Текст книги "Спецификация идитола
(Прозроман ускоренного типа)"

Автор книги: Сергей Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

21
Пожар обсерватории

Профессор встал из за стола, поцеловал жену, погладил дочку по головке и сказал:

– Прощайте, друзья, – я нынче наверно на всю ночь. Прощай, крошка.

Он доехал на трамвае до конца линии и пошел пешком по шоссе. До обсерватории было рукой подать, минут тридцать ходьбы, а экипаж нанимать каждый день не всякому по средствам.

Профессор вышел из трамвая и пошел пальмовой аллеей в полной почти темноте. Ничего не видно. Но профессор, слава богу, хорошо знает дорогу. Он ходит по этой аллее каждый день уже восемь лет. Восемь лет, – это что-нибудь да значит для науки.

Сегодня профессор был несколько озабочен. Он обнаружил в пространстве нечто, что не вошло ни в один звездный каталог – это раз, во вторых, он вчера узнал, что среди финансистов Южной Америки есть очень милые люди, обнаруживающие большой здравый смысл и большой интерес к астрономии. Они катались вечером недалеко от обсерватории и заехали взглянуть, как живут «люди науки». Кстати, один спросил, что это за штука мечется по горизонту… Эта штука и была, как раз тем, что занимало теперь мысли профессора. И как это они заметили!

В воздухе вверху раздался энергичный гул, и что то основательной величины пронеслось над аллеей. Профессор остановился, сердце у него забилось – может быть, это оно самое и… Нет, просто это дирижабль. Рейсы в Японию и больше ничего.

Профессор вошел в под’езд и разоблачился. Старенький швейцар взял у него пальто, шляпу и палку, как он делал это каждый день восемь лет подряд, и осведомился, как здоровье господина директора. Все благополучно. Его ждут. Хорошо.

В приемной, где сиживали обычно студенты, быстро ходил молодой человек, щелкая новыми ботинками, поглядывая на электрические часы и останавливаясь перед картами и диаграммами. В настоящее время он стоял, свернув голову на бок, и разглядывал спектрограмму. Красивая штука. Из нее вышел бы недурной галстух, на худой конец.

Он обернулся к профессору.

– Простите, – сказал он, кланяясь и дожидаясь покуда профессор соблаговолит подать ему руку, – я от Южама («Южн. – Америк. Акция»), если вы не будете иметь ничего против, я побуду здесь и вы сообщите мне о результатах ваших наблюдений сегодня. Разрешите. Южама очень заинтересована в вопросе. Да и мне самому хотелось бы… Я, знаете, никогда не видал обсерватории. Деловое воспитание, что вы хотите…

Профессор не имел ничего против. Молодого человека повели в огромный, накрытый куполом зал. Там висели вверху огромные медные пушки, около них стояли высокие лесенки… подумать, какая масса денег тратится на это дело. Молодой человек проникся уважением к профессору. Если даже это и шарлатанство, то оно блестяще поставлено. Ему показали Венеру в большой телескоп. Молодой человек удивился, она очень похожа на луну, эта ихняя Венера, – а потом ничего не разберешь: – все едет, качается, уплывает, играет радугой. Студент улыбнулся и повел его вниз к маленькому телескопу. Это другое дело. «Это Юпитер». Верно: – Юпитер, как Юпитер, он видел на картинке.

Но студента позвал профессор сверху. Господин директор был в изумлении. Он ничего не понимал.

– Мы решили, что это метеор… Это не метеор. Ничего похожего. Идемте к спектрографу.

Они спустились вниз. Служители принесли спектрограф. Эту махину навинтили на 86-дюймовый рефрактор – гордость обсерватории. Еще один – на громадный зеркальный телескоп, весь в балках, точно под'емный кран. Сбежались наблюдатели. Профессор об'яснял им что то, разводя руками. Он уселся к рефрактору. А с другой стороны, что то снимали, щелкали, тащили. Ужасная суматоха. Агент Южама потирал руки и поднимал плечи: ну и дела, – даже эти звездные черви, государственной важности зеваки забегали, – ну и дела.

Серенький человек отскочил от зеркального телескопа.

– Это не спектр, а чорт знает что, – вскричал он, – тут тысяч шесть линий! но это любопытно.

А профессор застонал наверху около своего рефрактора:

– Это невозможно, – сказал он, – у нас положительно невозможно работать. Призмы не протерты. Грязь. У меня исчезает поминутно вся средняя часть!

А серенький крякнул снизу:

– Спектр смещается, спектр смещается, он уходит от нас со скоростью электрона.

Агент Южама напряг память, но не мог вспомнить, какой это фабрики автомобиль называется электроном. Всех не упомнишь.

Профессор хлопнул рукой по лесенке и сказал служителю раздраженно:

– Это надо делать днем, а не сейчас! – и опять прилип к трубе.

Служитель, сбежавший с лесенки, бормотал себе под нос, что старик чудит: все чисто и вытерто.

Тут профессор и серенький человек оба разом замахали руками:

– Пегий спектр! – крикнул серенький.

– Ну да! – ответил профессор.

– А что же это такое!

– Никогда в жизни… – начал профессор.

И тут что то ухнуло около них сбоку, пламя неожиданно вырвалось из стены – пожар! пожар! обсерватория горит. Профессор скатился с лесенки горошком. Серенького оттащили от телескопа силой. Он не хотел уходить. Да ну вас с вашим пожаром!

Все в огне, воздух залит заревом. Слышны мелодии рожка, колокольчики и крики – из города мчатся пожарные автомобили. «Боже мой, – говорит профессор, – моя обсерватория! моя обсерватория!»

Агент Южама выбежал на аллею. Опять неудача!

Он услыхал шум пропеллеров и увидал вверху грузный облик уходящего влево дирижабля. Что такое, – Иокогама-линия сегодня запаздывает, по-видимому?

Серенький стоял и ковырял в носу. Агент подошел к нему. Что это такое, этот метеор? Серенький не знает, что это такое – у него громадное собственное движение, он лучеиспускает, его спектр показывает линии какого то нового элемента.

Шум пронесся над вершинами пальм – купол обсерватории обрушился и похоронил под собой все сегодняшние снимки.

Агент Южама с тоской глядел на это.

22
Испанская тюрьма

Усатый сгорбленный человек завернул покрепче вокруг шеи кашне и задумался. «Трипль-Ойлю» не везет. Недоставало только того, чтобы и его схватили. Какой то паршивый вонючий Агвилос, испанский городишка – и еще более паршивая тюрьма! Такой дыры он в жизни не видал. Тюрьма, – это дубье думает, что это тюрьма! Хороша тюрьма:

– это свиной хлев.

И что за неотесанные громилы эти испанцы! Полицейский в конторе спрашивал его, что он думает о свинцовых рудниках, – чтоб ты сдох, анафема: попадись ты мне на воле!

Его схватили на дирижабле – из Гамбурга в Нью-Йорк. К нему привязался какой то нахал и начал лезть к нему с кулаками в самое рыло: – зачем он приставал к его даме, – он и в глаза не видал этой дамы. А потом они взяли его, два ражих немца, и без дальних слов швырнули в океан. Бух и готово! Как вам это покажется? скоро порядочному человеку нельзя будет никуда и носу показать.

Хорошо, он улетел в океан. Честное слово, – это тоже вещь в своем роде – пролететь тысячу метров по воздуху и ахнуться в ледяную воду. Признаться он и не думал вынырнуть. Но вынырнул. И его подобрала испанская канонерка. У него начался жар. Наверно он наврал чего-нибудь в бреду. Одним словом, он очнулся вот здесь.

В дверь застучали и его повели на допрос.

Черномазый следователь перекидывался шуточками с полицейскими. Они хохотали и показывали пальцем на него. Он немного маракует по испански. Ну да, ничего доброго он здесь не дождется.

Его допрашивали по английски. Ничего себе эта публика говорит на всемирном языке, это стоит послушать.

Допрос прервался. Следователь снял пиджак, жалуясь на жару, и послал мальчишку за бутылкой Опорто. Ему тоже поднесли стаканчик, – это просто портвейн, но недурной. «Есть такой у вас в Америке?» В Америке все есть.

Хорошо. Начнем сначала.

– Вся ваша шайка изловлена. Это вам известно?

– Я ничего не знаю ни о какой шайке.

– А это что такое? – и следователь показал набор инструментов для стали.

– Это вы везли на выставку в Чикаго? – не правда ли, ха-ха-ха!

– Я работаю в одиночку.

– По кладовым?

– Нет, по кассам.

– Вы расскажите мне о взрыве котлов на фабрике… на фабрике… чорт бы побрал эти американские фабрики с их богомерзкими названиями – Охтахома Мануфакчуринг…

– Ничего не знаю об этом.

– А об убийстве банкира Варфалло в Минас-Джеерасе?

– В первый раз слышу.

На этот раз арестованный не врал. Он действительно ни об том, ни о другом ничего не слыхал.

Тот к нему приставал еще с полчаса все с тем же. Основатель «Трипль-Ойля» ничего не понимал. Тщетно он уверял следователя, что он специалист по кассам, и не полезет в мокрое дело – а рвать котлы, спаси его небо от таких штук. Где он работал по кассам, да везде. Хорошо. «Апсаньес, дайте ему перчатки», – и стальные поручни щелкнули на его руках.

– Теперь вы будете сговорчивей. Дайте ка мне портфель!

Следователь вынул оттуда что то в роде башмака и шибанул этой штукой своего пациента по голове. Вот это так! Он свалился с первого раза. Его подняли. – Как ему это нравится? специально испанское изобретение. А вы говорите, что в Америке все есть! – Он протестует. Он будет жаловаться американскому консулу. Следователь выпучил глаза.

– Ну, это уж нахальство, – сказал он, и дал ему еще раз, покрепче.

Через час его повели обратно. Сторож сказал, что этот следователь приехал только сегодня утром из Кадикса. Это важная шишка. Известен своей пронырливостью и дотошностью. Так что вам лучше признаться. Он сделает из вас котлету, но добьется своего.

Арестованный подумал, что недурно бы ему повеситься.

23
Диггльс банк завивает горе веревочкой

Два часа ночи. Машина вихлялась по улице так, что бобби отбежал в сторону и вынул свисток. Но она остановилась.

– Ссс-ушьте… это вы там… бобобби! Ну да… Ссушьте… а?

Бобби влез в машину. Сидевший там человек был пьян, как Барбаросса.

– Бобби, – сказал человек в машине, – вы че-чест-ный-на! – человек. Это видно по… по… ну вижу… то есть… а, бобби!

– Куда вас отвезти, – спросил бобби.

– К чо-ортовой бабушке, – ответил автомобилист, – только там еще я не был се-сево-одня… н-да-с… покрутили!.. на!

– У вас есть адрес?

– Вы… вы комик, бобби… адрес – это в роде галстуха, он у всякого – на! – на! – на! – огрррррррллл, – орыйя. – хага га. – грылылы.

Он вывернулся за борт машины и изверг часть поглощенного неправедно.

Бобби смотрел одобрительно.

– Так, – сказал автомобилист, отирая холодный пот с лица, – это лучше. Бобби, вы умеете править?

– Так точно, сэр, – ответил бобби.

– Вот, – сказал автомобилист и дал ему карточку. – Покойной ночи, бобби. Когда довезете, скажите ваш №, ладно?

– Хорошо, сэр, – ответил бобби и тронул.

Сэр перелез, икая и охая, во второе отделение машины, улегся вдоль, икнул и выругался. Засим заснул.

Ехали довольно долго.

Бобби честно привез его в полицейское отделение и сдал. Там дали шоффера и тело несчастного двинулось далее.

Это была дачка за городом. Там приняли тело не без сокрушения. Шоффер получил на чай и сдал № бобби.

В шесть утра Эпсор вышел из этого домика. Лицо его было сильно помято, после пьянства, но все же он был терпим, выбрит, умыт, сколько возможно.

Его ждал другой автомобиль. Поехали.

На повороте третьей, не то четвертой улицы некто шел и поплевывал на тротуар. Эпсор вынул из кармана записную книжку. Некто обождал пока его обогнал авто Эпсора, вытащил из за пазухи некоторое подобно пистолета и нацелился в автомобиль. И спрятал. А шоффер начал беспокойно оглядываться назад, замедлил ход и остановил машину.

– Что такое? – спросил Эпсор.

Шоффер вылез:

– Покрышка! Сейчас сменим… эх! и другая то же самое! Ловко!

Эпсор вышел из машины. Он доедет на трамвае.

Эпсор ушел, а шоффер возился с покрышками. Некто подошел, раскачиваясь к нему, присел, на корточки, потом скинул пиджак и начал деятельно помогать шофферу. Он обнаружил кое-какие знания в этом деле. «Да вы не шоффер ли?» – Нет, он механик, но сталкивался и с этим добром. Чорт знает что: по гвоздю в каждой шине!

Эпсор вышел за поворот, но не стал дожидаться трамвая, взял кеб и уехал.

Аэродром. «Готова машина для Бигерля?» – «Готова». – «Мы едем».

Моноплан унес его. Над океаном – на Запад.

«Где господин Эпсор?» – спрашивал тоненький мужчинишка у швейцара банка, одолжив ему предварительно сигару и поговорив о тяготах швейцарской службы. «Уехали в отпуск, кажется, что в Биарриц…»

Тот же человек путем ничего не мог добиться от шоффера.

После этого он почесал в затылке, помотал головой недоверчиво и пошел на радиостанцию. У него там было неотложное дело. Биарриц… сказки это, а не Биарриц, – проверим, во всяком случае. Это не так трудно. В таких местах всегда есть наши молодцы.

24
Лиса становится порядочным человеком

– Так ты знаешь, несчастный, что такое радиосигнализация около несгораемой кассы.

– Ну?

– Дубина! ты еще и не подошел к этой анафемской кассе, как она тебе влепит пулю в лоб.

– Рассказывай!

– Пусть у тебя заведутся кролики в ухе, если я вру. Она чует нашего брата, как хорошая девчонка с тротуара.

– Это же сатанинское дело.

– Есть!

– Так он и влопался?

– В самую точку!

– Его схватили?

– После того, как тебе всунут пол унца свинца в череп, ты ведь не станешь препираться с буйволами, не правда ли?

– Нипочем. Это против моих принципов.

– Вот. И он был того же мнения на этот счет.

– Я скажу тебе, Угорь, нам дьявольски не везет!

– Да, Лиса, над нами стоит пропеть мормонскую панихиду. Скажи-ка мне, а где – Сверло?

– Боюсь, что он сбежал. Если его только не маринуют где-нибудь буйволы. Нет от него никаких вестей.

Ночью к Лисе постучались в окно. Первым его движением было бежать. Но у него было подготовлено кое что на этот счет. Он подтянулся к окну и спросил:

– Что нужно?

– Лиса? – спросили из за окошка.

– А хоть бы и Лиса?

– Хотите тысячу долларов?

– Положите на окно и идите к сатане на рога, покуда я не достал винтовки со стены.

– Ладно, – вы хороший малый, я вижу. Кладу тысячу на окно.

– Ей-ей, я снял карабин.

– Повесьте обратно. Я вам дам еще тысячу, если вы меня впустите.

– У меня только шесть патронов, а я так полагаю, что вас человек двадцать. Неудобно будет, если угощенья не хватит на всех.

– Я один, клянусь знаменем Штатов, Южной Дакотой и негрским мясом!

Лиса встал. Он вылез на крышу – и увидал в рассветной тьме, что действительно перед его окном вертится всего лишь один человек. Он разбудил своего Угря и впустил.

– Уф, – сказал тот, – и здорово же вы запрятались! третий месяц, как я бегаю за вами, как гончая собака.

– Я не ищу известности, – ответил царственный Лиса, – скажу по правде: она мне противна. Это потому, что я противник смертной казни.

– Что делать, – ответил гость, – многие ее не любят. Ну вот что: чтобы вы не думали, что я враг: – ваш приятель, тот, у которого родимое пятно на лодыжке, говорит немного в нос и здоровые усы; – кажется, – я не утверждаю этого, – его зовут у ваших – Сверло, – так вот он сидит сейчас в Будапеште, и крепко сидит. Но он держится, и не выдает ваших. А он бы мог вас всех устроить на креслице… да. А то ведь и кое кто другой мог бы добраться до вас, как добрался я.

– Это еще полдела добраться, – ответил Угорь, – надо еще и выбраться!

– Пустяк, – сказал гость, вынул из кармана револьвер и бросил на стол, – вот и вся моя амуниция, пожалуйте.

– Ну-с, – сказал Лиса, покосившись на револьвер, – а дальше что?

– Тысяча долларов лежит на окошке; с той стороны. Вот другая, – он кинул на стол пачку билетов. – Осталось еще две, одна вам, другая мне на обратный путь. Вы люди серьезные и не станете заниматься пустяками.

– Ну, да, – ответил Лиса, который все мрачнел, – говорите-ка, в чем дело. И как вы до меня добрались. Вы от Стифлэта?

– Не угадали, – ответил гость, – от Монса из Бостона. Мы изловили дюжины две ваших ребят, если уж говорить по правде… но у вас прекрасно все устроено! – и большинство из них и знать не знали на кого они работают. Но все таки – я у вас. Советую вам переменить квартиру и кое что изменить в организации. Но не в том дело. В одном из ваших отделений было мокрое дело с банкиром Варфалло в Минас-Джеерасе. Помните?

Лиса поглядел па него и спросил:

– Вы думаете, я тоже служу в вашей конторе?

– Нет, – ответил гость, – я только спросил, помните ли вы. Как и что – могу вам рассказать. Так вот: среди захваченного было письмо от его племянника из датского города Ринкобинга, посланное через Копенгаген… оно пришло к банкиру в день его… скажем, кончины, и было похищено. Оно не представляет собой никакой реальной ценности. В нем идет речь об одном сорте быстро-горючего стеарина… техника, одним словом, вы можете получить за него ровнехонько двадцать пять тысяч долларов, как один пенс – и вам дадут возможность уехать из Америки туда, где вас не знают и не будут к вам приставать. Имейте в виду, что не мы одни заинтересованы в этом письме – и пока оно у вас, вам не дадут жить. Из вашего друга в Будапеште выжиливают то же самое.

– Если вы даете двадцать пять, – сказал Угорь, – значит письмо стоит не меньше пятидесяти!

– А если я предложу вам пятьдесят, вы попросите – сто, не так ли?

Они сговорились на семидесяти.

Лиса уехал за письмом. Сыщик был оставлен под присмотром Угря. Он был славный малый и они играли в домино. Но однажды Угорь хлебнул виски с содой – и удивился, как он быстро пьянеет. Когда он очнулся, этого прохвоста не было.

Угорь поджег ферму и позорно бежал.

Лиса ехал с экспрессами. Зайцем, чтобы не возбуждать подозрений. Его ловили. Определенно ловили. Но он был предупрежден сыщиком и не удивлялся, а вывертывался. Однажды он запутался. Его выслеживали на поезде. Он вылез на крышу вагона. Лежал и держался за вентилятор. Поезд был прямой и должен был мчаться минут сорок до остановки. Вполне достаточное время для того, чтобы изловить человека. Лиса был недоволен. Он видел, как затягивается сеть, куда он будет пойман, – эта сеть кончалась креслом. Кресло – есть род мебели, не больше. Но об удобстве кресла с электрическим проводником к спинке и ручкам существуют разные мнения. У Лисы же было очень определенное мнение об этом роде мебели.

Человек вылез из под вагона и уцепился за крышу. Не забудьте – все вертится и качается: экспресс делает 125 километров в час. Лиса сунул ему револьверную пасть в самый нос. Тот не испугался.

«Не бойтесь, я от Монса, – сказал он, – Лиса, сумеете вы удержаться на веревке, если вам ее кинуть с моста?» Лиса сказал, что он попробует. «Дело в том, – ответил вылезший из тьмы, – что поезд полон сыщиками и полицией, – и зачем вы на него полезли! – я не мог вас предупредить – вам несдобровать, если останетесь! вон мост».

Лиса схватился за веревку и понесся в высь. В высь и в бок. Он полез по этой веревке, которая поднялась так, что образовала тупой угол с днищем моста. Вдруг она ослабла, сердце у него екнуло, он падал, – но тут его поймали и поставили на землю. Он был цел. Впрямь цел. Приятная неожиданность.

Лису посадили на аэроплан, – в жизнь он не катался на этой машине. Хорошее изобретение. Едут двое, – никакой полиции поймать нельзя.

Через день письмо к Варфалло было в руках сыщиков конторы Монса. Лиса получил семьдесят тысяч и под эскортом таинственно отправлен на пароход. Что вы думаете о Баллара? недурной городок – это в Австралии. С деньгами там люди живут не хуже, чем в Вашингтоне.

25
Что такое капитализм? Глава агитационного значения

– Едут, – сказал одни из рабочих, вглядываясь из под руки в пыльную даль, – вон они. Далеко то им все-таки не уехать.

Автомобили, пылившие на горе вдалеке, действительно, вскоре остановились. Видно было, как оттуда вышли люди. Они вытащили велосипеды и поехали дальше, перебравшись через разрушенное шоссе. Но скоро пришлось бросить и велосипеды. Судя по жестам они ругались. Один вынул бинокль и стал смотреть. Он заметил рабочих. Он бросил бинокль и стал показывать жестами рабочим, что им нужны лошади. Он очень картинно влезал на свою трость и гарцевал на ней. Рабочие замахали шапками, и через три часа гости были на фабрике.

Лучше было бы сказать на том, что осталось от фабрики. Взрыв котлов разнес всю округу. Но фирма была не из тех, что боялась несчастий. Казалось, что тут то им и впрыснул чорт под кожу какого то доппинга. Они – из конторы – работали день и ночь. Электростанция была разрушена, они наделали смоляных и нефтяных факелов, чихали и плевались, но рылись в книгах, писали, считали, говорили по радио с городом. Они выгнали всех живых на работы, работали без смен. Они просили и кричали, молили и угрожали. Сам управляющий стал на колени перед партией, которая падала с ног за разборкой разрушенного корпуса. Ведь он тоже ничего не ел уже два дня – а он работает. Они отдают все галеты рабочим. Ей-богу, у них ничего нет. Но каждый день стоит денег, и не пропадать же нашей фабрике! Работайте, ребята, сколько хватит сил – если кто сдохнет, семья будет обеспечена – дети будут в хороших учебных заведениях, жены с пенсией, и законные и гражданские. Провалиться ему – управляющему – если он врет. Ведь он сам – человек служащий.

Ладно, чего там, они работали. Нечего врать зря.

Они были еле живы. Ничего не было. Ни воды, ни еды, ни черта. С ума спятить можно.

Приехавшие слезли с лошадей. Двое. Остальные придут пешком. Больше не было лошадей на заводе. Конюшня как раз была за котельной. Яичница вышла из наших лошадей, вот что я вам скажу.

Директор, молодой еще человек, поздоровался с рабочими, которые были поближе, за руку. Когда тебя прижмут, так ты начинаешь понимать человеческое обращение. А где ты раньше был? А кто наслал на нас целый поезд со штрейкбрехерами? Кто уставил прокатный цех пулеметами? Кто завел стражу с магазинками? Сволочи вы – и больше ничего!

Ладно. Собирайте всех в сталелитейную.

Директор говорил не очень гладко. Он здорово трусил.

– Сегодня в три часа дня, – сказал он, – придут два дирижабля с едой. Там будет и немного народа. Как только вы сумеете прочистить шоссе и путь – всего будет вдоволь. С другой стороны работают железнодорожные рабочие и шоссейные команды. Но добраться до фабрики – почти невозможно. Все, что можно, будет сделано. Отправка дирижаблей стоила пятьдесят шесть тысяч чистоганом – они отправили их. Семьи погибших будут обеспечены. Раненые получат пособие и отпуск. По выздоровлении их возьмут на прежние места безо всяких разговоров. Кого задержат – пусть приходит прямо ко мне. У нас есть сведения: это не случайность. Это не несчастный случай. Компания просит рабочих сохранить присутствие духа. Компания заплатит, как только сможет.

Рабочие говорили глухо и тяжело. – Почему компания не принимает мер? Что это за котлы? Это не фабрика, а мухоловка! Сорок пять человек из котельной сварились живыми, – не хотите ли пойти посмотреть. Сколько народу завалено кирпичом и землей – этого и не сосчитаешь. Это преступление. Они требуют расследования. – «Расследование будет!» – крикнул директор. – Вместе с нами? – Хорошо, вместе с вами. – Ладно. Они потребуют наказать виновных. Делегатам в конторе директор показывал какие то таинственные бумажки. Вот в чем дело. А вовсе не в котлах. Рабочие глядели на это недоверчиво. Бумажки вредные, это верно. Но вы хотите выкрутиться – и свалить дело на конкурентов. А на самом деле котлы были неисправны. «Хорошо, – говорит директор – остался кто-нибудь жив из котельной?» – «Джимс, кочегар». – «Давайте сюда Джимса, кочегара».

– Говорите нам, Джимс, были неисправности в котлах?

– Нет, – отвечает Джимс, – все было в порядке. Не забудьте, дело было в понедельник, а в субботу вечером мы все осматривали, как и полагается.

– Хорошо, – говорит один из рабочих, – ты не робей, а говори, как следует: ты же сам говорил, что в пятом номере были слабые трубы?

– Да, – отвечает Джимс, – это верно, насчет пятого.

– Позвольте, – спрашивает инженер из города, – ну это в пятом, а отчего взлетели остальные?

Этого Джимс не знает. Вот-с. То то и дело.

Он уговорил их, одним словом. Но расследование все равно будет. Обязательно. В три часа действительно пришли дирижабли. Серые, громадные, с роскошными кабинками внутри. Бархат сидений был заложен бумагой и брезентом, а все равно все было выпачкано хлебом, мукой и прочим добром. Еда есть. Это уже лучше. Три доктора, сестры и медикаменты. Ладно, чорт с вами. Когда вы три дня не жрали, – то свинина с бобами, это я вам скажу…

Кто помоложе, бросились на розыски. Поймали с дюжину бродяг. У одного что то нашли. Их повесили в лучшем виде, всю эту сволочь. Тут некогда разбирать. Небось кирпич не разбирал, кого он заваливал!