Текст книги "Меморандум Громова(СИ)"
Автор книги: Сергей Голованов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 23. В поиски выхода, которого нет.
Отдельные статьи засекреченного Пакта, подписанного Ельциным, легко проявлялись здравым смыслом, если оставить за скобками оглушающие вопли о свободе и демократии. Окрестные пьяницы под руководством Юры быстро разглядели большинство его статей. Советники и аналитики американского президента в первую очередь заталкивали в Пакт не частные статейки про коррупцию и ментов, а более основательные, из которых второстепенные выкатываются, как лавины с горы. Статья о введении свободы торговли с заграницей сделала излишними статьи о ликвидации сельского хозяйства и лёгкой промышленности, а статья о полной отмене государственного планирования лишила их последних шансов на возрождение. Статья о независимости России запустила процесс её уничтожения, по факту открыв окраинные территории в виде бывших республик для всех желающих взять их под контроль. Ну, а для гарантии соблюдения Пакта и небо страны открыл, лишив её противовоздушной обороны. Нет, она вроде на страже, работает, и китайские самолёты по прежнему боятся пересекать нашу границу. Ну, и прочие опасаются, кроме американских. Им разрешено нарушать наши границы, и они спокойно не нарушают. Пакт Капитуляции выполняется, всё нормально. Даже если отдельные статьи забуксуют – жизнь такая, что поделать – всё равно не будут нарушать. Это уже мелочь, как и вся Россия, второстепенная провинция в американской коммунистической модели. Если б президент России возомнил себя большим, нежели позволено, могли гостинец ему прислать от своих друзей ядерных террористов.
Даже пьяницы во дворе соглашались, что Ельцин полный предатель. Однако для него это был единственный способ захватить власть и спасти страну. И он её спас. И оставил шанс расти и развиваться, лишив её не только шансов на мировое лидерство – чёрт бы с ним, в конце концов! – но и вообще на будущее. Потому что кому нужна страна Россия, кроме самих россиян? Германии? Англии? Китаю или Америке? Да в гробу они её видели. Вернее, мечтают увидеть, и делают всё, чтобы осуществить эту мечту. Юрка соглашался, что Ельцин спаситель России, и ничего не мог возразить, потому что не мог понять подобного человека. Приходилось отгонять назойливое сомнение – а человек ли он? Уверенность в человеческой природе предателя поддерживало его пьянство и наплевательское отношение к президентским обязанностям, да и полное равнодушие к достаточно злобной критике. Они доказывали его человечность, потому что в свете совершённого предательства родины виделись неизбежными. Он лично на месте Ельцина и не так бы запил. И вообще наплевал бы на всё, надорвавшись душой. Да, тяжело человеку досталась власть. Удивительно, что вообще иногда работал. Да, Ельцин – человечище, как сказал бы Горький.
Юрка на его месте просто ушёл бы от борьбы. Отдал бы власть путчистам. Он же не настолько больной, чтобы так её ценить. Без надежды на помощь Ельцина Горби отдал бы путчистам ядерный чемоданчик, а страна пошла бы по проверенному китайцами пути развития, весёлая и зловещая Надежда всей планеты. Их несколько, Надежд, и какая станет ею в реальности, могло показать только будущее, которое и продал Ельцин, подписав Меморандум, который вычислил Громов.
Юра долго спорил с пьяницами – кому будет чистить в аду ботинки – Гитлер Ельцину или наоборот? Вначале большинство склонялось, что Гитлер больший негодяй, и потому ему придётся взяться за щётки, но соображение, высказанное Васей, заставило вернуться к началу. В аду всё наоборот, и большие мерзавцы и уважаются больше. Значит, именно Ельцину придётся полировать ботиночки Адольфу в перерывах между водными процедурами в кипящих котлах. Но тут заспорил Юра, увидев, что соседи недооценивают грехи Ельцина – в аду это только заслуги. А они куда больше гитлеровских. По чисто внешней стороне Гитлер перевешивает, без споров – трупов положил гору, куда там сопернику, но это лишь вопрос везения. Ельцину могло повезти больше, если б американцы не оказались столь доверчивы к его обещаниям. Тогда они бы взяли в свои руки процесс разгрома страны, не доверив это Ельцину. Нажали бы на красные кнопки, и...куда там Гитлеру с его жалкой кучкой мертвецов! Нет, в аду оценивают личность не по результату, а по низменности помыслов. И тут Гитлер совершенно теряется на фоне нашего народного выползанта – у нас ведь не выбирают лидеров, как в проклятой Америке, они сами выползают под выбор.
Ведь этого жалкого Адольфа даже честным назвать можно. Он хотел своей стране только добра своими завоеваниями. Чтобы народ германский, пусть ценой жертв, но расцвёл после победы. Он для него и старался отвоевать жизненное пространство. Он его не предавал, а по честному работал на процветание, но...ошибся. Когда его убедили в этом советские войска, штурмующие Берлин – ну, тупой Гитлер был, и упрямый, долго не верил, – то решил сполна расплатиться за ошибку, хватанув яд. Извиняться перед народом было некогда, да и знал он постулат из президентской засекреченной Библии – хуже любых преступлений являются только ошибки. Президенты за них не извиняются, а умирают. Ошибаться нельзя, лучше преступничай. Вот за преступления извиняйся сколько влезет, что Ельцин и сделал, передавая свой пост преемнику. А как же – ведь совесть имелась. Иначе б не пьянствовал, не дирижировал оркестрами, да и по другому не куролесил. А чего ещё делать на таком посту, как не пить да гулять? Не вытаскивать же страну из ямы, американцы то запретили. Да сам Иуда сочтёт за честь ему ботиночки в аду полировать. Хотя Христа продал, но за деньги всё-таки. А Ельцин – страну и народ – и за что? Покрасоваться на самом верху,– видите, добрался? Я самый, самый, самый...? Зачем ещё? Короче, простому Иуде, или простому Гитлеру не понять Ельцина, да и никому не понять – нет в истории человечества души такого масштаба.
Одни из пьяниц возразил, что есть, и полно – в психбольницах, но у них другие истории – болезней. Этот очень хорошо притворялся здоровым, талант и даже гений своего рода. Но ведь авно известно, что природа у безумия и гениальности одна, и отличается только результатом.
В теории предательства имелось, однако, тёмное место, на которое хотелось махнуть рукой, поскольку высветить его всё равно невозможно. Он так и сделал, понадеясь на Путина, который наверняка закрыл небо от чужих ракет. Во время разработки Меморандума минуло больше года с того дня, когда Юрке удалось сбить американским прибором зенитную ракету России и едва не уронить два Мига. В то время президент был лишь И. О. Президента, до будущих выборов, и просто не успел закрыть небо. Теперь бы Юрка ракеты не сшиб. Заперто небо, конечно. Наверно. Нет, наверняка. Оно под защитой.... Прав, трижды прав генерал Штеменко, обозвав его патентованным пессимистом! Ну, нельзя же так думать. И Юрка старательно гнал подобные мысли, потому что они вели к неприятному, но логическому выводу, что на самом деле он небывалый оптимист, и действительность куда хуже. Ведь стоило хоть ненадолго присмотреться ко всем этим кодам и доступам к ракетным блокам управления, к системам связи самолётов и прочему, как с неотвратимостью девятого вала надвигалось ощущение, что такое возможно в единственном случае – ВСЯ российская компьютерная сеть находится под контролем Америки. Но это... полный капец. Такого не может быть.
Юра не подозревал, что визит Штеменко нажмёт на спусковой крючок событий, которые лишний раз докажут неумолимость логики. Но во время сочинения Меморандума ему даже оптимистом быть не хотелось. В смысле – наоборот, пессимистом. Нет, небо родной страны уже закрыто. Он уверен. Нужно этого не забывать, когда боишься поднять глаза в небо. Силу воли применить. Небо закрыто, всё!
Было понятно, что доказать ничего невозможно – весь механизм разгрома СССР скрыт, как внутренности часов с кукушкой. Можно видеть лишь циферблат со стрелками, которые показывают новое время независимости маленькой России от великой России, да слушать вопли кукушки о свободе и демократии.
Расследовав, наконец, "феномен сбитой ракеты", Юра потихоньку начал успокаиваться по мере того, как из души уходила неясная, но сосущая тревога. Наверное, лучше сравнить её со смертельной болезнью, которая лишь смутно ощущалась. Вроде здоров, а всё как-то не так... Расследование, проведённое летом возле гаражей, походило на диагноз доктора – болезнь смертельна, и поможет лишь операция. Не стране, конечно, а самому Юре. Операция по удалению неизлечимого органа – страны. Она ведь не только снаружи располагалась– с этой стороны проблем нет, бери билет на самолёт, и улетай. Она внутри торчала, как и полагалось опухоли, в мозгу, и её извлечение оттуда обернулось столь долгой и болезненной процедурой, что порой на Юрку накатывало уныние. А вдруг операция невозможна?
Детдомовское воспитание многим отличается от семейного, однако на выходе всё же получаются люди, вполне приемлемые для жизни в обществе. Может, не столь приспособленные, обученные, да и вообще уверенные в себе, как дети из семей, но тут уж ничего не поделать. Однако у детдомовцы Юры Громова, кроме страны, вообще больше никого не было – ни папы, ни мамы, ни тётей, ни дядей, ни бабушек с дедушками – вообще ничего. Поэтому духовная эта операция по удалению родины поначалу выглядела вообще невозможной, однако Юра нашёл таки подходящий для неё скальпель. Он увидел его в выборе Ельцина примером для подражания и внутренней перестройки себя. Он патологический не предатель, аж до болезни, за которую его изгнали из рядов ФСБ. Нет, такая черта там приветствуется, но всё хорошо в меру. Если будет равняться на Ельцина, он постепенно изменится. И дела резко пойдут в гору. Это очевидно – взять хотя бы теперешнее торможение бизнеса. Что он делает? На себе проверяет качество, и на добровольцах, деньги и силы тратит на бесконечную очистку сырца, да и вообще из кожи лезет, а ведь это не верно.
. Как бы поступил Ельцин на его месте? Да он брал бы сырьё где угодно – плевать на покупателей, лишь бы дешевле. И бодяжил хоть табаком – лишь бы покрепче. И врал бы с рекламных щитов, что его коньяк – вообще из Франции, а спирт, разбавленный мочой – и вовсе виски из Шотландии. Зато денег больше, и хрен с ним, с покупателем, пусть дохнет, как и посейчас дохнет от магазинной водяры, прямого производного от его политики. Вот как надо поступать...,
Юрка остро ощущал свою ущербность и несовершенство по сравнении с великим революционером. Он повесил у себя над кроватью большой портрет Ельцина, и каждое утро, мучимый с похмелья, клялся ему больше не пробовать бодягу своего производства, и даже вообще...не очищать. И каждый день нарушал данное слово, оправдываясь алкоголизмом. Слабак. Но если такой алкаш, так хотя бы водку пей, а не стеклоочиститель.
Одним словом, операция грозила затянуться..., но что ещё оставалось делать для излечения? Разве что глотать всё новые пилюли из статей Пакта Капитуляции из своего Меморандума...
Кстати, при постоянном напоминании Васи удачные домыслы во время пьяных споров Юрка вечерами иногда заносил в компьютер, озаглавив файл этим загадочным и весомым словом – Меморандум Громова. Вася в него не особо верил, он просто денежку хотел сорвать, за публикацию, потому и понукал, называя Юрку "писателем" и всячески восхищаясь. А когда Меморандум разросся до буквального неприличия в силу частых матерных выражений собутыльников, он неожиданно исчез с компьютера. Может, сам стёр, с жестокого похмелья. И раньше такое бывало, но в этот раз компьютерная Корзина оказалась пуста. Он мог бы восстановить по памяти, но к тому времени на осень уже наступала зима, и время пьянок и меморандумов закончилось. Как и смутное ожидание пули в затылок, потому что Юра понял и причину, по которой оставили в живых. Наверху предатели, дело как раз в этом. Громов им не опасен. Пусть он знает правду, и что? Её все знают. Власть-то у предателей, а власть – это насилие, и власть сильна – ну, и что ты сделаешь? Да плевать они хотели и на Громова, и на его бредни. Они захватили огромную собственность, они сильны, богаты, и всегда будут правы. Чего им бояться? Спокойно строят себе дачи и покупают дома в Америке и Европе, куда сдёрнут, когда придёт время, которое они тянут и тянут, хапая и богатея всё больше, не забывая переводить капиталы за границу... Но и тебе тоже свободу дали – и хапать, и богатеть. Разве это не справедливо?
Поняв это, Юра окончательно успокоился, и попытался разбогатеть. И непременно разбогател бы, если бы не проклятый генерал Штеменко...
Глава 24 Предложение, от которого нельзя отказаться.
Юрка подозревал, что визит Штименко лишь кажется экспромтом, и легко уйти не получится. Разведчики тщательно готовят нужные действия нужного человека. За границей, если проводится нечто вроде вербовки, все пути отступления стараются отрезать, а нужный выбор чуть не розами усыпать
. Но это на чужой территории. У себя дома чекисты небрежничают, и есть шанс сорваться с крючка. Угрозы Штеменко могли оказаться и пустым звуком. Запросто. Юрка не собирался сдаваться за одни угрозы. Надо сдёрнуть, и пересидеть, пока придурки из разведки не снимут неизвестный напряг с помощью другого подходящего идиота. Он уже умный.
Торопливо одевшись, схватил паспорт, и выскочил из квартиры. Быстро спустился на третий этаж, где жил друг Вася. Лишь бы тот оказался трезвым настолько, чтобы открыть дверь. Вася достаточно часто заглядывал в "гадюшник" Юры, для помощи и мелкого заработка, но в пятницу, получив расчёт за неделю, предпочитал лопать магазинную водяру, так что шансы на открывание дверей в субботний день имелись. Правда, в последнее время жаловался, что разницы, кроме цены – никакой. Так на кой чёрт переплачивать, если в магазине торгуют такой же порнухой? Юра разъяснил, что переплачивает не зря. Платит за самовнушение, что купленный в магазине стеклоочиститель – это и впрямь водка. И вера эта поднимает сопротивляемость организма на несколько процентов, то есть, выживших после магазинной водки становится больше. В масштабе России это не одна лишняя дивизия. Хотя сантехника..., то есть – синтетика точно такая же, как и у Юрки в забегаловке.
Вася дверь открыл почти сразу. Рожа опухшая – посмотрел, как в зеркало, и кивнул – проходи. Глаза теплились надеждой, но гость огорчил: – Вася, не до жиру. Спасай, за мной разведка гонится.-
– В смысле, глюки? – Уточнил Вася.– Тебе стопарь нужен, и срочно.-
– От них стопарём не отделаешься. – С тоской сказал Юра, проходя в пустую комнату, и спросил, на всякий случай: – Выдры твоей дома нет? -
– На дежурстве. -
– Я посижу часок, ладно? Может, уйдут.-
– Конечно, уйдут. – Согласился Вася, почёсывая под майкой живот. Помаявшись, выставил на стол бутылку с остатками водки. Одна похмельная доза, не больше, и Юра отказался.
– Нет, Васёк, тот прыщ, что притащился, имеет генеральское звание, и от него только литр сможет избавить. И то, пока валяешься в отрубе. Он настоящий.-
– И зачем приходил? – Спросил Вася, торопливо булькая себе в стакан. Друг он хороший, конечно, однако меру в дружбе сохранял.
– Работу предлагал разовую, на пару дней. За пять штук баксов.-
– Пять штук? – Вася на миг протрезвел. – И что за работа? -
– Прогуляться по минному полю, и принести оттуда неразорвавшийся снаряд. Примерно так.-
Вася задумался. – Да, чего-то дёшево.– Потом хлопнул стопку, подумал, и передумал: – Вообще-то, можно и рискнуть. Всё-таки пять тысяч. Авось не наступлю.-
– Тебя не возьмут.-
– Почему? Какая им разница, кто снаряд притащит? -
– Разница есть. Это плата за доверие. Снаряд-то ценный, можно и на сторону продать. А иначе за бутылку бы наняли. Просто не скажут про минное поле, и всё. Разведка – они такие, лучше не связываться.-
– Ну да, только опять не рассказывай, – сказал Вася, – как в Афгане от самолётов бегал. А они кирпичом по голове попали. Надоело. -
– Да не кирпичом, а бомбой. – Уточнил машинально Юра. – Сколько раз говорил. Правда, по каске, но какая разница? -
– Нет, ну правда – тебе романы только писать.– Вася усмехнулся. – Фантастику.-
– Это потом. А сейчас сбежать надо.-
– Может, помочь чем?-
– Ну, если за пивом пойдёшь, глянь на машины возле дома. Непонятные, незнакомые, подозрительные – в этом духе. Я б тебя потом отблагодарил.-
Денег у Васи не было, но вдвоём наскребли на пару бутылок пива. Возвратясь через полчаса, Вася доложил, что из подозрительных – только милицейский Уазик. Правда, водитель в штатском. Может, случайный какой?
– Может, и так. – Он затосковал. В случайность не верилось. Их не пересидеть. – Но уйду я лучше через твой балкон, ладно? -
– Не жалко. Но ведь третий этаж, не боишься? -
– Я чуть с шестого не сиганул, когда дверь открыл. По балконам спущусь, осторожно.-
– Ловкач. Я б сорвался.– Восхитился Вася – для ободрения, как друг. Он и сам не раз залазил к себе на балкон, когда "выдра" не пускала домой. Вася был тихий, и скандалить боялся. Вдруг соседи милицию вызовут? На третий этаж вскарабкаться было куда спокойней. Правда, по "трезвянке" ни разу не пробовал. Наверняка сорвался бы.
Руки не скользили, держали крепко, и Юра довольно быстро спустился по балконам, и очутился на земле, скрывшись в зелени палисадника – небольшого, метров пять от стены дома, огороженного низким штакетником, но густо заросшего акациями и кустами боярышника. На миг в душу вернулось спокойствие. Оно сразу исчезло, едва высунулся из кустов. Перед ним стояли двое молодых людей в пиджаках.
– Юрий Иванович? – спросил один.
– Громов? – спросил другой.
– Нет, – сказал Юра, – Я Кошельков, я тут случайно. -
– В машине разберёмся. Пройдёмте. -
Если б не похмелье, мысль прорваться силой могла и возобладать, но сил не было, и он позволил взять себя под руки. Они обошли дом, и подошли к милицейскому "уазику". В это время из подъезда выскочили ещё один в пиджаке – обрадовался Юрке, как родному братцу, а когда открыл его паспорт – вообще расцвел.
– Юрий Иванович, – сказал он ласково. – Что ж вы с балкона прыгаете, когда хорошие люди хотят задать вам множество неприятных вопросов. Поехали. – И торопливо надел наручники.
Вопросов и впрямь оказалось множество. Когда привезли к родимой "Гадюке", увидел целую толпу в погонах и в камуфляже, да таких недовольных, словно в "Гадюке" подняли цены. Все двери настежь, люди снуют туда-сюда, что-то выясняют, что-то описывают и подписывают.
– Громов Юрий Иванович? – милицейский полковник, под два метра роста, подойдя к уазику, очистил его от посторонних одним взглядом. Юрку оставили на заднем сидении, а полковник сел спереди, рядом с водителем, немного боком, повернув к нему голову.
Представился: – Заместитель начальника горотдела милиции – Вощанов Илья Андреевич. У меня на руках постановление на обыск торгового помещения, принадлежащего вам. -
– Где? -
– Что – где? -
– Постановление на обыск? -
– Экий вы любопытный. Увидите в своё время. – Полковник усмехнулся, – А мне вот любопытно – где столько оружия взяли? В подсобке обнаружен целый арсенал. Два пистолета, граната, и там же найден белый порошок, похожий на наркотическое вещество. -
– Это не моё. Знать не знаю ничего, – буркнул Юра. – Это вообще Штеменко подбросил. -
– И кто такой – Штеменко? Работник ваш? -
– А то не знаете... -
– Не знаю никаких Штеменко, – отрезал полковник. – Интересно, что же мы в квартире вашей найдём? -
– Мне тоже это интересно. Чего хотите? -
Полковник ответить не успел. Дверца распахнулась, и на водительское место сел Штеменко, который безразлично сказал: – Злодея поймал, погляжу. -
Полковник ответил с удовольствием: – Ещё какого! На целого террориста тянет. -
– Лет на пятнадцать вытянет? -
– Да на все двадцать пять. Конечно, если сбежит, как ты обещал. -
– Сбежит, – Штеменко усмехнулся. – Он обязательно сбежит. Такой зверюга, и чтоб в тюрьму полез? Ещё и заложника прихватит. -
– Точно, террорист. – Огорчился милицейский "полкан". – И как это ему сбежать удастся, а? -
– Да очень просто. Выхватит у одного раззявы пистолет, предъявленный для опознания....-
– Это кто раззява, уж не я ли? – Забеспокоился полковник.
– Нет, я, – Штеменко вздохнул. – Пистолет же из моего ведомства украли. Ну, обрадовался, что быстро нашли. И лопухнулся, на радостях. Протянул под нос, даже полную обойму забыл вытащить. А он, не будь дурак, и выхватил. -
– Вот ловкач. – С уважением покосился на Юрку милицейский полковник.– И когда его в розыск объявлять? -
– Да прямо сейчас. -
– По делу, надо объявлять особо опасным. А такого при задержании наши и пристрелить сгоряча могут. Не чересчур?-
–Это нормально. Волчара ещё тот. За ним вся американская авиация в Афгане гонялась, вертолёт потеряли, и два истребителя.-
– Никогда бы не подумал. Ну, пусть тогда пристрелят. – Милицейский полковник вытащил чёрную рацию, включил, и буднично сказал: – Дежурный, это полковник Вощанов, запиши приметы подозреваемого....-
Глядя в лицо, стал подробно его описывать, назвал особо опасным и вооружённым преступником, и паспортные данные. Затем наябедничал про угон милицейского уазика, с захваченным заложником, и велел объявить операцию "перехват". Выключил рацию и вылез из машины.
– Ну, давай, террорист. – Сказал он весело, – Пять минут форы у тебя есть. Счастливо побегать. -
– Бывай. – Штеменко завёл двигатель и выехал со стоянки возле кафе. Уехал недалеко – за угол, потом во двор – и заглушил движок.
– Пересадка. – Скомандовал он.
Юра вылез из машины, и подскочивший крепыш средних лет толкнул на заднее сидение стоявшего рядом джипа с тёмными стёклами. Генерал сел рядом, крепыш уселся за руль, и спустя минуту джип уже мирно катил по московской улице. Штименко снял наручники, и терпеливо спросил: – Ну, и чего вы добились, Юрий Иванович? -
– Я добиваюсь. Двадцати тысяч долларов. А вот вы чего добились?-
– Уже двадцать тысяч? Вижу, возвращаетесь в реальность, Всё равно не получается. А может, вам лучше выйти? Я ведь выпущу. -
– Конечно, я хочу выйти. И с милицией как-нибудь разберусь. -
– И впрямь – пусть гуляет, Максим Сергеич, – предложил крепыш за рулём, – Выкинем у райотдела, а завтра заберём, отрихтованного. -
– Завтра будет уже тридцать тысяч. А то и все сорок, – твёрдо сказал Юра. -
– Ты слышал, Саня? – с гордостью сказал генерал: – Какого героя "контора" потеряла, а? Жаль, нет времени на рихтовку. На двадцать тысяч, Юрий Иванович, я не уполномочен. Десять – это потолок. Мне нет смысла торговаться, деньги не мои, казённые.-
– А мне есть. Двадцать, наличными, вперёд, и я согласен. Умеете уговаривать. -
– Ну и фрукт, – хмыкнул крепыш.
– И спасибо ещё скажите, что дёшево обошёлся. – В реплике неожиданно прорвалась задушенная злость, которая и самого удивила.
– В чём дело то? – удивился крепыш: – Работы на пару дней, риска – вообще ноль, и такие деньги. Чего упираться, не пойму. -
– Я не уполномочен на такие суммы, – повторил генерал: – Вот, ваши десять. Берите, – он вытащил пачку стодолларовых купюр из нагрудного кармана пиджака, и бросил её на колени.
– Звоните, пробейте, организуйте. Двадцать. Или выкидывайте из машины, – угрюмо ответил он.
– Да в чём дело-то? – крепыш начал злиться.
– Успокойся, майор, – миролюбиво сказал Штименко, – Время действительно дорого. И какого чёрта я экономлю чужие деньги? Сейчас позвоню. У Юрия Ивановича есть основания упираться. Могу даже и спасибо сказать, не гордый -
– Пусть сначала объяснит – за что такие деньги платить? -
– За вредность. Если Родина опять решила меня грохнуть, то пусть заплатит хотя бы. А то привыкла на халяву людей давить.-
– Ты что, дебил? – поразился майор.
Генерал принялся набирать номер по сотовому телефону: – Ты рули, рули, не отвлекайся. -
Юра слышал разговор: – Это Штименко, здравия желаю....., да, всё в порядке, хотя появилась небольшая проблема. Его цена – двадцать тысяч долларов, а у меня с собой только десять. Нет-нет, такие условия не устраивают. Ну, хорошо, я попробую. – Он повернул голову: – Юрий Иванович, а награды правительственные, вас как – не вдохновляют? Нет? только деньги, наличные? -
–Да, я скромный. -
В машине до осязаемости сгущалось взаимное раздражение и неприязнь. Юра упирался скорее по инстинкту. Так человек, заблудившийся ночью в зыбком болоте, будет держаться единственной твёрдой кочки, пока не рассветёт – это наиболее реальный шанс остаться в живых. Он всё равно сбежит при первой возможности. С двадцаткой в кармане шансы выжить повысятся, и всё Двадцатка вдвое больше десяти, и ему ли, торгашу, не знать, на сколько реально повышать цену.
Вопросы оплаты заняли достаточно много времени. Майору даже пришлось остановить машину, пока Штименко вёл переговоры с неизвестным финансистом.
От нечего делать майор надумал представиться, назвавшись Александром Шелестом, майором ФСБ. Юра ему не поверил, по привычке, о чём и сказал весьма неприветливо. В отместку майор начал высказывать своё мнение о его крайне низких моральных качествах: а именно – отсутствие патриотизма, патологическая жадность, трусость, подозрительность и упрямство, а под конец обозвал его даже "бабой". На это затоптанный морально Юрка, чтобы скрасить явную злость, отвечал с наигранным удивлением, но полученный сплав окрасился в яркие тона издёвки. Его очень интересовало – кто такой вообще этот майор, и с какого бодуна к нему привязался? Юрий Громов – свободный гражданин, его права вроде бы конституция защищает, а также родная милиция должна бы. И нигде в конституции не указано, что к нему домой могут ворваться какие-то придурки, стукнуть мордой об стол, заковать руки в железо, посадить в машину, и – едем родине помогать! причём бесплатно!
Вы кто такие, а? ГРУ? ФСБ? АБВГ? Какая ему разница в названии занюханных контор? За что он свою кровь проливал у Белого Дома в девяносто не помнит каком году?! Это разве похоже на торжество демократии, которая тогда, по слухам, всё-таки победила? Ничуть. А вот если за вежливые денежки просят пособить родине, это каждому понравится. Пусть даже грубовато просят, но что делать, если по другому работать не учили. Или майор против демократии? Он наверняка дрожал тогда от страха под столом в своём кабинете, в девяносто из-за стеклоочистителя не помнит в каком году. Разойдясь, Юрка сообщил, что хотел бы видеть собеседников в гробу и вообще вертящимися на коленвале.
Майор усомнился, что он проливал у Белого Дома свою кровь. Скорее, стеклоочиститель. А за желание увидеть своё верчение на коленвале обещал как-нибудь и впрямь потыкать жадного недоделанного буржуина мордой об стол. Но сваре разгореться по настоящему мешали отнюдь не приветливые взгляды Штеменко, и вскоре перепалка заглохла сама собой.
Порой для дела продуктивнее давить начальство, а не подчинённых, что генерал и делал по телефону – и это, в конце концов, принесло результат. Недостающие деньги обещали, и машина тронулась с места. Уже на выезде из Москвы их догнали неприметные "Жигули", из которых передали ещё одну пачку стодолларовых банкнот.