Текст книги "Древний Рим"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Дарья Каллистова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Военная реформа Мария подготовила установление военной диктатуры в римском государстве.

На Римском Форуме

С разных сторон к форуму шли толпы народа. Когда – то на месте форума было болото, куда жители Рима выгоняли свой скот. Ещё в древние времена болото было осушено, и это ровное и удобное место стало использоваться для народных собраний.

Частое стечение окрестного населения привлекало сюда ремесленников и торговцев. На площади открылись многочисленные лавки. Тогда – то она и получила название «форум», что по – латыни значит рынок.

Но не лавки торговцев привлекали сегодня людей: граждане торопились до восхода солнца попасть на форум, чтобы не остаться в стороне при решении важного вопроса.

Особенно много народа спускалось к форуму по Этрусскому переулку, соединявшему площадь с густо населёнными районами у реки Тибра и проходившему вдоль Палатинского холма, где стояли дома зажиточных граждан. Толпа, шедшая по этому переулку, мимо закрытых ещё в этот ранний час парфюмерных лавок и харчевен, выходила на площадь и поворачивала налево по Священной дороге. По правую руку оставался круглый храм богини Весты, где на алтаре непрерывно горел огонь. Девушки, которые служили этой богине, – весталки, следили за тем, чтобы этот огонь никогда не угасал. Между этими храмами находился трибунал – возвышение, где специальные должностные лица – преторы (претор – должностное лицо, ведавшее судебными делами и следившее за порядком в городе) – публично разбирали судебные дела.

Священная дорога, по которой теперь шла толпа, была уже частью форума. Этот проход около семи метров в ширину отделялся от центральной части площади невысокими лавками и поставленными здесь статуями героев Рима. В центре площади виднелось маленькое невзрачное на вид здание, состоявшее из двух соединённых между собой каменных ворот, обращённых на восток и на запад. Это был храм бога Януса (у древних римлян – божество времени, всякого начала и конца; изображался с двумя лицами, обращёнными в противоположные стороны). По древнему обычаю ворота этого храма должны были быть закрыты; они открывались лишь для молитв о победе, когда государство вело какую – нибудь войну. Но так как римляне постоянно воевали ради грабежа и захвата чужих земель, то за всё время существования республики храм Януса был закрыт всего два раза.

Вся центральная часть форума была заставлена каменными, бронзовыми и мраморными статуями богов и героев Рима. Здесь же росли огороженные красивыми решётками священные растения: фикус, тенью которого, согласно легенде, пользовались основатели города – Ромул и Рем, олива, виноградная, лоза и лотос – египетский цветок, который, по преданию, был древнее самого города.

…Толпа двигалась по Священной дороге к Капитолийскому холму, замыкавшему площадь с северо – запада. На склоне его виднелось большое здание табулярия – государственного архива, а у подножия стоял храм Согласия, где хранилась военная казна. Остальные государственные деньги хранились в находившемся здесь же рядом храме Сатурна. Перед ним проходил Бычий переулок, у которого заканчивалась Священная дорога. Толпа сворачивала направо к рострам – высоким трибунам, с которых ораторы произносили речи. Эти трибуны были украшены носами захваченных у врага кораблей – рострами, откуда и произошло их название. Трибуны были обращены на восток, и перед ними открывалась небольшая неправильной формы площадь, составлявшая тоже часть форума. Она была совершенно свободна от статуй, лавок и храмов, и сюда устремлялись в этот час толпы со всех примыкающих к форуму улиц. Это был комиций, предназначенный для народных собраний. Здесь происходили народные собрания по трибам, в отличие от народных собраний по центуриям, которые собирались за городом, на Марсовом поле. С востока площадь ограничивалась курией Растилия, на стене которой была искусно нарисована сцена, изображающая победу римлян над сицилийцами, а с запада стоял карцер – государственная тюрьма, в подземелье которой происходили допросы и казни.

Не только горожане заполняли сегодня комиций. Ещё с ночи с юга по Аппиевой и Латинской дорогам, с севера по Фламиниевой и Кассиевой, из – за Тибра по Аврелиевой и с востока по дороге Валерия в город потянулись толпы крестьян из окрестных деревень, чтобы принять участие в предстоящем голосовании. Для Рима это была далеко не обычная картина: обычно крестьяне неохотно бросали свои полевые работы ради народных собраний, так как решения, принимаемые на них из – за подкупов и всякого рода обманов, бывали выгодны только небольшой кучке римской знати и ничего не давали народу. Но сегодня всё было иначе. – Смотри, – сказал, обращаясь к своему соседу, коренастый ветеран – старый солдат, с лицом, изуродованным шрамами, – крестьяне так и валят валом. Все побросали работу и только и думают сегодня о государственных делах.

– Да… Я не видел такого со времён Гая Гракха! – согласился сосед, бедно одетый старик, державшийся, однако, бодро и прямо. – Многие крестьяне сидят в городе уже несколько дней, а ведь сейчас в деревне горячая пора.

В другом конце площади большая толпа народа прислушивалась к ожесточённому спору между рослым крестьянином и стройным юношей, принадлежавшим, судя по изысканной одежде, к знати.

– До сих пор консулы выбирались только из знатных родов, и эти консулы возвеличили римский народ и сделали его господином мира, – высокомерно глядя на крестьянина, говорил юноша – аристократ. – Марий же – простой крестьянин, и с его стороны было неслыханной дерзостью добиваться должности консула. Этот неотёсанный солдат даже не знает греческого языка, на котором говорят все образованные люди, не изучал греческую литературу. Только слепота народа, не понимающего собственных выгод, привела к тому, что он в этом году смог стать консулом.

– Не многого стоят все эти ваши знатные консулы, – возражал крестьянин. – Вот уже пятый год, как они не могут покончить с этим жалким нумидийским царьком Югуртой, который их всех подкупает. Какой позор для великого Рима! Римские консулы за деньги продают Югурте кровь своих солдат. Да за одно это их всех надо отдать под суд и отправить в изгнание…

– Как ты смеешь ругать всех римских полководцев из – за нескольких продажных мерзавцев! – воскликнул молодой аристократ. – Разве благородный Метелл не сражается сейчас в Нумидии против Югурты и не наносит ему поражение за поражением? Вашему Марию не дают, покоя успехи Метелла. Ему самому хочется получить пост командующего нашей армией. Теперь, когда великий Метелл разбил Югурту, Марий хочет воспользоваться его победами и присвоить себе славу, которая по праву должна принадлежать Метеллу. Ради этого Марий уже добился консульства вопреки воле сената. Но командования армией Марию не видать как своих ушей: ведь сенат уже давно постановил, что независимо от того, кто будет консулом, вести войну в Нумидии должен Метелл – единственный полководец, который сумел добиться там успеха. После решения сената никто не имеет права лишить Метелла командования.

– Не хвались заранее, – ответил крестьянин. – Недавно нобили кричали, что Марию не быть консулом, а теперь он – консул. Народ решит исход голосования, и по воле народа Марий получит и командование в Нумидии, сколько бы вы ни кричали, что такое решение незаконно. На этот раз вы нас не запугаете!

В этот момент началось жертвоприношение, и толпа смолкла.

На трибуне появился претор, одетый в тогу, окаймлённую широкой красной полосой. Впереди него стояло шесть ликторов, державших на плечах обвязанные красными ремнями связки розог. В этот день в народном собрании председательствовал претор. Один консул, Кассий Лонгин, находился при армии на севере, а второй консул, Марий, не мог быть председателем, так как дело касалось его лично. В случае отсутствия консулов главой Рима считался городской претор.

– Да будет наше собрание успешно, благополучно и счастливо! – громко провозгласил претор, обращаясь к народу. – Пожелаете ли вы, сограждане, утвердить предложение народного трибуна Тита Манлия Манцина о передаче командования армией вновь выбранному консулу Гаю Марию? Пусть трибун прочтёт своё предложение.

– Сограждане! – начал Манлий Манцин. – Пятый год идёт тяжёлая война в Нумидии с вероломным царём Югуртой. Никогда со времён Ганнибала не терпел римский народ столько позорных поражений. Нынешний командующий, честолюбивый Цецилий Метелл, нарочно затягивает войну, чтобы продлить срок своей власти. Гай Марий обещал скоро закончить войну победой и доставить Югурту в Рим живым или мёртвым. Марий получил консульство не подкупами и обманами, а благодаря своим заслугам и испытанной храбрости. Он изучал военное искусство в военном лагере и на поле боя, начав службу с самых низших должностей. Только высокомерие нобилей мешало ему получить заслуженные им почести. Солдаты пишут из Африки, что война не будет окончена, пока во главе армии не встанет Гай Марий. Я предлагаю выполнить это, требование народа.

Так как в народном собрании не полагалось обсуждать предложения должностных лиц, то по сигналу, данному трубой, приступили к голосованию по трибам. Трибы голосовали по очереди, в определённом порядке.

Голосовавшие должны были пройти по узким мосткам, огороженным с двух сторон. Здесь стояли специальные контролёры, которые выдавали проходящим по две дощечки. На одной были написаны первые буквы слов «согласен с предложением», на другой – «оставить по – старому». Подходя к концу мостков, граждане бросали соответственно своему желанию одну из дощечек в избирательную урну. Неиспользованная дощечка потом выбрасывалась. Чтобы не было злоупотреблений, около урны также стояли контролёры. Пройдя урну, проголосовавшие попадали в обширный, окружённый плетнём загон, откуда они не имели права выйти до конца голосования своей трибы. Это делалось для того, чтобы никто не мог проголосовать два раза.

Когда первая триба, проголосовав, очутилась в загоне, контролёры унесли избирательные урны для подсчёта голосов в особое помещение, находившееся тут же на форуме. Сразу же начала голосовать вторая триба, потом третья… Голосование продолжалось до позднего вечера.

Выпущенные из загонов, усталые от жары и толкотни, граждане первых триб разбрелись по форуму. Некоторые закусывали в харчевнях, кто победнее покупали пищу и кружку вина прямо на площади у уличных разносчиков. Некоторые, подстелив плащи, улеглись прямо на землю, в тени строений. Многие оживлённо беседовали. Кое – где снова вспыхнули споры.

– Хорошо, что голосование теперь тайное, – задумчиво говорил своим соседям высокий старик, беседовавший раньше с ветераном. – Я ещё помню, как в дни моей молодости контролёры просто опрашивали голосующих и отмечали точкой в своих таблицах, за что подан голос. Какие это давало возможности знати! Аристократы становились рядом с контролёрами, и, боясь их, мы часто голосовали не за то, за что хотели. Я, как сейчас, помню, как нас заставили утвердить триумф аристократу Эмилию Павлу. Многих из вас ещё не было на свете, когда это произошло.

– Такие вот трусы, не заботящиеся ни о чём, кроме своего желудка, и губят государство, – сердито закричал на старика крестьянин, споривший утром с аристократом. – Богачи подкупают вас подачками. Недаром Марий, когда он ещё был народным трибуном, запретил «подарки» накануне голосования. Да и подлоги при подсчёте избирательных дощечек оставались бы, если Марий не провёл бы закон о дополнительных контролёрах из народа. Он не думал тогда, как ты, о своей личной выгоде. Ведь ему пришлось вступить в борьбу со всем сенатом, и он не побоялся пригрозить тюрьмой самому консулу, попытавшемуся воспрепятствовать проведению этого закона. Только благодаря контролю мы сможем отстоять наши интересы и передать командование нашему защитнику – Марию.

– Не очень – то надеюсь я на этого защитника, – негромко продолжал рассуждать старик. – Много уже было на моей памяти богачей, бравшихся защищать народ. А как только добьются почётной должности, сразу и забывают про все обещания. Где им понять нашу нужду? Марий уже породнился со знатью, женившись на Юлии – дочери аристократа Цезаря. Он выступил против раздачи государством дешёвого хлеба, и, помяните моё слово, он ещё покажет себя и будет не менее жестоким к беднякам, чем самые заядлые аристократы…

Крестьянин уже не слышал этих слов. Вместе с группой друзей он громким криком приветствовал сообщение контролёров, закончивших подсчёт голосов в первых двадцати трибах. В восемнадцати из них большинство высказалось за предложение о передаче командования Марию.

При вынесении решения народного собрания считалось, что каждая триба в целом имеет один голос. Таким образом, принятым считалось то предложение, за которое высказывалось большинство триб.

Теперь стало ясно, что независимо от результатов подсчёта голосов в последних пятнадцати трибах предложение народного трибуна Манцина будет утверждено народным собранием и станет законом. Граждане начали расходиться с форума. Почти все были довольны результатами голосования, и только среди небольших групп нобилей и их сторонников слышался ропот. Особенно негодовал стройный юноша в изысканной одежде.

– То ли дело было раньше! – ораторствовал он. – Сенат и консулы вносили предложения, а народ послушно их утверждал. Теперь не так. Чернь совсем распоясалась! Опять народное собрание нарушило постановление сената. Так дело может зайти далеко! Марий только и думает о том, как насолить нобилям. Говорят, он задумал принимать в армию бедноту, не имеющую никакого имущества и готовую за деньги служить кому угодно. Пора положить конец его необузданной наглости, иначе республика погибнет.

– Как знать? – возражал ему шедший с ним рядом аристократ в сенаторской одежде. – Не так уже страшен этот Марий. Он ведь связался с народом только потому, что знать не желает принять его в свою среду. Зависть и честолюбие сделали его вождём демократов; честолюбие и корыстолюбие могут заставить его перейти на нашу сторону. А наёмная – армия, которую он, по слухам, собирается создать, может помочь нам обуздать чернь, особенно если эта армия окажется в наших руках. Народ у нас в Риме никогда не имел власти и иметь не будет. В крайнем случае, если Марий не образумится, найдётся и среди нас хороший полководец, который, опираясь на эту армию наёмников, сумеет установить порядок в республике. Для нас лучше диктатор, чем господство черни!

Юноша почтительно молчал, слушая слова старого сенатора…

Диктатор Сулла

– Отец, отец, что это такое? – закричал своим звонким голосом маленький Публий.

– Разве ты не видишь – гробница, – отвечал ему отец.

– А почему здесь гробница? Ведь здесь не кладбище, – снова спросил Публий…

Гай Муций со своим маленьким сыном Публием приехали в Рим из деревушки на юге Лация, где они жили. Публий ни разу ещё не был в Риме и упросил отца взять его с собой, чтобы, посмотреть столицу. Всё утро они ходили по городу, а теперь пришли осматривать Марсово поле.

Это было вовсе не поле, каким его обычно представляют; поле только по названию, так как большая часть его была застроена зданиями. В южной части Марсова поля находился цирк. Рядом стоял знаменитый храм богини войны Беллоны. В этом храме в торжественные дни триумфов заседал римский сенат, когда чествовал полководцев – победителей. В другой части поля находился древний алтарь бога войны Марса; большое здание курии Помпея, огороженное место, так называемый «овечий закут» для народных собраний, ещё ряд храмов. Публий с отцом уже осмотрели большую часть этих зданий и теперь подошли к большой отделанной мрамором гробнице. Публий умел читать и, подойдя вплотную к гробнице, прочитал начертанную на ней надпись: «Луций Корнелий Сулла. Никто не сделал так много добра своим друзьям и так много зла своим врагам».

– Отец, – сказал Публий, – этого Суллу, верно, очень любили его друзья, если он сделал им так много добра.

– Суллу любили!? Не очень – то его любили, – отвечал сыну Гай Муций. – Страшный это был человек!

– А почему его гробница здесь, на Марсовом поле? – повторил свой вопрос Публий.

– Потому, – отвечал отец, – что ему всё было можно. Никто не решался ему перечить. Захотел, чтобы его тут похоронили, вот и похоронили. Ты попроси дедушку рассказать тебе про Суллу. Он должен хорошо его помнить.

Когда через два дня они вернулись домой и вся семья собралась к ужину, Публий вспомнил слова отца и обратился к своему деду Квинту.

– Дедушка, ты помнишь Суллу? Расскажи нам про него.

… Ещё бы старый Квинт не помнил диктатора Суллу! Как и многие пожилые люди, он гораздо лучше помнил то, что довелось ему пережить в молодые годы, чем свою последующую жизнь. Вопрос внука сразу же воскресил в памяти старика холодные голубые глаза диктатора с пронизывающим взглядом, его бледное, покрытое пятнами лицо. Не хуже помнил он и Мария, злейшего врага и соперника Суллы.

В те далёкие годы, когда старый Квинт был ещё мальчиком, его отец был вынужден продать свой заложенный и перезаложенный участок земли в Кампании богатому соседу и переселиться с семьёй в столицу. Тяжело им жилось в первое время после переезда в Рим. Единственным источником существования семьи были подачки римских богачей, перепадавшие его отцу в дни выборов. Но потом Марий, сделавшись консулом, провёл закон, по которому на военную службу стали брать и неимущих граждан. Отец Квинта сразу же завербовался в один из легионов и уехал воевать в Африку, а затем в другие провинции.

Что и говорить, нелегка и опасна была жизнь солдата. Зато каждый раз, как отец Квинта приезжал домой на побывку, он привозил с собой деньги и ценные вещи, а однажды привёз с собой трёх рабов – фракийцев, которых потом удалось выгодно продать. Семья их теперь перестала нуждаться, хотя жили они по – прежнему не в своём доме, а в наёмной тесной квартире. Во время одной из своих побывок отец как – то даже завёл разговор с матерью: «А недурно бы нам снова обзавестись землицей в Кампании или каком – либо другом месте. Марий обещал провести закон о наделении всех его старых солдат участками земли».

Мечтам этим, однако, не суждено было исполниться. Некоторые из солдат Мария действительно получили участки земли, но отца Квинта в это время в Риме не было. Вместе со своим легионом он находился в провинции Азии. А потом наступило тревожное время. Италики потребовали уравнения в правах с гражданами Рима и восстали. Вся Италия стала тогда ареной ожесточённой войны. Отец Квинта за всё это время приезжал в Рим только один раз. Был он в эту побывку мрачен и неразговорчив.

Между тем Квинту исполнилось 17 лет. Его записали в трибу по месту жительства и в центурию пролетариев, потому что земли у них не было. Квинт, таким образом, стал римским гражданином. Он хорошо помнит этот день. Под вечер у них собралось несколько соседей, чтобы отпраздновать торжественное событие. Мать поставила на стол угощение: большой кувшин вина, овечий сыр, рыбу, маслины. В это время раздался стук в дверь. Мать открыла – и в комнату вошёл отец. Боги, в каком он был виде! Левая, обвязанная тряпкой рука повисла вдоль тела, как плеть. Лоб пересечён свежим шрамом. Одежда разорвана и в пыли. Нит когда ещё он не возвращался домой таким.

Все поднялись ему навстречу. Посыпались вопросы.

– Досталось тебе, видно, в сражении! – воскликнул один из гостей.

– Нет, не в сражении, – мрачно ответил отец.

Позже он рассказал о том, что понтийский царь Митридат, Заключив союз с царём Армении, перешёл со своим войском границу римской провинции Азии и поднял восстание. Всюду, где бы ни появлялся Митридат, навстречу ему высылались послы и местные жители в праздничных одеждах толпами его приветствовали, как своего освободителя.

– Ну, а вы – то что же? Как вы поступили? – воскликнула мать.

– Ну, что мы могли сделать? – отвечал отец. – Наши римские откупщики уже достаточно там поработали. Местные жители ненавидели нас. Поэтому как только они прослышали о Митридате, наш лагерь окружила разъярённая толпа. Мы и опомниться не успели, как они ворвались за частокол и поубивали всех, кто не успел убежать. Тогда – то мне и раздробили камнем локоть на левой руке и поранили голову. Да что я, простой солдат! Схватили и нашего консула Мания Аквилия; схватили и выдали Митридату. А Митридат – велел его провести пешком через всю Малую Азию. Всю дорогу его стегали кнутом и заставляли выкрикивать своё имя и звание. Когда же, наконец, его привели в город Пергам, Митридат приказал расплавить золото и влить ему в глотку, чтобы все видели, как нужно насыщать непомерную жадность римлян к золоту. Так он и умер в страшных мучениях под улюлюканье толпы. Мало этого. Когда Митридат вступил в город Эфес, он разослал по всем другим городам особый указ. По этому указу хватали и убивали всех находившихся в Малой Азии римлян: и мужчин, и женщин, и малых детей. В один день их было перебито больше восьмидесяти тысяч. Все, кто остались, бежали в Италию. Вот и я тоже…

На другой день все в Риме уже знали о восстании Митридата на Востоке. Только об этом и было разговоров. Никто не сомневался, что это восстание будет быстро подавлено. Нужно только послать туда хорошую армию. Не поможет тогда Митридату ни его союз с армянским царём, ни то, что его сторону приняла большая часть городов Греции. Но кто возглавит эту армию? У всех на устах было два имени: Марий и Сулла.

Марию в то время было почти семьдесят лет, но был он ещё достаточно крепок. Граждане хорошо помнили, как быстро он закончил войну в Африке, как спас Рим и Италию, когда угрожало вторжение германских племён. Но главное для многих простых граждан заключалось в том, что Марий вышел из народа и был обязан своим успехам и славе не богатству или знатному происхождению, а мужеству и энергии. Все эти граждане без колебаний были готовы отдать свои голоса на предстоящих консульских выборах старому Марию, а не аристократу Сулле.

Про Суллу рассказывали, что в свои молодые годы он предпочитал пиры и попойки занятиям государственными делами. Потом он выдвинулся во время войны в Африке и ещё больше – в войне с италиками. В последней войне и Марий и Сулла командовали римскими войсками, но на разных участках военных действий. И тут Сулла своими блестящими военными успехами совершенно затмил былую славу Мария. Простить ему это Марий не мог. Но сам Сулла, не очень боялся вражды Мария. Смелость была отличительной чертой его характера, смелость в сочетании с полным презрением к людям, редкой жестокостью и хитростью. Его называли полульвом, полулисицей, причём лисица в нём была гораздо опаснее льва. И вот с этим человеком Марию предстояло вступить в третий раз в соперничество на консульских выборах 89 г. до н. э. От исхода этих выборов зависело, кто будет назначен командующим над войсками, предназначенными для войны с Митридатом.

У Суллы были основания надеяться на успех. За него стояла большая часть сенаторов, вся республиканская знать, а значит, и те из рядовых граждан, которых эта знать подкупала. Было немало и таких людей, которые собирались завербоваться в войска, чтобы принять участие в походе на Восток. Для них было, в сущности, безразлично, кто возглавит эти войска: Марий, Сулла или ещё какой – либо другой полководец. Им было важна только, чтобы этот полководец быстро достиг успеха в войне и обеспечил для них побольше военной добычи.

Отец Квинта был особенно настроен против таких людей.

– Они не понимают, – говорил он, – что Сулла использует свои победы и славу, да и их самих, как баранов, для того, чтобы ещё больше укрепить в Риме власть знати и сената. Интересы народа будут тогда забыты.

Сам он целиком стоял за Мария. Как – то раз рано утром он разбудил Квинта: «А ну – ка, сынок, пойдём посмотрим на нашего старика». И они направились на Марсово поле. В то время оно было меньше застроено, чем теперь, и в той его части, которая поближе к Тибру, происходили игры и военные упражнения. Здесь увидели они пожилого тучного человека, быстро идущего им навстречу.

– Ничего, ещё не утратил наш старичок бодрости, – сказал отец Квинта.

Когда Марий поравнялся с ними, отец Квинта с почтением приветствовал его.

– Слушай, Квинт, – сказал он сыну, – с перебитой рукой я теперь не воин. Да и возраст мой уже не тот. Теперь вся надежда на тебя.

Квинт это и сам хорошо понимал. Наступила его очередь стать кормильцем семьи. Он должен завербоваться в войска, когда Марий будет выбран в консулы и объявит набор. Теперь уже не отец, а он будет приезжать на побывки домой с военной добычей.

Когда наступил день консульских выборов и граждане собрались на заре всё на том же Марсовом Поле, Квинт и его отец подали свои голоса за Мария. Большинство центурий, однако, проголосовало не за Мария, а за Суллу. Марий в консулы не прошёл.

Грустными возвращались отец и сын домой. Что теперь делать? Набор в войско будет теперь объявлять не Марий, а Сулла. Уж не завербоваться ли к нему? Когда Квинт сказал об этом отцу, тот сначала и слышать об этом не хотел, но потом задумался. Он вернулся в Рим инвалидом и на этот раз ничего с собой не привёз. Правда, в их доме оставались ещё кое – какие запасы и немного денег, но надолго ли этого хватит? Как будет дальше жить их семья, если Квинт не попадёт в армию? И не всё ли равно в конце концов, будет ли Квинт солдатом Мария или Суллы. Для семьи важно, чтобы он не с пустыми руками приезжал на побывки.

Через неделю Квинт с согласия отца был уже в Ноле. Здесь, в этом небольшом городке, формировались легионы Суллы, предназначенные для похода против Митридата. Но самого Суллы в Ноле не было. Он оставался ещё в Риме. О том, что там произошло, Квинт узнал уже потом от отца. После избрания Суллы в консулы его противники не успокоились. Марий вступил в соглашение с Сульпицием Руфом, бывшим в тот год народным трибуном, и они вместе выработали план действий. Было решено провести несколько законов: закон о возвращении политических изгнанников – среди них были враги Суллы; закон об исключении из сената тех сенаторов, которые имели более двух тысяч денариев долга – среди этих задолжавших сенаторов были враги Сульпиция и Мария; наконец, закон о равномерном распределении италиков по всем 35 трибам.

Последний закон был особенно важен. В результате восстания италики добились от правительства Рима обещания предоставить им права римских граждан. Только получив это обещание, они сложили оружие. Но их тут же обманули. Если все римские граждане по месту своего жительства были расписаны по 35 гражданским трибам, то италиков зачислили только в 8. Это значило, что при решении любого вопроса в народном собрании они располагали только 8 голосами, то есть всегда оставались в меньшинстве.

Само собой разумеется, что сенат и вся римская знать выступили против предложенных Сульпйцием законов, особенно против закона о равномерном распределении италиков по трибам. Но сопротивление их было быстро сломлено. Все сторонники Сульпиция и все находившиеся в городе бывшие солдаты Мария дружно голосовали за эти законы, и они прошли. Когда же италиков распределили по всем 35 трибам, большинство в народном собрании оказалось на стороне Сульпиция и Мария. Сульпиций немедленно же этим воспользовался и внёс в народное собрание новое предложение. Он предложил присвоить Марию звание проконсула (проконсул – бывший консул, назначаемый правителем провинции) и назначить его вместо Суллы командовать войсками в войне с Митридатом.

– Что тут было! – рассказывал Квинту его отец. – Весь Рим заволновался, точно встревоженный муравейник. На улицах были пущены в ход кулаки и палки. Немало людей было поранено и даже убито. Сулла и второй – выбранный вместе с ним – консул попытались отсрочить созыв народного собрания, на которой должно было голосоваться новое предложение Сульпиция, но из этого ничего не вышло. В день собрания все мы прихватили с собой кинжалы, спрятав их под одеждой. Одного выступавшего за Суллу оратора тут же убили. Когда дело дошло до голосования, все мы подали свои голоса за предложения Сульпиция.

Предложения эти прошли и получили силу закона.

Что произошло потом, Квинту довелось увидеть собственными глазами. Уже смеркалось, и они собирались разойтись по своим палаткам, когда по всему лагерю быстро распространилась весть о внезапном прибытии Суллы. Некоторые видели, как он, ни на кого не глядя, быстро прошёл в свою палатку. Вскоре к нему были вызваны военачальники, которым он доверял. От сопровождавших Суллу ликторов солдаты узнали о том, что произошло в Риме. Весь лагерь заволновался. Ветеран, сосед Квинта, мрачно сказал:

– Ну, теперь Сулла должен будет всех нас распустить по домам. Не видать нам ни военной добычи, ни земельных наделов, которые он обещал нам после возвращения из похода. Теперь всё это получат солдаты Мария.

– А разве мы не можем завербоваться в легионы Мария? – спросил Квинт.

– Как бы не так! – отвечал сосед. – Станет брать Марий к себе в легионы бывших солдат своего смертельного врага, когда у него и своих людей хоть отбавляй.

Только тут Квинт понял, какую он совершил оплошность, поторопившись вступить в войско Суллы.

На другой день возбуждение в лагере ещё больше усилилось. Из Рима приехали военные трибуны с поручением принять от Суллы командование над войском. Сулла созвал всех солдат и обратился к ним с речью. Рассказав обо всём случившемся, он прямо поставил перед ними вопрос: намерены ли они впредь выполнять его приказания? Солдаты сразу поняли, что на уме у Суллы. Со всех сторон раздались крики: «Веди нас на Рим!»

Квинт видел, как потом разъярённая толпа солдат с криками обступила приехавших из Рима военных трибунов. Они были избиты камнями. Немного нашлось среди солдат Суллы таких, которые не решились выступить против решения народного собрания. Они предпочли оставить лагерь и уйти в Рим. Но и из Рима в Нолу стали приходить и присоединяться к войскам Суллы его сторонники.

И вот наступил день, когда все шесть легионов Суллы построились в походный порядок и двинулись по дороге на Рим. В рядах одного из этих легионов шагал и Квинт. Правильно ли он поступил, оставшись у Суллы? Эта неотвязная мысль не давала ему покоя. Но отца не было, и посоветоваться было не с кем.

Когда они отошли уже довольно далеко от Нолы, на дороге им встретилась группа людей. Впереди стояло два человека в окаймленных пурпуром тогах, за ними, очевидно, их свита. По долетевшим до него словам Квинт понял, что это были городские преторы, посланцы сената. Видимо, они требовали, чтобы войска прекратили движение на Рим. Солдаты отвечали на это требование криками и ругательствами. Они обступили со всех сторон посланцев. Потом на глазах Квинта разъярённые солдаты стали избивать свиту, переломали фасции, сорвали с преторов тоги.