Текст книги "Злая ласка звездной руки (сборник)"
Автор книги: Сергей Синякин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
в которой рассказывается о прорицателе и его предсказаниях, рассуждаете» о пророчествах вообще
Прорицатель располагался в пирамидальном храме близ Иерусалима. Храм этот походил на гробницу царя Мосола,[7]7
Не путать с иными похожими храмами. Автор в политику не лезет.
[Закрыть] и для его строительства были использованы фарерский мрамор и темно-коричневый баальбекский базальт. Строители храма рассказывали о путаных лабиринтах внутри него; по их словам получалось, что храм этот строили словно бы для быкоподобного Астерия. А уж запасных выходов в храме было как в норе у пустынной лисы – видимо-невидимо. Некоторые говорили, что предсказатель этот явный жулик, иначе зачем бы ему столько запасных выходов? Другие же утверждали, что в наше время и честному человеку нужно всегда иметь запасной выход, а уж предсказателю-то боги велели – мало ли кому станешь неугоден за откровенное предсказание смерти или иных каких несчастий.
Сам прорицатель постоянно жил в тенистом подземелье храма, куда не допускался никто. Ходили слухи, что спит прорицатель в хрустальном гробу, желтый и жуткий, и лишь к полудню члены его начинают наливаться упругостью и силой, прорицатель открывает глаза и встает со своего ложа. Некоторое время он ходит по своему подземелью задумчиво и тоскливо, поет песни на непонятных языках, а ровно в полдень появляется на терраске храма в странном одеянии, и вместо ступней у него черные лакированные копыта, как у кентавров. С террасы оракул делает правой рукой ритуальные пассы и знаки толпе, а потом начинает говорить вещи столь чудовищные, что разум отказывается в них верить.
Чтобы услышать прорицателя, люди ехали и шли из самых отдаленных мест. Собирались у храма торговцы из Яффы и Газы, скотоводы из Раввы и Дебока, пастухи из Аравии, греки и фракийцы, фригийцы и лидийцы. Даже рассудительные арии и не верящие чужим пророкам египтяне, утверждавшие, что выше их Сфинксов в предсказаниях и нет никого, тоже сюда приходили. Возле храма предсказателя постоянно бил фонтан одежд, языков и наречий.
Коротая время в ожидании предсказателя, два крестьянина из окрестностей Газера неторопливо ели ячменные лепешки, запивая их дешевым кессарийским вином. Одного из крестьян звали Иавелом, другой же носил имя Ламех. Иавел был из рода Хужева, он уже слушал однажды оракула и сейчас, когда глиняный кувшин заметно облегчился, рассказывал бородатому и низкорослому Ламеху:
– …маленький такой, вроде тебя. И шатает его, как раба, который неразбавленным вином до бровей набрался. Вылазит он, друг Ламех, на эту самую терраску, смотрит на нас и говорит на плохом арамейском. Бедные вы, говорит, дети своего времени! Коров вы пасете и овец, урожаи, говорит, собираете, а того, значит, не знаете, что через тысячу лет в небе будут птицы железные летать и смерть с небес сеять, а по земле колесницы железные поползут и огнем будут плеваться. Разгневаете вы, говорит, бога своего, и саранча зеленая землю захватит. Будет, говорит, коричневая чума властвовать над всем живущим на Земле две тысячи семьдесят пять дней и уничтожит племена сынов Ноевых – в печах будет жечь их подземным пламенем. А ещё говорил он, что будут по морям лодки плавать, по воде и под водой, без весел и парусов, и одна только пагуба от них будет… Придет в моря и океаны Титан великий и столкнется с ледяной глыбой, и от этого будет гибель великому множеству людей. Тут свояк мой Аарон не выдержал, виданное ли дело, чтобы ледяные горы в морях плавали? Начал он предсказателя этого оскорблять, в невежестве его уличил, лгуном при всех обозвал. Он ведь грамотный был, наш Аарон, у хасидов одно время учился, в ктиторы его даже прочили. Предсказатель этот, Мардук, снял с головы плоский свой кидар и говорит Аарону. Ты, говорит, голубь, до завтрашнего утра не доживешь. Ты же Аарона видел, у него здоровья на троих хватит и ещё детям останется. Встал он, Мардука этого дураком назвал, плюнул и ушел. И что ты, друг Ламех, думаешь? Тем же вечером наш Аарон куриной косточкой подавился! Хлопали мы его, хлопали по спине, да, видно, судьба ему такая выпала.
Родственники от греха Мардуку этому жертвы богатые принесли – пусть, мол, подавится, как наш Аарон куриной косточкой подавился. Да и я, честно тебе, Ламех, скажу, откупные принес. А то ещё напустит порчу на весь род до седьмого колена. Уж лучше барана потерять, чем, скажем, дочь там или сына.
А только получается, что быть птицам железным в небе, и кораблям подводным быть, и колесницам огненным на земле. И Титан с ледяной горой биться будет… И станем мы, друг Ламех, братьями шакалам и другим страусам, как про то сказано было Иовом.
Низенький Ламех недоверчиво слушал, теребя свою бороду. Он пришел из деревушки Шаммы спросить у предсказателя, будет ли засуха в грядущем году, родит ли Милка, дочь Нахорова, сына или вновь понесет от Теваха очередную дочку, добрым ли вызреет вино из нового урожая, ждать ли им нового грабежа от римского цезаря или все обойдется, а главное – нет ли вреда от крещения и водной купели в реке Иордань, которым подвергает всех желающих некий самозваный мессия по имени Иоанн, что называет себя Крестителем, и будет ли утеснение разбойникам, что грабят путников близ Самарры и Яффы. Что жителям его деревни до каких-то железных птиц, лодок да колесниц, если черед их придет через тысячу лет? А с другой стороны, сомневался уже Ламех: что этому предсказателю чаяния жителей деревушки малой, коли мыслит он категориями вечности? Сомневался Ламех, что предсказатель этот сможет ответить правильно на заученные им наизусть вопросы. Но сомнения сомнениями, а доверие, оказанное Ламеху жителями Шаммы, обязывало ко многому. Хотят люди узнать ответы на свои вопросы, так Ламех их предсказателю задаст, что бы это ему ни стоило, даже если для того придется улечься с этим предсказателем в его хрустальном гробу.
Легионеры из римской оккупационной когорты бродили мелкими группами рядом с сумрачным храмом. Собравшееся быдло они не разгоняли, благо сестерции от него ими были получены, но и кучковаться собравшимся не давали. Там, где собираются более трех иудеев, недалеко и до лозунгов, а где появляются лозунги, всегда могут вспыхнуть волнения. А за волнения начальство спросит строго, начальство волнений не любит, начальству надо, чтобы все было хорошо и гладко.
Храм казался безжизненным. По фронтону храма золотилась самоуверенная надпись на латыни, по-арамейски, египетскими иероглифами и ещё на одном совершенно уже непонятном языке, и надпись эта, по крайней мере та её часть, что на понятных языках была, извещала присутствующих, что предсказатель жил, жив и обязательно будет жив в дальнейшем. Последнее утверждение можно было легко проверить, взяв предсказателя на меч или, скажем, приказав толпе побить его камнями. Но использование для надписей неизвестного языка заставляло легионеров осторожничать и к пророку относиться с опаской – мало ли что?
Предсказал же он известному пьянице и дебоширу из охранной когорты Луцию Лупинию женитьбу на женщине в красном платье. Женитьба вроде бы и не состоялась – по причине того, что удрученный перспективой семейной жизни Лупиний зверски запил и на третий день беспробудного (сик!) пьянства, попытавшись оправиться со сторожевой башни, не сохранил равновесия и сломал себе шею. (А вы ту самую башню видели? Кто бы уберегся при падении с нее?!) Друзья Лупиния подступили было к предсказателю с претензиями, обвиняя его в лжепророчестве, но Мардук им быстро глотки заткнул, доказав, что Лупиний обручился при падении со смертью, а, как известно, дева эта предпочитает исключительно красные цвета.
Ну, понятное дело, друзья и отступились. Кто же своей шкурой за покойника рисковать будет?
Вообще-то с этим самым Мардуком не все ладно было; иной раз он появлялся на своей терраске с багровым лицом и нес что-то совсем уж несуразное, словно хлебного дешевого вина для простолюдинов напился. Но ведь никто не видел, чтобы в храм хоть одна амфора была завезена, хоть один пифос! Вот и сейчас – время уже было Мардуку выходить к народу со своими предсказаниями, а его не было. Видать, никак он не мог выбраться из своего хрустального гроба или надирается хлебным вином в лабиринтах храма, а то и ещё хлеще – жрет на манер северных варваров сушеные мухоморы.
Но тут толпа оживленно зашевелилась, загудела, стягиваясь на площадку перед террасой. И точно – появился из тайного хода Мардук. Разрази его Юпитер! Яхве его забери! Вид у предсказателя действительно был нелеп и смешон. В черном одеянии, похожем на индусское, в нелепом плоском кадире на голове, красномордый, словно выходец из Аида или даже самого Тартара, Мардук удивлял и одновременно пугал присутствующих. Такого на арене зверям покажи, такая паника, квириты, начнется! Одно слово – халдейский маг.
Некоторое время он молча буравил толпу пронзительным злым глазом, словно пытался узнать, все ли жертвоприношения сделаны, не пожалел ли кто пифоса зерна или приготовленного с вечера барашка. Толпа трепетно ждала его слов, и непохоже было, что кто-то с подношениями поскромничал. Мардук поднял руку, медленно стянул с себя плоский кидар и, скомкав его, выбросил руку вперед.
– Zdrawstwujte, dorogie iudei i rimljane! – произнес он непонятную, но явно ритуальную фразу. – Поклонимся же Богу, вознесем ему молитву и попросим у Бога удачи, как в предсказаниях, так и личных делах!
Толпа заворчала, но привычно опустилась на колени. А что делать? Пророк! Головные уборы были сняты, и Мардук видел сотни бритых и лохматых затылков склонившихся перед ним людей. Ждал народ откровений. Люди не хотят знать своего прошлого, но с отчаянной надеждой они всматриваются в настоящее, которое им открыто, и ещё неистовее пытаются заглянуть в будущее, хотя в нем для подавляющего большинства ничего хорошего нет.
Прорицатель постоял в задумчивости, покосился на хмурых римлян из патруля, которые продолжали стоять, с любопытством поглядывая на проповедника, потом опустил руку с зажатым в ней кидаром и негромко сказал:
– Сегодня мы поговорим об Америке. Бедные и несчастные, неграмотные и ничего не знающие люди! Наверное, вы думаете, что Земля наша плоская и похожа на поднос, стоящий на трех китах или черепахах…
Глава четвертая,в которой рассуждается о форме Земли, рассказывается об истинных первооткрывателях Америки и о кровавых последствиях её открытия
В харчевне постоялого двора «Приют караванщика» стоял запах кунжутного масла и жареной баранины. Аппетитные запахи эти привлекали бродяг: нет-нет, да заглядывало в двери очередное мохнатое рыло, поводило носом и, заметив римских легионеров, спешно исчезало. Известно дело, с солдатней только свяжись – или сам кого-нибудь порежешь, или тебя зарежут. Только начни, к полуночи все ночлежки и притоны перетрясут, а к утру с десяток воров и грабителей конечностей недосчитаются. И начнутся неизбежные разборки – кто виноват в случившемся, из-за кого римляне взбесились? Хорошо, если у признанного виноватым будет чем откупиться, а то ведь в клоаке нравы простые – мешок на голову, и учись плавать со связанными руками в ближайшем пруду.
Римляне, обычно избегавшие подобных забегаловок, сегодня заполонили «Приют караванщика», и повара не успевали жарить на вертеле молодых ягнят, а что касается вина – тот тут и вода мало помогала, пифос за пифосом вино уходило в бездонные глотки легионеров.
– Да-а-а, – переговаривались легионеры. – Сегодня Мардук себя превзошел. Новый город – это ладно, бывает, но вот дома чуть ли не в стадию высотой! Это в голову с хорошего бодуна могло только прийти! А подземные колесницы? Которые молниями движутся? Это ж куда у Мардука рассудок должен был деться? Не-ет, квириты, нормальный человек до того никогда не додумается! Как он там говорил? Что мы там первыми преступниками будем, коза ностру организуем?
– Ост-тавь, М-мирон! Т-ты л-лучше вс-вспомни, что он о б-бабах рассказывал! В харчевнях, п-понимаешь, б-будут г-голыми т-танцевать! Т-такое и в лупанариях н-не увидишь! Да разве т-таких п-потом загонишь дома с-сидеть и ш-шерсть п-прясть?
– Чему ты удивляешься, Портвиний? На бабу только цыкни, она тебе в любом виде затанцует! Рабыни, наверное. Из тех, что в наложницы не годятся и для гладиаторских школ не подходят!
– А я т-тебе так с-скажу. Баба на рис-сталище – зрелище отвратительное. Особенно если она с м-мечом или т-тре-зубцем. Не зря же даже п-плебс п-палец вниз загибает, когда б-бабы дерутся!
Луций Сцений гулко захохотал, размахивая обжаренной бараньей ногой.
– Миром они править будут! Фаллос тонок! Империя вечна, квириты! Да здравствует цезарь!
– Аве! – нестройно откликнулись от столов хриплые голоса.
– Мардук этот никакой не предсказатель, а простой шарлатан, – сказал рассудительный и начитанный Публий Сер-вет. – Как он там говорил? Земля, говорит, круглая, и Атлантов, значит, никаких нет. А он вниз заглядывал? Если его послушать, то получается, что эта его терра инкогнита на противоположной от нас стороне. Как же там её жители ходят? Вниз головой?
Легионеры снова дружно захохотали.
А чего не посмеяться над очевидными нелепостями? Мардук далеко, не услышит. А ведь прав наш Публий! Головастый цивис! Круглая Земля! Мардук, квириты, точно хлебного вина перепил! Трезвому до такого ни за что не додуматься.
– Представляете? – Публий Сервет взял вторую баранью ногу и ловко проиллюстрировал свой рассказ. – Идет тамошняя матроночка, а все её прелести для обозрения открыты. Ха-ха! Вот бы нашего Тулия Мунилу туда! Хорошо бы он там смотрелся, квириты!
У столов захохотали ещё громче. Все знали, что Тулию Муниле было что показать.
Неожиданно к столу протиснулся дюжий легионер в шлеме. Другие шлемы сняли, не воевать шли – выпивать, а этот и на отдыхе был готов, как говорится, к боевым действиям. По внешнему виду было видно, легионеру есть что сказать, а атлетическое сложение воина требовало к нему повышенного внимания.
– Квириты, – сказал воин и выждал, когда вокруг стола затихнут. Бесцеремонно он налил себе в чашу вина из пифоса, стоящего на столе, разумно добавил в него воды, отпил немного, словно испытывая общее терпение. – Не знаю, что там будет через тысячу лет, и подземные колесницы я оставлю на совести этого пьяного дурака, только вот… – Он разорвал наискось тунику, и стоящие у стола легионеры невольно охнули. Рослый легионер был от горла до пупа расписан затейливыми синевато-черными рисунками. Фантастические драконы и змеи соседствовали с фигурками обнаженных женщин, стреляли друг в друга лучники, рубились на мечах гладиаторы, триремы плыли от соска к соску – казалось, что на легионере не было кусочка чистой кожи. На груди, в обрамлении затейливых завитушек, темнела великолепно исполненная голова быка. Бык был как живой, казалось, что глаза его были налиты кровью, а из ноздрей валил дым.[8]8
Римляне были интеллигентными людьми – все-таки на латыни изъяснялись. Как интеллигенты того времени в отличие современных нам они своей чистой кожи татуировками не портили.
[Закрыть]
– Вот это да! – восторженно пробормотал молоденький легионер. – Да ты, похоже, прямо из мастерской Гнея Ци-рулиса!
– Вот так, – удовлетворенно сказал рослый легионер. – И не смывается ничем пакость эта! Чем я только не терся, квириты, даже известь негашеную испробовал. Неделю в казарме отлеживался, думал уж, что боги меня приберут. А рисуночки даже не побледнели.
Он присел на почтительно освобожденный край скамьи, допил вино из чаши и начал свой рассказ, который и бывалым воинам был в диковину, а уж молодые легионеры, понятное дело, слушали рассказчика разинув рты.
– Зовут меня Помпеем Клодием. Мать меня так назвала в память о триумфах великого Помпея и надеялась, что часть его славы когда-нибудь падет и на меня. Но мне не повезло. Осиротел я рано, отец погиб во время германского похода Тиберия, а все вы знаете, что за жизнь у бедняков на Сицилии. Слезы это, а не жизнь! А подрос я немного, тут, как обычно, вербовщики подкатили. Хочешь увидеть мир и выбрать стезю, достойную мужчины? Вступай в легионы божественного принцепса! Да что я вам, квириты, рассказываю? Вы и сами через это прошли. И оказался я на наших кораблях. Триремой нашей командовал Германик Отон, из того самого семейства, он ещё вроде Вителию родственником доводился. Любил он рабов бичом похлестать, вина ему не надо было! Ну, собственно, речь-то не о том.
Сами знаете, служба на триремах не мед. Не можешь – научим, не хочешь – заставим. Соленой водички довелось хлебнуть полной глоткой. На Рейн нам ходить не довелось, а вот с пиратами на море мы повоевали достаточно. Самые отчаянные из персов были. Эти жалости не знали. Кто в живых оставался, их в такие места в рабство продавали, что неизвестно где и находятся. Шрамы вам показывать не буду, но верьте, квириты, на слово – ран было достаточно. Такого, что я пережил, ни в Помпее, ни в Бальбе, ни в Мацелде показывать и представлять не будут. Не раз нам всем приходилось держать волка за уши.
Но главное случилось после того, как Германик посетил Египет и отдал концы в Сирии. В Египте, говорят, Германику в руки попали секретные папирусы тамошних жрецов, а после того, как Германика наместник Сирии кончил, папирусы эти попали к нашему цезарю. А говорилось в тех папирусах о землях, которые лежали за Геркулесовыми Столбами. По папирусам выходило, что земли те очень богаты, а люди, что на этих землях живут, дружелюбны и приветливы. И богаты необычайно. Им золото дрессированные муравьи приносили, так они из этого золота даже лопатки делают, навроде тех, с которыми мадианитяне не расстаются. Ну, цезарь, ясное дело, как речь о золоте зашла, сразу задумался, как ему это золото для нужд Великого Рима отжалеть.
Короче, в путешествие это мы отправились на шести триремах. Воду и продовольствие взяли в испанских провинциях, цезарь про то тамошнему наместнику твердо приказал, не ослушаешься. И пошли мы шестью триремами за Столбы…
– Так за Столбами и воды-то нет, – охнул кто-то из слушателей. – Рассказывают, что вода там липкая и тягучая, как патока. А выход из Столбов охраняют Великие Кракены!
Разрисованный Помпеи Клодий в упор посмотрел на сомневающегося.
– Кто там был, квирит, – ты или я? – с кривой усмешкой спросил Помпеи. – Нет там никаких кракенов. Змея морского видели, здоровенный такой, вполне мог трирему заглотить вместе со всеми людьми, а кракенов не видел никто. И ледяные горы мы два раза видели, но близко к ним не подплывали. А вода там обычная, как в Адриатике, соленая такая вода и простирается до самой этой терры инкогниты, понял?
Плыли мы туда около двух месяцев. Вода в бурдюках испортилась, солонина зачервивела, и питались мы ячменными лепешками, да слава Юпитеру, над морем рыбы летали. Иной раз столько их на палубу падало, что варили мы суп и тем спасались от голода.
– Это ты, Помпеи, загнул! – усомнился под одобрительные выкрики Публий Сервет. – Летающие рыбы! А быков летающих ты там не видел?
– Да ты, Помпеи, не обижайся, шутят ребята. Ты рассказывай!
Кто-то из легионеров услужливо подлил ему в чашу вина. Помпеи с достоинством кивнул, хлебнул неразбавленного ионийского и продолжил:
– Земли там действительно оказались богатыми. И люди там жили приветливые, хотя и краснокожие. Мужики все вот так же разукрашены. – Он снова приоткрыл свою разрисованную грудь. – Это у них знаками доблести считается. А имена они друг другу дают звериные или птичьи. Зоркий Сокол, там, или Храбрый Медведь… Вот и меня уговорили после одного из возлияний Вакху… – Разрисованный Помпей снова отхлебнул неразбавленного вина. – Чуть не помер после того. Все тело горит, словно в муравейнике без сознания полежал…
– А птичье имя тебе какое дали? – снова поддел Публий Сервет. – Быстрый Дятел?
Помпеи Клодий побагровел, сгреб обидчика за грудки, посмотрел в его помертвевшие глаза и, как всякий сильный человек, внезапно успокоился.
– Вот и у нас такой был, – сказал он. – Плинием Кнехтом его звали. Малый рослый, но вроде тебя – дурак дураком. Из чужестранцев он был, латынь плоховато знал и чуть что – сразу позорными жестами изъяснялся. С него все наши неприятности и начались. Поначалу-то все хорошо было. Мы этих краснокожих луки делать научили, копья им за меха меняли. Красивые меха, у нас таких до Негропонта,[9]9
Черное море, между прочим, а не столица Африки!
[Закрыть] а может, и дальше не найдешь. Перец их научили сажать да жарить. Все было бы нормально, если бы не этот самый Плиний Кнехт. Сами понимаете, путь туда неблизкий, а баб на корабле не было. Многие греческие обычаи переняли, – Помпеи легионерам подмигнул, и заявление его те встретили улыбками: мол, знаем мы эти греческие обычаи, сами не раз в дальних походах бывали, прекрасно обходились без гетер! – А этот Кнехт, он, квириты, был не от мира сего. Лежит на палубе и ноет – бабу хочу!
А среди тамошних девок очень даже симпатичненькие были, даром что с красной кожей… Вот одна из них этому самому Плинию и приглянулась. И, конечно, не сдержался он, квириты. Но на нашу беду девка эта была дочкой вождя тамошнего племени, и держали её на черный день в девственницах. Чтобы, значит, когда жрать нечего будет, тамошнему богу в жертву принести. А тут такой конфуз! Да… Ночью они на нас и напали. Из шести трирем от берегов три отчалили. Да и то в каждой триреме раненых хватало. И Плиний этот успел на нашу трирему прыгнуть. Хотели мы его на мачте стремглав распять, глядим, а он еле дышит, и так его Харон приберет. Лишили мы его за дела его имущества. – Помпеи порылся в сумке и бросил на стол монету. – Мне вот это досталось…
Легионеры склонились над белой монеткой. Странная была монета, совсем незнакомая. И цезарь на ней изображен не римский – лысый и с азиатской бородкой, и надписи сделаны на незнакомых языках, лишь цифра выбитая на монете была явно арабская. Кто-то попробовал монету на зуб, но тут же сплюнул – не серебро.
– Похоже, что Плиний ваш шпионом был, – сказал Публий Сервет. – Таких монет никто не видел. И сделана искусно. Бородатенький на ней как живой!
– Талисман это его был, – объяснил Помпеи, бережно пряча монету. – Теперь моим стал.
– Помер этот Кнехт? – разом спросили несколько голосов.
– Помер, – с неопределенной интонацией сказал Помпеи. – Отплыли нас на трех триремах сто шестьдесят человек. Одну трирему в щепки разнесло, когда буря началась. А остальные две до Испании добрались. Вернулись сорок человек.
– А остальные? – с жадной тревогой спросил молодой легионер.
– Солониной-то мы запастись не успели, – просто и исчерпывающе разъяснил разрисованный – Помпеи. – Да многие в пути от ран померли. У этих краснокожих обычай дурной есть. – Он медленно стянул шлем, и собравшиеся вокруг рассказчика легионеры дружно ахнули. Кудри у Помпея сохранились лишь по бокам головы, теменная часть была без волос и багровостью своей указывала на то, что когда-то была одной сплошной раной.
– Это у них называется «снять скальп», – сказал Помпеи. – У кого этих скальпов побольше, тот самым отчаянным бойцом среди этих краснорожих и считается.[10]10
Отступление от истины, которое немедленно заметят историки. На самом деле обычай снимать скальпы в индейские племена пришел от высадившихся европейцев. Не зря же сами индейцы говорили: «Все дурное – от белых!»
[Закрыть]
– А золото? – спросил жадно слушавший рассказ молодой легионер. – Действительно им золото муравьи добывают?
– Золото у них есть, – сказал Помпеи Клодий. – Много золота. Но откуда оно у них, мы так и не узнали. Может, и муравьи дрессированные приносят. А может, сами копают.
– А как ты здесь-то оказался? – спросил Публий Сервет.
– Так ведь экипажи трирем расформировали, – объяснил Помпеи. – По причине больших потерь. Из-за того, видно, и поход наш в тайне решили сохранить. Я вот здесь оказался, а большинство в испанских провинциях службу продолжили. Германик Отон умер, как ему авгуры и предсказывали. У кого теперь карта, на которой путь наших трирем нарисован, уже и сказать трудно.
– Могло быть и хуже, – вздохнул Публий Сервет.
– Могло, – пожал плечами Помпеи и заглянул в свою чашу. – Вина не осталось?
