Текст книги "Воспитанник Шао.Том 1"

Автор книги: Сергей Разбоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Возраст, опыт дают ясное видение опасности. Чтение замыслов – это уже дар годов, того опыта, который не может быть передан словами. Это наживное. Блажен и справедлив тот, кто смог дожить до глубокой старости, сохранить в себе бодрость, ясность ума, трезвость мышления, а главное, неуемность бесшабашной молодости. Для Вана смертельные схватки, устрашающие видимое поединки – не азы, не буквы и слова новичков. Любой бой он читал, как доступный текст, и в своем мастерстве дошел до высот прозаического романа, где, намного вперед выгадывал возможные ходы авторов и далее дописывал их окончания сам, заставляя врага крутиться под напором и мыслью. Но в самой жизни Ван был прост и немного прямолинеен. Видимо, в силу собственной несокрушимости и от того безбоязненности. Не считал нужным сдерживаться и вести дипломатическуто игру, если достоинство, жизнь его друзей были под угрозой.

Настоятель немного постоял в задумчивости, косясь на дверь, за которой скрылся Ван, как бы полностью соглашаясь с ним. Кивнул головой, подошел к полке, взял большую старую карту Китая. Расстелил на полу. Не глядя на Мина, спросил:

– Можешь показать, в каком месте перейдена граница?

Мин подполз ближе, посмотрел, ткнул пальцем в пересечение трех границ:

– Скорее всего здесь. А идти ему больше некуда, как к монастырю.

Дэ покачал головой.

– Если он смог столько водить за нос людей, неглупых в своей профессии, то он пересек границу вблизи от этой железной дороги, – он посмотрел на связного и добавил: – Для него скорость отрыва от преследователей значит все. Но раз так думаешь ты, то и чины придут к такому же решению. Но вопрос, каким путем он будет двигаться?

– Более трех лет обучался на базе. Выпутается. А районы там многолюдные.

– Его облик каждому соглядатаю будет напоминать, что перед ним не китаец. Шанс, конечно, есть. Но не тот. Многое зависит от него, но не меньше и от преследователей. В России обстановка куда благоприятней для него, и то… А здесь каждый пятый – доносчик, осведомители. В Пекине опытные кадры. И американцев нельзя сбрасывать со счетов.

– Но хозяева здесь мы.

– Деньги – хозяева на этой земле. Еще увидишь, как шустро развернутся янки. И это несмотря на то, что дипломатические отношения не налажены. Чего-чего, а купюр у них более чем достаточно. Но зачем им понадобилось преследовать Руса?

– Этого никто толком не знает, почтенный Дэ.

– A наши хваленые службы как?

– Пока вроде никак. Рвение в их среде не ощущается.

– Это обнадеживает. Если Чан и Линь сумеют долго отнекиваться от агента, то шанс наш повышается. Я дам тебе человека, поедешь с ним. Тоже начинай. И, – настоятель опустил руки на колени, – если спровадите какого янки на путь вечный, совет патриархов не осудит.

Прошло около четырех лет после расставания воспитанника с монахами. В мире круто шумели ветры обнадеживающих перемен к разрядке, к мирному существованию. Плыли еще по холодному недоверчивому небу тяжелые свинцовые тучи непредсказуемых событии. Противостояние спиной усилиями мировой общественности превращалось в пусть противостояние, но уже лицом друг к другу – диалог. И это были плоды, на которые народы смотрели с надеждой и верой. Был маленький Вьетнам, героика которого окрылила многие страны в борьбе за суверенитет с державой, за слово и документ которой нельзя ни поручиться, ни надеяться. Хроника событий не замедливалась. Калейдоскоп с той же сумасшедшей скоростью выпускал в эфир новости, придавливая людей и количеством, и качеством информации Столько событий, столько явлений и столько среди них подтасовок, да и просто обмана, что бедному обывателю трудно отличить вымысел от правды. И он, не придавливая себя обязательствами, спокойно жевал домашний пирог, вяло следил за событиями, от которых в его утепленной голове иногда непривычно покалывало.

* * *

Настоятель не был обескуражен донесениями связного о тяжелом положении воспитанника. Опыт подсказывал, что рано или поздно произойдет разрыв отношений с инструкторами. Но там же, в той же сокровенной глубине души, он надеялся, что все может пройти стороной – и как-нибудь, при помощи всегдашнего счастливого случая, приемыш тихо вернется в обитель под его крыло и опеку. Но действительность самой жизни оказалась много жестче, много коварней. И теперь, уединившись, коря Вана за поспешность, прикидывал, чем располагают монастыри для оказания посильной помощи. Китай – большая страна, большая территория. Силами одного монастыря, в котором-то и сорок человек не каждый раз находилось, трудно, да и почти невозможно что-либо существенное предпринять. Сполохи культурной революции разметали более двух тысяч храмов страны. Официально сохранилось не более двух десятков. Остальные сожжены, разрушены, разграблены. Спасибо прозорливости Пата и Вана, которые требовали переразмещения людей в отдаленные районы Тибета: более недоступные, более защищенные природой и расстоянием. Они смогли coxpанить свое братство, избежать гибельных ударов сорока миллионов хунвейбинов. Но это не означало дальнейшую спокойную жизнь. В любой момент времени по чьему либо указу могли появиться тысячи бунтарей и камня на камне не оставить от старого монастыря. Спад революцмии еще не означал спада идеологических трений и мирного спокойствия. Настоятель понимал, что придется обращаться к Патриарху и старейшинам других монастырей. Как они откликнутся на его призыв? Время смутное, неспокойное.

Когда в проеме показался костлявый нос привратника, Дэ понял, что и очередная весть не предвещает ничего утешительного. Тот поспешно выдал о настойчивом офицере, который грубо напирает на калитку и со своими людьми требует входа.

Неожиданный приезд военного сам по себе не мог сколько-нибудь интересовать настоятеля, но по той показной наглости, с которой визитер устремился во двор, погруженный в созерцание, по не терпящим возражения жестам, понял, что причина та же, но предвещает приближающуюся грозу.

Без всяких приветствий, ритуалов вежливости и почтения вошедший визгливым голосом выпалил, в упор глядя на Дэ:

– Нам еще не все понятно, не все ясно, но некоторые моменты начали раскрываться. Требуется ваше мнение насчет агента Сигма Эс. Он ближе к левым или к правым?

Лицо офицера играло всеми красками взбудораженного актера, силой показной власти и требованием немедленного ответа.

Глаза настоятеля сузились до непроницаемых щелочек. Лицо стало опасным, неприветливым.

– Сын чужой, недостойный отрок своих недалеких родителей, – шипящий голос Дэ заставил напрячься майора и двух офицеров, прибывших с ним. – Он ближе к вам. Знай это. Но ты грабительски ворвался в святую обитель всевышнего, всевидящего, всеслышащего. Вопреки желанию старейшины, вопреки нормам и уставам, требующим упорядоченных вэаимоотношений со служителями священных храмов. Не приветствовал хозяина. Разговариваешь с человеком вдвое старше тебя без всяких признаков почтения. Бескультурный представитель рода человеческого может быть только бандитом, вором или убийцей. Будь здесь Ван, он не стерпел бы подобной бесцеремонности и вышвырнул бы тебя в мрачное Управление Янь Ло. Но я, имея инструкции от высокого начальства, только задержу вас для выяснения ваших личностей.

Майор неловко передернулся от столь неожиданного поведения настоятеля.

– Да как ты смеешь! – презрительно заговорил он. – Я майор Винь. Я приехал с большими полномочиями и не имею времени на выяснение отношений. Ты обязан выполнить все, что я требую по долгу службы.

– Если ты Винь, Винем и останешься, но в подвале, где посидишь и остудишь свою спесь в голове. Я не вижу, что ты офицер. Не вижу, что послан с определенным поручением. Вижу только наглеца, не уважающего ни возраст, ни святость того места, где смеют стоять твои омерзительные стопы, и коим давно уже следовало катиться в канаву. Где документ, подтверждающий вас и ваше появление здесь?

Майор как-то сразу обмяк. Двое других, переминаясь с ноги на ногу, отошли к дальней стене. Оправдывающимся голосом, но с нотками неизбывного высокомерия Винь произнес:

– А разве вас не предупредили?

– Не надо спрашивать меня так. Я ведь не подчиненный.

Но Винь снисходительно пожал плечами.

– Вот мои документы. Но почему вac не предупредили? Я в неведении. Приказано ехать, я поехал.

– Обижайтесь и ворчите на свое нерасторопное начальство. А сейчас пройдите в указанную комнату, и пока я не получу удовлетворительного ответа, будете находиться в монастыре.

Майор выхватил пистолет, направил на настоятеля.

– Слишком много на себя берешь, старик. Тебе еще не приходилось иметь дело с нашими парнями. Потому так резок ты. Смотри, как бы не укоротили твою слишком затянувшуюся жизнь и не пошел бы отдыхать за ряды истоков. Обдумай мои слова!

Ничто не дрогнули на лице Дэ. Только взгляд сквозь маленькие щелочки век стал болое презрительным. Он спокойно сломал маленькую тросточку, все это время находившуюся в его руках. Раздался сухой треск, который звучно разнесся по безмолвным кельям монастыря.

Не глядя на майора, свинцово внушил:

– Не глупите. Следуйте, куда вам велят. Слишком вы, – на этом слове Дэ сделал ударение, напоминая Виню его место, – еще ничтожны для ваших бравых похождений. Можете очень скоро попасть в деревянную домовину.

– Что-о? не выдержал тот. – Приказывать мне, уполномоченному другим приказывать. Да я сам тебя сгною в тюрьме. В самой зловонной яме. Монастырь к чертям спалю. Выискался! Мне приказывать?! Отвечай но вопрос, что я задал тебе!

В небольшой пустой комнате находились только настоятель и офицеры. Те стояли с пистолетами в раздумии. Монах ни глядел на них и не слушал их. В это время три стрелы с интервалом в доли секунды вонзились в предплечья офицеров. С возмущенным криком и болью, причиненной широкими наконечниками, они выронили оружие. В дверях появились трое схимников в строгих черных рясах с поднятыми капюшонами. Они держали наготове средней величины метательные ножи.

– Запомните, майор, политика для нас такая же отвлеченная штука, как и вы сами. С единственной разницей, что вы ближе находитесь.

– Ты еще пожалеешь старик, – прохрипел, кривясь от боли и бешенства, Винь. Он не знал, как выдернуть стрелу, и прижимая ее, чтобы она не так болезненно качалась. – Тебе не простят.

– Глупец. Запомни: бренное тело не вечно. Побереги себя, иначе никто не пожалеет твоей горькой судьбинушки.

– Твой монастырь сожгут, проходимец. Революция еще не закончена. Я сам ратовать буду.

– Покричи, покричи, гадатель по коже. Одумаешься скорее.

Священнослужитель больше не обращал внимания на вызывающие угрозы офицера.

Глава вторая

– …Что же вы, прилежный товарищ, такое совершили, что сверхлюбезные монахи заточили вас в свое гадкое подземелье. Бр-рр-р. Это ужасно. Мне не доносили еще, чтобы они шли на такие крутые меры.

– Ничего я не делал, товарищ начальник, – фальшиво отговаривался Винь, – только требовал объяснений по поводу агента. Прицепились к документам. Контра.

– Ой, лукавишь… Ой, врешь, любознательный. За то, что без разрешения оставили столицу, вы еще получите взыскание. Но и это не причина небрежного отношения к вам со стороны отшельников. Oни примут кого-угодно и поговорят с кем-угодно. Они темные люди, потому и любят, чтобы к ним обращались почтительно. Не терпят высокомерия.

– Крысы они подвальные. Я им еще покажу, что такое офицер.

– О-о. Грозно. Хочется верить. Может, вы и сможете с ними справиться. А вот товарищ Чан боится их сверх всякой меры, – генерал снисходительно, с весомой долей иронии, посмотрел не подчиненного. Покачал головой: – Ничего вы им не сделаете. Может, только поколотите от души тени их посохов. Это не те монахи, которые молятся. Вы новый человек и многого не знаете. Хотя, уведомляю вас честно, я и сам мало знаю о них. Но не следовало вам, офицеру, входить с ними в недружелюбные отношения. Не следовало. Они злопамятны, мстительны. Им до нас легче добраться, чем нам до них.

Понимаете разницу? Надеюсь, вы еще не так здорово растравили их, чтобы в ближайшее время они поставили на вас крест. Как вы думаете?

Майор стоял красный и усердно потирал шею здоровой рукой. После слов шефа замер, странно-любопытствующим взглядом посмотрел, недоумевающе спросил:

– Как они смеют? Или наша служба ничего не значит?

– Нет, почему же, – успокаивающе заверил начальник, – наша служба много значит, но как служба. Как что-то единое целое, управленческое. Но кто поручится за вашу жизнь? Охранники не помогут. Вам лучше будет изменить внешность, место работы, жительства. Кто знает, что зреет в головах темносерых истуканов. Для них ничего не стоит во второй раз запустить стрелу вам в спину или надавить на такое магическое место, после чего вы помучаетесь изрядно, и, и…

– Н-не, неужели и впрямь они на такое способны?

– Ну, вы не отчаивайтесь так. Может, я сгущаю чего но, если в дальнейшем будете так же деревянны, то…

– Но я на государственной службе.

– Я приветствую вас, товарищ. Могу успокоить: за данным монастырем не имеется подобного, … вы понимаете. Но по другим немало фактов неуважения к ответственным лицам.

– Я не боюсь их, товарищ начальник.

– Похвально, друг мой. Похвально. Но смелость духа не дает гарантии для бренной плоти. Уясните это как-нибудь на досуге. Посмотрите, товарищ Чан ухмыляется – а я ведь доподлинно знаю, трусит он. Это потому, что он их ближе знает. Боится – и не боится в этом признаться. Не раз мне намекал. Но раз вы уже побывали там, то что вы сможете рассказать по поводу последних событий, про отшельников?

Винь серьезно выпрямился, чеканно отрапортовал.

– Хитрит настоятель. С ним невозможно разговаривать. Видите ли, он стар слушать что-либо от молодых.

– Можно, можно с ними разговаривать, – заставляя верить в свои слова, резонил шеф. – Я тоже не позволяю разговаривать со мной пренебрежительным тоном. Вообще, старайтесь быть более сдержанным с людьми, несмотря на свое звание и положение. От мести не спасают ни высокое место, ни большая власть. Подайте мне все материалы по агенту.

Винь подобострастно наклонился, отработанно, двумя пальцами пододвинул папку с бумагами.

Генерал неторопливо перелистывал страницы, майор угодливо комментировал.

– Курс обучения прошел почти полностью. Приписки к послужному делу обнадеживающие. Инертен. Неподвижен. Не обращаем вне круга задач, поручаемых ему. Приказам подчиняется слепо. Не задумывается. Жесток. Уступчив. С окружением не сходится. Угрюм. Одинок. В строю не ходит. Видимых влечений к чему-либо не выказывал. Физические данные хорошего спортсмена. Вынослив. Единственный, кто полностью выдержал все этапы подготовки на выживание. Знает рацию, тайнопись, шоферское, летное, морское дело в рамках, требуемых инструкцией. В физических способностях отмечается крепость кисти.

– Да, – задумчиво вмешался генерал, думая о чем-то более дальнем, чем бумаги перед ним, – еще тогда, почти четыре года назад, это я четко помню, правая имела за сотню. А сейчас… – генерал быстро нашел нужный лист. – Хм, не указано. Но вы, Винь, не подавайте ему руки при встрече.

– Если они все такие, то…

– Может быть, не все. Не каждый столь глупо отчужден от жизни, но и таких в Тибете хватает.

– Слышали, майор, полковник знает, что говорит. Лично с некоторыми знаком, Да и вы уже кое-кого знаете. Неприятно, правда.

Винь, словно припоминая, прижал перебинтованную руку.

– Неужели они еще так стреляют, как этот недоделанный?

Генерал усмехнулся.

– Интересно. А что здесь сказано. Немного. Всего лишь, что умеет пользоваться всеми известными марками огнестрельного оружия. На расстоянии до ста шагов не промахивается. Немного, но емко. Наверное, здесь содержится ответ, что не смогли приструнить его ни наши, ни американские агенты.

– Во время инцидентов на китайско-русской границе, – осторожно продолжал подчиненный, – сбежал с базы. Тайно миновал границу.

– Верно, майор, все верно. Но почему вы не рассказываете мне об инцидентах в лагере, на базе подготовки? Смотрите, записано: «убил сержанта». Мне пришлось видеть того громилу. Не подарочек джентльмен. Черные дни для того, кто у него в воспитывался.

Винь в который раз пожал плечами, показывая, что такие мелочи ему неизвестны.

– А что же вы, Чан, товарищ Чан? – с необидной ехидцей прошепелявил начальник.

– Инструкторы считали его уже полностью своим. Им импонировала жестокость отшельника. И на наши предостережения не обращали внимания. От занятий самообороны и нападения его освободили. Разрешили полностью уйти в стрельбу, где иногда за день расстреливал несколько ящиков патронов. Поэтому стоит дополнить, что он не просто хорошо стреляет. Mишени, расположенные по кругу, расстреливает не более, чем за четыре секунды – всю пистолетную обойму.

– Товарищ Винь, видите, вот такие подробности нужно знать, чтобы точнее характеризовать объект. Я вот смотрю и думаю, что этот субъект уже вышел на тропу, на которой придется нам плясать.

– С монахами надо говорить, – вмешался Чан.

– Товарищ Винь уже имел встречу.

Майор злобно дернул больной рукой и от боли сморщился,

– Думаю, со мной на такие крайние меры не пойдут.

– Еще бы. Если и полковников начнут иглами протыкать, чего доброго, и до меня доберутся. А я стар и не так быстро оправляюсь от ран. Товарищ Винь, продолжайте, мне нравится ваш бодрый слог.

Майор подчеркнуто докладывал:

– Только через три месяца смогли настичь след беглеца. Он был в Москве. Определил, что за ним следят, – исчез. Потом снова обнаружили в Витебске – потеряли. И вот только недавно, своею стрельбой объявил, что перешел границу. Подозревали, что подпал под влияние марксистской агитации. Но по своим интеллектуальным способностям подобное маловероятно. Под наблюдением его держали три службы.

– Недооценили вы его, майор. Кусочек не слабой породы.

– Держали его русские, за ними американцы, мы следом.

– Хотите уверить, что вы остались вне поля видимости.

– Пока нам верится в это. Во всяком случае русские не проявляли беспокойства. Какое-то мельтешение по городам. Вот уж натура пилигрима.

– Не болтайте зря. Россия – земля его предков.

– Как будто дел нет серьезней.

– Кому что. А вам следует анализировать внимательней. Не молоды, пора и мозгами иногда факты рыхлить.

Майор засопел, хмыкнул обидно в рукав, но держался.

– Никаких следов. Сатанинское отродье.

– Работали бы у меня такие, горя не знал бы. Но Винь с фальцетом правого серьезно продолжал:

– И вот на днях сообщение, что в районе восточнее Маньчжурии от русских на нашу сторону кто-то перешел границу. По данным охраны, переходу предшествовала непродолжительная перестрелка. Думали, свой. Вышли встречать – не сошелся. Преследовали. Потеряли четыре человека. Двое ранены. Там же дополнительно была создана группа преследования. Перекрыли пути. Вышли на след. В одной из горных теснин принял бой. Семеро убито, четверо ранено. Пока отсиживались, карабкались, высматривали, окружали – исчез. Следы привели к ручью.

– И когда это произошло, товарищ майор? – плохо сдерживая негодование, спросил генерал.

– Сутки, ночь… Сейчас третье утро.

– Трое суток. И только сейчас мне об этом докладываете!

Гулким хлопок папки об стол веско утвердил, что шеф расстроен не на шутку.

– Рядовое событие. Мало ли кто по кордону шныряет. Уголовников не счесть. Это же не курорт, где человек, упавший в лужу, вызывает повышенный интерес. Там к подобному безобразию привыкли. Тем более после долгих инцидентов. Никто не предупреждал, что может произойти особый случай.

– Нет, смотри, какие порядочные кадры наши офицеры?! Что-то раньше подобного я не замечал. Товарищ Чан, найдите средства наказать тех лиц, которые не приняли своевременно действенных мер. Майор, где прикажете сейчас встречать aгентa? Где?

– В провинции Хэйлунцзян, товарищ начальник, – призывно отчеканил подчиненный.

– Вы умны и сметливы, товарищ Винь, и были бы, наверное, гениальны, если бы потрудились уразуметь, что эта провинция никак не меньше по территории самой Франции. А теперь не пожелали бы вы ответить мне на несколько осторожных вопросов? Первое. По тем частым запросам командироваться в данную провинцию, которые вы требовали для личного контроля дел на местах, и по тому, что вы находились в Харбине, нет – в Цицикаре, я могу с большой долей уверенности утверждать, что лично вы были готовы к случившему. Не так ли?

Винь, будто облитый проявителем, стоял с красными пятнами на холеном лице. Открывал рот, пробовал сказать, но получалось бессвязное и тихое:

– Н-никак н-нет. П-просто ч-чистая с-случайность. К-кто мог з-знать.

– Почему же вы, всегда такой предупредительный и торопящийся высказать все новости, спешили на сей раз не ко мне, пред мои, к сожалению, не такие зоркие очи, а туда, в неприветливые горы юга, где более расторопные и смышленые граждане всадили в вас медицинский локализатор?

– По логике вещей, если это мог быть монах, то они обязаны были знать.

– Странно, наши агенты не заметили, чтобы монахи шныряли вдоль границы. Они были удовлетворены той информацией, что поступала от нас. Кто вам натолкал таких вздорных мыслей? Вы не догадываетесь, майор, что до меня кое-что доходит, наверное, основательнее, чем до вас. Я знаю, на кого переложить неудачу первых дней. Догадываетесь о мотивах?

– Вы, наверное, на меня намекаете?

– О, нет-нет. На товарища Чан Кайши.

– Зачем вы так. Я работник полезный.

– Поэтому мне и жалко вас. Вам портье работать или администратором.

– Вы недооцениваете моих возможностей, – свербяще загнусавил Винь. – Мой послужной всех устраивает.

– Именно что устраивает, но никак не характеризует вас. Я никогда бы не подумал, что наши кадры могут, не зная никого из старейшин, шустро, по-гестаповски, ломиться к ним с оружием и приказами. Они с вами еще законно поступили.

– Кто бы мог подумать.

– Вас бы, майор, в штрафной батальон на месяц.

– Виноват, – поторопился с признанием Винь.

– Что предпринято для поимки нарушителя?

– По южным районам провинции ведется негласное наблюдение. Дороги, мосты, вокзалы под контролем. Перекрыты перевалы Большого Хингана.

Карандашом офицер показал на карте места, где рассредоточены подразделения.

Но генерал недовольно морщил лоб.

– Трое суток прошло. Вы за это время в монастырь сгоняли, а агента ищете там, где потеряли след. Что-то вы мне перестаете нравиться.

– Но у него нет тех возможностей, что у нас. Кто ему самолет предложит?

– Хотя бы вы. А сами для полного алиби к монахам. Как, а? Железно. Где гарантии, что агент уже не там, не в горах?

– Как? Гарантия – моя верность.

– Да, не подумал я. Недалекие сохраняют преданность более длительное время, чем смышленые. Но прикиньте, и другими возможными путями он мог также успешно воспользоваться. Хотя бы железной дорогой.

– Был приказ перекрыть дорогу.

– Как скоро? Говорите живее! Я не должен из вас, как из пленного тянуть.

– После того, как прочесывание местности привело к рельсам.

– Для вас это уже успех. Сколько времени прошло с момента перестрелки?

Майор застыл, прикидывая в уме.

– Не более пятнадцати часов

– А на сколько он опережал вас? Ведь не глупый и, наверное, памятливый. Знал, в какой стороне дорога.

– Не более трех-четырех часов,

– Это уже деловой разговор. Если присовокупить ваши погрешности и скорость бойкого монаха, то в пределах шести-семи часов. Как далеко можно поездом доехать за это время?

– До Цицикара.

– При благоприятном стечении обстоятельств и до Фулаэрцэи. На исполнение самого приказа уйдет час, итого в пределах восьми часов.

– Но почему вы настаиваете на дороге? Может, он в горах остался. Выпрыгнул с поезда и в щель какую забился.

– Не шарьте карандашом по карте. Я и на память неплохо знаю местность. Агент не дурак с поезда прыгать. Разорвать дистанцию: это время и безопасность. А если он в горах, то сколько может просидеть в щели?

– Трое-четверо суток.

– А потом?

Винь пожал плечами.

– А вам странствие его по России ничего не говорит?

– Как будто бы…

– Я не о том. Вяжется мысль, что он очень удачно пользуется железной дорогой. С его клещами ничего не стоит на ходу впрыгивать в вагоны. Ступайте, товарищ Винь, отдыхайте. Вы от волнения крепко потеете. После обеда, думаю, сможете что-нибудь дельное предложить.

Офицер вытянулся, отдавая честь. Молодцевато кивнул и поторопился прочь.

Генерал недовольно посмотрел на закрывающуюся дверь.

– Что вы скажете, Чан? Не нравится мне все это. Полковник, сидевший в полудреме и скучно слушавший болтовню, нехотя очнулся.

– Они топтались на старых следах, когда отважный юноша махал им шапочкой.

– Нет, я о майоре.

– Черт с ним, с этим тупицей.

– Слишком с ним крепкий черт.

– Не думаю, чтобы Пигмей таких дурачков собирал в свой актив.

– Очень может быть, что сейчас он к нему метнулся.

– За ним присмотрят.

– У Теневого тоже неплохие ищейки.

– Мало их у него.

– Что он наговорит там, в полутьме?

– Думается мне, разыграется у них маленькая комедия с кислыми улыбками и большими упреками. Если, конечно, Винь его ставленник.

– Уточним. Но ты меня всегда хорошо успокаивал. Просто на вещи смотришь. А у меня вот внутри нехорошо.

– Временно… Пройдет. Теннис, бассейн, молоко, яблоки.

– Ну плут! Тебе проще, я тебя не бью. Бассейн. Простак в позолоте! И все же, где агент? Может, и вправду засел где, выжидает? Неделю просидеть может.

– Пусть рыскают по горам. Собак там хватает.

– А если дорогой?

– И там пусть перекрывают. Трое суток. Смех! Время растянулось. Утеряна нить логики. Сейчас он может быть и в Харбине, и а Таоани. При удаче и и Чаньчуне. Пусть полиция отписки делает.

– Предлагаешь в Гирине поднимать службы?

– А зачем? Уголовниками полиция занимается.

– Это монах.

– А кто его видел? Мы не имеем права поддаваться эмоциям, мандражу службы. Если полиция установит, что это именно наш агент, тогда мы и займемся непосредственно. А пока можем выделить им Виня, да для страховки и Ляонине встряхнуть местные службы.

– Нельзя. Шумно будет.

– Ну нет, так нет. Мало данных. Нет следа. Он может быть и в Аргуне. Винь посыпал перец и теперь может усмехаться над нашими сомнениями. Неплохо было бы знать его истинность.

– Нам за русского может здорово влететь.

– Вряд ли. Русский упущен. Мы ни при чем. Пока полиция сможет доказать, что искомый – русский, сколько времени пройдет. Каждый сдвинутый день на нашей стороне. Прошло почти трое суток. А завтра? Кто будет иметь право нас упрекать?

– Репортеры. Они скоры на сенсацию.

– Пока все на совести полиции.

– Пусть будет так. Уголовников немало бродит по тем диким местам. Но тебе, видимо, придется навестить монахов. Надо изъясниться, заодно дать твердо понять, что если перебежчик – воспитанник, то он в серьезной опасности. Может, они выскажут какую добротную мысль. Все же те положения, которые мы хотели знать о них, нам еще неизвестны.

– Тихо жили они, как и раньше. Открылась дверь, появился дежурный.

– Американцы просят принять. Генерал взглянул на Чана.

– Вот и пошло давление по всем азимутам. Что-то слишком быстро они.

– Хорошо, что еще к монахом не подались. Шеф нервозно побарабанил по столу.

– Пусть войдут. Пусть говорят.

Вошли.

Полковник Динстон и майор Кевинс.

Генерал жестом пригласил сесть.

– Мы вас внимательно слушаем, господа. Должно быть, что-то случилось с вашими людьми?

Выбирая выражения, но, по возможности, стараясь сохранить роль старшего, Динстон заговорил о политике, об общих интересах, отношениях между странами.

Генерал слушал с кривой улыбкой на губах, не мешал. Американец более нажимал на подчиненность ведомству и необходимость исполнения имеющихся инструкций.

Чан слушал, скучающе взирал на привычную улицу. И только когда Динстон заговорил о прямых притязаниях на агента как на лицо подчиненное им, полковник насторожился.

Американец приподнято закончил свой монолог. Генерал продолжал отрешенно перебирать бумажки, пространно скользил глазами по столу, изредка бросая на янки недобрый взгляд, пожимал плечами. Но не хмурился. Посмотрел на Чана. Взгляд того, остервенело-насмешливый, только вызывал большее смятение контрастной неприемлемостью.

– Господин Динстон, вероятно, не понимает, где находится его почитаемое в высоких кругах тело. Гонконг не пошел вам на пользу. Там анархия: власть денежного мешка, сила силы. А здесь Срединная – Китай. Здесь вступают в единоборство другие величины: не менее могущественные, чем ваши доллары. Можно было бы для приличия сохранять хоть какое-то дипломатическое лицо. Ваши слова – слова арендатора. А ведь в данном случае дело обстоит совсем наоборот. Надо не чувствовать – знать, на какой ступеньке и в какой момент вы стоите. Поверьте, мне не хочется читать вам эти банальные нотации, но вы притесняете мое национальное достоинство. Прошу вас впредь всегда помнить, что вы разговариваете с генералом. Помните, на территории чьей страны вы находитесь.

Динстон вскинул брови. Давно не слыхивал он таких слов в свой адрес. Опешил с непривычки. Насупился с умным видом, но, подумав, успокоился. Память живо преподнесла ему неловкие переговоры четырехлетней давности. Но кто для них бывший монах – неудавшийся агент. Более того – он и сейчас создает неудобства. Речь идет только о содействии: выдаче или нейтрализации. Пустяк, не требующий отдельного разговора.

Сохраняя требуемый вид, он поучительно изрек: – Я, господа, хорошо осведомлен, где нахожусь. В противном случае не появился бы у вас. Надеюсь, вы придерживаетесь некоторых норм международного правы и тех отношений сотрудничество между нашими управлениями, которые сложились за эти годы.

Генерал посмотрел но американца, как на плохо подготовившегося ученика.

– И все же вы не поняли, господин полковник.

– Что я не мог понять? – с раздраженным упрямством упирался Динстон.

– Вы не потрудились понять некоторой банальной истины. – Чан говорил, жестко выделял нужные слова, – здесь не Европа, не Ямайка, не Австралия. Здесь всего лишь смиренный Китай, но разговаривать уместней учтиво, памятуя обидчивый нрав нe лишенного памяти народа.

– Это слишком, господа. Вы гоняете меня не но правилам. Чувствую я, сели вы, как моныхи. Но мы не с голым словом пришли к вам. И я хорошо знаю географию и Китай.

– Плохо знаете, раз вместо покорнейших просьб начинаете требовать. А география здесь ни при чем.

– Ах, вот оно что?! – догадываясь, тянул американец, – Понимаю! Гордость в печенки села. Но почему вы тогда так долго возитесь с монахом?

Генерал, не отвлекаясь смотрел в окно. «Неясно: говорил Чан притворно или всерьез».

– С каким монахом, смею уточнить, господин полковник?

– С тем, уважаемый Чан, который тремя сутками раньше перешел границу.

– Странно. Конечно, страннo. Откуда вы об этом знаете, находясь в такой дали от тех мест? Не слаба у вас фантазия на выгодные предположения. Нам еще не докладывали о переходе границы агентом Сигма Эс. Мы, вообще, ожидали вестей только от вас, если такое случится. А на данную минуту нам известно только, что он где-то в бегах в России.