Текст книги "Десятая планета(изд.1945)"

Автор книги: Сергей Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

II

Весенней красотой блистал тот день. Солнце величественно горело над спокойною гладью океана. Прохладный ветерок ласково касался моего лица. Подъем не утомлял, так как я с детства привык лазать по горам.

"Но почему все-таки никто не узнал меня в Эшуорфе? Неужели я так изменился?" – подумал я, выбравшись на площадку к вилле. За изгородью слышался радостный лай Кипа, почуявшего мое приближение.

Я остановился, перевел дух, выгер влажный лоб носовым платком и вздрогнул; мне показалось, что мое лицо… было не мое, а чужое.

Опрометью я бросился к вилле. Веселый Кип подбежал ко мне, но получил здоровенный пинок ногой. Я влетел в кухню. Позади меня визжал оскорбленный Кип.

Мигли хлопвтал у плиты над кофейником.

– Где вы пропадали? – прошипел Мигли. – Мистер Добби все время спрашивал вас… Вот погодите…

Но я воззрился на повара.

– Мигли, глядите на меня…

Тот сквсил на меня глаза.

– Ну, гляжу. И что?

– Ничего не замечаете?

– Ровно ничего.

– Неужели ничего? Смотрите внимательнее…

Мигли строго сдвинул брови.

– Перестаньте шутить, Сэм. Видите, я занят. Что и вами?

Я приблизил свое лицо к лицу Мигли.

– Я не шучу. Неужели ничего не заметно?

Мигли топнул ногой.

– Заметно… Тьфу… Вы пьяны, как последний пропойца. Ваш туалет не в порядке. И вы в подобном виде осмелитесь явиться перед мистером Добби? Убирайтесь к себе и проспитесь…

Внезапная мысль ураганом ворвалась в мозг: "Зеркало!" Схватив Мигли за руку, я прохрипел:

– Дайте зеркало…

Мысли скакали в моей голове галопом, как лошади на арене: "В этом доме ни одного зеркала. Таинственный отшельник не заботился о своей наружности, а меня брил? Ха-ха!"

– Умоляю, Мигли, все, что хотите, за осколок зеркала! Но тот оттолкнул меня.

– Тише вы! Услышит мистер Добби. В таком виде…

Я рассвирепел:

– К дьяволу, в ад, Мигли! Здесь не полагается зеркал?

На плите грелся пузатый блестящий кофейник. Я схватил булькающий кофейник, посмотрелся в него, как в зеркало, ничего не разобрал и поставил мимо плиты. Кофейник грохнулся, и кофе черной дымящейся лужей расплылся по полу. Прыгнув, будто взбесившийся кот, к кухонной полке, я поскользнулся в луже, но все-таки сорвал с гвоздя начищенную медную кастрюлю и поднес ее дно к своему лицу. Жадно всматривался я в это примитивное зеркало. Из него глянула на меня незнакомая рожа. Тогда я расхохотался, зачерпнул кастрюлей воды из бака и, все еще смеясь, выбежал на воздух. Я знал, чем заменить зеркале. Наши прародители пользовались зеркальной водной гладью, чтобы Посмотреть на себя. Во дворе я поставил кастрюлю на землю и подождал, когда вода станет спокойной и неподвижной. Я не обращал внимания на то, что из кухни доносились негодующие крики Мигли. Занятый только собою, я наклонился над прозрачным водным кругом.

Холодный ужас сковал меня от головы до пяток. В воде отражалось лицо, совсем не похожее на мое.

Но оно исчезло. Вода тоже исчезла. Она живительным каскадом вылилась на мою разгоряченную голову. Строгий голос раздался надо мною:

– Где вы сумели так напиться, Сэм?

Насмешливый взор Добби встретился с моими поднятыми вверх глазами. С легкой брезгливостью Добби отчитывал меня:

– Мало того, что вы убежали, нарушив контракт. Вы еще пьянствовали? Ведь я же просил не возобновлять ваших эшуорфских знакомств. – Боже мой… И этого алкоголика я допустил к себе в лабораторию! Вы, пожалуй, вздумаете напиваться реактивами и закусывать препаратами. Теперь с вас все станется.

Шатаясь, я приподнялся с земли.

– Дорогой мистер Добби, уверяю вас, я не выпил ни капли спиртного, клянусь честью. Правда, я навестил Эшуорф, но здесь такая тоска…

– Это не извиняет вас, – сухо произнес Добби. – Почему вы буйствовали в кухне?

– А как же, сэр? – воскликнул я. – Рыжий Эд не узнал меня. Дядюшка тоже! И что-то странное случилось с моим отцом. Я могу подробно рассказать вам… Ведь я же не узнаю себя!

Подошел Мигли и заворчал:

– Прогоните его, сэр. Но только пусть сперва он вымоет пол в кухне. Стыдно, Сэм, нехорошо…

Но Добби ласково обнял меня, совершенно обессиленного и потрясенного.

– Идите к себе в комнату, а вы, Мигли, дайте ему холодного молока. Он прошелся по солнцу, и ему напекло голову. У вас мигрень, Сэм…

– Вы слишком добры, сэр, к этому озорнику, – ворчал Мигли. Но скоро сменил гнев на милость, сказав мне: – Пойдем, уж так и быть…

Я жадно опустошил кружку молока в кухне, и мне стало легче. У себя в комнате я сел на кровать. В дверях стоял Добби, добрый и приветливый.

– Ну что, Сэм? Какой вы неврастеник, ай-ай!.. Голова у вас на плечах, и это самое главное. Вот посажу вас на диету, чтобы не смели бегать…

Мне ужасно захотелось спать. И снился мне прекрасный сон, будто на собственной роскошной яхте я плыву по Карибскому морю. У края борта, под полосатым тентом верхней палубы, я развалился в удобном плетеном– кресле. На столике передо мной во льду минеральная вода с сиропом. Жарко. Тянусь к бокалу с прохладительным и не могу дотянуться…

Рукой я больно ткнулся о жесткую стену и проснулся.

Знакомый четырехугольник окна слабым контуром отсвечивал в ночной мгле, и я не сразу сообразил, что лежу в постели в доме Добби, а не на палубе яхты. Хотелось зевнуть, но зевок застрял у меня в горле. Мне показалось, что кто-то мягкими шагами, словно человек в. одних шерстяных чулках, только сию минуту вышел из моей комнаты и oсторожно закрыл за собой дверь. Жизнь уже успела научить меня некоторой сообразительности. Я не пошевелился, а осторожно вытянулся, дыша медленно и беззвучно, и сжал кулаки, готовый вскочить и драться. И в то же время я сам не верил себе. В детстве мне приходилось испытывать по ночам беспричинные страхи, и я знал, как с ними бороться. Надо думать о чем-нибудь интересном, и тогда страх пройдет сам собой.

"Эд не узнал меня… Солнце напекло мне голову… Что случилось?"

Жажда мучила меня, и я протянул руку к ночному столику. Кружка оказалась наполненной молоком. Я выпил его и прислушался. Как изумительно тихо! Добби, наверное, сидит в кабинете, а Мигли спит в дальней комнате. Я поставил кружку на место и… застыл. В квадрате. окна показался странный силуэт. Он промелькнул, потом приблизился к стеклу. Я успел откинуться головой sa подушку и закрыть глаза, оставив только узенькие щелочки между веками, как это делают, притворяясь спящими, леопарды.

За стеклом окна вспыхнул электрический фонарик.

Луч его, будто от крохотного прожектора, остановился на моем лице на две-три секунды и пропал. А я неподвижно лежал в прежней застывшей позе крепко спящего человека. Луч еще раз вспыхнул, снова упал на мое лицо и потух. Выждав минуты две, я медленно раскрыл глаза. Тень за окном исчезла. Далекие звезды равнодушно поблескивали в окне и успокоили меня. Холодное безразличие к окружающему внезапно проникло мне в сердце, и мысли стали обостренными и яркими.

Воры? Стараясь соблюдать тишину, я приподнялся и посмотрел в окно. На дерево падал свет из лаборатории.

Осторожно я открыл дверь моей комнаты. Она выходила в коридор, каждый закоулок которого я знал наизусть. Будить Мигли и Добби раньше времени мне не хотелось. Я проскользнул через кухню и бесшумно отпер наружную дверь. Кип вынырнул из темноты и ласково лизнул мне руку. Я почесал собаке голову между ушами, как бы прося прощения за мою дневную грубость. Кип потерся о мои ноги и вздохнул, может быть, прощая меня и радуясь состоявшемуся примирению. Он понимал, что повизгивать сейчас нельзя. Я слышал, как он энергично помахивал хвостом.

Глаза мои привыкли к ночной темноте. Было не позднее двух часов ночи. Заря должна была заняться только в три. Над океаном, вероятно, лежали густые облака, и там зияла бездонная, черная пустота. Над моей головой неподвижным росчерком сияла Кассиопея – гигантское дубль-вэ вечных небесных письмен. За виллой на фоне звездной искрящейся ткани Млечного Пути угадывалась линия низких гор. За ними скорее чувствовались, чем виделись, смутные отблески огневых скопищ большого города.

Кип медлил укладываться в своем домике у крыльца.

Он фыркнул, обнюхивая землю, и, наконец, со вздохом спокойно улегся. Значит, во дворе никого постороннего не было. Я успокоился, но мне захотелось посмотреть, что делается по ночам на втором этаже, у Добби. Повернув за угол, я тихо отступил под лапчатые своды каштана. Освещенное окно, прикрытое белой занавесью, было видно как на ладони. На фоне занавеси двигался силуэт, не похожий ни на Добби, ни на Мигли. Кого он напоминал мне? Черт возьми!

Остолбенев, я даже не мог поднять руки, чтобы почесать у себя в затылке, и пришел в себя лишь тогда, когда кто-то навалился на меня и сшиб с ног. Сильные шершавые руки больно придавили меня к земле…

– Сюда, сэр, сюда! – закричал надо мною голос Мигли. – Я поймал его.

– Да пусти меня, – барахтался я, стараясь вырваться из рук повара. Теперь ты взбесился, старый хрыч!

В схватке мы катались по газону. Прибежавший Кип ожесточенно лаял.

– Ага, наконец-то! – услыхал я голос Добби. – Держите его крепче, Мигли!

К нам спешил Добби с фонарем. В руках его блестела "игрушка", которую я не любил видеть направленной на себя. Она напоминала мне манеры дель-Аронзо.

– Крикните Сэма, Мигли! – распорядился Добби, подойдя вплотную.

– Я здесь, сэр, – пробормотал я. – Прикажите Мигли отпустить меня.

Свет фонаря осветил мое лицо. Руки Мигли разжались.

Я сел на газoн, прислонившись к стволу каштана. Добби скрипнул зубами.

– Сэм! Черт побери, зачем вы очутились здесь?

Я виновато опустил голову.

– Простите, я забыл предупредить вас, что вся моя родня в моем возрасте страдала лунатизмом. Это у меня наследственное. Спасибо доброму Мигли. а то бы я мог забрести на шоссе и свалиться с обрыва…

– Не слушайте его, сэр, – проговорил Мигли сердитым басом. – Он говорит неправду. Он тут бродит больше часу. Запереть бы его в погреб, а утром разберем, что в нем наследственное.

– Уверяю вас, мистер Добби, – сказал я, вставая и держась за шею. – Мне показалось что кто-то заглянул ко мне в окно…

Мигли свирепо затряс головой.

– Слишком много вам кажется всяческого вздора, парень. Так пугать мистера Добби с вашей стороны бессовестно.

Добби спрятал "игрушку" в карман и кивнул мне.

– Идите спать. Завтра утром я разберу все ваши приступы глупости.

Над горами слабо розовело небо. Укладываясь у себя, я слышал, как Добби поднимался по лестнице в лабораторию.

Весеннее солнце задорно ворвалось ко мне в комнату через окно. И, как всегда, в дверь раздался деликатный стук.

– Вставайте, Сэм. Завтрак готов; – прозвучал за дверью ворчливый голос Мигли.

Я быстро умылся и оделся. В кухне все было как обычно.

– Доброе утро, Мигли.

Повар кивнул головой.

– Доброе утро, Сэм.

Он сказал это добродушно, почти ласково и добавил серьезно:

– Мистер Добби приказал вам позавтракать здесь, потом заняться с клетками номер шесть и семь. Он позовет вас позже.

– Слушаю.

– Прекрасная погода, – заметил Мигли, смотря на меня.

– Совершенно верно, – любезно пробормотал я, косясь на сковородку, где шипел аппетитный бифштекс. А от жареного картофеля по всей кухне разносился невероятно приятный аромат. Мне ужасно захотелось есть.

Размешивая луковый соус в сотейнике, Мигли сказал:

– Нарежьте себе хлеба, Сэм. Что вы сидите нахохлившись? У вас такое выражение, будто вы не проснулись…

– Я не спал полночи, вы знаете, – вымолвил я, разумея события недавних часов, и занялся хлебом.

Но Мигли насмешливо надул губы.

– Да вы храпели всю ночь.

В изумлении я разинул рот.

– Что с вами, дорогой Мигли? А кто мне сегодня ночью чуть не сломал шею? Ведь вы приняли меня за вора.

Повар степенно поставил на стол блюдо с бифштексом и медленно покачал головой.

– Нарезали хлеба? Ну ешьте, ешьте, пока мясо горячо. А потом примите холодный душ и не болтайте глупостей. Когда это я вам ломал шею?

– Ах, не ломали? Очень хорошо… – пробормотал я в раздумье и пощупал себе лоб. Но он не носил никаких признаков лихорадочного жара.

Бифштекс изнывал в собственном соку, и я вонзил в него вилку. Надо было запасаться силами. Проглотив первый кусок мяса под восхитительным луковым соусом, я вспомнил штрих из событий минувшей ночи и выскочил

на крыльцо.

– Что с вами? – бросился Мигли за мной. – Вы подавились?

– Приступ легкого удушья, – мягко ответил я, жадно глотая воздух и поглаживая себе грудь. – Надо пройтись, Мигли.

Я старался как можно равнодушнее смотреть на развесистый каштан, покрытый весенними развертывающимися почками, а сам внимательно разглядывал траву под ним. Газон был несколько примят.

– Не топчите газон, Сэм! – закричал Мигли, когда я хотел подойти к дереву. – Мистер Добби посеял там настурции…

Вздохнув, я вернулся в кухню. Бифштекс успел остыть. Но я с остервенением жевал его, думая: "Неужели приснилось?"

За кофе я сказал повару:

– Простите, Мигли, если я когда-нибудь огорчил вас… Но тот сказал просто:

– Что вы, Сэм!.. Деликатней вас я не встречал человека. Хотите еще чашку?

Поблагодарив Мигли в самых изысканных выражениях, я от предложенного не отказался, но тут раздался звонок, призывающий меня в лабораторию.

Добби встретил меня так, как будто ничего не случилось.

– Доброе утро, Сэм. Готовьте мазки из пробирок тринадцать-двадцать девять. Потом разлейте спирт по колбам.

Он указал на длинный ряд склянок, стоявших на столе и наполненных какими-то сушеными ягодами.

– Слушаю, сэр.

– Какой у вас мрачный вид, Сэм, – заметил Добби, когда я взялся за бидон со спиртом. – Брови сдвинуты. Посмотрите на себя.

Какова насмешка! Я вздрогнул от негодования.

– Сэр Добби, в контракте не написано, что вы можете издеваться надо мною…

– Что такое? – Добби спокойно стоял посредине лаборатории. Голос его был жестким и ясным. – Что такое? Я жалею вас, а не издеваюсь. Я хочу помочь вам. – Помочь?

– Да. Вы помните, как вы вчера бесились?

– И вы, Сэм. Возьмите в шкафу зеркало и посмотритe..

– Кажется, в этом доме не полагается зеркал, – угрюмо заметил я.

Добби нахмурился.

– С чего вы взяли? Берите зеркало. Оно в шкафу.

Подавляя волнение, я раскрыл шкаф. На полке среди футляров и склянок лежало хорошее ручное зеркало.

Какое у меня заспанное небритое лицо! Странное, чужое лицо! Это не я!

Зеркало выпало из моих рук и раскололось.

– Какой неловкий! – с досадой сказал Добби, поднимая осколки.

– Что со мной? – в страхе прошептал я, ощупывая свое лицо. – Проказа?

Добби взял меня за плечи и силой усадил на табурет.

– Плаксивый мальчишка! Трус, которого я считал смельчаком! Не хнычьте!

– Расскажите, что произошло здесь со мною? – сухо произнес я.

Добби усмехнулся.

– Какие у вас, Сэм, ненавидящие и непонимающие глаза. Постарайтесь понять, что я скажу, и вам станет неловко за ваше недоброжелательство… Хм… Хм… Здесь с вами не произошло ровно ничего плохого… Но вы жили в Бирме, держали в руках джирр и заразились от них так называемой "болезнью пигмеев". Это очень ядовитый вирус, дающий изменения в тканях организма. Известно, что некоторые виды джирр служат переносчиком этого вируса.

Вне себя я вскочил с табурета.

– Я не верю вам! Мильройс понимал в змеях больше вашего! И что-то я не слыхал от него, чтобы джирры передавали вирус. Надо послать ему телеграмму в Рангун, спросить его… Он знает вирусы лучше вас. Он настоящий ученый, мой добрый Мильройс…

Добби покачал головою.

– Ах, Сэм, разве я не знаю всех, кто занимался или занимается вирусами? Давайте запросим Мильройса, но он ответит то же самое. Пути передачи вирусов многообразны. Их надо еще долго изучать. Вот где возможны интересные открытия. Об одном таком я расскажу. Оно касается вас…

В знак согласия я низко опустил голову и сел на табуретку.

IV

– Когда-то очень давно, – начал Добби, – у меня был молодой друг. Теперь его нет на свете. Его постигло несчастье. Познакомился я с ним… в Бербере. Есть такой порт в нашем Сомали. Знаете, в Африке? Его всегда влекло к путешествиям. В юности он заботился не только о месте под солнцем и не только о куске хлеба. Голова тоже требует пищи. Ум развивается от чтения хороших книг. Друг мой часто голодал, но жадно читал все, что касалось животных и растений. Ему хотелось сделаться ученым. Он скопил денег и отправился в Центральную Америку. Вот на пути туда мы и познакомились.

"Я хочу, – говорил он мне, – сделать какое-нибудь выдающееся географическое открытие. Как эта мысль мучает меня, если бы вы только знали, мистер Добби!"

Но что я мог ответить ему? Что надо честно работать? Что открытия не делаются случайно? Что и географу-путешественнику надо быть готовым на подвиг?

В Центральную Африку сам я ехал достаточно подготовленным и с определенной целью – поискать интересные растительные вирусы. С молодым человеквм я особенно подружился, когда мы добирались до Харара. Мы решили двигаться и дальше вместе. В столице Абиссинии Аддис-Абебе мы объединили наши небольшие караваны и тронулись на запад.

Через перевал Брнг мы дошли до плоскогорья Угого. Население там очень низкорослое, живет в тровтниковых хижинах, в вечном страхе перед дикими зверями, а еще больше перед местными предпринимателями, которые заставляют их рыть по руслам пересохших речек золотоносный песок. Мы с другом жили в тесной деревенской хижине, дожидаясь конца неприятной дождливой тропической зимы.

Нельзя сказать, чтобы окрестности Угого были живописны. Небольшие рощи пандусов казались оазисами среди необозримых пространств, поросших диким кустарником. Поля около деревни – не помню сейчас ее названия – были скудны и тощи. К маису пигмеи Угого примешивали растертые оранжевые ягоды с кустарников, стряпали из этого месива Толстые лепешки и жарили их на раскаленных угольях. Это была основная еда пигмеев. Примерно такую же картину на пути мы наблюдали и в Уганде. Но Уганда восточнее Угого, ближе к морю. В Уганде людям иногда удается отведать свежего мяса буйволов и привозных консервов. А Угого – проклятое местечко. Ничего интересного для меня там не оказалось, и мы оба уже думали об обратном пути. Мы хотели идти на север, добраться до истоков Нила и Вадели, спуститься вниз к .Асуану и распрощаться с Африкой в Каире.

Однажды на экскурсии мой друг набрел на заросли колючего кустарника, покрытого желтыми липкими, маслянистыми ягодами. Это растение показалось мне интересным. Но оно не произвело никакого впечатления на молодого человека. Он жаждал необыкновенных открытий, к чему ему были какие-то невзрачные кусты, похожие на можжевельник? Он вообще так разочаровался в нашем путешествии, что вскоре отправился на север, не дождавшись меня.

Когда однажды я принес растение с желтыми ягодами в деревню, туземцы через переводчика сказали мне, что оно называется у них "бушм-агого", что значит "колючка бушменов", и что сок желтых ягод обладает особей таинственной силой. Я стал собирать ботаническую коллекцию разновидностей колючки, и тут мне пришлось видеть, как джирры кишмя кишели под этими кустами. Мои ботанические экскурсии были очень опасны. Я брал е собой десятка два туземцев, и они очень смело и ловко выгоняли из-под кустов змей, к которым я и теперь испытываю недоверие. Много мне пришлось тогда потрудиться, но я не жалею об этом. Колючка меня очень порадовала. Ягоды ее тоже употреблялись в пищу пигмеями Угого, но лишь в определенное время года, И вот как это у них происходило.

Когда кончались дожди и деревня готовилась праздновать наступающий день новолуния, женщины отправлялись в степь и возвращались с полными корзинами знакомых мне ягод. Они готовили из них густой, терпки" маслянистый сок, разбавляли его водою, а выжимки примешивали к лепешкам. Я внимательно присматривался к этой работе чернокожих хозяек. У меня был очень хороший, опытный переводчик и некоторый запас спирта. Благодаря этому старики Угого охотно пригласили меня на свой праздник. С заходом солнца у туземцев начались пляски и дикая музыка на тростниковых дудках, сопровождаемая треском барабанов. Потом Угого пили ягодный сок, видимо, перебродивший, потому что плясуны скоро опьянели, и жены развели их по хижинам спать. Три дня вся деревня питалась этими лепешками из плодов колючки. Угощали и меня, но переводчик и сам не ел и мне не советовал. Он сказал так: "Угого считают, что плоды колючки придают силу, бодрость и долголетие тем, кто употребляет их в пищу. Но плоды не позволяют человеку расти, он навсегда остается низкорослым".

Действительно, среди низкорослых Угого попадались крохотные карлики с отвисшими животами обжор, но удивительно сильные, несмотря на их седые бороды и морщинистые лица.

– Что же дальше? – спросил я.

– Мне удалось выделить из желтых ягод чистый вирус, превращающий листья некоторых растений в колючки. Я прожил в Угого два года и проверил на опыте это превращение. Это дало толчок тому, что я окончательно посвятил свою жизнь вирусам. То, что произошло с вами, Подтверждает мои открытия. И не надо отчаиваться, Я помогу вам. Я вылечу вас.

Рассказ Добби был правдоподобен. Мне не было расчета сейчас ссориться с хозяином. Пусть он вылечит меня от этого вируса. И я произнес виноватым голосом:

– Простите меня, сэр. Кажется, я очень неблагодарное существо. Но войдите в мое положение…

– .Все обойдется, Сэм, – дружелюбно тронул меня за плечо Добби. – Вирус карликовых растений оказался первым, который мне удалось потом перенести на лабораторных животных. В чем моя цель изучения вирусов? Изучить – чтобы приручить, сделать их полезным орудием в руках человека.

Ах, умел говорить сэр Добби и заставлять слушать себя!

– От вашего заболевания не останется и следа, Сэм,уверенно сказал он.

– Простите, а я не уменьшусь и не сделаюсь карликом? – боязливо спросил я.

– Да нет же, – засмеялся Добви. – Ну, разливайте спирт по колбам. В них как раз и находятся, видите, желтые сухие ягоды "бушмагого". Мы составим из них экстракт, отгоним спирт и получим кристаллическое вещество, которое очень интересно по своим свойствам. Если впрыснуть его кролику, то сыворотка этого кролика станет способной нейтрализовать действие вируса колючки. Эта сыворотка совершенно вылечит вас, Сэм…

– Спасибо! – радостно сказал я. – Уж я постараюсь помочь вам в получении сыворотки.

В тот день я работал с большим азартом.

За обедом я спросил Добби:

– Какое же несчастье постигло вашего друга, о котором вы рассказывали?

Добби тяжело вздохнул.

– С тех пор я не видел его. В журнале мне встречались талантливые статьи, подписанные этим молодым американским врачом. Но как-то пришла весть, что он убит своим слугой в Мексике…

– Доктор Рольс? – пробормотал я.

– Ах, вы тоже знавали его? – прищурился Добби.

– О нет!.. Я просто читал в газетах о таинственном убийстве в Саматлане…

Я нарочно исказил название города Масатлана, и мне стоило больших усилий побороть душевное волнение, которое охватило меня.