Текст книги "Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг."

Автор книги: Сергей Семанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Например, такие, как капитан второго ранга Степан Макаров, что на удивление всему миру шел против вражеских броненосцев на хрупких скорлупках. Сегодня, в день Святого Георгия, Макарова и всех прочих кавалеров будет принимать сам Государь с августейшим семейством.

Макаров впервые был удостоен посетить такое выдающееся собрание, что случается лишь раз в году. Молодой кавторанг волновался. Невольно нахлынули на душу чувства, которые обычно посещают в таких случаях людей, рано лишившихся родителей: вот бы обрадовался покойный отец, отставной морской подпоручик… а уж покойная матушка, уж та… Глаза каперанга чуть увлажнились. Да, завтра же, завтра на заутренней поставлю свечи за души усопших, сотворю поминальную молитву. Сегодня же надо встретить достойно торжественные дела земные.

Принимать георгиевских кавалеров будет все августейшее семейство, так положено, – императрица, наследник престола, великие князья, княгини и княжны. Только вот гостям на этот раз полагалось приходить без супруг – это лишь подчеркивало аскетизм сугубо военного ордена. В боях и походах женщины участвовать не должны. Бог создал их для другого.

Бог-то Бог, да и сам будь не плох, – как любил говаривать покойный Осип Федорович, отец кавторанга. А тут сегодня у его сына… чуть-чуть не так… Загодя узнав о предстоящем торжестве – впервые в жизни, не разумея, конечно, подробностей о сих торжествах, он неосмотрительно пригласил заранее в Зимний дворец Капитолину Николаевну.

То-то была радость! А глядя на мигом похорошевшую супругу, сам Макаров возрадовался куда больше ее самой. Как всякий добрый супруг. И вот… Капитолина, узнав от смущенного Степана неприятную новость, тут же поджала свои крупные пунцовые губки, отвела взор, умолкла, на вопросы мужа отвечала односложно. Степан Осипович уже познал на практике, что этим одним неудовольствие его своенравной Капочки не кончится. Так и есть. К ужину она не вышла, а горничная шепотом сказала, что у барыни разболелась голова, она к обеду не выйдет, может спать у себя в будуаре и просит, чтобы никто ее не стал тревожить. Ну, понятно: «никто» – значит, он. Виновник ее расстройства. Обманщик.

Опять же Макаров знал: эти неприятности, каковые бывали, признаться, нередко, можно искупить только полнейшим смирением и терпением. Ну и, разумеется, подарками для балованной супруги. С неизменным аппетитом поглощая ужин – а никакие горести, бури или даже опасности войны аппетита ему не могли никогда испортить, – он, как человек действия, уже думал о том, какой подарок он завтра Капочке приобретет и ласково вручит. Беда в том, что нет наличности, придется опять в долг…

Георгиевский зал Зимнего дворца золотился тысячами электрических лампочек, они нарочито сделаны наподобие недавних еще восковых свечей. Макаров первый раз в Зимнем, да еще на таком торжестве. Он сдает шинель служителям (про себя отметив, что одежда их куда уж как не лакейская) и поднимается, вместе с другими офицерами, по широченной и пологой мраморной лестнице.

Наконец он в зале. Скромно, согласно чину и малому сроку ношения ордена Святого Георгия, он устраивается недалеко от входа, слева у окна, закрытого тяжелой шторой. Зал поверху опоясан широченной черно-золотой лентой – цвета ордена, точно такая же треугольная ленточка у него на парадном кителе. Макаров осторожно огляделся по сторонам.

Кажется, офицерство собралось здесь со всей Руси Великой! Каких только форм и знаков отличия нет тут! Пехотные офицеры в строгих мундирах молочного цвета и гусары в сверкающих, как дамский веер, ментиках; артиллеристы и саперы с черными кантами, кавалергарды, казаки донские в красно-синих мундирах, кубанцы и терцы в черкесках, астраханцы и сибирцы в косматых папахах, но среди них по всему залу – Макаров с удовольствием отмечает это – видны рослые, спокойные в движениях флотские офицеры в черных мундирах.

Оркестр, спрятанный на балюстраде и невидимый снизу, внезапно грянул туш. Вошел император Александр Николаевич – высокий, очень стройный, одетый, как ему положено в таких случаях, в мундир шефа лейб-гвардии Преображенского полка, старейшего в России, скоро ему уже два века. Рядом с ним наследник – великий князь Александр Александрович с супругой Марией Федоровной.

Макаров радостно отмечает, что наследник высок, могучего сложения, крупное лицо с густой бородой пышет здоровьем и силой. Слава Богу, крепка династия Романовых, мысленно перекрестился Макаров. Жаль, не увидел государыни императрицы, она, говорят, тяжело хворает, дай Бог здоровья. Зато великая княгиня Мария Федоровна – само воплощение женской красоты и изящества, недаром слухи о том распространились по Руси аж до Тихого океана. Других членов императорской фамилии он не рассмотрел.

Оркестр умолк, все стихли. Государь император громким, приятного тембра голосом высказал свою радость встречи с героями, пожелал им доброго здоровья, успехов по службе и, ежели опять придется послужить отечеству в ратном деле, новых подвигов. В ответ восторженное «ура». Тут же грянул гимн, с детства известный каждому: «Боже, царя храни…». Офицеры вытянулись в струнку, государь и наследник застыли по стойке «смирно».

Государь, как только отзвучал гимн, подал команду «вольно». Затем, по давнему обычаю, благодарственное слово государю произнес старейший воин – не по возрасту, а по времени получения награды. В этот раз им оказался войсковой старшина 4-го Донского казачьего полка – имя его, объявленное церемониймейстером, Макаров не разобрал. Из рядов ближе к государю, медленно шевеля ногами, вышел высокий, сухой, ссутуленный годами старец, почтительно поддерживаемый под руки двумя дюжими кавалерами, тоже из донцов. Это был, как потом узнал Макаров, младший сподвижник легендарного атамана Платова, получивший орден Святого Георгия в Бородинской битве. Да, в той самой, знаменитой, случившейся почти семь десятилетий назад. А было тогда кавалеру восемнадцать лет от роду.

…Макаров в банкетном зале тоже занял скромное место у края длиннейшего стола в виде буквы «Ш». Все стояли. Закусками были заставлены столы, сзади множество лакеев почтительно подходили с разными напитками, наполняя, по желанию, бокалы. Макаров, как обычно, не пил, но на этот раз, любитель плотно покушать, и не ел. Был весь внимание.

…Стали расходиться. Обычай, как понял Макаров, был заведен таков: сперва выходил государь с великими князьями, затем генералитет и все остальные. Макаров, как и другие, горячо рукоплескал выходившим августейшим особам и вместе со всеми кричал «ура».

Ну, когда залу покинули высочайшие особы, а вместе с ними и многие старшие по возрасту генералы и адмиралы, настроение большинства оставшихся существенно поднялось, а бутылки в руках лакеев стали наклоняться куда чаще. Макаров воздерживался, внимательно смотря и слушая. Выдержка его, как часто случается, была вознаграждена.

Застолье постепенно шло к завершению, когда Макаров увидел в группе других гостей высокого генерала с такими знакомыми пышными усами. Вся Россия знала своего любимца – героя последней войны генерала Михаила Дмитриевича Скобелева. Макаров имел честь быть знакомым с генералом, он счел долгом приветствовать его, развернувшись от стола и став «смирно».

– А, Макаров, здравствуй! – бас генерала был так гулок, что перекрывал даже шумное разноголосие зала. – Познакомьтесь, господа, это Макаров, герой Черного моря!

Последовали представления и рукопожатия. Видно было сразу, что знаменитый генерал и его спутники услугами лакеев, виночерпиев не пренебрегали…

– Слушай, Макаров. А ты бывал на Каспии? Нет, ну вот увидишь. И вместе со мной, ха-ха-ха! Пойдем в пески, я посуху, а ты по воде! А?..

– Ваше превосходительство, для любого боевого офицера великая честь служить под вашим началом.

– Службу знает, знает, – хохотнул опять Скобелев, оборотившись к спутникам. – Ну, теперь давай, отметим наши будущие дела! Эй, любезные!

Стайка ливрейных лакеев мигом очистила край стола и уставила его чистыми бокалами.

– Мне вот этого, – тыкал генерал в пузатую, темную бутылку, – ему и им тоже.

Не колеблясь, Макаров проглотил крепчайшую влагу и не поморщился: моряку полагается пить лихо, иначе подумают, что моряк ненастоящий. Далее Скобелев троекратно облобызал его, обнял за плечи. Но на прощание сказал совершенно иным, чем только что, голосом:

– Завтра в Главный штаб, подъезд четыре, в девять ровно.

* * *

В России героев любили всегда. После победного завершения войны против султанской Турции все молодые лейтенанты, отличившиеся в минных атаках, были любимейшими гостями газетных полос, их встречали банкетами в лучших слоях общества, молодые женщины не скрывали своего восхищения. В России любили своих героев…

Недавний лейтенант, а ныне капитан второго ранга – кавторанг, как выражаются моряки, – украшенный крестом Святого Георгия и кортиком с золоченой рукояткой, загорелый, стройный и молодой, он простодушно наслаждался славой и успехом. Он еще не знал, как тяжело бывает с этой славой расставаться. Хотя бы на время.

Осенью 1879-го он поездом совершил путешествие из Севастополя в Петербург. Удобный вагон со спальными полками довез его за трое суток без малого – это казалось тогда чудом скорости! Всего лишь полвека тому назад Пушкину потребовалось на такое же расстояние более двух недель, да еще на тряской дорожной тройке, с утомительными ночлегами в неуютных трактирах.

В столице империи все тоже началось наилучшим образом. Во-первых, в Главном морском штабе ему торжественно зачли Высочайший (то есть подписанный самим Императором) указ о награждении его «За труды при перевозке войск из портов Мраморного моря в Россию». Награда была весьма высокой – орден Святого Станислава 2-й степени. Золотой красно-белый крест (большой, размером с детскую ладонь) с такого же цвета широкой лентой кавалеру полагалось носить на шее.

И еще нечто весьма почетное: Макарову был пожалован чин флигель-адъютанта. Это почетное придворное звание давалось особенно отличившимся старшим офицерам. Формально эти офицеры становились порученцами самого Императора. Так было когда-то, но к макаровским временам это стало только звонким титулом, не более, – для «худородного» дворянина Макарова это было невообразимо высокое достижение.

Наконец, после окончания военной страды на Черном море молодой кавторанг должен был получить в Адмиралтействе новое назначение во флот. Оно тоже оказалось весьма и весьма впечатляющим: 1 декабря он был назначен начальником отряда миноносцев на Балтийском флоте. Миноносные силы, столь известные в войнах ХХ столетия, только-только создавались. Дело было новое, неизведанное, поэтому для такого деятельного и смелого командира, как Макаров, это было, пожалуй, наилучшим применением сил в послевоенное время.

Но главное в жизни Степана Макарова в ту пору составляло все же иное. То, что не дается ни приказами адмиралтейства, ни даже повелениями самого Императора.

Он вступал в законный брак. В те времена, как и много веков тому назад, на Православной Руси союз между супругами заключался навечно. Расторжение брака допускалось лишь в самых исключительных житейских обстоятельствах, по сути лишь для семей княжеских или царских, долженствующих продолжить династию во благо своих же подданных. Русское общественное мнение – во всех своих сословиях – относилось к подобным случаям терпимо, ибо освящено церковью, но вполне отрицательно.

Брак заключается на всю жизнь перед лицом Всевышнего, это закон для всех православных мирян – от боярина до последнего холопа в равной мере. Жену ли, мужа ли, каковыми бы уж они ни оказались – не только ты избрал, но дал тебе сам Бог Святой. И если что не так, терпи и переноси, не ропща, знать, все дурное за грехи твои. А семейные радости – в достояние тебе за труды и молитвы.

С такими примерно чувствами, но, разумеется, без размышлений на исторические сюжеты, шел в храм кавторанг Макаров. Рядом с ним шагал невысокий плотный лейтенант во флотской шинели с погонами лейтенанта. Это был недавний подчиненный Макарова Зацеренный, что первым пошел в атаку на турецкий корабль, неся наперевес, как копье, мину со страшной силы зарядом. Теперь боевой лейтенант волновался куда больше, чем в тот памятный для него майский день. Его старший товарищ Макаров – тоже. Шутка ли, оба сейчас под иконами свершат важнейший в жизни каждого смертного обряд. Венчаться должен Макаров, а Зацеренный его шафер, долгом которого является держание брачного венца над головой жениха. Оба в тот миг предстанут перед Всевышним. Было отчего волноваться.

Венчание происходило в Исаакиевском соборе – в ту пору кафедральном соборе российской столицы. Для скромного офицера Макарова это была немыслимая честь, только слава героя последней войны помогла ему. Но не для себя он старался: родня Капитолины Николаевны рады-радешеньки были напомнить петербургскому свету о своем древнем, хоть и обедневшем роде. Для них-то он и старался, ради любимой невесты, конечно.

И вот они стоят в правом приделе, он весьма просторен, хоть и малая это часть громадного храма, самого большого из всего множества иных православных святилищ древних и новых. Макаров, как и все современники, конечно, знал об этом, как знал и о том, что главнейшая святыня православия – Софийский собор в Константинополе по сей день стоит со сбитыми крестами… Именно туда рвались передовые русские отряды, ведомые генералом Скобелевым, о том мечтали моряки – герои войны. Не дошли. Международная мировая закулиса, руководимая тогда масонскими правителями Великобритании, не допустила того.

А молодая невеста блистает, приковывая к себе взоры мужчин и женщин, она высока, стройна, изящна в движениях, прелестна лицом. И так идет ей белоснежное платье с розовыми разводами!

Венчание закончено, молодые впервые в жизни поцеловались. Николай Николаевич Якимовский по обычаю обнимает зятя. Но Макаров – сирота, тещу обнимает он сам. Ибо все в жизни ему приходилось добывать самому.

…Вот уже полтора века Россия распространяла свое влияние на Среднюю Азию. В отличие от европейской колониальной системы это было – за редчайшими исключениями – сугубо мирное продвижение. Еще в 1726 году хан казахского Младшего жуса (объединение ряда племен) обратился к императрице Екатерине с прошением о принятии его народа в российское подданство. Хан Абдулхайр, полновластный владыка степей, при этом не хитрил, не до того было. Цветущие степи эти были долгие годы ареной кровопролитных междоусобиц. В 1731 году, уже при императрице Анне, ходатайство постаревшего, но еще сильного Абдулхайра было удовлетворено. Мир и покой с тех пор сошли в те пределы.

Дальше – больше. К 1740 году ханы Среднего жуса тоже перешли в российское подданство, сами об этом слезно просили. И было отчего: с юга, из Джунгарии вторгались свирепые орды тамошних феодалов. Только боязнь великой России могла остановить их. Вскоре так оно и произошло.

Нет места тут рассказывать об интересной и чрезвычайно поучительной истории присоединения к России Средней Азии. Отметим лишь, что никакого угнетения местным народам это не приносило. Напротив, прекращались кровавые межплеменные смуты, уничтожались рабство и работорговля, бесписьменные народы обретали грамоту. Никакого притеснения по национальным и религиозным вопросам в Российской империи не знали. В отличие от империй Английской и Французской, тем паче – от «демократической» Америки, начисто истребившей коренные народы континента.

В России даже местные правящие группы получали русское дворянство. С теми же точно правами. В русской армии и, разумеется, на флоте служили сыны самых разных народов и вероисповеданий. Предупредительность в этих очень тонких делах соблюдалась полнейшая, до мелочей.

…Теперь войскам под командованием Скобелева предстояло преодолеть без малого пятьсот верст по безлюдной, выжженной солнцем пустыне: от Красноводска до современного Ашхабада. Дорог не было. Снабжение могло поступать только морским путем из Астрахани. Скобелев внимательно изучил причины поражения отряда генерала Ломакина. Оказалось, что решающая из них – это плохое обеспечение тыла. Главными противниками русских войск стали болезни, вызванные недостатком пищи и воды, а также нехватка боеприпасов и снаряжения. Итак, для успеха наступления в глубь пустыни необходимо было прежде всего наладить бесперебойное снабжение по морю. И тогда Скобелев предложил Макарову стать во главе всей морской части в предстоящей военной экспедиции (она получила название Ахалтекинской).

Макаров принял предложение не колеблясь. Ничто в мире не было для него желаннее, чем участие в трудных и опасных предприятиях. Кроме того, он почитал для себя честью служить под началом у такого видного генерала, как Скобелев. 1 мая 1880 года Макаров уже прибыл на Каспий.

…Покачиваясь на мертвой зыби, медленно ползет самоходная баржа, оставляя за собой длинный хвост черного дыма. Баржа старая, много повидавшая на своем веку. Скрипят деревянные борта, натужно пыхтит паровая машина. На палубе бочки, тюки, прикрытые грязным брезентом. Людей не видно, только на тесном мостике двое. У руля, расставив ноги, застыл здоровенный коренастый детина, загорелый дочерна. На скуле сквозь дубленую ветром и солью кожу темнеет синяк: видимо, неплохо гульнул вчера в Астрахани перед отходом… Рядом стоит рослый, ладно скроенный человек в офицерской фуражке и белом кителе. Китель расстегнут, одна пуговица на нем оборвана, грудь и рукава измазаны маслом.

Офицер не отрываясь смотрит в бинокль на едва виднеющийся впереди низкий берег. Черный бинокль так горяч, что хочется подуть на пальцы. Офицер отвел окуляры от глаз (глаза красные, воспаленные). Хриплым, резким голосом приказал:

– Два румба вправо! Так держать.

Круто повернулся и ушел в надстройку, согнувшись в три погибели перед низкой дверью.

Из носового люка на палубу поднялся немолодой матрос. Спросил рулевого:

– А где их высокоблагородие?

– Там он, – кивнул затылком тот.

Матрос почтительно постучал в дверь и, услышав отрывистое «да», всунул внутрь голову. В крошечной каюте было душно, как в преисподней. Высокий человек, раздевшись по пояс, сидел за столом, заваленным бумагами.

– Степан Осипович, так что, прикажете обедать?

– Погоди. Через двадцать минут.

И Макаров снова погрузился в бумаги. Он мог и умел работать всегда и везде. Даже при качке. И даже в такую жарищу и духоту.

Макаров уже второй месяц тянет лямку службы на Каспии. Да, здесь на море не стреляют. Но здесь еще больше возможностей погибнуть, как это ни удивительно. В Астрахани мокрая жарища и малярия. В Красноводске – беспощадный зной, а дощатые постройки на земле или на палубах судынышек лишь усугубляют жарищу духотой. А между Астраханью и Красноводском – синий Каспий, который, стервец, в любой миг может ощериться белыми бурунами.

А ведь только два месяца назад, нет, два месяца и четыре дня, – кавторанг Макаров даже в самых нежных чувствах обожает точность – они с Капочкой собирались поехать в свадебное путешествие. И не в Минеральные Воды, не в Ялту, а в Италию. Бывалый моряк Макаров никогда в этой сказочной стране не бывал, а молодая супруга о том давно мечтала. И вот – неожиданное приглашение Скобелева.

Едва начавшись, семейная жизнь Макарова дала малюсенькую трещину. Он никак не мог понять, как отказаться от предложения, которое для молодого офицера бывает раз в жизни, а вообще-то и не бывает чаще всего. Она никак не могла понять, что возможно молодожену бросить – в мыслях ее именно это слово витало юную новобрачную. Потом: ведь Италия предстояла. Туда собирались уехать после Рождества, чтобы пробыть на цветущем юге до первых недель весны. И уже ведь заказаны платья, такие прелестные, для жаркого юга.

Капитолина Николаевна была умна и очень хорошо воспитана. А последнее предполагает – в женщинах прежде всего – строгую сдержанность в поступках и словах. Мало ли что у тебя на душе! Молчи и, если можно, улыбайся.

Простодушный Степан Осипович вряд ли даже разглядел душевное смятение любимой супруги. Собирался в дальний путь он быстро и сноровисто. Об одном лишь сожалея, но на самом донышке души: жаль, что он не оставил Капочку ждущей младенца. Какое счастье – приехать и увидеть свое дитя. Ну ничего, жизнь длинная.

Для успешного продвижения русских войск началась постройка Закаспийской железной дороги. Четыре сотни верст от Красноводского залива до Кизыл-Арвата. Через безлюдную пустыню.

В Астрахань поступали рельсы, шпалы, подвижной состав. Как переправить их через море на зыбких суденышках? К тому же осенью и зимой на Каспии часто свирепствуют жестокие штормы и шквалы.

В сущности, Макаров занимался хозяйственной работой в самом буквальном смысле этого скучного определения. Великое множество скучнейших хозяйственных дел приходилось ему решать.

Железная дорога строилась с невиданной для того времени быстротой, однако строители, конечно, не могли поспеть за стремительными продвижениями армии. Основные перевозки осуществлялись, как и тысячу лет назад, на верблюдах. Бедным животным пришлось тяжело, почти половина их пала от непосильного даже для них труда. Скобелев интересовался, нельзя ли попытаться доставлять грузы по реке Атрек, протекающей вдоль южной границы Туркмении. Макарову было приказано исследовать реку.

Атрек, как и все среднеазиатские реки, сбегает с гор, рождаясь от таяния снегов. Течение ее быстрое, своенравное, она прихотливо извивается, вырвавшись на равнину, часто меняет русло. Атрек никуда не впадает: около самого Каспия вся вода расходится по арыкам на орошение полей. Итак, путешествие по воде пришлось начать с помощью… верблюдов! Паровые катера волоком протащили на катках несколько верст, пока наконец не достигли более или менее полноводного русла.

Верблюдов отпрягли, катера подняли пары – пошли. Но продвижение в глубь материка оказалось немногим быстрее верблюжьего шага. Фарватер реки был невероятно извилист: Макаров подсчитал, что 10 верст по прямой вдоль береговой линии соответствовали 35 верстам движения по воде. К тому же путь преграждали мели, перекаты, пороги. Порой русло реки сужалось почти до двух саженей (около четырех метров), и вода с бешеной скоростью неслась в теснине. Не раз приходилось вытаскивать катера на прибрежную гальку, и моряки превращались в бурлаков. А ведь шла война, и за каждым поворотом реки, за каждой скалой могла поджидать вражеская засада. А джигиты стреляют метко…

Наконец никакое продвижение вперед сделалось невозможным. Оказалось, что речной путь для снабжения армии создать нельзя. Ответ на этот вопрос и должен был дать Макаров. Он не ограничился одной лишь своей непосредственной задачей. По возвращении из экспедиции, продолжая неустанно хлопотать об организации армейских перевозок, он ухитрился найти время и составить подробное естественно-географическое описание реки Атрек.

К весне 1881 года сопротивление текинцев было сломлено. Русские войска продвинулись до Ашхабада – в то время это был бедный аул с двумя тысячами жителей. Макаров выполнил свою задачу.

Скобелев весьма высоко ценил Макарова. Прощаясь, генерал обменялся с ним Георгиевским крестом. Через год Скобелев (ему не было еще сорока лет) внезапно скончался при неясных обстоятельствах в московской гостинице. Макаров тяжело переживал эту смерть и дорожил скобелевской реликвией.

Он возвратился в Петербург в начале лета, ждал нового назначения. В то время русский флот пополнялся новыми кораблями, поэтому Макаров имел все основания надеяться стать командиром одного из них – кому не хочется самостоятельной деятельности?

Но Макаров получил назначение довольно необычное.

Видно, судьба никак не хотела отлучать его от южного солнца: 27 октября 1881 года Макаров оказался в столице того государства, против которого он недавно сражался, – в Константинополе. Макаров сам добивался этого назначения. Он смертельно устал от службы на Каспии и хотел отдохнуть. Он имел на это право и не считал нужным скрывать свои намерения. Просьбу Макарова удовлетворили.

Султанская Турция превратилась в полузависимую страну. Великие европейские державы открыто вмешивались во внутренние дела одряхлевшей феодальной империи. Одним из внешних признаков неполной самостоятельности Турции служил тот факт, что в столице стояли на рейде иностранные военные корабли – так называемые стационеры. То были не просто гости, наносившие визит вежливости. Согласно дипломатическим узаконениям на стационер и его команду распространялись определенные привилегии и права.

Среди прочих в Босфоре стоял русский стационер «Тамань». Командиром его и был назначен Макаров. По-видимому, в Петербурге не случайно назначили на этот пост боевого командира, столь досадившего туркам во время минувшей войны. В дипломатии ведь все имеет свое значение: и марка вина, наливаемого камер-лакеем в бокал, и марш, которым встречают именитого гостя, и множество иных мелочей, порой самых курьезных. В переводе с дипломатического языка на военный назначение Макарова расшифровывалось так: русским стационером в турецкой столице командует офицер, топивший ваши суда, помните об этом и имейте в виду…

Командир стационера прибыл в Константинополь с супругой: ему предстояло жить здесь долго, и не просто жить и командовать кораблем, но и, кроме того, вести светскую жизнь – посещать официальные приемы, дипломатические рауты. Недаром получить такого рода должность считалось делом столь же почетным, сколь и приятным.

Босфор, одна из древнейших акваторий человеческой цивилизации, окутан множеством исторических преданий и легенд, где реальность причудливо переплетается с фантазией. В частности, среди местных моряков и рыбаков издавна существовало поверье, что в этом узком проливе имеются два течения: поверхностное – из Черного моря в Мраморное и глубинное – в противоположном направлении.

Эта история не могла не заинтересовать Макарова.

Он был не просто любознательным, но и глубоко практичным человеком. Как и всякий талантливый и сильный практик, он не любил и не позволял себе созерцательной наблюдательности, его не влекли туманные познания, если он не видел способа их практического применения.

Да, в зрелом возрасте Макаров проявлял слабый интерес к искусствам, философии, отчасти и к гуманитарным занятиям вообще. Что ж, каждому свое. И к чести Макарова укажем, что, не интересуясь искусством и философией, он никогда и не позволял себе высказываться по этим проблемам – черта, которой лишены бывали многие люди его положения и ранга.

Итак, таинственная история с двумя течениями в Босфоре заинтересовала Макарова отнюдь не из любви к шарадам и ребусам. Босфор… Тонкая щель между двумя континентами… Узкое горло Черного моря. Через эту тонкую воронку вытекал поток русской пшеницы – миллионы пудов ежегодно! Отсюда же не раз вторгались или угрожали вторжением враждебные эскадры. Огромное стратегическое значение пролива сразу бросается в глаза, стоит лишь взглянуть на карту. А Макаров помнил, как в тревожное лето 1878 года Черноморский флот ожидал вторжения английской эскадры.

В штабе флота в спешке и в глубокой тайне составлялись планы минирования черноморских гаваней – что еще, кроме мин, могли тогда противопоставить наши моряки британским броненосцам? И разумеется, прежде всего в штабе мечтали заминировать Босфор, разом закрыть дверь в черноморские воды. В те дни Макаров на «Константине» напряженно ждал известий. В его сейфе уже лежал боевой приказ на случай войны: «Вы должны быть всегда готовы приступить к исполнению возложенного на вас поручения немедленно по получении на то приказания». Он-то был готов «приступить к исполнению», да как это сделать?..

В то время существовали только так называемые якорные мины: на дно укреплялся якорь, и мина подвешивалась на тросе определенной длины (в соответствии с глубиной). Ясно, что скорость и направление течения имели в этих условиях большое значение. Так что слухи о двух течениях в Босфоре не могли не заинтересовать Макарова самым серьезным образом.

Он стал расспрашивать местных жителей, но они ничего достоверного не могли ему сообщить. Иностранные моряки, долго плававшие в тех местах, единодушно отвечали на его расспросы, что два течения в Босфоре – это сказки. Тогда командир «Тамани» принялся за изучение специальной литературы. В старых книгах имелись сообщения о двух противоположных потоках в проливах и даже приводились соответствующие доказательства. Ученые – современники Макарова держались, однако, противоположного мнения.

Чем более сложной была задача, тем больший интерес к ее решению проявлял Макаров. Так случилось и на этот раз. Пользуясь непривычно спокойной обстановкой своей новой должности, он начал производить в Босфоре опыты. Никакого специального оборудования или приборов для этой цели на «Тамани» не имелось.

С приборами дело обстояло куда хуже. Кое-что Макаров сумел исхлопотать в Николаеве, где находилась база Черноморского флота: ему доставили барометр, ареометр и несколько других инструментов для изучения удельного веса, температуры и солености воды. Но этих приспособлений было недостаточно для исследований широкого масштаба. А где взять их? Ведь не покупать же в константинопольском магазине! Турки не хуже Макарова понимают стратегическое значение пролива, и их контрразведка не замедлила бы поинтересоваться: зачем это специалисту по минному делу изучать босфорские воды? Итак, измерять скорость течения было нечем.

И тогда Макаров… изобрел необходимый ему прибор.

Весь экипаж «Тамани» не за страх, а за совесть помогал своему командиру. 22 января 1882 года он сообщал в Петербург, что им «сделано уже до 500 наблюдений над верхним и нижним течениями». Одновременно изучались плотность и соленость воды и т. п.

Позже Макаров рассказывал:

– Аппетит приходит во время еды, говорят совершенно справедливо французы. Когда я убедился, что нижнее течение существует, то захотелось точно определить границы между ним и верхним течением. Когда сделалось очевидным, что граница эта идет по длине Босфора не горизонтально, а с некоторым наклонением к Черному морю, захотелось выяснить этот наклон, наконец, захотелось выяснить подмеченные колебания границы между течениями, в зависимости от времени года и дня, от направления ветра и пр.

Разумеется, Макаров не имел никаких разрешений для такого рода работы. А турки весьма подозрительно наблюдали за кораблем своего недавнего военного противника и частыми шлюпочными прогулками его командира. В этих условиях проводить дальнейшие опыты на шлюпках было рискованно и, кроме того, крайне неудобно. К несчастью, «Тамань» стояла далеко от фарватера, а менять место стоянки без разрешения турецких властей стационеры не имели права.