Текст книги "Древний Рим"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Дарья Каллистова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Уже вблизи Рима навстречу им вышло ещё одно посольство. На этот раз в переговоры с ним вступил выехавший вперёд Сулла. Квинт стоял далеко и не мог слышать, о чём шла речь. Но только вскоре последовала команда разбивать лагерь. Те, кто был поближе, рассказали, что послы просили Суллу не нападать на столицу и от имени сената обещали во всём пойти навстречу его требованиям. «Ну, и что же ответил Сулла?» – спросил Квинт. Сулла обещал прекратить поход на Рим и остановиться здесь лагерем. Действительно, уже вышли вперёд солдаты из пеших легионов и стали размечать площадку для лагеря. Квинт облегчённо вздохнул. Но в это самое время была передана команда их легиону вновь построиться в походную колонну и двинуться вперёд па дороге к Риму.

Так дошли они до самого города и, остановившись у восточных его ворот, перестроились в боевой порядок. Затем раздалась новая команда, они бросились вперёд и ворвались в город. Навстречу им высыпали жители. Большинство из них были безоружны. Многие забрались на крыши; оттуда на солдат Суллы посыпался град тяжёлых черепиц и камней. Стоящий рядом с Квинтом солдат упал замертво с размозжённой камнем головой. Ещё два его соседа были ранены черепицами. Солдаты стали отступать к городским стенам. В это время подоспела подмога; подошли остальные легионы. Квинт увидел самого Суллу. «Жги дома!» – закричал он солдатам и с горящим факелом в руках устремился вперед. Следуя его приказанию все они стали метать стрелы, обвязанные горящей паклей, на крыши. Запылали дома. Чёрным дымом заволокло улицы. Ярость охватила солдат. Они врывались в дома, выволакивали из них людей и тут же на улице убивали. На перекрёстке двух улиц Квинт увидел глашатая. От имени Мария он призывал рабов взяться за оружие, обещая им свободу. Солдаты бросились на него и изрубили мечами.

Квинт побежал дальше. Когда он поравнялся с горящим домом, перед глазами его промелькнула падающая балка и он потерял сознание…

Очнулся Квинт уже дома. Подле него сидели мать и отец. От них узнал он, что его подобрал и доставил сюда в бесчувственном состоянии их сосед. Отец был совершенно подавлен всем происшедшим.

– Боги, – говорил он, – до чего мы дожили: римские воины ворвались в Рим и овладели им, как неприятельским городом.

Состояние Квинта было тяжёлым. Балка придавила ему грудь и повредила ногу. На другой день, когда ему стало немного лучше, отец сообщил новости: Сульпиция Руфа и многих его единомышленников приговорили к смерти. Некоторые – и в их числе Сульпиций – были убиты, многие бежали. Марий также успел бежать, и за его поимку Сулла назначил большую награду.

В следующие дни Квинт узнал от отца, что все законы Сульпиция были отменены и народное собрание поставлено под постоянное наблюдение сената. Впредь ни один закон не мог ставиться на голосование в собрании, если он до этого не был одобрен сенатом. А в состав сената было включено 300 новых членов. Все они были приверженцами Суллы. Многие из них до этого не занимали никаких должностей по выборам. Но Сулла мало с этим считался. Он им верил, считал их своими сторонниками – и этого было достаточно. Голосовать в народном собрании стали теперь тоже по – иному. Сулла восстановил древнее деление на центурии, по преданию, введённое ещё рексом Сервием Туллием. В итоге богатые и знатные стали иметь заранее обеспеченный перевес в голосах при любом голосовании. Не забыл Сулла и столь ненавистных сенатской знати народных трибунов. Они также были поставлены в зависимость от сената.

Но, занимаясь всеми этими делами, Сулла торопился. Своей властью он был обязан солдатам. Солдаты же только потому и поддерживали Суллу, что хотели под его командованием поскорее отправиться на войну с Митридатом. Они были убеждены, что поход этот даст им богатую добычу.

Сулла всё же пробыл в Риме до новых консульских выборов. Выборы эти не совсем совпали с его расчётами: наряду с его сторонником Гнеем Октавием в консулы был выбран и Луций Корнелий Цинна – человек, с точки зрения Суллы, не очень – то надёжный. Но Сулла дольше задерживаться в Риме не мог и сразу же после выборов стал готовиться к выступлению в поход.

К этому времени Квинт уже стал вставать с постели, но был ещё так слаб, что о возвращении в легион и участии в походе нечего было и думать. Кроме того, отец теперь был решительно против его службы у Суллы.

– Погоди, – говорил он Квинту, – пусть только уйдёт Сулла со своими солдатами из Рима. Не многое останется из всего того, что он тут понаделал. Послужишь ещё и у Мария.

Действительно, после отъезда Суллы все его противники подняли голову. Многие из бежавших сторонников Мария стали возвращаться в Рим. Консул Цинна выступил за отмену законов Суллы. Он объединился с Марием, который вернулся в Италию. Им удалось собрать большую армию. Сенат вынужден был разрешить этой армии вступить в город. Говорили, что Марий по этому поводу заметил, что он, как изгнанник, не может этого сделать. Немедленно же было вынесено постановление, отменявшее все прежние решения направленные против Мария и его сторонников. Вступив в Рим, войска Цинны и Мария начали страшную резню сулланцев, сопровождая её разграблением их имущества. Солдаты расправлялись с каждым, на кого Марий указывал им рукой или на чьи поклоны он не отвечал. Среди убитых был и консул Гней Октавий.

Впервые в истории Рима голова убитого римского Консула была выставлена перед ораторской трибуной на форуме. Перед той же трибуной были выставлены головы многих всадников и сенаторов, поддерживавших Суллу. Уцелевшие сторонники Суллы должны были бежать из города.

– Знаешь, сынок, – сказал Квинту отец, – не лучше ли тебе на время уйти из города?

Конечно, Квинт не считал себя сторонником Суллы, но все соседи знали, что он служил в его легионах и участвовал в походе на Рим. Поэтому было решено, что он отправится к своему дяде, брату матери, у которого был небольшой участок земли и виноградник вблизи города Генуи.

В семье дяди Квинт прожил несколько лет. В небольшую горную деревушку вести из Рима приходили с большим опозданием, тем не менее Квинт вскоре узнал, что все проведённые Суллой изменения в государственном строе были отменены и что Мария и Цинну избрали в консулы.

Марий вскоре после вступления в должность умер, но его сторонники продолжали находиться у власти. Всё это время Сулла со своими легионами был на Востоке, где вёл успешную войну с Митридатом. От одного вернувшегося в их деревню раненого солдата Квинт узнал, что войска Суллы в Греции взяли и разграбили город Афины, при этом им досталась богатая добыча. По словам этого солдата, Сулла потом перебросил все свои силы в Малую Азию и здесь нанёс Митридату ряд поражений. Он торопился закончить войну, чтобы поскорее вернуться в Италию и восстановить своё положение.

Квинт хорошо помнит, как в один весенний день, когда они с дядей уже закончили сев и окапывали виноградные лозы, в их деревню пришёл из Генуи один знакомый и рассказал о возвращении Суллы. Он высадился с 30 тысячами пехоты и 6 тысячами конницы на юге Италии, в Брундизии. Цинны в это время уже не было в живых, но его сторонники ещё располагали большой армией. В Италии началась война…

Время от времени в их деревушку приходили вести о кровопролитных сражениях. Сулла с боями продвигался на север. Марианцы оказывали ему упорное сопротивление, но отступали. Осенью, посоветовавшись с дядей, Квинт решил возвратиться в Рим. С котомкой за плечами он пустился в дорогу. Уже подходя к столице, узнал он от встречных о сражении у Коллинских ворот – северных ворот Рима. Войска Суллы вступили в город. Страшная картина представилась глазам Квинта. Многие дома на улицах, по которым он проходил, хранили следы недавнего погрома. Местами валялись ещё не убранные трупы. С замиранием Сердца подошёл он к своему дому. Навстречу ему бросилась рыдающая мать. Да, отца его вчера убили. Не его одного. Сразу же после вступления в Рим Сулла созвал в храме богини войны Беллоны заседание сената. В находившийся рядом с храмом цирк было согнано до 6 тыс. захваченных в плен марианцев. В числе их был и отец Квинта. По приказу Суллы солдаты приступили к избиению пленников. До сенаторов, слушавших в это время речь Суллы, доносились их крики и стоны. Сенаторы пришли в ужас. Но Сулла продолжал говорить, не меняя голоса, со спокойным и холодным лицом. Он только попросил сенаторов повнимательнее его слушать и не отвлекаться. «Это, – сказал он, – по моему приказанию учат нескольких мерзавцев».

Сулланцы расправлялись с побеждённым противником с неслыханной жестокостью. Тысячи людей были перебиты в Риме, тысячами их убивали по всей Италии.

Когда Квинт шёл в Рим, у него было намерение явиться в свой легион и рассказать, почему он не смог участвовать вместе с ним в походе, попросить, чтобы его взяли обратно. Теперь он решил иначе. Нет, с сулланцами, убийцами отца, ему было не по пути. Сердце его жаждало мести.

На другой день он увидел на стенах домов вывешенные списки. Это были так называемые проскрипции. Люди, попавшие в такой список, считались объявленными вне закона. Сами они подлежали смерти, а имущество их отбиралось в казну.

Всякий, кто убивал человека, имя которого стояло в списке, получал крупное денежное вознаграждение. Сразу же после объявления этих списков в Риме было убито до 40 сенаторов и около 1600 всадников.

Жертвами проскрипций сплошь да рядом становились не только политические враги Суллы, но и просто богатые люди. Сторонники Суллы обогащались за их счёт. Более видные сулланцы, как, например, Красс, благодаря проскрипциям стали богатейшими людьми своего времени. Но Сулла проявил щедрость и по отношению к своим солдатам. Все они получили от него и денежные награды и участки земли.

…Да, много уже лет прошло с тех пор, и Квинт успел стать стариком. Но он никогда не забудет диктатора Суллу. Это звание ему официально преподнёс перепуганный сенат. Сулла был объявлен диктатором без указания срока его полномочий. Народное собрание, на котором присутствовали все солдаты Суллы, приняло особое постановление. Восстанавливались все проведённые Суллой. законы и утверждались все его распоряжения. Он мог делать всё, что ему было угодно: казнить, и миловать, отбирать у граждан имущество и одаривать им других, основывать колонии и строить города.

Страшное это было время. Хотя все эти годы и заседал сенат, и созывались народные собрания, и производились выборы должностных лиц, но на самом деле республика перестала существовать и государством, опираясь на своих солдат, правил Сулла. Однако сулланские порядки просуществовали в Риме недолго, Квинт уже было совсем собрался ехать в Испанию, куда бежали многие противники Суллы, но однажды было объявлено о созыве народного собрания. Хотя Квинт, как и многие другие граждане, не очень – то любил теперь посещать собрания, на этот раз он на него отправился. И вот, когда все собрались, Сулла взял слово. Он заявил собравшимся, что слагает с себя все свои полномочия и уходит в частную жизнь. Тут же он предложил любому из присутствующих потребовать от него отчёта. Граждане, поражённые неожиданностью, молчали. Тогда Сулла сошёл с трибуны и молча, пешком, в сопровождении нескольких друзей, направился в свой дом.

Вскоре стало известно, что он уехал из Рима в своё поместье. Через год после этого Сулла умер от какой – то страшной накожной болезни.

– Видимо, отказываясь от власти, – сказал, заканчивая свой рассказ, старый Квинт, – Сулла был уже тяжело болен.

Спартак

Если бы приблизительно две тысячи лет назад жарким летним утром мы очутились на дороге, ведущей в один из городов Южной Италии, то увидели бы человека огромного роста, который отдыхал, присев на скамейку в тени высокого памятника. Утомлённый путник облизывал растрескавшиеся губы, тщетно смотря по сторонам в поисках какого – нибудь источника.

Его внимание привлёк невысокий курчавый мальчик, с трудом тащивший большой кувшин, перекладывая его из руки в руку.

– Подойди сюда, сын мой! – окликнул его путник. – Я известный волшебник. Сейчас тебе легче станет нести кувшин. Дай его на минуту мне в руки. Стой здесь!

С этими словами путник взял у удивлённого малыша кувшин, зашёл с ним за памятник и, припав губами к горлышку, стал жадно пить вкусную родниковую воду. Оправившись от неожиданности, мальчик последовал за «волшебником».

– Это нечестно! – закричал он. – Ведь я тащу эту воду издалека.

– Ничего, в жизни бывает много более страшного, чем тащить по жаре тяжёлый кувшин, – утешил его прохожий. – Посмотри наверх, на фигуры на этом памятнике. Понимаешь ли ты, что здесь изображено?

– Конечно, – отвечал мальчик, – это гладиаторские бои. Этот памятник поставили человеку, устроившему для горожан бой, в котором участвовали двадцать пар гладиаторов. Все наши мальчики хотят стать гладиаторами, когда вырастут.

– Мало же вы понимаете, что это за труд, – грустно сказал путник. – Скажи, что, по – твоему, делает этот человек с большим щитом, коротким мечом и в сетке?

– Он готовится убить голого человека, обороняющегося от него, трезубцем, – охотно отвечал мальчик.

– Сразу видно, что ты никогда не бывал в амфитеатре. На этом изображении победу одерживает как раз вооружённый трезубцем гладиатор – ретирарий. Ретиарий вступает в бой голый, вооружённый только трезубцем и сетью. Необычайная ловкость и умение требуются, чтобы запутать этой сетью хорошо защищённого и вооружённого противника и добить его тяжёлым и неудобным трезубцем. Римляне подобрали такое оружие, чтобы вернее могли насладиться зрелищем мучений и крови гладиаторов.

– Но ведь другие гладиаторы защищены с ног до головы! – перебил его мальчик.

– Вооружение гладиаторов только по виду напоминает солдатское. Вот самнит, здесь изображён фракиец, здесь галл. Шлемы их украшены различными изображениями. У галла – противника ретиария – на шлеме рыбка – мирмилл, почему этих гладиаторов и называют мирмиллонами. Но, в отличие от солдат, у гладиаторов нет панцырей. Грудь и спина открыты. Гладиатор прикрывается только щитом; если противник ранит его в оголённую левую руку, щит вываливается и смерть неизбежна.

– Откуда ты так хорошо знаком с жизнью гладиаторов? – спросил увлечённый объяснением мальчик.

Но путник не отвечал. Он напряжённо смотрел на приближавшихся к ним четырёх человек. Двое из них были римские легионеры в полном вооружении. Их вёл толстый человек с лицом, покрытым шрамами. Четвёртый держался сзади. Мальчик, схватив кувшин, опрометью бросился навстречу последнему.

– Я только на минуту остановился у дороги, – залепетал он. – Кувшин такой тяжёлый.

– Ты вечно болтаешь со всякими бродягами, – раздражённо прикрикнул тот, сопровождая свои слова сильным подзатыльником. – Иди, куда тебе приказано!

Мальчик убежал. В это время толстый человек, покрытый шрамами, вплотную подошёл к путнику и вдруг остановился.

– Давненько мы не встречались с тобой, Публипор, – сказал он, зловеще усмехаясь. – Надеюсь, ты не забыл меня?

– Нет, я хорошо помню тебя, Лентулл Батиат, – медленно отвечал путник. – Кто из нас, гладиаторов, забудет тебя, обрекавшего купленных тобой людей на позорную смерть на арене? Во всей Капуе не было мясника – ланисты (ланистами в древней Италии называли содержателей гладиаторских школ, это слово происходит от латинского слова, означающего «мясник»), отправившего на тот свет больше чем ты ни в чём неповинных людей.

Содержатель гладиаторской школы побагровел.

– Довольно болтать! Возьмите его! – крикнул он солдатам. – Это беглый гладиатор, о котором я вам говорил. Я сразу узнал его, увидав на дороге.

* * *

– Воды! – раздался слабый крик из угла темного подвала. Громкий храп, доносившийся из – за дверей, был единственным ответом на эту просьбу. Крик повторился. За дверью послышался шорох, скрип отодвигаемого засова – и маленькая фигурка с кувшином в руке появилась на пороге.

Мерцающий свет лучины упал на человека, сидящего на корточках. На шее у него было металлическое кольцо, вделанное в длинную доску, прикреплённую к стене подвала. Прикованный к этой доске человек не мог лежать, так как голова его была подтянута кверху, а низко расположенная доска не позволяла встать во весь рост. На доске было ещё девять колец, но к ним сегодня никто не был прикован.

– Второй раз сегодня ты появляешься утолить мою жажду, – сказал пленник. – Как ты очутился здесь?

Мальчик вздрогнул. В прикованном человеке он с удивлением узнал путника, который повстречался ему утром на дороге.

– Я раб Корнелия Прима – сторожа этой тюрьмы, – ответил он, наконец. – Хозяин продал мою мать Лариссу в Рим, потому что она умела хорошо танцевать и играть на флейте. Один знатный проезжий предложил за нее хорошие деньги. Меня же, как ни умоляла мать, Корнелий оставил здесь помогать ему сторожить заключённых. Вон как он храпит, пьяница! – с ненавистью сказал мальчик, передавая кувшин пленнику.

– Э, да мы с тобой земляки, – сказал тот. – Если твою мать зовут Ларисса, – значит она из Македонии, из города Лариссы. Наши хозяева не утруждают себя запоминанием наших настоящих имён. Вот и меня называют Публипор (Публипор на латинском языке означает: – «раб Публия»). А тебя как зовут?

– Мать дала мне имя Никифор! Она говорила, что это имя счастливое. Оно означает по – гречески «несущий победу», – грустно сказал мальчик. – За что же ты попал сюда, Публипор?

– Долго рассказывать, – ответил прикованный, стараясь размять затекшие ноги. – А, впрочем, ночь велика и спать всё равно не придётся. Слушай же и запоминай…

* * *

– Ты, наверное, догадался, что я был гладиатором. Но сюда, в городскую тюрьму, меня поместили не за то, что я бежал из школы, где нас обучали приёмам боя. 3а бегство меня бы, вероятно, просто заключили в карцер при школе и наказали плетьми. А теперь меня ждёт мучительная казнь на кресте. Ты, конечно, слышал о великой войне, которую подняли несколько лет назад рабы Италии за своё освобождение. Вождём её был фракиец – гладиатор Спартак. Я был участником этой священной борьбы.

В Капуе, в школе Лентулла Батиата, того самого, который задержал меня сегодня, я встретился со Спартаком. Вид фракийца сразу же поразил меня. Огромного роста и могучего телосложения, он высоко нёс свою гордую голову. Несчастья не сломили его. Юношей, захваченный римлянами в плен в родной Фракии, он благодаря своему уму и храбрости добился свободы. Римляне заставили его воевать на их стороне. Здесь он обучился военному делу. Но Спартак не желал помогать римлянам завоёвывать мирные соседние народы. Он бежал из римской армии. Соединившись с отрядом таких же, как и он, беглецов, он жёг виллы богачей, захватывал товары и деньги римских купцов. Его схватили, и он снова был продан в рабство. На этот раз его сделали гладиатором. Но и здесь, обречённый на неизбежную смерть, Спартак не смирился.

Многие из нас, впав в отчаяние, старались продлить свою жалкую жизнь, всеми способами добиваясь побед в амфитеатре и одобрения публики. Ведь жизнь гладиатора такова, что спасти себя можно только убивая товарища. Спартак убеждал нас, что таким способом можно сохранить свою жизнь сегодня, завтра… Но неизбежно наступит день, когда любой, даже самый искусный, гладиатор должен будет обагрить своей кровью песок арены. «Чем рисковать жизнью в амфитеатре, лучше пойти даже на крайний риск ради свободы», – убеждал он нас. Его речи привлекали к нему многих. Нас было двести человек, решившихся бороться за свою свободу. Самым надёжным он доверил свой план. Но и среди них оказался предатель. Времени терять было нельзя. Захватив на кухне, где нам варили пищу, кухонные ножи и вертела – длинные металлические прутья, на которых жарили мясо, мы бросились к дверям. Охрана была опрокинута, но только 74 человека сумели вырваться из гладиаторской казармы. Однако в городе оставаться было невозможно. На дороге нам удалось захватить несколько телег, вёзших в школу гладиаторское оружие. Те, кому его не хватило, вооружились дубинами и кинжалами, отобранными у встречных путников. Спартак вёл нас на Везувий.

Говорят, что когда – то очень давно эта гора извергала лаву и пламя. Теперь никто этому не верит. Её мирные склоны покрыты рощами и виноградниками. Но самая вершина пустынна и окружена Неприступными скалами. С давних пор здесь находили себе убежище беглецы, преследуемые римским законом. Сюда и привёл Спартак свой маленький отряд. Среди гладиаторов было несколько греков и фракийцев соплеменников Спартака. Были и италики, те которые восставали против римлян и после поражения попали к ним в плен; были и жители севера – галлы, и германцы, прикрывавшие своё тело шкурами диких животных.

Весть о нашем бегстве распространилась по окрестностям. Уже в первые дни к нам стали сходиться беглые рабы со всей округи. Этим людям нечего было терять. Они вооружались кольями обожжёнными на огне. Ими можно было не только бить, но и колоть, почти как железными копьями. Привычные к плетению корзин рабы делали себе щиты из прутьев. Для прочности они покрывали их шкурами животных. Спартак распределял присоединившихся к нам рабов по отрядам. Его товарищи – гладиаторы Крикс, Эномай и Другие – обучали их приёмам боя. Нои римские власти не дремали. Против нас был послан претор Клодий с трёхтысячным отрядом солдат.

Единственная узенькая тропа вела на вершину горы, где мы укрылись. Кругом зияли страшные пропасти. Римляне не решились штурмовать наше убежище. Несколько храбрецов могли держаться в этом месте против целой армии. Став лагерем у начала тропы, римляне решили взять нас измором. Положение казалось безвыходным. Многие пали духом и стали поговаривать о сдаче. «Лучше умереть от железа, чем от голода», – решили наши предводители и стали готовиться к попытке вырваться из окружения. Надежды на успех почти не было. Спартак мрачно смотрел в пропасть, окружавшую нашу вершину. Внезапно он подошёл к людям, плетущим щиты из лоз дикого винограда. «А что, если попробовать сплести лестницы и спуститься по ним в пропасть? – обратился он к окружающим. – Выдержат ли такие лестницы тяжесть человека?»

Мы решили попытаться осуществить предложение Спартака. Рабы привыкли к труду. Лестница вышла на славу! С трепетом следили мы, как голова первого смельчака, спускавшегося в пропасть, исчезла за краем обрыва. Затаив дыхание, слушали мы не прозвучит ли внизу грозный оклик римского часового. Но кругом царила мёртвая тишина. Один за другим – весь отряд спустился к подножию горы.

В этот день мы убедились, что наш вождь обладает талантом великого полководца. Всякий другой на его месте, только что спасшись от неминуемой гибели, помышлял бы лишь о бегстве. Но Спартак решил воспользоваться выгодой создавшегося положения.

Римляне были уверены, что гладиаторы, обессиленные голодом, крепко заперты на горе.

Но зайдя в тыл римского лагеря, мы бесшумно сняли беспечных часовых. Как гром с ясного неба, обрушились плохо вооружённые воины Спартака на спящий римский лагерь. Ошеломлённые неожиданностью римляне сопротивлялись слабо. Лагерь был захвачен. С восторгом мы обменивали ненавистное гладиаторское вооружение на солдатские шлемы и панцыри.

Весть о победе, одержанной беглыми рабами над претором, присланным из Рима, облетела всю Кампанию. Теперь из всех окрестных поместий рабы бежали в лагерь восставших. Особенно много среди них было пастухов. Эти люди вместе со своими стадами непрерывно кочевали, и поэтому хозяевам труднее было держать их под строгим надзором. Одних из них мы снабжали оружием, другие были у нас разведчиками, так как хорошо знали местность. Приходили к нам и свободные италийские крестьяне. Обременённые долгами, потерявшие свою землю, они не видели для себя другого выхода, кроме борьбы вместе с нами.

Наша победа вызвала в Риме беспокойство. Решено было направить против нас претора Публия Вариния и дать ему вдвое больше солдат, чем было у Клодия. Но теперь, ободрённые победой, мы уже не прятались в горах. На равнине мы разбили передовой отряд римлян. Это оказалось не так трудно. Лучшие римские войска сражались в это время на Востоке, где поднял восстание против римского владычества царь Понта Митридат, и на Западе – против восставших испанцев.

Римские солдаты неохотно шли сражаться с нами. Эта война не сулила им никакой добычи, и они хорошо знали, что мы будем отчаянно защищать свою жизнь и свободу. Вариний был старым и опытным полководцем. Он понимал, что с такими солдатами нельзя вступать в бой в открытом поле. Удачно выбрав горную местность, он расположил свой укреплённый лагерь таким образом, что мы не могли выйти иначе, как приняв бой с римлянами в невыгодных для нас условиях. У нас не было запасов продовольствия. Как и на Везувии, нам угрожал голод. Положение казалось безвыходным.

Спартак собрал на совещание начальников отрядов. Там он предложил им военную хитрость. Ночью перед воротами лагеря были вбиты невысокие столбики. К ним верёвками привязали трупы наших воинов, убитых в дневной стычке. Издали казалось, что это часовые, охраняющие ворота. Спартак приказал разжечь костры. Потом в полной тишине все покинули лагерь. Небольшими отрядами, по узкой горной тропе, уходили мы в темноте из этого страшного места. Если бы римляне догадались преградить нам путь, то мы не смогли бы ни отступать, ни сражаться. Но солдаты Вариния, обманутые тишиной, фигурами часовых, вырисовывавшимися при свете лагерных костров, спокойно отдыхали, не подозревая о нашем уходе. Только на другой день было обнаружено, что гладиаторы ушли. Вариний понял, что благоприятный момент для уничтожения восставших упущен. Но римские солдаты, видя, что гладиаторы уклоняются от боя, ободрились. Они стали требовать решительного сражения. К ним в это время прибыли подкрепления. Неосторожно увлечённый необычным приливом храбрости у своих воинов Вариний решил преследовать наше войско, отступившее на юг Лукании. К этому времени нас уже было больше, чем римлян. В нашу армию массами вливались рабы и бедняки, готовые бороться со своими угнетателями. Повсюду вспыхивали восстания рабов. Многие города перешли в наши руки.

Римляне были близко. Многие из наших предводителей советовали удалиться в безопасное место. Спартак неизменно отвечал на это: «То место будет для нас безопасным, где мы будем стоять хорошо вооружёнными». Всё внимание он сосредоточил на производстве оружия. В нашей армии теперь работали кузнецы, изготовлявшие мечи и копья. Железо искали повсюду. Даже решётки, выломанные из дверей и окон тюрем и рабских казарм, шли на изготовление оружия.

Когда наступил день битвы, римляне поняли, что сражение будет страшным. Они шли в бой медленным шагом, в молчании. Едва началась битва, римляне обратились в бегство. Бежал и сам претор. Нам достался римский лагерь и даже боевой конь полководца. Победы теперь следовали за победами. Спартак показал себя мудрым и великим руководителем. У нас уже была конница, и вся Южная Италия трепетала перед нами. Подходя к стенам городов, мы требовали, чтобы все рабы были отпущены к нам. Армия наша непрерывно возрастала и достигла уже семидесяти тысяч. В Риме были испуганы. На следующий год оба консула со своими войсками были направлены против нас.

Стало ясно, что оставаться в Италии опасно. Спартак призывал нас идти к Альпам и покинуть пределы Италии. Тогда мы все могли бы разойтись по родным местам. Но многие из нас были увлечены первыми успехами и не желали уходить из богатой страны, где они были победителями. К нам присоединялись и италийские бедняки, вступившие в наши отряды и желавшие продолжать борьбу с богачами Рима. Большой отряд недовольных, во главе с гладиатором Криксом, отделился от Спартака в самом начале пути на север. Этим воспользовались консулы. Один из консулов, Геллий, окружил отряд Крикса у горы Гарган и полностью уничтожил его. Консулы разделили свои силы. Один преградил нам дорогу на север, а другой шёл следом. Спартак воспользовался этим и разбил обоих консулов поодиночке.

Мы продолжали двигаться на север. В каждой новой области присоединялись к нам освобождённые рабы. Армия росла, подобно катящейся с гор снежной лавине, и достигла уже ста двадцати тысяч человек. Спартак принимал только тех, кто был способен носить оружие. Но мало кто из рабов был обучен военному делу и мог сравниться с погибшими у горы Гарган гладиаторами. Многие не понимали величия дела, за которое мы боремся. Они поджигали города, которые могли дать нам оружие, разоряли крестьян, которые могли быть нашими союзниками. Их толкало на это чувство мести и жажда добычи. Спартак понял, что это может стать гибельным для общего дела. Он приказал сжечь весь лишний багаж, перерезать вьючный скот, на котором везли добычу. Он запрещал купцам, приезжавшим к нашим стоянкам, предлагать вещи из золота и серебра. Эти металлы должны были использоваться только на покупку оружия. Трудно было бороться со стремлением к богатству людей, привыкших видеть в золоте источник могущества и благополучия.

Возле города Мутины дорогу нам преградил проконсул предальпийской Галлии Кассий с десятитысячным войском. Нас было больше, и битва окончилась нашей победой. Близко были Альпы, а за ними – желанная свобода.

Но позади оставалась богатая Италия, с её жестокими рабовладельцами. Наша армия, руководимая Спартаком, не потерпела ещё ни одного поражения. Силы Рима казались нам надломленными. Большинство не хотело уходить из Италии и потребовало, чтобы Спартак вёл нас обратно на юг.

Наша армия Повернула на Рим. При известии об этом в столице началась паника. Говорили, что со времён Ганнибала Рим не испытывал столь великой опасности. Ведь в городе были тысячи рабов, которые могли взбунтоваться и присоединиться к нам. Раздражённый непрерывными неудачами сенат отстранил обоих консулов от командования и назначил командующим Марка Красса – одного из самых богатых, жадных и жестоких людей в Риме. Кроме прежних двух консульских легионов, были спешно набраны ещё шесть. Многие из знати, даже старики, давно освобождённые от призыва в войско, добровольно отправились с Крассом. Богачи считали войну с нами своим кровным делом.

Шёл уже третий год от начала восстания. Римские солдаты по – прежнему уклонялись от сражений и не желали подчиняться приказам начальников. Им нечего было защищать в Италии. Они стремились получать своё солдатское жалованье, как можно меньше подвергаясь опасности.

Красс первым делом постарался навести в своей армии порядок. Он хотел показать солдатам вновь набранных легионов, как сурово он будет карать трусость и всякое нарушение дисциплины. Красс приказал выстроить солдат консульских легионов, неоднократно бежавших с поля боя. Каждый десятый, выбранный по жребию, подвергался мучительной казни. Его забивали палками насмерть. Теперь римские солдаты боялись Красса больше, чем гладиаторов.