Текст книги "Десятая планета(изд.1945)"

Автор книги: Сергей Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

ДЕСЯТАЯ ТЕТРАДЬ

Любопытство мучило меня. Что означали таинственные приключения той ночи, когда кто-то заглядывал ко мне в комнату? Почему Добби был как будто разочарован, когда увидал меня пойманным под каштаном? И как странно, что Добби знал покойного доктора Рольса. Может быть, не он открыл вирус «колючки бушменов», а бедный Рольс, который и поплатился впоследствии… А если это так, то…

И вместе с тем было очень интересно работать в лаборатории.

В течение нескольких дней мы отгоняли спирт от экстракта, и, наконец, на дне колбы Добби получил около унции темной маслянистой смолы.

– Но это еще не все, – сказал он, рассматривая полученный продукт. – Здесь вирус находится в соединении с массой других белковых веществ. Надо его отделить от них.

И опять продукт подвергся растворению в реактивах, а раствор пошел в фильтры и центрифугу.

Центрифуга Добби делала шестьдесят тысяч оборотов в минуту, и только спустя три часа после начала центрифугирования Добби выключил рубильник и вынул пробирку из аппарата.

– Вот вирус в чистом виде! – произнес с торжеством Добби, подняв пробирку в руке. – Смотрите.

Мелкокристаллический, слегка желтоватый порошок лежал на дне пробирки.

Стрелка высокочувствительных электромагнитных весов показала: 14,55701.

– Вычтем чистый вес пробирки, – сказал Добби.– Он равняется четырнадцати целым пятидесяти пяти сотым грамма. Сделаем поправку на влажность и атмосферное давление. – Он чуть прищурил глаза .и выговорил: Около пятнадцати миллиграммов чистого вируса. Принесите шесть кроликов из клетки номер девять.

Через полчаса я поочередно подносил к Добби кроликов, держа их за уши. Добби уже успел растворить крупинку вируса в физиологическом растворе и впрыснул кроликам по шприцу. Колба с оставшимся раствором была поставлена в термостат. Я зажег бунзеновскую горелку. Добби тщательно запаял ампулу с чистым вирусом и приобщил ее к своей коллекции.

Рука его слегка дрожала, когда восковым карандашом он написал на ампуле: "Бушм-агого. В. 12".

– Теперь я спокоен, Сэм, – произнес Добби с видимым удовольствием. – Все количество добытого мною ранее вируса ушло на опыты. А мне надо было иметь полную коллекцию вирусов. Да еще следовало помочь вам. Только на днях я наконец получил плоды колючки из Угого через контору, которая занимается комиссионерством в Центральной Африке.

– Это стоило вам много денег? – отозвался я.

Добби посмотрел на меня прежним взглядом, который мне не переставал нравиться.

– Хм… Когда работаешь для науки,-нельзя задумываться над затратами… Он добавил: – Для науки не надо жалеть ни трудов, ни средств. Через неделю ежедневных впрыскиваний сыворотка кроликов накопит антагониста вируса, и свежее лекарство против заболевания будет готово для вас, Сэм.

– Это будет отлично, сэр, – отозвался я. – Ведь тогда ваша работа будет проверена на мне. Признаться, когда-то мне даже хотелось участвовать в подобном эксперименте.

– Хм… Вот как?

– Да, сэр. Лорд Паклингтон из Олдмаунта…

– А, неудачливый дилетант, которого выгнали из королевства? – спросил Добби. – Вы и его знали?

– Нет, сэр. Я никогда не видал его. Но история…

– История его преступлений облетела весь свет, насмешливо сказал Добби. И он плохо кончил, этот лорд. Даже хуже несчастного Рольса.

– Хуже, чем убит? – прошептал я.

– Хм… Об этом писали в газетах. Он не вынес несчастья. Разрыв сердца.

– Бедняга! – искренне отозвался я.

II

Сыворотка была готова через неделю, и я, получив впрыскивание свежего антивируса, с нетерпением ожидал результатов лечения.

Добби большей частью сидел за письменным столом в кабинете, приводя в порядок солидную рукопись; Он мало занимался в лаборатории, заглядывая в нее только изредка и наблюдая за моей работой.

Он выучил меня делать химические реакции на белок, и они у меня уже отлично удавались.

– Вам всегда будет обеспечен кусок хлеба, Сэм. Наука нуждается не только в лабораторных служителях, а и в людях, которым нравится живое лабораторнве дело. Область изучения вирусов безгранична. Каждый работающий над вирусами будет рад иметь вас своим помощником…

Я входил во вкус изучения вирусов. Добби был неизмеримо ученее "змеиного профессора", который, как мне теперь казалось, больше интересовался получением доходов со своей ужасной фермы. Из уроков Добби я черпал полными горстями интересные сведения.

Мало было выделить вирусы в чистом виде. Добби нашел спосвб изменять их свойства.

– Вирусы, Сэм, – белковые тела, – сказал однажды Добби. – Белковая молекула, по моему представлению, состоит из центрального ядра и множества боковых цепей. Так думал еще Эрлих. Эти цепи активны. Они являются основой безграничного разнообразия белковых тел с их удивительными свойствами находиться в постоянном обмене с окружающей средой. Я задал себе вопрос: "Знаю химическое строение цепей. Знаю строение молекулы вируса табачной мозаики. От наличия какой цепи зависит заразное свойство вируса?" Я убрал одну цепь. Но вирус продолжал оставаться вирусом. Значит, заразное начало зависит не от этой цепи. Я перепробовал множество возможностей, и, наконец, дело оказалось нетаким кропотливым, как я думал. В каждом вирусе eсть такая цепь; которая названа мною паразитарной. Молекуле вируса через эту цепь легче всего осуществлять обмен с внешней средой, выбирать из нее не отдельные гростые вещества, а целые куски других белковых молекул. Но для этого молекула вируса должна разрушить другую, невирусную белковую молекулу, что мы и видим в природе. Мой виварий состоит из животных, на которых я пробую различные виды измененных вирусов. Вот и все…

– Простите, сэр, – произнес я, думая о сказанном Добби, – вот вы говорите о молекулах, о боковых цепях. И говорите так, как будто видели их. Разве можно видеть?..

– Можно, Сэм, – серьезно ответил Доббн. – Не через обычный микроскоп, а посредством особого аппарата, Вот он.

Тут Добби подошел к шкафу над центрифугой и открыл дверцу с буквами "Э. М.".

В шкафу оказался футляр, скрывавший солидный прибор.

_ – Перед вами, Сам, электронный микроскоп. Волны света слишком грубы, чтобы наш глаз мог увидеть белковые молекулы. Но если вместо лучей света применить поток электронов, то они на фотопластинке дадут при соответствующем увеличении изображение молекул препарата. Подобным образом пользуются потоком рентгеновских лучей, чтобы получить изображение расположения атомов в кристаллах. В электронном микроскопе дело не сложнее.

Доббн снял футляр и поставил его на лабораторный стол.

– Я беру, – сказал он, – ничтожное количество чистого вируса, кладу его на целлоидиновую пластинку и вставляю ее вот в эту нижнюю камеру.– Добби показал мне камеру. – Потом герметически запираю ее и включаю пневматический насос. Он выкачивает из камеры воздух, чтобы ничто не мешало потоку электронов проходить в камеру. Иначе частицы газов воздуха будут искажать изображение. Вот сюда, Добби показал мне, – вставляется кассета с фотопластинкой. Оптический фокус вымерен заранее и постоянен. Когда все аккуратно установлено, надо включить ток. При замыкании тока получается электромагнитное поле. Электроны начинают двигаться в определенном направлении. Они проходят через препарат, затем через электромагнитное поле и отбрасывают изображение мельчайшего сверхмикроскопического строения вируса, а значит, и его молекул на фотопластинку. Экспозиция длится не более десяти секунд. Я выключаю ток. Остается только проявить пластинку, потом сделать диапоаитив…

Я с благоговением смотрел на этот "Э. М.", замечательное достижение научной мысли.

– Электронный микроскоп изобретен не мною. Но конструкция этого препарата несколько упрощена по моим указаниям, – добавил Добби скромно. – А вот… Добби достал из ящика стола несколько снимков и протянул их мне: – Смотрите. Фото молекул вирусов. Вот молекулы вируса табачной мозаики. Видите, они похожи на палочки. Кончиками они сцепляются в длинные нити. Лабораторные вычисления показывают, что молекулярный вес многих вирусов очень высок, достигает миллионов единиц.

Я смотрел на фото. Так вот в чем разгадка мозаики! Вот эти палочки и вызвали там, на плантациях Индии, поражение растений, образовали эти мертвенные кольца на табачных листьях и омертвение стебля…

Наука поразила меня.своим величием, запечатленным на этих скромных фото. И как ничтожен показался мне мой собственный жизненный путь с прыжками на арене и поисками необычайных стран, наполненных необычайными сокровищами!

Я пересмотрел коллекцию фото и помог Добби накрыть "Э. М." футляром в шкафу.

III

В клетке номер шесть содержались коты, в клетке номер семь – маленькие кривоногие таксы, а в номере восемь – маленькие черные пудели.

Помню, после моего знакомства с "Э. М." я отправился в виварий посмотреть, как поживают мои кролики. Через день я должен был получить последнюю прививку. Зеркало говорило мне, что пока еще особого улучшения в моей наружности не произошло. Кролики отлично уплетали траву, которую я им нарезал на площадке, и ничто не предвещало бури.

Вдруг я услышал какое-то странное мяуканье. Я подошел к, клетке с котами. Они лежали смирно. Но удивительное дело – мяуканье продолжалось. Мяукали таксы!

287

В крайнем изумлении я наблюдал за населением клетки номер семь. Одна такса сидела на задних лапках и умывалась.

– Кис-кис, – позвал я и постучал о решетку клетки.

Это разбудило котов рядом, и они… залаяли. Правда, они лаяли не в полный собачий голос. Но это был лай.

"Удивительно, – подумал я. – А ведь это результаты измененных вирусов. Надо бежать к Добби…"

Но одна мысль остановила меня.

"А что если этот человек обманывает и я для него только подопытное животное? Вдруг и я стану мяукать?"

Стало так страшно, что полет в катапульте показалcя шуткой.

Мне почудилось, что кошачьи морды стали походить на собачьи. Чтобы удостовериться, я отпер клетку. А животные будто только и дожидались этого. С довольным каким-то урчанием и каким-то мяукающим лаем они выскочили из клетки. Пытаясь удержать их, я уронил клетку с таксами, дверца ее растворилась…

– Мигли! На помощь! – закричал я, выскакивая из вивария.

Прибежали Добби и повар. Задыхаясь, я рассказал о происшедшем.

– Идите в дом! – прикрикнул на меня Добби. – Мигли по моему приказанию переставил сегодня клетки.

– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Мигли. – Сэму вечно представляются небылицы. Охотно дам присягу, что он лунатик.

– Ступайте отсюда, слышали? – приказал Добби.– Я сам рассажу животных по клеткам.

– Но уверяю вас, сэр, что коты лаяли… – заикнулся я.

– Идите! – крикнул Добби. -,По контракту вас надо оштрафовать за ослушание.

Понуро я поплелся из вивария.

"Неужели это все мне кажется? – мучительно думал я, вынимая пробирки из центрифуги и промывая их ершиком. – Да ладно! Завтра последняя прививка антивируса, и прощайте, мистер Добби. Лучше голодному сидеть в Эшуорфе, чем обедать на скале Двух Роз, в этой вирусной вилле".

Добби вошел в лабораторию тяжелыми шагами и долго мыл руки.

– Самые интересные животные разбежались, – сердито произнес он, вытирая руки полотенцем. – Вы окончательно испортились, Сэм. Как только лечение закончится, мы расстанемся. Вы так взволновали меня…

– Прошу извинения, сэр, – сказал я сухо.

Но гнев Добби уже остыл.

– Не надо омрачать последние дни нашей совместной работы, Сэм, – произнес он. – Скоро все должно измениться. Хм… А пока мир. Я тоже стал нервничать в последнее время. Это результат усиленной работы. Завтра я хочу сделать дальнюю прогулку. Мне надоело это затворничество.

IV

Ранним утром Добби собрался в район заброшенных копей.

– Надо несколько сменить впечатления, Сэм, – сказал он, засовывая в карман пакет с завтраком, заботливо приготовленным Мигли. Потом он взял фляжку с водой и повесил себе на шею горняцкую электролампу.

– Вы берете с собой "Эмми"? – воскликнул я, указывая на лампу.

– Да, и еще сто ярдов веревки, – ответил Добби. – Не делайте удивленный глаз, я вовсе не собираюсь спускаться к центру земли, я просто посмотрю, что делается в одной старой шахте. Давно слышал я про нее…

Детские воспоминания овладели мной.

– О, сэр!.. С лампой совсем не страшно… А я мальчишкой спускался с Эдом без лампы.

– Оставьте, Сэм, – отмахнулся от меня Добби.

– Слово чести, сэр! – воскликнул я. – Лазил в шахты Патрика и у горы Девы. Только…

Тут я запнулся.

– Только не бывал в Длинном Хоботе? – усмехнулся Добби. – Хм… А я как раз туда и отправляюсь.

Я вспомнил о Длинном Хоботе. Так назывался старинный заброшенный калодец легендарное место, пол" ное всяческих тайн и приключений; о нем завсегдатаи "Королевского тигра" любили рассказывать страшные небылицы. Мальчишкой мне так и не удалось побывать у Длинного Хобота, но я прекрасно знал, как пройти к нему. Эд Орфи бывал там и хвастал, будто бы спускался на дно этого угольного колодца. И я тогда страшно завидовал смельчаку.

– Туда очень запутанная дорога, сэр, – заметил я.– Надо сначала от Черного Холма спуститься к Мертвым Шахтам а потом уже свернуть направо…

– Хм, – призадумался Добби. – Пожалуй, я не найду дороги.

– Позвольте мне сопровождать вас, сэр, – предложил я. – Мертвые Шахты надо обойти очень осторожно. В некоторых из них нет дна…

– Вы пугаете меня, – задумчиво сказал Добби. – Ну хорошо, пойдемте. Возьмите в столовой вторую фляжку, и отправимся. Кстати, прогулка на свежем воздухе будет для вас полезна.

Я повесил флягу через плечо, засунул в карман несколько сандвичей и взвалил на спину связку веревок.

Сопровождаемые добрыми напутствиями Мигли, мы тронулись в путь и сравнительно быстро и легко перевалили через Черный Холм. Дальше рельеф местности становился более сложным. В оврагах широко зияли пустые, безмолвные колодцы. Мрачные кучи угольной пыли, из которой давно уже были выбраны все годные на топливо кусочки, громоздились одна подле другой. Дожди и снег размывали пыль, а время и зной прессовали эту кашу снова в плотные пласты.

Мы отошли от виллы мили на две, и пустынное плоскогорье открылось перед нами, когда мы выбрались из последнего оврага.

На плоскогорье я раньше не бывал. В дни детства Черный Овраг был чертой, где кончались наши ребячьи похождения. Дальше открывались неизведанные пространства, пленявшие тогда своей таинственностью.

Если вы представите себе высохшее дно допотопного озера, силой вулканических сдвигов некогда приподнятого высоко над уровнем океана, то поймете, ЧТУ за пейзаж открылся перед нами, когда через час ,ходьбы мы приблизились к Длинному Хоботу в середине плоскогорья.

Толстый вал выветривающихся песчаников окружал эту глинистую громадную впадину. Глыбы песчаника самых причудливых очертаний торчали кругом, то похожие на странные гигантские грибы, то будто на окаменевших ихтиозавров ростом с трехэтажный дом, вставших на дыбы и разинувших свои зубастые пасти. В середине котловины зияла черная дыра заброшенной шахты. Еще уцелели мрачные развалины кирпичных построек с провалившимися крышами, а ржавые ребра железного каркаса подъемки, будто кости чудовищного скелета, выпячивались из гнилой трухи деревянных перекрытий. И повсюду лежала густая траурная пыль.

Это и был знаменитый Длинный Хобот,

– Следует принять меры предосторожности, – сказал серьезно Добби.

Я оторвал взгляд от окружавшего нас мрачного пейзажа. Мы подошли к краю Хобота. Добби бросил в него камешек и прислушался, но ни одного звука не донеслось к нам из глубины колодца.

– Здесь нет дна, – пробормогал я.

– Хм… Следовательно, – улыбнулся Добби, – брошенный мною камень сейчас летит сквозь нашу планету и вынырнет где-нибудь в Чили? Пустяки.

Он храбро обвязал веревку вокруг своей талии и прикрепил к груди "Эмми".

– Вы серьезно намереваетесь спуститься в Хобот? -воскликнул я, признаться, с восхищением. Мне нравилась смелость Добби.

Он понял восторженный тон моего вопроса.

– На этот раз я сделаю отступление от контракта, сказал он серьезно. – Я не хочу, чтобы вы смотрели на меня как на странного чудака. Я люблю серьезные вещи. Да, я спущусь в Хобот, но не из-за ребячества. Знайте, Сэм, что я не так богат, как вам это, быть может, кажется. Я всегда любил комфорт, но презирал расточительность. Каждая гинея, которую я трачу, добывалась и добывается тяжелым трудом. Но плох тот, кто, работая и добывая средства к существованию, думает только о своем желудка и личных удобствах. Надо думать о народе, детьми которого являемся мы, и о родной земле, на которой мы родились и которая примет наши останки в свои недра, когда мы кончим наш жизненный путь. Надо думать о родине, Сэм.

– Я не совсем понимаю вас, сэр, – насторожился я.

– Поймете сейчас, – очень проникновенно сказал Добби. – Ваш рассказ о заброшенных здесь копях глубоко взволновал меня. Их бросили разрабатывать потому, что будто бы они нерентабельны. А если это неправда? Если здесь еще лежат миллионные богатства, миллионы тонн угля, которые наша страна может взять здесь, а не привозить издалека? Если шахты заброшены лишь потому, что жадным владельцам этих участков казался мал процент барыша? Если им лень поработать над восстановлением добычи угля? – Добби посмотрел куда-то далеко-далеко. – Нам надо брать пример с русских, – серьезно сказал он. – Мы еще плохо знаем этот замечательный трудолюбивый народ. Не так давно он объединил вокруг себя грандиозную дружескую семью народов огромной страны. Он взялся за свое хозяйство собственными могучими руками. Как они разрабатывают теперь свои недра! Как на Урале они восстановили сотни шахт, заброшенных прежними владельцами тоже из-за мнимой нерентабельности! А народ взялся за дело. И шахты оказались рентабельными! По углю русские имеют шансы выйти на первое место…

– Разве мы испытываем нужду в угле? – спросил я.

– Может наступить такое время, Сэм, что нам будет дорога каждая пылинка его, – ответил Добби.

– Чего же вы хотите?

– Сначала я сам проверю, что делается в шахте. Потом приглашу экспертов. Я настою, чтобы мне сдали в аренду эти места. И может оказаться, что дело будет не бесприбыльным.

– О, мистер Добби! – покачал я головой. – Дело серьезное…

– А вы как думали? – усмехнулся он. – Ладно… Надо спуститься и взглянуть. А уж вечером мы порасскажем нашему Мигли таких страстей! Вы только вообразите, как он примется ахать! Ну, держите веревку крепче. Если я дерну снизу два раза, то помогайте мне выкарабкиваться обратно.

Другой конец веревки мы заблаговременно привязали к железному стержню, торчавшему из земли.

– До свиданья, Сэм, – весело сказал Добби, спуская ноги в шахту. – Хм… знаете, здесь очень удобные ступени.

Гoлoва Добби скрылась. Я осторожно разматывал веревку. Добби спустился на всю ее длину, и веревка теперь спокойно лежала на краю. Заглянув вниз, я увидел, как крохотный огонек двигался в кромешной тьме.

– Алло! – крикнул я в волнении.

В ответ веревка дернулась один раз. "Слышит", – подумал я. Потом веревка очень долго была неподвижна. Это встревожило меня. В шахте мог оказаться угольный газ, тогда Добби грозила опасность задохнуться. К моей

радости веревка, наконец, задвигалась. Я принялся выбирать ее, чувствуя тяжесть Добби. Когда показалось его лицо, оно было чернее, чем у негритоса. Какой-то чумазый трубочист, а не Добби.

– Не усердствуйте, Сэм, – пробормотал он, сплевывая черную слюну. – Вы так тянули, что я еле поспевал. – Я боялся за вас, сэр.

Добби вылез и сел на землю. Грязный пот ручьями стекал по его щекам. Он с наслаждением дышал свежим воздухом.

– Замечательно, Сэм, – улыбнулс-я он, блестя зубами. – Там сталактитовые пещеры невыразимой красоты… Ну, давайте завтракать, дружище…

Он развернул пакет с сандвичами и выругался.

– Хм… Вот досада!

– Что случилось, сэр? – спросил я.

– Хм… Пустяки! Я обронил мою трубку. А все-таки жаль. Но я достану ее завтра.

Он задумчиво принялся жевать сандвич с ветчиной.

– Расскажите о сталактитовой пещере, сэр, – попросил я.

– Не поддается описанию, Сэм. Все блестит, как драгоценные камни. Но я шучу. На самом же деле, кажется, там угля еще достаточно.

Сандвичи были съедены.

– Хорошо бы покурить, Сэм, – пробормотал Добби и добавил с досадой: – Ах, трубка! Сэм, сейчас вы спустите меня опять вниз.

Безотчетный порыв молодости заставил меня сказать:

– Позвольте это сделать мне.

Но Добби подошел к краю и показал пальцем в колодец:

– Туда? Нет, друг. Видно, моя судьба сегодня получать двойное удовольствие. Да и зачем вам пачкаться в угле?

Но я настаивал. Во мне вспыхнули ребячьи мечтания о тайнах Длинного Хобота, и я с таким жаром умолял Добби, что чуть было не свалился в пропасть.

Добби решительно махнул рукой.

– Спускайте меня и не хнычьте.

Но я вцепился в Добби и умолял, придумывая тысячи доводов, что именно мне следует извлечь из Хобота трубку. Добби, наконец, смягчился.

– Вам хочется полюбоваться на сталактиты? Да их же там нет. Я пошутил. А впрочем, спускайтесь, вспоминайте свои ребячьи проказы. Но только не глубоко, не на всю длину веревки.

Он говорил дружелюбно и развязывал узел веревки у себя на жизоте.

– Слушайте внимательно, Сэм. Сначала пойдут выступы на стенах вроде ступеней. По ним спускайтесь медленно и осторожно.

– Да я умею лазать по шактам! – весело отозвался я. Добби сдвинул густые брови.

– Не перебивайте. Это очень дурная манера, когда перебивают старших. Через пять-десять ярдов попадется площадка, слеза будет лестница. Но не становитесь на нее: все ступеньки сгнили. Советую не спускаться ниже и тотчас же подниматься. Если трубки там нет, не ищите ее.

– А пещера?

– Да нет же никакой пещеры! Когда приедут эксперты, тогда лазайте с ними сколько угодно. А пока будьте осторожны.

Давая мне наставления, Добби обернул веревку вокруг моей талии и завязал сзади.

– Кажется, крепко получилось, что-то вроде морского узла – не развяжется. Повторяю: опускайтесь до площадки и давайте сигнал – я вас вытащу.

– Фонарь, сэр?

– Хм… Да.

Добби прикрепил мне "Эмми" на грудь. Я попробовал кнопку зажигания фонарь был в исправности.

– Вы бы сняли фляжку, Сэм, – заметил Добби, когда я спустил ногу в шахту.

– _ Она не мешает мне, сэр.

– Спускайтесь, Держу, – сказал Добби, готовясь распускать веревку вслед за мною.

– Благодарю вас, – успел сказать я, ощупывая ногами выступ на стенке Хобота, и начал спуск.

– Прекрасно, Сэм, – услыхал я сверху ободряющий голос Добби. – Смотрите вниз, на ступеньки.

Я включил свет. Хобот оказался совсем не страшным. Света "Эмми" было достаточно, чтобы ориентироваться. В путешествии не было ничего необычного. По пoзабытой привычке я считал выступы, чтобы увереннее подниматься обратно. Внизу с писком пролетали летучие мыши. После шестнадцатого выступа нога моя уперлась в сравнительно .широкую площадку. Полуистлевшие скелеты птиц валялись на краю ее. Кажется, совы пробовали вить гнезда в этом укромном местечке. Я поднял голову. Вверху голубовато-серым лоскутом приветливо светилось небо, а внизу, под площадкой, чернела пропасть. Ближе к стене я увидал свежие следы бутсов Добби и его трубку. Я поднял ее и сунул в карман. Добби, конечно, спускался ниже. Мне очень не хотелось давать сигнал возвращения.

Полуразрушенные, не внушавшие доверия деревянные перемычки вели вниз. Выбрав надежный уступ скалы, я сполз с площадки, повис на руках и нащупал ногою точку опоры. Спуск предстоял трудный. Ствол шахты расширялся, и я по одной из стенок сползал все ниже и ниже, держась ногами и руками за выступы. Я забыл обо всем, даже о страхе. Чувство наивной гордости наполняло мое сердце. "Вот я и в Длинном Хоботе, – подумалось мне. – Пусть теперь Эд не важничает. Это не колодец у леса Патрика". Тот колодец был неглубок, мы там, бывало, ловили летучих мышей и пугали ими девчонок.

Мне захотелось послать приветственный сигнал Добби, и я схватился за веревку. Вернее сказать, я хотел схватиться и думал, что схватился. Мне оставалось только раскрыть рот от изумления, потому что на самом-то деле веревка с тихим шуршаньем, как джирра, уже ползла вверх.

На кепи мне сыпалась пыль и всякая дрянь. Веревка исчезла. Хотел я хлопнуть себя по глупому лбу, но руки были заняты: я висел на них.

Внезапно голова моя сделалась легкой, как после стакана крепчайшего кофе. Мысль промчалась, будто ласточка: "Вот так морской узел"