Текст книги "Сын Люцифера. Книга 5. Любовь"

Автор книги: Сергей Мавроди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 47-й

И настал сорок седьмой день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

– Зачем люди ходят в церковь?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

– Для встречи с Богом. Но к Богу опасно подходить слишком близко и общаться с Ним слишком часто. Если хочешь остаться свободным.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

– Почему?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

– Я покажу Тебе это.

ТРЯСИНА

«Behut Dich! Gott! – es war zu schon gewesen,

Behut Dich! Gott! – es hat nicht sollen sein».

(«Храни тебя Бог, это было бы слишком прекрасно!

Храни Тебя Бог, этому не суждено было быть!» – нем.)

Иозеф Виктор фон Шеффель, «Прощание молодого Вернера»

«Как обнимающий тень или гонящийся за ветром, так верящий сновидениям».

Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова

5 февраля

Три дня назад мне приснился сон. Даже нет! Черт, не умею писать! Ну ладно, в конце концов, я для себя пишу. Как я жалею, что сразу его не записал! По горячим следам. И только сейчас, наконец, сообразил. Пока еще хоть что-то помню.

В общем, мне приснилась девушка. Я был дома. В квартире были также моя жена и брат со своей женой. Мы, кажется, ссорились или нет, это с женой мы ссорились, я ее выгонял; а брат со своей женой просто так уходили. В общем, не умею я писать. В общем, они все уходили и в дверях столкнулись с девушкой, которая пришла ко мне. Вот! Самое главное. Для чего я все это и пишу. А все это предисловие – несущественно. Это просто так. Для памяти себе. Главное же – девушка. Что это была за девушка! Я, наверное, не смогу все-таки описать. Боже, ну почему я не писатель!

Она... Она... Прежде всего, у нее были ослепительно белые волосы. Прямо светящиеся какие-то. Не как у блондинок, а именно белые. Белые-белые! И она была очень красивая. На ее фоне и моя жена, и жена брата, да и сам он – все казались какими-то уродами. Ну, не уродами, а лица у них у всех казались какими-то грубыми, некрасивыми. Хотя вообще-то моя жена в жизни очень даже симпатичная. Красавица, можно сказать. Но на фоне этой девушки она выглядела... Ну, даже не знаю, с чем сравнить. Как грубая мазня какого-нибудь маляра рядом с полотном Рафаэля. Грубые краски, грубые черты...

И она была очень добрая, ласковая, эта девушка. Она все время улыбалась. Тихо так, светло. Мы тут же стали заниматься сексом. Даже не стали, как обычно... ну, короче, она сразу стала делать мне минет... Нет, как-то это пошло звучит! Ужасно! Просто она стала ласкать меня, так, как я хотел. И там, где я хотел. Вот и все. Не было между нами никакой грязи! Даже намека! Даже тени. Я попросил – и она стала, без слов, без возражений, с той же ласковой улыбкой, преданно на меня глядя. Она была как бы часть меня!

Я много чего в жизни испытал, меня предавали, у меня были разочарования; и мне казалось, что я уже никогда не смогу до конца поверить ни одной женщине, ни одному человеку. Слишком уж я их всех хорошо знаю. И женщин, и мужчин.

Все мы предатели. Никому из нас нельзя до конца верить. Если мы не предаем, то только потому, что это нам по каким-то причинам невыгодно. Даже у самых бескорыстных, на первый взгляд, чувств и отношений в основе лежат все-таки эгоизм и себялюбие. По-настоящему мы любим только самих себя. Вот себя мы предать действительно не можем. Ни при каких обстоятельствах! А всех остальных – можем. Можем!! Даже самые искренние, казалось бы, чувства... «Нет!.. Я перестану тогда себя уважать!..», «Как я после этого буду жить!..» и т. д. «Я»!.. Всегда «я»! Т. е. оно и можно было бы, но душевный комфорт, боюсь, нарушится. Так что лучше уж не буду. Рисковать.

А здесь, с этой девушкой, было нечто совсем другое. Она совершенно бескорыстно, без слов и без вопросов просто отдавала мне всю себя, без остатка, не требуя ничего взамен. Ей было приятно делать то, о чем я ее прошу. Просто потому, что это приятно мне. Она бы сделала все, что бы я ни попросил! Она была предана мне полностью, до конца. Она была часть меня. Она была моя.

Мужчина всегда боится, что женщина ему изменит и т. п. Да и женщины тоже. Никто никогда никому до конца не верит. Вот с ней это было невозможно. Если бы она жила в одной комнате с самыми красивыми, привлекательными и сексуальными мужчинами мира, я бы все равно не усомнился ни на мгновенье, что она мне верна. Даже если бы мне кассету с ее записями показали, я бы все равно ничему не поверил. Ничему! Никаким доказательствам. Это все равно, как если бы мне самому мои собственные кассеты продемонстрировали. С моим собственным изображением. Да, на картинке я. Но я-то знаю, что меня там не было! Что бы мне там ни показывали и ни говорили.

А!.. Все не то! Это невозможно выразить словами. Это все равно, что поймать ветер.

Она была моя! И я был ее. Я бы тоже сделал для нее все, что угодно, и умер бы по первому ее взгляду. Прыгнул бы в бездну! Дал себя распять, колесовать, что угодно!.. Конечно! А как же иначе? Она попросила – и я прыгнул. Это так же естественно, как дышать.

Наверное, это и есть любовь. Это даже было сильнее, чем любовь. Любовь – это все-таки два существа. Огонь! Горение! Яркие длинные цветные искры, высекающиеся от соприкосновения, столкновения двух пылающих страстью сердец. А здесь не было двух сердец. Здесь было одно. Не было пламени, искр. Был лишь один чудовищный жар и ровный нестерпимый свет раскаленного добела металла. Такого же белого, как ее волосы.

6 февраля

Она мне опять приснилась! Только она была очень грустная. Смотрела на меня и улыбалась. Грустно-грустно, сквозь слезы. Так, что я сам тоже чуть не заплакал.

Я протянул руку, хотел ее погладить, по голове, по ее чудесным волосам – и она исчезла.

Что с ней? Ей плохо? Мне страшно почему-то. Страшно ее потерять. Если она исчезнет из моих снов – я умру. Я тоже исчезну. Я не смогу жить без нее. Жизнь без нее пуста. Без нее вообще нет жизни. Без нее нет и меня.

1 марта

Ну, приснись, приснись, приснись, приснись, приснись, приснись, приснись мне! Приди ко мне. Пожалуйста! Ты же видишь, как мне плохо. Хоть на секундочку, на мгновенье! Явись мне опять. Дай мне только взглянуть на тебя еще раз, счастье мое, радость моя, солнышко мое ненаглядное! Звездочка моя беленькая. Я знаю, ты просто не можешь. Тебе ведь так же плохо без меня, как и мне без тебя. Правда ведь, любимая? Только это одно меня и печалит. Только это!

А сам я буду ждать тебя. Я всегда буду ждать тебя. Сколько хватит сил. Боюсь только, что скоро у меня разорвется сердце.

2 мая

Я знаю теперь, где ее искать!!! Она мне сама во сне сказала! Сегодня ночью. Неужели это правда?! Нет, что правда, я это знаю. Я просто не могу до конца этому поверить. Это невозможно!! Невозможно вместить, осознать. Такого счастья просто не бывает! Неужели я ее действительно увижу? Здесь, на земле? Наяву?

* * *

Участковый дочитал последнюю строчку и поднял глаза на сидящего напротив хозяина дома, нестарого еще, степенного вида мужика лет пятидесяти.

– Ну, и чего?

– Я ему говорю: куда итить-то, там болото! Мы сами туда не ходим!

– А он?

– А чего он? Собрался да пошел. К вечеру, грит, вернусь.

– Так когда, ты говоришь, это было? – участковый полистал свой блокнот.

– Да три дня, почитай, уже прошло.

– Не вернулся?

– Куды!.. Ни слуху, ни духу. Мы тут с робятами походили, а чего тут ходить – болото!

– Ладно, Митрич, – участковый вздохнул и поднялся из-за стола. – Все ясно. Вещи у него какие еще остались?

– Да нет. Окромя рюкзака, почитай, ничего и не было, – неторопливо пожал плечами хозяин, поглаживая бороду.

– Понятно, – участковый взял с пола рюкзак и повесил его себе на плечо. – И чего человеку в своей Москве не сиделось?!.. – в недоумении покрутил он головой, уже выйдя на улицу. – Сколько у вас тут комаров все-таки! Как вы только тут живете?

– И не говори!.. Страсть! – охотно хохотнул и вышедший вместе с ним из избы мужик. – Чего ты хочешь, однако? Это они с болота летят. Вон ведь оно – болото. Рядом совсем. Трясина.

* * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

– Разве есть и другие боги? Кроме Всевышнего?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

– «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд».

Псалтирь 81#:#1. «Богов»!

«И сказал Господь Бог: вот, Адам, стал как один из нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». Бытие 3#:#22. «Из Нас»!

«Не последуйте иным богам, богам тех народов, которые будут вокруг вас; ибо Господь, Бог твой, Который среди тебя, есть Бог ревнитель; чтобы не воспламенился гнев Господа, Бога твоего, на тебя, и не истребил Он тебя с лица земли». Второзаконие 6#:#15.

Если бы не было «иных богов», то зачем запрещать, к кому «ревновать» и на что гневаться? Вплоть до истребления «с лица земли»!

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 48-й

И настал сорок восьмой день.

И сказал Люцифер:

– Люди склонны переоценивать свои силы. И силу своих чувств. А между тем надо совсем немного, чтобы их разрушить, эти чувства. Совсем, совсем немного...

ОРФЕЙ

«Прежде, неужели начнешь молиться, приготовь себя, и не будь как человек, искушающий Господа».

Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова.

– Господи всемогущий! – Милорадов закусил губу, сдерживая слезы. Но они все катились и катились по его щекам, бесшумно капали на колени, на пол. – Сделай так, чтобы она не умерла! Выздоровела. Ты же все можешь, Господи! Помоги ей, Господи. Спаси ее. И меня, – Милорадов смотрел на лежащую в коме жену и чувствовал, что еще немного – и он не выдержит и разрыдается. Громко, в голос. Он и сейчас-то еле сдерживался. – Если она умрет, то и я умру. Я не смогу жить без нее.

– Ой ли, Иван Сергеевич! – раздался вдруг рядом с ним негромкий насмешливый голос. – Так уж прямо и не сможете?

Милорадов вздрогнул и выпучил глаза. У него даже слезы мигом высохли. Настолько велико было потрясение. Только что он был в комнате один, он и жена, и вот теперь рядом с ним в кресле сидел кто-то еще. Какой-то незнакомый мужчина лет сорока пяти. Дверь была закрыта, шума, шороха никакого Милорадов тоже не слышал. Мужчине просто неоткуда было здесь взяться! И тем не менее он был. Сидел, вальяжно раскинувшись в кресле и небрежно заложив ногу за ногу, и иронически посматривал на потерявшего дар речи Милорадова.

– Кто Вы? – с трудом смог, наконец, выговорить Милорадов. – Как Вы здесь оказались?

– Ну, Вы же взывали к Господу, Иван Сергеевич! – ухмыльнулся незнакомец. – Считайте, что я Его посланник.

– Вы ангел? – пораженно спросил совершенно ошеломленный Милорадов.

– Почти! – коротко хохотнул мужчина. – В некотором роде. Только по несколько другому ведомству.

– Так Вы... бес?.. черт?.. – Милорадов зачарованно смотрел на своего неожиданного гостя. У него даже рот от изумления приоткрылся.

– Ангел,.. бес!.. – вздохнул мужчина. – Какая разница? Так что Вы там говорили, Иван Сергеевич?.. Насчет Вашей супруги, Вероники Васильевны? – он мельком взглянул на неподвижно лежащую в постели женщину.

– Пусть она выздоровит! – Милорадов почувствовал, что у него перехватило дыхание от волнения. – Пусть она выздоровит! Я прошу Вас, умоляю!! Вы можете это сделать?

– Я? – мужчина, казалось, удивился. – Вы и сами можете это сделать, Иван Сергеевич! Это совсем нетрудно. Если Вы ее действительно любите.

– Как??!! – закричал Милорадов и вскочил со стула. – Как я могу это сделать???!!! Люблю ли я ее?! Да я!..

– Тише, тише! – успокаивающе заметил мужчина, и Милорадов замолк на полуслове. – Зачем кричать? Я Вам верю. Вы сядьте, – мягко предложил он, и Милорадов медленно опустился на стул. – Так вот, Иван Сергеевич, Вы слышали миф об Орфее и Эвридике?

– Что? – растерянно переспросил Милорадов. Вопрос был настолько неожиданным, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем, собственно, его спрашивают. И вспомнить, кто такие вообще Орфей и Эвридика. – Ну, так... В общих чертах... – наконец неуверенно проговорил он.

– Что ж, я Вам тогда напомню на всякий случай, – мужчина ослепительно улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Орфей спустился за своей возлюбленной, Эвридикой, в Аид, в царство мертвых, и спел перед его владыками, Плутоном и Прозерпиной, свои чарующие песни. Попросив у них в награду за свое пение отпустить с ним Эвридику. Позволить ему забрать ее с собой, назад, в царство живых.

Пораженные его пением, те согласились. Поставив при этом одно-единственное условие, – мужчина остановился, с усмешкой глядя на Милорадова. Тот напряженно слушал. – Вы не помните, что это было за условие, Иван Сергеевич? – после небольшой паузы спокойно поинтересовался мужчина.

– Э-э... – залепетал захваченный врасплох Милорадов, лихорадочно вспоминая. Но мысли его были заняты совсем другим, и ему было сейчас вовсе не до этого. Не до каких-то там дурацких мифов. У него жена умирает!! Какая там еще, в пизду, Прозерпина! – Э-э... Кажется... что-то там... оборачиваться ему, кажется, нельзя было, – наконец с неимоверным усилием припомнил все-таки кое-что он. – Только я уже не помню сейчас точно, почему, – он чуть замялся, виновато глядя на своего собеседника.

– Да, именно, – лениво подтвердил мужчина. – Орфею нельзя было оборачиваться. Что бы сзади ни происходило! Только и всего. А сзади шла Эвридика... Очень простое условие, не правда ли? А, Иван Сергеевич?.. – мужчина весело засмеялся, в упор глядя на Милорадова. Милорадов молчал. Он просто не знал, что сказать.

– Мы поступим так же, – мужчина пошевелился в кресле, устраиваясь поудобнее, и достал из кармана сигареты. По комнате поплыл сладковатый табачный дым. – Вы выступите сейчас в роли Орфея. Чтобы ни происходило сейчас с Вашей женой, Вы должны молчать и не вмешиваться. И тогда Ваша жена выздоровеет. Вы ее спасете. Выведете из царства мертвых. Но стоит Вам только обернуться, сказать: «Хватит!» – и все!

– Что «все?» – по инерции переспросил Милорадов. Он лишь с трудом следил за мыслью своего собеседника. Слишком сильны были переполнявшие его чувства. Надежда, робко забрезжившая вдруг впереди, мешала сосредоточиться.

– Она исчезнет, – пожал плечами мужчина. – Теперь уже навсегда. Как в мифе. Вы помните, кстати, чем он кончился?

– Кто?

– Миф.

– Нет, – тупо пробормотал Милорадов, чувствуя себя полным болваном.

– Орфей обернулся, – мужчина выпустил в воздух безукоризненно ровное белое колечко дыма и кивнул Милорадову. – Ну что ж, начнем?

* * *

Милорадов потрясенно привстал. Жена его вдруг открыла глаза и улыбнулась, глядя на дверь.

Дверь отворилась. (У Милорадова отвалилась челюсть.) Вошел Колька Ярош, высокий симпатичный молодой парень, их хороший знакомый. Даже слишком хороший! Милорадов одно время даже ревновал его слегка к своей жене.

Не обращая ни малейшего внимания на Милорадова и его соседа, он подошел к улыбающейся ему Веронике, присел на край кровати, наклонился и поцеловал женщину в губы. Та обвила его руками за шею и крепко к нему прижалась. Поцелуй все длился и длился.

Милорадов смотрел.

Наконец, мужчина отстранился, выпрямился и стал неторопливо раздеваться.

Милорадов смотрел.

Вероника смотрела тоже. Она по-прежнему улыбалась, только улыбка ее стала теперь откровенно призывной и манящей. Мужчина разделся. Он стоял теперь совершенно обнаженный. Милорадов не мог отвести взгляда от его огромного возбужденного пениса. Жена его тоже никак не могла оторвать от него взгляда. Она смотрела теперь совсем томно, глаза ее затуманились, и она мягко и плавно, медленно и порочно изгибалась в постели всем телом. Такой Милорадов не видел ее еще никогда. С ним она вела себя в постели совершенно по-другому.

Мужчина неторопливо приблизился к кровати вплотную и остановился. Вероника отбросила одеяло, встала на колени, слегка наклонилась и...

Милорадов закрыл глаза. Открыл и тут же снова их закрыл. Зажмурился. Крепко-крепко!

Это все не по-настоящему! – твердил он про себя. – Это испытание, наваждение!..

Но все было по-настоящему. Звуки, запахи... Он открыл глаза. Он не мог смотреть, но и не смотреть он тоже не мог. Это было выше его сил.

И он, оцепенев, смотрел. Смотрел, как его жена, его любимая Вероника, тщательно, любовно вылизывает, нежно ласкает,.. целует... Кольке Ярошу! преданно заглядывая при этом ему в глаза. Никакому там не мифическому, а совершенно живому и реальному Кольке Ярошу! Как потом Колька, спокойно, по-хозяйски отстранив ее (ладно, хватит, мол!), ложится к ней в постель, лаская, раздевает ее и начинает... сначала так!.. потом так... Потом еще и... Как его жена стонет и изнемогает в непереносимой сладострастной истоме, визжит, рычит и кричит от наслаждения, как ей нравится все это! нравится!!..

И все это длилось и длилось. Длилось и длилось. Бесконечно. Милорадов смотрел. Наконец, все кончилось. Последние полувздохи-полувсхлипы, и в комнате распространился резкий запах спермы.

Колька встал, наклонился, небрежно потрепал жену Милорадова по щеке и неторопливо вышел, прихватив по ходу свою одежду.

Жена Милорадова в сладостном изнеможении откинулась на подушку, глядя в потолок и мечтательно улыбаясь. Ей явно было хорошо! Очень хорошо!

– Это же не по-настоящему все! – с деревянной усмешкой выдавил из себя Милорадов, с мольбой в то же время глядя на мужчину. – Это мираж!

Мужчина, ничего не отвечая, лишь лениво пожал плечами и указал глазами в сторону кровати.

Милорадов опять посмотрел на жену. Та вдруг зашевелилась и слегка приподняла голову, недоверчиво глядя на дверь. Дверь снова распахнулась. Вошел еще один их общий знакомый. Жена откинулась на подушку, расхохоталась и весело захлопала в ладоши.

Милорадов стиснул зубы.

– Хватит? – заботливо поинтересовался мужчина, сочувственно на него глядя.

Это не по-настоящему!.. Это не по-настоящему!.. – твердил и твердил про себя Милорадов. – Это мираж!

Новый мираж был почти точной копией первого. Лишь с некоторыми незначительными отклонениями чисто индивидуального характера. Указывающими на несколько специфические вкусы нового партнера. Веронике, впрочем, это, кажется, даже понравилось. Ей, похоже, вообще все нравилось. И чем больше, тем лучше! И чем изощреннее.

Нравилось, когда партнеров стало вдвое, потом трое... Все нравилось! Милорадов никогда и не подозревал за своей женой таких выдающихся талантов.

Как я теперь с ней жить буду?! – с ужасом думал он, наблюдая все эти немыслимые сцены. – После всего этого? Я же не забуду теперь это никогда! Не смогу просто, даже если захочу. «Мираж»! Какой же это мираж, если я все это воочию вижу?.. Да и мираж ли это? С чего я это вообще взял? Никто мне этого не говорил! Это я сам себе напридумывал, просто для самоуспокоения. Может, это реальность, самая, что ни на есть, настоящая!..

Последняя троица, наконец, вышла. Вероника лежала совершенно обессиленная, лицо ее и грудь были все залиты спермой. Запах спермы вообще стоял в комнате совершенно непереносимый! Наконец, она встала, кое-как добрела, пошатываясь, до шкафа, достала полотенце, насухо вытерлась им и снова рухнула на кровать. На лице ее блуждала совершенно счастливая улыбка.

Все? – Милорадов тяжело посмотрел на своего страшного соседа.

Тот опять усмехнулся и чуть заметно пожал плечом.

Милорадов сглотнул и снова перевел взгляд на дверь.

Ну, теперь-то что?! Четверо?.. Пятеро?.. Десятеро?!

Дверь осторожно приоткрылась. Милорадов протер глаза. На пороге стоял его отец. Вероника радостно всплеснула руками. К ней явно вернулись силы.

– А ведь потом может быть и Ваша мать, негромко проговорил мужчина, участливо глядя на Милорадова. – И Ваш сын...

– Хватит! – хрипло произнес Милорадов и закрыл лицо руками. – Хватит.

Когда он их снова отнял, в комнате уже никого не было. Лишь на постели неподвижно лежала в коме его умирающая жена.

* * *

И сказал Сын Люцифера:

– Мне жаль того человека. Теперь у него не осталось от его любви вообще ничего. Даже воспоминаний.

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 49-й

И настал сорок девятый день.

И сказал Люцифер:

– Человек всегда строит свое счастье на песке, и беда всегда застает его врасплох. Не уберечься, не защититься от нее он не в силах.

ФОБИЯ

«Счастье наше, как вода в бредне.

Тянет – надулось, а вытащишь – ничего нет».

Л. Н. Толстой, «Война и мир»,

реплика Платона Каратаева, обращенная к Пьеру Безухову

«Quisque suos patimur manes».

(«Каждый из нас претерпевает свои особые страдания». – лат.)

Вергилий, «Энеида»

– Так... – врач задумчиво смотрел на Ягнюка. – И давно это у нее?

– Да нет! – Ягнюк в волнении пошевелился на своем стуле. – Буквально месяц назад все началось.

– А авария эта, Вы говорите, когда была?.. Ну, которая ей снится теперь постоянно?

– Да год уже прошел, если не больше! Ну, да, – Ягнюк задумался, припоминая, – в мае... Точно. Год и два месяца уже!

– Понятно, понятно,.. – врач покивал, что-то быстро записывая. – Значит в мае прошлого года. Ясно... И сейчас она постоянно ей снится. Практически каждую ночь, – он вопросительно поднял глаза на сидевшего перед ним мужчину. – Правильно я Вас понял?

– Да, – подтвердил тот. – Каждую ночь. Мы уж не знаем, что и делать! Поначалу думали, пройдет... Но не проходит ничего. И чем дальше, тем хуже.

– Угу, угу,.. – врач опять сделал себе какие-то пометки. – А фобий у нее никаких нет?

– Что? – не понял Ягнюк.

– Ну, мании, необоснованные страхи, – врач покрутил в руках ручку. – Знаете, люди, бывает, высоты боятся, замкнутых пространств... Или, там, воды... Такого Вы ничего у Вашей супруги последнее время не наблюдали?

– Да! – побледнел Ягнюк и выпрямился. Глаза у него расширились. – Высоты она действительно последнее время бояться стала! Но мне даже и в голову не приходило!.. Что это как-то связано. Причем здесь та авария и высота?! Так Вы думаете?..

– Дорогой Олег Николаевич! – врач бросил ручку и устало откинулся в кресле. – Позвольте прочесть Вам небольшую лекцию. То, что происходит сейчас с Вашей женой – явление, давно изученное и в медицине хорошо известное. Называется это «посттравматический стресс». Появляется он обычно не сразу, иногда спустя длительное время после получения человеком психической травмы. Специфическим симптомом его является флэшбэк: это термин кино, который означает «кадр из прошлого». Страшные картины прошлого возвращаются даже во сне, отчего люди просыпаются, кричат, – врач кинул выразительный взгляд на Ягнюка. – Характерны тревожность, депрессия, иногда фобии... Причем фобии эти, как ни странно, обычно прямо не связаны с самой травмой. Просто человек становится не уверенным в себе; возникает, как говорит Фрейд, беспредметный плывущий страх, который может «прилипнуть» к любой ситуации и предмету внешнего мира, и человек начинает бояться воды, хотя никогда не тонул. Это чисто, как говорят математики, стохастический, случайный процесс. К чему именно прилипнет. У Вашей жены вот прилипло к высоте.

– И что же теперь делать?.. Это лечится?.. – растерянно спросил совершенно ошеломленный Ягнюк, чувствуя растущий неприятный холодок под ложечкой.

Все услышанное подействовало на него крайне угнетающе. Фобии,.. страхи,.. депрессия!.. – вся эта ужасающая медицинская терминология!.. Не просто медицинская даже, а сугубо психиатрическая. Ему уже мерещился сумасшедший дом, куда его жену сейчас попытаются упрятать, и он заранее внутренне приготовился к отпору. Не могут же они это сделать без его согласия! Она же не социально опасна, в конце-то концов! Ну, боится она высоты, ну, и что с того? Кому от этого плохо? Фобия там это или не фобия. Да пошли вы!..

– Лечится, лечится! – поспешил успокоить его врач, заметив, по всей видимости, его состояние. – Походите ко мне... Проведем с ней несколько сеансов психотерапии.. И, я думаю, все пройдет.

У Ягнюка отлегло от сердца. «Походите ко мне» – значит, никто ее в дурдом, по крайней мере, забирать не собирается. И на том спасибо! Он уже жалел, что вообще сюда пришел. С этими психиатрами же только свяжись!.. Чего он там в своей карте уже понаписал? Наклеят теперь ярлык на всю жизнь!.. «Обращалась к психиатру в таком-то году... Фобии,.. мании,.. психическая травма...» Психопатка, короче, потенциальная.

И привет! На работу-то приличную не устроишься! «Извините, Вы нам не подходите!» Кто там разбираться будет?

Да я и сам бы от такого человека подальше держался с таким диагнозом. На фиг нужно! Нормальных, что ль, людей кругом мало? Свет на этом психе клином сошелся?

Черт!! Но, с другой стороны, а что делать-то было?! Она же вообще вся извелась, бедная, за этот месяц. Каждую ночь буквально будить приходилось. Крики эти кошмарные!.. «А-А-А!.. А-А-А!...», протяжно так, каким-то прямо не своим голосом. Как будто это вообще не она кричит. А кто-то чужой. И выражение ужаса на лице. А разбудишь – плачет потом полночи. И вся дрожит. Караул, в общем.

Ягнюк последнее время уж и сам спать не мог. Боялся, как бы она от разрыва сердца во сне не умерла. Если он заснет и ее вовремя не разбудит. У него и у самого сердце прямо кровью обливалось, на нее глядя. Он даже и не подозревал до этого, как он, оказывается, любит свою жену. Эта беда его словно еще больше к ней привязала. Проснется ночью иной раз и смотрит, смотрит на ее лицо... Усталое такое, измученное. И слезы прямо на глаза от нежности и жалости наворачиваются...

– Вы меня слушаете, Олег Николаевич? – словно откуда-то издалека донесся до него голос врача.

– Да-да! – очнулся Ягнюк. – Извините, – чуть смутился он. – Я так переживаю... Да и бессонные ночи все эти... Просто задумался немного. Извините.

– Ничего, ничего, я понимаю! – врач с видимым сочувствием смотрел на понуро сидящего перед ним мужчину. – Не волнуйтесь. Я думаю, все будет хорошо. Судя по Вашим рассказам, случай у Вас не такой уж запущенный. Вылечим мы Вашу супругу, вылечим! Тем более, такой любящий и заботливый муж у нее... Знаете, в наше время это большая редкость.

– Да... Спасибо, – с благодарностью тихо пробормотал Ягнюк.

Слышать такую похвалу было приятно. Тем более от профессионального психиатра, видящего, наверное, людей насквозь. Сколько их через его руки проходит! Со своими судьбами и проблемами. Да и вообще Ягнюк только сейчас осознал, как он за этот месяц устал. Один на один со своей бедой. И то, что нашелся хоть кто-то, причем совершенно посторонний, в сущности, человек, кто к нему так по-доброму отнесся, сказал что-то сочувственное!..

– Спасибо! – еще раз пробормотал Ягнюк и потупился. – А скажите... – поднял он глаза и заколебался. Но он хотел знать наверняка. – А вот Вы говорите: сеансы. А что это такое? Ей лекарства какие-нибудь колоть будут?

– Да нет, что Вы! – врач засмеялся. – Какие еще лекарства! Чисто психологический тренинг. Ну, знаете: «Ваши пальцы рук расслабляются и теплеют... Ваши руки теплые и тяжелые... Вы вдыхаете холодный воздух голубого цвета, а выдыхаете розовый теплый...» – он посмотрел на внимательно слушавшего его Ягнюка, покашлял и стал рассказывать более обстоятельно. —

Работа с любым пациентом начинается с того, что его нужно научить расслабляться. Для этого психотерапевт начинает произносить вот эти вот слова. «Ваши пальцы...» и так далее. Все дело в том, чтобы переключить человека на внутренние ощущения, которые он обычно не замечает. В состоянии расслабленности пациент чувствует себя защищенным. Далее начинается работа с образами. Человек представляет, что идет по тропинке солнечного леса, идет, идет... и выходит на поляну, где стоит дом. Дом – символ внутреннего пространства, психики человека. Пациенту предлагается позвать тех, кто живет в доме; обычно выходят друзья, родственники. После этого нужно дом обойти. С задней стороны его есть дверь, ведущая в подвал. Там скрываются страхи клиента, которым он должен посмотреть в лицо, чтобы перестать бояться... Как видите, никаких уколов и никаких лекарств. Чистая психотерапия.

– Понял, – Ягнюк вздохнул и твердо взглянул врачу прямо в глаза. – Я все понял. Так когда мы начнем? Когда мне жену привозить?

– Привозите завтра, – врач сверился со своими записями. – Подходите... ну, скажем... К одиннадцати часам Вам удобно?

– Вполне, – Ягнюк встал и благодарно улыбнулся врачу. – Всего хорошего.

– До завтра.

* * *

– Ну, в общем, обращайтесь в случае чего, но я думаю, что все теперь будет нормально.

– Доктор! Я даже не знаю, как Вас благодарить! – счастливый и сияющий Ягнюк просто не мог подобрать слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства. – Вы просто волшебник! Маг!! Чародей! Все исчезло. Все!! И сны эти, и фобия. Все! Невероятно. Каких-то пять сеансов! С ума сойти. Я просто слов не нахожу, как мы Вам благодарны!

– Да,.. – как-то кисло улыбнулся врач. – Прогресс, конечно очевиден...

– Не то слово!! – с энтузиазмом подхватил Ягнюк. – Не то слово!

– Да,.. – снова нехотя промямлил врач, пряча глаза и как будто не решаясь что-то сказать. – Да... Видите ли, Олег Николаевич,.. я не зря попросил Вас сегодня одному придти, без супруги... Понимаете, в чем дело... – врач опять отвел глаза и стал смущенно перебирать на столе какие-то бумаги. – Вообще-то я не должен был Вам, наверное, это говорить, но просто Вы мне очень симпатичны... Как человек... Да... – он все никак не мог решиться.

– Что такое? – похолодел Ягнюк. – Какие-нибудь осложнения? Что-то у нее все-таки с психикой случилось? Какие-то остаточные явления? Что?!

– Да нет! – с досадой махнул рукой врач. – Все у нее нормально. Ваша жена психически абсолютно здорова.

– Тогда в чем же дело? – замирая от какого-то нехорошего предчувствия, медленно спросил Ягнюк. Он понял уже, что услышит сейчас что-то страшное.

– Помните, я рассказывал Вам про работу с образами? – врач с какой-то непонятной жалостью смотрел на Ягнюка. – И, в частности, про дом, где живут самые близкие люди?

– Ну да, помню, – ничего не понимая, пожал плечами Ягнюк. – Ну, и что?

– Так вот, – врач набрал побольше воздуха, помедлил немного и наконец решился. – Так вот, Олег Николаевич, Вас там не было. В этом доме. Среди самых близких ее людей.

– И что это значит? – Ягнюк все еще ничего не понимал.

– Это значит, что она Вас не любит.

* * *

– Знаешь, Зой, у меня, наверное, тоже фобия развиваться начинается, – лежа на спине и закинув руки за голову, невесело пошутил Ягнюк. – Пора лечиться электричеством. Мне кажется теперь все время, что ты меня не любишь.

Он протянул руку и щелкнул пультом. Телевизор замолк.

– Что за глупости! – жена на секунду прекратила расчесывать волосы и с удивлением посмотрела на мужа. – Ты же знаешь прекрасно, что это не так. Что я тебя люблю.

– Да, – тихо-тихо, словно про себя, бесцветным голосом пробормотал Ягнюк и несколько раз моргнул. – Знаю. Теперь – знаю. Беспричинные, необоснованные страхи. Фобия!

* * *

И спросил у Люцифера Его Сын: