпив бутылку коньяка, преспокойно посапывали. Маккаферти нет-нет да и бросал на них полный любопытства и одновременно пренебрежения взгляд. Про Рыжего он знал, что тот первостатейный душегуб-любитель, упрятанный еще при советской власти в специальную лечебницу, где и нашел его заботливый папа-Боря. Скунс был профессиональным снайпером, попавшим в плен к чеченцам. Его Осинский выкупил прямо у расстрельной стены, когда воины Аллаха продляли ему жизнь темпераментно споря – расстрелять, отрезать голову и гениталии, или повесить. Сумма, предложенная Борисом Леонидовичем, подсказала им четвертое решение. Маккаферти подозревал, что вся эта возня с расстрелом и выкупом была специально придумана хитроумным банкиром, дабы получить в свои легионы преданного, готового на все человека. Скунсом же бывшего старшего сержанта Рюпина прозвали за то, что горцы держали его в отхожем месте. И телохранители банкира долго воротили от него нос, считая, что тот перед собственной казнью элементарно наделал в штаны, а историю с нужником придумал себе в оправдание. Именно поэтому Скунс и нелюдимый Рыжий сработались, учили друг друга каждый своему ремеслу и стали прекрасной парой для выполнения самых деликатных заданий. Говорят, они даже жили в одной квартире, а спали по очереди, чтобы всегда быть начеку.

Убедившись, что исполнители в этот раз спят оба, Маккаферти достал из кейса папку и, оглядевшись по сторонам, открыл ее. В ней лежали вырезки из американских и русских газет за разные годы, начиная с середины восьмидесятых. Они были подклеены на разбитые красной чертой на две части листы, и можно было отследить смысловую параллель между текстами: полковник Броуди, намеревавшийся опубликовать разоблачительные мемуары о войне во Вьетнаме, застрелил свою жену, после чего покончил с собой... министр внутренних дел Пуго застрелил жену и себя... повесился в своем кабинете начальник генерального штаба, боевой маршал, прошедший Великую Отечественную войну... повесился в своем гараже бригадный генерал, принимавший участие в разработке операции по вторжению на Филиппины, участник Второй Мировой... Выбросился из окна сотрудник ФБР... Выбросился из окна сотрудник идеологического отдела ЦК...

В этой папке не хватало оставленных в сейфе отчетов о лабораторных и полевых испытаниях, но Маккаферти знал их наизусть. Из ряда вон выходящим был отчет о массовом воздействии русского нейролептонного излучателя. Там не было результатов, но было сказано, что достигнут значительный, но неуправляемый эффект. Речь шла об испытаниях в Теулино. Оставалось сделать предположение, что это был разовый эффект, полученный благодаря выбору полигона, имеющего определенные климатические и географические характеристики. Чтобы подтвердить или опровергнуть это, требовалось дотошно изучить данную территорию, провести на ней аналогичный опыт, для чего американцы готовы были под видом любого другого оборудования привезти сюда свой прибор. С русской стороны этот проект финансировал Осинский, который рассчитывал с помощью американских друзей обеспечивать в своих интересах избирательные кампании. Да уж, наличие такого воздействия позволило бы ему свести до минимума огромные рекламные затраты в средствах массовой информации, подкуп чиновников и членов избирательных комиссий. С такой штукой можно печь президентов и губернаторов, как пироги.

Но даже у такого всемогущего человека, как Осинский, не всегда и не все получалось гладко. Например, ни его деньги, ни «дружеские» связи не сработали, когда потребовалось завладеть этой самой теулинской территорией, а на базе поселка развернуть соответствующую инфраструктуру. И теперь Рыжий и Скунс летели наказывать непослушных.

Маккаферти со вздохом захлопнул папку, и угловым зрением заметил, как мгновенно открылись глаза Рыжего (видимо, его черед сторожить), а в боковом кармане его костюма, откуда он почти не вытаскивал руку, шевельнулся ствол пластикового пистолета. Генерал откинул спинку кресла и закрыл глаза.

2

Тюмень встретила их раскаленной духотой и вездесущим тополиным пухом. У Маккаферти сразу же обнаружилась на него аллергия. Он беспрестанно чихал и хлюпал носом. Рыжий и Скунс смотрели на него с явной насмешкой. Маккаферти, между тем, на чем свет стоит ругал Сибирь, где зимой сорокоградусные морозы, а летом, как оказалось, бывает такая же жара. Да еще вместо снега летит тополиный пух.

В терминале их встретила группа подготовки. На нескольких автомобилях они двинулись в направлении города. Рыжий и Скунс внимательно выслушивали необходимую информацию, Маккаферти – только краем уха. Уши у него со страшной силой заложило при посадке Ту-154. Был же из Москвы рейс «Боинга», так нет – отменили из-за нерентабельности. Экскурсию для генерала никто не организовывал, поэтому он сам с любопытством смотрел на струящиеся мимо окон машины улицы. Вот еще бы глаза не слезились от внезапного аллергического насморка! К архитектуре генерал был равнодушен, да и какая может быть архитектура на родине ссыльных и бродячих казаков? Но чем дальше, тем больше ему приходилось удивляться. При общей невзрачности городского пейзажа взгляд его выхватывал ультра-современные билдинги, великолепные купеческие особняки, золотые кресты монастыря-крепости на берегу реки... А еще Маккаферти знал, что где-то здесь ловят черную икру! Ни белых, ни бурых медведей на улицах ему встречать не пришлось. Поэтому генерал мысленно обругал американское образование, благодаря которому у него и многих других американцев складывался такой стереотип заочного восприятия Сибири. Во всяком случае, он решил, что когда покончит с делами, обязательно осмотрит не только город, но и попросит, чтобы его свозили на рыбалку, хотя при воспоминании о теулинской просеке у него начинало чесаться все тело. Осинский же со своей деловой торопливостью не предоставил возможности осмотреть даже мельком хотя бы один населенный пункт. Самолет – вертолет – комары... Вот и вся прогулка.

Машина остановилась у одного из реставрированных особняков, который, к удивлению Маккаферти, стали называть офисом. Там был накрыт шикарный стол, рассчитанный явно на то, чтобы удивить американца сибирскими разносолами. Генерал был не только удивлен, но и до тошноты наелся соленой осетрины и маринованных грибов. При этом было выпито среднее (по русским меркам) количество водки. После обеда стало неумолимо клонить ко сну, но Рыжий и Скунс сказали, что встреча с целью номер один назначена на семнадцать, и если генерал собирается идти с ними, то необходимо ознакомиться с картами дома и прилегающей местности, где придется выполнять задание.

– А, может, генерал лучше отдохнет, девочек ему подкинут, а то, ведь, там, наверное, стрелять будем не только мы? – это сказал Скунс. – Совсем не обязательно присутствовать при нашей работе. Да мы и не любим, правда, Рыжий?

Рыжий кивнул, а Маккаферти довольно сильно обиделся.

– Сынок, – язвительно-ласково сказал он, – еще за тридцать лет до того, как тебя держали в чеченском толчке, я ползал по вьетнамским джунглям и меня обильно поливали напалмом.

– Ух ты! – искренне удивился Скунс. – А я думал, Вы только на бумаге воюете!

Старший из встречавших их в аэропорту, которого все звали уважительно Владимир Андреевич, развернул перед ними план-схему дома и приусадебного участка. Показал посты охранников, возможные пути отступления, где будет базироваться группа прикрытия и откуда, в случае неблагоприятного стечения обстоятельств, появится милиция. Рыжий смотрел молча, Скунс задавал вопросы, Маккаферти давал советы и заметил, что на него стали смотреть с уважением, ибо советы были толковыми.

– Слышь, Рыжий, ты только не нервничай раньше времени, – попросил Скунс, когда они на двух машинах двинулись к цели.

– Не знаю, как получится, – впервые за несколько часов ответил сиплым голосом Рыжий.

Дом Николая Сергеевича был довольно далеко за городом, и на шоссе Маккаферти с облегчением высунулся в окно, чтобы подышать пусть и теплым, но чистым от тополиного пуха воздухом.

Через полчаса их «чероки» затормозил у массивных железных ворот в пригородном поселке. Вторая машина предусмотрительно осталась на соседней улице. Из нее рассыпались на заранее отведенные позиции боевики. Маккаферти еще успел подумать: зачем было присылать именно Рыжего и Скунса, здесь и так неплохая организация? Между тем, Скунс нажал кнопку звонка, вынесенную на высокий толстостенный кирпичный забор, увенчанный колючей проволокой.

– Кто? – спросил динамик домофона.

– От банкира, – ответил Скунс.

Через пару минут в воротах открылась калитка, гостей встречал немолодой охранник в замшевом пиджаке. Рыжий, все это время мерявший шагами длину ворот, тут же подскочил к нему и резким движением перерезал горло. В руках у него была опасная бритва.

– Ну вот, ты опять занервничал, Рыжий, – неодобрительно прокомментировал Скунс.

– Заткнись! – огрызнулся Рыжий, и от его голоса у бывалого вояки Маккаферти внутри все похолодело.

За забор Скунс шагнул уже с двумя скорострельными пистолетами в руках, и тут же загремели выстрелы. Без труда он расстрелял еще двух молодых парней в кожаных куртках, которые по-дурацки высунулись с обрубками «калашей» во двор.

– На заднем дворе еще один, – отметил Скунс и, прижимаясь к стене, стал огибать дом. Рыжий при этом рванул дверь на себя. Подумал, что заперто, психанул и пнул ее. Оказалось, что она просто открывается в другую сторону.

Действовали они слаженно, но Маккаферти было невдомек, зачем требовался тщательный план, если сейчас на его глазах киллеры на пятьдесят процентов импровизировали. Пока в холле Рыжий застрелил еще одного охранника и затем любовно исполосовал старичка, который, судя по белому халату, был либо поваром, либо официантом, Скунс уже вернулся.

– Остались еще двое. Один с пулеметом на втором этаже и один у дверей на третьем, – напомнил он.

Рыжий, который уже поднимался по витой лестнице, повернул к нему наполненное сумасшедшим восторгом от происходящего лицо и почти радостно выорал:

– Знаю!

Сверху на его слова загрохотал РПК, огромные ошметки штукатурки посыпались от стены, в которую упирался лестничный марш. Рыжий успокоился и сел на ступеньки.

– Дурак, – определил неизвестного стрелка Скунс, – выказал себя.

– Он напротив, в холле, – подтвердил Маккаферти.

Скунс достал из кармана рацию и вполголоса доложил туда:

– Второй этаж, окно над входом.

Еще через полминуты над их головами гулко ухнуло, лестничный марш тряхнуло, а вжавшийся в него Маккаферти оценил масштаб «разборок».

Они уже, было, поднялись на разгромленный взрывом гранаты второй этаж, даже успели осмотреться: стены в выщербинах осколков, горят шторы и ковер, у окна труп с пулеметом в обнимку... Но в этот момент раздался выстрел сверху, и ужаленный пулей Скунс схватился за ногу. Сквозь лестничный пролет стрелял последний охранник в таком же, как у встретившего их в воротах, замшевом пиджаке. Скунс и Маккаферти скатились на прежнюю позицию, а Рыжий все же успел проскочить в мертвую зону ведущей на третий этаж лестницы. После трех выстрелов с одной и единственного с другой, Скунс и Маккаферти услышали его скрипучий голос:

– Не люблю стрелять! Пижон, блин...

Дядя Коля сидел в кресле. Одет он был в домашний халат и тапочки. Оружия у него не было.

Усталым и отрешенным взглядом он встретил своих убийц.

– Прибыли, родимые. Ну так проходите. Дядя Коля стрелять не будет, устал дядя Коля стрелять.

– Ну так а че стол не накрыл, коли гостей ждешь? – хохотнул Скунс, который уже чувствовал себя хозяином положения.

– А это кто с вами? – кивнул старик на Маккаферти.

– Американский генерал, – с важностью в голосе ответил Скунс.

– О, как почетно! Ну вы, ребятки, дайте мне полминуты, я вам кое-что скажу для вашего босса. Да и вам полезно знать будет. – Старик чуть дрожащей рукой взял со стоявшего рядом столика рюмку водки, опрокинул в блеснувший золотым оскалом рот и запил морсом. Потом еще более дружелюбно посмотрел на «гостей». – Тридцать лет я за свое место под солнцем спину гнул и кровь проливал. Едва-едва черномазые меня не одолели. И все потому, что то интернационализм у нас, то демократия беспредельная. Вон, пусть американский генерал на досуге вам расскажет, как у них с индейцами поступили, как неграми торговали...

– Ты быстрее давай, у нас тут не лекция, – ощерился Скунс. – Вот-вот менты прибудут. Что хотел банкиру передать?

– А передай ему, сынок, что зря они Россию-матушку подмять вздумали, поперхнутся, гады. Со всей своей демократией, которая только для них самих. Думаю, и ему когда-нибудь ствол в жопу вставят! Или побежит по парижам-лондонам хоть и при бабках да в говне! И все его друзья побегут, потому как земля под ними гореть будет. Да скажи ему, то, чего он хотел здесь, не только у него есть. Так и передай! Запомнил?

– Запомнил, – подтвердил Скунс и поставил три точки на седой груди старика. И еще одну для верности – на лбу.

Рыжий посмотрел на него с явной обидой, будто только что отобрали лучшую игрушку.

– Да ты, Рыжий, не нервничай, – начал оправдываться Скунс, – вот ты нервничаешь, а потом этой же бритвой щетину свою скребешь. А вдруг у них СПИД?! А? Я же с тобой из одного котла хаваю!..

– Тише! – вдруг напрягся Рыжий. – Здесь еще кто-то есть.

Все трое замерли, но, видимо, только Рыжий слышал и чувствовал что-то еще, кроме начинавшегося пожара на втором этаже и гари, от которой начинало свербить в горле. Как и у ворот, кошачьим движением он подпрыгнул к большому стенному шкафу, едва различимому за рядами книжных полок. Скунс и Маккаферти двинулись следом.

– Десерт! – победно скрипнул оттуда Рыжий.

Среди костюмов и халатов в шкафу стояла девушка. Скунс сразу же узнал ее и попытался остановить Рыжего.

– Слышь, Рыжий, Кобра сказал эту не трогать!

– Она нас видела, – глухо прорычал Рыжий и в руках у него ненасытно сверкнуло лезвие.

3

Майкл уже забыл, что еще недавно боялся этих людей. Его рассказ продолжался уже больше двух часов. Когда он, наконец, замолчал, Степан сказал:

– Вот что, мистер Кляйн, раз уж ты влез, как кур в ощип, то и вариться тебе придется в том бульоне, который тебе предоставят. Есть у меня подозрение, что тебя подставили, чтобы у нас сложилось впечатление, будто мы идем на шаг вперед. А это далеко не так. Поэтому, любезный, мы тебя прямо сейчас сдадим в ФСБ.

– Bay! – Майкл даже не знал, как на это реагировать.

– Да-да-да, – довольно ехидно подтвердил Степан. – Мы тебя под белы рученьки туда и доставим. По-моему, чего-то такого от нас и хотели. Не понятно только – почему чекисты на тебя до этого сквозь пальцы смотрели?

– Я тоже думаю, что они обо мне знают, – грустно согласился Кляйн. – Но в русской тюрьме очень сидеть не хочется.

– Это ненадолго, – заверил Степан.

– А кто и когда меня оттуда вытащит? Маккаферти только рад будет. Менять меня не захотят, я же вам все рассказал...

– Вытащат. Я или он, – Степан кивнул на Семена. – Как только все это кончится. Не такая уж ты большая птица. Надеюсь, вся шпионская атрибутика у тебя есть?

– Есть.

Степан тут же взялся за телефонную трубку и набрал номер.

– Майора Дорохова, – попросил он, но суть дела изложить не успел. На том конце провода некто майор Дорохов, узнав его по голосу, успел сказать ему что-то раньше. Дав отбой, Степан внимательно посмотрел на Семена, будто раздумывая, сообщать ему услышанное или нет. За время этого молчания между ними опять разрядилась невидимая молния, комнату наполнило колдовство их мистического сходства, и Майклу на миг показалось, что сейчас они шагнут друг в друга и станут одним человеком.

– Поехали, – скомандовал Степан, ничего не объясняя.

Из кабинета появился что-то читавший там Сбитень. Вопросительно посмотрел на Степана.

–Дядя Коля отказался играть на их стороне, – ответил его взгляду Степан.

4

Возле особняка Николая Сергеевича Егорова суетились люди в различной униформе. Пожарники сворачивали брандспойты, санитары ждали, когда судмедэксперты закончат осмотр тел, следователи и оперативники сновали туда-сюда по саду и в доме. Из чернеющих глазниц второго этажа струился дым – последствия недавнего пожара. К машине Степана подошел человек в сером костюме, седовласый, но молодой, немного прихрамывая.

– Все, Степа, можешь заказывать грандиозную тризну. Дядя Коля отвоевался, – сказал он, протягивая руку.