Текст книги "Сокровища России"

Автор книги: Сергей Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 5. Наезд на музей.

Директор Российского музея господин Пузырев Иван Иванович оказался щекастым, полноватым человеком лет тридцати пяти. Выглядел он моложе, из-за румянца, но очки возвращали украденные румянцем года. Эдик доброжелательно глядел ему в синие бесстыжие глаза, стараясь думать только хорошее. Не выходило, уж очень глаза синие… как лед. Эдик перевел взгляд на белобрысые остатки волос на круглой голове директора. Вроде еще прическа. А вроде уже лысина, замаскированная прической.

– Итак, чем могу служить? – сухо спросил белобрысый прохиндей. Письменный стол, за которым он восседал, подавлял размером – красного дерева, массивный. – Мне доложили, что Вы от Анатолия Ивановича Горшкова?

– Ну да. В определенном смысле. – Эдик положил ногу на ногу, уселся в кресле поудобнее. Эдик вспомнил тоненькую беленькую секретаршу в приемной директора. Вид неприступный, несмотря на хрупкие размеры. Наверняка оттого, что директор ее трахает. Или наоборот – чтоб не затрахал. Эдик оглядел кабинет еще раз – впечатляет. Картины, иконы, старинное оружие…, не кабинет, а еще один зал музея. Проходимец неплохо устроился.

– Я слушаю, – с нотками нетерпения напомнил о себе директор.

– А, ну да, – спохватился Эдик. – Я отвлекся, извините. Думал, Вы серьезнее.

– В каком смысле?

– Это неважно. Я от Горшкова, да. Только сам Горшков об этом не знает. Мы с ребятами принялись было его доить – в смысле, тырить иконы из его бесценной коллекции и заменять их подделками. И что оказалось…

– Как? – встрепенулся директор, – как Вы сказали?

– Ну да. А что такое? Старый пень все равно не хрена не видит, сами знаете, иначе не рискнули бы втюхивать старому свои подделки вместо реставрации. Кстати, отличное качество – я как специалист говорю. Мои подделки не хуже – проскакивают любо-дорого. Фирма веников не вяжет. – Эдик приветливо заулыбался. Директор снял очки и принялся их протирать. Пальцем. Опустив глаза. Лицо не поменяло выражения, разве что на лбу появилась черточка меж белесыми бровями. Он молчал, и это Эдику понравилось.

– Короче, Иван Иванович. Вы скоммуниздили у деда сорок шесть икон и восемнадцать картин разных авторов, согласно записям Горшкова. Я прикинул, на какую сумму. Заметьте, считал по нашим российским ценам, но когда счет перевалил за второй миллион долларов, я бросил считать. Я реалист, поезд уже ушел, но триста тысяч долларов Вы мне пришлите, будьте добры. В счет возмещения ущерба, пусть и невольного с вашей стороны. Реального ущерба. На продаже только одной иконы из еще не реставрированных вашим музеем я легко сорвал пятьдесят тысяч, а на ваших реставрациях – в сумме три штуки за несколько икон. Триста тысяч – это справедливо, согласитесь. Тем более, я навел справки о вашем финансовом положении. Очень поверхностные, у одного из ваших работников за бутылкой коньяка в пивной. У вас новенький "Порш" за сто двадцать тысяч долларов, у вашей жены – "Рено" за девяносто. Дача на Рублевке – это с полмиллиона, по самым скромным. Квартира из пяти комнат в центре Москвы – тут счет сами знаете. А неделю назад Российский музей – нищий, по словам собутыльника, – вложил двести тысяч долларов в экспедицию какую-то в югах российских. Уверен, это ваши деньги. Я понимаю, вам такая трата зачем-то нужна. Так что еще триста тысяч, уверен, наскребете. Но не эта мелочь главное. Важнее второе, насчет будущего. Раз уж так получилось, предлагаю курочить коллекцию старикашки совместно. Чтобы не случалось подобных накладок. Надеюсь, возражений не будет? Предлагаю в половинной доле, при этом вся реставрация – за ваш счет. Я ясно изложил?

– Ясно то оно ясно…– Директор вновь надел очки, – но я…что-то плохо сейчас соображаю. Мне потребуется время, чтобы…осмыслить…такие…невероятные новости…, так что…, насколько я понимаю, Вы кого-то представляете?

– Родственников этого старого придурка Горшкова. Это и крыша, и прикрытие. Триста тонн нужны, чтобы их утихомирить. Я еле отговорил их, а то собирались раскрыть глаза старому дуралею на Ваши художества. В надежде, что коллекцию он им отдаст. И прослезится от благодарности. А я решил, что дурак всегда поступает по-дурацки. Горшков, чего доброго, надумает, что в Третьяковке люди честнее вас, и завещает свое вторсырье им. Так когда прикажете получить эти три несчастные сотни? Желательно побыстрее, это в ваших интересах. Уверен, что недели вам хватит, если все деньги в разгоне. Займите, в крайнем случае. А пока давайте ускорим, начнем неизбежное сотрудничество. Сейчас у вас в реставрации находится горшковская картина. Ранний Серов "Девочка с котом". Ваша подделка, видимо, уже высыхает, но еще не у Горшкова, значит, подпадает под наше сотрудничество. Поэтому половина прибыли от продажи положена мне. Чтобы не мелочиться и не терять время на споры, оцени "девочку" в червонец. Дешево, сами знаете, но условие – выплата сейчас. Чтобы не мешали эти мелочи нашему будущему. Не хочется терять время на оценки экспертов, они вечно разные, штук сто зарядят, тогда придется отдать полтинник. Не сейчас, позже, но это полтинник. Согласитесь, я веду себя по– христиански. И еще – впредь будете брать у деда вещи вот из этого списочка, – Эдик вытащил из кармана бумагу. – Я наметил кое-какие, по принципу скорости и ценности. Прошу придерживаться. Самодеятельность в этом вопросе исключается. Договорились?

– У меня голова идет кругом, – сказал блондинчик в очках. – Не так сразу – я мало что понимаю. Вы хотите сказать, что в коллекции Горшкова…

– Если Вы девочку хотите из себя разыгрывать, Иван Иванович, воля ваша. – Эдик говорил очень доброжелательно. – Но советую не тратить попусту. Пока Вы не вызовете милицию, или охрану, или, на худой конец, пока не позвоните Горшкову, я вам как Станиславский скажу только одно: Не верю!

– Милиция…при чем тут милиция…– директор поморщился, опустил глаза. – Может до нее и дойдет дело, но сначала я должен выяснить…, я должен разобраться сам…найти виновного…, ваше заявление…о безобразиях, оно нуждается в проверке…

– Не верю, – отрезал Эдик. – На своих реставраторов бочку не катите. Я не новичок, поверьте. Без вашего ведома подделка и подмена попросту невозможна.

– Однако…это я скорее…новичок. – Пальцам директора, видать требовалась работа, и он снова снял очки. – На своей должности я всего лишь два года. Еще многого не знаю. Мне приходится доверять людям. Обратите внимание, вам я тоже верю. Полученный сигнал я…проверю. Приму меры. Ваши финансовые претензии – это не ко мне.

– Не верю, – Эдик обозлясь, решил форсировать события. Он вытащил сотовый телефон, набрал номер.

Директор беспокойно спросил:

– Куда Вы звоните?

– Не волнуйтесь, все будет тип-топ, – заверил Эдик, улыбаясь. – Алло, могу я Горшкова побеспокоить, Анатолия Ивановича?

– Подождите…– директор встрепенулся.

– Да успокойтесь Вы. Анатолий Иванович? Здравствуйте, из Российского музея вас беспокоят. Я его заместитель, он просил передать вам…, простите только что вошел Иван Иванович, передаю трубку. Это насчет картины Серова.

Эдик сунул сотовый телефон в руку Пузырева. И подвинул свой листочек бумаги.

– Анатолий Иванович, здравствуйте…да, новый зам. – Лицо директора словно пригасло. – Я хотел сказать, что реставрация Серова несколько затягивается, извините…– Директор увидел палец Эдика, который настойчиво тыкал в листок бумаги, и лицо его чуть убавило энергии. – И вот еще, Анатолий Иванович, у нас освободились люди, появилась возможность привести в порядок сразу несколько вещей из вашей коллекции…Нет, нет, мне бы хотелось самому отобрать вещи, я заеду к вам…хорошо, сегодня же…да-да…так получилось, что…да, до встречи, Анатолий Иванович.

Пузырев положил сотовый себе в карман, спохватился и передал Эдику. Лоб директора покрылся потом.

– Мне просто дорога репутация Российского музея, – с неприязнью сказал он, – я не могу…так же безответственно рисковать ею. Только поэтому я пошел у вас на поводу. Это не значит, что…простите, как ваше имя – отчество? из головы вылетело…, неудивительно, при ваших новостях.

– Эдуард Максимович Поспелов. Можно просто Эдик. Или Эд. Мы же свои.

– Эдуард Максимович, повторяю, что я…– начал было свою песню директор, но Эдик перебил:

– Ну, хорошо, я понял: Вы – гордость культуры, эталон честности, и все такое. Я только рад сотрудничать с таким человеком. Вопрос в другом – где мои деньги? Пять тысяч долларов. Я должен получить их сегодня. – Эдик, взяв сотовый, нацелил палец в кнопки набора.

– Это…это шантаж? – проскрипел директор.

– Перестаньте. Какой шантаж, если Вы честный человек. Вы меня убедили. Это ваши реставраторы виноваты. Но Вы же не захотите выглядеть ослом, которого подчиненные столкнули в яму. Выбираться придется. Значит, сотрудничать. И подменять коллекцию. Потом Вы все свалите на меня. А пока пришлите пять штук. – Эдик застучал по цифрам телефона.

Директор вскочил:

– Да подождите Вы! Я…у меня нет таких денег…, разве только в сейфе посмотреть…

– Я жду.

Директор торопливо отпер сейф в стене, долго шарился там, но через пять минут пятьдесят сотенных долларовых бумажек, пересчитавшись, спрятались в кармане Эдика.

– Только нежелание скандала вынуждает меня, – то и дело повторял Пузырев, – мне дорога репутация Российского музея.

– И еще расписочку накатайте, – сказал Эдик. – Что Вы одолжили у меня триста тонн баксов и обязуетесь вернуть их через неделю.

– Это исключено, – твердо сказал директор. Он начал приходить в себя. – Эдуард Максимович, эти деньги Вы будете требовать с виновного, которого я обязательно найду. Триста тысяч – это огромная сумма. Репутация Российского музея столько не стоит.

Но твердость эта касалась только собственного кармана. Когда Эдик втолковал ему, что вместо расписки лично от директора его устроит какой-нибудь долговой документ от Российского музея, директор стал поддаваться. Эдику пришлось напомнить и о милиции, и о существовании статьи за мошенничество, и о Горшкове, который имеет все необходимые подписи на необходимых документах – лично директорские – для того, чтобы подать в суд и выдрать не меньше двух миллионов. Эдик устал давить, но сумма окупала усталость, и он давил. Кончилось тем, что директор сдался и вызвал секретаршу:

– Людочка, зайди. Ручку, блокнот.

Зашла беленькая секретарша с блокнотом наготове.

– Отпечатайте и принесите на подпись трудовое соглашение следующего содержания…– Директор принялся диктовать. Эдик узнал, что обязуется перевести с французского языка рукопись семнадцатого века "Воспоминание о Руси" француза Пуассона, а Российский музей в лице директора обязуется заплатить переводчику триста тысяч долларов США.

– Не пойдет, – сказал Эдик, когда секретарша ушла печатать. Кто рукопись переводить будет? Не я же?

– Перевод на русский уже существует. Выполнен одним из членов общества дружбы "Россия-Франция". И бескорыстно передан в Российский музей, вместе с рукописью. Есть еще, знаете ли, энтузиасты, чуждые корысти.

– Я ими горжусь, – сказал Эдик. – А ревизоры поверят? Не много ли за перевод?

– Вы рукопись не видели. Чуть не полметра высотой. Парень пять лет работал. Правда, скверно получилось.

– А что Вы хотите от энтузиастов? Вот за триста тысяч вам бы профессионал смастерил высший класс перевода. Если б я не пришел, Вы бы и эти три сотни…среставрировали, да? У вас не должность, а Клондайк. В самом деле, возьмите заместителем, Иван Иваныч.

Директор воспринял это всерьез, его брови поползли вверх:

– Вас?! Такого наглеца? Я в тюрьму не собираюсь. Да у меня и нет заместителя. По штату не положено. Мы – очень бедный музей.

Когда секретарша принесла отпечатанный текст договора, Эдик в этом убедился. Наложив короткую резолюцию "В бухгалтерию. Оплатить", Пузырев затем позвонил в эту самую бухгалтерию и сказал:

– Александра Семеновна, сейчас к вам товарищ подойдет, Поспелов, постарайтесь найти возможность к оплате, передаю ему трубочку…

Ехидно-злорадную усмешку директора Эдик понял через две минуты разговора с главным бухгалтером. Оказывается, на зарплату работникам денег нету который год, на ремонт, и вообще ни на что. Как только появятся деньги на счету – так сразу и оплатим. В порядке очереди. Вы невесть какой по счету.

– Ладно, – сказал Эдик. – Я не вредный. Я могу и подождать.

Он ничуть не огорчился. Конечно, тут Пузырев его провел, как говорится. Но главное – в другом. Теперь никто не помешает Эдику подделывать коллекцию Горшкова. Этими деньгами никто с Российским музеем делиться не собирается. Все под контролем, что и требовалось.

ГЛАВА 6.

Эту «копейку» раньше иногда водил Иван, по доверенности от соседа-пенсионера, за двадцать баксов в день. Теперь Иван приобрел за пять тысяч почти новый, по российским меркам, «Мерседес» серого цвета, а за рулем вишневой «копейки» наводила ужас на прохожих его рыжая жена Татьяна, только что получившая права на вождение, ас-водила, по прозвищу «мама: не надо», каким наградили ее инструкторы автошколы. За руль «мерса» Иван ее не пускал – пусть лучше бьет соседскую «копейку», тем более сосед об этом и мечтает, чтобы пустить залоговые две тысячи на что-нибудь поновее.

"Копейка" уже стояла у подъезда Эдика, когда он вышел на улицу. На встречу с майором ФСБ Гольцовым решено было поехать вместе. Ребятам не терпелось узнать новости, на улице подождут. Этот майор позвонил Эдику вчера, впервые за полгода или больше, предложил встретиться по одному делу, и Эдик сразу сообразил, чьи уши торчат из-за майорской спины. Пузырев должен был навести справки об Эдике, и он навел. В милиции на Эдика навряд ли даже досье есть, а вот ФСБ такое имеет, ввиду долгого сотрудничества Эдика с этой организацией. Грубо говоря, Эдик "стучал" туда, и стучал именно майору Гольцову, своему куратору, или как они там называются. В сфере торговли антиквариатом часто крутятся иностранцы, интересные комитетчикам, и этих иностранцев среди покупателей Эдика хватало. Впрочем, Эдик являлся, так сказать, стукачом идейным, не на крючке у органов, как большинство этой публики. В середине девяностых, когда через Измайловский рынок проходили тысячи икон, рэкитеров тут не было – эта сфера традиционно находилась в сфере интересов комитетчиков, а те, если и выносили конкурентов, только вперед ногами. Эдика же воспитали законопослушным, в определенных границах, конечно, и он не выносил этой уголовной шушеры вроде воров или убийц, тех, кто за старые доски из сельской глубинки с легкостью шел на грабеж или на удар по старой голове владельца этого старья. Попав в кабинет к майору Гольцову по какой-то мелкой причине, Эдик без раздумий согласился помогать в очистке искусства от уголовщины, чем и преуспел, сдав майору Гольцову немало грабителей и даже, как потом оказалось, убийц. Ясно, что и Пузырев должен знаться с ФСБ, должность такая.

Он сел на заднее сиденье машины, и Танька тут же кинула ее вперед, да так резко, что мотор заглох.

– Я сцепление рано отпустила, – объяснила она, получив в ответ настороженное молчание.

Вторичная попытка тронуться с места закончилась плавным на удивление вписанием в поток машин по проспекту.

– Куда ехать? – спросила Танька, едва не врезавшись в чей-то красный багажник.

– Дистанцию держи! – рявкнул Иван.

– Я ее обогнать хочу, – сообщила Танька.

– Обгон запрещен. Знак видела?

– Ну. Как только кончится, сразу обгоню, – упрямо сказала Танька.

– А пока держи дистанцию! – заорали оба. Эдик подумал, что майор Гольцов может его не дождаться сегодня, но тут показался знак, и Танька принялась обгонять красную "Тойоту", за рулем которой сидела средних лет женщина. Обогнала, и мужчины перевели дыхание, когда встречный "Камаз" просвистел мимо.

– Так куда ехать? – бодро спросила Танька.

– Ехать…– пробормотал Эдик. – Ты не отвлекайся. И никого не обгоняй.

– А чего она тащилась, кляча старая.

– Неважно. Ты поняла?

– Я водила, мне видней. Адрес давай.

– У старой клячи иномарка была. И ума хватило…, будь такой же дурой как ты, мы бы сейчас под "Камазом" отдыхали. Который по встречной гнал. Улица Родионова. Знаешь?

– Знаю. Пусть Ванька свой "Мерседес" отдаст. Тогда никуда не вклеимся.

Эдик мысленно поклялся никогда больше не ездить с Танькой. И вообще, надо купить машину.

На Родионова, в конце улицы, имелся дом – пятиэтажник, а в нем – конспиративная квартира, на которую Эдик приходил уже пару раз, для инструктажа вроде фотографий похищенных шедевров. Эдик поднялся на третий этаж, майор уже ждал. Прошли на кухню – в комнате бардак в виде скомканной постели и пустых бутылок. Конспиративную квартиру майор использовал чаще в личных целях.

На столе находилась пара бутылок пива.

– Угощайся, – пригласил майор, садясь за стол. – Ты извини, что сюда выдернул. Пришлось, По дружбе.

– Что случилось? – Эдик открыл пиво себе и майору. Гольцов за эти полгода мало изменился – те же морщинки у глаз навыкате, такой же тощий, словно живет на одну фээсбэшную зарплату.

– Я вообще с тобой встречаться не должен, – сказал майор. – Твое досье у меня забрали. С тобой будет работать мой коллега, полковник Онищенко.

– А мне до лампочки. Плевать я хотел на полковника. Если что подвернется, все равно тебе стукну, – улыбаясь, заявил Эдик.

– Не все так просто, – майор поскучнел.

– Что, он мне деньги платить собирается? – удивился Эдик. Майор смутился. Чуть-чуть, словно тень на лице промелькнула – вот так выглядит у фейсов смущение. До сих пор деньги переходили от Эдика к майору, и никак наоборот. Небольшие, скорее на выпивку, чисто по-дружески, но тем не менее. Вдогонку к тем "наградным", которые майор тоже присваивал, списывая эти оперативные расходы на своего стукача. Что делать, если Эдик зарабатывал куда больше майора.

– Не все так просто, – опять повторил Гольцов. – Я предупредить должен тебя. По дружески. В досье на тебя крючок имеется. Ну, извини, пришлось. Для начальства. Так что…

– Какой еще крючок? – удивился Эдик.

– Ну, ты помнишь банду Лямкина. Я тебя туда наводчиком заделал. Взял показания с двух членов банды. Им все равно, кого виноватить. Объяснил, что мне для дела нужно, передачку организовал – ребята и подписали. Ну, ты и краденое покупал заодно. Я ж не знал, что так обернется. Извини, Эд.

– Не извиняйся. – Эдик махнул рукой. – Это же ерунда. Туфта обычная. Плевать. Так что плевать, полковник твой не дурак, сам сообразит.

– Он не дурак, – согласился Гольцов. – Все он сообразит. Но для тебя это реальный крючок. Будешь фордыбачить, он превратится в реальный срок, какая ни туфта.

Эдик думал недолго.

– Все равно плевать. Это не угроза, а дым. Пусть попробует применить – Пузыреву не поздоровится. За мной горшковская родня, да и сам Горшков, если припахать умеючи в скандал. Мало не покажется. Так что за меня не беспокойся.

– Что за Пузырев?

– Я его плохо знаю. Мелкий жулик. Ты лучше о нем Онищенку расспроси, он лучше знает.

Как же, расскажет он, – майор усмехнулся. – Он больше вопросы задавать приучен.

И какие вопросы он задавал? Обо мне? Чем объяснил свой интерес к моей скромной персоне?

Майор неопределенно пожал плечами, налил в стакан пива. Подумал и честно сказал:

– Не знаю. Видимо, он запросил в электронном архиве твое досье. У этого Онищенко большие полномочия. Какие – никто не знает точно. Но только при малейшем напряге раздается звонок сверху, из кабинета директора ФСБ, и проблема решается. Так что досье ему выдали, это я уверен, а на досье пометка – Д/И, то есть действующий информатор, ну и моя фамилия, само собой. Так полковник вышел на меня. Пригласил в кабинет и давай про тебя расспрашивать. Пришлось говорить, потому что перед этим вызвал меня начальник отдела и попросил оказать Онищенке всяческое содействие, вплоть до отмены режима секретности и наплевательства на все правила работы с агентурой. Вот так у нас в ФСБ ценят агентуру, Эдик. – Майор горько усмехнулся. – Бардак. Но ты не волнуйся особо. У него интерес, я бы сказал, явно не репрессивный. Его очень интересовала твоя работа по подделкам. Или копиям. Или новоделам, как вы их называете. Ты же спец.

Эдик кивнул, думая о своем. Так оно и было. Едва поняв, что новоделы ценятся чуть ниже настоящих икон, в свое время Эдик тут же переключился с простой перепродажи к реставрации – частичной, а потом и на полное изготовление иконы. Дело нехитрое, было бы желание и трудолюбие. Но зачем это полковнику? Точнее…Пузыреву? Хочет спихнуть всю ответственность за подделку горшковской коллекции на Эдика? Это невозможно.

– Короче говоря, – продолжал майор, выпив свое пиво. – Онищенко забрал тебя под свое крылышко и приказал мне забыть. Ну, и организовать вашу встречу, плюс самые лучшие для него рекомендации. Вот они – держи ухо востро, прохиндей еще тот.

Поразмыслив, Эдик понял, что смысл в интересе полковника может быть единственный – Пузырев решил-таки курочить коллекцию вместе, решил, что Эдику и впрямь можно доверять, но подделку спихнет на Эдика. Фигу ему, пусть сам работает.

– В наше время прохиндей – это и есть лучшая рекомендация, – сказал Эдик. – Я скажу тебе, отчего ты грустишь. Причем искренне. Ты чувствуешь, что у тебя из-под носа вместе со мной увели хорошие бабки, и ты не ошибаешься. Жаль, что Пузырев обратился за помощью не к уголовникам – а то мы бы с тобой вообще этого директора до нитки раздели. Я на него по делу наехал. Все в рамках закона, если реально смотреть на вещи. Он умней оказался, решил поделиться, и тебе обломилось. Ничего, Костя, не грусти, я тебе по дружбе всегда чего-нибудь отломлю, дай только срок. Где встреча?

– Деньги – это неплохо, но…– майор развел руками, – от тебя нужно другое.

– Что?

– По-прежнему. Информация. Про Онищенко. Я не от себя говорю. Это меня начальник отдела озадачил. Видишь, до чего бардак в конторе дошел? Правая рука хочет подсмотреть за левой, а спросить боится. Короче, желательно знать, чем этот Онищенко у нас занимается. В действительности.

Само собой. Я верю людям. Всегда продам все его злодейские планы. Где встреча?

– Я серьезно. Звони, не стесняйся, всегда помогу. Договорились?

– Ты что, меня плохо знаешь? – обозлился Эдик. – Плевать мне на все ваши секретности, и потому я все тебе выложу. И не только тебе, а вообще первому встречному, потому что ваша контора только ерундой занимается. Сейчас серьезное – это бабки, а вы, дураки, за какими-то…а кстати, за кем вы сейчас гоняетесь? Ах да, за террористами. Но только за нищими, потому что сейчас все через бабки делается. У кого они есть, он в столице хоть метро взорвет, хоть Кремль, а вы последними узнаете. Костя, бросал бы ты этой фигней секретной заниматься, шел бы бабки делать. Где встреча?

Значит, мы договорились. А встретиться он хочет…, если не против, он в гости к тебе зайдет. Сегодня устроит?

Жучков, поди, понатыкать хочет, – решил Эдик. – Я не возражаю. Пусть к шести подходит, поговорим.