Текст книги "Сокровища России"

Автор книги: Сергей Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 7. Предложение полковника.

Полковник Онищенко пришел ровно в шесть. Его круглое лицо лоснилось приветливостью и дружелюбием. Мощные плечи борца или штангиста, рукопожатие, похожее на захват. Против воли он вызвал у Эдика симпатию. Этот человек знает свою силу и знает, что ее необходимо обклеивать улыбками. В эту первую встречу он очень много улыбался. Как будто Эдик его родной брат, который пропадал невесть сколько лет и вот нашелся. Любопытно же брательнику, где его брательник пропадал столько лет и что делал – так можно было подумать со стороны, если б при встрече присутствовал кто посторонний, кому взбрело бы в голову присутствовать здесь, в этой пустой квартире из пяти комнат, с голыми стенами, где из мебели сиротились только стул и табуретка. Полковник удовольствовался неопределенным ответом Эдика: «Были бы кости, мясо нарастет» и сел на предложенную табуретку у подоконника, на который и пришлось выставлять принесенный коньяк, сухое вино и всякие закуски – он словно знал, что и холодильника у Эдика не было и еды, даже для тараканов. Тараканов, кстати, тоже не было. Имелся зато матрас и одеяло в самой светлой комнате, ну, и рабочий стол, заставленный кистями, красками и иконами. Эдик мог бы объяснить, что деньги есть, но он не знает, что покупать, так ему всего этого с избытком хватает, так его воспитали родители. И еще не знает, что надо покупать в первую очередь, ибо она еще не наступила. То ли жене понадобится, то ли еще кому, то ли себе самому. Эдик по опыту знал, что такие объяснения, вроде простые, бывают бесконечно долгими, и потому просто врал, что денег нет, и вообще он очень жадный, и сколько не зарабатывает, все мало. И расписку на триста тысяч Пузыреву нипочем не отдаст, просто руки не разжимаются. Удивительно, но полковнику это понравилось. И сам Эдик, и вообще его отношение к жизни, хотя многие называли Эдика наглецом. Впрочем, именно наглости, как потом понял Эд, и не хватало – ни полковнику, ни Пузыреву. По сути, сам того не понимая, полковник и пришел за ней, за этой наглостью – и он ее получил. Настолько, что через край – как потом оказалось. А пока полковник просто спрашивал, просто получал в ответ вранье, и просто размышлял. Насчет разногласий с Пузыревым мимоходом заметил, что это его не касается. Конечно, Пузырев попросил помочь разобраться с претензиями Эдика, это и полковник бы мог разобраться, как того Пузырев хочет – то есть по-другому, нежели сейчас разбирается. Будь Эдик какой уголовник…, ну, тут понятно. Никакие бы горшковские родичи не помогли Эдику отбиться от этих собак, что навешал бы на него полковник ФСБ. Он умеет, учили. Но Эдик наехал по делу, причем именно тому самому, каким и занимается полковник. И тут разбор может быть один – сотрудничество.

О нем полковник заговорил вплотную и только во время второй встречи, на следующий день. Сначала в дверь вошли двое грузчиков, и между ними – письменный стол, и только потом появился Онищенко.

– Это в подарок, – пояснил он, пожимая руку Эдику. – А то как-то не по себе.

Только усадив Эдика напротив себя – через стол – на табурет, полковник заулыбался, как и вчера.

– Короче, Эдик,– сказал он, наливая в рюмки коньяк, – я согласовал вопрос с Пузыревым. Ты набивался ему в замы. Так вот, он согласен.

– Да? – Эдик вовремя закрыл рот, и слова о шутке так и остались внутри. – Конечно, конечно, но только при моих условиях.

– Это каких?

– Всего, побольше, и желательно сразу. А что от меня-то требуется?

– Сейчас скажу. – Полковник отодвинул налитые рюмки. – Начну издали, так оно проблему видней. Наш российский бизнес нуждается в защите государства, особенно и в первую очередь – в сфере международной конкуренции. У этих западных, у них давно все вместе – и бизнес, и политика, и разведка, и прочее. Спелись и спаялись тыщу лет назад. У нас все по отдельности. Бизнес бьется сам по себе, а мы, ФСБ, само по себе. Это неправильно, и наши политики начали это понимать. Вот тебе пример из недавней практики. На совещании прозвучал, вроде несекретно, только я тебе без конкретных имен, не обижайся, привычка. Наш агент в Японии, крупный бизнесмен и политик, он целый год докладывал и запрашивал, что ему делать, а наши ослы в руководстве все хлопали ослиными ушами. В компанию по разработке новейших роботов, акциями которой этот агент владеет, в течение этого года так и лезли промышленные шпионы. Они всегда лезут, но эдак осторожно, вежливо, а тут – ну, как с цепи сорвались. Тупые и наглые, как танки, тыкали пачками денег в рожи чуть не всех сотрудников, за секреты технологии, одному голову проломили, двух японок изнасиловали, на компьютеры – атака за атакой от хакеров, даже попытались выкрасть вице-президента компании. Словом, целая война, и на этой войне нападавшие, естественно, несли потери – в смысле пленных. Исполнители, естественно, японцы, но вот деньги им отстегивал за эту бяку один гражданин России, который, естественно, смылся вовремя. Он всем своим наемникам тыкал в рот удостоверение российского дипломата и красные ФСБ-шные корочки. Специально, гад. Наш агент все японские секреты, за которыми охотился этот российский идиот, эти секреты он давно нам передал, в ФСБ, и теперь удивлялся – неужели не дошли? Ну, мы выяснили, что за господинчик буйствовал в Японии. Оказалось, один из владельцев небольшой такой компьютерной компании, которая специализировалась на программах для роботов. Оказалось, он и к нам, в ФСБ, обращался, и тоже с пачками денег, но его послали. Что в результате? Крупнейший американский заказ получила эта самая японская фирма, хотя первоначально вела переговоры с нашей компанией. Наш агент в Японии, как дурак, все передает в тупой ФСБ драгоценные секреты, на которых наше начальство так и сидит своими жирными задницами. Лопнула наша компьютерная компания, весьма перспективная, и только один плюс в этой истории имеется – японцы все дерьмо так и вывалили на ФСБ, там в прессе жуткий скандал разгорелся, так что начальнички, наконец, призадумались. Что сотрудничать с бизнесом, что не сотрудничать – все равно ФСБ во всем виновато. Так уж лучше сотрудничать. Тут хоть денежка перепадет. Так вот, я и занимаюсь одним таким делом в нефтяной отрасли. Помогаю решить проблемы одной крупной нефтяной компании, неофициально, однако с полного благословления и полной поддержке с самого верха, от директора ФСБ. Суть проблемы такова… -

Полковник ладонью как бы протер край стола. – Вот это море, представь. Под ладонью. На юге. Неважно какое – Черное, Каспийское или Азовское. Сам выбери. Слева – наше государство, справа – неважно какое, рано тебе пока знать. Может, Грузия. Или Армения. Или Азербайджан. Граница имеется между государствами, прямо из моря выходит. Но какая? Условная, скорее, спорная, потому что раньше ее тут и вовсе не имелось. Раньше Советский Союз затер все границы, а еще раньше, при царях, это пограничье и вовсе невесть кому принадлежало. А тут нефть, еще при Союзе обнаружена. Не на суше, а в море, на шельфе, очень перспективное месторождение. Стоит передвинуть границу на тридцать километров влево или вправо, и разрабатывать это месторождение будет или наш сосед, или мы. Поэтому до сих пор, уже лет десять, идет такая тихая дипломатия, но уточнить границу окончательно никто не желает. Конечно, можно качать нефть совместно, однако одному – куда лучше, и никто не уступает. Если б на берегу там хоть какой поселок был, давно бы воду замутили с местным населением, которое бы начало качать права, но там нет никого. Одни курганы в степи. Могильники древние.

Поскольку силовые варианты – а мы сильней – в наше время уже не прокатывают, остается, собрав аргументы, обратиться в международный третейский суд – пусть он определит спорную границу. Никто не обращается потому, что аргументы у обоих – спорные.

Пока что воюют взятками. Наш нефтяной концерн заявку на разработку давно подал, как и ихний, и давил чиновников наших деньгами, и дожимал вроде чертовых политиков, но тут к нашим соседям на помощь подоспел американский нефтяной магнат, и ихние взятки стали перевешивать. Наши чиновники, ты ж их знаешь, всю страну готовы продать за зеленую денежку. Короче говоря, если в течение трех-пяти лет мы не подадим в третейский суд в Гааге, то границу утвердят окончательно, причем не в нашу пользу. Для этого нам нужен весомый, бесспорный аргумент того, что нужная территория всегда принадлежала России. Где его найти? Только в прошлом. Не помню, кто сказал, но сказал очень верно – тот, кто владеет прошлым, владеет и будущим. Так вот, чтобы в будущем это месторождение принадлежало нам, мы должны доказать, что тут всегда раньше жили русские.

Владелец нашей нефтяной компании и обратился за помощью в нашу организацию. Он мужик богатый, олигарх этот, и мог бы и сам справиться, но тут самое главное – полнейшая секретность, и ему нипочем не справиться по-тихому. Короче, он финансирует всю операцию, а проводим ее мы, ФСБ. Точнее, один я. Задача – организовать в том районе археологическое открытие, желательно даже несколько, а уж шумиху вокруг раскопок и найденных результатов наш олигарх обеспечит. Так вот, сейчас Пузырев скупает через свой музей всю эту археологию – ну, браслеты, фигурки, прочие украшения, которые находят на мертвецах в тех могильниках. Есть мысль подкорректировать их надписями по-старославянски, или еще чем, чтобы на Россию указывали, закопать в тамошних курганах, а потом уже науськать нашего археолога, желательно с мировым именем…, ну, ты идею понял?

– Как не понять. Отличная идея. – Эдик задумался. – Идея просто супер. Но на практике, боюсь…, не все так гладко будет. Опыта в таких делах, как я понял, у вас нет?

– Откуда? Дело совершенно незнакомое. Сложностей хватает.

– От меня-то что требуется? – повторил вопрос Эдик.

– Взять на себя всю практическую часть по этим чертовым подделкам. Что и как закапывать – это твое. И чтоб потом не подкопались, когда выкопают – тоже ты отвечаешь. Вся организационная сторона – это ко мне. Говори – что нужно, когда, где и сколько – я обеспечу.

– Насчет сколько – можно уточнить пределы?

– Сколько надо, столько и будет. Наш олигарх за это месторождение столько выложить готов, что тебе столько не съесть. Насчет финансирования не беспокойся. А Пузырев… – полковник скривил губы, – он скорее отговорки ищет, а не решения проблем. Да деньги клянчит. Нанял пока что скупщиков, экспертов, а что делать – он у меня спрашивает, представляешь? Как будто я знаю. Короче, помоги ему. Ты сможешь, я же чувствую. Пузырев, он же из номенклатурщиков. Чиновник. Шагу не сделает, если задница не прикрыта. Ты же – жук, вполне сам по себе. Прохиндей еще тот. И нашим, и вашим, и до сих пор живой и здоровый.

– Ваше предложение мне нравится, – сказал Эдик, думая о своем. – Значит, за удачные раскопки – тоже я отвечаю?

– Передо мной. Чтоб комар носа, понял? В результатах сомневаться будут очень многие заинтересованные лица, и потому…

– Тогда это не только от моей работы зависит, – перебил Эдик. – Еще во многом от того типа, который будет раскапывать, так?

– Тут ты прав, – признался Онищенко, – но подходящую кандидатуру я подберу, не сомневайся. Такого, который рискнет и карьерой, и профессиональной репутацией, но будет с пеной у рта доказывать, что все твои изделия подлинные. Тут в чем трудность – ученый должен авторитет иметь, и мировой, чтоб ему верили…

– Вот-вот, – опять перебил Эдик, – чтобы верили. У меня уже есть такой, которому я верю. Андрюха Ростовцев, кандидат исторических наук и мой друг. Мирового имени пока нет, но это дело наживное. До первых раскопок. Они начнутся через месяц, так что мы уже опаздываем. Обеспечьте мне еще месяц, для гарантии. Лучше закройте этот район от посторонних, чтобы я смог спокойно поработать. Это в Сибири, Усть-Олонецкий монастырь, точнее, развалины…

– Постой-постой! – вскинулся полковник. – Не так быстро. Кто такой этот…

– Какая вам разница? – удивился Эдик. – Главное, на нем можно отработать технологию захоронения. Шума он поднимать не будет в любом случае. К тому же я узнаю лично от него его впечатления и мнения, очень искренние и правдивые. А то, что он раскопает, и создаст ему авторитет и имя в научных кругах.

– Ты не с того конца начинаешь, – буркнул полковник.

– Надо со всех сразу. Кстати, у него денег на экспедицию нет. И на раскопки. Так что потрясите нашего спонсора тысяч на сто баксов. Лучше на двести. Я завтра же приготовлю вам список прочего, что от вас требуется.

– Дружка пристраиваешь, да? – прищурился полковник. – Так не пойдет.

– А кого еще пристраивать? – искренне изумился Эдик. – Вашего неизвестного? Давайте работайте, и пошустрей, а не то на кой мне тут с вами время терять? К завтрашнему утру я приготовлю… – Эдик запнулся, наткнувшись на непонятный взгляд полковника Онищенко, – ну что я не так сказал?

– Да…все так. – Онищенко внимательно разглядывал Эдика. – Кажется, я в тебе не ошибся.

ГЛАВА 8. Российский музей живописи.

На другой же день Эдик явился в Российский музей. По дороге, правда, явился плохой знак, но Эд решил не обращать на него внимания. В нем виновата, тем более, дура Танька, нашарила в радиоприемнике по дороге в музей какой-то концерт для виолончели с оркестром, Эдика затрясло, он велел выключить, да таким тоном, что Танька удивленно оглянулась, чуть не врезавшись «копейкой» в старый жигуленок. Иван, который следовал за их машиной на «Мерседесе», возмущенно загудел.

Эдику пришлось объяснить своему водителю, чтобы она никогда и нигде не вздумала в компании Эдика включать эти треклятые смычковые инструменты, потому что у него типа аллергия на такие звуки. Даже хуже – страшная головная боль, учащенное сердцебиение, потливость, слабость, страх и ощущение сильной боли во всем теле. Эдик подробно описал свои симптомы, потому что Татьяна во время объяснений вела машину просто образцово-показательно, и попросил никому про это не рассказывать, даже Ивану. Никому не хочется признаваться в своих слабостях. Да и коситься могут. За психа посчитать. Причину такой напасти Эдик понять не может, это к психологу надо, а пока – молчок.

Однако в кабинет Пузырева Эдик Поспелов вошел в самом скверном расположении. Настроение поднялось только после полуторачасовой экскурсии по музею, когда Пузырев знакомил своего заместителя со своим хозяйством и посвящал в тонкости музейного делаю Они заинтересовали Эдика только в одном смысле, и вскоре он смотрел на картины взглядом козла, которому доверили беречь и хранить склад с капустой. Пузырев это уловил, и в конце экскурсии в его пояснениях стала появляться некая скупость, даже настороженность, а когда в конце дня он увидел Эдика, который сидел в центральном зале у мольберта и увлеченно копировал картину Моне, он решительно подошел и сказал:

– Позвольте вам напомнить, Эдуард Максимович, что вы, так сказать, фанерный заместитель. Ненастоящий. Занимайтесь делами полковника…, словом, делами нашего общего знакомого, и не тяните свои лапки к моим картинам.

– Вашим?! – изумился Эдик. – Вы что, уже все тут подделали? Быть не может.

– Шуточки ваши оставьте при себе, – раздраженно сказал Пузырев. – Если я допустил…гм, некоторые нарушения в отношении коллекции Горшкова, это не значит, что я такой же…

Пузырев запнулся, явно в подборе эпитетов, и Эдик решил подсказать:

– Наглец, мерзавец, негодяй. Но вы ошибаетесь, Иван Иваныч. Я же просто рисую. Вот и все.

– Нет, вы не просто рисуете, уперся директор.

– Ну да, – согласился Эдик. – Я рисую с задней мыслишкой. Я вам ее не скажу, раз вы ее уже придумали. Но мысли к делу не пришьешь. Я просто рисую Моне. Разве нельзя?

Пузырев промолчал, разглядывая то картину Моне, висящую на стене, то на холст перед Эдиком. Получалось очень похоже. Директор, потоптавшись, прокашлял горло и предупредил:

– На обратной стороне картины имеется инвентарный номер.

– Спасибо, я учту, – ответил Эдик.

Еще потоптавшись, Пузырев решил пойти, наконец, по своим делам. Углядев в его спине что-то неуловимо лживое, Эдик положил кисти и поспешил догнать своего начальника.

– Иван Иваныч, а вам не приходило в голову, на кой черт начальство решило создать ваш музей? Я имею в виду настоящую причину?

– Настоящую? – недоуменно спросил Пузырев.

– Ну да. Я говорю не об Указе первого президента России о создании вашего, именно Российского музея. Это ж не причина, а обычная его болтология, которая не воплощалась в реальность. Ну кто бы из чиновников-исполнителей всерьез отнесся к его словам, что де Россию-матушку заедают всякие республики и культуру ее заели до того, что нет ни одного Российского музея? Глупость его очередная, очередной мертвый Указушка, и любой чин знает, как его не исполнять, делая вид, что исполняет. Тем не менее этот Указ выполнен – вам выделено из фондов города отличное здание, да и средства в свое время, наверное, нашлись без задержек?

– К чему Вы клоните, Эдуард Максимович? – Директор прищурил глаз.

– К тому, что надо верить людям. Чиновники в Министерстве Культуры – они что, не люди? Тогда вовсю шла приватизация, и начальство делило собственность, согласно рангу и занимаемым постам. В Министерстве Культуры тоже чего-то поделили, я не знаю – чего точно, но по мелочи. Как всяким нормальным людям, им хотелось все и сразу, потому и создали ваш музей, я в этом уверен. Была мыслишка о приватизации музея, наверняка была. Напихали бы сюда картин из запасников всех музеев, да и пробили бы Указ о частичной приватизации музея. А потом – продали бы, и денежки, согласно рангам и постам, как и в прочих отраслях. Но тут пришел новый президент, и дело сорвалось. При нынешнем-то делят не так откровенно и по топорному, а картины – общенародное достояние. Хороший замысел сразу встал, и это неправильно…

– И все-таки, к чему Вы клоните?

– Да к тому, что надо верить людям. Чего вы боитесь? Почему не верите чиновникам из Минкульта? Почему считаете их хуже и тупее, чем мы с вами? Я им верю. Они нас поддержат, потому что такие же, как и мы с вами, мечтают продать этот музей.

– Я фофсе не мечтаю! – от волнения или возмущения в произношении Пузырева сверкнул детский акцент. – Зачем вы мне это говорите?

– Чтоб вы перестали считать меня картонным заместителем, Иван Иваныч, – серьезно сказал Эдик. – Не мечтаете – и хорошо, я буду вами гордиться. Но я нахожусь здесь именно из-за музея, а не из-за фантазий полковника Онищенко. Он хочет использовать музей как прикрытие для своих делишек, так почему бы нам не использовать его делишки для прикрытия музея? Я -ваш настоящий заместитель. Согласны?

– Ну…предположим, – осторожно сказал Пузырев. – И что вы предлагаете?

– Как что? Спасать картины и сохранять их. Для этого мне нужна ваша помощь, как директора. Что я один, с кисточкой, наспасаю? Нам нужен настоящий реставрационный центр. Для начала выделите для него помещения, а я поищу реставраторов подходящей квалификации.

– Помещений…– Пузырев говорил все еще неуверенно, – помещений, положим…у нас хватает…, но средств на…

– Средства я возьму у полковника, – перебил Эдик. – Я знаю, чем это обосновать. Чтобы подделать эти финтифлюшки, надо научиться подделывать вообще, изучить этот вопрос. Углубленно. Так как? Будем спасать картины?

– Ну…, спасайте, – решился Пузырев. – Реставрация – дело нужное…У нас в запасниках…есть картины, которые требуют реставрации. Если Вы так ставите вопрос, я возражать не намерен. – И Пузырев, помешкав, все-таки пожал протянутую Эдиком руку, и тут же едва не пожалел об этом, ибо Эдик так ее и не отпустил, пока не вырвал согласия директора на выдачу ему для работы уже начатого Моне, который явно требует реставрации. А потом – и Шагала заодно, из витебской серии.

Директор, как чувствовал Эдик, еще сопротивлялся. Вырвать согласие – и отдать картины, это разные вещи, а Шагала Пузырев отдавать не спешил, откладывая на потом. Шагала подделать легче, он почти наш современник, да и состав красок наш, российский, и Эдик, чтоб директор "дозрел", принялся долбить крепость в двух местах, надеясь, что она падет. Так, были написаны заявления на прием в Российский музей его друзей – Ивана – водителем и Таньки – пока что уборщицей, а затем Эдик убедил Пузырева позвонить Андрею Ростовцеву сегодня же, да что откладывать? прямо сейчас! Услышав о возможном спонсоре, он все тут же бросит, всех студентов своих, и прискачет, и Онищенко будет доволен такой оперативностью и сам быстрей зашевелится, чтобы деньги выбить из спонсора…, ну, и Шагала, пока ждем, давайте заодно посмотрим…

Этот натиск принес успех – директор опомнился только когда Эдик, упаковывая в хранилище картину Шагала, стал поглядывать и на две очень древние, ценные, но побитые иконы. Опомнился – и заслонил их от жадных взглядов подлого заместителя своим телом, и наглец только облизнулся.

Но – странное дело! – все мучения директора мигом кончились, сменившись диким приливом уверенности и даже наглости, когда Эдик буднично затолкал бесценного Шагала и бесценного Моне в багажник побитой "копейки", за рулем которой презрительно лыбилась рыжая новая уборщица. Эдик уехал, а заряд наглости, что остался после него, погнал директора Пузырева в несколько неожиданном направлении.

Директор Пузырев ощутил такую уверенность в себе, что решил трахнуть, наконец, свою секретаршу Людочку. Эдик слишком уж верил людям, и потому ошибся в своей оценке их отношений – так далеко те не зашли. Людочка работала всего пару месяцев, а у Пузырева имелась красавица жена и двое детей. Как водится у мужиков его возраста, жена уже не вдохновляла на подвиги, и потому блонидинка-секретарша так и просилась в штампованный сюжет отношений между начальником и секретаршей. У Людочки имелся жених, нехилый парень, и робким атакам директора мешал страх…, который и увез в своем багажнике, как оказалось, наглый Эд, вместе с картинами.

Директор даже дверь в свой кабинет не запер. Идя на штурм, он загадал: "Если успею до прихода Ростовцева, то…Эдик прав". Руку со своего бедра Людочка привычно шлепнула, но рука против обыкновения не убралась – напротив, принялась исследовать ягодичные рельефы.

– Что такое?! – возмутилась было Людочка, поворачиваясь храбро лицом к супостату, но Пузырев залепил ее говорилку хозяйским долгим поцелуем. Конечно, жених…, потом – жена и дети, наконец, и разница в возрасте, лет в пятнадцать…, но все это куда-то исчезает, если всерьез разъяриться. После затухающих упреков и телодвижений Людочка сдалась, и пришла очередь выдавать упреки дубовому столу скрипучим своим голосом, а также терпеть посторонние тяжести и толчки – упреки и советы, которых никто не понял – купить для подобной работы спецстанок вроде дивана, а то нашел тут слесаря-универсала, сломаюсь от такой новой нагрузки…

Загаданное сбылось. Пришедший Андрей отметил только краем сознания, стараясь усмирить дыхалку, что секретарша похожа на истоптанную, встрепанную курицу, и только. Что Пузырев походил на довольного петуха, Ростовцев уже заметить не мог – перед ним сидел возможный спонсор, а в определение спонсора входят только возвышенные эпитеты. Андрей Ростовцев, сухощавый, энергичный, чем-то похожий на атакующего хищника, вытащил из кейса пухлую папку, каковую и обрушил, фигурально говоря, на беднягу Пузырева. Он засыпал директора фактами, обстрелял цитатами и выдержками из исторических документов, накопанных в архивах, и заколотил призывами о помощи исторической науке. Все это – совершенно зря – так мог бы какой-нибудь ОМОН долбить и таранить входную дверь, пока хозяину не надоест шум, и он не распахнет свою незапертую дверь навстречу похвально упорному ОМОНу. Пузырев вытерпел этот час только под наркозом воспоминаний о трепещущем теле Людочки, мысленно пристраивая ее в разных позах на разных предметах и в разных углах кабинета – недавняя, наспех победа его мало удовлетворила. Однако "второй забег" требовал-таки отдыха и накопления сил, поэтому Пузырев вытерпел папку до последней цитаты. В правильности выбора Эдика директор уверовал с первых же шагов Ростовцева от двери – встретив взгляд темных и блестящих глаз. Пузыреву захотелось убраться с дороги.

– Интересный проект, – сказал, наконец, Пузырев. – Я рад, что мой заместитель порекомендовал именно вас, как объект спонсорской помощи. Однако, окончательное решение должна принять экспертная комиссия нашего музея. Оставьте вашу папочку на его рассмотрение, и в течение недели ее обязательно изучат и примут решение. Уверен, что ваша тема вне всякой конкуренции. Поиск корней российской культуры – что может быть важнее для нас! Я позвоню в течение недели, устраивает?

Конечно, Андрея это устраивало. Он ушел окрыленный, что называется, апостол духа, рыцарь науки в белоснежных одеждах, так и не заметив толпы голых секретарш в соблазнительных позах, которых Пузырев видел столь явственно, что прихватывало дыхание.