Текст книги "Дневник под номером шесть (СИ)"

Автор книги: Сергей Печев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

А я? Я продолжал приходить к сгоревшему дому, который уже давно раздал весь свой пепел, пропитанный жестокостью и кровью. Зачем? Для чего я приходил туда? Впитывать остатки черного снега, который уже давно исчез под напором порывов ветра? Нет! Я не мог забыть тех глаз, что смотрели на меня через грязное окошко. Через дорогу от дома Чарльза находилась небольшая аллея, усеянная тяжелыми лавочками, которые уже давно вросли в землю. Я долго сидел там, наблюдал, видел, как Сара играла с куклами, устраивая чаепития, разговаривала с ними, наряжала в платья, усыпанные блестками и сверкающими камушками. Интересно, она испытывает ту боль, которую приносил ей Чарльз? Я не знаю ответа на этот вопрос. Мой разум мог лишь догадываться. Как много можно влить в сосуд? Изменить взгляды ребенка на жизнь, дружбу, смерть. Дети – тот самый холст, где вы стираете ненужные детали, создаете что-то новое, налаживая слой за слоем! Но каждая деталь, рисунок, мазок великолепной кисти остается где-то внутри, под тонкой гримасой разноцветных взглядов. И эти линии всегда пытаются вырваться, как человек, который стараться пробить тяжелый лед на реке, оказавшись глубоко под ним, в холодной воде, задыхаясь от нехватки воздуха. Морозные волны пробивают горло, заполняя легкие. Удар по льду, но он слишком тверд, чтобы сломаться под натиском вялых рук мечты. А ведь ей нужен воздух, чтобы вдохнуть кислород, взлететь к небу, охватывая сознание, но нет! Темнота в глазах, и расслабленное тело падает вниз, в голубую бездну без тепла и любви! И лишь весной, когда растает лед, оно всплывает мерзким трупом на поверхность этих волн, как воспоминания. Наверное, именно так умирают мечты. И сколько трупов поднимаем мы со дна? Жалеем, но быстро так закапываем в землю, лишь изредка принося цветы на могилы, где кистью выведем очередную надпись: «А я мечтал».

В тот день, я набрался смелости и сил, чтобы подойти к Саре. С неба падал дождь, а девочка, все в том же грязном платье, сидела на крыльце дома, под большим навесом, спрятавшись от дождя, играла в кукол, изуродованных и мерзких. Чем ближе я подходил к ней, тем чаще улавливать ее прекрасный взгляд на своем теле, она, словно через прицел винтовки, смотрела прямо в мое сердце. Наверное, Сара видела всю боль, что глубоко въелась внутри меня, наблюдала чудовищные вещи, которые я вытворял не так давно. Они и до сих пор жили там! Боль и чистота совсем скоро затанцуют в прекрасном вальсе, где выхода и вовсе нет. Лишь постоянное кружение мимо шкатулки, наигрывающей великолепные мотивы. И кто ведет? Наверное, та боль. Но разве можно мне с уверенностью утверждать, что я не проиграю этот бой? Хотелось бы, но нет. И в этом есть свой смысл. Красота…».

– Тебе нравилось проводить время с Уильямом? – спросил Джефри, оборвав лаконичное чтение мужчины

– Очень – слегка растерянно, но довольно ясно, ответил Морган, который был выдернут из мира дневника, что так глубоко втягивал в себя его душу – Я радовался каждому дню, проведенному с ним

– Чем вы занимались, Морган?

– Словно батискаф, погружались в море рассказов и героев. Это было отличное время, Джефри – Морган вновь улыбнулся

– Теплые воспоминания?

Морган положительно кивнул головой.

– Ведь, правда – начал Джефри – Красивые вещи, теплые чувства лишь усиливают эффект драмы. Какие слезы, без прекрасных эмоций? Лишь мерзкая влага, которая не заслуживает опаивать землю, дарить ей боль и осколки великолепного горя. Ты и сам знаешь это, Морган. Словно тучи на небе. Они монотонны и изящны, но яркий свет безумного солнца пронзает их насквозь, заставляя терять связь между собой, превращая в сотни маленьких островков, как память минорных минут. И среди них, так медленно, великолепно, рисуется радуга, словно путь, среди воспоминаний, что вы так слепо ищите дрожащими руками. Это так прекрасно. Понимаешь, Морган?

– Помню – игнорируя вопрос Джефри, мужчина закинул руки за голову, предаваясь воспоминаниям из далекого прошлого – Мы вырядились рыцарями и отправились на поиски приключений – Морган засмеялся – Тонкие палки, вместо мечей и сабель, а картонные коробки вполне заменили нам яркие блики доспех. Это было первое наше приключение. Мы смеялись, ушли далеко от города, туда, где, казалось, небо касалось земли. Звезды усыпали небо, а наши разумы парили где-то под ними, вспоминая строки из любимых книг. Мы лежали на траве, наблюдая, как под ярким полотном проносятся самолеты, словно огнедышащие драконы, которые летят покорять неизведанные земли, куда-то далеко за песчаные волны пляжей. Мы делились впечатлениями, смехом, радостью – Морган тяжело вздохнул

– У тебя был великолепный друг. Ты с таким теплом в глазах вспоминаешь это. А как родители отнеслись к вашему приключению, Морган?

– Ужасно – мужчина засмеялся – Помню, мама была на работе, а отец накричал на нас. Затем рассказал маме, а та, в свою очередь, запретила приводить Уильяма в дом и общаться с ним. Это было ударом для меня

– Понимаю, Морган. Иногда, родители так стремятся обезопасить своего ребенка, что причиняют ему ужасную боль и мучения. Но разве можно винить их за это? Детская психика, как тонкая грань паутины, что годы сплетают в душе. И вы, правда, думаете, что она сильна, прочна, ее невозможно разрушить? Бросьте, люди. Абсурд! И дело даже не в разрушении ее, а в том, что этот страх не даст вам покоя. Люди слишком бояться сделать ошибку, сотворить что-то не так, уйти хоть на миллиметр от устоев общественных норм и морали. И этот страх загоняет их в угол, заставляя ошибаться во всем! Это и есть та самая игра жизни! Плевать вам в лицо! И твои родители, Морган, не были виноваты в своих криках, наказаниях. Ты понимаешь это? Животный страх за свое чадо убивал их. А ты ведь до сих пор не простил им того случая – Джефри закурил сигарету

– Откуда ты знаешь?

– Продолжи чтение, Морган – парень указал пальцем на дневник – Ведь, это и есть главная цель твоего визита сюда. Нельзя просто уйти от нее – Джефри выдохнул огромный ком дыма, который поднимался все выше, пока не рассеялся под холодным потолком палаты, въедаясь в глаза черных камер – Ведь так, Морган?

Мужчина не ответил. Он вновь нашел обрывки строк, на которых завершил чтение, надвинул на глаза очки и продолжил выплевывать буквы, гонимые монотонным голосом, в окружающую атмосферу палаты:

«… Мы долго разговаривали с Сарой. Она делилась своими играми, показывали различных кукол с множеством имен, рассказывала истории их жизней. Удивительно. У каждой куклы, будь то девочка или поломанный зверек, была своя история. Нет, не просто: «Они поженились и жили счастливо». В любой из десятка кукол был свой мир. Это поражало, приводило меня в восторг. Сколько миров внутри ее головы? Она, словно копилка для мелочи. Каждая монетка с громким звоном падала на дно, дополняя огромную сумму. И как в этом хаосе можно выбрать лучшую монету? И зачем ее искать? Быть может, лучше собрать всю мелочь и создать великолепную мечту, мир, что, словно крупная купюра, не разменивается на сотни маленьких миров? Это великолепие захватывало мой разум, терроризируя его тысячами картин. А сколько миров было во мне? Сколько их в вас? Наверное, это единственный аспект человеческой души, который закрыт от всего, и даже я не могу проникнуть внутрь.

Я взял в руки одну из кукол, помогая Саре создавать новую историю для ее фильмов, рассказов, картин. На ладонях девочки виднелись огромные порезы, оставленные Чарльзом. Эти линии, как колючая проволока, закрывали в ней всю боль, не позволяя выйти в этот мир. Под грязным платьем, на котором находилось несколько разорванных дыр, красовались синяки и шрамы. Казалось, все ее тело усеяно метками, этими маленькими замочками души, что не давали ей чувствовать радость в порывах ветра. Сара вся дрожала от холода, но продолжала улыбаться, глядя на меня своими большими, глубокими глазками. Я чувствовал тепло, которое разливалось в моей душе, наполняя ее реками грусти. Кровь в венах медленно циркулировала, и жизнь убегала куда-то к небу, разрисовывая серое полотно багровыми красками.

Из-за дверей дома раздался звук битой посуды, криков и ругани. Теперь, мне многое стало понятно. Она – темная сторона Луны. Ее никто не ищет, не видит. Да и вряд ли, она кому-нибудь нужна в этом мире. Так больно видеть безразличие родных и близких. Сара тряслась от холода, и я укрыл ее своей курткой. Рядом с ней минуты превратились в долгие месяцы. Почему? Я не знаю. Мой разум наполняло какое-то непонятное чувство тепла и доброты. Хотелось убежать от этого дома, исчезнуть, провалиться под гнилые доски или раствориться в тумане боли, меланхолии и ужасе. Там, где мне было уютно! Я взял Сару за руку. Пальцами я чувствовал грубые порезы на ее мягкой коже, а в мою душу проникал покой. Автобусы, аллеи, парки мелькали мимо нас. Зачем я уводил ее? Чтобы убить? Смысл в ее смерти, если я сделаю это своими руками? Я хотел подарить ей счастье, мир, без боли и обид!

Мы проникли в мою комнату, и Сара прыгнула на кровать, такую мягкую и нежную. Петля раскачивалась на том же месте, забирая в себя капли едкого дождя, проецируя жизнь, в которой не было глупых людей, лишь капли, слезы неба и пелена. Я сделал чай, поставив две кружки на кофейный столик. Впереди долгий разговор. Смысл моего творения. И время, что секундная стрелка отсчитывала по ласковой коже циферблата, тянулось, словно долгие месяцы. Привет, Сара…».

– Морган, ты перестал общаться с Уильямом после того, как тебе запретили родители? – спросил Джефри

– Нет – тихо и виновато ответил мужчина

– Почему?

– Не знаю, Джефри. Что-то тянуло меня к нему. Я хотел проводить время только рядом с ним, делиться впечатлениями, книгами, рассказами и таинственными приключениями, которые мы воссоздавали в своих мечтах

– Запретный плод сладок – задумчиво произнес Джефри, перебирая в голове тысячи мыслей, которые собирались в снежный ком, готовые выстрелить, застилая палату своей красотой – Ведь так? Как часто мы хотим то, что лежит под запретом? Тут важен даже не сам вопрос, как всего одно слово. Запрет. Неужели, люди до сих пор верят в то, что именно он делает вещи такими прекрасными? Да, возможно. Быть может, наш разум так стремится открыть замок, освободить заключенные мысли, чьи руки скованны браслетами печати. Зачем? Неужели, люди думают, что лишь запрет придает вещам той магии, которую они видят? Бред, Морган – Джефри раскинул руки – Вы всегда хотите ту или иную вещь! Неважно запрещена она или нет, та магия, которая чарует своим великолепием, всегда существует, живет! Просто люди слепы. А запрет – способ обратить внимание! Словно микроскоп! Песчинка. Что в ней прекрасного может быть?! Разве человек восхищается тонкой линией паутины? Нет! Но стоит положить их под микроскоп, и сколько многогранных линий открывается человеческому взгляду! Сколько красоты, великолепия! Людям всегда нужен эффект, чтобы видеть магию и красоту – Джефри поджег сигарету, втянув в себя великолепный никотиновый дым

– А тебе?

– В смысле?

– Что нужно тебе? Ты ведь видишь красоту? – Морган, проникая словами все глубже в душу парня, продолжал задавать вопросы

– Мне? Ничего. Морган, я и без эффектов вижу достаточно. Мои глаза открыты, а разум свободен в своем полете, готов впитывать в себя все линии мира, чтобы все чаще открывать глаза глупым прохожим

– Зачем тебе это, Джефри?

– Честно? Я сам не знаю. Мерзко наблюдать за тем, как люди проживают свою жалкую жизнь, стараются везде успеть, берут кредит и вязнут в них, жалуясь на бессмысленные годы, в которых топят друг друга ради солнца, что своими лучами ласкает спины единиц – Джефри выпустил дым, переведя взгляд на грудь Моргана – Интересно, сколько красоты в тебе. Готов ли ты признать очевидные факты?

– Думаешь, я смогу?

– Не сейчас. Еще слишком рано. Но совсем скоро ты все узнаешь, Морган – Джефри потирал ладони, зажав в зубах дымящуюся сигарету, которая своим ароматом наполняла небольшое пространство палаты – И как долго ты общался с Уильямом?

– Еще месяц или чуть больше – тихо ответил Морган

– Расскажи мне, Морган

– Мы переиграли множество ролей, сотни масок примерили на свои лица. Знаешь, Джефри, это было великолепно. Вчера мы были пиратами, сегодня наряжались космическими путешественниками, а завтра превращались в рыбаков. И в каждом новом дне мы искали что-то новое, другое, непонятное – Морган вновь улыбнулся – Родители даже не подозревали, что я до сих пор дружу с Уильямом. Они и не понимали меня. Не знали, как хорошо нам было. Казалось, он один понимал меня, видел все мои переживания

– Ты до сих пор все это помнишь?

– Такое тяжело забыть, Джефри. Ведь, он был мне как брат. За всю свою жизнь, я не встречал более интересного человека, понимающего меня – Морган замолчал – До этого дня – мужчина тихо произнес фразу, подвинув к себе дневник парня

Джефри промолчал, лишь улыбка проскользнула на его лице. Морган же искал пальцами обрывки строк, на которых закончил чтение, но никак не мог их найти. Время быстро бежало вперед, стирая грани дозволенного, создавая иллюзию неприкосновенности. Мужчина смочил горло водой, чтобы вновь проникнуться в дневник парня. Буквы и слова посыпались в тяжелую атмосферу палаты:

«… Наверное, я никогда не забуду ее слов: «Жизнь – это больно». Я смотрел в ее глубокие глаза, стараясь, как можно сильнее, ворваться в душу, создавая огромный вихрь эмоций, но это было не так просто. Горячая кружка согревала ее ладони, разрезанные острой бритвой, проникая теплотой, которая разливалась по телу, такому молодому и невинному.

Я не мог выбросить из головы кадры тех пленок и то, как Чарльз трогал ее тело своими мерзкими лапами. Не смотря на порывы ветра, которые сильно били в окна, после горячего чая в комнате стало душно. Я медленно снимал с себя кофту. Вдруг, увидев это, Сара пискнула, отскочив в угол комнаты, и закрыла лицо руками, спрятав свои глаза за своеобразными воротами из ладошек. Именно тогда, я понял. Чарльз не просто резал и издевался над ней, больной ублюдок! Он насиловал красоту этого мира. Фу, мерзость! Самый тошнотворный факт вашего грязного мира. Рвота, что выплескивается из пастей на великолепные сюжеты, застилая их едкой жижей отвращения и стыда, злобы и мерзости! Ее запах врывается в ноздри, режет глаза, словно элегантной бритвой вспаривают зрачки, из которых падают капли великолепной крови, смешиваясь с омерзительной рвотой! Сколько дерьма вы держите в себе?! Твари! И как сильно ублюдки хотят испоганить прекрасное искусство смерти, боли?!

Я поспешил к Саре. Бежал успокоить ее! Я прижимал испачканное тело к своей груди, а она лишь мычала, капая чистыми реками, которые пробивались из глаз, на пол. Мысли влетали в голову, злость кружила зимней метелью, проникая в меня все сильнее и глубже! Вскоре, Сар пришла в себя. Она сидела рядом, рассказывая мне десятки разных историй о своих мирах, куклах, играх. Я смотрел в ее глубокие глаза и видел, как они хотели доброты, любви, тепла. Я изо всех сил держал себя в покое, но с каждой секундой внутренний пожар разгорался все сильнее в моей душе. Я должен был спасти ее! Но как?! Убить?! Все не то! Сара сама должна была отдаться в руки смерти, которая подарит ей мир, где лишь она, доброта и куклы! Казалось, она уже была мертва.

Я сидел на кровати, пока Сара показывала мне очередной спектакль. Она держала кукол, двигала их по глади кофейного столика, словно в памяти, играя новый фильм. Какие-то непонятные монологи, жизни. Среди них, этих игрушек, она достала одну, которую никогда не выпускала из рук. Без лица, потертая, ужасная кукла. Сара произнесла то, что я никак не ожидал услышать. Она протянула мне эту странную фигурку и сказала: «Это ты». Шок! Ужас! Это все, что я испытывал в тот момент! Нет, не из-за олицетворения меня в этой ужасной кукле. Дело в другом. Она показала мне не один спектакль. И в каждом из них, я был кем-то вроде ангела. Знаете, как бессмысленная особь ждала моего прихода! Я – ангел! Существо, которое забирало проблемы Сары, очищая ее кукольный фильм! Это было прекрасно! У зла нет лица, ибо оно многолико! Но я был для нее великолепным, добрым, тем, кто уносит горе! Нет, она не создала идола, Сара поверила в мечту, надежду, обрисовывая меня не человеком! Наверное, это была последняя ступень к моей вершине! К идеальному искусству! Эта девочка смотрела на меня широкими глазами, словно упрашивая перенести иллюзию из кукол в комнату, где мы были вдвоем, освободить ее от проблем, подарить мир, куда отвозит лишь Хорон. Мою душу наполняли чувства, а голова была забита мыслями о кукольных фильмах! Сара продолжала мило улыбаться, даже не подозревая о том, как сильно, словно сбросив ядерную бомбу, она потревожила мою душу! Ангел? Быть может, она была права. Но я художник. И мое искусство подходило к завершению!

Я попросил Сару встать на стул, который находился под петлей. Она без сомнений быстро вскарабкалась на него. Кольцо, созданное из тяжелой и грубой веревки, раскачивалось прямо перед ее милым лицом. Интересно, она понимала это? Я подошел сзади, положил свои грубые руки на ее плечи и тихо прошептал: «Что ты видишь там?», указывая пальцем в середину петли, в которой находились ветер и дождь…».

– Что произошло, Морган? – тихо спросил Джефри

– В смысле? – поглощенный чтением, растерялся Морган

– С Уильямом – пояснил молодой человек

– Он исчез – промолвил Морган, отложив тетрадь в сторону – Ты хочешь знать, что случилось в тот день?

Джефри кивнул головой.

– Мы договорились увидеться с Уильямом в парке, чтобы начать наше новое приключение – тяжело начал Морган – Но он не пришел. Я помню дождь, который падал вниз, подчеркивая мое одиночество. Он не пришел – повторил мужчина – Я ждал его, пока не стемнело, но он так и не появился. Полиция искала пропавшего мальчика, а я пытался смириться с этим. Вскоре, его труп был найден. В том же парке, под могучим деревом лежало тело Уильяма. Он так спешил ко мне, что сбивался с ног – Морган сделал паузу, набрал воздуха в легкие и произнес – Он упал на металлическую ограду, украшенную пиками. Боже, зачем ты заставляешь меня вспоминать это? – по щеке мужчины скатилась слеза, упав на холодный пол – Я до сих пор виню себя в его смерти! Понимаешь, Джефри?

– Успокойся, Морган – парень пронзительно посмотрел в глаза мужчины, из которых сочились чистые слезы – Ведь, в тот день умер не только Уильям. Все его персонажи, роли, разыгранные вами, были мертвы! Печаль за каждую из них глушила твою душу, возможно, они и сейчас мучают тебя во снах. Я должен был знать, Морган, сможешь ли ты стать частью моего искусства, как сильно ты проникся драмой. А Уильям? Он подарил тебе жизнь. Ведь, если бы не он, кем ты был? В тот день часть тебя умерла. Это, словно переполненный воздушный шар, вынужденный сбрасывать ненужные материалы, чтобы как можно выше подняться в великолепное небо, воцариться над этим миром, увидеть его суть! Ведь, ты – шар! Уильям – ненужный материал, который, увы, сыграл свою роль! А те герои, возрожденные вами, останутся, как светлый маяк, словно солнце, намного выше твоей вершины, Морган

– Может ты и прав – тихо произнес Морган

– Ты сильно переживал разлуку с ним? Его смерть, наверное, оставила сильный отпечаток в твоей душе. Расскажи мне. Перестань нести в душе этот камень – Джефри на секунду замолк – Ведь, ты можешь доверять мне, Морган

– Признаться честно?

– Да

– Я очень сильно переживал эту утрату – тихим голосом начал Морган – Понимаешь, Джефри, он был единственным моим другом, которому я мог рассказывать все, что угодно. Мы проводили много часов вместе – мужчина остановился, тяжело вдохнув холодный воздух – А потом его не стало. Ты прав, я и сам исчез. Следующий год был для меня очень тяжелым. Я закрылся в себе, Джефри! Пойми!

– Морган, ты просто искал часть себя, которая была уже мертва. И в этих поисках ты заблудился. Сотни коридоров из мыслей и идей, тысячи разных дверей, и среди них лишь одна чарует своей магией, манит освобождением. Как ее найти, Морган? Можно стучаться в каждую из них и ждать ответа. Будет ли он там? Что ты увидишь в очередной замочной скважине? Чарующий красками мир? Полотно новых картин? Освобождение? Или холодную даль, которая уводит куда-то в грусть, боль, к ледяным звездам? И медленной походкой по коридорам, так спокойно и плавно, минуя двери, заглядывая за каждую из них, искать то, что освободит душу от лап боли и тоски. Интересно, сколько людей скитаются по коридорам в ожидании нужной двери? Сколько еще умов поглощены в своих мирах?

– Тебе это знакомо?

– Да – ответил Джефри – Ведь, я немало лет провел, скитаясь по залам, в поисках нужной двери

– И как ты ее нашел?

– Это был долгий процесс, Морган. Я так же, как и все люди, скитался по коридорам, открывая двери своей души, но их там было много. Я устал. А почему бы не разрушить это все? Поджечь и наслаждаться взглядом на пустынное поле! Ведь, без дверей и стен все поиски становятся лишь картинами, где можно видеть красоту! И это проще, Морган – Джефри остановился – Я помогу и тебе, но еще слишком рано

– Мне кажется, я итак нашел дверь, где хранится мое избавление от смерти Уильяма – ответил Морган

– Но ты так и не дошел до главной двери, мой друг. Понимаешь?

– А как ты можешь говорить о том, какая дверь из них самая главная, если внутри себя сбивался с поиска?

– Я знаю тебя, Морган. Ты должен мне поверить – парень замолчал – Ну что? Продолжим чтение?

Морган перевернулся страницу, набрав больше воздуха в свои легкие, концентрируясь на каждой букве, стараясь прочитать слова с еще большим выражением:

«… Сара молчала. Она не могла ответить. Лишь легкая улыбка скользила на ее лице, воодушевляя меня! Я знал, именно внутри этой петли ее ждет успокоение, тот мир, о котором она так мечтала. Как сложно перенести игру из ее кукольных спектаклей в наш грязный мир. И в этом мерзком воздухе, я – ангел ее фильмов, который должен увести от проблем, печали, через мучительную боль искупления! Это было прекрасно! Чувства съедали изнутри, рассеивая пепел зла, что так глубоко засел в моей душе!

Мы всматривались в петлю, стараясь увидеть ту красоту, к которой так стремилась Сара. Она была там. Среди тяжелых скал печали, находился мир, взятый в кольцо тяжелой веревкой, без боли! Это, словно ворота в рай, где каждый может найти себе место! Я, будто видел, как черная боль уходила из ее тела, прорываясь сквозь шрамы, которые оставил на ее теле Чарльз. Они раскрывались, как цветы, жаждущие влаги небес, освобождали ее душу от ненависти, стыда, фальши. Эти чувства заполняли комнату, маскируясь в каждой капле воздуха, и лишь петля была чиста. Она, словно светилась, заманивая в себя наши хрупкие разумы. Улыбка на лице Сары показывала мне, как уходила ее боль. Я нежно надавил ей на затылок, просовывая ее голову в петлю, она даже не сопротивлялась. Интересно, как сильно она доверяла мне? Наверное, в ее сознании, я был тем самым миром без боли. Ее кукольный театр, как мечты!

Дождь за окном прекратился, и солнце, словно подыгрывая мне в этом шедевре, ударило своими лучами, которые отражались тысячей огоньков в каждой капле влаги, в мое окно, освещая комнату, принося тепло в душу Сары. Грубые волокна веревки обнимали ее шею, лаская нежную кожу. Последние капли боли убегали через раскрытые шрамы, оставаясь липкими черными пятнами в воздухе! С улицы отчетливо доносился звук сирен. Я знал, что это за мной, но никак не мог оторваться от ее плеч, взгляда! Я видел, как сильно она хотела уйти. Ее ноги начали дрожать, из глаз закапали чистые слезы, а руки сжимали куклу, которая олицетворяла ангела! Меня! Я что-то тихо шептал ей, рассказывая про мир после этого шага, но не обманывал ее. В моей голове уже бежали картины ее убийства. Я обошел вокруг табуретки и стал перед ее лицом, смотря в раскрытые глаза, ожидая самого главного момента. Она сомкнула веки, и по щекам потекли реки красивых слез. Это и было освобождением. Набрав воздуха в свою грудь, Сара сделала шаг вперед, покинув нежную гладь стула.

Веревка с огромной силой обхватила ее шею, обнимая своими ласковыми волокнами. Она въедалась в нежную кожу, оставляя грубые разрезы, принося боль в ее освобожденное тело. Вынужденные мучения, чтобы попасть в лучший мир. Сара хваталась руками за веревку, стараясь высвободить свое тело, которое раскачивалось, танцуя в объятиях воздуха. Ее горло пережимали волокна, не позволяя гнусному воздуху проникать в легкие, перекрыв пути дыхания! Глаза Сары наполнялись кровью, а лицо краснело, вены проступали все сильнее. Казалось, они скоро лопнут под давлением! Я – ангел, который показал ей дорогу в тот мир! Жизнь уходила из ее опухших глаз, изо рта текли слюни, падая на пол! Как же мерзко это все! Она, словно осенний лист, сорванный с дерева, гонимый ветром, который так нежно ласкает его, но обречен на смерть, гниение в пределах вашей земли! Вскоре, Сара замолкла. Я встал на колени и тихо заплакал! И где теперь тот мир? Я обещал бежать за ней, она ждала по ту сторону петли, но мой разум так и не пришел туда! Она нежно раскачивалась в петле, оставляя на воздухе тонкие линии боли и стыда, что я принес в ваш мерзкий мир!».

Морган закрыл тетрадь и поднял глаза на Джефри:

– А что было дальше?

– Я сидел на кровати, смотрел, как она висела, повторял каждое ее движение, прокручивал в голове тысячи событий и всех своих жертв – тихо ответил Джефри – Я слышал все, что происходило на улице. Полицейские ломали двери моего дома, их топот по скрипящим ступеням, и ружья, которые, словно глаза, смотрели в мою душу, готовые выплюнуть десятки свинцовых слез в мое тело

– Почему ты не пытался сбежать, оправдаться, Джефри?

– Они нашли мой дневник, который я заполнял в этот момент, тело Сары раскачивалось в петле. Думаешь, был смысл оправдываться? Почему я не сбежал? – Джефри сделал тяжелый вдох – Зачем? Убежать и не увидеть финала моего прекрасного искусства? Ведь, я хотел раскрыть глаза хоть одного человека на зло, что так прекрасно, показать, как сильно оно возрождается из глубины души, обхватывая мозг и разум, и никому не удавалось остановить его! Морган, я тут. И единственное, чего ждет мой разум – это закончить свое безупречное творение! Думаешь, мне важно время, на которое ты так часто смотришь? Мне плевать на него!

– Оно необходимо тебе – уверенно произнес Морган

– Для чего?

– Чтобы завершить свой шедевр – мужчина улыбнулся, упиваясь своей правотой – Ведь, этот дневник неотъемлемая часть твоего искусства

– Мне не обязательны эти минуты, что так быстро утекают сквозь воздух. Я буду тут до определенного момента, Морган. Понимаешь, весь мой дневник – холст. Но без штриха финала он бездарен. Мне приходилось дописывать его, сидя в холодной палате! Знаешь, как сильно я ждал тебя?! Ведь, я не могу играть один, Морган!

– Ты хочешь, чтобы я был свидетелем твоих картин?

– Частью – тихо ответил Джефри, закурив очередную сигарету, дым от которой улетал под потолок, застилая глаза камер, что до сих пор нежно смотрели на происходящее – Одной из вершин!

– Но почему мне такая честь?

– Ты все поймешь, Морган – Джефри замолчал.

В палате чувствовалось напряжение, словно ток бежал по проводам душ, создавая электрический вакуум заряженной смерти. Тихий стук часов отчетливо слышался в каждой секунде. Так мало минут. Джефри глотал ядовитый дым, а Морган, перекручивая в пальцах ручку, о чем-то думал, погружаясь в мир своих мыслей. Вскоре, голос парня нарушил тишину, которая повисла в воздухе:

– Морган, ты готов принять последний штрих? – Джефри указал на дневник – готов ли ты увидеть финал?

– Что ждет меня там, Джефри?

– Финал, Морган. Великолепное окончание искусства! Завершающий штрих поколения! Это, словно последняя минута жизни! Увидев ее, ты откроешь глаза, впитывая всю красоту полета, как губка впитывает алую кровь! Все искусство сводится к финалу, Морган. Последний штрих должен быть прекрасным, иначе картина – бездарность! А мой шедевр имеет право на то, чтобы показать миру свое омерзительное лицо! Стоит открыть лишь разум, как мысли уничтожат все живое на своем пути. Зачем творить без идеала? Финал – конечная станция усталых поездов. Так мало пассажиров выплевывают железные вагоны, таких печальных. Немногие способны ждать финала, и ради их глаз, чтобы они увидели последний пирон, стоит творить!

Морган перевернул страницу, опустил глаза в новые буквы, написанные другими чернилами. Видимо, Джефри писал эту часть, находясь в окружении стен палаты. И томный голос начал ласкать усталый воздух:

« Запись №6. Джефри…

Глава 7. Финал.

Морган резко отстранился от дневника. Молчание повисло в воздухе. Мозг пульсировал, выдавая сотни ударов, словно сердце, которое быстро стучит где-то под ребрами, завораживал всплеском какой-то непонятной эйфории и легкости. Будто удар по натянутым струнам гитары, оставляя за собой бесконечный минорный звук, дыхание Джефри въедалось в уши мужчины. По морщинистому лбу медленно скатывались капельки пота, в которых отражался свет тусклых ламп. Морган не мог понять смысла следующих страниц. В голове крутились тысячи мыслей: «Что задумал Джефри? Какое искусство он нес? Насколько сильно зло проникло в его тело? И в чем смысл?». Сплошные вопросы, на которые Морган так боялся найти ответы. Казалось, каждое слово, выплюнутое из его рта, будет неправильным, поспешным, глупым, но молчание поедало все быстрее душу. Атмосфера требовала прекратить эту тишину, которая завораживала, наигрывала интригу на тонких клавишах рояля, создавая палитру минорных нот, без смысла и идеи.

– Как это понимать? – спросил Морган, нарушив молчание

– Что именно?

– Твои строки! Что это значит?! Самоубийство – твой идеал искусства?! – Морган заметно нервничал, но старался скрыть это

– Идеал? – Джефри громко засмеялся – Морган, ты глупец, если думаешь, что я способен лишить свое тело жизни! Разве это будет искусством?! Неужели, Морган, ты так и не понял, что именно я пытаюсь донести в своем шедевре?!

– Что же?! – Морган встал из-за стола и хлопнул руками об гладь стола, благодаря чему раздался оглушительный звук

– Как великолепно зло, смерть – спокойно ответил Джефри, не обращая внимания на эмоциональность мужчины – Зло, как искусство. Сколько умов поглощают книги, картины, мелодии? Какое количество людей, однажды окунувшись в великолепие искусства, меняли свои взгляды, вкусы, интересы? Иногда, увидев шедевр, мы не можем отвести глаз от, творящегося внутри, великолепия! Когда мозг перестает слушать, а душа видеть, искусство проникает вглубь! Люди даже не понимают, что эти шедевры владеют их разумом! А зло? Оно прекрасно. Его тяжело определить, зло съедает изнутри, оставаясь налетом событий, психических расстройств. Иногда, оно живет в нас, но мы так боимся это признать, выдумывая сотни разных жизней. Понимаешь, Морган?