Текст книги "Древний Рим"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Дарья Каллистова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

«Бичи Тиранов»

… Однажды рыбаку попалась в сети невиданных размеров камбала. Что с ней делать? Продать какому – нибудь богатому любителю редкостных блюд? Теперь в Риме их немало. Ещё недавно один такой богач заплатил 6 тысяч сестерциев за огромную рыбу. Но рыбак боится. Повсюду снуют доносчики. Того и гляди скажут, что камбала уплыла из садков, принадлежащих императору, и затаскают беззащитного рыбака по судам. Ведь всё, что представляет какую – нибудь ценность, император Домициан старается отобрать у своих подданных. Лучше уж, думает рыбак, самому подарить её императору. И вот он спешит в Рим, во дворец. «Прими подношение, – говорит он императору, – эта камбала сама поймалась для тебя». Император благосклонно принимает подарок. Но вот затруднение – рыба не помещается ню на одном блюде.

Домициан созывает на совет сенаторов. Для него это прекрасный случай поиздеваться над ними. Сколько страха натерпятся они, когда посланный от императора позовёт их во дворец! Каждый будет думать, что его обвинил какой – нибудь доносчик и что его ждёт изгнание или даже казнь. Ведь все они смертельно боятся Домициана: он не терпит тех, кто выделяется знатностью, богатством, талантом, умом или образованием. Всех подозревает в заговорах и злоумышлениях.

Почтенные старцы спешат во дворец. За ними идут раздушенные и разодетые, любимцы Домициана. Они разбогатели и выдвинулись потому, что были низкими льстецами, доносчиками, клеветниками.

– Зачем нас зовут? – спрашивают сенаторы друг друга. – Вероятно, получены важные вести: может быть, началась война или восстали какие – нибудь легионы.

Наконец, все в сборе, совет начинается. Некоторым обидно, что их потревожили ради камбалы. Другие облегчённо, вздыхают. Самые ловкие спешат польстить императору. «Эта рыба – предзнаменование твоих славных побед и триумфов», – говорят они. Известный своим обжорством вельможа советует приказать придворным гончарам сделать для камбалы особое блюдо. Его совет принят; собравшимся приказано расходиться по домам…

Об этом случае можно прочесть у знаменитого римского поэта Ювенала, который описал его в одной из своих сатир. Так назывались поэтические произведения, в которых осмеивались и обличались недостатки и пороки общества.

Ювенал был уже не молод, когда начал писать.

Пока правил император Домициан, никто не решался свободно высказывать свои мысли. Но наконец он был убит заговорщиками, и вскоре после этого императором был провозглашён Траян. Все спешили заявить себя врагами Домициана, расправиться с теми, кто был у него в милости. Теперь можно было свободно писать о том, что происходило при предшественниках Траяна. Этим и воспользовался Ювенал. Давно с негодованием смотрел он на то, что делалось в Риме?

Как можно, думал он, писать сейчас поэмы и трагедии о богах и мифических героях, когда вокруг творятся такие безобразия? То и дело встречаешь то разбогатевшего доносчика, то оправданного преступника, который смеётся над подкупными судьями. Вот наместник, который разорил жителей вверенной ему провинции; уже с утра начинает он пьянствовать на награбленные деньги. Вот в роскошных носилках несут рабы известного мошенника, составителя подложных завещаний. А вот и знатная дама, которая отравила мужа, чтобы завладеть его состоянием. Всем известны их злодеяния, но это не мешает многим низко кланяться преступникам: ведь они богаты, а что такое бесчестье при деньгах? Деньги стали истинным богом римлян. Нет, думал Ювенал, молчать невозможно: «коль дарования нет, порождается стих возмущением».

Друзья говорили ему, как опасно задевать богатых и сильных людей. Гораздо спокойнее писать об Энее или Геркулесе, судьба которых никого не трогает.

Да, это так. Ювенал и сам это прекрасно знал. Правда, Траян говорил, что при нём не будет ни доносчиков, ни несправедливых приговоров, как при Домициане. Каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает. Но на деле ничто особенно не изменилось. Ну что же, Ювенал будет писать о тех, кто уже умер и похоронен: о Домициане и его приспешниках. Всё равно читатели догадаются, кого он имеет в виду.

И вот он начинает писать. Одну за другой рисует он картины жизни императорского Рима. Не таким был Рим когда – то, во времена отдалённых предков, говорит Ювенал. Тогда нравы были просты и суровы. Римлянин обрабатывал своё маленькое поле, а его жена подавала ему вечером кашу из проса в простом глиняном горшке. Римский гражданин не знал цену золота и был так прост, что украшал конскую сбрую захваченными на войне драгоценностями. Зато римский народ был силен и на войне, и в мирное время. А теперь римские полководцы везут с собой на войну зеркала и перед боем красят брови, мажут лица дорогими притираниями и мазями. На один обед тратят больше, чем стоит в провинции приличное поместье. Тысячи и сотни тысяч проигрывают в кости, а рабы дрожат зимой в рваной одежде. С детства привыкают к жестокости дети богачей, видя, как родители за малейшую вину приказывают бить и мучить рабов. Свист бичей становится для них самой сладкой музыкой.

Знатные гордятся знаменитыми предками. Но истинное благородство не в происхождении, а в собственных заслугах. Они с презрением смотрят на простой народ. Но ведь именно из этого народа выходят знаменитые ораторы, юристы, к которым вынуждена обращаться невежественная знать, солдаты, которые защищают империю. Они презирают провинциалов, которых продолжают грабить так же, как грабили их предки. Но ведь эти провинциалы неутомимо трудятся и кормят Рим, занятый только цирком и театром. Ничтожные потомки знатных предков проматывают свои богатства на пирах и скачках.

О, эти богачи! Их Ювенал ненавидит больше всего. Низостями и преступлениями нажили они свои богатства, а теперь чувствуют себя властелинами земли. Толпы рабов исполняют все их прихоти. Свысока смотрят эти богачи на бедных людей, которые приходят к ним. Среди этих бедняков есть поэты, философы, учёные. Но нужда заставляет их становиться прихлебателями зазнавшихся невежд. Уже с раннего утра толпятся они в их прихожих. Надо приветствовать хозяина дома, проводить его на прогулку. Тогда он, может быть, подарит им какую – нибудь мелочь или пригласит к обеду.

А сколько унижений приходится выносить на этих обедах! Господин пьёт столетнее вино из золотого кубка, наслаждается редкими кушаниями, а беднякам подают дешёвое кислое вино в глиняной чашке, да ещё следят, как бы они не украли что – нибудь из дорогой посуды. Ну что же, поделом им! Пусть терпят, если они не хотят жить скромным трудом в каком – нибудь небольшом городке, возделывать маленькое поле, а желают непременно оставаться в Риме.

Нелегка в столице жизнь человека с небольшими средствами, не мошенника и не льстеца. Каждую минуту грозят сгореть или обвалиться построенные наспех дома. Дороги жилища, дорога пища. Всё продажно, всё требует подарков и взяток. Никто не интересуется, лестен ли, человек, но все спрашивают, сколько у него земли и рабов и хороши ли его обеды. Всякий пьяница, всякий грубиян солдат может безнаказанно оскорбить маленького человека. Такова свобода здесь для бедняков!

Хотя Ювенал писал как будто о временах, предшествовавших правлению Траяна, многие узнавали себя в его сатирах и негодовали. И сам Траян не мог простить ему того, что он писал против деспотов и тиранов.

Прежние императоры ссылали или казнили за вольное слово. Траян был лицемерен. Он дал поэту по видимости почётное назначение – сделал его начальником отряда, стоявшего в Египте. Но Ювеналу было уже около восьмидесяти лет, а отряд помещался на границе пустыни. От императорской «милости» нельзя было отказаться. Ювенал отправился к месту своей службы, и там нестерпимая жара и непривычный климат вскоре доконали старика.

Не один только Ювенал воспользовался кажущейся свободой, наступившей при Траяне, чтобы начать писать. В это время оживлённо обсуждались вопросы о том, каким должно быть государство и общество, каковы задачи правителя, обязанности подданных, как следует обращаться с рабами.

Обращались к примерам из истории Греции, Рима, из жизни соседних с империей народов. Как и Ювенал, многие считали, что Рим был велик, пока не знал богатства и роскоши, пока каждый римлянин был скромным землевладельцем и мужественным воином. А когда из небольшого города он стал повелителем чуть ли не всего мира, когда хлынули в Рим награбленные богатства, немногие богачи захватили власть. Тогда начались смуты и беспорядки, и в конце концов республика погибла, а с нею погибла и свобода.

Так думал и писал и самый талантливый из римских историков – Корнелий Тацит.

Тацит происходил из семьи богатого всадника. Как и другие знатные молодые люди, он получил хорошее образование. Под руководством лучших ораторов он изучил науку красноречии. Хорошо был знаком с философией, историей. При Домициане он стал сенатором, женился на дочери полководца Агриколы. Но это не сделало его сторонником императора. Заседая в сенате, он видел, как погибали по воле императора невинные люди. Когда умер Агрикола, которого Тацит глубоко уважал и любил, распространились слухи, что Домициан тайно приказал его отравить, завидуя военной славе полководца.

Тацит молчал… Что за смысл, думал он, протестовать и погубить себя без пользы? Кто поддержит его? Сенат запуган, народ равнодушен, войско предано императору, который задаривает солдат. Остаётся стоять в стороне, соблюдая середину между угодничеством и пагубной, бесцельной откровенностью. Но всё более накапливалась в нём ненависть и озлобление. Он ненавидел Домициана, ненавидел деспотизм. Его мучило, что лучшие годы жизни проходят, а он не может отдаться своему призванию писателя.

При Траяне Тацит получил высокие назначений: сначала консула, а затем наместника Азии. Он приветствовал нового императора, надеясь, что Траяну удастся совместить свободу и империю. Но прошло время, и Тацит понял, что совместить это невозможно, что свобода не вернулась, да и не может вернуться.

Тогда всё время он стал отдавать своим сочинениям. Тацит читал отчёты о заседаниях сената, речи императоров, воспоминания современников, «Ежедневные деяния» – газету, основанную еще Юлием Цезарем, рассказы путешественников. Тщательно работал над стилем. С непревзойдённым мастерством умел он в коротких, как будто отрывистых, фразах описать событие, охарактеризовать действующих лиц так, что они навсегда оставались в памяти читателя. Он писал о недавнем прошлом – «Истории», где рассказывал о приходе к власти отца и брата Домициана, «Анналы» – историю преемников Августа вплоть до свержения последнего из императоров, этой династии – Нерона.

«Я изложу историю без гнева и пристрастия», – пишет Тацит в первой главе «Анналов». Но это ему не удалось. В каждой строчке прорывается долго сдерживавшаяся ненависть к тем, кого он считал тиранами. Одна за другой вставали страшные сцены императорского произвола, жестоких казней, отвратительных придворных интриг. И что бы ни думали читатели об империи и республике, они уже не могли забыть созданные Тацитом образы деспотов, обезумевших от неограниченной власти и всеобщего льстивого раболепия… Великий русский поэт А. С. Пушкин называл Тацита «бичом тиранов».

Как и Ювенал, Тацит клеймил не только императоров, но и общество Рима, которое допускало произвол деспотов. Он пишет о сенаторах, которые покорно терпят все издевательства; о выродившейся знати, которая проводит время в кутежах и попойках; о доносчиках, которых все ненавидят, но которые тем не менее благоденствуют. Тацит описывает, как возникает заговор против императора. Во главе его – самые знатные люди Рима. Но между ними нет единства. Они спорят по мелочам, ссорятся, а время идёт. Наконец, император через доносчика узнаёт имена нескольких заговорщиков. Их вызывают на допрос, грозят. И что же делают эти потомки знаменитых полководцев и консулов? В страхе за свою жизнь они спешат выдать друг друга. Сын называет мать, брат предаёт брата. Лишь немногие решаются протестовать, если не делом, то хотя бы мужественной смертью. Казни следуют за казнями, кровь льётся рекой…

Тацит описывал и жизнь народов, ещё не испорченных роскошью и богатством. Там ещё сохранились мужество и свободолюбие. Ещё не покорённые британцы готовятся к бою с римскими легионами. Все они полны решимости умереть с оружием в руках, но не покориться поработителям. Их вождь обращается к ним с речью. «Мы не знаем рабства, – говорит он, – и не знаем тирании. Последние мы сохранили свободу, и мы не должны отдать её римлянам, этим грабителям и угнетателям. Они обращают в рабство наших детей. Они называют властью грабёж и убийство, а обратив страну в пустыню, говорят, что принесли ей мир; идите же в бой с мыслью о ваших предках и о ваших потомках».

Целую книгу написал Тацит об обычаях германцев. У них нет ни золота, ни серебра; единственное их богатство составляют стада. Просто их оружие, но они считают позором потерять его в бою. Их вожди правят лишь до тех пор, пока подают пример храбрости, пока их уважают соплеменники. Никого не сажают в тюрьму, не бьют. Важные дела решаются не вождями, а всем народом.

Народ судит преступников – изменников и предателей – вручает оружие юношам, которые уже заслужили честь носить его. Германцы не знают ни цирков, ни театров. Дети их воспитываются вместе с детьми рабов. И взрослые рабы живут не так, как в Риме; у каждого из них есть свой домик, своё хозяйство. Хозяину они отдают лишь часть урожая и приплода скота.

Многое в жизни германцев нравилось Тациту. Ведь некогда так жили и римляне, думал он. И тогда они были свободными и счастливыми. Но затем справедливому равенству пришёл конец. Появились цари, затем богачи. Они стали издавать законы, чтобы оправдать насилия. И всё пошло хуже и хуже.

Тацит и Ювенал мечтали о возвращении к прошлому, впереди они не видели ничего светлого. Поэтому так мрачны и подчас страшны нарисованные ими картины.

Но оба они были замечательными писателями и с большой силой сумели передать свою ненависть к неограниченной власти знати, к богачам. И потому впоследствии все, кто боролись против деспотизма, аристократии, силы денег, охотно читали их.

Римская вилла

В декабре оканчивались сельскохозяйственные работы, и для земледельцев наступало время недолгого отдыха и весёлых праздников. Пастухи приносили в жертву богу – покровителю стад – Фавну козлёнка и чествовали бога гуляньями и плясками. Затем целую неделю справлялись сатурналии в честь древнего земледельческого бога Сатурна. Существовала легенда, что когда – то, в далёкие времена, Сатурн правил землёй, и она была всеобщим достоянием, не было на ней ни бедных, ни богатых, ни господ, ни рабов. И теперь в память этого счастливого «золотого века» рабам на празднике сатурналий разрешалось свободно шутить с господами, пировать за их столами, и выбирать своего шуточного царя.

Только в эти дни могли сельские рабы немного отдохнуть и досыта поесть и выпить. Хозяин выдавал им по три литра вина на человека и угощение. А в будни они получали на человека по полкилограмма хлеба, по пол – литра перекисшего – из отжимок винограда – вина, по пол – литра оливкового масла в месяц, опавшие, негодные для продажи маслины или немного дешёвого рыбного маринада. Если раб болел, его скудный паёк ещё более уменьшался. Хозяин часто посещал своё имение, так как твёрдо придерживался старинных взглядов, по которым земледелие, если к нему относиться с постоянным вниманием, должно всегда приносить большие доходы. Его имение хорошо устроено, место для него выбрано удачно. В его библиотеке хранятся труды всех крупнейших писателей по сельскому хозяйству – знаменитого Катона Цензора, учёного Варрона, практика Колумёллы, поэта Вергилия, искусно переплетавшего в своих изящных сельских поэмах тонкую лесть Августу с советами по наилучшему устройству хлевов.

Имение отвечает почти всем требованиям этих авторитетов и радует хозяйский глаз. У подножия холма, дающего защиту от зноя и ветров, стоит господская вилла, не роскошная, но удобная. Зимние спальни и столовые обращены на юг, летние – на север. Библиотека выходит окнами на восток, чтобы предохранить книги от сырости. В приёмной комнате мозаичный пол с изображением охоты на кабана; на стенах живопись. Широкая колоннада для прогулок огибает дом, между колоннами – статуи знаменитых мудрецов древности. Зимой комнаты обогреваются горячим паром, который по трубам подаётся из котлов, нагревающихся в подвале. В баню всегда подаётся горячая и холодная вода. Перед домом разбит сад. Тремя террасами опускается он с холма. Маленький водопад наполняет водой большой бассейн, выложенный мрамором и украшенный каменными дельфинами. Деревья посажены правильными аллеями, кусты образуют фигуры зверей и буквы имени хозяина, на клумбах растут самые разнообразные цветы. Фрукты – яблоки, абрикосы, персики, гранаты, айва, инжир – и цветы украшают стол хозяина и с выгодой продаются в соседнем городе. Несколько искусственных пещер позволяют отдыхать в саду от летней жары.

Позади дома расположены служебные постройки: большая высокая кухня для рабов, баня, где они моются по праздникам, зимние хлевы, летние загоны для скота и птицы и при них помещения для пастухов, птичников и скотников. Все рабы живут в нескольких бараках, чтобы легче было наблюдать за ними. Несколько в стороне – давильня для винограда, погреб для масла и винный погреб, где хранятся засмолённые и запечатанные амфоры с вином, кладовые для сельскохозяйственных орудий и амбары для зерна и сена. За оградой усадьбы расположены мельница, рига, хлебная печь, ямы, где собираются удобрения, и два пруда. В одном мокнут ветви, прутья, волокна, в другом плещутся гуси и утки.

За усадьбой начинается поле, засеянное пшеницей и ячменём, дальше – холмы, покрытые виноградниками, а за ними – оливковая роща и дубовый лесок, дающий прекрасные жёлуди для свиней и корм для коз и овец. Крупный скот отправляется с пастухами в горы, на общественные пастбища. Поблизости удобная дорога, ведущая в город, куда отвозятся на продажу продукты из имения.

Прибыв на свою виллу, поклонившись домашним богам – ларам – и проверив, как вели себя во время его отсутствия рабы, господин идёт осматривать своё хозяйство. За ним почтительно следует управляющий виллой – вилик. Владелец выбрал на эту должность самого сообразительного, старательного и расторопного из своих рабов. Управляющий хорошо знаком с сельским хозяйством, но никогда не позволит себе оспаривать распоряжения господина. Правда, он неграмотен, но многие считают, что это для управителя даже хорошо – он не будет подделывать счётные книги и присваивать деньги. Управитель живёт со своей семьёй в маленьком доме при входе в усадьбу и видит всех входящих и выходящих. Он почтителен с друзьями господина и не позволяет себе сплетничать о нём с недоброжелателями, он не заводит знакомств, неохотно берёт или даёт взаймы. Первым встаёт он и последним ложится, убедившись, что всё заперто и убрано. Следить за домашним хозяйством, провизией, кухней, прядильщицами и ткачихами помогает ему жена.

Управляющий виллой разбирает ссоры рабов, раздаёт и проверяет выполненую работу. Прилежных, работящих рабов он поощряет, приглашает к своему столу, ленивых и непокорных наказывает розгами или, с разрешения хозяина, заковывает в цепи и отправляет в подземную тюрьму – эргастул. Это большой тёмный подвал, освещенный лишь маленькими окошками, расположенными высоко над полом, чтобы узники не могли до них дотянуться. Присматривает за ними особый тюремщик – эргастуларий. Закованных рабов посылают на самые тяжёлые работы под постоянным, бдительным наблюдением надсмотрщиков. Впрочем, и остальные рабы всегда под присмотром. Их никогда не посылают на какую – нибудь работу поодиночке или даже вдвоём, чтобы они не ускользнули из поля зрения управляющего. Обычно их делят на десятки (декурии), под особым надзором каждый: так легче выявить ленивых и старательных, наказывать и поощрять. Каждому отводится свой участок работы, чтобы не было попыток сваливать её друг на друга. Хозяин строго проверяет, не проявил ли вилик излишней расточительности или попустительства. Пусть он не пробует ссылаться на плохую погоду, ведь и в дождь можно с пользой занять людей: свозить навоз, конопатить бочки, ремонтировать инвентарь, убирать хлева и амбары, сучить верёвки, чинить одежду и обувь.

Но, выжимая из раба всё, что можно, приходится заботиться и о его здоровье. На вилле есть маленькое помещение для больных рабов, и жена вилика обязана лечить их и ухаживать за ними. Ведь за раба плачены деньги, и немалые. Теперь не то, что во времена больших войн при республике, когда пленных десятками тысяч продавали по дешёвой цене на рабских рынках. Теперешние незначительные пограничные войны не дают достаточного притока свежих рабов. Немного их рождается и в самом имении.

Иногда приходится смотреть сквозь пальцы, как раб портит орудия, понять устройство которых у него нет охоты, или когда, несмотря на все угрозы и наказания, он не бережёт хозяйского скота, небрежно обрабатывает опостылевшую ему чужую землю. Хозяин старается даже не посылать рабов на болотистые, слишком трудоёмкие и вредные для здоровья участки. Выгоднее нанять для работы на них бедняков – подёнщиков или сдать их в аренду лишившимся своей земли окрестным крестьянам. Теперь таких появляется всё больше и больше. Вот уже несколько поколений одной семьи арендует у него землю. Их прадеда вместе со многими другими согнали с полей, чтобы отдать землю ветеранам императора Августа. Пришлось ему искать себе пропитания в чужом имении. Хозяин дал ему небольшой участок в 15 югеров, раба, пару волов, плуг, семян с тем, чтобы он постепенно уплатил за всё это из будущих урожаев. Дела арендатора пошли плохо, долг всё рос, и теперь его потомки принуждены платить и деньгами, и долей урожая, и работой на землевладельца в пору пахоты, сева и уборки.

Трудно было мелкому крестьянину соперничать с крупными землевладельцами, с дешёвым египетским и африканским хлебом, испанским маслом, галльским вином.

Особенно много было таких крестьян, которых разоряли богатые соседи. Только на днях пришёл такой бедняк с женой и сыном просить помощи. Он рассказал свою историю. Поблизости находилось имение одного известного богача. Он давал деньги взаймы под большие проценты, имел корабли, возившие товары из Африки и Испании, и славился своим богатством. Земля была у него и в Италии, и почти во всех провинциях. Целые города могли бы разместиться на его апулийских пастбищах для овец, на сицилийских хлебных полях, в африканских оливковых рощах, на галльских льняных плантациях и в виноградниках. На его вилле в Италии огромные пространства были заняты под увеселительные парки с целыми полями роз и фиалок. Всевозможные птицы разводились в лесах, редкостные рыбы вскармливались в садках. Он так любил одну из них, красивую мурену, что вдел ей в плавники драгоценные серьги, и гости специально приезжали, чтобы полюбоваться на неё.

Его имения были подобны большим городам. Из тысяч рабов даже десятая доля не знала его в лицо, но все трепетали при одном его имени. За малейшую провинность, за самовольную отлучку из усадьбы полагалось сто розог. Раба, разбившего дорогую вазу, он бросил на съедение своим любимым рыбам…

Некоторые участки его земель не приносили никакого дохода, так как находились в руках вороватых управителей, многие вовсе не обрабатывались и превратились в обиталище диких зверей, но в своём тщеславии он всё увеличивал и увеличивал владения, желая «не иметь соседей». Он хвастал, что на его собственных землях его рабами производится всё, начиная от кирпичей для домов и труб для водопроводов и кончая искуснейшими статуями и драгоценными золототканными материями. Его колоссальные владения состояли из десятков прежде самостоятельных имений. Он скупал их у потомков вконец промотавшихся аристократических семей, и некоторые знатные молодые люди, возводившие свой род к спутникам Энея, шли к нему на службу управляющими и приказчиками. Он захватывал общественные пастбища, ничего не платя городам, которым они принадлежали. Бедных людей он попросту сгонял с их участков…

Так, и пришедший за помощью бедняк владел небольшим полем по соседству с богачом и не желал расстаться с землёй, доставшейся ему от предков. Но могущественному соседу ничего не стоило оспорить его права на землю; ведь местный судья не осмеливался противоречить богачу. Вот и вышло постановление: уходить бедняку, куда глаза глядят. Рабы соседа пришли выкидывать его скарб как раз в самый разгар весёлых сатурналий. Правда, несколько друзей, возмущённых грубым насилием, поспешили ему на помощь. Но что же можно сделать против силы? В драке были убиты его старший сын и один из друзей, а он со всей семьёй, захватив только изображения домашних богов – ларов, пришёл просить поддержки.

Ну что же, новый господин дал ему инвентарь, пару волов, участок в 20 югеров земли и кусок болота: пусть разводит бобы, чечевицу и репу, такая почва только для них и пригодна. Новый господин даже готов на первых порах не очень обременять его оплатой. Он рад помочь жертве богатого соседа, которого втайне ненавидит. Соседские вилики и рабы этого соседа, чванясь богатством своего хозяина, портят его посевы и деревья больше, чем солдаты, проходящие мимо по военной дороге.

Конечно, прежде всего этому владельцу было выгодно помочь просителю. Всё – таки новая рабочая сила прибавилась, а её всё труднее доставать теперь. Ведь подумать только: сколько нужно людей, чтобы извлекать доходы из имения! На 240 югеров оливковой рощи нужно 13 работников, на 100 югеров виноградника – 16, на 100 югеров пашни – 26 человек, а кроме того, нужны ещё пастухи, скотники, птичники, повара, пекари, гончары, мельник, пряхи, ткачихи, садовники, слуги при доме. При таких условиях доход может быть неплохой. По самому скромному подсчёту только виноградник даст по 300 сестерциев с югера, если считать, что каждый югер принесёт по меху вина (524 л). Но главное, что, нельзя положиться вполне ни на самого лучшего вилика, ни на многочисленных надсмотрщиков. Что им в конце концов хозяйское добро? Вот опять рабы испортили дорогой испанский оливковый пресс, сломали новый, недавно изобретённый в Реции плуг с широким лемехом в виде лопаты, да ещё перекормили мула. Теперь придётся вызвать «медика для мулов».

С арендаторами – колонами меньше хлопот. Они сами заинтересованы в том, чтобы беречь инвентарь и скот и получать урожай побольше; тогда увеличится и их часть, и часть хозяина. Пожалуй, неглупо поступают теперь некоторые землевладельцы, которые стали часть своей земли разбивать на участки по 20 югеров и раздавать их для обработки рабам при условии сдачи части урожая. Раб получает свой домик, кое – какое имущество и обзаводится семьёй. Ему выгодно увеличивать хозяйство. Он надеется получить вольную, приобрести скромное благосостояние, вывести в люди детей. Вот почему он старается на этой работе так, как не заставили бы его стараться на господской земле ни плети, ни колодки.

Надо будет попробовать посадить на землю того сильного и сметливого раба, который вышел победителем в состязаниях на нынешнем празднике, справлявшемся в честь ларов. Если дело пойдёт хорошо, можно будет дать ему собственного раба…

Всё это обдумывает хозяин, пока идёт по имению. Он шутит кое с кем из более пожилых рабов, позволяет им высказать своё мнение о предстоящих работах. Городским рабам он такой вольности не дозволяет, но этих надо поощрить, чтобы лучше старались. В последнюю очередь осматриваются эргастулы, где томятся закованные в цепи рабы.

Когда всё осмотрено и все распоряжения отданы, хозяин отдыхает на широкой веранде своего дома. На поклон к нему являются его арендаторы – колоны. Они приносят подарки – яйца, кур, ягнят, фрукты. Кое – кто просит об отсрочке платежей, другие представляют на суд хозяина свои взаимные споры. Разговаривая с колонами, хозяин думает про себя: хорошо было бы сдать в аренду ещё несколько участков земли. Только не так – то легко найти желающих. Всё больше сельских жителей предпочитает уходить в города, особенно в Рим, и жить там за счёт государственных и частных подачек.