355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Разбоев » Воспитанник Шао.Том 1 » Текст книги (страница 8)
Воспитанник Шао.Том 1
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:10

Текст книги "Воспитанник Шао.Том 1"


Автор книги: Сергей Разбоев


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– А я совсем не хочу уезжать! – вскрикнул сорвавшимся голосом Рус.

Угрюмые глаза, пораженные тоской, подобно стывшему огню, смотрели пламенно и моляще.

– Жизнь сильнее нас. Судьба ведет тебя на первый помост. Ты должен пройти его. На пути твоем возникнет не одна гора и не одна пропасть. Будет огонь, будет вода. Помни: человек создан помогать другим. Не давай памяти расслабляться.

То были последние слова настоятеля. Еще сидели они. Каждый думал свое и общее. Потрогав подбородок, тихо заговорил Пат.

– Рус, дитя человеческое. Как бы ни был мал человек и ничтожен по сравнению со Вселенной, он по силе своей мысли, мечты, по охвату и проникновению в самые удаленные и глубинные края мира, равен ей, подобен ей. Поэтому, как бы ни оставался мал человек и ничтожен в своей бренной плоти, он не имеет права мыслить мелко, низко. Разум – это то, что равнит вечность и безграничность Вселенной с силой ума человеческого. Потому, Рус, не замыкайся в себе, помни, что рядом люди, что им может потребоваться твоя помощь, что они готовы помочь тебе, что один человек – не человек, как одна звезда – не небо. Человек – плоть Вселенной. Он не менее ее, но и не более. – Пат вдумчиво вращал четки-сувениры. – Помни, Рус, тебе верят. Отпускают в необъятный клокочущий мир бытия, в котором, не пожив, не разберешься. Удачи тебе и везения! Не уподобляйся мелкой сошке. Прощай.

Опыт, молодость, бесстрашие, спокойствие, крепость воли, доброта истинная – все было в этих скупых на эмоции почтенных монахах. Таких различных, не похожих друг на друга, но объединенных одной мыслью, одной целью, питавшихся одной истиной.


Не уйти от того, что в глубинах души

Из бунтарского семени вызрело,

От того, что сейчас притаилось в тиши,

Чтобы в будущем грянуть как выстрел.

Петрусь Макаль

Рус стоял у ворот монастыря. Глаза его ничего не видели. Недвижная бледность покрыла чело. Взгляд, частивший от беспомощной борьбы и смятения чувств, выдавал скрытый ужас. Что-то трещало внутри, как натянутый трос, готовый в любой миг сорваться.

Дэ подошел к воспитаннику.

– Ступай, сынок. Время сведет нас, и мы снова будем вместе. Ступай.

Губы Руса мелко подрагивали. Невидящим взором огляделся, еще раз поклонился старейшинам, развернулся, и неуверенно, будто впервые ступал по зимле, медленно направился к американцам.

Шел, волоча ноги. Обернулся. Чуть ли не весь монашеский анклав стоял у ворот.

– Пат, – тихо, почти неслышно, заговорил настоятель, – у меня чувство, будто мы сильного ручного зверя выпускаем на волю. Как-то он сможет там? Поймет ли жизнь?

– Сильные не погибают, – с вызовом, брошенным всем силам Рока, голосом, которым даже никогда не разговаривал с янки, вставил Чемпион.

Рус удалялся от них, повернув голову. Смотрел и шел… Спотыкался… Чем более увеличивалось расстояние, тем более темнело его лицо. Шел, как бы погружаясь в морскую пучину.

– Что за сентиментального чухла выставили нам монахи? – злорадно и язвительно изрек Динстон, с ехидством наблюдая сцену прощания.

Юноша поравнялся с янки, остановился. Пальцы мелко тряслись. Желваки на скулах нервно перекатывались. Он стоял, расставив ноги, разведя руки, как малыш, которому неинтересно и страшно подходить к незнакомым. Снова обернулся.

– Довольно, – хлопнул по плечу отрока один из охранников, – дорога длинная.

Рус, не поворачивая головы, издал хрип стенающей кошки: короткий, жуткий. Быстрый, почти неуловимый для глаз щелчок ноги. Дюжий пехотинец согнулся, схватился за живот.

Подскочил второй. С отвагой бравого джи-ай протянул руку к уху парня. Но следующее мгновение гримаса боли исказила его физиономию. Он неловко кувыркнулся у ног монаха.

– Рус!!! – громовой голос Вана заставил всех вздротуть и обернуться. – Слушайся отцов. Повинуйся обстоятельствам.

Воспитанник собрался и медленно побрел к указанной машине.

– Вот вам, сэр, и пантомима. У Смита глаза навыкате. Доедет ли до Пекина. А ведь и не бил вроде. А вы… мистификация. Японец, и тот наотрез отказался. Этот звереныш стоит своих денег. – Умно рассуждающий голос Споуна больно бил по самолюбию полковника.

– Помолчите, майор. Много вы знаете. Мы пристрелим его, как помойную кошку, голосом которой он так страдальчески воет, если что не так.

– Несомненно, мы…

Но неожиданный, новый, жуткий вопль агонизирующей гиены с дрожащей вибрацией звука заставил до потери личностного передернуться всю американскую свиту.

– Каб ты сдох, – только и сказал Маккой.

* * *

– Не так-то все просто в этом обиженном мире, – продолжил прерванный разговор настоятель, – ой, как не просто. – Но в голосе слышались нотки уверенности и нескрываемой гордости.

– Дэ, ты видел косяк двери, за которую взялся Рус в последний раз?

Настоятель и патриарх повернулись к Вану.

– Там остались вмятины от пальцев. Не думаю, что кто-то сможет пережить мертвую хватку нашего брата.

Суровый глаз Большого Чемпиона зловеще светился боевым блеском, затаенной радостью.

– Хотелось бы, – поддержал патриарх. – Не слепой да увидит, не глупый да предвидит. Но мир и души людские так неопределенны. Придется Коу Кусину держать самые прямые отношения со службами. Позаботьтесь, Дэ, чтобы через две недели все настоятели «Воли» собрались во втором Шаолиньсу.

– Значит, и мы переворачиваем свою страницу? – спросил настоятель.

– Времена круто меняются. Запах и направление ветра в Срединной не предвещают никаких послаблений монастырям. В высоких кругах уже слышны призывные склоки против храмов. Нужно почти все наши монастыри, кроме Шао, переводить дальше в горы, как во времена больших репрессий, чтобы сохранить людей. Рус дал временную поблажку только для Шао. Авторитетна ли будет его фигура в полемике, чтобы смерч анархистского дебоша не тронул наши монастыри? Скорее всего нет.

* * *

Ехали подавленно, молча. Покачивались, потряхивались в такт дорожным ухабам. Разговаривать не хотелось. Думать тоже. Но…

– А вообще-то монахи довольно странные субъекты, – встрепенул всех майор Кевинс. Дремавшие вздрогнули, но, увидев, что это майор упражняется, успокоились и приняли прежние позы. Сейчас все они ехали в бронетранспортере, так как китайские офицеры остались в монастыре. – Такое, понимаете, впечатление, что они не с тобой разговаривают, а с твоим двойником за спиной. Отношение, будто все, что ни делается, так, для чего-то несущественного.

Он помолчал. Никто не изъявил желания поддержать разговор. Кевинс не обращал внимания, что с ними ехал Рус, и то, что он изучал английский в монастыре.

– Жить без цели, – продолжал настырно свое майор, – ничего не желать, ни к чему не стремиться. Нужно ли тогда жить? Зачем все это? Прозябать в – заброшенном сарае? Такое выдержать может только душа, в которой не осталось ничего человеческого, мирского, которая имеет большое зло на людей. Человек с нормальной психикой через неделю с ума сойдет в такой тюремной обители.

– Вы так думaете? – вмешался с сомнением Споун. – Первоначально и у меня складывалось подобное впечатление. Вы заметили, – повернулся удобней к Кевинсу, – чтобы на стенах монастыря проступала плесень, ползали таpaконы или клопы? Чтобы слышался стойкий запашок гнили? В общем, всей той смеси, которая скапливается и годами не может выветриться. Ничего подобного в монастыре нет. Я бы сказал, что их строение скорее напоминает уютный особняк на манер ретро. В нем все просто, даже пусто. У меня мнение, что это больше, чем обычный монастырь, который имеет свои, далеко летящие цели.

– Я так не думою, – опережающе возразил Кевинс, – приходилось мне бывать и в китайских, и в японских, и в корейских, и прочих монастырях – порядок везде образцовый. И люди у них также стройны и бодры. Вот только взгляд, – подумал, покрутил пальцами перед собой, – разнится.

Споун согласно кивнул. Не хотелось дополнять. Впереди сидел Динстон и мог болезненно отреагировать.

– И все-таки, господа, нам еще повезло, – поспешил начальственно полковник. Он не желал снова пережить, даже в мыслях, прошедшее и торопился разрушить диалог говоривших. – Не часто из Китая выезжают наши миссии, имея в папках подписанные документы. Да, – обернулся он к офицерам, – заметили вы, настоятель поставил всего одну подпись. Подпись на ведомости счета по деньгам. Каков, а? И все. Во всех других стоят только наши закорючки да китайских офицеров. Они, точно, могут подвести меня под монастырь. Благо, что местные службы поддержали. А то что за документ с односторонним подтверждением?! Но и те козявки не особо утруждались пополнить их количеством. Хитрые: под стать своему Будде.

– Хитрые? Не хитрые, скорее всего наглые, – резко огрызнулся Маккой, – используют момент, и все. Нечему здесь удивляться.

Сейчас, когда машины везли их обратно в Пекин, американцы, не обращая внимания на Руса, вовсю упражнялись в охаивании китайцев. Будто бы все неприятности исходили только от них. Сидя вдоль стен вместительного бронетранспортера, офицеры соревновались между собой в определении точности высказываний в сторону монахов. Остроты с пошлостями сыпались сначала осторожно – даже поглядывали по сторонам в щели бортов машины. Но чем дальше отъезжали от монастыря, тем смелее и наглее становились речи. Открыли люки, стало светлее, свежее. Скороговорок и редких оборотов речи монах не понимал, да он никак и не реагировал на их скальные гоготания и выкрики. Это совсем успокоило американцев.

– А вы заметили, господа, – продолжил инструктор по фехтованию, – как много у них варварского, средневекового. Им чужды понятия «современность», «комфорт». О чем с такими говорить, если их удел – идолопоклонство, да козни тем, кто не верует.

То один, то второй не спеша выкладывали все, что они надумали о схимниках, дополняя своим – художественным.

Маккинрой не встревал в полемику, но с интересом ловил веселые речи. Искоса поглядывал на Руса, который сидел с полным безразличием и апатией, недвижным взором уставившись в открытый боковой люк: ни к кому не прислушивался и, казалось, ни о чем не думал.

Обмен язвительными мнениями продолжался, и эксперт, слушая их, посматривал с интересом на воспитанника. Старался уловить, что-нибудь общее между сказанным и самим монахом. Что-то магически притягивающее и неожиданно отталкивающее было в его лице. Особенно во взгляде. Отрешенность, пустота, безразличие слились в белесый тон, презрительность к окружающему.

Умеренно худощавое лицо, прямой лоб, прямые брови, сухая, благожелательная мимика привлекали. Тонкий, с горбинкой, небольшой нос придавал лицу выражение целеустремленности. Выдвинутый немного подбородок – упрямство, жестокость, густые ресницы – не потерянную наивность. Но самыми выразительными в нем были его глаза. Узкие, глубокосидящие, небольшие, они придавали лицу хищно-выжидательное выражение. Настороженность, внешнее спокойствие немигающих, внимательно наблюдающих глаз эксперт заметил у многих монахов. Неподвижное, застывшее выражение в такой степени поражало концентрацией отвлеченной мысли и внимания, а лицо в такой степени ни о чем не говорило, что любой интересующийся, будучи даже не знатоком восточной борьбы, мог по глазам судить, какой ученик опытный, а какой еще не дошел до мастерства, требующего полной физической и психологической устойчивости в экстремальных условиях.

Вообще, пока эксперт наблюдал за монахом, у него не раз появлялось желание отвернуться, не смотреть, не видеть его глаз. Необъяснимо жуткое, жалящее сквозило в них: что-то застывше-белое от снежных склонов Гималаев. Мучительная грусть, как грани искринок с поверхности, высвечивалась в скользящем взгляде и растворялась в необъятном пространстве безысходной тоски. Лет неконтролируемой мысли, вспышки необъяснимого вызывали эти, ничего не говорящие, глаза. Наивно-молящее и вместе с тем неопределенно жесткое значение кристаллизовалось на его лице. Когда поднимались веки, слеза дикого бешенства опасно блестела но ресницах.

Маккинрой осторожно перевел взгляд на полковника. Тот сидел рядом с шофером: дремал, коротко покачивался в такт движению.

– Сэр, со временем, наверное, найдется способ, как разубедить монахов, если не отречься от обязывающих клятв, то, по крайней мере, не так соблюдать их.

– Вы все еще о них думаете? – сонно бурюгул Динстон.

– Да, – подтвердил эксперт, – видимо, следует активней и в большем количестве культивировать, распространить по всему свету имеющиеся стили различных видов: и японские, и корейские, и вьетнамские и прочие. Все они в своих основах перекрещиваются между собой. И, наверняка, имеют отростки тех секретов, которыми владеют монастыри. И когда мир с избытком наполнится подобной информацией, думаю, что схимники будут не так ретивы в обожествлении своих возможностей и желании наказать оступившегося.

Полковник развернулся к эксперту в догадливом удивлении, но тот настороженно косил глаза в сторону монаха.

Нещадным вихрем пронеслась мысль по застывшим чертам лицо, сохранив мазки настороженности и внимания.

– Трудно будет разобраться в чем-либо, когда в каждой стране начнут заниматься схожими видами. Полгода нам хватит на распространение всевозможных книг и брошюрок. А там, через два-три года, докажи: кто есть кто.

Динстон даже расцвел в своей широкой улыбке.

– Вы мне нравитесь, мистер. Очень нестандартная мысль. Наш метод истинно американский. Вы рождены на пакость китайцам. Что значит торгашеская хватка! Я очень положительно характеризую вас в центре. Вы нужный здесь человек.

Глава вторая

В надежде, что в наших ошибках потомки

Найдут указующие след,

Нам кажутся светом

Сплошные потемки

И тьмою сверкающий свет.

Лариса Васильева

– Ну, майор, если все, что вы наговорили, правда, то монахов можно уважать. Уверяете, янки слаб. Надо же. Так стоит, так говорит кремень. Но вот с монахами не смог. Не выдержал холодного упора. Просто все как-то даже неинтересно, Ну, а деньги?

– И того проще. Как и условлено – пятнадцать процентов.

Майор Вэн с лакейской невозмутимостью выложил на стол потрепанный саквояж.

– Щедры американцы, – генерал хоть и выглядел уставшим, но при виде тугих банкнот оживился. Заговорщицки подмигнул офицерам: – Этим премиальным мы найдем ход.

Полковники сдержанно улыбнулись. Генерал продолжал разглядывать фотографии. Майор стоял рядом и по ходу комментировал снимки.

– Смотрите, товарищ Вэн, если что, аскеты с вас первого скальп возьмут. Вам не только придется присматривать за обителью, но и защищать ее. Как договорились. Первое слово старейшин. Хотелось бы, чтобы они для нас оставались в той же мере полезными.

Майор молча кивал головой.

– Сохраните самый надежный контакт с монахами. Очень важно, чтобы они всегда чувствовали нас рядом, надеялись и в положительной мере побаивались. Ведь так? – генерал взглянул на майора. Тот, как шаловливая марионетка, продолжал кивать. – Вы что, заразились, или на вас тоже сказывается монашеское влияние? – Тот снова кивнул. Генерал покачал головой. – И то хорошо, а то пришлось бы уговаривать. Не люблю этого.

Вэн виновато улыбнулся. Шеф погрозил пальцем.

– Вот только поправлюсь немного. Что-то вы все на стороне ищете: деньги или работу. Не допускайте, товарищ Вэн, утечки информации. Отвечайте. На вас вся метода изучения подготовки aгентов на американских базах. Когда русский будет в России, войдете в подчинение к товарищу Чану. Не верю я янки. А монах – наш человек, – генерал аккуратно перебирал фотографии монахов. – Но субъект тяжелый. И эти не легче. Следует к ним продолжать присматриваться самым тщательным образом.

– В монастыре никак нельзя, – словно из бочки, хрипло загрохотал Вэн, – архары не позволяют близкого контакта.

– Как нельзя? – взъерошился генерал. – А наши инструкции? Люди, которых туда присылали? Или для монахов не существуют наши требования?

– Они выполнили все условия положения, но ни на шаг больше.

– Ну, дорогой мой, разглядеть дальше – для этого и существует искусство разведчика.

– Есть отчеты, но они ничего не говорят.

– Не говорят, не говорят, – передразнил шеф. – Шли бы слесарничать. Вижу я, монахи молчат, но все время пререигрывают.

Глаза генерала не отрывались от больших, качественно сделанных снимков воспитанника. Их было немного, но различных, крупным планом. «Этот», – размышлял недовольно про себя. Он видел его в Американском представительстве, когда заканчивали оставшиеся формальности по поводу будущего агента. На черно-белых фото резко выделялись те черты лица, которые так неприятно привлекли тогда. Но и здесь лицо монаха оставалось маской его мыслей, сущности.

Неизвестно было, что скрывается в этом полностью отрешенном, забытом человеке. В анкете уже указан кодовый номер монаха: «XS—1809». [3]3
  Сигма эс – 1809


[Закрыть]
Это тоже одно из требований старейшин. По данным, то был юноша пять футов роста, шесть дюймов. [4]4
  Пять футов шесть дюймов – 168 см.


[Закрыть]
Вес – сто шестьдесят фунтов. Физическне данные обыкновенного крепыша. Только графа – «изометрия кисти» – пугала своей непривычностью. Соответственно против правой и левой рук стояло – 295 фунтов и 280 фунтов. Генерал удивленно посмотрел на подчиненных.

– Майор, зачам монахам такие руки?

– Не могу знать, товарищ начальник. – Не понимая, к чему клонит шеф, отвлеченно резюмировал Вэн.

– Такие лапищи. – Не унимался генерал. – Они что, кожи мнут? Сплошная загадка – эти отшельники. Если этот непримиримый схватит вас за горло, вы переживете очень неприятные минуты. Если, конечно, переживете! Несерьезно мы к ним отнеслись. Ван прав: очень возможно, что это ответвление одной из боевых сект. С такими руками к небу не возносят молитвы. Полковник Линь, вы тоже включите их в сферу самого пристального внимания. Теперь я хочу знать о них все. Хватит загадок. Действовать так, чтобы управление не получало жалоб ни от настоятеля, ни от Вана, странных поборников святейшей истины и еще черт знает чего. Мне в первую очередь неприятно выслушивать, его вызывающие речи. Он прям и упрям. Поэтому, если вы сработаете неловко, Ван не заставит себя ждать. И уши еще оттаскает дежурным. От него всякое можно ожидать, как и от этого юнца, который старательно прется по их дорожке. Даем янки «своих людей», а кто они, что они, представления не имеем.

«Не человек, нет, – замолчал генерал и задумался. – Если такой сорвется, кто его остановит?

– Майор, – он указал пальцем на лицо, – вот этот, после окончания контракта, должен быть наш. Привейте ему чувство верности и веры к нам. Его можно полезно использовать.

– Вряд ли. Все они одним дьяволом кормлены.

– А вы не теряйтесь. Я вас ценю не за рапорты. Не кому-нибудь предлагаю. Что тут мудреного? Не даром ведь… Так я говорю, товарищ Чан!? Чего вы все молчите? Что с вами?

– Так… Думаю… Не в те двери стучимся! Вэн прав. У нас нет выше добродетели, чем у монахов.

– Да ну вас: сговорились, теперь дурачите старика. Товарищ Линь, а вы что скажете?

– Если товарищ Чан сказал, так оно и есть. Чужая душа – потемки. А монах?! Вообще закрытый склеп. Заглянешь – зрения лишат. Пусть они живут себе. Ведь не трогают никого. А нам чего соваться? Своих болячек хватает.

– Ну-ну. Остается мне доложить, что наши хваленые кадры руки отрясают. Чем это вас так припугнули. Вам не звонили случайно на квартиры? Пожалуйтесь мне. Я приму меры. Ничего… Такого парнишку удобней при себе держать, чем против себя. Ведь не для гуманитарных дисциплин это отчужденное лицо. Думается мне, что сей субъект еще не открыл себя. Вглядитесь, – с этими словами генерал показал крупную фотографию, – разве он может переживать?!

– А вы полагаете, что мысль обязательно должна быть отражена на сморщенном лбу? – Чан, без присущей ему живости глядя в окно, словно его там более интересовало, выговаривал. – Что-то не тех результатов мы достигаем с этими чумазыми. Если человек пришибленный воспитанием, что может сделать врач?

– Ну вот, наконец-то тебя растормошили. В прошлый раз ты неплохо рассказал о темных сутанах. И вот я, следуя хронологической точности, тоже поворошил некоторые бумажки. Они мне подсказали, что всякие тайные организации запрещены еще с 1949 года, и что последнее общество – «Игуаньдао», против которого велась довольно шумная кампания, прекратила свое житие в 1953 году. Напомните мне, с какой целью у нас вообще шел разговор на эту тему.

– Наверное, в связи с тем, что именно они готовят искусных бойцов.

– Прекрасно. Что мы видим сейчас?

– Ничего не видим. А то, что видим, с неменьшим успехом могут продемонстрировать легальные школы и секции.

– Конечно, – лукаво покачал головой генерал, – скромность – она не лишне, если есть риск оказаться не правым. Насколько они опасны государству?

– Они не опасны.

– Так ли? Почему столько разнообразия в ваших словах?

– Скорее однообразие на меняющейся пестрой социальной картине государства.

– Лихо крутишь!

– Согласно книжкам.

– Как ты мне надоел! Лучше б не читал, а изучал обстановку в Срединной. На монахов нужно смотреть с позиции представителей власти.

Чан подсел к генералу с боковой стороны стола.

– Инспектирование монастырей выявит только принадлежность храма к какому-либо известному религиозному течению. Все… Но это может насторожить их! Буддийские и даосские культы соперничают в определении абсолютных истин. Это их усобица. Государству нет дела до собственных коалиций религиозных течений. Просто нельзя отбрасывать возможность того, что вполне может иметься какая-нибудь тщательно законспирированная организация.

– Ну, это мнение не только твое. Но почему все-таки жар твоего убеждения более направлен на нейтральные отношения с ними и ты не имеешь известного предубеждения к ним как к оппозиции?

Чан одобрительно кивнул.

– Наверное, прозорливей, да и просто человечнее было бы, чтобы вы, с высоты своего поста, не относились с чиновничьей предубежденностью к монахам. Все же там сконцентрированы немалые философские и живительные силы. Я склонен считать, что монастыри в своем oгpoмном количестве оказались стойкими хранителями традиций и государственности, зорко следящими, чтобы все лучшее и нужное, чем жили предки ранее, в чистом виде доходило до потомков. В этом их весомая помощь и заслуга перед государством. Они санитары истинно китайского духа и патриотизма.

– Может быть, – генерал вяло поцарапал по столу. – Но сейчас, во время революционных перемен, они скорее всего стоят на консервативных, опасных для строя позициях.

– В беседах с ними у меня не сложилось такого мнения. Хотя в их среде есть руководители, отстаивающие старину в нетронутом виде. Но их немного.

– Увел ты меня в сторону, адвокат. Но попрошу в следующий раз более деятельного рассказа об обществах. Хотелось бы знать, каким образом чужеземец оказался в тех стенах, к какому возможному течению он принадлежит.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю