Текст книги "Газ (СИ)"

Автор книги: Сергей Печев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Печев С.А.

Газ.

1.

Двадцать четыре.

Мы лежали на крыше, стараясь понять структуру звезд. Ночь уже давно сползла на город, укутывая его в плед под мелодию падающих комет. Хлоп, и еще один огонек погас. Он истлел в черном космосе, что отдавал холодом больших деталей. Некоторые звезды чертили пути к планете, падая, оставляя небосклон без своих крупиц. Казалось, самое время загадать желание, но, увы, не было сил. Вернее, разум забили иные мысли.

Мне двадцать четыре. Я лежу на крыше, чувствую гудрон.

Ночь наполняется красками. Звезды напоминают бисер, который рассыпали чьи-то руки. Они бросили его в космос, задав правильные траектории и координаты. Вселенная под микроскопом, под глазами неизвестных существ. Кое-где, на небосклоне, виднелись узоры, созданные яркими огнями, которые тоже вскоре потухнут, уступив свои места другим. А после, созвездия перестанут существовать в привычном виде, создав иные картины.

Мне двадцать четыре. Я не одинок.

Луна бросает яркий свет. Она наблюдает за миром людей своим печальным лицом. Ты видел ее черты? Откуда столько страданий? Наверное, они появляются из холода, который сжимает ее вены. Она – спутник. А спутник значит – бесконечность. Мнимая вечность без собственных чувств и эмоций. Отражение и приобретение индивидуальности в тактах небесных светил.

Мне двадцать четыре. У меня есть друг.

Легкий ветерок пробегает по моему телу. Я чувствую его вибрацию, голос, прикосновения. Он живой. Такой же, как я или ты. Если, конечно, нас можно окрестить живыми. Сердце бьется, но от этого мало толку, если мечта нацепила кислородную маску. Иногда, даже успеваешь прочувствовать, как кровь наполняет ее легкие, чтобы перекрыть доступ к существованию. Когда умирает мечта, то человек становится лишь оболочкой. Отделы скорой помощи прямо в организме и чужих глазах. Играя в реанимацию – можно провести жизнь.

Мне двадцать четыре. Я счастлив.

Мир вокруг сильно сжимает атмосферу, заключая в ней воздух, чтобы я смог дышать. Впервые за долгое время, я так свободен. Моя судьба вольная, способная распоряжаться жизнью. Хм. Именно в эту ночь я стал спокоен. Что случилось? Это слишком тяжело описать и рассказать в красках. Просто, именно сейчас, находясь на крыше двенадцатиэтажного здания, чувствуя дешевые духи моего друга, я понимаю свою свободу в мире безграничных изменений. Вокруг нас летают мелкие насекомые, чья жизнь – существование – но все же жизнь. Они жужжат в воздухе, словно рассказывают друг другу какие-то тайны. Они видят мир, но не надеются на взаимность. Слишком малы в его объеме, но так велики в целостном механизме.

Мне двадцать четыре. Не уверен.

Я не помню, сколько мне лет, либо моему другу. Я перестал считать года после того, как он появился. Теперь я называю его «другом». Он сам просил. Сколько минуло недель? Сколько лиц покинуло мои зрачки и жизнь? Они приходили, открывали двери, а затем стирались из памяти. Нелепые воспоминания, ненужные нам. «Друг» пришел на одиннадцатый день рождения. Я помню ту субботу, но не могу нарисовать. Он пришел и остался навсегда. Одинок.

Мне… Я не знаю, сколько мне лет. Я люблю рисовать.

Рядом со мной блокнот и карандаш. Точно! Я поднимался, чтобы срисовать небо. С него так быстро падают звезды, словно кто-то ударил сверху, рассыпая бисер. Я не успеваю сделать пометки. Бессильные попытки создать искусство.

Я не помню, сколько мне лет. Молод.

Мы лежим на крыше, но каждый чувствует одиночество.

2.

23:50.

Я допиваю чай. Он пахнет мятой, чтобы мой организм смог расслабиться и провести следующие несколько часов в лапах сна. Мне часто снятся черно-белые картинки и зарисовки к ним. Это похоже на старые фильмы в ленточных экземплярах. Кажется, они даже шумят идентично треску кинопроекторов.

Чай холодный. Видимо, я не допил его утром. Не помню этот момент.

Какая разница – холодный он или нет, – если мысли запутанны в другом направлении, в тайных тропах?

23:52.

Я стараюсь понять, кто я. Хотя, мы оба это знаем.

Пора ложиться спать.

Телевизор моргает на фоне, бросая голубые краски на серые шторы комнаты, отпечатывая на них мой профиль, очертания лица, такой черной краской.

23:53.

Я перевожу свой взгляд на шторы, и тень прячется, сливаясь в темное пятно. Человек – пятно. Я потерял лик, став лишь комком черноты.

Что найду в себе? Стоит ли тонуть в темноте? Обрету ли истину? Почувствую ли дно? Тень красит сомнением.

Что находится внутри меня? Кости и кровь, хрящи и мясо, – наполнитель. Куда важнее сама суть спрятанной тайны. Человек безграничен в собственной замкнутости. Тень бесконечна в представлении и восприятии.

Мой взгляд напоминает космонавта, что оторвался от страховки и теперь вынужден оставаться в холодном и сыром космосе. Среди бисерных звезд он путает тропы, теряя последние крупицы воздуха. Кружится голова. Он хотел бы коснуться Луны, но она далека даже в его параметрах и координатах. Заброшенный в невесомость, потерянный в ней, вечный гость.

Взгляд теряется в пределах темного пятна. Следовательно, человек – пятно. Где пятно – это целая вселенная. Путаться в просторах космоса собственной души.

И с этой точки зрения всё не так уж и плохо.

23:54.

Я оставляю кружку прямо в комнате. У меня нет сил.

Впервые, за долгое время, мои веки хотят обнять друг друга, закрыв глаза, подарив им сны. Я все еще думал о холоде внутри космоса собственного мира.

Предел.

Кто я?

Вновь эта скучная мысль, что не дает мне покоя. Она преследует, заставляя создавать теории, чтобы понять ее. Долгие вереницы размышлений, обретения себя в безупречном начале.

Я слишком устал.

Разум не способен различать столь сложные комбинации.

23:56.

Я смотрю на электронные часы. Они бьют по глазам едким красным оттенком. Снова начинает тошнить.

В комнате душно. Я лежу в кровати, одеяло обволакивает лишь одну мою ногу, как ил прорастает на ступнях каменных скульптур, которые касаются неба, чтобы в итоге поглотить архитектурное величие.

Тяжело дышать. Я закрываю глаза. Чувствую, как проваливаюсь в лапы сна, путаясь в космосе, что объединяет вселенные внутри моего сердца. Кажется, я уже вижу Сатурн, могу касаться звезд. Там простор – как наслаждение. Одиночество – награда. Среди звездного бисера, путаться в млечных путях.

23:58.

Я чувствую холод. Он исходит от космоса в моей душе. Я теряюсь в нем, забываясь в темноте, погрузившись в нее. Меня сводит с ума идея льда, далеких звезд. В этом предчувствии вечности, я ухожу в забвение, скрываясь в черной холодной мгле.

Одиночество приносит успокоение, но объятия темного полотна даруют лишь холод.

Духота в комнате умирает, оставаясь бесконечностью. Ее разорвали на мелкие клочки, которые теперь висят в воздухе, кружась на атмосфере в вальсе. Она не владеет более пространством, но старается продлить свое существование.

Я медленно переворачиваюсь на бок, натягивая на себя одеяло. В попытке согреть душу, я забываю важный момент – ватное одеяло на это неспособно.

Холодно.

00:00.

Я лежу на боку.

Привык к холоду, теперь же он отдает свежестью.

Я окончательно заблудился в своей вселенной. Отсюда не видны звезды. Мгла постигает, но в ней есть спокойствие. Застряв в воздухе, мой организм засыпает. Разум не наполняет меня мыслями. Скорее, он растворяется в атмосфере тела, стараясь отыскать блики Луны, либо Солнца.

Я одинок. Это чувство преследует меня, но я стараюсь привыкнуть к нему. Иногда, меня навещают люди, но в этом холодном лабиринте глаза не ловят теплоту.

Она им нужна.

Еще секунда, и сны забираются под мои веки.

Хотя, их и нельзя так назвать – лишь черно-белые картинки духовной нищеты.

3.

Утро.

Я разговариваю с Алисой. Хотел предложить ей чай, но вновь промолчал. Она живет с мужем, который часто поднимает на нее руку. У Алисы бархатная кожа и восхитительные голубые глаза.

– Плохо выглядишь – говорит она.

Действительно, когда я смотрел в зеркало в ванной комнате, моим глазам предстала картина усталости, если она способна переходить в объятия личности. Опухшие веки, впавшие щеки и взъерошенные волосы. Я похож на психически нездорового ученого, который провел несколько лет без сна, чтобы создать новизну, открыть элемент хрупкого мира. Кажется, даже моя кожа сменила цвет на оттенок серости и успокоения.

– Когда ты спал?

– Сегодня – отвечаю я.

Алиса приносит мне пособие. Ей двадцать восемь лет. Она любит улыбаться. В ней все еще живет радость.

– Как твои дела? – спрашиваю ради приличия.

Ее влажные губки, такие мягкие, растягиваются в милой улыбке. Похоже, что в этих губах спрятана нежность. Вернее, они сотканы из удовольствия. Иногда, она проводит по ним мокрым язычком. Наверное, привычка.

Алиса очень нравится мне.

– Хорошо. Спасибо. Какие планы на день?

Она улыбается. От этого движения тонкий слой тонального крема на ее щеках соединяется крупицами, скатываясь в небольшие трещины. Это едва заметно, но приносит в образ некий изъян, словно в искусство бросают чернила, которые пачкают холсты, показывая ярость и агрессию.

– Буду дома – отвечаю я.

– Не скучно?

Намек ли? Я остаюсь в смятении, пока Алиса достает какие-то листы из своего синего портфеля, который выделялся на фоне желтого платья. Тонкими пальцами она уже открыла замочек, просветив свои длинные ухоженные ногти. В ее руках блестит металлическая ручка. Как обычно, я должен расписаться за получение денег.

Они и неважны мне вовсе. Еще с прошлого пособия у меня осталась половина средств.

– Я посмотрю фильм или почитаю. Быть может, пропущу несколько бокалов пива, если, конечно, смогу выбраться в магазин.

– Вечер в одиночестве?

От Алисы пахнет духами. Аромат приторный, но притягательный. В нем соединяются грубость и нежность. Тонкие нотки фиалок и легкие облака придорожных баров.

Странно. От нее всегда пахнет по-разному: хвоей и ландышами, алкоголем и никотином, похотью и развратом, нежностью и любовью. Тысячи ароматов в стеклянных флаконах на прилавках модных бутиков, на страницах глянцевых журналов о красоте. В основном, обложки таких читалок украшены молодыми дамами, обнаженными частично, словно привлекая внимание мужчин сексуальностью, приманивая женщин красотой наряда.

Хитро.

– Может, придет друг – отвечаю я.

Алиса проводит ногтями по русым волосам, оставляя тонкие линии, которые чаруют свежестью. Золотистые пряди падают на ее плечи, ласкают желтое платье, сливаясь с ним в едином оттенке.

– Друг? – спрашивает она.

Оплошность. Людям нельзя знать о нем.

Я успеваю подумать, подобрать нужные фразы. Боже, я так устал лгать. Однажды, я не выдержу и расскажу человечеству о психических расстройствах, поведаю миру о безнадежности собственного «Я», которое разобрали по винтикам, чтобы регенерировать в наилучшем результате.

– Старый знакомый. Он в городе проездом. Быть может, навестит.

Знать бы только, какой город находится за окнами моей квартиры.

Я ставлю роспись. Моя ли она? Я до сих пор не решил. Пока что, эти иероглифы, что являются буквами, никогда не подводили меня на бумагах и в рассмотрениях различного рода. Никто никогда не задавался вопросом – правильна ли моя роспись? И, куда более, важно – я ли это на самом деле? Если честно, то я сам не знаю ответа.

Алиса берет бумаги и кладет их в свой портфель.

– Тогда, могу пожелать вам удачи – говорит она.

В ее душе я чувствую странную досаду.

Да, это все-таки был намек. Почему я его не ощутил в тот момент? Меня тошнит от самого себя, но после все приходит в норму. Вернее, я ловлю себя на мысли, что может придти «мой друг». Он сам просил себя так называть. Настоящего имени я не знаю. И не хочу знать.

Тем не менее, при нем я бы не смог находиться с Алисой. Ведь, у нас с ним есть собственные темы, и его интересы я обязан так же уважать. При подобных явлениях, ты стараешься оптимизировать отношения с одной своей стороной, частью, если угодно. Эта систематизация необходима, чтобы не попасть в приключения и не стереть себя из рассудка. Комбинации и внутренние войны разума всегда чреваты последствиями. Мы оба осознаем это и приходим к компромиссам.

Жизни циркулируют между нами, соединяя судьбы, будто коды ДНК.

– Спасибо – проговариваю я, немного выброшенный из реальности.

– Хочешь, я как-нибудь навещу тебя? – Алиса мило улыбается.

– Когда?

Я должен согласиться. И вообще, зачем мне задавать столько глупых вопросов, которые продляют неизбежное удовольствие? Дело не в плотской близости, а, напротив, в ее исключении и умиротворенности дружеского вечера. Хотя, я чувствую, что между нами есть какой-то фрагмент.

– Я могу оставить тебе свой номер, и ты мне позвонишь. По рукам? – Алиса улыбается, и ее тональный крем скатывается в небольшие полоски.

Просто возьми номер. Я немного отвлекаюсь на прострацию мира, опуская в нее лишь глазницы. Туман скользит по векам.

– Да, конечно – я улыбаюсь ей в ответ.

Наверное, мой поступок можно отнести к числу правильных дел. Думаю, я позвоню ей на неделе. Алиса хороший человек.

Она пишет номер на клочке бумаги, слегка согнувшись над тумбочкой в моей прихожей. Я никогда не был пошлым, но сейчас взгляд падает на ее бедра, которые обтягивает желтое платье. Оно изящно подчеркивает фигуру и округлость ее молодой попы. Платье едва касается колен, и я могу видеть ее стройные ножки. Чувствую возбуждение. Мой организм желает ее тело, чтобы после, с сигаретой, поглощать ее душу в долгих разговорах. Я слышу, как стучит сердце.

Пальцы немного трясутся от возбуждения. Я забираю номер на белом клочке бумаги. Алиса улыбается. Похоже, она заметила мое состояние и теперь наслаждается этой мыслью.

Между нами, определенно, что-то есть.

– Звони – Алиса вновь улыбается.

– Обязательно. До встречи – я краток.

Она разворачивается ко мне спиной. Я вижу прекрасную фигуру и крепкую попу. Мои глаза поедают ее ножки, высокие туфли на каблуке. Проскальзывает мысль, что она сильно устает на своей работе. Хотя, в нашем квартале мало тех, кто живет на пособие. Этот довод успокаивает.

Я наблюдаю за ее грацией. Алиса специально сбавляет шаг, чтобы насладиться ощущением, что ее желает мужчина. Она упивается размышлениями о моих фантазиях, где она предстает ненасытной особью. В ней есть что-то жгучее, пошлое.

Алиса проходит сквозь дверной проем, чувствуя на себе мой животный взгляд. Она оборачивается ко мне, вырывая из звериного желания плоти.

– Надеюсь, очень скорой встречи – она подмигивает мне, и я закрываю дверь.

Намек ли?

4.

Вечер.

Мы с другом сидим у стола. Мои руки в его власти. Вернее, сейчас они принадлежат ему, но я по-прежнему остаюсь в реальности, наблюдая за своей комнатой. Вокруг темно, и лишь настольная лампа освещает стол и искусство, что творится на нем. Комнату наполняет странная мгла, в которой живет одиночество. Но мы не смотрим в ее сторону. Знаете, словно стараемся найти причал для счастья. Хотя – натыкаюсь на мысль – был бы счастлив я сам в этой темноте? В ней можно раствориться, потеряться и спрятаться от мира, будто в том самом космосе внутри души.

Он не позволяет мне смотреть в темноту. Сейчас мои глаза заняты его творчеством, искусством. Странно, мне нравятся его картины, и я бы хотел рисовать так же. Ему необходимо мое внимание. И, иногда, мне кажется, что это обоюдно.

В голове пролетают мысли, но тут же взрываются, превращаясь в пепел.

На столе лежит холст, испачканный черным карандашом, который находится в наших пальцах. Пластиковый стакан забит окурками. Один из них даже еще не погас, а через открытую форточку атмосфера принимает в себя струю никотинового дыма. Белая чашка, на которой написана странная фраза, наполнена холодным чаем. Я специально не допил его утром, чтобы мой друг мог сбивать сухость в горле, пока творит свои шедевры.

Мы продолжаем рисовать. На холсте я отчетливо вижу человека, который летит в бездну, изодранный и одинокий. У этого человека нет лица – серое пятно. Я не могу понять его эмоций, но что-то мне подсказывает, как ему больно. Черный офисный костюм теряет клочки материи, они застревают в атмосфере, но в них есть смысл, для них живет цель. Я вижу бледное тело, где трескается кожа, изысканные вены с черной кровью внутри. Строгие детали: кольцо на хрупком пальце, босая ступня. Изыск в человеческом мировоззрении. Безликая передача боли и психосоматического состояния.

На столе виднеются какие-то наркотики. Их нет в прямом смысле слова, но я вижу белый круг от таблеток. ЛСД? Возможно.

Я помню, как это случилось. Мой друг любит рисовать, и я должен это уважать. Компромиссы – спасение. Мы оба это понимаем. Он просил позволить создавать картины. Его искусство – жизнь. Я долго думал, ведь при своей работе он употреблял множество наркотических препаратов. Но лишить его удовольствия? Я не имею такого права. Мы договорились, что два раза в месяц он может рисовать.

Конечно, мне не нравится его пристрастие. Оно заставляет общаться с опасными людьми, дилерами. Два раза в месяц мы тратим небольшую сумму на различные препараты: от марихуаны и ЛСД до порошков высокого ранга. Главное правило – не пачкать вены.

Человек летит в бездну. Она черная, словно тьма в моей комнате за гранью лучей настольной ламы. Она отдает холодом. Я ощущаю морозную свежесть бесконечности. Человек летит навстречу ветру, который вырывает из его души небольшие кусочки, опустошая на несколько процентов. Он забирается под ребра, принося с собой лишь боль, истязания для человеческого сердца. Этот ветер выбивает из души важные детали, оставляя их звездным следом за миллионами комет.

Цель. Смысл тех лоскутков его черного костюма – согревать остатки души, брошенные в атмосферу холода. Они укутывали в себя мелкие механизмы, чтобы частицы мира могли жить, оставаться памятью в одиночестве.

В его картинах я наблюдаю себя, нас. В таких вдохновениях, он сидит молча. Кажется, что мой друг обрел собственный экран для фантазий. Он закрывается в комнате, о чем-то долго шепчет, пока рисует, а затем наступает тишина. Его мечты заняты наркотическими приходами, в которых он видит искаженность реальности, бреши на теле мира, рваные раны на облаках. Именно в прострации, в иллюзии мой друг создает очередной шедевр.

Он молчит. Я жду. Мы молчим.

– Хорошая работа – говорю я, выждав несколько минут.

– Спасибо – отвечает он.

Макс о чем-то думает.

Макс? Я вспоминаю. Он сам просил себя так называть в тот день, когда впервые посетил просторы моей души.

Он выключает лампу, берет сигарету и вставляет ее в свои губы. Я слышу чирк барабана внутри зажигалки, и пламя обхватывает табак.

Мы сидим в темноте.

– О чем ты меня хочешь попросить? – спрашивает Макс.

Он сам просил себя так называть. Я не знаю его настоящего имени.

– Почему ты так решил? – отвечаю вопросом.

– Чувствую.

Я набираю в легкие воздух. Я хочу сказать ему, но что-то блокирует меня. Слова застревают комом в горле, перекрывая аорту. Кажется, я начинаю задыхаться. Из моих глаз ползут слезы. Чувствую, как грубые слова режут кожу, выпуская багровые реки.

– Знаю – Макс опережает меня.

– Что?

– Я одобряю. Тебе советую позвонить ей завтра. Ты заслужил отдых, друг – произносит он.

Я в легком забвении.

Мои мысли растворяются. Я нахожусь в прострации на космическом горизонте. Чувствую, как соединяются созвездия. Они образуют вереницы размышлений, которые создают догадки. Я был слеп. Совершенно забыв о мире, остался в реальности, транслируя ему свою жизнь.

Мне кажется, у нас это обоюдно.

– Завтра не могу – вылетает из моих сухих губ.

Эти слова разрывают слизистую оболочку своими острыми пиками, и я давлюсь черной кровью.

– Почему?

– Завтра футбол – отвечаю я.

На этом разговор окончен.

Мы оба знаем, какой завтра день.

Нам необходимы компромиссы. За долгие годы важно доверие. Осознание того, чем живет человек. Иногда, мы даем друг другу советы. Мы оставляем их на рассмотрение, но не более. За годы мы начали осознавать, что оба в ответе за мою судьбу. Ты учишься доверять человеку, понимать его уловки и хитрые механизмы.

Нам необходимы компромиссы, чтобы выживать в обществе радостных людей. Для кого-то это становится искусством.

Кстати, Макс ушел в свою комнату. Он так и не зажег лампу. Его стандартная привычка. Уйти в темноту, чтобы утром вновь посмотреть на рисунок. Неудачные картины он продает, а те, которые ему нравятся, оставляет в большом отделении шкафа.

На полках виднеются книги.

Макс ушел.

Он оставил в моих руках сигарету. Я медленно включаю лампу. Тушу сигарету. Передо мной картина человека, что бросается в бездну, оставляя части своей души в памяти. Он бесследно летит в пропасть.

Мне нравятся картины Макса. В них чувствуется красота и воля.

Человек падает. Я засыпаю. Выключаю лампу и ложусь в постель. Она такая мягкая в своем сплетении, либо я сильно устал. Голову все еще кружит от ЛСД. Я стою на тонкой дощечке. Дует ветер.

Человек падает.

5.

Я прошу молодую девушку за стойкой дать мне два бокала темного пива.

– Конечно – она улыбается в ответ.

На вид ей не более девятнадцати. Белая майка обтягивает ее грудь.

Второй размер. Почему-то именно эта мысль приходит в мой разум.

У нее изящная талия и короткая юбка. Кажется, что она еще не успела закончить обучение. Такая молодая и невинная. Но каждый из нас грешен. Следовательно, без разницы кому ты веришь, если твоя изначальная судьба уже решена.

Интересно, ее родители знают о том, чем занимается их дочь? Одобряют ли подобную работу? И вообще, живут ли в этом городе?

Я не понимаю, где нахожусь. Мой разум не может осознать даже временной пояс. Я привык к здешним часам. Ловлю себя на этой мысли и перевожу взгляд на большой циферблат над металлическими краниками, из которых так пахнет солодом.

Девушка ставит первый бокал темного пива на стойку.

Замечаю ее руку. У нее нет обручального кольца. Кожа юна в соединениях, а на ноготках красуются несколько звездочек. В ней есть своеобразный шарм. Девушка мне что-то говорит, и заставляет вступить в диалог.

Самая простая человеческая уловка.

– Что? – переспрашиваю я.

– Вы здесь первый раз? – голос ее так же молод.

– Нет. Заходил раньше. Но Вас здесь не было – холодно отвечаю я.

Она ставит второй бокал, но не отпускает его, ослепляя меня маленькими звездочками на своих ногтях.

– Очень жаль. И не надо обращаться ко мне на Вы. Я не такая старая.

Она кружится вокруг своей оси, показывая мне изящные изгибы.

– Вы пришли на футбол?

– Да – отвечаю я.

– Счет принести за стол?

– Да – повторяю.

Девушка отпускает бокал пива. Она улыбается, и я, впервые, вижу ее лицо. Карие глаза ярко подчеркнуты черными тенями. Пухлые юношеские губки блестят от помады, которая предает строгости в ее образ. Каштановые волосы зажаты пучком на затылке. Они играют светом от ламп над ее головой. Кажется, от них пахнет ромом.

– Приятного просмотра – мило желает она.

Молчу.

Мои ладони чувствуют прохладу бокалов с пивом. Чувствую присутствие Макса.

Я смотрю вперед и вижу около шести столов. Некоторые пустуют. В заведении развешаны плакаты различных клубов, стадионов, фанатов. Все это смотрится очень симпатично на коричневых стенах в приглушенном свете.

Прохожу два столика. Они пусты.

Я стараюсь выбрать себе место. Замечаю около стены свободный стол. Он находится в тени, чтобы дарить спокойствие.

Действительно.

В темноте мне было лучше. В ней я мог раствориться, дать глазам слабость, чтобы насладиться матчем. Медленным шагом, пробираясь в слоеный воздух бара, я проходил мимо столиков. За ними сидели люди, пили пиво, о чем-то говорили. Их руки пачкала жирная рыба, и я совершенно забыл взять чего-нибудь погрызть – орешки, сухарики, морепродукты.

Бросаю взгляд на стойку, и понимаю, что прошел большую часть пути. Возвращаю глаза на помещение бара, и продолжаю пробираться к столику.

Одинокий мужчина. На вид более сорока.

Интересно, сколько лет мне?

Молодая пара с фисташками и светлым пивом. Они улыбаются. Мне кажется, им неважен сегодняшний матч.

Будни.

Теперь я в этом уверен. Алиса приходит, либо в понедельник, либо в пятницу. А значит, сегодня вторник. Этот вывод приносит мне удовольствие. Я ловлю определенность, и теперь мне выпала возможность следить за днями недели. Это роскошь, которую поймут лишь единицы.

Два парня. Примерный возраст: двадцать пять – двадцать восемь лет. Они изрядно пьяны. Один из них косится на меня, желая что-то спросить. Я в этом уверен, поэтому неизбежная ловушка диалога не срабатывает. Вернее, теперь она предупреждает о своем существовании.

– Футбол? – спрашивает один.

Молча, подтверждаю.

– Какая команда? – встревает второй.

– Дьяволы – бросаю я.

Короткий диалог. Мой план работает. Значит, я успеваю выбраться из разговора.

Один из парней сидит в белой кепке. На его пальце серебряное кольцо. Кофта в цветах «Шпор». Он сидит уверенно, упираясь локтями в стол, чтобы удерживать свою голову, которую украшала разбитая бровь и зеленые глаза.

Я не знаю, в каком нахожусь городе. Факт встречи с фанатами был ничтожен. Он срабатывает.

Иногда, вселенная строит хитрые механизмы. Линейные капканы для людей. Один шанс из миллиона может выпасть лишь тебе. Эта уникальность и есть награда, по совокупности деталей. Значение награды, против своей индивидуальности. Планета ксерокопий, где тебе есть возможность быть избранным.

– Тогда, тебе не к нам! – грубо отвечает парень в кепке.

Его друг улыбается. В карие глазах плывут алкогольные реки. Парень имеет желтый оттенок кожи. Мне кажется, сейчас он вырвет прямо на лакированный черный стол. На его лице виднеется борода – густая, черная.

Я прохожу мимо.

– В этом сезоне вам не видать чемпионства – бросает мне человек в белой кепке.

– Плевать – отвечаю я.

Мое тело опускается на стул. Стол пахнет дубом и лаком. На нем виднеются белые салфетки и бумажные тарелочки. Кроме этого, моим глазам попадает небольшая кнопочка. Она красного цвета, словно в старых мультфильмах. Тайный агент никогда бы ее не нажал.

Я ложу на нее палец и слышу щелчок.

Ничего не происходит. Я жду минуту, но все по-прежнему. Нет взрывов и полиции. Я смотрю на кнопку. Перевожу взгляд на телевизор – плазма, сорок пять дюймов.

Команды появляются на поле. Зеленый газон, тысячи человек на трибунах, музыка и объявление составов. На поле бегают лучи заходящего Солнца.

Я смотрю в окно и вижу дождь. Значит, я далеко от Манчестера.

Два парня впереди встают.

– Покурим? – спрашивает один.

Второй не отвечает. Он надвигает кепку на свои глаза и направляется к выходу. Я провожаю их взглядом. Навстречу им идет молодая девушка. Ее походка грациозна, а бедра медленно покачиваются. Грудь немного подпрыгивает.

Я замечаю это.

Она ровняется с парнями, чаруя их ароматом духов и белой улыбкой. Их шеи выгибаются, и они смотрят на молодую попку. Девушке нравится эта мысль, но на ее щеках появляется легкий румянец. Она идет прямо ко мне.

Понимаю. Кнопка вызывала ее к столику, чтобы дополнять заказы и приносить счет.

Я видел такие системы.

– Что Вы хотели? – она улыбается и наклоняется перед моим столиком.

В разрезе майки я вижу молодую упругую грудь. Она работает без лифчика. Понимаю. Возбуждение проходит по моему телу. Появляется ощущение, что именно мне это неинтересно, но желание поглощает. Я начинаю понимать, что происходит.

– Рыбу – отвечаю.

– Какую? – возбуждение все сильнее обхватывает меня.

– На твое усмотрение – я улыбаюсь.

Девушка хитро подмигивает, улыбается и проводит кончиком языка по своим пухлым губам.

Пролог заканчивается. Мое возбуждение идет к кульминации, развивая свой сюжет. Перед глазами пролетают несколько пошлых сцен. Я закрываю веки, стараясь уйти от навязчивой мысли.

Она разворачивается и двигается к стойке.

Ее походка замедляется. Бедра изящно покачиваются, обтянутые короткой юбкой. Я вижу молодые ножки. Странное чувство вновь врывается в мой разум. Она так изящна в дымном воздухе, в бликах широкого телевизора.

Парни, сидящие за ближним столиком, возвращаются. Из-за входных дверей пахнет свежестью и дождем. Я даже слышу стук капель.

Звук отправляет меня в детство. Юношество?

Я вспоминаю широкие поля у фермы родителей. Они любили свежий воздух, здоровую пищу, зарядку, правильный режим дня. Кто-то сказал, что это продлевает жизнь. А после, они полюбили виски.

Мать умерла в сорок.

Отец разбил ей голову молотком. Я помню ее голубые глаза. Приговор суда потребовал от него всю жизнь. Он и сейчас сидит за решетками, но я не помню, где. Я не хочу этого помнить.

Я бы сбился с пути, остался один, но Макс был рядом.

Звук металлической тарелки вырывает меня из фантазии.

– Я запишу в Ваш счет – улыбается девушка.

– Тебе не страшно здесь работать?

Она молчит.

Улыбается.

Девушка вновь опирается на стол, и я вижу ее грудь. Кажется, она это понимает, но продолжает стоять так. Легкий румянец на ее щеках наливается цветом. Девушка врывается в пейзаж своеобразной точкой. Она улыбается мне.

Что-то пробегает между нами.

Позади я вижу двух парней, которые любуются ее попой.

– Итак, матч начался – раздается из колонок.

– Не смею тебе мешать – она вновь подмигивает и оставляет меня одного.

Я думаю. Размышляю о словах парня в белой кепке про чемпионство. «Дьяволам» предстоял сложный календарь игр.

Помимо «Шпор», им предстояли выезд в Ливерпуль к заклятым врагам, игра с аутсайдерами на своем поле, затем шло дерби с «Сити», и заканчивалось все гостевым матчем с Челси.

Понимаю, что я способен следить за числами.

Про чемпионство давно не шло речи. Прошлый сезон получился провальным, и целью текущего розыгрыша стало попадание команды в четверку сильнейших составов, чтобы на следующий год мы могли играть в Лиге чемпионов. Приоритетная задача на сезон, учитывая смену тренера и штаба.

Когда ты любишь футбол, то становишься чем-то однородным и целым с собственной командой, вешая ярлык – мы.

Я делаю глоток пива.

Оно отдает свежестью и солодом. Мелкие пузырьки проваливаются в мое горло и лопаются там, прилипая к слизистой нежных стенок.

Пузырьки взрываются, а я нет. Странно.

– Гол! – радостно кричит комментатор.

– Твою мать! – вторит ему парень в белой кепке и бросает зажигалку об лакированный стол.

Я улыбаюсь.

Делаю глоток пива. Оно разбавляет мысли в моей голове. Так ласково проникает в разум, и я могу чувствовать запахи из детства. Ощущаю аромат ветра и умиротворенности, крыльев слабых птиц, что падали на нашу лужайку, животных и хвои.

Я перевожу взгляд на телевизор и вижу, как в сетку ворот влетает второй мяч.

Делаю глоток пива.

Парни впереди хватаются за головы. Они не ожидали такого исхода. А я улыбаюсь. Мне хорошо. Я чувствую на себе взгляд из-под белой кепки.

Странно.

Ощущая злобу, в мою душу приходят иные картины. Я понимаю, как больно им наблюдать за игрой, но в такие моменты начинаешь верить в карму.