Текст книги "Этика и психология науки. Дополнительные главы курса истории и философии науки: учебное пособие"

Автор книги: Сергей Щавелёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

«Молодой учёный»

«Серьёзность не к лицу, когда семнадцать лет…»

А. Рембо. Роман. 23 сентября 1870 г.

«Тридцать лет – это время свершений,

Тридцать лет – это возраст вершины,

Тридцать лет – это время свержений

Тех, кто раньше умами вершили.

А потом начинаешь спускаться,

Каждый шаг осторожненько взвеся:

Пятьдесят – это так же, как двадцать,

Ну а семьдесят – так же, как десять».

Ю.А. Кукин. Тридцать лет.

Процитированную в эпиграфе свою песню мой любимый «бард» Юрий Кукин на концертах поясняет так, что «имеет в виду «условные тридцать» – от двадцати пяти до сорока. Эти годы и есть вершина человеческой жизни, до условных тридцати человек много может, но мало понимает, потом – наоборот». Идея этой песни родилась на опыте альпинистов – указанный возраст соответствует лучшим достижениям в этом виде спорта. В других делах – в политике или же в науке – всё не так просто. Как известно, чаще всего добиваются феноменальных результатов молодые математики. Недаром Л.Д. Ландау частенько шутил на сей счёт, увидевши в аудитории незнакомое юное лицо: «Кто это? Откуда? Сколько ему лет?.. Как, такой молодой и уже неизвестный?» (Выкрики на его знаменитом семинаре в Институте теоретической физики Академии наук СССР).

В других науках высшие достижения приходят и в зрелости, и даже в старости. Стоит оглянуться на портретную галерею маститых старцев – корифеев науки. Седые бороды, усы, морщины на челе и т. п. Превозмогающий неведомую болезнь, подхваченную в тропиках, Дарвин[32]32
  Чарльз Роберт Дарвин (1809–1882) – английский путешественник и учёный-натуралист (биолог, геолог). Основоположник теории эволюции живой природы, в доработанном виде лежащей в основе современной биологии. Основной труд – «Происхождение видов путём естественного отбора, или выживание благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» (1859). После недолгой работы секретарём Лондонского Географического общества (1838–1841) жил затворником в поместье в графстве Кент, исподволь занимаясь научными исследованиями. Его эволюционистские идеи развиваются в позднейших трудах: «Изменение животных и растений в домашнем состоянии» (1868), «Происхождение человека и половой отбор» (1871), «Выражение эмоций у животных и человека» (1872), ряд более специальных по зоологии и ботанике.
  С момента обнародования и до сих пор дарвинизм встречается в штыки адептами разных религий, начиная со всех вариантов христианства как «богохульная» теория. Однако противоположные дарвинизму идеи креационизма запрещены к преподаванию как антинаучные в школах Советом объединённой Европы. Эволюционизм составляет одну из незыблемых основ современного научного мировоззрения. Конкретные применения этой теории продолжают уточняться с позиций генетики и других достижений естествознания.


[Закрыть], дошедший до склона своих лет, всё собирается обнародовать теорию эволюции, но сомневается, переживает возможность общественного остракизма, пока его молодой коллега Уоллес не публикует набросок тех же самых выводов. Престарелый академик И.П. Павлов[33]33
  Иван Петрович Павлов (1849–1936) – русский физиолог. Выходец из священнической семьи, но в духовной семинарии недоучился (оставшись на всю жизнь воцерковленным прихожанином православного храма). Закончил естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета (1875) и Медико-хирургическую академию с золотой медалью (1879). В дальнейшем – сотрудник физиологической лаборатории в клинике С.П. Боткина; профессор кафедры фармакологии (1890), затем физиологии (1895–1925) Военно-медицинской академии. С момента создания Императорского Института экспериментальной медицины (на базе Пастеровской станции) возглавлял в нём отдел физиологии (вплоть до своей кончины). Из голодающего и замёрзшего по ходу гражданской войны Петрограда обращался с гневными обличениями к большевистским вождям. В результате В.И. Ленин согласился на предложения A.M. Горького предоставить продовольственные пайки учёным и другим представителям интеллигенции, оставшимся в России. Нобелевская премия за исследования физиологии пищеварения (1904).


[Закрыть] продуктивно работал до последних минут своей жизни (под самый её конец диктуя коллеге свои ощущения умирающего). Образцы поздних прозрений учёных можно множить и множить. Равно как и феноменальные результаты их очень юных коллег (того же Уоллеса).

Так что общей закономерности для самого продуктивного возраста учёного не просматривается. Это кому как повезёт, кто как устроен – сначала, в зрелом возрасте или же на пороге могилы выдавать сенсационные результаты своих наблюдений и раздумий. А то и периодически всю жизнь. Порой – раз в жизни – и замолчать уже навсегда. Общая тенденция состоит в более или менее резком падении креативности с годами, после «условных тридцати». Все эти варианты встречаются не только в науке, но и в искусстве, и в других областях творчества.

У нас в стране определение «молодой учёный» имеет официальное хождение – на таковых распространяются некие льготы, им выделяются отдельные гранты, места при выборах в Академию и т. п. Ясная цель – омолодить безнадёжно постаревшую на родине науку – пока что этими мерами не достигается. «Условно тридцатилетних» исследователей почти поголовно вымело из неё или за границу, или в более доходные профессии (бизнес, гос– и спецслужбы и т. п.). Средний возраст научных сотрудников учреждений РАН давно уже безнадёжно пенсионный; к подобному рубежу приближается средний возраст преподавателей высшей школы России.

К тому же хронология научной «молодости» весьма растяжима. В высшей школе, кажется, молодым считаешься до 35 лет; а молодёжная квота на выборах в Академии подрастает куда-то к пятидесяти годам и выше… Со стороны эти «возрасты молодости» могут выглядеть странно. Но если учесть присущую вообще науке геронтократию, которая в России достигла своего апогея (очередной устав РАН так и не установил возрастного барьера для занятия административный постов – от президента Академии до директоров её институтов – многим из них давно за 70), то на фоне полка глубоких старцев иной член-корреспондент возрастом лет в 40–50 выглядит юнцом.

Так что определение «молодой учёный» не слишком содержательно. Или ты уже, либо всё ещё учёный, либо пока или уже нет. Язвительный С.Я. Маршак посвятил эпиграмму юному коллеге, кокетливо подчёркивающему свой возраст: «Мой друг, зачем о молодости лет / Ты возвещаешь публике читающей? / Ведь тот, кто начал – он уже поэт, / А кто не начал – тот не начинающий». Это вам не спорт – тут всё решают не мускулы, а интеллект. Он, конечно, у всех людей неизбежно притупляется с возрастом, но психологи установили, что у лиц творческих профессий и у бывших начальников этот процесс старческого отупения идёт в среднем медленнее. Так что наука представляет своим участникам уникальную возможность, в большинстве прочих профессий немыслимую, – работать учёным со школьных и до мафусаиловых лет.

Вернёмся к теме молодёжной науки. После исполнительского искусства (особенно музыки) да шахмат наука – лучшее прибежище для вундеркиндов. Она ведь в идеале предельно демократична, и маститые мужи могут на равных дискутировать с юнцами вроде школьников или студентов по тем или иным научным вопросам. Гимназиста Алексея Шахматова приглашали на заседания учёных обществ и советов после того, как он передал в читальном зале библиотеки свою рукопись маститому филологу[34]34
  Алексей Александрович Шахматов (1864–1920) – выдающийся русский учёный – лингвист, филолог, историк; действительный член Императорской Академии наук (1894); председатель Отделения русского языка и словесности (1906–1920) Академии наук. Основоположник критического изучения летописей и житий как исторических источников. Принципы научной текстологии, выработанные им, до сих пор остаются незаменимой методологией изучения древнерусской литературы и истории, включая её региональные аспекты. Окончил Московский университет (1887), где стал приват-доцентом (1890). После перерыва в учёной деятельности, связанного с деятельностью земской в сельской глубинке, – профессор Санкт-Петербургского университета (с 1909).


[Закрыть]. Так он удивил профессоров и академиков своими познаниями. Гений в изучении истории языка обнаружил себя и был признан на школьной скамье. «Гениальный мальчик» – дразнила его сестра. Оказалось, как в воду глядела.

В иных сферах деятельности столь ранний взлёт представить труднее. Там ведь не только чистый интеллект, не одна воля, но и жизненный опыт, круг знакомств и деловых связей, наконец, мудрость возвышают специалиста. А все эти качества приходят с годами к достаточно зрелым людям. Академик Андрей Михайлович Будкер[35]35
  Герш Ицкович (Андрей Михайлович) Будкер (1918–1977) – советский физик; академик АН СССР; участник атомного проекта; с 1957 г. директор Института ядерной физики Сибирского отделения АН. Лауреат Сталинской (1949), Ленинской (1967) премий.
  Основные труды посвящены теории урано-графитовых реакторов; теории кинетики и регулирования атомных реакторов; расчёту ускорителей заряженных частиц; физике плазмы и управляемых термоядерных реакций, физике высоких энергий. Разработал теорию циклических ускорителей. Предложил метод встречных пучков для исследования элементарных частиц. Все эти и многие другие идеи и расчёты Будкера до сих применяются в мировых центрах ядерной физики.


[Закрыть] говаривал: «Учёные делятся не на молодых и старых, а на умных и дураков».

Конечно, шахматовский случай представляет собой некое исключение – моментального попадания в круг учёных олимпийцев прямо со школьной скамьи. Но для всех других – просто небесталанных учёных – для того же самого требуется всего несколько лет – до первой нетривиальной курсовой, дипломной работы или кандидатской диссертации. Когда замечательный русский историк Б.А. Романов, будучи ещё студентом, принёс на посмотр академику А.А. Шахматову свою статью об одном из пунктов «Русской правды», тот, прочитав, немедленно подписал её в печать в «Известиях» Отделения русского языка и литературы Академии наук и отправил в типографию. Благо, та находилась в одном здании со служебной квартирой академика.

Как держаться начинающему? Академик Исаак Константинович Кикоин (1908–1984)[36]36
  Соавтор советского уранового проекта. За разработки в области магнетизма, атомной и ядерной физики и техники дважды удостаивался звания Героя Социалистического Труда, Ленинской и шести Государственных премий. Кроме науки и технической практики, академик Кикоин много внимания уделял подготовке молодых учёных. Он был председателем оргкомитета всесоюзных физико-математических и химических олимпиад школьников, автором школьных учебников физики, создателем физико-математического журнала для юношества «Квант». На вопрос, зачем он столько времени уделяет школьникам, он отвечал так: «Благодаря им я держу в голове «всю физику». Знаете шутку Пуанкаре? После школы мы забываем элементарную математику, а после университета высшую… А я с пользой для работы не даю себе расслабиться. Ну а если всерьёз, то, будучи эгоистом, хочу, чтобы дело, которым занимаюсь, попало в руки людей талантливых, а начинать их воспитывать надо ещё в школе».


[Закрыть] советовал: «Старт в науке надо брать энергично».

Многие гуманитарии и, особенно, естествоиспытатели заявляли о себе зрелыми, порой этапными работами ещё на студенческой скамье.

Конечно, дерзость в выборе темы и настойчивость в её разработке никак не означают наглого бытового поведения в коллективе коллег. «Наглость, – определял Л.Д. Ландау, – это нахальство, не имеющее серьёзных оснований» (Просто нахальство даровитых личностей, особенно в науке, Ландау не осуждал). Психологический климат в научном коллективе должен быть достаточно демократичен, чтобы право голоса имели не только заслуженные, но и начинающие свой путь в науке. Но до поры до времени бремя ключевых решений будет лежать на старших, как возрастом, так и должностью коллегах. Они могут руководить своими коллективами долго, но не пожизненно. За границей предельный возраст ректоров и деканов, директоров институтов, глав кафедр и завлабов определяется жёстко, несмотря ни на какие заслуги в прошлом. У нас пока нет, и это плохо. Не помогают даже вполне гуманные предложения после семидесяти перейти в почётные профессоры, консультанты при сохранении жалования, кабинета, секретаря и прочих служебных преференций. Как писал Н.Н. Асеев: «Ещё гоняются за славою / – Охотников до ней несметно, / Стараясь хоть бы тенью слабою / Остаться на земле посмертно». Ну, хотя бы пожизненно… Решение о своевременной отставке остаётся на совести маститых старцев. За их спинами маячат довольно давно уже молодые учёные.

«Отцы» и «дети» в академической организации

«Где, укажите нам, отечества отцы,

Которых мы должны принять за образцы?

Не эти ли, грабительством богаты?

Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,

Великолепные соорудя палаты,

Где разливаются в пирах и мотовстве,

И где не воскресят клиенты-иностранцы

Прошедшего житья подлейшие черты…»

А. С. Грибоедов.

Горе от ума.

«Я помню древнюю молитву мастеров:

Храни нас, господи, от тех учеников,

Которые хотят, чтоб наш убогий гений

Кощунственно искал всё новых откровений».

Н. С. Гумилёв.

Молитва мастеров.

Итак, не нужно путать творческое долголетие с пожизненным пребыванием на штатных, тем более руководящих должностях в научных учреждениях. В нашей стране средний возраст служащих этих учреждений сегодня составляет около 50 лет. Среди кандидатов наук – чуть больше 50, а у докторов наук приближается к 60, что, между прочим, равняется средней продолжительности жизни мужчин в России[37]37
  Науковедение. 1999. № 3.


[Закрыть]. За границей нет такого возрастного перекоса: в США действующих учёных в возрастной группе от 50 до 59 лет не больше 15 % (у нас 28 %); старше 60—6 % (у нас 18 %). «Такая ситуация ведёт к разрушению научного потенциала изнутри, нарушению механизма ротации кадров, преемственности в передаче знаний и опыта между поколениями»[38]38
  Ленчук Е.Б. Реформирование российской науки в условиях перехода к экономике инновационного типа // Наука в России: современное состояние и стратегия возрождения. М., 2004. С. 11.


[Закрыть] российских учёных.

Вполне понятно, почему большинство наших престарелых учёных цепляются за штатные места сколько есть мочи: их мизерные пенсии по нескольку тысяч рублей не позволят им вкусить давно заслуженный отдых. А ведь именно наша профессия располагает к нему. Думать и писать не только можно, но и лучше на досуге от ежедневной службы. Правда, экспериментаторам нужна техника, но и к ней не так трудно получить доступ, если есть силы и желание. Так что главная причина резкого постарения российской науки в её нищете. Поэтому жалко и тех стариков, кого учреждения РАН должны были уволить по программе повышения оплаты труда оставшимся, несколько более молодым сотрудникам. Большая часть выведенных за штат и на пенсии делала что-то полезное для науки, да и продолжает это делать даже на пенсии, только резко потеряв в оплате труда. А ведь пожилым людям нужны деньги на лекарства и врачей. В итоге – взаимные обиды, неотмеченные юбилеи, досрочные кончины.

При такой системе не позавидуешь и молодым учёным. Тем слишком долго приходится ждать не то что общественного признания да руководящих постов, но просто нормальной оплаты по реальному труду. Какое бы замечательное открытие ни сделай, как много ни создай научной продукции, ты до седых волос останешься сначала ассистентом, младшим научным сотрудником, через годы доцентом, научным сотрудником, если твои шефы не позволят тебе ускоренно повысить своё служебное положение. Но в любом коллективе на лучше оплачиваемую вакансию претендует немало взрослых коллег. Они ведь всю жизнь трудятся в этой лаборатории, на этой кафедре! Не признаются же, что просто, как говорится, небо коптят там…

Так что у нас в науке карьера зависит не от тебя, а от твоих начальников. Многие из последних не терпят возле себя конкурентов. Зато поощряют подхалимов и прихлебателей, кафедральных да секторальных «молчалиных». А ведь талант исследователя чаще всего соотносится не с низкопоклонством, а с чувством собственного достоинства. Поэтому его обладатели в своём большинстве покидают «феодальные замки» российской науки. Кто – за границу, кто оставаясь на родине, но там, где предоставят перспективу жизненного развития, а не биографической стагнации.

Науковеды именуют эту ситуацию презрительно – «служивая наука». Если выбрать «сохранение нашей архаичной системы ведомственного управления наукой, то процесс вырождения кадрового потенциала будет прогрессировать, и никакие финансовые вливания или «косметические» улучшения здесь не помогут. Наша наука превратится в сферу подготовки талантливых молодых и энергичных специалистов высшей квалификации для других областей деятельности внутри страны или для зарубежных исследовательских институтов. В наших же институтах останутся те, кого привлекает карьера в бюрократической организации – таких у нас тоже немало.

Вот только нужна ли нам служивая наука?»[39]39
  Мирский Э.М., Барботько Л.М. Нужна ли нам служивая наука? // Наука в России: современное состояние и стратегия возрождения. М., 2004. С. 58.


[Закрыть]

Если разобраться, мы тут ведём речь не только и не столько об абсолютном хронологическом возрасте учёных, сколько о более или менее демократических механизмах их профессиональной мобильности, как «горизонтальной», так и «вертикальной». Ведь как бы то ни было, только в постсоветской России открылся «железный занавес», прежде всего для молодых исследователей, и они широким потоком устремились за границу, а кто-то ищет лучшее место работы на просторах отечества (чаще всего, перебираясь из глухой провинции в гораздо более кадроёмкие столичные центры). А это правильно, хорошо, и для бывших, и для нынешних учёных, если разобраться.

Тогда же у нас появились более или менее молодые доктора наук и старшие научные сотрудники, даже члены-корреспонденты РАН и директоры отдельных её Институтов. Часть из них вполне заслужили высокие степени и звания, руководящие должности. А часть их как-то сфабриковала, если не просто купила. Так что некоторое омоложение научных кадров у нас налицо, но оно принимает не всегда справедливые и своевременные формы. Меняется (хотя и очень медленно) личный состав разноуровневых кланов и группировок руководителей науки и образования, а не сам мафиозный принцип руководства наукой. Голос каждого из множества рядовых сотрудников чаще всего ничего не значит при решении важнейших вопросов жизни и работы научных коллективов. Права и обязанности в большинстве научных коллективов распределены не симметрично: кому-то можно всё, кому-то – ничего. Профессиональные союзы и общественные советы всего коллектива работников при такой системе ничего не значат и существуют для галочки, в качестве ширмы для авторитарной бюрократии. Из такой науки всегда будут бежать те, кто по возрасту и способностям способен к побегу; в такую науку беглецы никогда не вернутся.

А ведь в истории русской и советской науки встречались отрадные образцы гармоничного сотрудничества старших и младших, как по возрасту, так и по должностям. Например, A.M. Будкер, чьим именем назван теперь Институт ядерной физики Сибирского отделения РАН, при жизни боялся остаться в окружении узкой группы единомышленников. Он справедливо полагал, что как они ни будь толковы и доброжелательны, информация, получаемая от них, окажется неполной, чреватой шаблонами в ответах на вызовы жизни их коллективу. Поэтому Андрей Михайлович создал свой знаменитый «круглый стол», за который усадил всех членов учёного совета. Именно тут решались все важные для Института проблемы. Директор всякий раз старался добиться единогласных решений, консенсуса, пусть даже после долгих и мучительных споров. На обсуждения он не жалел ни времени, ни нервов, своих и чужих. Чтобы повысить статус научных работников по сравнению с управленцами, Будкер часть административных обязанностей распределил среди членов учёного совета – на общественных началах. Когда с ростом института возросло количество молодых научных сотрудников, замыкавшихся в своей повседневной деятельности на своих старших коллегах и руководителях, директор создал несколько малых «круглых столов» – по отдельным направлениям научной деятельности. В их состав и вошло молодое поколение коллег. Сам академик еженедельно посещал заседания всех «круглых столов» и таким образом был в курсе разных вопросов жизнедеятельности учреждения. Его мощное влияние ощущалось везде, но основывалось оно на полном объёме необходимой для принятия решений информации.

Академик РАН и РАМН, ведущий специалист по онкологическим заболеваниям Гарри Абелев[40]40
  Гарри Израйлевич Абелев (1928 г. рождения) – специалист в иммунологии и онкологии. Сотрудник Института экспериментальной медицины Академии медицинских наук СССР (с 1950). Доктор биологических наук. Действительный член РАН (2000). Профессор МГУ (с 1964). Заведующий лабораторией в Российском онкологическом центре имени Н.Н. Блохина РАМН. Государственная премия СССР (1978).


[Закрыть] справедливо подчёркивает особую психологическую атмосферу, которая только и способна объединить усилия исследователей старшего поколения и молодых. «Старшие исследователи богаты здравым смыслом и являются его носителем. Молодые – носители пробивной энергии, жадны в освоении новых методов. Такое сочетание требует высокой порядочности с обеих сторон, такта и этических принципов, не формализуемых, но возникающих непредвиденно в процессе работы. Вытеснение и грубость в этих отношениях совершенно нетерпимы, непродуктивны и разрушительны для творческой работы».

Тема старцев неустранима из корпоративной этики, хотя весьма деликатна. Здесь имеется в виду пожизненная монополизация власти, административного ресурса, а не сам по себе возраст и даже не просто пребывание в академическом коллективе. Не возраст сам по себе, а тип личности способен скомпрометировать любой возраст, извратить его возможности. А продуктивно работать можно и в штате, и на части ставки, и на полной пенсии. В этом состоит крест или привилегия учёных и прочих людей творчества.

Онемевший после инсульта великий режиссёр Антониони свои последние фильмы режиссировал жестами. Их поясняла его последняя спутница жизни, которая была моложе метра лет на 40. Кто захочет оказаться в подобной ситуации? «Живым трупом» среди «племени младого, незнакомого»?..

Хотя, если подумать, то в отдалённом будущем своей судьбы и такое может показаться даже заманчивым… Один из героев Н.С. Лескова желает своему благодетелю «сто лет жить и ещё пятьдесят на карачках ползать…» Именно пожилые учёные – таких было немало – мыслили и сочиняли свои интереснейшие труды и в инвалидском кресле, и на больничной койке, и в тюремной камере, и даже в сумасшедшем доме. Да минует нас чаша сия, а судьба даст возможность подольше сохранять работоспособность. Как писал незабвенный Юрий Иосифович Визбор: «…Я ж на чутких врачей уповаю тайком, / Если это конечно в природе возможно».

Мой любимый актёр и режиссёр Клинт Иствуд, родившийся в 1930 году, до сих пор плодотворно работает в кино, сняв более 30 фильмов. Журналисты с недоумением спрашивают его: «В чём секрет вашей вечной молодости?» Метр снисходительно отвечает: «Последние 40 лет изо дня в день посещаю тренажёрный зал. Даже к съёмочной площадке прилагается спортзал». «Ведь вы вполне можете уйти на пенсию, проводить всё время в семье или на площадке для игры в гольф…» «Действительно. Но я не вижу причин остановиться, пока нахожу оригинальные сюжеты и пока мне нравится сам процесс работы. Один мой коллега снял последний фильм, сидя в инвалидной коляске и вдыхая кислород из баллона. Можно и так работать. Я намерен продолжать, пока не превращусь в инвалида». Хотя и это не конец.

Ну, а потом – может, повторим слова выдающегося американского хореографа Мерса Каннингема. Он летом 2009 г. ушёл из жизни на 91-м её году. Вплоть до 80 лет он танцевал сам, а затем вёл репетиции, будучи прикован к инвалидному креслу; сказавши своим помощникам: «Уходить из жизни нужно с чувством приятной усталости…»

Мотивация научной работы

«Известно, что ведьмак, причиняя иным мучения, страдания и смерть, столь великое удовольствие и наслаждение испытывает, коих человек благочестивый и нормальный токмо тогда достигает, когда с женой своею законной общается, ibidum cum eiaculatio».

Аноним. Монструм, или ведьмака описание // А. Сапковский. Башня ласточки.

«– Но что мы теперь станем делать? Для чего будем жить? – бросил я в отчаянии в пустое синее небо. – Что, например, буду делать я? Не стало газет – значит, конец моему призванию.

– Не на кого охотиться, не с кем воевать, так что и для меня всё кончено, – сказал лорд Джон.

– Не стало студентов, – значит, кончено и для меня, – прохрипел Саммерли…

– Не кончено… для меня, – заметил Челленджер, – потому что наука не умерла, и катастрофа сама по себе предлагает нам для исследования множество захватывающих проблем».

А. Конан Дойл. Отравленный пояс, 1913 г.

«Веригин (устало в трубку). Что ж, ладно, что поделаешь… Тогда уж можете не торопиться. Что-нибудь придумаем взамен. Только вот я теперь не знаю, как со Ско-филдом быть? Ведь та же петрушка будет…

Бузыкин (вскричал). Нет! Скофилд – это моё! Это я на коленях!»

А. Володин. Осенний марафон.

В чудесной пьесе Александра Моисеевича Володина и снятом по ней столь же замечательном фильме Георгия Данелия «Осенний марафон» главный герой – переводчик и преподаватель университета Бузыкин хронически опаздывает со сроками сдачи в печать своих работ: жена; другая, любимая женщина; подработка лекциями на журфаке; навязчивые приятели; наглая знакомая-однокурсница, чьи бездарные переводы ему приходиться править; навязчивый сосед слесарь с еженедельной бутылкой водки, коей они потчуют иностранца-стажёра («хиппи проклятый…»); и разные прочие помехи тормозят его творческую работу. Перелом в его судьбе происходит, когда обожаемого им автора Скофилда передают для перевода этой самой бездарной однокурснице. Тогда Бузыкин становится принципиальным… У любого автора есть что-то главное, заветное для его жизни в профессии. По нему и проверяется, что именно нами движет. Или ничего уже не движет, кроме житейской инерции.

Жизнь то и дело пробует на излом мотивацию учёного. Учиться дальше на медные деньги или сразу начать зарабатывать приличные суммы, попрощавшись с наукой? Пойти в аспирантуру по любимой специальности, или по другой, мне лично малоинтересной, но к могущественному шефу? Уехать или остаться? Занять место старшего коллеги или пропустить его вперёд по служебной лестнице? Перейти к более перспективному руководителю или сохранить верность постаревшему учителю? Сменить науку на более прибыльное занятие или обездолить родных и близких людей своим фанатизмом исследователя? Для правильного выбора нет рецептов. Впрочем, в этике всегда так, а не только в научной её сфере. Есть только принцип так называемого меньшего зла. А его каждый понимает по-своему.

Ганс Селье[41]41
  Ганс (Ганс Гуго Бруно) Селье (1907–1982) – выдающийся физиолог, эндокринолог, теоретик биологии и медицины. Родился в семье врача. Эмигрант (с 1933 г.) из Австрии в Канаду; выпускник медицинского факультета Пражского университета. В дальнейшем учился медицине в Риме и Париже. Наконец, сотрудник медицинского факультета университета Мак-Гилла и университета Монреаля; основатель и многолетний руководитель Международного института стресса в Монреале. Журналисты называли его «Эйнштейном медицины». Автор ряда открытий в области гуморальной системы организма, влияния гормонов на жизнедеятельность разных органов и тканей; наконец, ставшей классической теории стресса и его вариантов (дистресса и эустресса), общего адаптационного синдрома.
  Его книги и статьи переведены на русский язык: Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме. М., 1960; Его же. На уровне целого организма. М., 1972; Его же. Стресс без дистресса. 2-е изд. М., 1982; др.


[Закрыть] обращает внимание на то, что для достижения денег, власти и общественного положения существуют более надёжные пути, нежели наука. Этот автор одной из самых замечательных науковедческих книг выделяет одну главную причину и несколько соподчинённых мотивов для научных изысканий. Первый раздел его книги так и называется: «Почему люди занимаются наукой?». Ответ сводится к следующему: открытие истины относительно тайн природы или устройства общества, организма человека или же прошлого человечества приносит исследователям особенное удовлетворение. «И адвокат, как известно, может предотвратить страдания клиента с помощью искусной защиты; и политический деятель может сделать то же самое в ещё большем масштабе, проводя в жизнь полезный закон; и, наконец, полководец удачным стратегическим маневром может спасти жизнь тысячам и тысячам людей. Но все эти люди защищают одного человека от другого и, как правило, за счёт этого другого. Тайна же Природы, открытая однажды, постоянно обогащает человечество в целом»[42]42
  Селье Г. От мечты к открытию. Как стать учёным. М., 1987. С. 18.


[Закрыть].

К Природе стоит добавить такие предметы научных изысканий, как Человек, Общество, Прошлое, Будущее, Техника, Здоровье и ещё какие-то. Вроде Безопасности, Технологии, Логистики, которые близки к науке.

Именно наука, наряду с искусством, ближе всего к творчеству. Научное открытие, как и действительно новое произведение искусства, независимо от их масштаба, приносит его автору ни с чем не сравнимое удовольствие. Оно, это чувство, может быть не слишком заметно, причём не только окружающим, но даже самому своему субъекту. Тем не менее как пожизненное настроение – психологический фон всех наших усилий – оно, это внутреннее осознание твоих возможностей заниматься познанием – эти усилия обеспечивает. Разумеется, жизнь учёного украшают и более конкретно выраженные эмоции. Неповторимая до конца дней для нашего брата радость первых публикаций (Сборник аспирантских работ ещё пахнет типографской краской! И твоя фамилия в оглавлении! В Интернете повсюду объявления о продаже моей первой книжки! Надо же! Ну, и т. п.). Приятная опустошённость после защиты диссертации (Высота взята!). Вплоть до настоящего аффекта при более серьёзном, действительно крупном достижении («Эврика!» – якобы яростно закричал Архимед, осознавший закон изменения веса тела, погружённого в жидкость. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» – вопил наш национальный поэт, завершив поэму «Борис Годунов». «Сегодня – я гений» – пометил в своём дневнике А.А. Блок, поставив точку в своей последней поэме «Двенадцать»).

Вспомним, как у Юлиана Семёнова в «Семнадцати мгновениях весны» шёл во вроде бы нейтральной Швейцарии на проваленную явку, на верную смерть, но сам не зная того, немецкий профессор астрономии Плейшнер, втянутый Штирлицем в Сопротивление. Шёл, любуясь архитектурой Цюриха, улыбаясь весенней погоде при невоенной тишине… В гостиничном номере его ждала начатая рукопись монографии – и это придавало его жизни смысл, удовольствие жить… Чудаковатый, но мужественный астроном – очередная удача гениального русского актёра Евгения Евстигнеева (в будущей истории кинематографа – ещё и булгаковского эталонного профессора Преображенского из «Собачьего сердца» в постановке В.В. Бортко[43]43
  Владимир Владимирович Бортко (1946 г. рождения) – российский кинорежиссёр, сценарист, продюсер. Государственная премия РСФСР (1990, за фильм «Собачье сердце»). В составе его фильмографии: «Блондинка за углом», «Афганский излом», первые серии «Улиц разбитых фонарей», «Бандитского Петербурга» (фильмы 1–2), «Идиот», «Мастер и Маргарита», «Тарас Бульба».


[Закрыть]).

Психологическая отдача от успеха в науке складывается из нескольких мотивов, альтруистических и эгоистических. Их пропорция у разных типов и уровней учёности разная. Г. Селье предлагает такой их перечень:

• бескорыстная любовь к Природе и Истине;

• восхищение красотой закономерности;

• простое любопытство;

• желание приносить пользу;

• потребность в одобрении;

• ореол успеха;

• боязнь скуки.

Если рассортировать отмеченные факторы на более или менее важные, упростить ответ, то можно сказать: учёными на самом деле в первую очередь движут два тесно взаимосвязанных мотива:

• любознательность[44]44
  В одном из последних исследований головного мозга учёные из Канады, Франции и Швейцарии локализовали в нём место, отвечающее за любознательность. Это зубчатая извилина гиппокампа. Подопытные мыши, у которых данный участок мозга активизировали соответствующими белками, изо всех сил принимались изучать окружающее пространство; у них заметно усиливалась долговременная память, с помощью которой они успешно решали задачи на сообразительность. Видимо, прирождённые учёные действительно генетически к этой работе предрасположены (Батенё-ва Т. Как сделать учёными всех // Известия. 2009. 18 сентября. № 172. С. 15.).


[Закрыть] и —

• тщеславие.

То и другое, и третье, и пятое, и десятое, если разобраться, конечно, не есть привилегия науки. Любопытства полно в разных профессиях и даже в обыденной жизни, равно как и гордыня переполняет многих посторонних науке людей. Хотя право гордиться своим шагом к вечной истине имеют только учёные. А любознательность и тщеславие, если подумать, по своей психологической сути – одно и то же (узнать, подсмотреть нечто важное первым!), а различается только на взгляд твой собственный, самокритичный, либо посторонний, завистливый взгляд.

Вот, например, малолетний сын графа А.А. Бобринского[45]45
  Граф Алексей Александрович Бобринский (1852–1927) – видный русский археолог; товарищ председателя (1877), затем председатель Императорской Археологической комиссии (1886–1917); вице-президент Императорской Академии художеств (1889–1890); почётный мировой судья Черкасского уезда; предводитель санкт-петербургского дворянства (с 1875 – уездный; в 1878–1898 – губернский); председатель думы Санкт-Петербурга; сенатор (1896), председатель Совета объединённого дворянства (1906–1912); член Государственного совета (1912); депутат Государственной думы III созыва; обер-гофмейстер Императорского двора (1916); почётный опекун санкт-петербургского присутствия Опекунского совета учреждений императрицы Марии; член совета Императорского Человеколюбивого общества; председатель кустарного комитета министерства земледелия и государственных имуществ (ни по одной из упомянутых должностей денежного содержания не получал). См.: Рудаков В.Б. Археологическая деятельность графа А.А. Бобринского (По поводу 25-летия его председательствования в Императорской Археологической комиссии) // Исторический вестник. 1911. № 3; Юбилей графа А.А. Бобринского // Там же.


[Закрыть] заносит в свой дневник впечатление относительно одной из находок из раскопанных отцом скифских курганов: «Мой гребень! Я нашёл!» Прикинем: перед нами человек, принадлежащий к самому элитному слою империи. Деньги, почести, звания – сколько хочешь. Имения, доходы на банковском счету, должности в столице, частые поездки за границу. А что греет его душу в первую очередь? Археология! Раскопки! Редкие находки! (Гребень-то и в самом деле на весь мир знаменитый – чистого золота, с изображением сражающихся воинов на вершине; репродуцировался множество раз; выставлен в Золотой кладовой Эрмитажа). Вот вам и наука. Поневоле задумаешься об её значении в жизни настоящего учёного.

Тем, кто не испытывал чувства научного открытия, даже более скромного достижения, бесполезно его описывать; а тому, кто с ним знаком, описание не требуется. Это как, на всем понятный пример, с любовью (мужчины к женщине и наоборот). Все её описания банальны. В психологическом отношении наука и любовь похожи на почечную колику: когда рассказывают о них, не веришь; переживёшь сам, рассказывать не захочешь. У Александра Дюма-пера выясняется, во имя чего его главные герои то и дело рискуют жизнью? Самый сильный мушкетёр Портос на удивлённые вопросы обывателей отвечал: «Я дерусь потому, что дерусь». На первый взгляд, эта реплика глуповата. Атос как истинный граф всегда говорит правду. Арамис как прирождённый интриган выдумывает благонравный повод. Д'Артаньян молча ломит в открытую дверь, если за ней женщина или другой успех. А недалёкий простодушный Портос не находит ответа по существу. Но мнимая тавтология Портоса оказывается в данном случае глубже, мудрее. Процесс деятельности для него не менее, а то и более важен, нежели результат. Он – самый надёжный спутник, сподвижник чем-то ещё мотивированных людей. Без Портоса сопьётся Атос, возомнит себя благонравным аббатом Арамис, получит стилетом в сердце Д' Артаньян. А в компании с верным и сильным Портосом они все выживают и получают возможность выбирать свою судьбу… Так писатель замотивировал возврат своих героев «на тропу войны» и десять, и двадцать лет спустя после их знакомства.

Так же и мы со своими экспериментами, семинарами, публикациями, конференциями. Ничего другого не умеем и не хотим. Главное – не хотим этого всего другого, кроме этой самой треклятой науки. Диагноз? Приговор? Воздаяние? Судите сами.