Текст книги "Поколение солнца (СИ)"
Автор книги: Сергей Спящий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Может быть не надо?
– Надо Мишенька, надо, – проворковала Оля.
– Ну, если надо, – Мих откашлялся, встал в позу и начал декларировать:
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Люди в зале удивлённо оборачивались. Тренер-китаец прятал улыбку в уголках прищуренных глаз. Оля сияла, словно покрытый светоотражающим покрытием дорожный знак. Размеренно и с расстановкой, Мих читал стихотворение Пушкина.
Дочитав, поклонился под хлопки публики. Показал смеющейся Оле язык. А вот не надо было спорить с этой ехидной!
…Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Девятнадцатого октября «Солнечный луч» начали готовить к полёту. Вывели реактор из ждущего режима в основной. Отключились от систем порта. Вернули ремонтникам их ненаглядных роботов. Сергей-капитан с удовольствием бы оставил ремонтных роботов себе. В дальнем полёте всё пригодится. Но он обещал ремонтникам вернуть, и пришлось возвращать.
Мих написал младшей сестрёнке Лике письмо:
«Улетаем. Совсем скоро улетаем, Лика! Не давай маме грустить и не забывай готовиться к школе. Думаешь: до школы ещё далеко? А вот и нет – следующий год для тебя особенный. Учебный год. Первый учебный год. А я привезу тебе кусочек самого лучшего астероида, который встречу».
Старшей сестре Мих написал: – Как там родители?
– Нормально, – ответила сестра Миха и моя родная тётка, Майорова Катерина: – Думаешь, как умотал на Луну весь мир рухнул? Так вот: не рухнул. Хотя грустят, конечно. Папа ещё ничего, а вот маму иногда замечаю в задумчиво-печальном состоянии. Стараемся с мужем чаще заходить к предкам в гости. Но и ты, братец, не забывай писать письма. Причём не столько видео, сколько самые обычные. Почему-то им мама радуется больше. И не жалуйся, что писать не о чем. Не поверю!
– Вам скоро распределяться по парам? – резко сменила тему старшая сестра.
Мих представил её: сидящую на кухонном подоконнике. Сестрёнка с детства любила сидеть на подоконниках, а в их квартире кухонные подоконники самые широкие. Сидит на подоконнике и строчит в коммуникатор. Свет выключен, только горят цветными огоньками индикаторы над плитой, холодильником и вакуумным шкафом. Ещё падает отрезок света из коридора. В зале муж сестры, подключившись удалённо к большой электронной машине института, конструирует свойства искусственных белковых молекул перед пробным синтезом. Похожие на спутанные водоросли, трёхмерные голограммы этих молекул вращаются над журнальным столиком, над диваном и парой кресел стоящих в зале – заливают зал голубоватым, ровным светом.
Если сестра поднимет голову, то увидит отрезок этого голубого света, падающий из коридора. Но она не поднимает. А за окном море огней: окна, фары машин и габаритные огни на высотках. Сестра переписывается с Михом по коммуникатору. И приходится ждать ответ несколько лишних секунд потому, что он на Луне. Далеко-далеко по земным масштабам и очень близко по космическим.
– Вот и не скоро, – написал Мих. – Это ведь не делается по команде. Раз и распределились. Само должно как-то сложиться.
– Есть интересные девчонки? – спросила сестра. Почему-то сестёр только это и интересует в первую очередь. Даже если сестра – старший технолог на фабрике биосинтеза.
– Есть, – неохотно признался Мих. Помедлил и уточнил: – Целых две.
Сестра потребовала: – Рассказывай подробнее!
– Нечего рассказывать. Одна мастер фехтования второй ступени, другая первой. Обе специализируются на лунном стиле. Недавно разделали меня под орех, но когда взлетим непременно возьму реванш!
– Значит, пару юных мечниц себе присмотрел…
– Если будешь продолжать в том же духе, то я прекращу этот разговор, – пригрозил Мих.
– Прости-прости.
Мих обиженно сопел.
– Прощаешь?
– Куда же я денусь, сестрёнка?
– Спасибо, мой самый лучший младший братишка!
Мих проследил взглядом за прошедшим мимо человеком в лёгком скафандре, со сложенным за спиной шлемом. Местного, селеноградского времени было после полудня. Говорливо журчал маленький фонтан в маленьком парке, рядом со скамейкой, где сидел Мих. В Селенограде все, без исключения, парки маленькие, а скверы совсем крохотные. А кроме как в Селенограде парков и скверов вовсе нигде нет на Луне.
– Кать, а как сказать девчонке, что мне хочется быть с ней в одной паре? – спросил Мих: – Если я скажу при всех, а она захочет с кем-то другим, то я умру от стыда и вместо десяти геологов останется всего девять.
– Уже выбрал, какая из мечниц нравится больше?
– Я на всякий случай спрашиваю.
– Ну, если на всякий случай: подари ей цветы.
– А она поймёт?
– Поймёт. Девушки всё понимают. Это мальчишки порой бывают наивны как телёнки.
– Эй!
– Только не ты, самый лучший на свете младший брат.
По парку прошли ещё два человека. И тоже в лёгких скафандрах.
– Что это они по городу в скафандрах расхаживают? – подумал Мих и вспомнил, что тут недалеко располагается служебный выход на поверхность. Наверное, учёные вернулись или ремонтники, а может быть просто куда-то ездили по поверхности, куда не проведены подземные линии скоростных поездов.
Двадцатого числа месяца октября состоялся торжественный ужин в «Москве», одном из двух ресторанов имеющихся в Селенограде. Во втором, в «Космосе», собирались «коренные» селеноградцы: инженеры, работники сборочных линий, астрономы, военные, прочий учёный или рабочий люд.
В «Москве» экипажи кораблей дальнего следования, по сложившейся традиции, отмечали начало долгого пути и в нём же праздновали удачное возвращение. У входа в «Москву» стоит памятник первому космонавту земли – Гагарину Юрию Алексеевичу. Человек из позапрошлого века задорно улыбался, вскинув руку в приветствии потомков, зажигающих над красной планетой искусственное солнце.
Шедший первым, капитан «Солнечного луча», Сергей, отдал Юрию Алексеевичу честь, словно какому-нибудь генералу, заглянувшему в учебный центр подготовки ЮнКома. И каждый, проходя мимо, отдавал честь. Старший товарищ бригады, Константин Андреевич Лепняненко, одобрительно улыбнулся их инициативе и тоже отдал честь памятнику.
– Молодцы! – похвалил старший товарищ: – Теперь полёт будет удачным. Такая примета.
– А почему вы заранее не сказали о ней? – поинтересовался Недолётов Кирилл (как он и хотел, его выбрали вторым пилотом «Солнечного луча» и пилотом одного из двух малых разведывательных кораблей. Первым пилотом стал безумный Макс. В сводном аттестате, сформированном по окончанию обучения в ЮнКоме, указывалось, что у прибалта природный талант к управлению большими кораблями. Он удивительно точно ощущал скорость и необходимый для манёвра импульс).
– Или Волину вы подсказали отдать честь товарищу Гагарину?
Сергей помотал головой: – Никто ничего не говорил. Просто мы шли мимо и я подумал, что так будет правильно. А вы уже за мной начали честь отдавать.
– Если бы сказал заранее, то примета бы не сработала, – объяснил Константин Андреевич, – Тут нужно самому догадаться. И смотрите, чтобы никому об этом ни слова. Ни в сети, не в письмах домашним. Иначе удачную примету погубите.
Читателя интересует: неужели Мих проговорился? Как иначе мог узнать о тайной примете ваш скромный рассказчик? Спешу снять тень подозрения с моего благородного отца. Он не проговорился. Мне удалось узнать самому, во время прохождения лунной практики. Несколько лет я свято хранил эту тайну, но сейчас она уже не имеет смысла. Я потом объясню почему, а пока…
…старший товарищ Лепняненко поднял тост: – За вас, ребята. За «солнечный луч». Чтобы вы как можно скорее вникли во все тонкости и достойно влились в наше астероидное братство. И чтобы я скорее смог оставить вас и, со спокойной душой, вернуться в свою бригаду.
– Неужели с нами так плохо. Я не понял! – возмутился Безумов Макс.
– Вы отличные ребята: кипучие, горячие. Уверен: двести вторая бригада отлично впишется в братство космических геологов пояса астероидов. И я безмерно горд, что мне доверили стать вашим старшим товарищем. Но там, в сто восемьдесят седьмой, осталась девушка, которую я люблю.
Над столом воцарилось молчание.
– Константин Андреевич, расскажите о ней! – наперебой запросили девчонки. Девчонки всегда остаются девчонками, даже если они космические геологи.
– Как-нибудь потом, – улыбнулся Лепняненко. – Сегодня ваш вечер. Вечер перед отлётом. И мы будем говорить только о «солнечном луче».
– Пока вы являетесь нашим старшим товарищем вы тоже член экипажа «луча», – заметил Андрей, главный программист и навигатор.
– Поймали умники! – засмеялся Лепнянко. – Не понимаю, что в моей личной жизни может быть такого интересного, но спрашивайте. Только три вопроса и не больше.
– Как её зовут? Какая она? Как вы познакомились? – будто из пулемёта выпалили девчонки. Использовали три вопроса на какую-то ерунду. Миху хотелось расспросить старшего товарища о его бригаде, как они начинали, какие статы прокачивали, в каком направлении развивались и что из этого вышло.
Закусив губу, переглянулись Сергей и Андреем. Капитан и кибернетик подумали, что девчонки, вот так, за здорово живёшь, выбросили три вопроса в пустоту. Когда ещё удастся разговорить старшего товарища, которому по должности положено быть молчаливым наставником.
– Её зовут Северова Лика. Она родом из ГСР[4]4
ГСР – германская социалистическая республика. Часть бывшей Германии, вышедшая из состава Европейского Союза, когда тот официально признал умеренный евроислам одной из своих государственных религий.
[Закрыть]. Когда сформировалась наша бригада и экипаж начал разбиваться на пары, мы оказались в одной. И с тех пор не расставались. Я не хочу сказать, что образовывая пару вы принимаете на себя какие-то длительные обязательства. Множество пар распадается и собирается в другом составе внутри экипажа. Это полностью нормально. Просто у нас с Ликой так получилось. Ну вот, зря я начал тему. Теперь у вас сформируются предубеждения против смены партнёра в паре. А ведь у каждого получается по-своему. Универсального рецепта нет.
– Никаких предубеждений, – с честным лицом сказала Два-Ка.
– Никаких. Честно!
Константин Андреевич недоверчиво посмотрел на девчонок. Вздохнул и сказал: – Смотрите, чтобы ваши любовные треугольники помогали, а не мешали делу. Институт временных пар для того и введён, чтобы повысить общую и личную эффективность.
– Человек должен быть счастлив, – процитировала Лейкина Лена.
– Потому, что счастливый человек становится творчески продуктивным.
– И тем самым становится ещё более счастливым!
– Потому, что счастье в труде, – закончил цитировать материалы тридцать первого съезда партии Недолётов Кирилл.
– Не только в труде, – тихонько возразила Ольга Макаренко. – Счастье ещё и в любви.
Мих сидел по правую руку от неё. Ему казалось, будто он чувствует тепло Олиного горячего, мечтающего о настоящей любви, сердца.
– Разумеется не только в труде. Но и в труде тоже! – сказала сидящая с противоположенной стороны стола Аня Снежная.
За это, Сергей, на правах капитана, провозгласил следующий тост. Не за любовь. А за труд и за эпохальный тридцать первый съезд. Политически правильный тост встретили с распростёртыми объятиями. Только Оля оставалась задумчивой. Она едва пригубила сок в высоком, лунном, бокале с сужающимся кверху горлом.
Мих посмотрел на Аню. Она весело болтала с капитаном.
– Как понять: кто мне нравится больше, если я сам этого не знаю? – подумал Мих и разом осушил половину бокала. Вот бы изобрести такую машину, которая умела бы безошибочно находить для человека его настоящую любовь. Задаёшь всезнающей машине вопрос, получаешь ответ и никаких проблем.
Яблочный сок со специями, сделанный из выращенных в селеноградских садах плодов, самую чуточку горчил. Одновременно и сладкий и чуточку горький. Приятно пощипывал язык, будто газировка. Наверное, из-за специй.
– А есть ещё вопрос: кому нравлюсь я сам, – подумал Мих и озадаченно покачал головой. Всё было очень сложно.
Из дневника Снежной Анны Владимировны. Инженера. Космонавта. И девушки.
…счастье это любить. Не любовь, а именно любить. Не существительное, а глагол. Не покой, не констатация факта, а действие, кипучий процесс. Быть счастливым, значит любить дело, которым занимаешься и человека, бок о бок с которым делаешь одно большое дело. Человек – то, что он делает, чем занимается.
…институт «временных пар». Зачем его так назвали? Почему обязательно «временных»? Вот у Константина Андреевича и его Северовой Лики всё получилось совсем не «временно». Я, конечно, понимаю, что не у всех получается в жизни, как в фильмах. Но категорически отказываюсь понимать, что у меня будет приземлено, просто и обычно, когда может быть великолепно и здорово.
…думаю я однолюбка. Если кого-то полюблю, то это навсегда. Поэтому особенно важно не ошибиться.
…Мишка Майоров – хвастун, как все мальчишки, но в определённом обаянии ему не откажешь. Тот ещё кадр, мой товарищ, Мишка Майоров. Жаль, что он, похоже, смотрит в сторону Макаренко Оли.
Вот это номер! Перечитала написанное и сама не понимаю, зачем написала «жаль». Почему жаль? Мне этот Мишка не нужен ни даром, ни, даже, в нагрузку. Если бы не моё правило никогда не стирать и не редактировать уже написанное в дневнике…
Зачем УКИР-ские психологи настаивают на том, чтобы каждый космонавт уходящий в долгий полёт вёл дневник. Неужели и вправду ведение дневника укрепляет психику и проясняет мысли? Что-то никакого прояснения я сейчас не замечаю.
…Майоров? Хулиган обыкновенный, одна штука. То ли дело – Волин Сергей. Я прямо вижу, как он однажды, в самый неожиданный момент, капитан признаётся мне в любви. А в руках у Сергея, в этот момент, горит красным костром одна ярко-красная роза. Ммм!
Майоров на подобное органически неспособен. Он, наверное, и не знает о том, что девушки любят, когда им дарят цветы. Даже если девушки – инженеры систем жизнеобеспечения и космические геологи.
Что-то я размечталась. Достать розу в космосе не под силу даже капитану, не говоря уже о…
Да что это такое! Мишка, уходи из моей головы. Я не хочу о тебе думать! Я хочу думать о капитане, а не о тебе!
…было бы здорово, если бы конструктора формализовали бы и автоматизировали сердечный процесс. До каких пор случайный результат гормонального буйства будет владеть умами?! В век всеобщей автоматизации и небывалого освобождение человека, любовный процесс по-прежнему остаётся неподконтрольным критически настроенному разуму. Конструктора, изобретите, наконец, машину! Заключите бурную реку в гранитные берега. Пусть всё станет понятно и просто. Я не хочу этой сложности. Или всё-таки хочу?..
Глава 4. Долгий полёт
Она подставила руку. На ладонь высыпались семь засушенных яблоневых зёрнышек.
Девушка поразилась: – Откуда?
– Один чудик привёз как талисман. Потом подарил мне. А я тебе… – Парень немного смутился: – Тебе дарю.
– И зачем они нужны? – поинтересовалась она: – В хранилище полно генетического материала готового к проращиванию – бери не хочу.
– На удачу.
– На удачу? – прищурилась она: – А ты часом не влюбился в меня?
– Просто надоело три раза в день жевать биомассу с искусственными вкусовыми добавками. Яблок хочется. Я помню – яблоки сладкие, – сказал он.
– Ну, до яблок ещё далеко, – заметила девушка.
Она крепко сжала ладонь. В кулаке лежали и кололись острыми концами в кожу семь сушенных яблоневых зёрнышек подаренных на удачу.
«Сладкие яблоки Марса»
Двадцать первого октября, корабль 202-ой поисково-разведывательной бригады, «Солнечный луч» стартовал с Луны в направлении геологоразведочной базы в поясе астероидов.
Старт был разбит на несколько этапов. Сначала корабль отбуксировали из ремонтного дока на один из трёх космодромов Селеноградска. Команда в это время находилась на борту, проводя предстартовые процедуры. Они уже несколько раз проделывали их под присмотром Константина Андреевича, но на этот раз всё происходило по-настоящему. Капитан корабля выслушивал рапорты о готовности отдельных систем от ответственных за системы членов экипажа. Ребята выглядели сосредоточенно. Говорили отрывисто, скупо, но часто. Это был их первый старт в качестве самостоятельной поисково-разведывательной бригады.
На космордроме пришлось два часа ждать стартового окна. Наконец по взлётно-посадочному полю разнеслись звуки сирены. В «Луче» их не было слышно, но на многочисленных экранах тревожно мигала надпись «Подготовка к старту. Подготовка к откачке воздуха в доке. Разгерметизация».
Створки купола над стартовым колодцем поползи в стороны. Мгновенно поднявшийся ветер вымел в пространство мелкую пыль и скопившийся на взлётно-посадочной площадке мусор: скомканный бумажный листок, обрывок газеты, потерянную кем-то из пассажиров во время вчерашнего стартового окна, пишущую в невесомости авторучку. Ветер стих так же моментально, как и поднялся. Больше не было воздуха, который мог бы его создавать.
В одном окне с «Лучом» взлетали рейсовый челнок до земли, может быть тот же самый, что привёз их в Селеноград полтора, с лишним, месяца назад. И ещё проходивший в Селеноградских доках техническое обслуживание корабль военно-космических сил китайской народной республики.
Свободные от несения вахты ребята прилипли к экранам наблюдения. Китайский военный корабль был красив, как красива любая доведённая до технического совершенства машина. Размерами он в полтора раза меньше «Луча», но и примерно в те же полтора раза тяжелее. Универсальная серия «Мао-3», предназначенная как для борьбы с истребителями противника, так и для атаки объектов орбитального или лунно-земного базирования. Как и все многофункциональные машины, за универсальность он расплачивался низкой живучестью и невозможностью долго действовать в автономном режиме. Хорошая, но уже немного устаревшая модель. Сейчас в военно-космических силах китайской народной республики происходит плановая замена кораблей серии «Мао-3» на «Мао-4» и со дня на день должен приступить к испытаниям экспериментальный корабль серии «Мао-5». Пятёрка была жутко засекреченной. Китайцы от всех и даже от Советского Союза скрывали характеристики экспериментальной пятёрки. В центре подготовки ЮнКома про неё ходило множество слухов, но в одном курсанты дружно сходились: какие бы ни были характеристики серии «Мао-5», они вряд ли могли бы конкурировать с последними модификациями «Беркутов» и «Стрижей».
Китайцы стартовали вторыми, сразу за пассажирским челноком до Земли. Третьим и последним в этом стартовом окне взлетал «Луч». Магнитное поле причальной катапульты подхватило казавшийся невесомым корабль и швырнуло в пространство, словно бумажный самолёт в окошко. Мимо них на посадку заходил крохотный скоростной курьер, похожий на наконечник стрелы. Затем купол закрылся и под ним начали накачивать воздух. Но на это уже никто не смотрел.
Приданный электромагнитной катапультой импульс поднял «Солнечный луч» на высоту в несколько сотен метров и сместил в сторону от купола. Глубоко внизу, под дюзами, находилась массивная базальтовая плита. Их главный пилот, Максим Безумов, безумный Макс, выдал ускорение в десятую часть стандарта. Недолётов Кирилл, выполняющий обязанности второго пилота, монотонно зачитывал с экрана поступающие показания. Неправдоподобно быстро удалялась Луна. Выше, выше, за последнюю линию малых орбитальных баз, вынесенных на орбиту Луны, чтобы исследовавшим вселенную радиоастрономам не мешал активный радиообмен Луна-Земля. Пять часов пролетели… Ну не как пять минут, это было бы явным преувеличением, но по субъективному времени прошло не больше часа. «Солнечный луч» мчался вдоль гипотетической линии расчётного курса пожирая тысячи тысяч километров. Двигатели работали в стандартном режиме, выдувая плазму разряженным огненным шлейфом позади корабля.
В штатном режиме работал термоядерный реактор, питая все прочие системы. Корабль живёт столько, сколько живёт его горячее, атомное сердце. При дрейфе в космосе с выключенными двигателями, в тишине консервации или в грохоте и визге ремонтного дока стук корабельного сердца замедляется, но никогда не прекращается полностью. Укрощённая энергия взрыва сотен атомных бомб тихо тлеет в коконе силовых полей. Хищные ракеты, гаусовские пушки, лазеры, электромагнитные хлопушки и остальное вооружение боевого космического корабля ничто перед освободившейся яростью его необузданного сердца. Начнись глобальная война на уничтожение и пары тысяч уроненных на планету кораблей с пущенными вразнос реакторами будет достаточно, чтобы вскипятить моря и пробудить исполинские спящие вулканы. Хороший повод жить в вечном мире друг с другом. По крайней мере, до тех пор, пока девяносто девять процентов человечества сосредоточенны на одной единственной планете.
Это странное время, когда военная мощь становится настолько всепоглощающей, что практические не играет больше роли. Если Союз может уничтожить НАТО шесть раз, а НАТО может уничтожить Союз восемь с половиной раза – война бессмысленна. Бессмысленна? К сожалению нет. Война мимикрирует, изменяется, принимает новые формы. Взять хотя бы контртеррористическую войну за Луну, до сих пор не признанную Западом. Разве это не война? А экономическое давление, а информационные воздействия на гражданское население или ожесточённая война разведок – разве не война? Мир изменился. Изменился уже в который раз. Было бы наивно полагать, что в изменившемся мире войны останутся прежними. Было бы наивно полагать, что в изменившемся мире останутся прежними люди.
Лететь с Луны до пояса астероидов, без форсирования двигателей, добрых четыре месяца. И это при весьма удачном взаимном расположении планет, по энергозатратной траектории и на новеньком, с иголочки, корабле серии «Жемчуг». Четыре месяца. Целая бездна времени. Но только если бездельничать. Для деятельного человека в сутках не хватает часов.
Капитан «Луча», Сергей Волин, составил для каждого члена экипажа перечень индивидуальных занятий. Приобретённые знания, подкреплённые сданными по сети экзаменами, запишут на общий счёт 202-ой бригады заветные балы и увеличат их потенциал как самостоятельного экономического агента. Но, кажется, Сергей немного увлёкся. Грандиозные планы капитана тревожили экипаж.
– Невозможно! Невозможно за четыре месяца изучить углублённый курс истории образования астероидного пояса! – возмущался Кирилл.
Сергей убеждал: – Не отказывайся с горяча, сначала попробуй.
– А вахты за меня будет Пушкин стоять? По регламенту в рубке идущего на полном ходу корабля должен находится хотя бы один пилот.
– Ну почему сразу Александр Сергеевич. Разве ты единственный пилот на «Луче»?
– Не единственный, но… Зачем нужен углублённый курс. Если повезёт найти ледяной или урановый астероид мы их с закрытыми глазами узнаем. По показаниям анализаторов. Плюс стандартный курс нам всем в центрах подготовки читали в рамках программы.
В сердцах Кирилл махнул рукой, из-за чего покачнулся, словно одинокая сосна на отвесном утёсе в бурю, но устоял. За счёт вращения в жилых отсеках поддерживалась символическая гравитация с четверть лунной. Вместе с магнитными ботинками и присосками для работы в отсеках, где сила тяжести отсутствовала, это позволяло ходить или, в крайнем случае, ползать вместо того, чтобы плавать и барахтаться в невесомости.
– Лучше я пилотирование малым разведчиком отработаю и потренируюсь в обращении с корабельным сканером. Если останется время, то поработаю с переносным сканером. Прокачаю специальность «Определение структуры материала. Нахождение внутренних пустот и линий напряжённости», идёт?
– Не забывай про фехтование. Было бы здорово бы, если бы ты смог получить первую ступень, – смущённо улыбаясь, добавил Сергей.
Кирилл только ахнул: – Подожди! Хочешь, чтобы я за четыре месяца подготовился к сдаче экзамена по фехтованию на первую ступень, прокачал «Определение структуры», изучил тонкости работы сканеров, потренировался в пилотировании и прошёл углублённый курс истории образования астероидного пояса. Я ничего не забыл?
– Вроде бы нет, – ответил Сергей.
– Тогда, наверное, где-то на корабле спрятана машина времени потому, что изучить всё вышеперечисленное за четыре месяца невозможно. Тут четыре года требуются!
– Так ты берёшься? – капитан был как река. Плескай, не плескай, а она знай себе течёт.
– Говорю же, невозможно!
– Да ты попробуй. Глаза боятся, руки делают. Для начала прими обязательства.
– Хочешь, чтобы взял обязательства и не выполнил их?
– Ты постарайся.
Право слово, спорить с Сергеем, после того как его на общем собрании выбрали капитаном, стало положительно невозможно.
Два-Ка, Катя Кропоткина, от лица команды, попыталась поговорить с капитаном.
– Сергей! – окликнула она выходившего из спортзала капитана. Малая гравитация принуждала к ежедневным утомительным упражнениям для поддержания мышечной активности. Спортзал на «Луче» рассчитан на четырёх занимающихся одновременно. Лейкина Лена, их корабельный врач, составила график занятий и тщательно следила за его выполнением.
Сергей вышел из спортзала: пошатываясь от усталости, перекинув через плечо мокрое от пота полотенце. Повернувшись на Катин оклик, он качнулся. Полотенце взмахнулось, надулось, будто парус и начало медленно, словно во сне, опускаться обратно на плечо. Капитан прибил его рукой. В стороны брызнула пара капель.
– Два-Ка, мне как раз хотелось поговорить с тобой насчёт изучения некоторых, полезных для нашей бригады, навыков. Я даже составил список.
– Капитан, – оборвала Два-Ка, – мне нужно поговорить с тобой.
Она стояла перед ним: напряжённая, вытянувшаяся, точно стрела в натянутой тетиве.
– Мы уже разговариваем, – растерялся Сергей.
– Насчёт повышения квалификаций и дополнительных курсов.
– Да, насчёт курсов! – обрадовался Сергей. – Я всё подсчитал. Если мы выполним хотя бы три четверти запланированного мною, то расчётный показатель эффективности нашей бригады вдвое перекроет усреднённый расчётный показатель для молодой бригады. Не говоря уже о поощрительных балах начисляемых УКИРом за развитие полезных навыков и сдаче экзаменов по дополнительным профильным дисциплинам. Получится весьма неплохо для молодой бригады.
– Сергей, мы не юниты.
– Что?
– Люди не юниты в компьютерной игре. Люди не могут прокачиваться сутки напролёт и злятся, если их принуждают к чему-то, чего они не хотят.
– Вы не хотите учиться?
– Хотим, но… как бы объяснить. Сними уже свои ежовые рукавицы!
– Ежовые рукавицы?
– Есть такая идиома!
– Я знаю, – Сергей растерянно посмотрел на Катю. – Мне просто хочется сделать нашу бригаду самой лучшей во всём поясе.
– Мы все тоже этого хотим. Только когда бежишь на длинную дистанцию не нужно полностью выкладываться на первых ста метрах. Может быть ты временно обгонишь остальных, но к финишу придёшь последним.
Сергей растерянно почесал подбородок.
– Скажи честно: я плохой капитан?
– Ты очень молодой капитан, – ответила Два-Ка, – молодой капитан молодой бригады.
– Которая когда-нибудь станет самой лучшей бригадой в поясе астероидов… – усмехнулся Сергей.
Катя серьёзно сказала: – Обязательно станет.
Сергей смахнул полотенцем выступившие на лбу капли пота: – Хорошо Катя. Передай остальным, что я понял. И спасибо тебе.
– Ты станешь отличным капитаном, – улыбнулась Катя: – Только не впадай в другую крайность и не расхолаживай команду.
– Снять ежовую рукавицу с одной руки, но оставить на другой? – спросил Сергей.
Катя не выдержала, фыркнула. Взяла себя в руки, вытянулась, словно собираясь отдавать честь старшему по званию. Суперлёгкий полускафандр для «домашнего» ношения обрисовал соблазнительные округлости.
– Товарищ капитан, разрешите прибыть сегодня в двадцать ноль-ноль по корабельному времени для согласования дополнительных навыков и специальностей для личного развития?
– Жду вас ровно в восемь, товарищ геолог!
Катя порывисто наклонилась и быстро, с неуловимой глазом скоростью, будто сорвавшаяся с тетивы стрела, поцеловала Сергея в щёку. Поцеловала и убежала. Капитан корабля остался стоять в ведущем из спортзала коридоре. Поднёс ладонь к щеке – она пылала.
Час спустя капитана нашёл Недолётов Кирилл: – Знаешь, а первая глава углублённого курса истории образования астероидного пояса достаточно интересная. Я всего лишь три раза уснул, пока читал её.
– Да понял уже всё, понял, – поморщился Сергей. – И вообще: прекратить подкалывать капитана!
– Есть прекратить подкалывать капитана, – не моргнув глазом, ответил Кирилл.
– Астероид тебе в печёнку, как говорит наш Мих, если его разозлить, – Сергей укоризненно посмотрел на второго пилота.
– Кто злит Миха? – вмешалась в разговор проходившая мимо Оля.
– Как бы сказать: вчера я разговаривал с ним насчёт добровольных обязательств самостоятельно изучить дополнительные курсы…
Кирилл засмеялся первым. С секундной задержкой присоединилась Оля. Капитан сначала криво улыбался, потом махнул рукой и тоже захохотал. Не успели они отсмеяться, как в кают компанию заглянул собственной персоной мой будущий отец и поинтересовался: – Чего это вы тут хохочете?
В ответ ему прилетел новый взрыв смеха.
Они учились. Летели. Несли вахты. Занимались в спортзале. Наворачивали круги вокруг корабля на малых модулях-разведчиках. Выходили в пространство. Зацепившись за корпус, поворачивали лицевые щитки скафандров в сторону Земли и долго смотрели в её сторону – раздутые от избыточного давления мишки в серебристых скафандрах.
Фотографировались, конечно. Снимки получались феерические. Под ногами горящий серебром и золотом корпус корабля. Над головой чёрная пустота. Между плоскостью света и плоскостью тьмы замерла одинокая фигурка человека в скафандре. Где-то далеко Земля, человек указывает в её направлении толстым, словно банан, пальцем. Снимок!
Чуть обработанные, будто едва-едва обтёсанные камни, снимки выкладывали в сетевые дневники, рассылали по родным и знакомым. Кирилл сделал снимок «Солнечного Луча» с расстояния в несколько километров, с летящего параллельным курсом модуля-разведчика. Получилось великолепно. Огненная капля, катящаяся по тёмному бархату.
Снимок вывели на стену рубки, превратив в «плавающую» картину. Лена нарисовала для виртуальной картины виртуальную рамку. Аня предложила название картины «мы». Два-Ка отправила снимок на конкурс самостоятельно снятых космический фотографий. Неожиданно для всех снимок занял второе место, принеся автору известность, а 202-ой бригаде лишний десяток балов. То есть балы нисколько не лишние. Скорее наоборот. Капитан так и вовсе чуть было не расцеловал Кирилла и, страшно смущаясь, попросил второго пилота почитать какие-нибудь книги по искусству в свободное время. Но Кирилл категорически отказался снова брать в руки фотоаппарат. Его ещё долго шуточно называли «фотографом» – мастером композиции и цвета. А фотокартина летящего в пространстве «Солнечного луча» под названием «Мы» – навсегда поселилась внутри видео-стены в центре управления, по правую руку от входа.
