Текст книги "Газ (СИ)"

Автор книги: Сергей Печев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Бросаю взгляд на окно. Сквозь металлические жалюзи, вижу, как тучи скрывают Солнце, как люди куда-то спешат.

Бег бесполезен в объеме циферблата. В основном, люди стараются успеть туда, где они несчастливы, не рады. Здесь играет принцип механической жизни. Тысячи судеб под восхитительным дождем. Человечеству дали шанс стать разумными, но они тратят жизни в душных офисах.

Страшно.

Здесь пугает момент того, что подобная жизнь необходима для существования.

Меня немного трусит.

Я перевожу взгляд на экран и не понимаю, сколько времени смотрел в окно. В Манчестере Солнце почти закатилось, отбрасывая алый оттенок на яркий газон. Я далеко от Манчестера. Это стоит признать.

Молодая девушка подходит к столику передо мной. Парень с бородой разлил пиво на эмоциях, и теперь желтые пузырьки впитываются в лакированный стол. Озеро алкоголя ползет по черному покрытию, готовое рухнуть на липкий пол. Миниатюрный водопад в пределах тяжелого слоеного воздуха.

Мне так хочется сейчас оказаться на скалистом берегу. Я желаю слушать, как шумит река – она тянется, подобно резине, и бросается в бесконечный океан с высоты девятиэтажного дома. Мои руки обжигают теплые камни, оставляя странные стигматы, обрекая мою судьбу на совершенство избранного мыслителя. Над головой пролетают птицы. Они кричат о жизни, поют о смерти, а потом долго смеются. Я слышу, как в воде плескаются рыбы, их чешуя искрится на высоком Солнце.

Я вновь вырываюсь с фантазии.

Наблюдая за тем, как девушка склоняется над столиком, находясь ко мне спиной, и ее короткая юбка обтягивает попу. Кажется, она сейчас разойдется по шву. Я не отрываю взгляд от ее бедер.

Возбуждение вновь проскальзывает в моем теле.

– Ой – произносит человек в белой кепке, и его бокал падает на стол, бросая капли в разные стороны. Они попадают на майку девушки.

– Извини – произносит второй парень, стараясь коснуться рукой ее груди.

Девушка встает. Она разворачивается ко мне, и на ее устах вновь появляется улыбка.

Я вижу, как капли пива ползут по ее нежной коже, пачкая майку, которая начинает просвечиваться прямо на сосках, напоминая мне о желании.

На щеках девушки замечаю стеснение. Она резко разворачивается и направляется к стойке. Я теряю ее из ореола глаз, и желанный образ расплывается в ярком свете ламп.

– Хороша, девочка – произносит бородатый человек, сжимая кулаки.

Я вновь представляю горную реку. Лежа на спине, я устремляюсь взглядом в небеса. Среди мягких ситцевых облаков стараюсь рассмотреть послания «богов». По голубому фону плывут зефирные фигуры. Они соединяются в рисунки, в изображения животных, в голоса ласковых птиц.

Почему люди падают вниз?

Я так хочу коснуться неба. Желание кутаться в пушистых облаках захватывает мое сердце. Наверное, стоит умереть, чтобы босыми ногами чувствовать мягкость божественных дорог.

Почему люди падают вниз?

Два пронзительных сигнала вырывают меня из фантазии. Я смотрю на телеэкран и вижу окончание первого тайма. Два – ноль.

Молодая пара уходит.

За ними пускаются и парни с переднего столика. Они злые, молодые, готовые рвать за свой любимый клуб.

Два – ноль.

Я остаюсь один.

Мне нравится темнота. Впереди яркие лампы, и я их боюсь. Иногда, мне кажется, что под светом видны мои грехи.

Есть ли они на самом деле? Или это выходы моей фантазии?

Я поднимаюсь.

Около стойки я вижу деревянную дверь с табличкой: «Т». Указатель выделяется белым цветом на коричневом фоне. Вижу, что дверь выполнена из дерева. Кое-где она треснула, но все еще может скрывать за собой информацию и кадры.

Я открываю дверь и захожу в туалет.

Останавливаюсь.

За спиной раздается хлопок.

Молодая девушка стоит перед умывальником, рассматривая себя в круглое грязное зеркало, что весит на стене. Она обрамляет себя в изгиб серебряной фотографии. На поверхности ее отражения я вижу трещины. Зеркало – часть души, либо ее изменение в незначительных пропорциях. Девушка утопает в собственном отражении, застирывая пятна пива на своей белой футболке.

Я вижу ее грудь.

Она элегантна, молода и наивна. Алые соски каменеют от холода, либо от пагубной мысли, что забралась в воображение.

Девушка смотрит на меня и улыбается.

Я стараюсь нащупать пальцами дверную ручку. Мои руки меня не слушаются.

– Не уходи – слышу Макса.

Нам необходимы компромиссы. Мы вынуждены приходить к ним, ради собственного существования, ради шанса обрести жизнь. И, если мой друг считает дозволительным подобное действие, то я доверяю ему и отпускаю от себя реальность. Свидание с Алисой – своего рода, такой же компромисс между нами.

Мы убираем ладонь от двери.

– Извини. Мне надо – говорит Макс и показывает на унитаз.

– Конечно – отвечает она, слегка смущаясь взрослого мужчины.

Я не знаю, сколько мне лет.

Девушка проводит мокрым пальцем по своей груди, касается упругого соска, которые слегка вздрагивает алым цветом. Ее молодая грудь подтянута. Она выглядит очень сочно, что заставляет чувствовать нас возбуждение.

Я ощущаю, как половой орган упирается в черные спортивные штаны.

Глаза девушки опускаются на мой пах. Она проводит влажным язычком по своим пухленьким губам.

Между нами что-то есть.

Девушка вновь отворачивается к зеркалу, стараясь подавить стеснение. Я чувствую, как в штанах становится тесно.

Мы медленно направляемся к унитазу.

Ощущаю наблюдательность ее молодых глаз, которые все еще не успели потускнеть, озаряя туалет неким шармом.

Мы проходим мимо девушки. Она нагибается, демонстрируя мне свою упругую попу. Ее так тесно обтягивает короткая юбка, что, кажется, она зажата, и ткань скоро разойдется по швам. Я не выдерживаю.

Макс хлопает по ее попе, прижимаясь к юбке своим твердым членом.

Я закрываю глаза. Представляю закат в Манчестере, красный город, пьяных фанатов.

С уст девушки срывается легкий стон. Она упирается руками в умывальник, опуская голову. Наши руки задирают ее юбку, под которой прячутся черные трусики. Движение. Они сползают в район коленей.

Представляю зеленый газон, запах стадиона.

Она чувствует, как головка нашего возбужденного члена проникает в ее нежное лоно. Мы стараемся входить нежнее, чтобы она смогла прочувствовать каждый сантиметр. Девушка намокает. Каждое наше движение становится грубее, глубже.

Сквозь тонкие стены я слышу, как начинается второй тайм.

– Где этот парень? – слышу голос и подозреваю, что речь идет обо мне.

– Хочешь научить его манерам?

Смех.

Я чувствую злобу. Но, почему-то, она быстро покидает мой организм. Я замечаю, как наши входы становятся все грубее. Мы уже полностью проникаем в ее лоно. Девушка стонет, стараясь сдерживать в себе сладостные звуки, но они разрывают губы и вырываются на свободу.

Я представляю себя на трибуне.

Наши руки скользят по ее груди. Пальцами чувствуем соски. Ладони сползают ниже. Мы держим ее за талию, приподнимаясь на носочки. Толчки становятся все глубже. Наш член полностью исчезает в ней, покрываясь горячей влагой. Девушка смотрит в зеркало и видит там дешевую проститутку, которую имеют в туалете бара. Такая невинная лапочка в лапах взрослого самца.

Я не знаю, сколько мне лет.

Ее нежное лоно, некогда розоватое и узкое, теперь отдает красным цветом, полностью принимая в себя наш член. Я слышу хлопки наших тел и легкое хлюпанье в ее матке.

Ускоряем темп, сильнее сжимая ее талию.

– Обходит одного. Пас назад – слышны реплики комментатора.

Я представляю себе игру, пока мой друг имеет молоденькую девочку прямо у умывальника в баре, пропитанном слоеным воздухом.

Еще несколько движений, и член соскакивает с ее лоно. Он горячий, обнятый липкой влагой.

Девушка оборачивается к нам.

Она быстро спускается на колени, касаясь ими холодной кафельной плитки.

Пучок каштановых волос расплетается, и они падают на плечи. Наша рука рассекает воздух, а пальцы путаются в шелковом сплетении.

– Длинный перевод – голос комментатора.

Я представляю, как мяч пересекает половину поля.

Ее пухлые губки обхватывают головку члена. По нашему телу бежит удовольствие. Рука сжимает ее волосы, и мы начинаем глубоко входить в ротик, отчего туш на красивых глазах начинает стекать на щеки. Чувствуем, как настигает оргазм.

Злоба уходит.

– Пас! Еще один! Опасно! Гол! – кричит комментатор.

Я представляю, что вижу момент удара. Замираю, чтобы вспыхнуть с многотысячной толпой, подобно отряду спичек.

Мое возбуждение обретает развязку.

Наше тело дрожит.

Секунда.

Я кончаю в ее ротик, продолжая лениво впихивать в него свою плоть. По, уже моему, телу пробегают мурашки.

Комбинация спектра чувств: наши эмоции, мои фантазии, голос комментатора – все это смешивается в своеобразном симбиозе развязки моего возбуждения, созданного из оргазма, где основание действия становится его прямой наградой.

Я опираюсь на холодную стену, натягивая спортивные штаны. Тяжело дышу, стараясь собрать мысли в вакуум, чтобы они задыхались внутри.

Девушка стоит на коленях, убирая пальчиком остатки моего семени с уголков своих пухленьких губ. Она смотрит на меня молодыми глазами, которые, к сожалению, немного тускнеют. Это происходит всегда, когда взрослость врывается пошлостью в нежную юность. Я видел тысячи глаз, что потеряли свой цвет. Вернее, насыщенность оттенка. Среди миллионов можно различить детство, юность, взросление, старость. Это слишком просто.

– Спасибо – произношу я.

Она молчит.

Мне приходится спешной походкой покинуть туалет.

Жарко.

Подхожу к столику и бросаю взгляд на экран. Три – ноль. День удался.

Парень с бородой уже спит, а по волосам бегут мелкие капли слюней. Второй – тот, что в белой кепке – презрительно смотрит в мою сторону. Я чувствую, что он хочет мне сказать несколько мыслей, но отворачиваюсь.

Хватит на сегодня ловушек.

Залпом я выпиваю бокал пива. Пузырьки взрываются в моем горле, прилипая к слизистой оболочке. Рядом с пустым стаканом виднеется счет. Странно, я даже не видел, когда она его принесла. Черная книжечка, сделанная из ненатуральной кожи, содержит в себе белый чек с указанной суммой за пиво и недоеденную рыбу.

Я открываю бумажник и кладу в черный переплет несколько купюр.

Думаю.

Макс добавляет еще двадцатку.

Старалась.

Направляясь к двери бара, я чувствую холодный взгляд парня в белой кепке. Три – ноль. Он должен плакать. Комментатор продолжает рассказывать о предстоящих матчах. Я понимаю, что игра уже сделана. Он рассказывает о календаре. Наконец-то, мне открывается истинное число – пятнадцатое марта.

Какой сейчас год? Плевать.

У самой стойки появляется девушка.

Я не знаю ее имени.

– Приходите еще – она улыбается и подмигивает.

Выглядит так, словно работала ни первые сутки. Девушка тяжело дышит, и ее молоденькая грудь вздымается, а помада на губах размазывается, напоминая клоунский грим.

Молча, выхожу из бара.

Думаю. Ведь, я не знаю ее имени.

На улице меня встречает дождь. Он медленно падает, а я нет. Капли разбиваются о мокрый асфальт, дополняя лужи. Они одинаковы в своем образе, но различны по природе и картине внутри.

Я надвигаю на голову капюшон спортивной кофты. В его темноте тонут мои глаза, подобно маленьким корабликам в бесконечных лужах.

Капли разбиваются, источая гневный вопль. Они так любят кружиться в воздухе, чтобы, однажды, приносить людям грусть и меланхолию, печаль и депрессию. Под звуки минорного пианино, капли танцуют в атмосфере, очаровывая своей индивидуальностью. Мнимой личностью, которая станет лишь дополнением к холодным лужам однотипности.

Капли – люди. Ведь, после жизни мы все обретаем смерть. А в ней есть серость и ксерокопия. Маленькая фабрика по созданию сложных однотипных материалов. Хотя, быть может, грусть дождя приносит счастье.

Я думаю.

Между нами что-то есть.

Делаю шаг и чувствую холодные брызги на своих усталых плечах.

6.

Улица пахнет свободой.

Этот аромат весенней свежести переплетается с запахом дождевых капель, что разбиваются об мокрый асфальт.

Я думаю.

Моя память достает картины прошлого, стараясь собрать их в однотонный экземпляр. Я пытаюсь вспомнить, когда появился Макс, но вереницы прошлого рисуют другие шедевры.

Я вспоминаю жестокость и боль.

Очень медленно пробираясь сквозь тонкие улочки, я замечаю свет фонарей. Они похожи на бисер звездного неба, но так далеки от идеала.

Ток бежит по высоким проводам, подпитывая энергией плафоны, чтобы они светили ярче, но те продолжали тускло нагреваться, дабы вспыхнуть и перегореть, оставить город в кромешной тьме под музыку дождя.

Вспоминаю пустые бутылки, что звенели под ногами родителей.

Я продолжаю свой путь, улавливая тяжелые шаги за спиной. Они раздаются в такт тому, как гаснут фонари. И я уже не понимаю, где реальность, а где фантазия.

Плафоны лопаются над моей головой. Они потухают, убивая мою тень. Хитрые маньяки, что стирают прошлое, замыкая меня в темноте.

Чувствую панический страх, но даже не оборачиваюсь назад. Этот ужас всегда приходит в мою грудь, когда я возвращаюсь домой. Зрачки бегают по сторонам, стараясь найти силуэты, что так пугают мое воображение.

Я забываю, что страх спрятан в моей голове. Человечество знает это, но, как и я, предпочитает забыть. Страх – как прикрытие для корысти и лени.

Моя походка меняется. Нога дергается, словно я – кукла на нитках – пока чьи-то пальцы тянут за сплетения, чтобы менять мою уверенность. Старая добрая фобия одиночества, фобия незащищенности, фобия ничтожности в этой темноте.

Плафоны потухают. И с каждым черным пятном в моей голове происходит разряд памяти. Вспышки из прошлого, где школьная столовая и смех, где осудительные взгляды сверстниц, касательно моей грязной одежды.

Мы нищие. Я беден, но беден лишь материально. Страшнее обнищать духовно. Но, разве это можно объяснить тем, чья жизнь украшена розовой помадой и стильными бутиками? Риторика моих вопросов заставляет закрывать глаза, пока по телу несется ужас, охладивший жизненные процессы организма.

Темнота и вспышка. Я вижу, как они смеются, плюют в мой обед, а в моих фантазиях я выпускаю рой свинцовых пчел в их сердца, чтобы оборвать безупречность пульса.

Ускоряю шаг.

– Стой, парень – слышу знакомый голос и оборачиваюсь.

Краем глаза лишь замечаю парня в белой кепке.

Мы в глухом и темном переулке. Я стараюсь позвать Макса, и он приходит. Парень приближается, на его лице я вижу лишь гнев и опьяненные глаза.

Секунда.

Мы чувствуем звонкий удар в голову. Он пришелся в то место, где соединяются затылок и лобные доли – прямо над моим ухом.

Я вспоминаю.

Прошлое догоняет. Рано или поздно, оно приходит вновь, навещает в период болезни и замкнутости. Прошлое живет до тех пор, пока ты не примешь его в свои объятия, не простишь и не подаришь поцелуй.

Я чувствую соль на своих губах.

Мы опираемся на стену белого здания. Ощущаем холод мраморной плитки. Мороз проникает под одежду, облизывает кожу, по которой пробегают отряды мурашек, спускаясь в пятки.

Вспоминаю одиночество и ненависть. В принципе, эти понятия связаны довольно тесно, чтобы граничить на уровне родства. Перед моими глазами несутся кадры темноты, в которой я слышал лишь крики матери и сильные удары отца. Не помню, кто ложился под них – я, либо мой друг.

Следующий удар приходится в живот, и от него расходится боль. Она наполняет вены, заставляя кровь чернеть, впитывать ярость.

На улице тихо.

Вспоминаю темный подвал и бесконечные сутки в нем. Я стараюсь объяснить отцу, что не оскорблял учителя, что это сделал Макс, но он не понимает меня, продолжая издеваться над детской психикой. Я стучу в тяжелую дверь, но слышу лишь иронический смех.

– Посиди и подумай о своем поведении – улавливаю его голос.

Он так отчетливо звенит в моей голове, будто я совершил прыжок во времени, нарушил цикличный бег стрелок и, каким-то магическим образом, разорвал календарную петлю, возвращаясь в тот миг моих страданий.

Еще удар. Макс сжимает в руке нож, который лежал в кармане. Он всегда берет его с собой, и я не против этого.

Нам необходимы компромиссы.

Я вспоминаю свои слезы в темнице и то, как Макс утешает меня, напевая странную песенку. Даже сейчас, пока мой разум разрывается на две части, я помню ее слова:

Мимо нас пролетает ночь,

Мимо нас пролетает день,

Я хочу лишь тебе помочь,

Но растворяюсь, словно тень.

Стараюсь сдержать слезы, но слышу в темноте чьи-то шаги. Психосоматические иллюзии в размере моей фантазии.

Чувствуем, как крепкие костяшки проносятся вдоль брови, заставляя ее распахнуться. Тонкие капельки крови падают на глаза, застревая в черных ресницах. Наша рука сжимает нож все сильнее.

Щелк.

Лезвие прорезает воздух, словно выпуская ему кишки, чтобы те падали на мокрый асфальт, растворяясь в дожде.

Я вспоминаю, как умирает мать. Ее голубые глаза теряют цвет, чтобы обретать оттенки серости. На ее губах виднеются капли крови. Я плачу над ее телом, пока отец смотрит хоккейный матч по старенькому телевизору, а рядом с ним лежит окровавленный молоток. Он поворачивается ко мне.

– Будет знать, как лезть не в свое дело – по комнате разносится его опьяненный голос.

Под звонкие удары кулаков, ко мне приходит память.

Дом наполняется полицейскими, папа что-то кричит – это слова агонии – пока его руки заламывают за спиной. Толстый офицер уверяет меня, что все будет хорошо, но после следуют бесконечные сутки в детском доме, где моя жизнь превращается в ад. Я вновь вспоминаю школу, только пририсовываю одноклассникам татуировки и дьявольские рога.

Макс рассекает воздух блестящим лезвием, и оно врезается в живот парня в белой кепке.

Удар, за ним еще один.

Я чувствую, как его ладонь ложится на мое плечо, а тело спускается на мокрый асфальт. Успеваю смотреть в его глаза и видеть, как они теряют жизнь. По сухим губам бегут маленькие ручейки крови.

Ненависть переполняет наше сознание. Перед глазами мелькают жалкие лица тех, кто приносил мне лишь боль. Они меняются под музыку дождя, пока нож проникает в тело. Я стараюсь считать удары, но сбиваюсь после пяти.

Я вспоминаю туалет детского дома, как отхаркиваю желчь из своего горла, пока руки дрожат от побоев и холода.

Макс достает нож, отпуская парня на мокрый асфальт. Он падает с хрустом, словно его кости ломаются еще в полете. Моя ладонь трясется, а горячая кровь выжигает на ней стигматы, перебираясь на стальную ручку ножа. На ярком лезвии я вижу сплетения крови, пока мой обидчик начинает хрипеть под звонкую музыку дождя. Капли продолжают стучать по крышам домов, а фонари начинают зажигаться вновь, словно иллюзия рассеивается после розовых таблеток, таких сладких, на завтрак.

Я хочу выбросить холодное оружие, опускаю взгляд и замечаю капли крови на лезвии. Они так нежно ловят гармонию, испытывая симбиоз, будто изначально явились стержнем, каркасом для такой милой детали этого вечера.

– Не бросай нож – кричит Макс и уходит.

Он оставляет меня одного, пока фонари ярко описывают мой силуэт, возвращая тень, забирая прошлое.

Странный обмен. Не правда ли?

Парень в белой кепке старается встать, но вновь падает в красную лужу, а вместо слов из его полуоткрытого рта вырывается пронзительный хрип.

Надо бежать.

Я понимаю это.

Резко срываюсь с места. Вспоминаю, как бежал долгими ночами, пока не падал в бездну коридоров детского дома, в которых куталась темнота, рождалась боль.

Фонари оживают. Они ярко загораются, словно в них поселился Феникс. Желтые пятна на мокром асфальте указывают мне путь. Я наступаю в лужи и чувствую, как ноги намокают. Видимо, пришло время для легкой простуды. Даже сейчас ощущаю, как першит в горле, а жар поднимается до своего предела, чтобы взорвать черепную коробку и позволить фонтану крови бить прямо в небосклон, пачкая звезды.

Дом, за ним еще один.

Я стараюсь ускориться, глупо пологая, что смогу сбежать от собственной памяти. Я вновь забываю о том, что прошлое живет в голове. Единственный способ убежать от него – частичная амнезия на уровне рефлексов.

Я хочу спать.

Позади себя я слышу крик и сирены скорой помощи. Они так оглушительны, что заслоняют собой приказы школьного учителя. Я помню его морду, такую красную от стеснения, когда из прохладного кабинета выходили маленькие растрепанные девочки, а в журнале появлялись их обнаженные образы на блестящих фотографиях.

Я уверяю себя в том, что мир давно прогнил, забывая, что я – часть этого мира. Соответственно, я сам – объект своей ненависти. Невозможно осуждать мир, оставаясь девственно чистым для себя. Это лицемерие на уровне космоса и «бога».

Меня встречает теплота подъезда.

Яркий свет бьет по зрачкам, и я вспоминаю свой выпускной. Лежу в сточной канаве, избитый ублюдками из параллельного класса. По моим губам течет кровь, а скула распухла так, что складывается ощущение, будто меня покусали пчелы. Я слышу их смех и чувствую запах мочи. Мой череп кровоточит, а руки сбиты. На ладони замечаю след от сигареты, словно стигматы, будто был избран небесами для мучений. Я так хочу, чтобы все это оказалось сном. Щипаю себя за запястье, но не просыпаюсь, продолжая отхаркивать кровь.

Раз, два, три – я считаю ступени.

Мои шаги разносятся по этажам, пока в шахте лифта раздаются голоса. Он снова сломан. Похоже, в нем кто-то застрял.

– Помогите! – разносится в подъезде.

Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть.

Мое сердце хочет выпрыгнуть из груди, то ли от страха, то ли от бешеного пульса, что отдает в голову, приливая кровь к моим вискам.

В подъезде пахнет сыростью, а по мусоропроводу летят отходы с верхних этажей. Они сильно гремят по металлической трубе, а затем падают на самое дно. Приторный аромат гниения поднимается по этажам.

Семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят восемь.

– Нас кто-нибудь слышит?!

Лезвие ножа блестит в моей руке. Оно слишком чистое, чтобы быть орудием убийства. Дождь съел всю кровь, заметая следы моего преступления.

Сто сорок два, сто сорок три, сто сорок четыре.

В правом боку чувствую едкие уколы. Мне кажется, что чьи-то невидимые руки протыкают мою кожу, чтобы прекратить мой бег, чтобы я смог умереть на лестничной площадке, не добравшись до своей квартиры.

По моим щекам тянутся слезы. Каждая капля запирает в себе осколок памяти, чтобы срываться вниз, разбиваться на тысячи деталей и доводов. А что потом? В своих слезах я улавливаю лица тех, кто был так ненавистен мне. Красное лицо учителя, окровавленный молоток, серые глаза матери.

Сто шестьдесят восемь, сто шестьдесят девять, сто семьдесят.

Я стараюсь впихнуть металлический ключ в замочную скважину. Перед глазами все заплыло слезами, которые транслируют память. Руки трясутся, и я не могу попасть в замок, царапая железное покрытие. На нем виднеются рваные раны, и я вспоминаю все панические атаки, что преследовали меня темными вечерами.

Щелк.

Я проваливаюсь в квартиру. Слышу, как за мной захлопывается дверь. Я падаю на колени и сжимаю руками голову. Стараюсь привести дыхание в нормальное состояние, но колкая боль в боку не позволяет мне сосредоточиться. Слезы продолжаю падать на ковер, прямо в то место, откуда торчит нож, который я вогнал в пол одним взмахом руки. Он похож на флагшток, качающийся под давлением едкого ветра.

Я продолжаю считать. Триста пять, триста шесть, триста семь.

Чувствую, как голову заполняют облака. Они напоминают губки по своей структуре, впитывая мои слезы, чтобы после пролить их градом. Вместе с влагой уходит и память. Ветер дует на север, отправляя переполненные тучи длинной вереницей в отсеки разбитой души.

Барабан стиральной машины крутит мои вещи, вымывая остатки крови.

Я голый. Сижу в глубокой ванной и чувствую, как на мои голову и плечи падают холодные струи воды. Перед глазами застряла хрипота памяти – ее предсмертная агония.

Я хочу спать.

Где-то вдалеке я слышу знакомую песню, пока мои руки трясутся, то ли от страха, то ли от холода:

Мимо нас пролетает ночь,

Мимо нас пролетает день,

Я хочу лишь тебе помочь,

Но растворяюсь, словно тень.

7.

Утро.

Сквозь темные шторы в мою комнату забирается свет. Он такой ранний, и я вспоминаю невинность юной девушки.

Горло немного болит, от чего появляется странная сухость. Вирус болезни начинает поражать мое тело. Интересно, как далеко он собирается зайти? Я все еще улавливаю отголоски черно-белых картинок в своей голове.

Стук.

Я открываю глаза.

Мои мысли и мечты разбегаются по телу. Они пробудились. Их своеобразный симбиоз создает мои сны. Если можно называть снами черно-белые картинки в горизонтальной плоскости. Иногда, они даже имеют сюжет, напоминая странный комикс. Совокупность снов порождает графические романы. В них имеет место жестокость, нежность, доброта и злоба.

Стук становится настойчивее.

Звук раздается сквозь всю квартиру. Вернее, наполняет ее, словно газом, чтобы я мог закурить и умереть. Последний затяг крепкой сигареты. Кем я буду, когда умру? Кто я есть сейчас? Умру ли я со своим другом или буду одинок?

Стук заполняет квартиру.

Я встаю с постели. Помятые синие простыни. Я слышал миф, что синий цвет помогает расслабиться.

Мечты наполняют мой организм. Они разносятся вместе с клеточками крови, чтобы поддерживать во мне жизнь. Сейчас они беспомощны в своих фантазиях. Скорее всего, их тела засыпают после ночи работы в моей голове.

Я вспоминаю кровь. Меня тошнит, то ли от стресса, то ли от самого себя.

Стук тесно прилегает к окнам.

Медленно пересекаю зал, стараясь воссоздать события вчерашнего дня. Я их помню, но пытаюсь убедить себя в том, что не прав. Память убивает меня. Я представляю, как на запястьях щелкают браслеты. Чувствую их холод, улыбки полицейских и вырезки завтрашних газет. Мое лицо серого тона и начальник участка. Очередной преступник получит по заслугам.

Я подхожу к двери и слышу едкий звон. Он является той самой спичкой, искрой, что врывается в атмосферу газа, производя невольный взрыв. Мой разум принимает события, стараясь примириться с ними.

Я открываю дверь.

В подъезде слышан шум падающего мусора. Металлическая труба трясется под его давлением, и едкий аромат гниения поднимается к дверям моей квартиры.

Я вижу Алису.

Синее платье касается колен. Оно прилипает к телу, подобно паутине. Алиса улыбается мне, и ее тональный крем соединяется в мелкие трещины.

– Можно войти? – интересуется она.

Темные туфли на высоком каблуке лишь подчеркивают стройные ножки. Они гармонируют с платьем, очаровывая меня целостностью образа.

Алиса заходит в квартиру, за ней захлопывается дверь, и я чувствую аромат ее сладких духов.

Он наполняет помещение – мою зону комфорта.

– Извини, что в таком виде – говорю я.

Ее яркие глаза пробегают по моему бледному обнаженному телу, добираясь до белых трусов. Я напоминаю собой глиняную фигуру, созданную из камня – без изъянов и грязных границ. Моя кожа имеет безжизненный оттенок, словно судьбу выкачивают из организма, чтобы я засыхал, подобно цветку под палящим Солнцем.

Дай мне воды, чтобы я продолжил свою жизнь. Дай воды и уйди, чтобы не ломать мои ветви.

– Ничего страшного – она вновь улыбается.

Молчание.

Наши взгляды пересекаются, словно метеорит, что обрушивается на землю. Траектория падения слишком очевидна. Она останавливает жизнь человечества, ознаменовав окончание эпохи. Столкновение неизбежно в размере чувств. Горький осадок эмоций заменяет собой едкий дым, и я слышу крики в предсмертных агониях. Мои мечты сгорают, превращаясь в пепел, который предстает для меня черным снегом. Таким же черным, как космос внутри моей разбитой души. Он отдает холодом, но я не в силах отвести свой взгляд.

Сладкие духи прилипают к окнам.

Алиса смотрит на меня, а ее красные ноготки открывают блестящий замочек на черном портфеле.

Она кладет белый конверт на тумбу в моей прихожей.

– Что случилось? – спрашивает Алиса.

– В смысле? – удивляюсь я, и прилаживаю руку к своему лбу.

Черт!

Кончиками пальцев чувствую раскрытую бровь, на которой засохли капли крови. Приходит ощущение, что мою кожу разрезали скальпелем, и теперь каждое касание способно занести мелкие организмы, что будут заражать кровь, пока она не станет черной, будто космос в моей душе, чтобы я задыхался в последних конвульсиях, чтобы танцевал в них забавной полькой.

Боль отдает в мой лоб.

Она пробирается под кожей, прогрызая путь к нескольким шишкам, что остались после звонких ударов в месте, где соединяется затылок и лобные доли – прямо над моим ухом.

– Упал – отвечает Макс.

Вижу скептицизм. Люди наивны, но недоверчивы. Собственная ничтожность непозволительна в их суждении. Хитрое противопоставление чувств – игра в реальную жизнь с подбором хмурых эмоций.

– У тебя все хорошо?

Я отвожу взгляд и замечаю синие буквы на белом конверте:

Отделение полиции №44.

– Да – отвечаю я.

Мое любопытство пронзает разум. Я стараюсь прожечь конверт взглядом, чтобы понять послание, прочесть и впитать его.

Хотя, мы оба знаем, что содержит в себе белый конверт. Единственное, что удивляет меня – почему так рано? Почему они так быстро вычислили, кто я?

Спокойствие.

По моему лбу пробегают капли пота, проникая в разрез на моей брови, что приносит мне еще больше боли. Я готов закричать, но сдерживаюсь, чтобы не выдать свою слабость. Люди часто скрывают собственную ничтожность, дабы избежать косых взглядов. Чаще, они боятся признаться в этом даже наедине с собой. Насколько зависим человек?

Я забываю мысль.

– Не хочешь сегодня зайти? – спрашивает Макс.

Молчание.

– Конечно – отвечает Алиса, и Макс уходит.

Я остаюсь один.

Нам необходимы компромиссы.

Она совсем забыла, о чем мы говорили, и я понимаю хитрую уловку Макса. Мне нельзя мешкать.

– В семь? – спрашиваю я.

Наш план срабатывает, и мы уходим от неудобных вопросов. Люди – сложный механизм коварства. И я не исключение. Не обольщайся. Ты тоже – пятно на планете. Тебя спасает индивидуальность. Следовательно, к чему эти стремления, чтобы быть похожим на своего кумира? Неудачная ксерокопия, пойманная на собственной серости.

Алиса улыбается.

Сладкий запах духов натягивает на себя прозрачные стекла моей квартиры, за которой раскинулся бетонный ад с узкими улочками.

Какой город за моими окнами?

Я не знаю. Не хочу знать.

– Договорились – отвечает Алиса.

Чувствую, как ее рука ложится на мой торс. По телу бегут мурашки.

Между нами что-то есть.

Чувствую изящность ее кожи. Это прикосновение – полет сквозь временную петлю с целью найти похожее чувство среди высоких шпилей моей боли. Я лечу между острыми каменными иглами, царапая их черными крыльями – черными, как космос внутри меня – и мелкие крупицы срываются с пиков и падают в едкий туман, такой плотный, что способен удерживать на себе тела ангелов, что решили выйти из жизни, спустив элегантный механизм револьвера. Их нимбы слетают с гравитации белых крыльев, и капли крови пачкают золотые кольца.

Я не могу найти подобные чувства.