Текст книги "Пространство для человечества"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава седьмая

Утром, когда журналист проснулся, соседа по номеру уже не было. И сумка его исчезла. Тут уж понимать все надо было как хочешь. То ли предприниматель сделал все свои дела и теперь катил по просторам родины на «КамАЗе», груженном товарами народного потребления, то ли гостиница, где ворье запросто лазит по номерам, ему пришлась не но душе и он решил поискать местечко поспокойнее. А может, задание свое выполнил, журналиста еще раз попугал. Лев и такую возможность не упускал, все ведь могло случиться. Правда, из ресторана сосед по номеру не отлучался и сам, похоже, нешуточно испугался, увидев погром в номере, полез сразу бабки свои проверять, но ведь каких артистов только не бывает! Верить никому было нельзя. Крикунов и не верил.

Ночная решимость не отступиться от намеченного плана бесследно испарилась вместе с выпитой накануне водкой. Все это настроения прибавить никак не могло. Чем больше Лев размышлял над происходящим, тем нелепее казалось ему произошедшее с ним накануне. Словно кто-то играл с ним в детскую игру со страшной тайной, которую положено было соблюдать всеми силами, если потребуется – с угрозами и даже некоторым насилием. Он не сомневался, что, будь это все всерьез, с ним бы уже поговорили, ему бы доходчиво объяснили, что и почем, может быть, как это обычно бывает, пряником поманили, прежде чем лупить по хребту кнутом.

Поэтому в детдом он все-таки пошел. Боялся, конечно, в глубине души, покажите мне такого, кто после всего случившегося хладнокровен и спокоен был бы, как змея, что на солнышке греется. Но все было на редкость обыденно, никто на него грузовиком наехать не пытался, преподаватели и воспитатели были ровны в обращении и приветливы, сколько Крикунов ни приглядывался, ничего наигранного Лев в их поведении не заметил.

– Как спалось? – поинтересовался Геннадий Андреевич. Крикунову показалось, что он едва заметно улыбается. И это неожиданно разозлило журналиста.

– Плохо, Геннадий Андреевич, – сказал он. – Плохо. Вчера пошли с соседом поужинать, так кто-то в наш номер забрался. Странный, однако, вор – денег не тронул, а блокнот с моими записями упер. Там ведь ничего важного не было, так, каракули одни. Но ведь дверь открыл, хотя ключ мы не сдавали. Какой уж тут сон.

Геннадий Андреевич слегка нахмурился.

– Глупости, – проворчал он. – У нас тут тайн нет, да и в ваших записях, я полагаю, ничего секретного не было, верно?

– А вчера в сквере ко мне один тип подошел, – неожиданно для самого себя сказал Лев. – Сказал, что его уважаемые люди послали. Мол, хватит по интернату лазить да вынюхивать, пора домой возвращаться. Очень настоятельно советовал разумную осторожность проявить.

– Глупости, – сказал Геннадий Андреевич.. – У нас туг не секта, не секретное общество, обыкновенный детдом. Может, пошутил кто?

– Да не похоже это было на шутку, – возразил журналист. – Такое впечатление, что мой приезд кому-то очень не понравился.

Если Геннадий Андреевич и имел к произошедшим накануне событиям какое-то отношение, то внешне это ничем не проявилось. Здоровяк стоял перед Крикуновым, покачиваясь и скрестив руки на груди. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. У Геннадия Андреевича был безмятежно спокойный взгляд. Журналист не выдержал первым и отвел глаза в сторону.

– Действительно, – сказал Геннадий Андреевич. – Такое впечатление, что над вами кто-то сыграл злую шутку. Детский дом здесь ни при чем. И все-таки я попробую разобраться. Вы долго у нас пробудете?

– Думаю, что нет, – сказал журналист. – Все, что вчера произошло, настроения писать не прибавляет. Проводите меня в учительскую, надо же записать фамилии педагогов. На память я их не запомнил, боюсь переврать в статье.

– Разумеется, – согласился Геннадий Андреевич. – А я пока пойду с учащимися поговорю.

Лев Крикунов еще беседовал с воспитателями и учителями на разные отвлеченные беседы и пил в учительской прекрасный цветочный чай, которым его угощала молоденькая учительница математики, когда в дверь заглянул Геннадий Андреевич. Вид у него был смущенный. Разговаривать в присутствии других педагогов он не захотел и потому поманил журналиста в коридор.

В коридоре Стрельцов без лишних слов протянул журналисту его потрепанный блокнот.

– Я так и знал, – сказал он. – Это Самохин. Чем-то вы ему не понравились. И блокнот он у вас утащил, и алкаша какого-то подговорил вас немного постращать. Глупости, конечно, но вы, Лев Николаевич, понять должны, мальчишка ведь, сопляк еще, в заднице ветер гуляет. Без обид?

Да какие обиды! Лев почувствовал, что его вдруг нагло и бессовестно обокрали. Еще вчера он чувствовал себя разведчиком, который с определенным риском для жизни добывает секреты во вражеском стане. Это, друзья мои, прибавляло самоуважения. И вдруг оказалось, что все это затеял глупый мальчишка, просто так, от нечего делать, потому что, видите ли, ему журналист не понравился. Крикунов даже догадался, кто именно это все затеял. Тот самый мальчишка, который на уроке книгу читал, это его учительница Самохиным называла. Но зачем, зачем?

Неловко пробормотав что-то, журналист взял блокнот и спрятал его в карман куртки. Вот так, воображаешь себе черт знает чего, а никакой мафии здесь и в помине нет, игра воображения, не более. Вместо чувства облегчения Крикунов испытывал разочарование. Казалось бы, радоваться надо, что тебя пугал какой-то сопляк, а не серьезные люди, которым ты перешел дорогу. Но радости не было.

В РОНО он заглянул более по инерции. Там его просьбе не удивились, выдали списки воспитанников детского дома, окончивших среднюю школу. У некоторых были даже направления в ПТУ и техникумы, еще четверо поступали в институт, среди них Крикунов нашел фамилию нынешней директрисы детдома, еще одна показалась ему знакомой в связи с недавними криминальными разборками в столице, когда на вещевом рынке в Измайлове палили прямо из автоматов, не обращая внимания на толпу.

Домой он возвращался без особого настроения. На этот раз уже раздражало все – и грязь в вагоне, и шлепающие картами работяги, и сопливые побирушки из таджикских беженцев. Пытаясь отвлечься, Крикунов достал из кармана куртки блокнот и углубился в собственные записи. Потом он вдруг сообразил, что некоторые записи отсутствуют. Проверил корешок блокнота. Точно, два листка было вырвано. Первый, впрочем, вырвал он сам еще на прошлой неделе, когда случайно встретился с сослуживцем по «Колоколу», но второй… Второй вырвал не он. А что там было записано? Скорее всего ничего важного, не помнил Лев, что он записывал в блокнот что-то весьма важное. И все-таки? Он долго морщил лоб, но ничего не вспомнил. Посмотрев блокнот на свет, Лев обнаружил, что запись, сделанная шариковой ручкой, не исчезла совсем. От нее остались вдавленные линии на следующем листе. Лева вспомнил, как они еще в школе наловчились восстанавливать такие вот записи, насмотревшись по телевизору какой-то забытый уже детектив. Некоторое время он размышлял, не оставить ли все как есть до дома, но любопытство и вечный журналистский зуд нетерпения все-таки взяли верх. Он нашел в папке простой карандаш и взялся за работу. Надо было извлечь часть грифеля, измельчить его в порошок и этим порошком с помощью листочка бумаги натереть страницу. От грифеля страница потемнеет, а вдавленности, оставленные ручкой, останутся незакрашенными. Получится нечто вроде негатива, который будет прекрасно читаться.

Вскоре он уже читал, что днем ранее записал в своем блокноте. Особых ясностей восстановленные записи в происходящее не внесли. Торопливым корявым почерком, к которому сам Крикунов никак не мог привыкнуть, в блокноте было написано несколько слов. Запись, как сейчас Лев вспомнил, он сделал на том самом уроке истории. «Настоящая история? – белели кривые буквы на темном фоне. – Криптоистория! История научных взглядов? Преподают ли все это в других школах?» Чуть ниже еще более небрежно было добавлено: «Молодогвардейцы?»

Ну и что?

Глава восьмая

Лучший способ сохранить тайну – не привлекать к ней внимания.

Не случись с ним в Орехове загадочных происшествий, не стал бы Крикунов глубоко копать. Тем более что и главный редактор утратил всяческий интерес к теме, даже не поинтересовался, где его журналист был два дня. Ну съездил и съездил. Правда, Лев несколько реабилитировался, сделав хорошую компиляцию статей из других газет о московских притонах. Несколько штрихов, рожденных его фантазией, добавили заметке таинственности и кровавой мрачности.

Потом Лев отправился писать рекламную статью о люберецком гей-клубе, который содержали щедрые чеченцы в помещении бывшего кинотеатра, и провинциальные события постепенно отошли на второй план. Отошли, но не забылись. В свободное время Крикунов наводил справки.

О «молодогвардейцах» никто ничего не слышал, разве что о тех, что были в войну в Краснодоне. Но это и понятно, если клуб этих самых молодогвардейцев существовал в детском доме, откуда было взяться широкой известности? Про такие дисциплины, как история научных взглядов, а тем более криптоистория, не знали даже в Министерстве просвещения. Получалось, что и это являлось самодеятельностью преподавателей из детского дома. Не было таких наук, не было!

А вот с бывшими воспитанницами детских домов получалась какая-то путаница. В Московской области и близлежащих областях никто из них прописанным не значился; это Лев сам проверил по адресным бюро. Покинули воспитанники детский дом и исчезли. Разумеется, на тех областях, по которым их Крикунов проверил, свет клином не сошелся, вполне могло этих бывших воспитанников занеси, скажем, в погоне за длинным рублем на Крайний Север или Дальний Восток. Но все-таки настороженность Льва не покидала, было у него предчувствие, что бродит он где-то рядом с разгадкой. Если выпускники действительно исчезали, то прекрасно объяснялось все происходившее с ним в Орехове. Кто-то испугался, что он набредет случайно на исчезновения, и этот вариант неизвестному или неизвестным очень не понравился.

Как у всякого журналиста, у Льва Крикунова было много знакомых. Оказались такие знакомые и в ОблОНО. Вернее, даже не знакомые, а знакомая. Были у них одно время попытки завязать отношения. Потом попытки ушли, а отношения остались. Не те, на которые в глубине души надеялся Крикунов, а чисто дружеские. Звали знакомую Еленой Михайловной. Наверное, у Льва была счастливая рука – все, с кем он безуспешно знакомился, быстро выходили замуж. Правда, не за него. Елена Михайловна исключением из этого правила не стала. Может, именно поэтому она относилась к несостоявшемуся мужу и любовнику со снисходительным пониманием. Просьбу его, хоть и не сразу, Елена выполнила. Вскоре перед Крикуновым лежали списки бывших воспитанников детских домов с полными установочными данными. И тут выяснилась любопытная картина – никто из бывших воспитанников на территории Московской области не остался. Вот это уже было чистой фантастикой! Трудно было поверить, что государство дополнительно тратилось на сирот, подозревать государство в расточительности было просто глупо. Это все равно что наших олигархов обвинять в благотворительности. Днем Лев добросовестно трудился в газете, а вечером он не менее добросовестно заполнял адресные справки на воспитанников детских домов, положив на кухонный стол пачки конвертов и книгу административно-территориального деления России.

Приходящие ответы не баловали разнообразием. Из четырехсот человек он нашел только сто четырнадцать. Трое из них были инвалидами разных степеней, остальные – особами женского пода, изменившими фамилию по вступлении в брак сразу же после достижения совершеннолетия. Некоторые были прописаны в разных областях и краях страны, но впоследствии выписывались, и следы их терялись. Из приходящих ответов складывалась жутковатая картина. Получалось, что, достигнув совершеннолетия, очень многие воспитанники детских домов исчезали неизвестно куда. На территории России они прописанными не значились, но такого просто не могло быть! Крикунов, как всякий уважающий себя журналист, имел ноутбук, который в ободранной кухне смотрелся несколько странно. На ноутбуке Лев создал схему, при взгляде на которую у него по коже пробегали мурашки. В исчезновениях просматривались по массовости определенные волны, одна из них относилась к восемьдесят пятому году прошлого века, еще одна четко обозначалась рамками начала девяностых годов и еще одна – последняя – четко датировалась двухтысячным годом.

Вот это уже походило на сенсацию!

Лежа на продавленном диване, Крикунов курил и, глядя в потолок, спрашивал себя, до чего это он докопался.

Жуткий вариант с тайной переправкой детдомовцев за границу с последующей пересадкой их органов нуждающимся богатеям Лева отбросил сразу. Нужды не было дожидаться до совершеннолетия. Вон Фратти в Царицыне взяла и переправила в Италию около шестисот детей по липовым документам на усыновление и удочерение. И наварилась хорошо, и осудить ее не могут, хотя взяли ее, что называется, с поличным. А детей пока ищут и многих еще найти не могут.

Трудно было поверить и в то, что воспитанников детских домов массово отправляют за границу для шпионской работы. Во-первых, такого количества шпионов в европейских странах просто не требовалось, а во-вторых, шпионов еще надо готовить, разведчик – это не профессия, к этому призвание надо иметь. И ведь для внедренки каждого надо обеспечить хорошей легендой, выделить немалые средства для обустройства за рубежом, а откуда деньги у нищего государства? Таких масштабов даже Сталин со своей державой позволить не мог. Нет, этот вариант можно было смело откинуть.

И что тогда оставалось? Оставался, пожалуй, единственный вариант. Где-то существует тайный объект, для обслуживания которого требуются люди. И воспитанники детских домов для этих целей подходят как нельзя лучше. Они сироты, и это хорошо, лишний раз родственники интересоваться не будут. Исчезновение такого человека из мира проходит безболезненно. Люди в наше время соседями не особенно интересуются, а тут вообще круглый сирота. Уехал и уехал. Кому какое дело до того, куда он уехал? И привязанностей у сироты в мире нет, тосковать особенно не станет, особенно если рядом с ним друзья по детскому дому. Но если дело обстояло именно так, то каких размеров должен был быть такой объект? Или их несколько? Помнится, ходили слухи о подземном городе под Москвой, в котором постоянно живет персонал. Говорят, там даже заводы есть. Самое место для детдомовцев…

Крикунов полежал немного, встал и подошел к окну. Некоторое время он разглядывал пустырь за окном, недостроенный дом напротив, потом вернулся на диван и снова лег, закинув руки за голову.

А если это не объект? Если люди задействованы в какой-нибудь секретной программе? Между прочим, тоже вариант. Мало ли у нас их было? И несомненно, что такие программы существуют и будут существовать. А охраняются они серьезно и основательно. Но если дело обстояло именно так, то и сомневаться не стоило, что Крикунов в их поле зрения со своими душевными движениями и бурной почтовой деятельностью уже попал. От этого Льву стало совсем не по себе. Прихлопнут, как муху.

Прошло еще несколько дней, поступили очередные ответы из других городов, и выяснилась еще одна интересная деталь. Даже две. Несколько человек оказались прописанными в Московской и Новгородской областях, они значились прибывшими из Новосибирска, но оттуда у журналиста справки уже пришли, и по ним выходило, что эти люди в Новосибирске никогда не проживали. Просто возникли они неизвестно откуда. И все эти люди значились работниками ООО «МСП». Что это за ООО, еще только предстояло узнать, и тот факт, что контора эта значилась гражданской, Льва никак не успокаивал. Секретные объекты всегда залегендированы, поэтому трудно даже представить, на что ты наткнешься в результате своего журналистского расследования. И еще – дамочки детдомовские, что замуж повыходили, они ведь в основном со своими детдомовскими браком сочетались, а следовательно, были в курсе, где находятся их мужья. Впрочем, след этот оказался довольно скользким. После регистрации брака девицы чаще всего меняли паспорта на фамилию мужа, после чего выписывались, и далее их след также терялся.

Крикунов долго прикидывал, не рассказать ли ему всю эту историю главному редактору, несколько раз он порывался это сделать, но что-то удерживало его, а потом события помчались вскачь, они стали совершенно неуправляемыми, и от Льва уже ничего не зависело.

– Лева, – доверительно сказала главный бухгалтер газеты. Была она женщиной неопределенного возраста и при этом удивительно честной. Потому ничего и не боялась. Бухгалтерской работой она занималась еще с начала пятидесятых годов. – Куда вы вляпались, Левушка? Крикунов отвел глаза в сторону.

– А куда я мог вляпаться? – философски сказал он. – В растлении малолетних не замечен, не ворую, банки не граблю, живу на свои, на кровные, что платят… Вы о чем, Элеонора Моисеевна?

– Не знаю, как у вас обстоят дела с малолетними, – поджала губы главный бухгалтер, – но вами уже интересовались компетентные люди из серьезной конторы. Даже ваше личное дело смотрели, вы представляете?

Крикунов представлял. То, что кто-то изучал его личное дело, Льва абсолютно не интересовало. С таким же успехом эти компетентные люди из серьезной конторы могли бы читать «Войну и мир» Льва Николаевича Толстого. Ну скажите на милость, что можно почерпнуть из личного дела? То, что научных степеней он не имеет? Или тот факт, что журналист Крикунов состоит в Союзе журналистов России? Это только в глазах Элеоноры Моисеевны факт изучения его личного дела неизвестным, но компетентным лицом являлся значительным и тревожным фактом. Самого Крикунова больше тревожило именно то, что объявилось компетентное лицо, которому зачем-то понадобилось его личное дело. Это означало, что он попал в чье-то поле зрения, что его переписка с адресными бюро страны не осталась незамеченной, а это, в свою очередь, могло означать лишь то, что журналист Бойцов оказался на верном пути и сунул свой нос туда, куда его совать категорически не рекомендовалось. При мысли об этом Лев Крикунов спиной ощутил неприятный холодок, словно его голого в сыром подвале прислонили к холодной батарее парового отопления.

Знаменитая поговорка о любопытной Варваре, которой нос оторвали, могла оказаться пророческой.

– Элеонора Моисеевна, – спросил Лев. – А… откуда он был?

– А то вы не знаете? – гордо сказала женщина, выпрямляя спину. – Я вам говорила, не пишите вы про эти гей-клубы, сами знаете, какие влиятельные лица их сейчас посещают. Господи, все в мире переменилось, Лаврентий Павлович хоть настоящим мужчиной был, он любовниц имел, любовниц, Левушка, а не любовников!

Крикунов пошел в туалет, постоял, нервно выкурив две сигареты подряд, но решения не принял. Больше всего ему хотелось пойти домой и выбросить злополучную парку с адресными справками в мусоропровод. Однако он с тоской осознавал, что это не поможет. Прикосновение к тайне предполагает знание, если уж ты что-то узнал; то бесполезно выбрасывать бумаги, знание остается в голове, и от него никуда не денешься. Глупо было полагать, что представители этих чертовых компетентных органов таких вещей не понимали.

Глава девятая

Видели вы, как ведет себя лягушка, на которую охотится уж?

Попискивает, зараза, протестует, а все равно к нему в пасть прыгает. Нечто подобное происходило и с Крикуновым. Все он понимал, последствия своего поведения прикидывал, а все равно удержаться не мог. Другой бы давно выбросил пухлую палку с собранными документами в мусоропровод, а еще лучше – сжег бы ее к чертовой матери, чтобы в соблазн не вводила, а Крикунов ее хранил, мало того, он еще и пытался найти обозначенных в справке людей. Журналист походил на школьника, ворующего из банки варенье. Знал ведь, что накажут, а удержаться не мог.

Николая Ивановича Девятчикова, который, по данным адресного бюро, значился прописанным в Сходне, дома не было, вместо него на звонки Льва сухо и официально отзывался автоответчик.

Инна Владимировна Гомес отказалась от встречи наотрез, едва лишь услышала, что разговаривает с журналистом.

Больше Крикунов ей дозвониться не смог, трубку на другом конце провода никто не поднимал.

До Антонина Войтеховича Зелинского он все-таки дозвонился. Но, узнав о цели предстоящей встречи, тот коротко выругался и бросил трубку. Разумеется, за всю его журналистскую жизнь Крикунова в это место посылали, и не раз, но, положив трубку, он снова почувствовал азартное беспокойство – вот сейчас этот самый Зелинский позвонит куда надо, и оттуда явятся разобраться с настырным журналистом. А может, и появляться никто не будет – раздастся телефонный звонок и сухой официальный голос пригласит его для беседы в орган, из которого ты можешь и не вернуться. Времена, конечно, пошли не те, но перед органами Лев Крикунов испытывал страх, живущий в каждом интеллигенте и передающийся от одного человека к другому на подсознательном уровне.

Обошлось.

ООО «МСП» оказалось зарегистрированным в далекой и неизвестной Льву Царицынской области, что располагалась на реке Волга. В справочниках об этом предприятии ничего не было, да и источники информации в различного рода ведомствах об этой организации ничего не знали и не слышали, а ехать в этот чертов Царицын было накладно, да и время не позволяло.

Между тем дела в газете пошли значительно хуже. Куда-то исчез спонсор, щедро финансировавший «страшилку», перестали поступать деньги за рекламу. Главный редактор начинал свои совещания с единственного вопроса– где взять деньги на издание следующего номера. Все стыдливо молчали, глядя в пол, хотя все присутствующие понимали, что распадется газета и каждый из них окажется на улице. Вслух этого, разумеется, никто не говорил даже в курилке, говорить об этом было просто неприлично, но постепенно в коллективе газеты стали преобладать чемоданные настроения.

Наконец ушел редактор отдела новостей. Ушел он не бог весть куда – в затюканные «Про и контра» на малооплачиваемую должность, но это послужило сигналом для остальных.

Крысы побежали с корабля, еще находящегося на плаву, но уже обреченного.

Тут уже стало не до журналистских расследований.

Нет, Лев Крикунов мог бы вообще бросить работу. К тому времени у него сложились неплохие связи со многими редакциями, которые охотно принимали для опубликования его материалы. Но он привык каждый день появляться на работе, оказываться в гуще дневных событий и новостей, ему было сложно изменить ритм своей жизни, складывавшийся в течение последнего десятилетня.

Происходящее в ряд случайностей никак не вписывалось. В глубине души Лев Крикунов считал, что все это является следствием его прикосновения к тайне. Докопался, вот и началось давление. Он даже не задумывался над вопросами. На кой хрен неизвестной силе мстить именно газете, а не ему лично. Наверное, это было самомнением. Каждому человеку свойственно переоценивать себя. Крикунов исключением не был.

Редактор в разговоры с ним не вступал, все шло уже устоявшимся порядком, и никаких особых изменений в отношениях редактора к нему, Крикунову, Лев не замечал.

У каждого человека есть полоса невезения. Попал в такую полосу и Крикунов. Похоже, что все и в самом деле началось в Орехове с дохлой мухи, которая притворилась кусочком картофеля фри. Квартиру журналиста обворовали. Неизвестно, на что рассчитывали грабители, какую поживу предполагали найти в обшарпанной однокомнатке, но факт остается фактом – дверь в квартиру выломали, а все скудное имущество Крикунова безжалостно перевернули. Разумеется, Лев тут же сопоставил кражу с проводимым им расследованием. Немного смущало, что папку с документами воры не взяли, а просто разбросали бумаги по комнате и кухне, но Лев твердо полагал, что это еще одно предупреждение. В милицию он, разумеется, не заявлял. Последнее время таких знаменитостей обворовывали, такие ценности у них уносили, что, заявись Лев со своими претензиями в ближайшее отделение, его бы просто на смех выставили. Да и побаивался он милиции.

Весь выходной он наводил в квартире порядок и собирал разбросанные документы в папку, потом пошел в магазин, взял несколько бутылок пива и, завалившись на продавленный диван, принялся под пиво перебирать справки. В глубине души все-таки жили сомнения. Мелко это было для работников спецслужб, слишком мелко. В прежние времена его давно уже вызвали бы на профилактическую беседу в КГБ, намылили бы холку за что-нибудь, взяли бы подписку, а то и просто бы повязали сотрудничеством, как это случилось со многими коллегами по перу. Не секрет ведь, что в конце прошлого века многие стучали, причем стучали с удовольствием, с усердием друг на друга доносы писали. Потом, когда памятник Дзержинскому с Лубянки убирали, сколько скандалов было, сколько взаимных обвинений высылали друг на друга те, кто себя не без гордости тайными полковниками и генералами называл. Крикунов и сам таких знал не один десяток. По возможности он их, конечно, сторонился, только вот возможности такие не всегда случались, чаще приходилось рукопожатиями обмениваться и коньячок в доверительной беседе попивать.

Крикунов терзался сомнениями, и именно в это время ему элементарно, можно сказать – житейски, набили морду. Случилось это вечером, после девяти, когда он возвращался домой. Сколько их было, Крикунов не видел, но случилось все обидно незатейливо. Подстерегли его в темном подъезде, ударили по голове, а очнулся Лев уже часа через три. Голова болела, карманы оказались вывернутыми. Правда, и тут бог миловал, как раз накануне зарплату выдавали, но Крикунов предусмотрительно оставил ее в сейфе на работе, разумно полагая, что подальше положишь, поближе, как говорится, возьмешь.

И все-таки сомнения оставались.

Все складывалось, и невозможно было сказать, что явилось причиной событий, может, и не было ничего, просто пошла полоса невезения, которая не имела никакого отношения к его расследованию, да и все, что связано было с ним, не имело под собой почвы. Хотелось думать именно так.

Воскресенье Лев отлеживался дома, ставил примочки и компрессы на затылок, а вечером посмотрелся в тусклое почерневшее по краям зеркало в ванной комнате и с досадой констатировал, что чудес на свете не бывает и на работу ему придется явиться с темными кругами под глазами и терпеть шуточки коллег и невинные вопросики, которыми они его будут донимать со скуки.

Но утро началось не так, как он думал. Нет, на планерке на отеки и синяки внимание обратили все, только вот обошлось без подначек. И совсем не потому, что товарищи по работе проявили снисходительность.

После окончания планерки шеф, глядя в бумаги, буркнул:

– Все свободны. А ты, Лева, задержись.

Крикунов ждал неприятных вопросов, но главный редактор на синяки под глазами не обратил ни малейшего внимания, помолчал, потом, по-прежнему не поднимая глаз, спросил:

– Как себя чувствуешь?

– Нормально, – сказал Лев.

– Вот и хорошо. – Шеф побарабанил пальцами по столу. – Езжай в аэропорт, возьмешь на завтра билеты. И отлежись немного, а то на живой труп смахиваешь.

– А куда полетим-то? – поинтересовался Лев. – На какой рейс билеты брать?

– Билеты уже заказаны. – Главный редактор медленно протер очки и водрузил их на нос. Некоторое время он задумчиво смотрел на журналиста, потом ухмыльнулся. – Спросишь в центральной кассе. Заказ на мое имя. А полетим мы с тобой в Царицын. Годится?

– Мне все равно, – пробормотал Лев. – А что мы там делать будем, в Царицыне этом?

Главный редактор снова усмехнулся. Нехорошая у него была улыбочка, слава богу, Лев редактора не один день знал, а потому в его гримасах разбирался уже хорошо.

– Что делать? – сказал главный редактор. – Деньги будем искать.

– Я-то вам зачем? – растерянно сказал Лев. – Я в этом Царицыне никого не знаю.

Шеф снова уткнулся в бумаги.

– Значит, познакомишься, – пробормотал он. – Катись, Лева, не отнимай время. Зайди в бухгалтерию, деньги в подотчет тебе уже выписали.