Текст книги "Живая сила. Дневник ликвидатора"
Автор книги: Сергей Мирный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Сергей Мирный
Живая сила. Дневник ликвидатора
Эксмо, Москва, 2010
ПРИ ОПАСНОСТИ РАДИАЦИИ ЧИТАТЬ РАССКАЗЫ, ОТМЕЧЕННЫЕ ЗВЕЗДОЧКОЙ *!
Способность человеческих существ выживать – в одиночку и совместно – в самых тяжелых условиях, которые создает природа и сами эти существа, просто-таки поразительна.
Suefeld P. Extreme and Unusual Environments. In Handbook of Environmental Psychology, vol. 1, ed. Stokols D., Altman I, 863-887. New York: Wiley, 1987. P. 878. (Сюфельд П. Экстремальные и необычные среды. В кн.: Психология человека в окружающей среде (Учебник). Т. 1. С. 863-887. Нью-Йорк, Вайли, 1987. С. 878.)
Радиация (радиоактивное излучение, ионизирующее излучение) – невидимые глазу частицы и энергия, испускаемые в пространство неустойчивыми ядрами атомов (радионуклидами) при распаде. Радиация – важный экологический фактор, воздействующий на живые организмы.
Энциклопедия по охране труда
Сергей Мирный – писатель, сценарист. За киносценарии о Чернобыле получил премии конкурса «Коронация слова» (Киев) и журнала «Киносценарий» (Москва). Ученый, эксперт по экологическим катастрофам и Чернобылю. В 1986 году был командиром взвода чернобыльской радиационной разведки, получил благодарность командующего Киевским военным округом за мужество и героизм.
Вместо введения
От Совета Министров СССР [1] [1] СССР (Союз Советских Социалистических Республик; Советский Союз; 1922-1991) – огромная империя с населением около четверти миллиарда человек (1990 г.), занимавшая 1/6 часть суши планеты – всю Восточную Европу, Центральную и Северную Азию. Обладала огромными природными ресурсами и экономическим и военным (в том числе ядерным) потенциалом.
[Закрыть]Как уже сообщалось в печати, на Чернобыльской атомной электростанции, расположенной в 130 километрах севернее Киева, произошла авария. На месте работает правительственная комиссия под руководством заместителя Председателя Совета Министров СССР т. [2] [2] «Товарищ» – официальное обращение к членам Коммунистической партии СССР – единственной в стране СССР.
[Закрыть] Щербины Б.Е. В ее состав вошли руководители министерств и ведомств, видные ученые и специалисты.По предварительным данным, авария произошла в одном из помещений 4-го энергоблока и привела к разрушению части строительных конструкций здания реактора, его повреждению и некоторой утечке радиоактивных веществ. Три остальных энергоблока остановлены, исправны и находятся в эксплуатационном резерве. При аварии погибли два человека.
Приняты первоочередные меры по ликвидации последствий аварии. В настоящее время радиационная обстановка на электростанции и прилегающей местности стабилизирована, пострадавшим оказывается необходимая медицинская помощь. Жители поселка АЭС [3] [3] «Поселок АЭС» – на самом деле город Припять с населением 45 тысяч человек. На момент аварии был одним из самых современных и красивых городов СССР.
[Закрыть] и трех близлежащих населенных пунктов эвакуированы.За состоянием радиационной обстановки на Чернобыльской АЭС и окружающей местности ведется непрерывное наблюдение.
Газета «Правда» (орган Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза) от 30 апреля 1986 года (страница 2, правый нижний угол – самое нечитаемое, «потайное» место в газете)
Дорога в Чернобыль
ПОВЕСТКА
лейтенанту Мирному СВ.
Предлагаю вам «6» июня 1986 г. к 8.00 часам явиться в Дзержинский райвоенкомат г. Харькова для убытия на учебные сборы сроком на 25 дней.
При себе иметь: паспорт, военный билет, комс. билет, две пары нательного белья, два полотенца, две пары портянок или носков, два носовых платка, исправную обувь и одежду, принадлежности личного туалета.
ВРИО [4] [4] Временно исполняющий обязанности.
[Закрыть] Дзержинский райвоенкома (Костюк)Подполковник ‹кудрявая подпись›
[На подписи – фиолетовая КРУГЛАЯ ПЕЧАТЬ: в центре – герб СССР; по окружности печати – текст: «Дзержинский районный военный комиссариат гор. Харькова Харьковской области»]
Адаптация к радиации
– Адаптация – к РАДИАЦИИ?
Конрадин Кройцер, редактор эко-бюллетеня «Nux» [5] [5] Исходя из содержания бюллетеня, я б его название перевел «За здравомыслие». Место издания – городок Fluh, Швейцария.
[Закрыть], удивленно воззрился на меня.
Год 1993-й. После Чернобыля прошло 7 лет. Я только что закончил публичную лекцию в швейцарском городе Базеле.
– Ну да, – повторил я, пожав плечами, – а что туг такого?… Адаптация к радиации.
Мы смотрели друг на друга как с разных берегов речки: только один ее давно перешел и думать забыл, что она есть, а другой и не подозревал о ее существовании:
– АДАПТАЦИЯ, то есть привыкание, приспособление – к радиации?!!
…Первый облученный человек в моей жизни был Женя. Химфак университета он закончил на несколько лет позже меня, а в Чернобыль в 1986 году попал месяца на полтора раньше – в мае. От него-то я и узнал, что там первые 3 дня человек сидит в лагере – в зону не ездит. Чтоб организм адаптировался.
Так я и не узнал, правда это или нет. Когда я, свято уверенный, что так оно и есть, по прибытии на следующее утро вышел поглядеть, как колонна моей новой роты выезжает на разведку, старый, уже сдающий дела командир роты махнул мне: «Поехали! Чего стоишь?» И ребята из моего взвода замахали руками приглашающе: «Давай, поехали, товарищ лейтенант! В наш броник!» Ничего не оставалось, как в этот самый броник – бронированную разведывательно-дозорную машину – залезть.
Первый выезд – по Рыжему Лесу…
Едем по трассе, ребята показывают поверх сосен, вдалеке – «Вон АЭС, а вон то – 4-й энергоблок виднеется…» Здание как здание – промышленное длинное белое; энергоблок, как коробка, над ним выступает, все вроде целое… Как раз там, где видно было лучше всего – на повороте трассы «у Факела», раскрашенной бетонной эмблемы Чернобыльской АЭС, – мы и намеряли больше всего: 1200 миллирентген в час – 1,2 рентгена в час… Это приблизительно… Ну, что-то около ста тысяч нормальных природных уровней радиации… Короче, съездили.
Вернулись.
Поужинали.
Лег спать.
Ничего.
В смысле физических ощущений – ничего.
А на второй день проснулся, когда еще и 5 утра не было, наверно.
И порысил через освещенный солнцем, какой-то прозрачный, пустой, нереальный спящий палаточный лагерь – в сортир.
Пардон, по-большому.
И до подъема – до 6.00 – еще посетил его. Трижды.
Так сказать, «по тому же вопросу».
Странно… Обычно, когда попадаешь в армию, проблемы как раз «наоборот»: все эти каши армейские постоянные, плюс, наверно, нервный стресс, плюс непривычный режим – в итоге первые дни делаешь это – если вообще делаешь – скорее по привычке, чем по необходимости.
Что ж я такого съел? Да ничего вроде… Странно.
Ой, опять!…
Медпункт! Я ж знаю, где палатка батальонного медпункта! Над ней белый флаг с жирным красным крестом развевается…
Только б она была открыта… Пару таблеток активированного угля – и все будет в норме. С кем не бывает…
Вход в палатку застегнут на пуговицы – продолговатые беленькие деревяшки. Вертикальный ряд до пола. Расстегиваю… Прохожу темный тамбур – на полусвет из шатра палатки. Пустота, чистота… Сбоку от окошка столик, прикрытый марлей. Приподнимаю… Скляночки, баночки, таблеточки… Роюсь… Активированного угля нет.
А больше тут и искать негде: топчан, покрытый клеенкой, и больше вообще ничего нет. Проклятье! Медпункт батальона радиационной разведки…
До завтрака – 6.30 – еще несколько посещений сортира…
Да что ж это такое?!
Есть побоялся (хоть хотелось так, что еле-еле сдержался), выпил чая, пожевал корку хлеба.
Подлавливаю начмеда – начальника медицинской службы батальона, тоже лейтенант из запаса, только старший: с достоинством шествует на завтрак, на гордо расправленных плечах погоны со змеями несет. Спрашиваю. И… Оказывается, в медпункте батальона вообще нет активированного угля. Ни одной таблетки. На 500 человек!
Шиплю ругательства сквозь сжатые зубы…
Черт побери! В сортир опять хочется…
А НАДО – на разведку: колонна бронированных машин роты вытянулась, ждет.
Ну, поехали…
Ощущение – как гранату проглотил, круглую оборонительную Ф-1, «лимонку», с радиусом разлета осколков 200 метров…
В Чернобыль приехали на стоянку, вроде полегчало… Но чувствую – опять поджимает… Едем на разведку – маршрут Рыжий Лес-2 – КА-РА-УЛ!! Что счас будет?!.
По трассе машины одна за одной, как на центральной улице… Да и ребят просить остановить… Неудобно… Выехал, называется, на разведку!… Ну – потерплю, пока свернем… Если смогу… Терплю… Еле терплю…
Свернули с трассы… Ну счас остановимся – и тогда!!!
Ну – еще миг! Сначала сделаем работу, замеряем уровень, потом я вроде невзначай, типа в порядке отдыха: «Пожалуй, схожу-ка я за кустики», как бы резвлюсь…
Дозиметрист спрыгивает, на ходу перехватывая поудобней дюралевый держак с зондом, делает несколько шагов от машины к кустам. Ну! не тяни ж ты…
Спрыгнуть с броника, сказать «подождите», зайти за куст, спустить штаны до колен – и – о!
«29 миллирентген в час».
…Спрыгнуть с броника, зайти за куст, спустить штаны и присесть – свесив яйца на 29 миллирентген в час…
Это, в общем-то, и немного… (черт побери! что значит немного?!! Это 2000 (две тысячи) нормальных уровней1) – немного…
Но сесть на корточки…
Я только зубами заскрипел: «Поехали».
…а если с броника? Рукой за скобу, а задницу свесить за броник – полтора метра высоты… Я представил себе «броник, вид сзади»: вертикальный кормовой лист брони – расписанный веером разлетающихся «осколков»…
– ПОЕХАЛИ.
2-й замер – в селе без людей, и следующий, и все последующие: дозиметрист меряет – цифра, соотносишь ее – с чем?! – с чем ты ее, к черту, можешь соотнести??!!…
…присесть на эту землю, опустив яйца, все «приданное имущество», потроха – к земле…
И так и ездил я до конца маршрута, желая, изнемогая и не смея. И терзаясь! – о, как терзаясь… Что – муки неразделенной любви?! – утонченное наслаждение жизнью – в сравнении с ЭТИМ!…
Кидаемый из жара в холод, и из стороны в сторону на ухабах и кочках, и из холода в жар, покрываясь испариной от невероятных усилий, протрясся я в нутре броника весь этот маршрут.
И все время, когда мы уже ехали по дороге – по трассе мимо АЭС и на Чернобыль, – все время лихорадочно прикидывал, глядя на обочину – то на левую, то на правую: «Здесь? А какой там уровень? А вон там?… Уже проехали… А тут – голяк, ни кусточка! Ладно…
Там? Людей много… Машин по трассе до черта!» В голове ватная каша… Сцепленные зубы… только слюну сглатываешь – когда можешь…
Наконец дорываешься до сортира.
Встаешь – обновленный, легкий… Минут на 15.
И все начинается опять.
…Кто-то из советских фигуристов… ну, не то чтоб жаловался, а так – обращал внимание: когда штангист толкает штангу, ему позволительна любая гримаса (а также рык, грр и пр.), а фигурист, толкая вверх свою партнершу – тоже отнюдь не невесомую – и которую, в отличие от штанги, уронить не моги! – да еще на скорости, на льду!! – должен мило улыбаться, как бы от счастья млея. Вот так и я, тратя 105% имеющихся сил, чтоб не усраться, чтоб мышцами живота, брюшины давить, ежемгновенно держать – эту клятущую периодически взрывающуюся «лимонку» в животе, – давя, мня, жмя внутри этот взрыв, – одновременно ходил, залезал в броник, спрыгивал с него, получал приказания, отдавал приказания, улыбался где надо – чувствуя себя как фигурист, завидующий штангисту – и еще как завидуя фигуристу! И желая каждую минуту – миг каждый!!! – одного – одного-единственного!!! – спустить штаны и сидеть в любом скрытом от людского взора месте, пусть даже сортире наизагаженнейшем – счастливо… Где тут поблизости?!!!
…Хорошо хоть отдание чести старшим в Чернобыле было похерено в те дни всеми, а то, боюсь, с честью у меня в эти дни получилось бы неважно…
И я ж никуда не могу от этого деться! Не могу ж я отказаться ехать в разведку – «Извините у меня расстройство» – ржачка будет на весь лагерь: «А новый лейтенант не успел съездить, а уже усрался по колено!» А если я этой напасти – вообразить страшно! – где-то на разведке не сдюжу, так я до конца своей чернобыльской карьеры, что б я ни делал, буду – «А-а, это тот лейтенант, который…»
На третий день сил моих на поддержание положенного по уставу «молодцеватого вида» уже не хватало; по-моему, у меня температура поднялась, лихорадило, я уже ничего из себя не изображал и сконцентрировался вокруг одной, основной, главной, основополагающей цели:
НЕ УСРАТЬСЯ!
И на маршруте разведки Пруд-охладитель так меня скрутило, что я забился в глубь броника, как куль, будто додремываю…
…В этот день я в первый раз был допущен в штаб. Показал часовому – обтерханному и апатичному «партизану» [6] [6] «Партизанами» прозвали резервистов, призванных из запаса на воинские сборы: им, в отличие от солдат срочной службы, выдавали обмундирование уже ношенное («бывшее в употреблении») и к тому же разных родов войск. Так что выглядели они как настоящие партизаны, да и вели себя часто соответствующе.
[Закрыть] – свой пропуск – прямоугольник плотной бумаги с моей фамилией и инициалами, с пустой круглой печатью, внутри нее «№16» (и все, больше никаких опознавательных знаков! – чтоб враг повесился от любопытства, но так и не узнал, куда ж он по этому пропуску может проникнуть…) – я первым делом устремился на поиски сортира. Сортир в штабе, в здании бывшего Чернобыльского райкома партии [7] [7] Коммунистической. Единственная в стране партия была, естественно, правящей, фактически частью аппарата управления СССР.
[Закрыть] и райисполкома, обеспечивал интимность: кабинки были разгорожены, и даже створки спереди прикрывались. Мечта… Я уединился.
Счастливый – говорю это без тени иронии и преувеличения – счастливый, понес я данные в разведотдел, чувствуя себя могучим, легким и невесомым…
Минут на 10.
И тут меня осенило – в штабе ж должен быть медпункт!
И получше, чем в лагере, – уж активированный-то уголь там есть!
Нашел. Узковатая комната, с окном в торце. Цивильного вида молодой холеный доктор и молодая же медсестра – волнистые, с волнующим отливом волосы. Белые халаты…
– Добрый день. – Мои побитые рыжие б/у [8] [8] Бывшие в употреблении.
[Закрыть] сапоги, еще коробом сидящая новая форма – резкий контраст этому стерильному уюту. Я как можно вежливее и одновременно с замиранием сердца:
– Добрый день, извините, у вас активированного угля не найдется?
Прервав любезный разговорчик, доктор немного покопался и подал мне… Не-е-ет, не упаковку, 10 таблеток, о которой я жгуче мечтал, а заранее отрезанную от нее прозрачную полоску с двумя таблетками.
– А еще не найдется? – выпалил я, вулкан внутри меня уже вовсю бурлил…
– Ну вообще-то мы по столько не даем… – и он подал мне еще одну полоску.
…4 таблетки лекарства, вся упаковка 10 штук которого стоит четыре копейки! О бессмертная – в отличие от своих пациентов – бессмертная советская военная медицина!…
И, протягивая мне эту полоску жалкую, они обменялись с медсестрой такими понимающе-насмешливыми взглядами отлично себя чувствующих людей… ЧТОБ ВЫ УСРАЛИСЬ!
Я, собрав в кулак всю свою волю (или чем там я счас сдавливаю свои потроха!), не спеша, неторопливо (держусь из последних сил!!) прячу шелестящие полоски в офицерскую сумку (не хватало только в главном штабе…!!!) и, улыбаясь как можно обаятельней:
– Большое спасибо. А то самогон ну такой вонючий – просто сил нет. Теперь хоть есть чем почистить. Спасибо от всего коллектива. Выручили. Выпьем и за ваше здоровье. Обязательно.
Я защелкнул сумку и прочувствованно, честно посмотрел им в глаза…
Закрываю дверь – неторопливо, с достоинством, вполне благополучный и уверенный в себе человек…
…два вытянувшихся лица смотрят на меня как загипнотизированные – уязвленные в лучших своих чувствах… Так вам и надо, крысы тыловые, благодетели копеечные…
…и едва прикрыв – пулей в сортир!!!!
Занято!!!!! Все кабинки в бывшем райкомовском туалете, рассчитанном на совсем иной ритм жизни, – заняты!!! Черт побери! Я изо всех сил сдерживаюсь, обжимая мышцами живота, обжимая, обжимая уже разорвавшуюся внутри «лимонку», сдерживаясь, прохаживаюсь перед рядком кабин, поднимаюсь на цыпочки, тяну шею, голову назад, закусываю верхнюю губу, весь внутри, из последних сил, прошагиваю пространство от окна до дверей – обратно, мимо кабинки, обратно… Чтоб вы пропали!… Во-о-от – плотный майор вышел, одергивая куртку, – вожделенное очко освободилось, у меня еще хватает сил не спеша, как бы нехотя войти… Ка-айф…
Потом запил сразу две таблетки водой из-под крана… А туалет, хоть и в таком не последнем месте, как штаб Оперативной группы Министерства обороны СССР, все ж изрядно вонюч… Загадили… Кто ж рассчитывал на такую «пропускную способность»…
…И снова походы – побеги! – полеты… – в сортир!!!
Выходишь легкий, прозрачный, как стеклышко, звенишь от пустоты (который день не жрешь!), как младенец невинный светишься…
10 минут – новая «лимонка»… И опять!
Пропади все пррропадом!
А на следующий день…
Я открыл глаза.
И понял, что спал спокойно. Умиротворенно гляжу в потолок палатки. Но на всякий случай на завтрак – только чай.
Новый маршрут разведки…
Нормально. Какое ж это счастье – каждую секунду не… ну, понятно.
К обеду я уже хлебал из чьего-то котелка одолженной ложкой (свой котелок, совсем новый, до сих пор не удосужился отмыть кипятком от густой солидольной смазки).
В лагере взял у старшины чистый комплект белья и пошел – впервые за все эти дни без просвета – в баню…
Должен честно признаться: не один раз за эти дни бывало: изнемогаешь под этим напором изнутри, чувствуешь – надо, пардон, газы выпустить, только разожмешься… и тут же ощущаешь, что это, мягко говоря, совсем не газы, – сдавливаешь – поздно!… – успело просклизнуть: ощущение, забытое с детства… через какое-то время от тепла тела это подсыхает (а «лимонка» внутри уже опять сдетонировала – где сортир?!)…
Посему после бани старые шмотки – тонкие летние кальсоны и нательную рубашку – я очень тщательно одно в другое позаворачивал. Занес этот свой тючок в палатку старшины, где он жил (спал) и хранил скарб ротный, и закинул на гору грязного исподнего в углу (такой себе «апофеоз войны» в миниатюре), тщательно проследив, чтоб «мое» смешалось с другими неразличимыми комками несвежего белья. Чтоб старшина, разворачивая все это – пересчитывая перед отвозкой в прачечный отряд, – не смог случайно идентифицировать мое…
И умелся из палатки с барахлом старшины, ощущая себя легко.
Адаптация к радиации состоялась.
Главный прибор*
Год 1983-й. Лето.
До Чернобыля – 3 года. О чем никто не подозревает.
Развертывание.
Кадрированный [9] [9] Имеющий в мирное время в своем составе только старших офицеров и всю материальную часть (технику, вооружение, боеприпасы, обмундирование, продукты).
[Закрыть] батальон радиационно-химической разведки – единственный на весь немаленький Киевский военный округ, охватывающий центр и восток Украинской ССР [10] [10] Украинская Советская Социалистическая Республика.
[Закрыть], разворачивается в полк.
Полк радиационно-химической разведки.
На месяц.
Учебные военные сборы.
На роту – сотню человек – один кадровый военный. Командир роты.
Все остальные – «партизаны»: из запаса, резервисты.
В нашей роте кадровых вообще нет – командир роты тоже «партизан», Николай, старший лейтенант запаса.
А самый старший по званию в роте – Сэм, командир 1-го взвода – капитан.
Сэм – Семен – кандидат биологических наук. Старший научный сотрудник института медрадиологии. Красавец-бородач, остроумный, живой, жизнелюбивый. Еврей. Сэм – по возрасту один из самых старших в роте и, наверно, самый мудрый.
А я – один из самых молодых. В своем 3-м взводе я – командир – моложе почти всех. Лейтенант.
…Имитация начала атомной войны. Весело…
Во время перекура Сэм:
– А как ты думаешь – какой прибор в БРДМе главный?
БРДМ (точнее, БРДМ-2рх) – бронированная разведывательно-дозорная машина, модель 2, дооборудованная для ведения, кроме обычной, еще и радиационной и химической разведки.
Внешне похож на широкий катер с четырьмя колесами. Под боковыми листами брони спрятаны еще две пары дополнительных колес, поменьше: когда они выпускаются из-под брюха, БРДМ может переползать через рвы и окопы.
Вес 7 тонн. Мотор 140 лошадиных сил.
Экипаж – 4 человека: командир, водитель, стрелок, химик-разведчик.
Наверху на вращающейся бронебашне – два спаренных пулемета: КПВТ – крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый (диаметр пули 14,5 миллиметра, прицельная дальность – отличный оптический прицел! – 1,5 километра, но и за 3 километра пехота залегает, когда эти считай что микроснаряды диаметром полтора сантиметра начинают рядом в землю чвакать – «неприцельно») – и противопехотный 7,62 мм ПКТ – пулемет Калашникова танковый.
Броня защищает не только от пуль и осколков, но и на две трети от гамма-излучения (внутрь проходит только треть того, что снаружи).
Корпус герметизирован, и есть фильтр для очистки закачиваемого внутрь забортного воздуха – при движении по местности, зараженной химическим, биологическим оружием или радиоактивными веществами. При этом в запечатанном бронике поддерживается избыточное давление, чтоб, если есть неплотности, воздух по ним уходил из броника наружу и тем самым не давал «зараженному» забортному воздуху и пыли просачиваться вовнутрь…
Система поддержания давления в шинах, если их продырявит пулей или осколком (не очень сильно, правда).
В воде броник не тонет. На плаву скорость – до 8 км/ч. По шоссе – до 110. Из грязи сам себя лебедкой вытаскивает…
И приборов в нем напихано немало…
Какой же из них самый главный? Сразу и не сообразить…
Нет, надо представить себе, как это будет реально.
Вот – война…
Раньше как? Для наступления в обороне противника выискивали самое слабое место и против него концентрировали свои войска для создания превосходства «в живой силе и технике», чтоб прорвать фронт… А сейчас все наоборот: определяется самое сильное место противника, по нему наносится ЯДЕРНЫЙ УДАР, самое сильное место сразу становится самым слабым, в прорыв вводятся войска, и на повышенной скорости (скорость г– чтоб быстрее «зараженную местность» проскочить, чтоб меньше (по возможности, разумеется) свою «живую силу» облучать – а то она, чего доброго, «боеготовность» потеряет…), подавляя очаги сопротивления противника, преодолевают зараженную местность с высокими уровнями радиации – и выходят в тыл противника… Противнику, кстати, вся эта процедура тоже может очень сильно не понравиться, он «окажет (например) ожесточенное сопротивление» и по тому ж таки месту – по нашим «победоносным войскам» то есть – тоже какой-нибудь дрянью запуляет… А впереди всех – между нашими и «вашими» – радиационно-химическая разведка… Замечательно…
Какой же прибор в такой обстановке главный?
Артиллерийская буссоль? Давать артиллеристам целеуказание, чтоб они эти самые «очаги сопротивления» огнем подавляли – противник же, гад, небось, и отстреливаться будет: кому ж понравится, когда тебя в «слабое место» превращают?…
Бортовой встроенный рентгенометр? Высокие уровни радиации мерять, из машины не вылезая? Как-никак, внутри гамма-уровень в 3 раза меньше по сравнению с тем, что «на дворе»…
Или, наоборот, ДП-5 – дозиметрический прибор, его химик-разведчик на ремне тягает – мерять уровни радиации точнее?
ВПХР – войсковой прибор химической разведки? Еще один «черезплечный ящичек» – определять наличие и концентрацию боевых ОВ – отравляющих веществ – удушающего, парализующего, кожно-нарывного действия?…
Рация! Чтоб все эти данные своим передавать!
Или самое главное – обозначить заражение на местности? Для этого есть «флажки» – стальные пруты в палец толщиной, метр с чем-то длиной, заостренные внизу, вверху желтый флажок; на нем пристрочен кармашек, куда полагается вкладывать записку: название ОВ и его концентрация (или уровень радиации), дата-время замера, подпись… Специальные пиропатроны встреливают эти «дротики» в землю, – да с такой силой, что они могут пробить доску-«пятидесятку» (толщиной 5 сантиметров!), – а если развернуть «дротико-стрелятельную» установку под углом 45 градусов к земле (что, конечно ж, категорически запрещено) – то «дротики» летят метров на 80, при случае и отстреливаться от врага можно…
Да нет же, о чем я? Биоанализатор автоматический! Он, наверно, и самый дорогой из приборов: определяет наличие в воздухе вирусов-микробов-бактерий болезнетворных, если противник биологическое оружие применил…
…Много чего в БРДМе напаковано – и – о-о-ох! – много чего – «в случ-чего» – от него понадобится…
Но какой же из приборов главный?
– Н-ну, наверное, – говорю я, – н-наверное… Сэм так грустно на меня взглянул:
– ЧЕЛОВЕК.
– То есть?…
– Человек. Самый главный прибор в машине радиационно-химической разведки – ЧЕЛОВЕК. Пока ты чирикаешь что-то там по рации, значит, и другой человек может пройти. Перестал – что-то не так, надо новый экипаж высылать.
…Развертывание полка экзотического вида войск – радиационно-химической разведки.
Опушка хвойного леса – Харьковская область, Украинская ССР, Союз Советских Социалистических Республик. Лето 1983-го. До Чернобыля 3 года.
Воспоминания закончены.
Перехожу к существу.
В экспериментальных науках перед тем, как излагать результаты и выводы, положено не только описать условия, в которых эксперимент проводился,– но и тот прибор, которым делались измерения. Чтоб знать его возможности и их пределы. Знать, где ему можно доверять, а где нельзя.
Следуя этому здоровому профессиональному правилу, с учетом ценного замечания Сэма (1983), сообщаю основные, как выразились бы военные, ТТХ «главного прибора».
