Текст книги "Отражение"

Автор книги: Сергей Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– А самолет? – спросил Рогозин.

– Я потом туда еще не раз ходил, ничего уже не было. То ли увезли они самолет, то ли взорвали, как полковник говорил. Только на том месте воронки нет. И следов никаких нет. Я тогда вот как подумал: наверное, это непростая просека, коли на ней и деревья не растут и самолеты на нее падают. А еще вспомнил, как у меня ноги отказали, и что я перед этим сам себе пожелал, да решил, что поляна эта желания выполняет. Сколько раз туда ходил: денег просил – не давала, удачную охоту просил – давала, счастья хотел попросить – да сам за целый век так и не узнал, какое оно, а однажды я на том берегу рыбу ловил да горевал, что Петро мой одной только водкой живет. Что это за жизнь, все время пьяным быть: спать и пить, спать и пить? Как будто и не живет человек! Домой пришел – а мой Петька мертвый лежит, угорел от водки. Я с тех пор туда на лов не хожу. Может, и вправду у этой земли какая сила есть. Недобрая...

Дед Иван пригорюнился. На седых его ресницах блеснули слезы.

4

Бывальщина или небывальщина, но поляну деда Монина решили проверить. Старик согласился проводить, и потому с полчаса прикидывали, что может там понадобиться. Решили заехать домой за карабинами, компасом, картой, взять немного снеди, и Алексей решил еще захватить на всякий случай дозиметр. Когда уазик остановился у павловского подъезда, Семен не поверил своим глазам. На лавочке у крыльца сидела Наташа.

– Вот это да! – только-то и смог сказать он.

– Это к тебе? – удивился Павлов.

– Наверное...

– Ну ты даешь, Рогозин, обзавелся невестой и молчишь!

– Красивая, но, однако, не простая, – оценил дед Иван.

– С невестой ты, брат, поторопился, – смутился Семен, – я ее месяц только знаю.

– Так ведь дальние знакомые за полтыщи километров на свидание не ездят!

– Наташа?! – Семен свесил ноги из кабины.

Навстречу ему извиняющийся взгляд и та же улыбка, что была подарена на берегу реки в первый день знакомства. Степан был прав, Семену не требовалось никаких объяснений, немного ошалелый он подошел к ней, поцеловал, забрал сумку и без лишних разговоров пригласил в дом. Павлов пожал плечами, а дед Иван крякнул.

Дома пришлось еще раз чаевничать, угощая Наталью с дороги копченой рыбой, коньяком и пирогами с тертой брусникой, что всегда пекла на долю холостых вояк соседка – тетя Поля. Павлов предложил Рогозину остаться да еще и хитро подмигнул при этом.

Но Семен отказался.

– Вдруг на вас там столбняк найдет, – кивнул он на деда Ивана.

– А мне с вами можно? – этого от Натальи никто не ожидал, и она восприняла растерянное молчание за согласие и стала собираться.

– Пожалуй, женщин тама никогда не было, – то ли возразил, то ли предположил дед Иван.

– Значит будут, – улыбнулась Наташа, развеяв последние сомнения мужской компании.

– На болоте много гнуса, намажь везде, где могут достать, – Семен протянул ей тюбик «редэта».

На тропу вышли, когда солнце уже покатилось на запад, цепляя там верхушки сосен. Дед постоянно поторапливал, желая успеть засветло. Ростом вдвое ниже и Рогозина и Павлова он ловко прыгал впереди с кочки на кочку, и Павлов, шедший следом, едва успевал запоминать, куда ставить ногу, чтобы не провалиться. Рогозин замыкал. А Наталья, будто вышла на увеселительную прогулку, еще пыталась с ним разговаривать, постоянно оглядываясь. Дед Иван останавливался, поджидая остальных, и недовольно качал головой.

– Любовь дома делать надо, – порой бурчал он себе под нос.

– Куда же мы идем? – допытывалась Наташа.

– На одну очень интересную поляну, – Семен отвечал таким тоном, который не располагал бы к продолжению беседы на ходу.

Но Наталья не унималась.

– И что там интересного?

– Честно говоря, мы сами пока не знаем. Толком не знаем. Большего сказать не могу. Это тайна деда Ивана. Захочет – сам тебе расскажет.

– Ну прямо «зарница»!

Дед Иван оказался прав. К заданной точке вышли только через три часа, один бы он дошел туда намного раньше. Но успели засветло.

Первое, что удивило – песчаный, словно пляж, берег таежной речушки. Привычно видеть берега таких рек заросшими непролазной, а то и колючей зеленью. Берег и был краем довольно большой поляны, от другого края которой начиналась просека в никуда.

Павлов взял пробы песка, снимать дерн направились на просеку. Она действительно была необычной. На сколько охватывал взгляд – ни одного дерева, ни одного пня. По краям – подлесок, и густая сочная трава вдоль всей этой «взлетной полосы». Осмотрели то место, где, по мнению деда Ивана, стоял самолет. Ничего приметного. Рогозин даже попытался копать саперной лопатой.

– Вы тут только разговаривайте осторожно, – предупредил Монин.

– А мне здесь нравится: и простор и сказка рядом! Никуда бы отсюда не уходила! – крикнула в сторону заката Наталья.

Дед Иван погрозил ей пальцем и приложил его к губам. Чего, мол, разоралась, дуреха наивная.

– А ведь здесь и мошкары нет! – заметила Наташа.

– Точно, – согласился Павлов. – Зато комары отменные. Откормленные будто. Но, опять же, немного их.

– Может, просто продувает? – предположил Рогозин. – Надо бы побродить по лесу вокруг. Прочесать, конечно, не получится, но хотя бы присмотреться.

– Ага, – согласился Павлов, и как раз в этот момент все трое услышали гул приближающегося вертолета.

– А я думал мне опять мерещится, – признался дед Иван.

– Давайте-ка в лес, от греха подальше, – скомандовал Семен и привычным движением передернул затворную раму карабина.

Павлов скопировал его движение. Дед Монин, подыгрывая им, вогнал два картечных патрона в свою вертикалку. Наталья смотрела на них с испугом и удивлением. За какое-то мгновение она увидела, как на глазах изменились эти мужчины, и без того серьезные их лица наполнились какой-то непонятной ей отрешенностью и общим согласием. Даже общаться стали жестами. Рогозин вмиг из ведомого превратился в командира. Кивнул Павлову на кустарник на другом краю просеки, деду Монину определил ложбину у края поляны, а сам схватил за руку Наталью и рванул в густой подлесок.

– В случае чего – я первый! – вот и весь его разговор.

Минуты через две над просекой завис раскрашенный в военную зелень Ми-8. Повисев с полминуты, он опустился. Еще не остановились лопасти, а из чрева вертолета выскочили несколько человек. Двое были в военной форме, а двое в непривычных для прогулок в зоне субарктического климата черных костюмах, словно прибыли на деловую встречу или на фуршет. Еще двое в камуфляже стали настороженно водить по сторонам стволами «калашей».

Единственный на всю компанию бинокль был у Семена. Приложив окуляры к глазам, он, забыв о присутствии Наташи, смачно выругался и даже не думал извиняться. Военных он не знал, но двое в штатском!.. Первый был известный всей стране банкир и владелец львиной доли бывшей общенародной собственности Борис Осинский, тот, о котором вся страна говорила, что он покупает политиков со всеми потрохами и вокруг него вертится даже дочь президента. Вторым был Маккаферти. Вечно живой, нигде не тонущий и появляющийся в самых неожиданных местах Джеймс Олдридж Маккаферти.

– Чтоб ты, гад, подавился этим болотом! – еще раз не выдержал Рогозин и даже не заметил, что ласково поглаживает цевье лежащего под рукой карабина. Интересно, узнал ли его Павлов? Наверное, тоже в прицел эти морды разглядывает. С ними только главного военного – Паши Галкина не хватает. Вон, Осинский, будто родился в этой тайге, а не на Арбате, по-хозяйски руками разводит. Значит, действительно есть здесь что-то, чего нельзя просто так руками взять, но очень им иметь хочется. Поэтому и хотят взять все целиком, вместе с ландшафтом.

Наташа тоже пыталась рассмотреть лица «гостей» и даже попросила у Семена бинокль. Он, не раздумывая, отдал ей оптику, и она тоже удивилась, узнав Осинского, которого еще вчерашним утром видела дающим интервью купленному им самим бывшему государственному телеканалу. Во втором она хотела бы увидеть дядю Колю, но это был не он.

Минут через двадцать, когда Осинский и Маккаферти вдоволь нагулялись вдоль просеки, военные их любезно подсадили в чрево вертолета, лопасти засвистели, и он взял курс на Север, в сторону окружного центра.

– А, может, и стоило отстрелить им... – но тут Семен вспомнил, что рядом все это время была Наталья.

– Неужели опять Маккаферти? – рядом появился Павлов.

– Однако большие люди прилетали, – заключил дед Иван. – Пора уходить, скоро ночь, трудно будет идти.

Вот тут-то и началось. Несколько раз они пытались выйти с поляны на тропу деда Ивана. Вроде и находили ее, но стоило углубиться в болото, она исчезала буквально на глазах, обрываясь в трясине. Дед Монин сердито качал головой, бормотал себе что-то под нос и с упреком поглядывал на Наталью.

– Накликала, красавица, ночевать здесь будем.

– Не болтай, дед, – вступился Рогозин, – я тут одному пожелал захлебнуться в болоте, а он на вертолетике упорхнул.

– А я говорил, что не всякие желания сбываются, – обиделся дед.

– Пойдемте к реке, там и костер разведем, – предложил Павлов.

5

Поужинали бутербродами, вскипятили в котелке воду, заварили чай. Для Наташи соорудили зеленую лежанку, остальные разместились спать прямо на земле у костра. Наталья удивилась, что полной темноты так и не наступило. Просто потекло над лугом топленое молоко, да туманная дымка скользила над притихшей водой. Ветер запутался в высокой траве, и только плеск реки да ответный шепот ивняка на берегу тонули в густой тишине. Пару раз совсем недалеко крикнула иволга, но никого не переполошила. Костер лениво отпугнул ее последним всполохом и затаился в углях. Даже само время заянилось, как младенец, и свернулось калачиком где-то на той самой просеке. И слышно стало то ли потрескивание едва видимых звезд, то ли замирающие движения собственных ресниц. Никогда в жизни сон не наступал так вкрадчиво и мягко, и Наталья погружалась в него, как в теплую рыхлую массу, и совсем из другой жизни каверзными и неуместными вопросами пытались удержать в своей власти сознание важные мысли, но растворялись бесследно в плывущем над землею, но под сомкнутыми веками топленом молоке. Надо все-таки сказать Семену... Самая обычная поляна и немного необычная просека... Она не на месте?! А кто сказал, что на месте это там, где нас устраивает? Может быть, есть еще что-то? Но вертолет прилетал именно сюда!.. А дядя Коля?.. А здесь так тихо и спокойно, здесь совсем нет времени... И не должно быть этих подчеркнуто деловых людей с их напускной суровостью, специально злящих себя изнутри... Поелику человек человеку волк... Здесь Иван-Царевич, похожий на Рогозиных, на сером волке... Что там они говорили про самолет? Ковер-самолет?.. Странно: спишь в лесу, а снится город. Несется сквозь тебя вся его бетонно-кирпичная масса, испещренная желтыми квадратами неспящих окон, галереями реклам и витрин, окаменелыми кобрами уличных фонарей, вспышками автомобильных фар... Смотришь вверх – и огни города будто отражаются в бесконечно далеком зеркале ночного неба. Огни... Огни... Наталья бежит в какие-то темные переулки, но они догоняют ее, фонари выстраиваются по цепочке, передают друг другу эстафету, и в спину дышат ядовито-желтыми лучами фары несущегося за ней автомобиля. Из окна, наплывающего вдруг непомерными размерами из пропасти неба, хитро прищурившись, грозит пальцем дядя Коля. Но Наташа пролетает сквозь стекло, как сквозь воду, и бежит дальше. Ей нужно успеть сказать что-то важное. Там во сне она знает, что и кому. Но стоит взглянуть на этот сон со стороны, и это знание исчезает, стирается. И вдруг ослепляет ее яркая вспышка, от которой сжимается до едва ощутимого в груди комочка сердце, и уже не может разжаться, а образовавшуюся пустоту в грудной клетке заполняет вата, которая мешает вдохнуть. И вспышка – это уже остановленное мгновение, так похожее на смерть, но кто ж ее знает – какая она – пока не попробовал первый и последний раз? И только желание вдохнуть оказывается сильнее этого быстрого сна и этих огней. И когда вдохнула наперекор всему полной грудью, задней мыслью осознала, что во сне, сумбурном и необъяснимом, чуть не умерла. Или все это детские страхи? Огни... Огни... Знала бы, как выглядят огни святого Эльма! Огни плыли, висели в тумане над просекой. Фиолетовые и расплывчатые. Будто состоявшие из сгустков тумана.

– Ой, – выдохнула Наталья, и тут же рядом сложился Рогозин. Ствол его карабина осмотрел окрестности в поисках возможного врага. В глазах Семена не было даже остатков сна.

Он тоже увидел огни.

– Испугалась?

– Наверное, нет, просто сон нехороший приснился.

Семен протянул ей руку.

– Не стоит бояться необычного, – успокоил он, разглядывая блуждающие огни, – главное – не совать туда голову. Вокруг нас много такого, что неподъемно для нашего разума. Наверное, каждый человек прочитал массу литературы обо всех этих явлениях и чудесах. Так вот, главное – держаться от этого подальше. – Снова повторил он. – Если бы не эти зарубежные «гости», я вряд ли пошел бы сюда на экскурсию. Самое время «Отче наш» прочитать или молитву кресту.

– Никогда раньше не видел такого, – проснулся Павлов.

– Однако и я, – доложил дед Иван.

– Ни у кого нет желания потрогать это руками? – осведомился Рогозин.

Все промолчали.

– Мне кажется, что и здесь без прогрессивной деятельности человека не обошлось, – задумался Алексей.

– Может быть... Может быть... Хотел бы я знать, какую выгоду хотят из этого извлечь в ЦРУ или в Кремле?

– Ты же знаешь, они сунут нос хоть в пасть к дьяволу, если там пахнет прибылью или новой адской машинкой. И меть бы доступ к архивам КГБ и министерства обороны...

– Да уж. Пожалуй, в этом есть смысл. Мне, кстати, как и Наташе, тоже дурной сон приснился.

– И мне, – признался Павлов.

– А ко мне мой дед Аким приходил во сне, собираться велел, – доложил Монин, – а Петра-то моего там он не видел. Плохой сон.

– Надо ехать в город, что-то тут нечисто. Думается, и самолет деда Ивана здесь ни при чем. Помнишь, Леш, как над заставой НЛО кружил?

– Ага, а потом особист из мотострелковой дивизии задолбал со своими объяснительными...

– Вот я и говорю, эти-то обо всех таких непонятках сведения имеют. Как бы только к ним подобраться.

– А ты бы поговорил с братом, – вдруг вмешалась Наташа, – у него в областном управлении есть люди.

Только на секунду в глазах Рогозина вспыхнула ярость, будто два фиолетовых огня из тех, что висели над просекой. Он выпустил ее руку из своей, чтобы с обеих сторон сжать виски. И только это мгновение Наталья жалела о сказанном. По крайней мере, на душе стало во сто крат легче. Семен же больше не смотрел на нее, задумался о чем-то своем.

– Ну вот что, давайте досыпать. Завтра еду в город. – Это уже был приказ, не подлежащий обсуждению. Никому из них больше не снились ни плохие, ни хорошие сны.

Глава седьмая

ГДЕ ХОДЯТ ЧУЖИЕ?

1

Уж нет! в таких условиях в этой стране даже резиденту работать сложно. Полнейший бардак! Хорошо Маккаферти – он лицо официальное. Наворачивает черную икру с русскими банкирами и генералами, запивает прохладной водкой и ведет приватные беседы. А Майкл Кляйн должен делать черную работу. Собирай информацию? Да она тут под ногами валяется! Не разведчика надо было присылать, а дворника. В мусорных баках бывших закрытых НИИ информации больше, чем в головах русских ученых, думающих только о неполученной еще за прошлый год зарплате. Как они вообще еще живы – эти русские медведи? Живы, наверное, потому, что всей страной дают друг другу в долг. Этакий круговорот несуществующих денег.

Майкл прилично поездил по новой России, уже кое-что понимает. В Кремле жируют, в Москве живут, за пределами Садового кольца существуют, а на окраинах выживают. Был бы жив Ален Даллес, он бы ужаснулся такому скрупулезному выполнению своего плана по разрушению коммунистической империи. А ну-как они совсем озвереют? Будем потом по новой второй фронт в Европе открывать.

Майкл Кляйн работал в России уже семь лет. Сносно говорил по-русски, имел неплохую сеть агентов и совмещал с журналистской работой, которая являлась прикрытием, написание романа о жизни современного разведчика. Писалось, надо сказать, с трудом. В отличие от своих коллег он никак не мог освоить лихо закрученный сюжет, а пускался в совершенно неуместные в подобной литературе рассуждения и подробные описания мест действия. Сам себе жаловался, что сказывается влияние русских классиков. Но ничего поделать с собой не мог. В какой-то момент ему пришло озарение, что современная американская литература – большей частью кухонно-постельные страдания со стрельбой и извращениями. В русской же литературе он увидел и красоту слова, и подлинную душевную красоту положительных героев. Для американцев же достаточно написать, что он (она) стройный(ая), высокий(ая), красивый(ая), серо-голубо-каре... глазый(ая), стреляет из всех видов оружия, немногословно любит всю ночь напролет... И в тот момент, когда он хотел убедить американцев, что они читают книжки для слабоумных, русские вдруг с головой ударились именно в эти дешевые поделки. Ну как тут не впасть в депрессию! А голодные и жадные до долларов агенты тащили ему информацию со всей страны. Майкл, почти не просматривая и не проверяя ее, сплавлял в центр. И вот – досплавлялся. Приехал бывший бригадный генерал Маккаферти, ныне отвечающий за всякие там летающие тарелки и перспективные виды оружия массового поражения, и подмял под себя всю работу. Как бы лениво это не выглядело, но, в конце концов, именно Кляйн отправил информацию об испытании русскими нейролептонного оружия еще в 1978 году. Ну и что из того, что она была добыта с пыльной полки в архиве? Русские резиденты в Пентагоне тоже не гнушаются по мусорным бакам лазить. Кто ж мог подумать, что оружие это такое перспективное и экологически безвредное?! Да и вообще: ну были испытания, ну известно где, но результат не то что засекречен, а, скорее, просто уничтожен. Что-то там у иванов не сработало. Агент, добывший информацию, только руками развел. Их институт имел к этому самое отдаленное отношение. Вот и приперся Маккаферти копнуть глубже. А лопату отдал Майклу! Копай Майкл, копай осторожно, выкопаешь – отдашь мне. А почему осторожно? Потому что, ни дай Бог, нынешние кремлевские сидельцы узнают, им же страсть как захочется попробовать это на собственном народе. Пригодится на случай очередной революции! Но кто сказал этому умнику Маккаферти, что они уже сейчас не используют!

Даже на кремлевском Олимпе многие с самого начала перестройки похожи на зомби. В окна выпрыгивают, в родственников стреляют, мелют перед камерами откровенную да еще бессвязную чушь, которую другие зомби разносят по всей стране, зомбируя остальное население. То ли дело было лет семь назад: Слава КПСС! Ум, честь и совесть нашей эпохи! И действительно – разогнали, и в новом демократическом правительстве ни первого, ни второго, ни третьего... Вот тебе и миру – мир, вёлду – пис, всем – всё! А в результате: каждому – не свое! Нет, тут, как говорят аборигены, без бутылки не разберешься! И с самого приезда Маккаферти, представлявшего какую-то дутую «IWC», Майкл Кляйн не просыхал. Благо дело – русские научили вовремя опохмеляться и превращать депрессию в красивые, пусть и пьяные страдания.

2

И надо же было этому Маккаферти припереться именно в самое тяжелое утро, когда даже руки подрагивают. Вошел в гостиничный номер, будто он здесь хозяин. Майкл еще не встал с не расправ– ленной с вечера постели и, увидев новоиспеченного босса, потянулся к бутылке.

– Хватит пить, Кляйн! – гаркнул Маккферти. – Пора делать настоящую работу!

– Вот, генерал, чем мы не в лучшую сторону отличаемся от русских, те, хоть, сначала опохмелиться дадут...

– Мне кажется, Вас пора отправлять в лечебницу.

– А мне кажется, что Вы ничегошеньки не поняли в этой стране.

– Ваше мнение никого не интересует. Зато в отделе интересуются Вашими непомерными растратами. Насколько я знаю, Вы зачастую водите своих русских собутыльников в рестораны.

– А как по-вашему я мог бы войти в доверие отринутых нынешним правительством людей? Многим из них плевать на наши с вами баксы, но вот чисто человеческое понимание они ценят куда больше! Я им говорю: «У Вас лучшие в мире самолеты!», а они мне: «Да у нас еще такое есть!» И рассказывают, какое... – и Майкл надолго приложился к горлышку. Все это время Маккаферти с отвращением морщился.

– Вы американец с немецкими корнями, пьющий водку, как самый последний русский, – сделал заключение генерал.

– Угу, – отер губы Кляйн, – и мой прапрапрадедушка по отцовской линии Отто Бисмарк часто говаривал для таких умников, как Вы: «русские медленно запрягают, но быстро ездят».

– Вы еще и фольклор собираете?

– Это не фольклор, это крылатое выражение, имеющее огромную историческую ценность.

– Для нашей с Вами родины, Кляйн, большую ценность представляет информация, добываемая нами, и Вам следует сейчас же привести себя в порядок и отправляться на север.

– Вот уж хрен! – по-русски ответил Майкл.

– Да-да! Вам нужно будет взять пробы почвы, воды, короче, все, что потребуется для детального анализа. Вот – даже фотографии, любезно предоставленные нашим другом Осинским. А это фотографии со спутника. Я, кстати, уже побывал на месте...

– Какого горбатого Вы тогда не взяли эти пробы сами?

– Я был там не один, а по официальной версии для всех наших русских друзей мы собираемся там строить базу для экзотического отдыха солидных людей. Охота, рыбалка, мошкара... Короче, по полной программе.

– Среди Ваших друзей, генерал, по мнению народа, проживающего в этой стране, нет русских. Они их, по меньшей мере, называют выродками, – криво ухмыльнулся Майкл.

– Я не собираюсь обсуждать с Вами человеческие достоинства российского руководства и ведущих предпринимателей, тем более, что Вам, судя по Вашим корням, недалеко и до природного антисемитизма. Это сейчас в моде у русских патриотов.

– Ага, также модно, как у евреев занимать все ведущие должности.

– Вы уже зарываетесь!

– Скажите, генерал, когда мы сделаем эту страну послушным придатком нашей долларовой машины, а русских рабами, Вы не боитесь, что голодные рабы могут разнести в пух и прах наш славный цивилизованный мирок?!

– А кто Вам сказал, что они будут голодные? Нам нужны сытые рабы!

– Вы циник...

– Мой цинизм приносит ощутимую пользу моей стране, а Вы готовы, в конце концов, выполнять задание?!

– А у меня есть выбор? – и Майкл снова приложился к бутылке.

3

Придя в себя только через два дня, Майкл начал собираться в дорогу. Прежде чем отправиться в таежную глухомань, он справил себе все необходимые документы. Официально – он ехал составить зарисовки о Тюменском севере, обеспечить рекламу строительству будущего туристического центра для любителей экзотики. Разумеется, ФСБ давно о нем знала, но махнула рукой – нехай тешится алкоголик, такого всегда можно поменять (если возьмут), с шумом разоблачить (если понадобится), подсунуть ему дезу. Кляйн, в свою очередь, прекрасно понимал, что он под колпаком, поэтому работал нагло и почти в открытую. Расчет был прост: в России далеко не каждый мог определить, что сегодня является государственной тайной, а что нет. Если раньше даже сортиры в воинских частях нельзя было фотографировать, то теперь американские вояки педантично считали, сколько распилили своих ракет русские, присутствовали при взрывах пусковых шахт и испытаниях нового оружия. Кляйн, к тому же, подозревал, что в ФСБ, возможно, давно уже используют нейролептонное оружие, этакими малыми порциями. Для «своих». Или, может быть, просто им было не до этого. Насколько он знал, новоиспеченные правители изрядно выпотрошили и КГБ и ГРУ, и начальниками там теперь случались даже пожарники и партийные функционеры. Поэтому в самых темных коридорах российских спецслужб подолгу выясняли, кто за кого, где свои, а где чужие, и кого таковыми считать. И хотя они в одну ночь могли прихлопнуть всю мафию в стране, но не делали этого лишь потому, что под эту метлу так или иначе попадал весь Кремль и половина наместников в провинции.

Майкл Кляйн, вернув бледноватому лицу улыбчивый вид доброжелательного и немного глуповатого репортера, сам направился в бывший закрытый НИИ, откуда получил информацию об испытаниях. Он даже не задумывался, как будет объяснять свое знание, да в этом бардаке вряд ли кто и поинтересуется. Либо пошлют, либо помогут. Он просто хотел получить намного больше информации, чем имеет ее Маккаферти. Для чего? Пригодится!.. Таких, как Маккаферти, следует периодически опускать, чтобы не зарывались.

Для директора НИИ Майкл приготовил красивую легенду, что посредством его журнала некая научно-изыскательская фирма в США ищет партнеров, проводящих аналогичные работы в России. Совместные проекты, финансирование... Мир! Дружба! Жвачка! Тампакс! Любому руководителю оголодавших НИИ, НПО и проч. от такого предложения шибает в нос пресловутой «зеленью». Доллар победоносно лишает армию работы!

И Кляйн не ошибся. Директор собственноротно заглотил наживку, затребовал из архива столько папок, что их пришлось доставлять в его кабинет на специальной тележке. Причем на многих из них стояли грифы «для служебного пользования», «секретно» и даже «сов.секретно». Майкл не обрадовался: невостребованные идеи русских ученых на ближайшие несколько часов не входили в его планы. Хорошо, что этого не видят конгрессмены, они напрочь отказались бы финансировать разведку. Вместе с директором, рот которого практически не закрывался, восхваляя достоинства отдельных изобретений и научной мысли его подопечных в целом, они до вечера провозились со всей этой макулатурой. Помимо нужной ему информации, Майкл накопал еще уйму такого, отчего Пентагон будет нервно ерзать, раздумывая: «хотят ли русские войны?» А если вдруг захотят?

Нужная папка лежала почти на самом дне. Майкл спокойно выразил буйный интерес (до этого он старательно выражал его раз десять по другим поводам, дабы впоследствии скрыть подлинный), а директор при этом сник.

– Эту работу мы делали по заказу КГБ и, к сожалению, она была неудачной. Тогда я не был директором и не имел отношения к отделу, который этим занимался. А КГБ – сами знаете...

– Знаю-знаю... – кивнул Майкл.

– Короче говоря, здесь речь идет о воздействии на человека, его мозг и психику, особым родом направленной энергии. Насколько я знаю, тогда в качестве подопытных кроликов выделили целую роту солдат-добровольцев, и все закончилось какой-то жуткой трагедией в сибирской тайге. Ведь и место для этого выбирали особое. Ну, знаете, всякие там аномалии и прочее. Чертежей прибора не осталось. Тут только характеристики различных вариантов воздействия. Я не вдавался в подробности, но понял, что они в основном отрицательные, суицидовызывающие... Депрессия, одиночество, подавленность, страх... Исключение, пожалуй, составляет только неуемная радость. Все эти воздействия к тому же вызывают различные внутренние и психические болезни, алкоголизм, скажем, короче те, которые бесполезно лечить обычными способами. Я определил всю эту галиматью – синдромы, которые в народе называют порчей.

Ах, Маккаферти-Маккаферти, а ты, дядя, целый год ползал по джунглям, кланялся на Гаити жрецам Буду, уговаривал африканских колдунов позволить разместить в их хижинах и квартирах свои приборы... А русские и здесь нас обставили.

– А где остальные документы? Это же интересный материал для любого журналиста! Представляете, если кто-то все же создал нейролептонное оружие!

– Да, конечно. Но все бумаги изъяли чекисты, у нас остался только один работник, который участвовал или имел к этим опытам какое-то отношение. Да и он не в себе. Пьет, знаете ли.

«Знаю, – подумал Кляйн, – я с ним пил».

4

Маккаферти провожал Майкла в аэропорту. Не забыл отчитать его за нерасторопность. Майкл вежливо улыбался, извинялся: мол, простите генерал, потребовалось время, чтобы вернуть себе боевой вид, Вы правы – я злоупотреблял, но теперь готов выполнить и перевыполнить, как когда-то обещали все русские. Таким подобострастием Кляйн без труда искупил свою пьяную болтовню. Генерал же, оттаяв, окончательно вошел в роль гениального руководителя. Он показал Кляйну фоторафию, где стояли обнявшись трое военных:

– В центре – серб. Командир отряда. Он Вас не интересует. Справа – владелец фермы, тот, кому может не понравиться Ваше появление – Алексей Павлов. Слева – Семен Рогозин – этот вообще стреляет без предупреждения, а американец для него ругательное слово. Был бы Вам очень признателен, если по выполнении основного задания Вы сделаете лишнюю дырку в его голове.

– Я еду без оружия! У Вас с ним личные счеты?

– Да... Н-нет... Просто он всегда появляется там, где ему появляться совсем не надо. Ну хорошо, прижать его к ногтю мы еще успеем. Лица запомнили?

Майкл запомнил. И какого же было его удивление, когда он, прилетев в областной центр, уже в аэропорту натолкнулся на того, который был на фотографии слева. При этом ничего зверского в его лице не было. Прилично одетый русский бизнесмен да и только. И Кляйн, не задумываясь, решил испытать судьбу. С дурацко-благодушным видом он подкатил к этому человеку и, коверкая язык уже давно непривычным акцентом, спросил:

– Простите, Вы – мистер Рогозин?

– Да, – ответил Степан.

– Семен Андреевич?

– Да. Чем обязан?.. – И Степан тоже решил испытать судьбу.

Глава восьмая

ПОГОВОРИМ, БРАТ?

1

В город приехали вечером. Семен проводил Наталью. Расстались молча. Она потянулась, было, поцеловать его в губы, но он отстранился. Тогда Наташа чмокнула его в щеку, подмигнула и исчезла в подъезде. Семен с минуту постоял в нерешительности.

Уже через четверть часа он на такси подъехал к храму. Служба закончилась, неторопливо расходились миряне. В храме было не людно, веяло ладаном, кое-где у икон еще ставили свечи, произносили частные молитвы. Семен искал отца Николая. Спросил у старушки, она кивнула на церковный ларек, где торговали свечами, образками и книгами. Отец Николай как раз внимательно листал увесистый том.

– Простите, батюшка, я нуждаюсь в частной исповеди... Я уже приходил к Вам...

2

Ощущение времени и стоимость его исчезли. Батюшка отвел Семена в одну из небольших каморок, которые выстроились в ряд возле храма. Там жили несколько старушек, помогавших священникам в церковном хозяйстве и торговавших в ларьке. В одной из таких комнаток Семен Рогозин уже более двух часов раскрывал свою душу. Сначала говорил только он, а начал рассказывать, наверное, с детства. Отец Николай отпустил грехи и благословил причаститься на следующий день. Потом батюшка стал задавать интересующие его вопросы.