Текст книги "Десятая планета(изд.1945)"

Автор книги: Сергей Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)

ХХV. При вспышке фонаря

Кто-то прошел под моим окном. Утомленная событиями последних дней, я спала тревожным сном.

Я проснулась. Стрелка на светящихся часах показывала полночь. Мне послышалось, что голос Грохотова зовет меня. Я встала и тут только заметила, что спала, не раздеваясь.

Опять кто-то прошел под окном моей комнаты-купе.

Я знала шаги обитателей станции. Эти были мне незнакомы. По территории станции ночью мог ходить только Лука. Остальные спали. Но Лука уехал вниз еще засветло.

Я вспомнила, что собаки увязались за ним. Они иногда провожали его до леса, хотя Лука старался отучить их от этой привычки и даже драл их плеткой. Но это были упрямые псы.

Очень тихо я открыла дверь, чтобы не разбудить Олю. Вторая наружная дверь оказалась незапертой. Я приоткрыла ее. На меня пахнуло густой сыростью ночного тумана. Где-то смутно мелькнул огонек. Я подумала, что Грохотов с Леонидом засиделись в лаборатории. Они иногда сами передавали радиограммы в Москву в институт.

Меня словно кто-то подтолкнул, и я ступила на землю. Сразу же меня поглотил непроницаемый туман. Тьма вокруг была такая, что не описать.

На случай тумана, чтобы не заблудиться, у нас от дома к дому были протянуты веревки с условными узелками. Держась за них, можно было ходить по территории.

Я ухватилась за веревку и пошла. Два узла означали, что веревка приведет меня к лабораторному дому. Расстояние – тридцать шагов. На тридцать первом – приступок и дверь. Шагов я не считала. Шла ощупью, но смело, как ходят в темноте по знакомому коридору.

Двери не было.

Остановилась. Не выпуская веревки, сделала еще шаг.

Под ладонью снова два узла. Следовательно, иду правильно. Двигаюсь дальше, а веревка все тянется и тянется, и, кажется, ей нет конца. Под ногами зашуршали камни. Догадалась, что веревка привела меня на южный скат горы. Остановилась. Тут был обрыв, и скатиться с него – значило разбиться насмерть.

Надо возвращаться обратно к себе. Некогда раздумывать, почему и что такое произошло с веревкой. Только бы вернуться!

Но при повороте я сделала непростительную глупость: выпустила из рук веревку. Оставалось только кричать. Но все равно до утра никто из наших не доберется сюда в этом проклятом тумане.

Значит, выбора нет, надо опуститься на землю и ждать рассвета.

Зубы мои стали стучать от волнения и от холода. Туман пронизывал до костей. Одна защита – хорошая бурка. Но о ней оставалось только мечтать. Я похвалила себя, что догадалась накинуть жакетку. Надела ее в рукава, стала застегивать на пуговицы, и что-то попалось мне под руки. Это был крохотный фотоаппарат, который я не вернула Симону на прогулке.

Было ужасно холодно. Челюсти сводило судорогой.

Невдалеке послышался голос, как будто знакомый, и я услышала звуки шагов.

– Кто это? – спросила я, повернув голову по направлению голоса.

Трудно описать подробности того, что произошло дальше. Чья-то рука дотронулась до моей головы, нащупала мое лицо, потом взяла за руку. Молча прошла я несколько шагов с моим невидимым спутником.

– Садитесь, – прошептал он, и теплый бок лошади толкнул меня в плечо.

Я вскарабкалась, а в следующий миг мой спутник очутился позади меня. Лошадь помчалась.

– Симон, что вы делаете? – крикнула я. – Вы с ума сошли, Симон!..

В это мгновенье наверху, в тумане, вспыхнули три большие луны. Они двигались в разные стороны. Шарили своими лучами, но были бессильны пронзить туман. И я только потом догадалась, что это зажглись прожектора нашей защитной зоны.

– Симон!..

Мягкая рука плотно прикрыла мне рот. Луны погасли.

Под копытами лошади заплескалась вода.

– Не бойтесь, – услышала я за ухом незнакомый шепелявый голос. – С вами ничего не случится. Вот мы и приехали. Слезайте…

– Помогите мне слезть, – ответила я с суховатой грубостью. – Будьте учтивы, если даже вы – разбойник.

Опираясь на невидимую руку, я соскользнула на землю. Ощутила под ногами каменистую почву. Похититель, я слышала, прыгнул рядом со мною.

– Вы стоите на краю пропасти. Осторожнее. Один неверный шаг и… Вы понимаете? – услыхала я снова и теперь по голосу вполне убедилась, что этот человек – не Симон.

Но кто?

– Не собираюсь делать неверного шага, – медленно и сравнительно спокойно произнесла я. – Говорите, что вам надо от меня? Говорите же!

Как бы в нетерпеливом волнении я сделала резкое движение ногами. Из-под моих башмаков в разные стороны разлетелись камешки. Прислушалась – ни один из них не зашуршал так, как шуршит, скатываясь в овраг или в пропасть. На сердце стало легче. Я стояла вовсе не на краю пропасти. А запугать меня не удастся.

– Скажите, каким способом предполагают ионизировать воздух для искусственной трассы? – услышала я вопрос.

– Не понимаю, о чем вы меня спрашиваете, – обидчиво возразила я.

– Нет, вы отлично понимаете.

Я перебила неизвестного:

– Ничего не знаю.

Тут я сочла нужным заплакать. Слезы мне прекрасно удавались, и я очень естественно всхлипнула.

– Не хнычьте, отвечайте, – послышался из темноты голос. – Я не хочу знать технических подробностей. Мне достаточно даже слабого намека.

Я продолжала делать вид, что не могу прийти в себя и всхлипнула еще раз.

– Вы будете говорить?

В ответ я переменила тон:

– Что вы ко мне пристали? Это смешно. Каждый мелкий воришка, украв, спешит сначала удостовериться, то ли самое он украл, что хотел… А вы…

Свет от сильного фонаря ударил мне в лицо.

– Черт! – выругался голос. Мне послышалась в нем нотка удивления. – Вы и тут очутились?

– Ведите себя вежливее, – прервала я незнакомца.

– Извините, – пробормотал торопливо голос. – Но время дорого. В моем распоряжении две минуты…

«И в моем!» – остро подумала я.

Снова на мгновенье вспыхнул фонарь. Я увидела опушку леса, неоседланную лошадь и приземистую фигуру человека в низкой круглой шапке.

Свет погас. Фонарь полетел вверх, вышибленный мною из рук человека.

Я очень точно рассчитала все движения. Вскочила на лошадь, держась за ее гриву. Не было стремян, и пришпоривать лошадь было нечем. Но я знала от отца способ заставить даже уставшую лошадь мчаться вскачь.

Нащупав уздечку, я резко дернула ее, и лошадь рванула вперед, как угорелая. Пригнулась к лошадиной шее. Над моим левым ухом пронеслась тонкая огненная струйка, опалив волосы. Ветви деревьев исступленно хлестали меня по лицу.

О, это была прекрасная бешеная скачка! Я снова почувствовала себя озорной девчонкой. Казалось, лошадь мчит меня в бездну. Это было жутко и хорошо…

Я понимаю лошадей. Дала своему скакуну свободу.

Лошадь перешла на мелкую рысь. Но вот она оступилась, и я полетела через ее голову на землю.

«Только бы не камни!» – подумала я, падая. И тотчас же очутилась на траве. Больно ушиблась. Слышала, как испуганная лошадь быстрым аллюром, галопируя, убежала от меня. Я осталась лежать в мокрой траве. Встать и идти было бы с моей стороны неосторожностью. Потом услышала, как очень далеко лошадь заржала тонким нетерпеливым ржанием…

Наступало утро. Туман исчезал. Где-то лаяли чужие собаки. А я надеялась на своих, что они найдут меня. Все равно мне было трудно идти. Туман промочил платье до нитки. И оно плотно облепило меня.

Утомленная, закрыла глаза. Разбудил меня влажный поцелуй в щеку. Это милый Анод нашел меня и, нежно повизгивая, лизал мое лицо.

XXVI. Скучно быть улиткой!

Не знаю, какое поручение дал Леонид Грохотову и о чем просил его. Но вскоре после завтрака Грохотов в сопровождении Луки отправился на лошадях в Саялы.

Леонид вызвал меня к себе.

На столе перед ним лежали большой фотоснимок и маленькая овальная коробочка, похожая по форме на разрисованную пудреницу или табакерку, какие делают под Москвой, в Федоскинской артели.

Леонид протянул мне фотографию. Я слышала, как он пробормотал:

– Лучше и нельзя… Портрет хорош.

Такое начало разговора мне не понравилось. У Леонида взгляд был жестокий, острый и чужой. Но я успокоила себя тем, что Леонид сейчас раздумывает над новыми затруднениями, которые возникли в связи с ночным происшествием.

С фотографии на меня смотрело лицо человека, который тогда (помните?) обмахивался парусиновой кепкой, потом обрывал лепестки роз на пароме и ехал со мной через Зеленое озеро.

– Видели вы когда-нибудь этого человека раньше? До того, как он похитил вас? – спросил Леонид.

Мне показалось, что лучше не быть уверенной настолько, чтобы сказать твердое «да». Подумала и решила – пусть сначала Леонид узнает меня. Успею еще заняться узнаваниями малознакомых мне людей.

– Нет, – ответила я, глядя прямо в лицо Леониду.

Тот кивнул головой.

– Вполне вероятно.

Леонид отобрал у меня фото и показал пальцем на овальную коробочку.

– А это видали когда-нибудь?

– Нет.

– До настоящего момента не видали?

– Да, не видала до настоящего момента.

– Тогда возьмите в руки и внимательно рассмотрите.

Я взяла коробочку. Она раздвигалась, как пенал. Две крошечные кнопки на поверхности делали ее похожей на карманный фонарь.

– Обратите внимание на отверстие сбоку, – сухо выговорил Леонид. – С виду очень невинная, хотя и странная вещица. Ее вчера принес мне Анод.

– Что это? – спросила я.

Леонид насупился. Никогда раньше не замечала я, чтобы он мог смотреть таким, почти злым, взглядом. И голос его показался неприятным и чужим.

Нет, это не он! Это не прежний мой знакомый незнакомец!

Леонид ответил на мой вопрос очень официально, как обвинитель или следователь:

– Из этой маленькой вещицы в вас стреляли…

– Кто стрелял? – прошептала я, вздрогнув, будто от неожиданности.

– Тот, кто напал на вас вчера ночью. Тот, чью фотографию вы сейчас видели.

– Как стрелял? – невольно еще раз спросила я, хотя и знала, что огненная струйка, просвистевшая ночью мимо моего уха, вряд ли была игрушечным фейерверком.

– Очень просто, – произнес Леонид уже спокойнее. Аппарат примитивен, но не безопасен. Электронный разрядник, – так можно бы, пожалуй, назвать эту вещь.

Леонид не вдавался в подробности, а я считала излишним добавлять что-либо к тому, что уже было мною рассказано о похищении. Леонид не спросил даже, как это я ухитрилась сделать фотоснимок нападавшего. По-видимому, Леонид считал это вполне естественным даже в том положении, в каком я тогда очутилась. Втайне я гордилась, что сумела использовать маленький фотоаппарат Симона.

Но Симон, не говоря ни слова, отобрал его у меня, лишь только я вернулась из невольного ночного путешествия.

В ту минуту я внезапно осознала, что события, происшедшие со мною и описанные выше, тесно связаны между собою. А человек, которого я впервые увидела в Светлом, владеющий, как я теперь узнала, оружием нового типа, играл во всей этой истории не последнюю роль.

Незаряженный или, вернее, разряженный странный пистолет я держала сейчас в руках. Вероятно, из этого самого электронного пистолета человек убил там, на скамье, моего знакомого незнакомца. Может быть, незнакомец и Леонид – близнецы? Здесь начиналась тайна, в которую ввязываться было для меня, как мне тогда показалось, излишним.

Человек в кепке пытался застрелить меня!

Вдруг я вспомнила смерть Альфы.

Ведь у меня тогда создалось впечатление, что Альфа убита. А она умерла только на некоторое время и затем воскресла. Значит, и я могла очутиться в положении временно умершей.

– Вы не слушаете? – прервал мои размышления голос Леонида. – Очень жаль. Я надеялся, что это должно было бы заинтересовать вас…

– Простите, – пробормотала я. – События вчерашней ночи взволновали меня…

– Отлично понимаю, – тихо, как бы стараясь излишне не беспокоить меня и смягчаясь, произнес Леонид. Мы с Симоном подняли вас внизу и принесли сюда в очень плохом состоянии. Как вы чувствуете себя сейчас?

Мне хотелось скривить губы в озорной усмешке.

– Прекрасно, – пробормотала я. – Совершенно замечательно. Безумно заинтересована нашим разговором.

Леонид не обратил внимания на иронический тон моих слов. А я скрыла улыбку и, придавая голосу серьезность, добавила:

– Но в таком важном деле, по-моему, не следует уделять особого внимания деталям личного порядка. Если все существенное для вас ясно…

– Что вы предлагаете? – договорил за меня Леонид.

– Задержать человека, – самыми естественным тоном ответила я. – Потом поговорить с ним начистоту.

Леонид постучал карандашом по столу.

– Это было бы слишком просто и не очень дальновидно. Представьте себе, что этот субъект, – Леонид при этом показал на фото, – может быть, только и мечтает, как бы встретиться со мной и поговорить начистоту. А разговор этот пока преждевременный.

Он задумался, не обращая больше на меня никакого внимания. С моей стороны было бы бестактностью прерывать его и высказывать свое мнение. Я не смела сказать ему, что мне хочется знать все о взаимоотношениях этих людей. Становилось очевидным, что я уже не должна произносить более ни одного слова о человеке в парусиновой кепке и о тех обстоятельствах, при которых увидала его впервые. Это надо было со всей искренностью рассказать раньше. Момент упущен, и я кляла себя за наивную скрытность. Теперь, казалось мне, надо было продолжать молчать. Молчать еще упорнее и настойчивее.

Леонид посмотрел на меня.

– Скрытность хороша до поры до времени, – неожиданно выговорил он тоном, в котором я уловила мягкие нотки дружеского участия.

Я вздрогнула: Леонид совершенно точно отвечал на мои мысли.

– Искренность прекрасна всегда, – добавил он.

Я молчала. И тогда он сказал еще так:

– Но все-таки хорошо, что вы не знаете многих деталей нашей работы, планов и возможностей…

Я вскочила с табурета и воскликнула:

– Если б и знала, то смолчала бы!

Мне хотелось сказать Леониду, что я знаю гораздо больше, чем он полагает.

– Неужели вы сомневались? – вырвалось у меня.

И я укоризненно покачала головой.

Мне показалось в этот момент, что Леонид имел какие-то свои особые соображения, которыми не считал возможным делиться со мной. И мой похититель, человек в парусиновой кепке, тоже представился мне вдруг как некоторый объект эксперимента, который проводил Леонид.

Леонид посмотрел на меня снизу вверх:

– Вы сделали снимок в совершенно невероятных условиях. И этим оказали нам большую услугу.

Я решила не поддерживать разговора больше, потому что Леонид ускользнул от прямого ответа на мой вопрос.

Как скучно быть улиткой, замкнувшейся в свою скорлупу!

XXVII. Анод

К вечеру вернулся Грохотов. Он казался усталым. О чем-то переговорил короткими фразами с Леонидом и пошел к себе отдыхать.

Я помогала Оле монтировать небольшой прибор по схеме, которую дал нам Симон. Заработались до полуночи.

Вдруг рядом в кабинете, где занимался Леонид, зазвучали невидимые колокольчики. На стенном щитке перед нами вспыхнули три белые лампы. Через секунду средняя погасла, потом загорелась ярким сиреневым светом.

Сигнал тревоги!

В лабораторию вбежал Симон.

– Опять неблагополучно! – крикнул он возбужденно.

На пороге кабинета показался Леонид. Я увидела, как он торопливо выхватил из кармана револьвер, ахнула и застыла от неожиданности.

– Спокойно, друзья, – раздался властный голос Леонида. – Не торопитесь, Симон. Птичка попалась.

Симон потряс своими громадными кулаками. Его зубы скрипнули.

– Надо включить прожектор! Тогда увидим, что за птица.

– Вы правы. Надо посмотреть, в чем дело. Включайте.

Симон выскользнул из кабинета. Оля за ним. Леонид взял меня за руку:

– Идемте!

В непроглядной тьме мы остановились недалеко от крыльца лабораторного домика.

Тонкий яркий луч, как солнечный, просверлил темноту и начал быстро шарить по склонам горы. Потом остановился. Я напряженно вглядывалась, следя за лучом. Сердце мое нервно забилось. Показалось, что луч прожектора осветил лицо человека в кепке.

Прожектор погас. Я схватила Олю за руку.

– Тебе почудилось… – прошептал мне на ухо ее голос. Вероятно, я сказала вслух о том, что увидела.

Леонид вполголоса разговаривал с приблизившимся в темноте Симоном. Потом подошел Грохотов. Я могла расслышать только отдельные фразы:

– Кто-то лежит у реле…

– Пойду посмотрю…

– А если это приманка?

– Ага…

– Где наши собаки?

Послышался резкий свист Симона. Он звал собак.

– Это ты, Катод? А где Анод?

И опять свист и ответное беспокойное урчание Катода. Вторая собака пропала.

В ту ночь мы не ложились спать и с нетерпением дожидались рассвета. В темноте бесполезно было производить дальнейшие поиски.

Когда забрезжило, мы осторожно спустились по тому склону горы, откуда был дан сигнал тревоги.

Помню, по вершинам гор ползли прозрачные красноватые облака. Искрился дальний ледник. А вокруг нас лежала густая тень. Солнце как будто не хотело заглядывать сюда, за крутой склон горы. И вот мы остановились, пораженные неожиданным зрелищем.

В пасмурном полусвете увидали на каменистой площадке окровавленный труп нашего бедняжки Анода.

В плотно стиснутых, окоченевших челюстях собака держала кусок материи, по-видимому, вырванный из одежды.

Леонид показал по направлению к лесу:

– Кажется, не ошибусь в некоторых деталях происшествия. Милый наш Анод боролся там, ниже. Был смертельно ранен. Видите, кровавые следы? Но нашел в себе силы добраться сюда, чтобы дать нам знать об опасности.

Симон склонился над Анодом, разжал челюсти собаки, вынул клочок материи и протянул его Леониду. Грохотов пожал плечами:

– Что за тряпка?

Леонид развернул материю и показал нам.

– Но это же карман! – вскрикнула Оля.

– И притом вырванный из мужского пиджака, – добавил Симон.

– А внутри кармана клочок бумаги, – жестко усмехнулся Леонид.

– Что такое? – заинтересовался Грохотов.

Он посмотрел и пробурчал:

– Совершенно непонятно! Какие-то линии и зигзаги. А!.. Да ведь это более чем любопытно! Может быть, ты, Леонид, разберешь?

Леонид спрятал в карман клочок бумаги и предложил:

– Давайте похороним Анода здесь. Он был верным сторожем.

Мы принесли кирки и заступы. На холмик положили тяжелый красивый камень. Симон черной краской написал на камне одно лишь слово: «Анод».

Южное солнце ожесточенно жгло, когда мы, печальные, поднимались к себе на гору.

Вечером Оля шепнула мне новость:

– Получена радиограмма. Степан Кузьмич и я выезжаем в центр. Немедленно. Пойду укладываться. Ах, да!.. В таинственной записке был план нашей станции.

Рано утром, когда фигуры Грохотова, Оли и сопровождавшего их Луки исчезли внизу за деревьями, Леонид, как будто вскользь, сообщил мне:

– Придется преодолевать новые трудности. Не боитесь?

– Не боюсь, – ответила я. – Привыкла, и мне нравится здесь.

Леонид остро взглянул на меня:

– Будем работать не здесь.

– Где же?

– Строится пункт, откуда будут отправляться шаровые.

Период весенних гроз в Саяльском пятигорье кончился. Весенние грозы начинались, как по расписанию, ровно в половине двенадцатого дня по местному времени. Теперь же восточный ветер приносил громадные тучи по ночам. С вечера воздух густел. Становилось душно. Зарницы полыхали в горах, как пожары. А по остроконечным вершинам, ночью бегали разноцветные языки пламени. Но днем грозы прекращались.

Время за работой мчалось незаметно, без всяких происшествий.

Ежедневно Леонид и Симон подолгу разговаривали с кем-то по мощному радиотелефону.

Меня в подробности не посвящали, но я была даже довольна этим. Так было спокойнее. Правда, я знала, что постройка новой, постоянной станции где-то здесь поблизости, в горах, уже подходила к концу.

Однажды Симон сказал при мне Леониду:

– Послезавтра приступят к наружному монтажу.

– Тогда надо подумать, кто будет дежурить в большом гольдере, – отозвался Леонид.

– Где? – изумилась я.

Леонид указал пальцем на пол:

– Там, внизу.

Мне раньше и в голову не приходила мысль о подземных помещениях. Но ведь их здесь не было! Где же они? В другом месте?

Прошла приблизительно неделя.

Как-то Леонид сообщил, что я должна сопровождать его. Я так привыкла к неожиданностям, что не стала даже спрашивать, куда едем.

– Ага, – ответила я.

Мне казалось удобнее быть немногословной, как Симон.

XXVIII. Молнии в плену

Верхом на лошадях мы с Леонидом спускались в Саялы. В лесу встретилось несколько всадников, с которыми Леонид обменялся какими-то фразами.

– Ну, поехали! – весело предложил мне Леонид, кончив разговор. Мы помчались и скоро очутились в Саялах. Там пересели на машину и довольно долго кружили по хорошему, бетонированному шоссе.

– Сейчас мы будем на восточном склоне Чап-Тау, – обмолвился Леонид.

Авто остановилось. В темноте я успела рассмотреть, что стоим у подножия горы. Наверху слышались голоса и горели неясные огни. Мы вылезли из авто. Рука Леонида дотронулась до моего локтя:

– Где вы? Держитесь за меня. Не хочу зажигать фонаря…

Быстро темнело. Но я уже привыкла двигаться по территории станции в полнейшем мраке и смело сказала:

– Идемте.

При отсвете крупных звезд, выглянувших в просвет облаков, я спокойно шагала рядом с Леонидом. Невидимый шофер подошел к авто и стал пробовать мотор.

Мы прошли немного. Скрипнула дверь. По-видимому, Леонид открыл ход, который был ему отлично знаком.

– За мной… Не споткнитесь о порог. Нащупайте его ногой. Благополучно? Ну, мы, кажется, на площадке… Тогда…

Позади с легким скрипом закрылась дверь. И сейчас же ровный, приятный дневной свет поразил меня. Мы находились в красивом вестибюле. Розового мрамора стены окружали площадку, от которой вверх вела широкоступенчатая лестница. Тщетно искала я источники света. Их не было на потолке. Ни люстр, ни ламп, ни свечей. А стены словно сами излучали дневной свет…

– Что это? – могла только прошептать я.

Леонид улыбнулся. Этой улыбкой он задавал мне безмолвный вопрос.

Я всплеснула руками:

– Как замечательно!..

В тот момент мне хотелось говорить самые восторженные слова. Вероятно, лицо мое слишком ясно выразило все эти чувства, потому что Леонид сказал:

– Да, здесь хорошо… Взгляни… те!

Мы поднимались по ступеням в молчании. Леонид снял кожаную кепку, и я видела, что его волосы как будто потемнели.

Собственно говоря, продолговатый, не очень высокий вал, в котором, пройдя нижнюю площадку, мы очутились, не представлял собой на первый взгляд ничего потрясающего. Тот же приятный дневной свет озарял золотистосердоликовые стены. Вдоль них, как в музее, тянулись два ряда белоснежных мраморных столов, образуя довольно широкий проход. На столах покоились полуметровые прозрачные толстостенные колбы. Сначала они показались мне совершенно пустыми.

Леонид остановился посредине зала. Наши силуэты отражались от матовых плит, которыми был устлан пол. Леонид обвел глазами вокруг.

– Мы в помещении большого гольдера. Знаете, что называют гольдерами?

– Нет.

– Гольдер значит «хранилище», – объяснил Леонид. – В газотехнике большие сооружения, содержащие в себе какой-нибудь газ, называются газгольдерами.

– Понятно, – ответила я. – А в этих гольдерах тоже газ?

Леонид посмотрел на меня, чуть сдвинув брови.

– Нет. В колбах содержится то, что до сих пор обычно называли шаровыми молниями.

– Значит, это молниегольдеры? – сообразила я.

Леонид засмеялся:

– Хорошо сказано! Да, да…

Я склонилась над одной из этих цилиндрических колб. Но сейчас же отшатнулась.

Дневной свет в зале вдруг погас, и теперь ряды цилиндров на столах источали тонкое голубоватое сияние. В ближайшем цилиндре я ясно увидела небольшой огнистый шар, совершенно такой же, как тот, что в памятную ночь висел около меня на ветви яблони.

Шар медленно передвигался внутри цилиндра от одного края до другого, потом обратно. Он напоминал мне зверька, запертого в клетке и ищущего выхода на свободу.

Рядом, в другом цилиндре, маленький, с орех, желто-красный шарик прислонился к прозрачной стеколевой стенке и не двигался.

– Шаровые молнии? – пробормотала я. – Как же с ними…

Дальше я не могла говорить от волнения.

Незаметно для меня Леонид снова включил дневное освещение. Теперь я могла по достоинству оценить всю величественную простоту обстановки, всю торжественность геометрических линий, оттенявших изящество архитектуры.

– Этот зал я назвал большим гольдером. А вот как бы индивидуальные гольдеры – для каждой молнии. – Леонид показал на цилиндры. – Мы находимся под новой постоянной станцией. Мы получаем здесь шаровые молнии и будем использовать их. Это «склад» шаровых. Все стеколевые гольдеры, как видите, заряжены. Сегодня вам придется дежурить здесь. Не боитесь? Признаться, у меня сейчас доверенных лиц, кроме вас, нет никого…

Это было правдоподобно. Я хотела было упомянуть о других работниках института, но Леонид уже ответил, не дав мне раскрыть рта:

– Оля и Степан далеко… Поджидаю Симона. Он ведь едет следом за нами. Но мы с ним будем сегодня работать наверху.

Леонид прошел по залу, проверяя стеколевые хранилища. У него блестели глаза. Вдруг он повернулся ко мне на каблуках:

– Итак, не боитесь?

– Нет.

Мне очень хотелось выполнить его поручение.

– Ваше дежурство кончится к утру…

В дальнем, против входа с лестницы, конце зала увидела я широкое окно. А рядом дверь с надписью «Диспетчерская».

Леонид ввел меня туда.

Если сесть на мягкий удобный стул за столом, на котором расположены щитки со знакомыми мне контрольными лампами, то через окно диспетчерской можно отлично наблюдать всю внутренность большого гольдерзала.

– Что надо делать? – спросила я.

– Ваши обязанности несложны… Садитесь за стол.

Я села. Леонид объяснил:

– Вы заняли место диспетчера. Теперь слушайте внимательно. На столе перед вами двадцать четыре счетчика. Они фиксируют поведение шаровых молний, заключенных в стеколевые гольдеры. Ваша обязанность – смотреть на циферблаты. Следить за молниями. Вот здесь… Если стрелка двигается вправо от нуля, то все в порядке. Если же стрелка начнет двигаться влево, вы обязаны точно отметить время и цифру, на которой стрелка остановится.

Совершенно новенькая тетрадь и две прекрасные автоматические ручки лежали перед часами, вделанными в борт стола.

– Что значит, если стрелка двигается? – поинтересовалась я.

– Нуль наверху – состояние равновесия. Направо приток новой порции… шаровой молнии. Налево – утечка.

– Понимаю, – кивнула я головою, не столько понимая, сколько догадываясь.

Стрелки счетчиков мирно стояли примерно на нуле. Некоторые слегка вздрагивали. Две стрелки на крайних циферблатах медленно двигались вправо на несколько делений круга, потом также медленно возвращались к нулю. Я с любопытством наблюдала за движением стрелок. Это мне напомнило детство, когда отец поднимал меня на руках и показывал стрелку барометра, который всегда мне казался чудом: ведь он мог предсказывать погоду!

– Этот рычажок, – продолжал объяснять Леонид, выключатель ртутных ламп дневного света. Вот… – Леонид показал действие рычажка. – Можете управлять светом, как хотите. Здесь – указатель. Здесь – переключатель… Попробуйте.

Передвинув рычажки и выключив совершенно свет ртутных невидимых ламп, я полюбовалась волшебной перспективой молний, источавших все оттенки голубоватого неподражаемого сияния.

Леонид сверил показания своих ручных часов с показаниями часов диспетчерской.

– Двадцать два двадцать.

Мелодичный гудок заставил меня вздрогнуть. Леонид взял лежавшую направо от меня трубку телефона.

– Прибыл? – спросил в трубку Леонид. – Отлично… Что? Да, поняла все. Разумеется.

Он положил трубку.

– Симон срочно зовет меня. Он уже наверху. Поэтому – последние наставления. Телефон в вашем распоряжении. Он соединен наверху только с моим кабинетом. В столе ваш ужин. Вода в графине. Если надо вымыть руки, туалет рядом. Вентилятор и электроотопление – вот. Регулируйте температуру, как хотите.

Он взглянул на термометр:

– Девятнадцать Цельсия… Не холодно?

– Что вы? – засмеялась я.

– Ну и отлично! Принимайте дежурство. Пишите: «Двадцать два часа двадцать пять минут» – и так дальше, что полагается. До свиданья. – Леонид подошел было к двери из диспетчерской, потом повернулся: – Ах, забыл! Пожалуйста, не трогайте никаких других рычажков… Еще раз до свиданья. Выйду другим ходом.

Дверца в стене казалась похожей на дверцу большого шкафа.

– Здесь у нас лифт, – сказал он, открывая дверцу, за которой было темно, – Можно быстро подняться на вершину, особенно в случае… – Леонид вынул ключ из двери и держал его в руках, – в случае аварии.

Перешагнул через порог. Дверь бесшумно захлопнулась. Через секунду послышался звук поднимающегося лифта.

Я осталась совершенно одна.