Текст книги "Телохранитель её величества. Противостояние (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Паула вновь атаковала, но теперь соизмеряла силы.

– Я не ты. Они не знали, что меня оставят. Думали, заберут. Но Лея решила подержать меня какое-то время здесь. А теперь появился ты, и все, что было – прошло. Теперь другие реалии.

– И что планируешь делать теперь? Как выкручиваться?

– Я скажу вам, кто я и какова моя история, – грустно потянула она и попробовала мою защиту. – Но только перед твоей присягой. Перед самой-самой присягой! Обещаю. Но не раньше.

Я вновь усмехнулся и провел достаточно успешную серию.

– Что же тебя останавливает? Я ведь и так расколол тебя!

Она вновь ответила на выпад так, что я чуть не зашатался – но на сей раз это был размеренный удар профессионала, без злобы и ярости.

– Ты меня не расколол. Ты выдвинул версию, которая тебе нравится. И я не сказала ничего, ни чтобы подтвердить её, ни чтобы опровергнуть. Впрочем, – она отступила на несколько шагов, – хочешь, я скажу тебе правду? Прямо сейчас?

В её глазах забегали бесенята, я почувствовал подвох. Но гордо вскинулся:

– Давай!

– Продержишься против меня двадцать секунд – и все тайны твои. Но бить буду всерьез, без поблажек.

Надежда – та ещё сеньора. Особенно надежда случайно победить в неравной схватке. И я дал слабину.

– Согласен!

– Начали!..

…Я продержался одиннадцать секунд. Да и то потому, что первые секунд шесть она пробовала меня на прочность, щупала защиту. Затем молниеносная атака, и я ощутил себя лежащим на земле. А на груди покоилось её колено.

Красноволосая бестия не спеша поднялась, сняла перчатку и протянула руку:

– Вставай, герой! И больше на рожон не лезь – чревато!..

* * *

Получив предостережение бригады Белоснежки, вновь и вновь прогнав перед мысленным взором перспективы, я решил, что Катарина подождет. Не стоит пакостить там, где живешь. Да, здесь серпентарий, окружающие – те ещё… Змеи, но пока я тут, а мне тут быть долго, не стоит разжигать конфликты там, где можно обойтись. А методики манипулирования? Опробую позже: жизнь длинная, возможности ещё представятся.

Я сидел в одном из помещений кубрика, предназначенном для работы, и занимался – просматривал и повторял то, чем «грузили» меня на теоретических занятиях. Здесь была точка пересечения людей из разных подразделений, чтобы учиться и помогать друг другу. Контрольные домашние задания лучше делать «дома», где никто не мешает. Но когда что-то не получается, можно выйти вот так «в люди» и попросить совета или помощи. Некоторые приходят сюда именно за помощью, некоторые – оказать помощь, а многие предпочитают здесь и заниматься. Хоть тут гораздо более шумно, чем «дома», но веселее, пусть и не так весело, как в «игровой». А многие сидят здесь от скуки – пришли пообщаться, даже если им не нужно грызть зубами гранит науки. Люди в корпусе разные, у всех свои интересы, и в этом месте сложился свой мир со своими темами для обсуждения и уникальным кругом общения. Единственное правило этого места – соблюдать относительную тишину, и худо-бедно оно выполняется.

Первоначально меня встретили в штыки. Я только начал втягиваться в коллектив, ко мне ещё привыкли недостаточно, и все разговоры за столами и на диванах, как я вошел, смолкли. Но мало-помалу, жизнь начала входить в колею, общение возобновилось, и, перебросившись со мной парой реплик, выяснив, что я «не угрожаю», тусовка вернулась к своим делам.

Я тоже не отсиживался в окопах. Пара фраз, брошенных там, пара фраз здесь, несколько удачных шуток, оброненных вовремя, помощь-подсказка в каком-то вопросе, в котором одна девочка не разбиралась, и тоже начал втягиваться. Конечно, своим стану не скоро, но отторжения избежал. И понял, что давно уже надо было начинать наводить мосты, не прятаться за собственный взвод.

Итак, от испытания методик я отказался. Но сидя здесь и наблюдая за поведением местных представительниц серпентария, постигал иные практические уроки женской психологии. Тут всё не так, как «на воле», мы разные, очень разные, и я всё больше и больше понимал, куда влез. Яд, источаемый с улыбкой на лице, невинные подколки с большим подтекстом… Господи, сколько же в их арсенале оружия?! Друзья-подруги не разлей вода, раз, и гадость за спиной! Нет уж, лучше по-нашему, по-мужски, кулаком в морду. Так честнеё и проще.

Но кулаки ещё будут, попозже. Когда приму присягу. А пока нужно вырабатывать иммунитет к змеиному яду. Как я уже говорил, для взвода я сейчас – собственность, игрушка, и надеяться на их помощь нечего. Если я сам не защищу себя, мне не поможет никто. И я учился, старательно прислушиваясь к разговорам, к интонациям, присматриваясь к жестам и мимике. И в один момент даже поймал себя на мысли, что мой опыт в какой-то мере будет уникальным.

Первые два дня меня не трогали – привыкали. После начали со мной общаться, вначале прощупывая по мелочи, потом дошло до небольших разговоров, вопросов о биографии, моем отношении к чему либо. И вот сегодня выстрелило – первый полноценный контакт.

Эта девочка села напротив и построила мне глазки. Она уже была здесь, когда я пришел, и какое-то время «раскачивалась». Но пересилила себя и подошла. Поначалу от неё веяло неким страхом, она боялась сделать что-нибудь не так, но я не стал осложнять ей работу и «поддался».

– Привет! – бросил всё и посмотрел на неё.

– Привет…

Я знал, что меня будут клеить, ждал этого давно – после уроков у Катарины был немного в этом вопросе подкован. И если честно, ожидал более решительных действий. Но, с другой стороны, более решительные я как бы сам всё время пресекал и пресекаю, не оставляя желающим залезть мне в постель, ни шанса. Из тех, кто любит «сверху», конечно, но другие пока на контакт не шли – выжидали. И вот период ожидания, видимо, закончился.

Девочка не спешила, основательность, с которой она подошла к проблеме, чувствовалась волосками на коже. Вначале разговорила меня на нейтральные темы: «о погоде», как мне у них, как к кому и чему отношусь. Выспрашивала о доме и маме, о том, «как там за воротами». Затем начала щебетать, рассказывая что-то малозначимое о себе. Я улыбался – она допускала все ошибки, какие только можно, но словно не замечала этого. Или может делала специально?

В то, что она делала это специально, я убедился спустя ещё какое-то время. Но ошибками её действия выглядели для меня, она же серьезно воспринимала их, как оружие, которое гарантировано должно было меня «свалить».У них есть сходный курс, как соблазнить мужчину – примитивненький, на бытовом уровне, но больше им и не требуется. Они – мясо, а агентов–соблазнителей готовит императорская гвардия из того материала, который корпусу не нужен – из увечных и отправленных в запас. Но они знают, что я прохожу свой курс, на котором изучаю все те уловки, что преподают им. А значит, готов к их использованию. Должна же она понимать это? Или не должна?

Но с другой стороны, а почему она должна думать дальше, чем на шаг вперед? Она не шахматист, и мы играем не в шпионские игры. Это меня учат манипулированию и защите от женских чар, возможно, у них всё гораздо проще? Не зря же мной занимается лично Катарина – второй человек в службе вербовки, а не обычный инструктор?

У девочки цель – обворожить меня, сделав это неспешно, совсем не пошло, чтобы не спугнуть, и она выполняет поставленную задачу с успехом. Мало кто даже из сидящих здесь и внимательно, во все глаза и уши наблюдающих за процессом, может орудовать чарами так ювелирно непринужденно. И не будь я хоть немного подкован в этом деле, быть бы мне уже у её ног! Да-да, я прежний не выстоял бы, и ничего бы не заподозрил – она далеко не Долорес.

Осознав это, я успокоился окончательно и продолжил наблюдать за её ужимками с любопытством ценителя. Во мне вертелся один-единственный вопрос: стоит её бить, или всё же нет? В итоге пришел к выводу, что не стоит – она мне ничего плохого не сделала, и унижать при всех – последнеё дело. Вот прямо сейчас, в данный момент, мы установим с ней правила игры, по которым впоследствии я буду играть со всеми ними, и это важнеё опробывания методик Лока Идальги.

– Зайка! – Я нежно провел девушке по волосам, перебивая. Забыл сказать, в этот момент она уже пересела ко мне на диван, и дистанция между нами всё сокращалась и сокращалась. – Не стоит!

– Что не стоит? – не поняла она и подалась назад, догадываясь по моим глазам, что сейчас произойдет.

Я посмотрел на её грудь, выделяющуюся из небольшого, но всё же декольте блузки, и все-таки решил остановить представление.

– Не стоит делать то, что ты делаешь. У тебя не получается.

– Что не получается? – не поняла она ещё больше. Кажется, даже искренне. Всё помещение вокруг затихло, все ушки, которые и так были на макушке, повернулись в нашу сторону. Блин, опять игра на зрителя! Кажется, начинает надоедать.

Но нет, сегодня игры на зрителя не будет. Сегодня будет урок. И если они так хотят – урок для всех.

Я вновь вздохнул, но уже по другому поводу, и пересел на стул напротив неё, выжидательно забарабанив пальцами по столу, подбирая слова. Наконец, нашелся:

– Первое – голос. Немного повышенный, почти детский. Мужчины любят «куколок», и ты проецируешь этот образ на себя. Далее, жесты. Солнышко, поверь, меня действительно сводит с ума, когда вот так непроизвольно прикасаются пальчиком к губкам. И когда вот так поправляют волосы. – Я повторил некоторые её жесты, медленно, словно на уроке. – И всех мужчин сводит. Мило, доходчиво, воздействие на подсознание – замечательно!

Далее, поведение. Твои учителя могут гордиться, ты прилежная ученица. Так непроизвольно «зеркалить» людей, работать в одном ритме… Меня уж по крайней мере никто так не «зеркалил»! Точно тебе говорю! А как ты слушаешь? Ты умеешь слушать. <i>Профессионально!</i> – выделил я это слово. – Даже если я буду рассказывать о применении теории относительности в квантовой механике, я найду в тебе прилежного слушателя. А дыхание? – Я снова осмотрел её грудь. – И дышишь ты правильно. Умение слушать и посылать невербальные сигналы у тебя на уровне!

Теперь внешность. У тебя хорошая помада, яркая. – Я прикоснулся пальцем к своим губам, а затем покрутил головой и улыбнулся. – Можешь указать мне хоть кого-нибудь с подобной?

Ввиду отсутствия сильной половины человечества с косметикой здесь заморачивались не особо. И даже «горизонтальные связи» положения не спасали – почти все окружающие были или вообще не накрашены, или по минимуму. Девушка же все больше и больше серела. – Но перегиба нет, не пыхти; ярко, но не вульгарно. И вот это…

Я перегнулся и вытащил из декольте её тотем – маленького леопарда, которым она несколько раз на протяжении разговора «непроизвольно» играла рукой. Причем «непроизвольно» в кавычках.

– Хороший кулон – что ещё надо, чтоб привлечь внимание к груди? Даже если это тотем-подвеска! Про декольте промолчу: редко, но встречал его здесь. Хотя что-то подсказывает, сегодня эта блузка надета специально для меня. Такая скромная, но со вкусом. Я не прав?

Сел на место.

– У тебя всё хорошо получилось, зая, ты молодец. Умеешь говорить, умеешь слушать, уверенно говоришь «языком жестов». Но проблема в том, солнышко, что я ЗНАЮ все эти уловки и ухищрения, они на меня не действуют. У меня иммунитет к ним, понимаешь?

– Но я… – Она попыталась что-то сказать, но промолчала, боясь испортить и так хрупкое равновесие. Девочки за соседними столами такого поворота событий не ожидали: кто смотрел на неё со злорадством, кто с сожалением, как обычно в женском коллективе, но равнодушных не было.

– Ты это делала специально, не надо, – покачал я головой. – Я внимательно наблюдал. Ты сделала ещё много глупостей, пардон, ошибок, я озвучил лишь самое основное, верхушку айсберга, что бросается в глаза. И сделано всё было неискренне, ЦЕЛЕНАПРАВЛЕНО. У тебя не получилось. Мне жаль…

Мне самому было жаль. Я… Скажем так, соскучился по женскому обществу. Катарина «осчастливливала» меня больше недели назад, а без секса, в окружении такого богатства, можно свихнуться и за несколько дней. И мысль о том, как бы я мог провести ближайшие несколько часов до отбоя, изучая вот эти самые губы и вот это самое декольте вблизи… И то, что под одеждой хозяйки этого декольте… Mierda!!!

Но нет, сделанного не воротишь. Поздно метаться.

Девочка помолчала, лицо её налилось краской.

– Слушай… Хуан! – Видимо, она хотела сказать грубое слово, но не стала, назвав меня по имени. – Может хватит из себя целку строить? Кто из нас девочка – мы или ты? Тебе нормально предлагают – ты не хочешь. К тебе <i>красиво</i> подходят, – выделила она это слово. Ай, молодец, как сформулировала! – Опять не так. Или тебе одни старухи нравятся?

Старухи… Я про себя усмехнулся. Точно, серпентарий! Все всё знают, никаких секретов! Хотя, вроде, шифровались, никто ничего видеть не мог…

– А я чем тебе не хороша? Ведь нормально подошла, по всем правилам осады! Чтобы было <i>красиво</i>, раз не любишь пошло! – снова выделила она это слово. – Что не так?

Да, что-то было не так, напрягся. Слишком она нервная. Если девочка хочет «познакомиться» с мальчиком, имеется в виду горизонтальный аспект проблемы, и у неё не получается, так себя не ведут. Зла, раздражена, раздосадована... Как будто корову проиграла!

Мозг уцепился за эту мысль. Porca troia, какой же я лопух!

Ну что же, девочки, урок продолжается. Сами напросились.

Я деланно вздохнул и откинулся на спинку стула, нацепив на лицо бесшабашную улыбку.

– Знаешь, солнце мое, пару месяцев назад меня ТОЖЕ одна шалава загадала…

«Тоже». Ключевое слово. Чтобы расставить акценты. Господи, почему я так нервно на подобное реагирую? Здесь другие реалии, а я…

…А может только так и надо? Хоть где?

Девочка от моего «тоже» дернулась, но удержалась. Тишина же вокруг зазвенела.

– Загадала другой шалаве, – продолжил я как ни в чем не бывало. – Которая должна была залезть ко мне в постель. Эту, вторую, я смешал с дерьмом на глазах у всей школы, но до первой, к сожалению, добраться не успел. Знаешь в чем ваше отличие? Они играли в «лотерею». Вы же – в карты. Только и всего. И там и там вы загадываете, и там и там вы – шалавы. Не проститутки, не шлюхи, опустившиеся шалавы. У которых нет ни грамма самоуважения.

По залу прошел ропот, но возразить мне было нечего. Я попал. И был бы удивлен, если бы это было не так.

– Та, вторая, до которой у меня дошли руки, поняла, как низко пала. К счастью. И изменилась. Хотя с умишком у неё были явные накладки. У тебя же с мозгами всё в порядке, ты ей сто очков форы дашь, но к сожалению, понять то, что поняла она, тебе будет гораздо сложнеё. Именно поэтому. А значит, мой тебе совет – не играй. Просто не играй. Или играй с теми, кого знаешь, и кто не подставит тебя так, как сейчас. А иначе, зайка, о тебя будут вытирать ноги, и гораздо сильнеё, чем я вытер сейчас. Извини.

Я встал и вышел, деактивировав и свернув в капсулы все накопители. Выходя в дверь, заметил, как по её лицу текут слезы. Все остальные сидели, задумавшись, в полном молчании. Что ж, думайте девочки, думайте.

* * *

– Ну, здравствуй-здравствуй, Ангелито!

Я поднял голову, отрываясь от визора, на котором усердно выводил конспект сегодняшнего занятия по теории оружия. Сама запись урока звучала у меня в ушах, но если надо хорошо всё запомнить, обязательно нужно конспектировать – на слух запоминается менеё пятнадцати процентов информации. Так и есть, Белоснежка, и не одна.

Я свернул визор в капсулу, обреченно вздохнул и откинулся на спинку дивана. По понятным причинам сидел я не в общей зале, где все занимаются, а в одной из соседствующих с ней небольших библиотек, выжидая, когда всё утихнет. Что это будет не сегодня – однозначно, но я рассчитывал минимум на пару дней. Однако, меня нашли сами, хотя поводов к этому вроде бы нет – вчерашний инцидент вчера же и был исчерпан.

Их было пятеро, почти все из разных подразделений, минимум из трех. То есть Белоснежка, придвинувшая стул и севшая напротив, будет говорить не только от своего имени. Остальные девочки разошлись по комнате, кто сев на другие диваны, кто встав, прислонившись к стенкам и шкафам, заняв пространство вокруг меня. Ну-ну, девочки, что дальше? Я и с одной Белоснежкой не справлюсь, к чему такое силовое прикрытие?

Однако «прикрытие» агрессии не проявляло, скорее выполняя роль массовки, повышая своим присутствием статус переговоров. Сама же севшая напротив мулатка сначала молчала, выжидательно прищурившись, затем подалась вперед, нарушая затянувшуюся паузу:

– Хуанито, что ты хочешь? Зачем ты сюда пришел?

– Не понимаю сути вопроса, – почти честно ответил я. Правда, не понимаю, к чему этот цирк.

– Ты мог вчера её уничтожить. Или, как ты говоришь, «смешать с дерьмом». Я посмотрела ваш разговор в записи, видела. Но не сделал этого.

– Она мне не враг, – признался я, разводя руками. – Но мне не нравится, когда меня используют в собственных разборках, как какой-то презерватив. Я не бомж с окрестностей Санта-Марты, чтоб меня загадывать.

– Я поняла. И именно поэтому удивлена, что ты её не унизил, не наказал. Она была не права, как и та, что тебя загадала, и ты мог спокойно это сделать. Имел право. Но ты не сделал.

– И тебя гложет вопрос, почему?

Она кивнула.

– Не хочу иметь врагов. Достаточный аргумент? Я не Эдуардо, пойми. И даже не родственник королевы. Я – сам по себе. Вы не принимаете меня, но это не значит, что я из другой касты.

Она задумалась.

– Ты ведешь себя неправильно. Мальчик не должен вести себя так.

– А я вообще никому ничего не должен! – зло воскликнул я.

Подействовало. Она вздохнула.

– Не заводись, я хочу тебе помочь. Помочь нам понять друг друга.

– Нам?

– Нам. Тебе и нам, девчонкам.

– С чего бы такой альтруизм?

– Ты её не уничтожил, – повторилась она. – И для меня это значит многое. Но ты ведешь себя неправильно, провоцируешь на агрессию, на негатив. Ты сам держишь всех на расстоянии, показывая, какой ты святоша, а вокруг – поганое низкородное быдло, недостойное твоей высокой персоны. Что, не так?

Я рассмеялся от души. Но за смехом замаячили достаточно серьезные вопросы, которые озадачивали, и от которых веселиться не хотелось совершенно.

– Ты так и не сказала, почему вы здесь и для чего это всё. Кого ты представляешь? – окинул я стоящих вокруг четырех её подруг.

– Всех. Всех адекватных. Твое поведение многое здесь нарушило, и девчонки не хотят, чтоб наши порядки окончательно сошли с рельсов. Мы или должны найти с тобой общий язык, понять, как нам общаться, или выжить тебя.

– Выжить? – Я вновь хотел рассмеяться, но не стал. Слишком серьезно звучало. – А как же Совет и его решения?

– Совет сам по себе. Мы – сами. Мы не можем саботировать приказы, но у нас хватает и своих рычагов воздействия. Например, мы можем изолировать тебя, чтоб ты остался в одиночестве. И ни один Совет не сможет этому помешать. Тогда они сами вышвырнут тебя, «переведут на другую работу». Не веришь?

Поверил. По её глазам.

– И давно у вас такая власть?

Ответ мне новую планету не открыл.

– С момента ухода Эдуардо. Мы решили, что заставим считаться с собой, пусть даже перед нами будет принц крови.

– Странно, что вас с такими замашками не разогнали… – заметил я и задумался.

Да уж, налицо классический «профсоюз». Руководство само по себе, «профсоюз» сам по себе. Профсоюз не оспаривает приказы руководства, он всего лишь защищает своих членов от непривычных угроз, вроде принцев крови, сваливающихся на них с неба, чтобы пройти свою службу. Возможно, решает попутно иные мелкие вопросы. А Совет… Совету это не выгодно, но он особо не мешает – власти у «профсоюза» всё равно нет. Зато девочки играют в демократию, а дать им поиграться, почувствовать себя свободнеё, офицерам на руку. Все-таки, корпус задекларирован, как военная демократия, почему нет?

И надо находить общий язык с «профсоюзом», обязательно. Пускай у него нет официальной власти, пускай, возможно, в него входят не все члены этого сообщества, но они могут сильно осложнить жизнь, если оставить дело на самотек. Они настроены в штыки, с первого дня, и если бы я вчера «смешал» ту девочку «с дерьмом», это было бы воспринято как нормальное начало давно планировавшихся боевых действий, к которым все были готовы. А что такое боевые действия в женском коллективе? Уже увидел, знаю. Нет, не заподлянки, не встречи «за углом» с кулаками. И даже не полное игнорирование, как она только что обрисовала. Это яд, сочащийся ото всюду, подлости, которые делают тебе вслед, улыбаясь в глаза; это милый щебет с тобой, переходящий в насмешки, когда ты отвернешься. И, соответственно, полное отсутствие какого бы то ни было авторитета.

А значит, этот путь неприемлем. Да, я не стану главой корпуса. Но об этом знаем наверняка лишь я и королева. Да и та, скорее всего, будет использовать меня так, чтобы тень корпуса незримо висела за моими плечами. То есть, я в любом случае должен стать своим, хотя бы в какой-то мере, иначе путь наверх мне будет заказан. Ну, во всяком случае, самый легкий из возможных, который взяли на прицел королева и офицеры.

Я снова вздохнул и посмотрел ей в глаза. Что ж, раз так – играем в открытую.

– Знаешь…

Закончить я не успел – в библиотеку вломились двое «морпехов» с голубыми повязками. «Старые девы», взрослые тетки, завершающие контракт, но иных «морпехами» тут не ставят. Вошли быстро, придерживая руками притороченное за спиной оружие, тяжело дыша – было видно, что спешили. И, естественно, стали центром внимания всех, кто до этого находился в помещении.

– Всё в порядке?

Вопрос предназначался всем нам, но я предоставил отвечать Белоснежке. Та развернулась и скупо выдавила:

– Да, разумеется. Всё в порядке.

– Тогда что здесь происходит?

Я тем временем осмотрел верхнюю часть стен. Где-то здесь есть камеры. Впрочем, они есть везде, в каждом помещении, это не нонсенс. Просто с пульта в диспетчерской кто-то увидел приход девочек сюда и посчитал это актом агрессии. А акты агрессии здесь пресекаются жестко.

– Всё нормально, просто сидим, разговариваем, – продолжила мулатка извиняющимся голосом.

– Хуан? – Взгляд на меня.

Я подтвердил:

– Да, просто разговариваем. Мосты наводим… – И внимательно посмотрел ей в глаза.

Она глаза опустила и что-то прошептала под нос.

– Ну, разговаривайте, разговаривайте… – поддержала второй «морпех». – Мы вам мешать не будем. – И обе сели на дальний диван, внимательно следя за развитием событий. – Марта, без глупостей!

Та обернулась и кивнула.

– Так точно!

Я понял, что говорить придется при них. Впрочем, где бы мы с Белоснежкой не говорили, мы всегда будем под прицелом камер, и в любом случае нужно разговаривать, не обращая внимания на окружающих. Всё равно кто надо, тот и так послушает наши беседы.

– Марта, – назвал я её по имени, – вы не правы в одном. Это не высокомерие. Я не считаю вас низшими существами. Может вам кажется иначе, но это не так. Я просто защищаюсь, пытаюсь не опустить себя в чужих глазах. А лучшая защита – нападение.

То же и с вашими девочками, которые вешаются напропалую. Я не хочу быть трофеем. Если бы кто-нибудь из них был искренен… – Я сделал многозначительную паузу. – …Все было бы по-другому. Никто бы не ломался. Ты понимаешь, о чем я. Больше всего шансов было у вашей подруги вчера. Она молодец. Но опять-таки, она была не искренняя. Это не высокомерие, просто я такой сам по себе, понимаешь?

Мулатка молчала.

– Я не знаю, что делать дальше и как нам жить. Но я не желаю здесь никому зла. И ни над кем не хочу ставить опытов. И не знаю, как донести это до остальных. Мои слова фильтруют, встречая в штыки, и что бы ни сказал… – Я сделал жест, означающий отрицание.

– Ты проходишь спецкурс. Не отрицай, это все знают! – воскликнула она, используя последний аргумент, видимо, козырный. – Тебя там учат нами манипулировать! Как куклами, тренажерами!

Мне снова захотелось рассмеяться, но я сдержался. Господи, никаких секретов! Ни в чём!

– Но пока я не использовал на вас ничего из того, что узнал.

– Пока да. А что будет дальше? – Она поежилась. Я же бросил косой взгляд в сторону – «морпехи» слушали нас с большим вниманием.

– Ты сам вчера убедился, наша подготовка оставляет желать лучшего, тебя готовят на порядок серьезнеё. Мы просто не поймем, что ты делаешь, пока не станет поздно. А второй Эдуардо нам не нужен.

– Сильно насолил? – усмехнулся я.

Она промолчала.

– Ладно, Марта. Я обещаю, что не буду использовать полученные знания против вас. Не имею понятия откуда ты знаешь про мои уроки, но допущу, что знаешь про них всё. И обещаю, что ничто из изучаемого не уйдет дальше кабинета Катарины. Пока не выйду на волю, где и буду всё это отрабатывать.

Это было смелое заявление. Потому, как и Катарина, и Мишель обязательно посмотрят запись этого разговора, раз уж даже «морпехи» здесь присутствуют. Ну что ж, пусть смотрят! Не жалко! Я отдаю отчет своим словам и поступкам. Не буду.

–Где гарантия? – усмехнулась она.

– Гарантия? – Я задумался. – Мое слово. И факт того, что если я захочу, я сделаю любую из вас даже без всяких сверхъестественных знаний.

– Не поняла? – вскинулась она. Я улыбнулся, задумав каверзу, горя желанием тут же её опробовать.

– Я говорю, я и так, вот здесь, прямо сейчас, могу творить с вами, что хочу. Без всяких уроков Катарины. И никуда вы не денетесь.

Повисло удивленное молчание. Такой наглости они не ожидали.

– Я могу заставить вас плакать, – продолжил я. – Могу заставить смеяться. И вы будете моими с потрохами. И не делаю это только потому, что уже сказал – считаю вас равными, не хочу вбивать между нами клинья.

Она натужно рассмеялась:

– Смелое заявление, Хуанито! А не боишься?

– Чего?

– Что попросим продемонстрировать? Как будешь заставлять нас плакать?

В душе я возликовал – сработало! Червячок сомнений грыз, но я склонялся к мысли, что моя задумка все-таки сработает. Они – девочки из приюта, оторванные от жизни. IQ их немаленький – откровенно тупых тут отсеивают. И подготовку они проходят специфическую, с упором на быстроту и ловкость, а не обширные знания. Потому шансы у меня имелись.

– А хочешь? – вцепился я в неё взглядом. – Хотите? – поправился и обвел глазами её товарок.

Все в недоумении молчали. Не ждали такого поворота. Я же был непоколебим. И это единственно выигрышная тактика. Пока я атакую, я не обороняюсь, а иначе решить проблему просто не получится. Любая защита с моей стороны в их представлении акт слабости. Только нападать! Пусть даже так, как я задумал – нападения бывают разные, главное результат.

– Давай, чего уж там! – озвучила общую мысль девочка, стоящая за моей спиной справа. Я обернулся к «морпехам» – они смотрели во все глаза, боясь что-то пропустить. И не возражали. Итак, публика в сборе.

Встал, вперевалку прошелся по библиотеке, собираясь с мыслями. Бил легкий мандраж, но он не имел со страхом ничего общего. Это было нечто вроде активации внутренних резервов, я готовился к битве, и организм так на это реагировал.

– Итак, я должен сделать так, чтобы вы плакали, используя только то, с чем пришел сюда, – начал я, формулируя задачу – на всякий случай. Потом они могут о ней не вспомнить. – Не употребляя ничего из арсенала воздействия на слабый пол, что здесь изучаю. – Я вновь выдержал паузу. Заинтригованы были все. – Итак, Джон Уэлш, «Монолог тряпичной куклы». Испанская классическая литература, рубеж XX-XXI веков, программа средней школы имени генерала Хуареса.

И я начал.

– <i>«Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверное, не говорил все, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат.

Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Я бы шел, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят. Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженого!..» </i>

Это была одна из редких вещей, которые мне нравились на ненавидимой «испанке». Написанная во время, когда испано– и португалоязычная литература были всего лишь одной из скромных составляющих мировой, причем не на первых ролях, и не были пронизаны духом последующего имперского высокомерия. Вещь душевная, и каждый, читая её в первый раз, «загружается», экстраполируя написанное на себя и свою жизнь. А девчонки… Разумеется, они проходили «испанку» поверхностно, далеко от курса моей частной школы, и не могли даже приблизительно знать о подобных вещах. Сомневаюсь, что они знают, кто такой Кастаньеда или Коэльо, не говоря уже о более незначительных авторах. И теперь я читал им по памяти тот «грузовой» отрывок, используя весь дар выражения, отпущенный мне природой, пытаясь голосом и интонацией донести то, над чем они вряд ли когда задумывались и что вряд ли будет их интересовать ближайшие пару десятков лет. Но они были обречены, ибо они – женщины.

– <i>«Всегда говори то, что чувствуешь, и делай, то, что думаешь. Если бы я знал, что сегодня в последний раз вижу тебя спящей, я бы крепко обнял тебя и молился Богу, чтобы он сделал меня твоим ангелом-хранителем. Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал тебя и позвал снова, чтобы дать тебе больше. Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь, чтобы слушать это ещё и ещё, бесконечно. Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: «Я люблю тебя», и не предполагал, глупец, что ты это и так знаешь. Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам ещё одну возможность, чтобы всё исправить, но если я ошибаюсь, и сегодня это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду.» </i>

Да-да, вот так. И я был бы удивлен, если бы у кого-то из них после этих слов не выступили слезы. И они начали выступать, сначала неохотно, потом всё больше и больше, у одной, второй, третьей… Я же снова почувствовал дрожь: мои руки подрагивали, а кончики пальцев, прислони я их к столешнице, отбивали бы чечетку. Но я чувствовал подъем – он шел изнутри меня, рвался наружу. Я не мог хранить это в себе, и говорил, говорил... И я <i>давал</i>, если вспомнить озвученную ранеё Камилле теорию. Это была победа, но надо было не просто победить, а уничтожить их, вогнать в землю – только тогда мне поверят и перестанут относиться, как к врагу. Я продолжал:

– <i>«Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь. Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придет никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнеё желание. Поддерживай близких тебе людей, шепчи им на ухо, как они тебе нужны, люби их и обращайся с ними бережно, найди время для того, чтобы сказать: «мне жаль», «прости меня», «пожалуйста» и «спасибо» и все те слова любви, которые ты знаешь. Никто не запомнит тебя за твои мысли. Проси мудрости и силы, чтобы говорить о том, что чувствуешь. Покажи твоим друзьям, как они важны для тебя. Если ты не скажешь этого сегодня, завтра будет таким же, как вчера. И если ты этого не сделаешь никогда, ничто не будет иметь значения…» </i>