Текст книги "1904: Год Синего Дракона (СИ)"

Автор книги: Сергей Курган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6. «Коса смерти».

19 февраля 1904 года.

Квантунский полуостров. Район Тафашинских высот.

Трёхдюймовка громогласно рявкнула, слегка подпрыгнув на месте и заставив вздрогнуть стоявших чуть поодаль лошадей. Через доли секунды её снаряд, летевший по направлению к двум расположившимся в низине ДЗОТам, превратился в белое облачко, подняв на бурых холмиках укреплений сотни крохотных земляных фонтанчиков – шрапнельные пули накрыли цель. Не успел легкий ветерок отнести в сторону облачко первого шрапнельного разрыва, как совсем рядом с ним, после очередного раската трехдюймового грома возникло с характерным резким хлопком ещё одно. Вновь с холмиков ДЗОТов вверх взлетели струйки промерзшей земли и камешков. Новое орудие, поступившее на вооружение российской армии всего пару лет назад, демонстрировало замечательную скорострельность и кучность. В гуще армейской делегации, наблюдающей за процессом расстрела новеньких, построенных в крайней спешке всего за два прошедших дня, экспериментальных укреплений, среди сухопутных шинелей выделялись два стоящих особняком человека в черных морских мундирах. Один из них внимательно смотрел на цель в мощный морской бинокль, стараясь не упустить ни малейшей детали. Цейссовские линзы прекрасно приближали картинку, и, казалось, что шрапнельные пули перепахивали землю совсем рядом, словно в паре метров перед ногами вице-адмирала Модуса. Второй наблюдал за той же картиной то без оптики, то через такой же бинокль.

– Вот за это трёхдюймовку и прозвали "косой смерти" – тихонько сказал второй и легонько подтолкнул локтем первого, – каково там, а, Илья Сергеевич?

– Да уж, там, воистину – царство смерти! – ответил вице-адмирал, глядя на результаты "работы" уже четвертого шрапнельного снаряда.

Как ни тихо они говорили меж собой, но чуткий слух стоящего недалеко генерала Кондратенко что-то, да уловил.

– Простите, господа, я увлекся и не вполне слышал, о чем речь. Или вы говорили о чем-то своем?

– Да нет же, Роман Исидорович! – Вервольф улыбнулся – Я говорил адмиралу Модусу, что новая трёхдюймовка – это не просто полевая пушка, а настоящая "коса смерти" для вражеских пехотных цепей.

Кондратенко было совсем не обязательно знать, что это прозвище русской трехдюймовки должны были придумать немецкие пехотинцы через долгих десять лет, уже на полях Первой мировой войны... Но прозвище это, короткое и ёмкое, ему, похоже, понравилось.

– А ведь и верно – настоящая коса смерти, в умелых руках, конечно, – он улыбнулся, отчего концы его шикарных усов взлетели вверх.

Стоило генералу отвернуться от советников к обстреливаемым ДЗОТам, как Илья ткнул локтем по ребрам Вервольфу и тихо прошипел:

– Не пали контору, Серёга! На кой черт ты ляпнул ему про "косу смерти"?

Вервольф, не отрываясь от бинокля, беззлобно прошипел в ответ:

– Не ссы, прорвемся!, – и, игнорируя полный недовольства взгляд вице-адмирала Модуса, делая при этом вид, что увлеченно рассматривает фонтанчики пыли на холмиках ДЗОТов, добавил – К тому же, прозвище красивое и как нельзя более подходящее к пушке. Да и просто – мне оно нравится... И вообще, господин вице-адмирал, поменьше ворчите, а то постареете быстро...

Илья что-то недовольно, но уже без злобы, фыркнул в ответ, но что именно, Вервольф не разобрал – очередной раскат орудийного выстрела заглушил слова адмирала.

Тем временем, выполняя ранее полученную инструкцию, артиллеристы перешли от нормальной стрельбы шрапнелями к "клевкам" – установке взрывателя для срабатывания на малой высоте над самой землей. Вообще, такой подрыв шрапнели был неправильным и среди артиллеристов считался грубой ошибкой – пули не успевали разлетаться и не накрывали площадь поражения, а врезались в землю плотным пучком. Но Вервольфа и Кондратенко интересовала именно стойкость укреплений, врытых в эту самую землю. И вполне вероятно, что противник мог попробовать для борьбы с ними и такой вариант подрыва шрапнели, как "клевок". Поэтому, до начала испытательных стрельб пришлось немного объяснить артиллеристам, которые поначалу никак не могли понять, зачем нужно стрелять именно так. Первый сноп пуль ушел в землю немного за укреплениями, но остальные семь четко легли на ДЗОТы. Теперь оставался последний этап первой части испытаний – обстрел снарядами с трубкой, установленной на удар. Поднимая вверх фонтаны дыма и земли, оставляя небольшие воронки на поверхности земляных холмов, снаряды вгрызались в защитную рубашку ДЗОТов и в каменистую мерзлую землю вокруг них.

Наконец, всё стихло, и пестрая делегация направилась осматривать результаты стрельбы. Земля вокруг ДЗОТов была сплошь изрыта следами от шрапнельных пуль и перепахана неглубокими воронками. Это была картина тотального разрушения и уничтожения. Окажись здесь кто при обстреле, шансов остаться в живых у него не было бы даже теоретических. Но стоило только спуститься в закопанные в землю деревянные срубы ДЗОТов, прикрытые сверху тремя накатами бревен и полутора метрами камней и земли, как картина менялась кардинально. Внутри царил полный порядок, как будто и не было никакого жестокого обстрела, изрывшего всю землю там, снаружи, страшными оспинами. Кондратенко вышел из ДЗОТа, улыбаясь – ему явно начинали нравиться эти укрепления.

А вот построенный рядом однонакатный блиндаж, лишь немного присыпанный сверху землей, хоть и выдержал попадания десятков шрапнельных пуль, был пробит поставленным "на удар" шрапнельным снарядом. Это стало самым лучшим доказательством против тех, кто утверждал, что предложенные советниками укрепления требуют слишком много материалов и трудозатрат. Что и обычных блиндажей и укрытий хватит, а советник перестраховывается... Теперь, глядя на проломленные бревна, Вервольф только улыбался – все эти армейские "экономисты" были посрамлены самым наглядным образом и должны будут надолго замолкнуть.

Через полчаса, когда все вернулись на пригорок к артиллерийским позициям, начался второй этап испытаний. На этот раз стрельба велась из старой 3,42 дюймовой полевой пушки. Несмотря на то, что пушка эта была во многом уже устаревшей и заметно уступала новой трёхдюймовке в скорострельности (из-за поршневого затвора и раздельного заряжания), у неё было одно очень важное преимущество – в боекомплекте этих пушек были фугасные снаряды. После первого выстрела орудие, не в пример новой трехдюймовке, очень высоко подпрыгнуло, сбивая прицел и, не смотря на наличие упругого сошника на лафете, откатилось назад почти на полметра. Да по-другому и быть не могло – орудие не имело ни противооткатных устройств, ни накатников – только каучуковые буфера на оси колёс да упругий сошник, которые лишь частично гасили отдачу при выстреле. Снаряд взорвался с небольшим недолетом, подняв фонтан земли. Разлетающиеся осколки противно и коротко взвыли.

Расчет, сноровисто подкатил орудие на место и, проворно загнав сначала снаряд, а потом и картуз с пороховым зарядом в ствол, откорректировав прицел, выстрелил. Этот снаряд, очевидно из-за того, что линия прицеливания сбивается при выстреле и подскоке орудия, лег с перелетом. Только третий накрыл один из ДЗОТов, образовав на холме его каменно-земляной подушки намного более заметную воронку, чем трёхдюймовая шрапнель. Израсходовав три десятка снарядов и перепахав не только холмы ДЗОТов, но и всю прилегающую территорию, ибо рассеивание при стрельбе получалось намного большим, чем у новенькой трёхдюймовки, старое орудие замолчало. Вновь наступило время осмотра укреплений, на этот раз – после более серьёзного испытания. Обходя местами ещё дымящиеся воронки, Вервольф вместе с остальными подошел к укреплениям. На месте блиндажа, поврежденного ещё при первом обстреле, теперь была лишь наполовину засыпанная толи яма, толи воронка, из которой вверх торчали обрубки перебитых и поломанных бревен. Входная траншея в один из ДЗОТов также получила прямое попадание и была серьезно повреждена и частично засыпана землей. Но, войдя внутрь, первое, что увидел Вервольф – это был восторженный взгляд Кондратенко, нетерпеливо проскочившего впереди всех. Укрепление выдержало и это испытание. Видя, что офицерам генеральского штаба тоже неймется поглазеть на результаты испытаний, Вервольф быстренько вынырнул наружу, освобождая место в маленьком помещении для других.

На вопросительный взгляд Ильи он только молча поднял вверх большой палец и улыбнулся. Укрепления выдержали экзамен. Значит, теперь главное – не упустить время, чтобы уже в апреле позиции на перешейке были полностью оборудованы для длительной обороны. Солнце оранжево-красным шаром уже висело над западным горизонтом. Время летело неумолимо – пришла пора выдвигаться к ждущему совсем рядышком, на станции поезду и – в Артур!

Что ж! Сегодняшний день явно прожит не зря. С самого утра, в Дальнем, на совещании у Сахарова, они определились с имеющимися в наличии ресурсами для организации его надежной обороны с моря. То, чего не хватало, должны были доставить представитель КВЖД и Тифонтай. Они аккурат успели всё разложить по полочкам к моменту прибытия в Дальний специального поезда Корпуса особых советников ЕИВ, который Вервольф отпустил в Артур ещё вчера. Теперь, следом за вице-адмиралом Модусом, из его вагонов на перрон Дальнего высыпал почти весь цвет штаба генерала Кондратенко во главе с самим Романом Исидоровичем. После беглого ознакомления с началом работ по железнодорожным батареям и секретному поезду в мастерских, куда ещё вчера загнали площадки и вагоны под переделку, после изучения наличных ресурсов, они, в сопровождении офицеров расквартированного поблизости Четырнадцатого Восточно-Сибирского стрелкового полка, прибывших под началом своего командира полковника Владимира Михайловича Савицкого, направились в предгорья, намечать места для строительства береговых батарей, маршруты для прокладки железнодорожных веток и строительства небольших баз легких патрульных кораблей в бухтах Меланьхе и Лахутань. Предстояло построить закрытые позиции для двух десятидюймовых батарей, а также две шестидюймовых. И всё это – в гористой местности. В каменистой почве. Объем работ был огромным, но вполне осуществимым, если приложить должное усердие и старание...

Вернувшись в Дальний, вся эта пестрая компания расположилась для короткого обеда в ресторанчике у Тифонтая. Учитывая начавшийся Великий пост, к столам были поданы шикарные рыбные и постные блюда – суп из угря с горохом, запеченный карп, пельмени с грибами... На последние особенно налегал человек, на плечах которого красовались золотые погоны с двумя черными орлами – Илья не очень любил рыбу, а если сказать точнее – то совсем её не любил (разве только красную и только копченую), посему пельмешки оказались как нельзя кстати. Жаль только, что времени насладиться всем этим кулинарным великолепием было очень мало – до заката оставалось три часа, а ещё нужно было добраться к месту намеченного на сегодня испытания новых укреплений...

И вот сейчас, глядя из окна поезда на заходящий за Тафашинские высоты огненный диск солнца, Вервольф, наконец, смог слегка отстраниться от напряжения и суматохи двух последних дней. Пока что всё идет по плану...

Хотя нет, не всё – ибо краем уха он уже слышал начавшееся обсуждение итогов сегодняшних похождений. Илья уже начинал тихонько спорить с Кондратенко и склонившимися рядом над картами полковниками Науменко и Григоренко. В поезде КОС ЕИВ имелся специальный вагон для проведения совещаний, переделанный из вагона-ресторана, только вместо множества маленьких столиков тут теперь стоял один длинный стол, отчего вся обстановка больше напоминала теперь кают-компанию корабля, чем вагон Российской императорской железной дороги... И вот теперь на этом столе лежали несколько карт Талиеванского залива и окрестностей Дальнего. Илья что-то помечал на них карандашом, начальник штаба или инженер-полковник что-то ему возражали и ставили какие-то свои отметки. А иногда и Белый подключался к их "художествам".

"Отсюда до Артура – около часа езды, – пронеслось в голове у Вервольфа, – и если этих умников вовремя не остановить, то они мне всю карту исчеркают!"

Вот не дадут спокойно полюбоваться закатом! – тихонько ругнулся про себя советник.

Развернувшись на месте, он в несколько шагов оказался в гуще спора.

– Господа! Позвольте и мне поучаствовать в вашей занимательной игре "Разукрась карту Квантуна!"...

Шипение вырывающегося на волю из цилиндров пара нарушило тишину небольшой станции и пейзаж за окном легонько поплыл назад. Поезд, плавно набирая ход, направился в сторону Артура.

Глава 7. Сквозь метель...

20 Февраля 1904г Порт-Артур.

На минной палубе 'Амура' царило оживление – деловито сновали моряки, из погребов, под глухую трель трещоток талей, поднимались мины и якоря к ним, тут же минрепы от якорей присоединялись к корпусам мин, и всё это вместе подвешивалось к проложенным высоко над палубой, под самым подволоком, монорельсам. Постепенно над головами снующих по палубе минеров начали образовываться сверкающие черные гирлянды из смертоносных гостинцев. Вервольф невольно залюбовался слаженными действиями экипажа заградителя. Вот уже все намеченные к постановке шестьдесят мин подняты из погребов и навешены на два монорельса. Оставалось вставить запальные стаканы – и черные капли гирлянд превратятся в жуткое смертоносное оружие, способное месяцы, если не годы, караулить свою жертву в холодных темных водах. 'Амур' готовился выйти на очередную минную постановку, и подготовка к ней была сейчас в самом разгаре. Судя по увиденному, экипаж Генриха Андреевича Бернатовича успевал закончить приготовления с большим запасом по времени, и советник решил не задерживаться на заградителе более необходимого – дабы не смущать и лишний раз не нервировать моряков своим присутствием – хотя после предыдущего похода отношение офицеров и команды 'Амура' к выскочке-советнику несколько и переменилось в лучшую сторону, но все же некоторая настороженность ещё сохранялась... Однако, как бы то ни было, но уютную, защищенную от непогоды закрытую минную палубу 'Амура' (которая по совместительству являлась и жилой палубой корабля) пора было покидать. Хоть делать это и не совсем хотелось – погодка сегодня в Артуре была из разряда тех, которые Вервольф называл словом 'мерзопакостная' – с самого утра с неба летели крупные хлопья мокрого снега, который, едва упав, тут же таял, превращая немощенные улицы и грунтовые дороги в грязь, покрывая брусчатку мостовых нового города, гранитную отделку набережных и палубный настил кораблей блестящей пленкой ледяной воды. В таком антураже крейсер 'Новик', на который Вервольф направился в то утро первым, казался сверкающей лакированной игрушкой, даже несмотря на мрачную серо-зеленую защитную окраску. После недолгого пребывания 'в гостях у Эссена', советник направился на 'Амур', прибыв как раз вовремя, чтобы застать подготовку мин к постановке – попал, так сказать, с катера на бал... И вот теперь, наблюдая за работой минеров, он ещё раз убедился в прозорливости решения конструкторов корабля, создавших замечательную, закрытую от всех непогод минную палубу, позволявшую спокойно работать с 'рогатыми красавицами', невзирая на погоду за бортом. А она в тот день откровенно портилась – к десяти часам утра снег превратился в холодный мелкий дождь, подул холодный, сырой, хоть и не сильный, но пробирающий до костей ветер, отчего стало ещё неуютнее. И, не будь у минеров такого надежного укрытия, им бы было совсем тоскливо...

Уточнив ещё раз с Генрихом Андреевичем все ключевые моменты предстоящей операции, и убедившись, что у людей останется достаточно времени на отдых перед предстоящим выходом в море, советник, спустившись по мокрым сходням в ожидавший у борта катер, направился к 'Диане'

Глядя издали на знакомый до боли с детства трехтрубный силуэт крейсера, в мозгу невольно пронеслось: 'Что тебе снится, крейсер 'Диана', в час, когда утро приходит в Артур?' Невольно улыбнувшись, он тут же тряхнул головой: 'Не-не-не! Нафиг-нафиг эти революционные ассоциации с 'Авророй'!' Про Октябрьскую революцию хорошо было читать, будучи пионером... Но теперь, стоя на борту парового катера в форме контр-адмирала царского флота, подобная перспектива развития событий совершенно не радовала. Вообще... Совсем... И дело было даже не в нежелании оказаться по разные стороны баррикад с такими же русскими людьми во время Гражданской, и даже не в страхе оказаться поднятым на штыки революционными матросами. Нет. Однажды, он уже прошел сквозь грань между жизнью и смертью в том, его родном, но исчезнувшем навсегда мире. Прошел, потеряв всё – семью, родных, друзей... Потеряв весь мир... Чтобы обрести мир новый, который так похож на не очень далёкое прошлое 'их' мира... Так что теперь в его душе места для страха перед смертью уже не осталось. И, раз уж так было угодно (не важно кому – судьбе, Богу или кому там ещё), чтобы все они играли теперь новые роли в новом мире, то уж он-то точно сделает всё, чтобы избавить свою новую Родину от тех потрясений, которые пережила его прежняя родная земля много лет тому назад и которые могут ждать живущих здесь людей не так уж и много лет тому вперед... И первый шаг на этом трудном и долгом пути – Русско-Японская война. А если точнее – то победа в ней. 'Маленькая победоносная война'... Ага! Как же! 'Маленькая', блин! Сколько ещё прольется крови, прежде чем эта война, дай-то Бог, станет победоносной! Этого не знает никто... Но одно Вервольф знал точно – он сделает всё, от него зависящее, всё, что сможет, чтобы повернуть привычный ход истории в нужном его стране направлении...

Вот и 'Сонная богиня'. Одна из трёх сестер, названных в честь богинь античной мифологии. Катер подрулил к трапу у правого борта крейсера, ощетинившегося целым лесом малокалиберных орудий. На палубе его встречали лишь командир и пара офицеров – ещё с 'Амура' сигналом было передано: 'Работ не прерывать'. Несмотря на проводившиеся работы по снятию с корабля лишних плавсредств и общей разгрузке, крейсер содержался в чистоте. Вообще, 'Диана' производила впечатление средненького, ничем особо не выделяющегося крейсера. Впрочем, такой она и была. На самом деле. Совсем не быстрая по крейсерским меркам, вооруженная огромным количеством 75-миллиметровых орудий (целых24 ствола!) и всего восемью шестидюймовками. Причем ни одно орудие не имело броневой защиты. Даже противоосколочных щитов не было. Первоначально задуманная, как русский ответ 'эльзвикским' крейсерам, она, как и вся троица 'богинь отечественного производства' вследствие целого ряда допущенных при проектировании и постройке просчетов, стала 'эльзвиками' навыворот – ни скорости, ни артиллерийской мощи. Единственное положительное качество – корабли получились крепкими и достаточно мореходными. Но на том перечень их достоинств, увы, и заканчивался...

После осмотра 'богини' катер, пыхтя своей игрушечной паровой машинкой, попрыгал по волнам гавани сквозь дождь и ветер к стоящему на якоре четырехтрубному красавцу-крейсеру. Вервольф любовался его стремительным силуэтом, острым таранным форштевнем, легким завалом бортов, срезами казематов, из которых глядели шестидюймовки, длинноствольными орудиями главного калибра, казавшимися ещё длинее из-за малого размера башен. Погода всё ухудшалась – к мелкому дождю вновь прибавились хлопья снега, из-за чего берега внутреннего бассейна Порт-Артура теперь казались размытыми и блеклыми. И на их фоне грозный силуэт корабля выделялся особенно отчетливо. У 'Баяна', как и у всех кораблей с французскими корнями, была своя, особенная красота. И вот тут они с Ильей во взглядах расходились полностью. Илья не разделял любви Вервольфа к 'французам' совсем. Хотя, с другой стороны, это было даже хорошо – Сергей всегда мог рассчитывать на свободное место на мостике 'Баяна' или 'Цесаревича' – штаб вице-адмирала Модуса априори был бы на другом корабле. Четверть часа спустя они с Виреном и Рейценштейном сидели в командирском салоне, склонившись над картой окружавших Квантун вод.

–И всё-же, господин советник, вы настаиваете, чтобы дело по минированию произвести сегодня? – Роберт Николаевич не использовал звание 'контр-адмирал', как и обращение 'Ваше превосходительство', ибо Вервольф сам попросил его об этом – по возможности, хотя бы в разговорах с глазу на глаз и в узком кругу старших офицеров, потому как сам он себя адмиралом по прежнему не считал, да и прекрасно понимал, что подавляющее большинство офицеров эскадры тоже весьма скептически относятся к орлам на его погонах. В мирной обстановке его, уже, пожалуй, притопили бы где-нибудь прямо в бухте как шкодливого котенка, по несчастью 'случайно' переехав килем какого-нибудь 'случайно потерявшего управление' парохода катер с 'адмиралом'...

– Да, Роберт Николаевич, сегодня, пожалуй, наиболее благоприятный день для этого.

– Но ведь метель начинается, не разбредутся ли наши корабли по всему морю? – снег за иллюминаторами 'Баяна' действительно усиливался.

– Не думаю. Если идти плотной группой, то небольшой отряд, как наш, вполне может сохранить строй. Главное – маневры производить при более-менее достаточной видимости, в перерывах между снежными зарядами, чтобы не столкнуться друг с другом. Но зато наш выход из Артура гарантировано пройдет незаметно для противника.

– Да, с Вами трудно не согласиться, господин советник!

И всё же Вервольф каким-то шестым чувством чуял, что Вирен относился к нему намного благосклоннее, чем к Илье. Может из-за того, что он был несколько старше, из-за чего не казался уж совсем зеленым адмиралом-выскочкой, а может быть, кто-то и шепнул Роберту Николаевичу, кто именно заступился за него перед новым командующим эскадрой. Да, Вервольфу тоже не нравились прежние порядки на 'Баяне' с зуботычинами и взысканиями с нижних чинов за мельчайшие оплошности. Но, с другой стороны, корабль содержался в образцовом порядке и постоянной боевой готовности. Поэтому лишиться грамотного и вполне деятельного командира крейсера – вот это уж никак не входило в планы советника. Пока что Вирен как будто попустил явно перетянутые гайки в отношениях с экипажем – и Илья тоже, кажется, сменил гнев на милость. Николай Карлович Рейценштейн, пригладил рукой свою седеющую бороду:

– Думаю, что придется нам всё-же обойтись без миноносцев, уж слишком велик для них риск потерять основной отряд в такую ненастную погоду, да ещё в ночи.

– Соглашусь с Вами вполне, Николай Карлович. Если погода к вечеру не начнет улучшаться, то придется нам идти только тремя крейсерами и 'Амуром', максимально плотным строем. Наша задача на ближайшую ночь – выставить минные банки на подходах к островам Эллиота со стороны Кореи. – Вервольф очертил тыльной стороной карандаша участок на карте, – К сожалению, время для минирования самих бухт архипелага и ближних подходов к нему безвозвратно упущено. Наши японские 'друзья', скорее всего, уже выставили в этом районе свои оборонительные заграждения, готовясь создать здесь свою маневренную базу флота...

– Да, господин советник. Тут я с Вами согласен – проморгали мы Эллиоты. Но, вы и правда думаете, что Того сделает свою базу так близко к Артуру?

– К сожалению, Роберт Николаевич, я в этом практически убежден. Судите сами – наша эскадра существенно уступает ему и по броненосцам, и по крейсерам. Сейчас он – фактически единоличный хозяин Желтого моря. Пока он прикрывает высадку первой армии генерала Куроки, то и маневренную базу флота он держит у корейских берегов, совершая на Артур лишь набеги, блокируя его да пытаясь закрыть выход из гавани для наших судов. Но, рано или поздно, наступит время для атаки Квантуна с суши. И он, и мы прекрасно это понимаем...

– Погодите, но как? Между армией Куроки и Квантуном – основные силы генерала Куропаткина. Он не позволит атаковать Артур с суши!

– Поверьте мне, позволит...

– Как? – непроизвольно вырвалось у Рейценштейна...

– Целенаправленно и преднамеренно, Николай Карлович! И я ручаюсь за каждое из этих слов...

Глаза Вирена и Рейценштейна расширились, став круглыми, как царские червонцы.

– Да-да, Господа! Вы не ослышались. Позволит! Армия Куропаткина разбросана по всей Манчжурии, а многие резервные полки и дивизии вообще ещё далеко в Сибири. Для полного сосредоточения сил, с учетом пропускной способности дорог, ему понадобится месяца три-четыре. Японцы в это время тоже дремать не будут, наращивая свои войска на материке. В итоге они будут постоянно иметь локальный численный перевес над нашими войсками и постоянно будут отжимать их от побережья вглубь материка. В таких условиях Куропаткин просто объективно заинтересован в том, чтобы часть японских сил оказалась прикованной к Порт-Артуру. И чем больше будет этих сил, тем лучше будет для него...

Вирен после услышанного сидел с обалделым лицом и лишь молча качал головой. Рейценштейн также хранил молчание, но вид его был мрачнее, чем ненастное небо, нависшее сейчас над гаванью Артура. Сергей продолжал:

– На этом, собственно, и будет строиться вся тактика и стратегия нашего сухопутного главнокомандующего. Поэтому, учитывая, что у нас не получится восстановить боеспособность эскадры ранее, чем через два-три месяца, то у Того есть прекрасный шанс воспользоваться ситуацией и забросить осадную армию поближе к Квантуну. В месте, которое допускает относительно удобную высадку войск, неплохо защищено с моря и позволяет устроить удобную базу для флота. Рядом с Артуром такое место одно...

–Эллиоты – закончил за него Вирен.

– Точно, Роберт Николаевич! Именно Эллиоты. Поэтому и родился план, как подпортить нервы мистеру Того. Я хочу выставить мины вот в этих двух районах, на маршрутах подхода кораблей из Кореи. Что скажете?

– Южный район я бы сместил немного вот сюда – Вирен очертил контур своим карандашом – учитывая приливно-отливные течения, я думаю, что капитаны японских кораблей тут будут держаться немного дальше от островов Блонд. По крайней мере, я бы вел корабль именно так.

– Согласен. Значит, вторую банку будем ставить в этом районе. Так, пожалуй, будет даже лучше – не нужно будет в темноте подходить слишком близко к островам Блонд...

Рейценштейн тоже согласно кивнул:

– Это, пожалуй, самый лучший вариант...

Спустя полчаса окончательный план похода с нанесенными на карту курсами отряда был готов. Еще через полчаса на Баян прибыли командиры 'Новика', 'Амура' и 'Дианы' вместе со своими штурманами – миноносцы прикрытия, ввиду усиливающейся непогоды, окончательно решено было не брать. Совещание с обсуждением всех деталей предстоящего похода – от маршрута движения до сигналов и маневров – заняло более часа. В два часа по полудни катера с командирами крейсеров и 'Амура' начали последовательно отваливать от борта 'Баяна' – каждый – к своему кораблю. Спустя четверть часа от парадного трапа у серо-оливкового борта крейсера отошел и катер с Вервольфом и Рейценштейном на борту – пора было направляться на 'Петропавловск' – предстояло большое совещание у флагмана. Снег всё усиливался... К трем часам пополудни над Артуром бушевала уже самая настоящая метель...

В восемь часов вечера корабли отряда один за одним снялись с якоря и направились к выходу из Внутреннего бассейна. Метель не прекращалась. Лишь на короткие промежутки снегопад ослабевал, но только для того, чтобы через минуту вновь усилиться. Холодало. Температура уже опустилась ниже нуля, и северный ветер стал совсем некомфортным. Корабли последовательно проходили мимо 'Петропавловска'. Вервольф заметил на мостике броненосца группу людей, кутавшихся от холодного ветра и глядевших в их сторону. Расстояние до флагмана было совсем небольшим, и даже сквозь снег он без труда узнал своих товарищей. На душе сразу стало теплее – друзья вышли проводить и его и весь отряд в поход... Жаль, лиц отчетливо не разобрать – ведь всё-таки расстояние, снег, темнота... Когда мостики 'Баяна' и 'Петропавловска' поравнялись, советник вытянулся в струну и отдал честь, приложив руку к козырьку припорошенной снегом фуражки. Совсем как в армии, много-много лет назад... С мостика флагмана ответили тем же... Подгоняемый двумя мощными машинами и отливным течением, крейсер уже шел по проходу на внешний рейд, а 'Петропавловск' стремительно уходил за корму, словно растворяясь в снежной мгле. Илья, кажется, даже попытался сфотографировать уходящие корабли на свой планшет. Или, может, это только показалось? Расстояние всё увеличивалось, и фигуры людей на мостике флагманского броненосца теряли свою четкость. Вот уже и сама мрачная громада броненосца начала сливаться с темным массивом артурского берега. 'Баян', довернув вправо, величаво пошел меж Золотой горой и Тигровым.

Корабли отряда один за другим шли по узкому проходу на внешний рейд. Вот уже с обоих бортов сквозь снежную мглу призрачными белыми и красными огнями проплывали сигнальные фонари, установленные на остовах японских брандеров, затонувших при неудачной первой попытке закупорить выход из Артурской гавани. Недалеко, но едва различимый во мгле сквозь летящий снег, к горному массиву прижался трехтрубный силуэт 'Ретвизана' с нависшей над его баком мощной стрелой плавучего крана – броненосец всё ещё сидел на мели, хотя работы на нём не прекращались ни на минуту. Пройдя мимо дежурившего на рейде 'Разбойника', отряд перестроился в походный строй – 'Баян' впереди, за ним 'Амур', слева и справа – 'Новик' и 'Диана'. Огни за кормой, обозначавшие безопасный фарватер меж затопленных брандеров, погасли сразу же после прохода последнего корабля и внешний рейд погрузился в вечернюю мглу. Вот уже и темные очертания ляодунских берегов растаяли за кормой.

Теперь вокруг кораблей были лишь темные волны да снег, летящий с такого же темного неба да кружащийся в вальсе метели над морем. Повернув на юго-восток и увеличив ход до 15 узлов, маленький отряд растворился в темноте февральского вечера...

Ночь на 21 февраля.

Желтое море, Корейский залив.

50 миль от Порт-Артура.

Корабли шли вперед, пробиваясь в темноте сквозь пелену метели. Снежная завеса надежно скрыла их от глаз японских дозоров первого кольца блокады Артура. Вервольф периодически покидал ходовую рубку 'Баяна' и выходил на открытый мостик, ежась от неприятного, холодного ветра. Температура всё падала. Термометр показывал уже три градуса ниже нуля по Цельсию, но всё ещё потихоньку полз вниз. Снег и ветер, казалось, пытались найти малейшую лазейку в складках одежды, а стоило только повернуть лицо против ветра, как снег тут же пытался залепить глаза. Да уж! Сигнальщикам сейчас не позавидуешь – хоть они и сменялись каждые полчаса, приятного даже в такой короткой вахте было мало. В дополнение ко всему, началось обледенение – мокрый снег и брызги волн начали намерзать на холодном металле корабля. От внешнего рейда Артура до островов Эллиота по прямой – 70миль. Но они шли по длинной дуге – сначала на юго-восток, потом повернули строго на ост. Почти в середине пути им предстояло повернуть ещё раз – севернее. Таким образом, путь до места минной постановки удлинялся до ста десяти миль, но зато был наиболее безопасным с точки зрения возможности встречи с дозором японцев. По крайней мере, так считали и Вервольф, и Рейценштейн, и Вирен. Да и погода им благоволила. Глядя на смутно различимый во мгле ночной метели силуэт 'Дианы', идущей слева по борту, Сергей был уверен, что японцы, окажись они поблизости, ни за что их не разглядят. Хоть с расстояния в несколько кабельтовых... Ведь даже идущий в кильватере 'Баяна' на предельно малом расстоянии 'Амур' в снежной пелене казался каким-то призраком, потерявшим плотность и вес... Перейдя с левого крыла мостика на правое, он увидел такой же призрачный стремительный трехтрубный силуэт 'Новика', резавший форштевнем темные волны зимнего моря. В ночной мгле его корпус совершенно сливался с темными водами моря, и лишь белые полосы пены вдоль борта обозначали ту границу, где холодные морские волны переходили в такую же хладную сталь обшивки бортов...