Текст книги "Злая ласка звездной руки (сборник)"
Автор книги: Сергей Синякин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
27 ИЮЛЯ 2006 ГОДА, 2.00-4.00
В любом случае ракетница его бы не спасла. Что говорить, чтобы попасть из ракетницы в кого-то, надо было стрелять почти в упор. Стариков пожалел, что не поискал в доме тестя двустволку, с которой тот выезжал стрелять уток да зайцев. Вместе с тем ощущение оружия в руке всегда придает человеку большую уверенность. Даже с железным прутом всегда себя чувствуешь увереннее, чем с пустыми руками. Стадион встретил его зловещей пустотой. Все происходящее напоминало какой-то фильм «ужасов», и в этом фильме Дмитрию Старикову досталось играть заглавную роль.
Он шел среди неподвижных, похожих на одетые статуи людей. Фонарика он не включал, и все вокруг было погружено в красноватый полумрак, впрочем, достаточный, чтобы рассмотреть и даже угадать неподвижных людей. У Старикова было ощущение, что он находится в комнате фотографа. – Только вот людей в этой комнате было многовато.
Он увидел свою бывшую учительницу, потом соседа тестя – сварливого и желчного Иванкина. В другое время Анна Викентьевна с этим самым Иванкиным и здороваться не стала бы, а сейчас они стояли рядышком. Лица у них были красными и оттого казались недовольными.
Народ на стадионе собрался самый разнообразный – от пенсионеров до младенцев. Только вот что они здесь делали, Стариков понять никак не мог. Он бродил среди неподвижных людей, вглядывался в красных сполохах в их лица, но никак не мог обнаружить жены и ребенка.
Отчаяние уже охватывало его, когда он наткнулся на группу неподвижно застывших детей. Он сразу и не понял, почему здесь собрались только дети, потом, уже пройдя мимо них, сообразил – детский дом! Был такой на Втором участке. Но если дети из детского дома так и собраны были в одну группу, то где-то рядом с ними надо было искать жителей участка. Скорее всего собранные здесь люди так и стояли, как их собирали сюда со всего города.
Он не ошибся.
Через полчаса поисков он увидел Светлану. Рядом с ней стояла Маришка. Зрелище было такое же трогательное, как и страшное. Позабыв обо всем на свете, Дмитрий бросился к жене и дочери. Возможно, где-то неподалеку были тесть с тещей, но он их уже не увидел. Не до того ему было, времени не было оглядываться по сторонам.
Рука жены была чуть теплой. Она даже не отреагировала на прикосновение мужа. Стояла, опустив глаза на дочь, и на лице у нее было равнодушное спокойствие, за всю жизнь Стариков не видел у нее такого выражения лица.
Кажется, он что-то говорил.
Ракетница ему мешала, и Дмитрий сунул ее за пояс. Из голов жены и дочери тянулись в переплетения над головой два тоненьких красных лучика: Хотелось их оборвать, но Дмитрий не решился это сделать: непонятно было, а вдруг это жене и дочери повредит?
Маришка была какой-то вялой. Она не сопротивлялась, когда папа взял ее на руки. Прижав дочку к себе, Стариков потянул жену за покорную прохладную руку.
– Уходим, Светка! Слышишь меня? Надо уходить отсюда!
Безвольным роботом она сделала несколько шагов вслед за мужем. По мере удаления от того места, где они с дочерью стояли, красные нити из их голов удлинялись. Правда, прямо на глазах они становились тоньше, а уже у темного входа в пустое и гулкое административное здание вдруг лопнули с тихим свистящим звуком – словно кто-то неподалеку в пустую гильзу дунул.
Выбравшись наружу, Стариков увидел, что площадь перед стадионом и пустырь рядом с ней призрачно высвечены голубоватым светом, и воздух над ними бурлит от бесчисленного множества маленьких белых пузырьков. Со стороны все выглядело так, словно в огромной кастрюле закипала вода. Зрелище захватывало. Некоторое время Стариков смотрел на бегущие в небо пузырьки. Он крепко прижимал дочь к себе и чувствовал, как она странно дрожит всем телом, словно хочет выгнуться, но у нее не получается. Жена стояла рядом молчаливым истуканом. Или правильнее было бы сказать – истуканшей?
Придя в себя и осмотревшись, Стариков сообразил, что надо идти в обход. Идти напрямик через эти самые беснующиеся белые шарики он так и не решился.
– А потом? – азартно спросил Кунжаков.
– А потом все и началось… – Дмитрий Стариков достал из кармана куртки пачку сигарет, достал одну, но вместо того чтобы нормально закурить, принялся ломать сигарету и нюхать табак.
– Да ты кури, не стесняйся! – подбодрил его водитель. – Хочешь, я тебе свои дам – «Честерфилд»?
– Я не курю, – сказал задержанный. – Бросил.
– Что дальше-то было? – спросил старший лейтенант. – Руку тебе кто прострелил?
– Никто не простреливал, – сказал Стариков. – Это я на штырь напоролся, когда мы упали. Как я Маришку от этого штыря уберег, сам ума не приложу… Мы уже довольно далеко отошли, когда у стадиона появились белые пятна. Больше всего они мне почему-то напомнили собак. Не знаю почему. Может, просто поведение мне их что-то напомнило? Пометались они у стадиона, потом вытянулись в цепочку и двинулись в нашу сторону. Медленно так двинулись, как собаки по следу. Я Светку за руку и – ходу! Дальше ничего не помню. Помню, ехали на велосипеде. Но откуда он взялся, убей Бог, вспомнить не могу! Потом вход. Там они нас и настигли. Чувствую, тянет меня назад. Словно бы вернуться надо. Маришка у меня на руках забилась. Светка что-то злое мычит, вырывается… Ну я и жахнул по пятнам этим из ракетницы. Во всех патронах у меня жаканы были, а в этом дробь оказалась. Может, и к лучшему. Сыпануло по ним дробью. Повредить-то особо не повредило, не заметил я, чтобы дробь им какой-то видимый урон причинила. Только вроде заколебались они. Желание возвращаться у меня исчезло, Светка опять в неподвижную задумчивость впала, Маришка на руках затихла, и ломать ее перестало. Толкнул я ее в проход, сам полез пятками назад, а ракетницей им грожу…
– Постой, постой, – сказал Кунжаков. – Это какой ракетницей?
– Погоди ты! – дернул его водитель. – Дай человеку до конца рассказать.
– А нечего больше рассказывать, – сказал устало задержанный. – Ракетницу я где-то обронил, патроны, что остались, в сумке лежат. – Говоря это, он одергивал на девочке платье. – Под землю эти пятна за нами не сунулись. А когда выбрались, мы сразу на вас и напоролись. Отпустите нас, мужики! Нам еще до Царицына добираться…
– А жена так и не разговаривает? – спросил десантник Костя. Автомат он уже опустил стволом вниз и расслабился. Чего себя пружиной держать, если опасности нет?
– Не оклемалась еще. – Стариков повернулся к жене, на измученном лице его появилось выражение нежности. Может, это вот выражение и решило все. В любом ином случае Кунжаков бы, конечно, не колебался. Но тут он сомневался, чтобы от рассказа Старикова что-нибудь особо прояснилось. Только сказал:
– Твоим медицинская помощь нужна. Да и сам ты… Рука-то болит?
– В Царицыне лечиться будем, – сказал задержанный. Не выпуская из рук дочери, он встал, сбросил с плеча ремень сумки. Подумав, сбросил и куртку. – Так мы пойдем?
И опять Кунжаков замялся.
– Пусть идут, – сказал сержант Николай. – Они уже всего дерьма полной ложкой хлебнули. Да и прав паренек, привезем мы их в лагерь, у нас самих неприятности начнутся. Хорошо как на месяц в карантин запрут, а если до скончания века?
– Давай, Коля, узнаем, что армия думает, – осторожно сказал Кунжаков. – Мы с тобой одно думаем, они другое.
– Пусть идут, – сказал десантник Леша. – Главное, чтобы баба и ребенок здоровы были. Слышь, Диман, только в городе сразу в больницу, понял?
– Спасибо, мужики, – сказал Стариков. Он поудобнее перехватил дочку, взял жену за руку, и они вышли за круг, высвеченный фарами автомобиля. Через некоторое время неподалеку вспыхнул фонарик, на мгновение высветил дорогу путникам и погас.
– Осторожный парень, – одобрительно сказал водитель. – Этот дойдет!
– У нас в ВДВ все такие, – без тени бахвальства сказал Костя.
– А с чего это ты взял, что он в ВДВ служил? – повернулся к нему Кунжаков.
– А по наколке, – сказал десантник. – Когда он куртку сбросил, я сразу ее увидел.
Кунжаков оглядел присутствующих.
– Так, мужики, – начальнически сказал он. – Обо всем молчок. Иначе нас туда загонят, куда Макар телят не гонял.
– Не гони, – с заметной усмешкой в голосе сказал Костя. – А то ты прямо как Наполеон.
Они постояли около машины, покурили и только тут обнаружили, что в воздухе полно комарья. И комарье это было прямо-таки безжалостным.
– Пошли в машину, – сказал сержант Николай. – Сейчас проедемся немного, их давлением выметет.
«Уазик» немилосердно затрясло на ухабах. Тусклый свет фар выхватывал из постепенно теряющей ночную густоту тьмы деревья и дорогу.
– Нет, мы правильно сделали, что ребят отпустили, – неожиданно сказал Алексей. – Только нутром чую, боком нам эта благотворительность вылезет!
27 ИЮЛЯ 2006 ГОДА, 5.00-7.00
Генерал Сергеев зевал. По темным кругам, четко обозначившимся под глазами, видно было, что он систематически недосыпает. Впрочем, в этом он был не одинок. Вряд ли кто-нибудь в лагере спал более четырех часов в сутки.
Однако на сеансе, который проводил прилетевший ночным бортом гипнотизер, генерал решил присутствовать.
Грузно усевшись на опасно затрещавший раскладной стул, генерал Сергеев оглядел гипнотизера.
Гипнотизер был уже в возрасте. Невысокий и седой, он сразу понравился генералу, когда их знакомили. Не было в этом человеке угодливой суетливости и заискивания, присущего многим военным, да и просто людям, с которыми сталкивался генерал. От многих своих одногодок гипнотизер выгодно отличался спортивным сложением и подтянутостью. У него было характерное лицо, что так нравится художникам и скульпторам, высокий лоб и волчьи, тесно прижатые к голове уши.
– Юрий Горновой, – представился он и слегка наклонил голову, демонстрируя генералу правильный пробор седых волос.
– С удовольствием понаблюдаю за работой профессионала, – сказал Сергеев. – Верите, дожил до седых волос, а гипнотизера ни разу в жизни не встречал. Мне кажется, у вас должна быть занятная жизнь.
– Ax, генерал, – с легкой усмешкой сказал Горновой. – Это лишь кажется неспециалисту. Профессионалы видят в моей работе лишь скуку.
– Можно надеяться на результат? – Генерал Сергеев уселся на своем хлипком стуле поудобнее. – Мне всегда было интересно, откуда у человека появляется такой необычный дар.
Гипнотизер сел с закрытыми глазами, немного посидел без движения.
– Господи, – пробормотал он. – Знать бы, откуда эти способности берутся… А насчет результата, генерал, – в науке и отрицательный результат имеет свое значение. В больнице ничего интересного мы так и не добились… Ладно, я потом постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Можно заводить пациента.
– Заводите, – приказал Сергеев полковнику Ирницкому и повернулся к гипнотизеру: – Вам без разницы, мужчина это будет или женщина?
– Все равно, – равнодушно сказал Горновой. – На мои гипнотические возможности это не влияет.
В палатку ввели невысокого мужчину средних лет. Лицо у него было какое-то бугристое, неприятное. На пальцах синели вытатуированные перстеньки – тот еще был волк, не раз уже в тюрьме побывал.
Мужик сел на предложенный ему стул, исподлобья глядя на гипнотизера. Видно было, что в жизни человек другим людям не особо доверял.
Некоторое время гипнотизер беседовал со своим пациентом о различных житейских делах. Звали пациента Иваном Николаевичем Коршуновым, в Михайловке он работал транспортерщиком на местном элеваторе. Горновой продолжал задавать Коршунову разные незначительные вопросы, цепко и профессионально разглядывая его.
«Приноравливается», – сообразил Сергеев. Его офицеры с любопытством наблюдали за действиями гипнотизера. И то сказать, явление было редкостным. За всю свою жизнь мало кто сталкивается с настоящим гипнотизером. Не с шарлатанами, которые по телевизору выступают, а со специалистом, которому тебя усыпить и потом из тебя всю твою подноготную вытянуть – что в воду плюнуть.
– Спать, – неожиданно властным тоном сказал гипнотизер и взмахнул рукой.
Сидящий на стуле человек неожиданно обмяк всем телом и прикрыл глаза. Некоторые офицеры, стоящие у входа, начали оседать прямо на землю.
– Выведите этих слабонервных! – приказал генерал Сергеев. – Пока они доверенные им государственные тайны гражданскому лицу не разболтали!
Горновой склонился над усыпленным человеком, цепко впился в его лицо внимательными карими глазами. Роскошные седые усы его заметно шевелились.
– Вы меня слышите? – требовательно спросил он.
– Да, – покорно сказал испытуемый.
– Помните, каким был день двадцать пятого июля две тысячи шестого года?
– Да, – снова лаконично отозвался пациент.
– В этот день с вами произошло что-нибудь необычное? Вспомните, Иван Николаевич, это очень важно! Вы помните, что с вами происходило в этот день? Вечер… Вы находитесь на улице. Что происходит в это время на улице?
Вместо ответа Иван Николаевич Коршунов пожевал губами, негромко застонал, сполз со стула на землю и всхрапнул.
– Что это с ним? – поинтересовался генерал, удивленно вскидывая бровь.
– Он делает то, что делал в тот вечер, – не поворачиваясь, бросил Горновой. – Пьян был как свинья, где-то под забором дрых.
Он снова склонился над испытуемым.
– Вам хорошо, – сказал он. – Вам очень хорошо. Но кто-то будит вас. Кто вас будит, Иван Николаевич? Вы открываете глаза… Что вы видите?
– Нинка, сучка, – сказал Коршунов, не открывая глаз. – Отвали! Сам приду… Ты поняла, что я сказал? Баба должна мужика дома ждать. Брысь, стерва!
– Жену гонит! – понял полковник Ирницкий. – Правильно делает. Нечего к пьяному мужу лезть, он еще и холку помять может. Запросто!
– Помолчите! – хмуро сказал гипнотизер. – Дальше… Что-то вас подняло, Иван Николаевич, что-то погнало из города. Что это было?
– Хрен тебе! – пьяным голосом сказал Коршунов. – Здеся я родился, здеся меня и похоронют!
– Заклинило мужика, – сказал кто-то из офицеров. – Толку мы с него не добьемся. У нас прапорщик Петренко такой. Напьется, заляжет в каптерке и в спячку впадает. По трое суток иной раз дрыхнет…
– Разговоры! – привел в чувство офицеров генерал Сергеев. Повернувшись к гипнотизеру, он негромко сказал: – Может, следующего, господин… э-э-э… Горновой? Похоже, что от этого объекта мы ничего не добьемся.
– Товарищ… генерал! – От ошибки в обращении полное лицо полковника Ирницкого побагровело. – Разрешите?
– Чего у тебя, умник? – нахмурился Сергеев.
– Надо не про двадцать пятое его спрашивать, а про двадцать шестое, – сказал контрразведчик. – Люди из города начали выходить двадцать шестого вечером. Что он, за сутки не проспался?
Оказалось, что господин Коршунов не проспался и за сутки. Может, он где-то добавил, но искать этот промежуточный момент, когда Иван Николаевич Коршунов был относительно трезвым, гипнотизер не стал. Взмахом руки он разбудил загипнотизированного человека. Коршунов с видимой неохотой открыл глаза.
– Давайте следующего, – сказал он.
– Черт! – досадливо сказал генерал Сергеев и принялся массировать себе шею. – Неужели мы так ничего и не узнаем? Что там произошло? Что с людьми?
Иван Николаевич Коршунов, которого уже выводили из палатки, остановился.
– Как это что произошло? – удивленно сказал он. – Коалиционный отряд наблюдателей опустился.
– Стоп! – По взмаху руки генерала Коршунова притормозили и даже подтолкнули к стулу, который генерал занимал. – Какие наблюдатели? Это еще что за ерунда?
– Сам ты ерунда, – дерзко сказал Коршунов. – Я тебе что толкую? Коалиционный отряд наблюдателей, значит.
Генерал Сергеев достал носовой платок и вытер покрытое испариной лицо.
– Вы говорите об инопланетянах? – спросил он. Иван Николаевич показал коричневые от курева мелкие зубы.
– Сам ты инопланетянин, говорят тебе – Коалиционный отряд.
Разговор явно заходил в тупик. Вновь выручила контрразведка.
– С какой целью этот Коалиционный отряд прибыл на Землю? – Вопрос Ирницкого заставил Коршунова развернуться.
– А нам докладывают? Значит, надо им было. Кто будет мелким козявкам докладывать?
– Возьмите его в свою палатку, полковник, – приказал Сергеев. – И попытайтесь разобраться во всех хитросплетениях. Результат доложите!
– Слушаюсь, господин генерал! – вытянулся полковник. Повернувшись к допрашиваемому, он сразу расслабился и просто добавил: – Пошли, Иван Николаевич? Чайку попьем…
– Чай не водка, – ухмыльнулся Коршунов. – Его много не выпьешь.
– Пошли, пошли, – сказал начальник контрразведки. – Как себя вести будешь. Может, и не чайком побалуемся.
Гипнотизер сел на стул, поправил пробор на голове, достал носовой платок и принялся им обмахиваться.
– Духота! – сказал он. – К грозе, похоже.
Следующим кандидатом на беседу под гипнозом ввели того самого развязного наркомана, который накануне насмешил весь лагерь. Наркоман безразличным глазом скользнул по офицерам, генералу и остановился на гипнотизере.
– Мутить будешь, батя? – добродушно спросил он. – Лучше ширни чем-нибудь, качает меня.
Его усадили на стул. Широко расставив длинные худые ноги в затертых джинсах, наркоман с любопытством оглядывал палатку. Горновой наклонился к нему и что-то тихо спросил. Длинное лицо наркомана сморщилось довольной улыбкой.
– А то! – сказал он. – Черняшка самое то. А ты не гонишь, отец?
Неизвестно, о чем бы Горновой договорился с молодым наркоманом, но тут где-то в стороне заревели сирены раннего оповещения, послышался тяжелый гул, от которого, казалось, задрожала земля.
Присутствующие, не сговариваясь, бросились на выход. Генерал Сергеев недовольно посмотрел на наркомана, неторопливо поднялся и тоже вышел из палатки.
Сфера, повисшая над районным центром, покрылась мелкой сеткой из белых линий. Откуда-то снизу по ней побежали изумрудные дрожащие кольца, которые, достигнув верхней точки Сферы, сворачивались в такие же яркие шары, которые через некоторое время лопались, оставляя после себя оранжевые кляксы. Вышка телецентра была малиново-желтой, у нее появился желтый ореол, который видимо дрожал. Сфера быстро наливалась густой синевой. Теперь она казалась огромной массивной чашей, опрокинутой на землю.
– Съемка ведется? – быстро спросил Сергеев.
– Так точно, – сказал оказавшийся поблизости полковник Ирницкий. – В четыре видеокамеры с лагеря работают, да еще камер пять у нас на бэтээрах стоят.
– Поднимите вертушки! – приказал Сергеев. – Свяжитесь с летчиками и ракетчиками. Пусть будут наготове!
Синяя чаша, опрокинутая на землю, стала медленно светлеть. Белые разломы, покрывающие ее мелкой сеткой, постепенно укрупнялись. С острия телевышки время от времени срывались голубые сгустки, которые методично били в Сферу. Расстояние было небольшим, поэтому все было ярким и красочным. Сирены замолкли, и в наступившей жаркой тишине стали слышны странные звуки, словно кто-то огромный неуклюже ворочается в гигантской луже.
– Полный отсос! – прокомментировал происходящее появившийся из палатки наркоман. За ним виднелось бледное и напряженное лицо гипнотизера Горнового. Поймав недоуменный взгляд генерала, молодой наркоман добавил специально для него: – У меня там шнурки и киска!
Сфера вновь становилась прозрачной. Она таяла на глазах, словно кусок рафинада в кипятке.
Изменения происходили и в городе. С окраин к центру города, где находился железнодорожный вокзал, гирляндами бежали бесчисленные белые ленты. Только в бинокль было видно, что ленты эти состоят из небольших белых шариков. Шариков становилось все больше, и уже казалось, что посреди знойного душного лета в городе беснуется метель.
В районе железнодорожного вокзала медленно вспухал бело-серый пушистый гриб. Разглядывая его в бинокль, услужливо поданный полковником Ирницким, генерал Сергеев видел, что гриб этот состоит из газа и пыли, взвихренной беспорядочным движением этого газа. В центре шляпки этого чудовищного гриба выделялось белое пятно, которое медленно поднималось вверх. Из-за расстояния генерал никак не мог определить размеры этого пятна.
Послышался свистящий звук. Он все усиливался, постепенно заставляя вибрировать стоящие в периметре лагеря палатки. Звук бил по ушам, он подавлял, рождая в людях желание упасть на колени. Сергеев с трудом сдерживался от того, чтобы этому желанию поддаться.
Наконец белый огромный эллипс оторвался от поддерживающего его снизу грибообразного облака из газа и пыли, замер на мгновение во всем своем великолепии. Стало видно, что повисший в небе объект чем-то напоминает огромную полупрозрачную медузу.
В центре этой медузы появилось желтое свечение. Оно все разгоралось, приобретая ало-багровые оттенки, потом на полнеба полыхнуло зарево, заставившее всех, кто наблюдал за происходящим, прикрыть глаза. Когда наблюдатели их открыли, от Сферы над городом не осталось и следа. Застывшая в небе медуза тоже исчезла, только в районе железнодорожного вокзала, именуемого станцией Себряково, медленно оседала взвихренная пыль, и от того все казалось немного размытым, нерезким, нечетким, словно виделось происходящее через огромную слезу, висящую над провинциальным городом.
Некоторое время все молчали.
И только когда рисковый пилот вертолета повел свою машину прямо на город, в толпе послышались восклицания.
Но Сферы больше не существовало.
Дорога в город была открыта.
Генерал Сергеев опустил бинокль, задумчиво пожевал губами и, ни к кому особо не обращаясь, сказал:
– Вот теперь начнется самое сложное.
Именно в это же время подобную мысль, но в более доступной форме, высказал старший лейтенант милиции Кунжаков.
– Ну, мужики, похоже, космическая оккупация закончилась. Теперь начнется разбор полетов. Держите языки за зубами, иначе нас с вами крайними сделают.
Говоря это, Кунжаков невольно вспомнил о задержанном, которого они отпустили, и о его семье. Успели ли добраться до трассы? Едут ли они сейчас в свой Царицын или задержаны случайным патрулем на шоссе? Очень хотелось думать, что у этого самого Старикова все закончится благополучно. Девочка, на взгляд Кунжакова, уже вполне оклемалась, значит, в скором времени и жена отойдет.
Десантники оставили автоматы в машине и, спустившись к реке, умывались слегка остывшей за ночь, но все еще теплой водой.
Все было обыденным, словно не было никакой загадки, словно никогда не нависала над городом загадочная Сфера, и видно было, как по проселочной дороге, петляющей среди ветел и ивняка вдоль реки, трусят, возвращаясь в город, разномастные собаки и чинно ковыляют на своих перепончатых лапах раскормленные сельские гусаки.
О происходившем недавно напоминали лишь тишина, плывущая над землей, и медленно остывающая башня телецентра, вишнево светящаяся на холме.
– Интересно, – сказал Кунжаков. – Остался там кто-нибудь в живых? Если и остался, то им здорово не повезло, все они теперь попадут в долгий карантин.
Сержант плюнул досадливо.
– Чего ты о них беспокоишься? – удивился он. – Ты о себе беспокойся. Нам же их теперь и охранять.
А над Медведицей стояла тишина. Слышно было, как поют комары у прибрежных кустов, негромко переговариваются купающиеся десантники, и на середине реки гулко удалила, глуша глупых мальков, первая щука.
