Текст книги "Если бы Гитлер не напал на СССР…"

Автор книги: Сергей Кремлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– Генерал, я восхищен той точностью и краткостью, с которой вы изложили мою ещё не высказанную до конца мысль! Лишь прибавлю – не только в Москве…

Братья Даллесы переглянулись и оба кивнули друг другу головами. Мысль действительно заслуживала внимания и одобрения.

– Однако, – признался Ханфштенгль, – это общий замысел, и его успех или, напротив, неуспех будут зависеть от конкретных условий и деталей.

– О, Эрнст, об этом вы можете не беспокоиться, – прогудел из своего кресла Джон Фостер Даллес. – Об этом мы позаботимся.

Теперь уже переглянулись Донован и Аллен… Первый уже получил от Уолл-стрит (формально, конечно, от Рузвельта) поручение сформировать новую, динамичную разведывательную службу, ориентированную на нужды расширяющейся мировой войны. Было подобрано уже и название – Управление стратегических служб, подбирались кадры… И Аллен Даллес готовился стать в нем то ли правой рукой «Дикого Билла», то ли – «серым кардиналом» Золотой Элиты.

* * *

ИТАК, Донован смотрел на Даллеса-младшего, а тот – уже что-то, похоже, соображая конкретно, – смотрел на Донована… Затем Аллен встал из кресла, разжег потухшую трубку, пару раз затянулся и сказал:

– Что же, господа, попробуем резюмировать… Если Гитлер не пойдет против русских, то он может с ними окончательно договориться и сломить Англию до того, как в игру вступим мы…

Ответом ему было молчание – с таким утверждением согласны были все.

И Даллес продолжал:

– Затем, укрепившись в Европе политически и по всему миру – экономически, Гитлер может пойти с Японией на Америку…

– Не забывай о возможности подключения к этому и русских, – подал голос Даллес-старший.

– Ты просто опередил меня… Я как раз хотел об этом сказать. Конечно, ты прав… Если Гитлер не начнёт с ним войну, Сталин за пару лет окрепнет так, что тоже полезет в драку… Он любит нас не более, чем мы – его…

Аллен пыхнул трубкой и подытожил:

– То есть надо вовремя отвести ефрейтора – как его величают наши друзья из германского Сопротивления – от Англии и ориентировать его на Советы…

Возражать никто не стал, и вскоре после этого гости стали прощаться и разошлись. Однако назавтра Донован и Аллен Даллес встретились вновь – уже у Джона Фостера Даллеса. Ханфштенгля на этот раз не пригласили – он был лишним, потому что речь шла не о фюрере и не о его окружении, а о тех конкретных разведывательных действиях, которые, по справедливому заявлению «Путци», и должны были определить успех всего замысла.

Впрочем, вначале Донован информировал братьев:

– Как сообщают нам наши друзья из Германии через Лондон, в Оберкомандо дер Хеере у Гальдера уже идёт разработка плана «Барбаросса» по вторжению в Россию…

Аллен Даллес одобрительно кивнул, но тут же усомнился:

– А насколько это серьёзно? После Бреста?

– Пока нельзя сказать ничего определенного…

– А «Морской лев»? – не унимался Аллен.

– Он тоже пока не сдан в архив, – вздохнул Донован.

– Выходит, фюрер колеблется? – опять вопросил Даллес-младший.

– Увы, да…

Тут в разговор вступил Джон Фостер и недовольно заявил:

– Значит, как и было сказано вчера, надо его умно, и аккуратно подтолкнуть и дать «неопровержимые», – тут он криво улыбнулся, – доказательства того, что Англия все еще сильна, а Советы – всё ещё слабы.

– Разумеется, – тут же откликнулся Донован.

– Каким же будет план наших действий? – спросил у двух деятелей возникающего Управления стратегических служб председатель Совета попечителей Фонда Рокфеллера.

– Он будет зависеть, пожалуй, от того, кто этот план будет реализовывать на месте, – ответил Донован.

– В Берлине?

– И в Берлине – тоже… Но конкретная география тоже будет зависеть от выбора конкретных лиц.

– Эх, – вздохнул Донован, – жаль, что у нас нет сейчас для Сталина хорошего «крота» в Москве…

Все трое понимающе переглянулись… «Дикий Билл» был прав… Все трое знали, что в 1918 году в Советской России неплохо развернулся капитан Джордж Хилл (оперативный псевдоним – IK8) из британской военной разведки МИ-6, известной и как Сикрет Интеллидженс Сервис, Си-ай-си… Со своей мешковатой внешностью, он абсолютно не был похож «на шпиона», удачно изображал из себя простака, весельчака, кутилу и любителя вкусно поесть.

На самом же деле это был опытный, холодный и расчетливый разведчик, которого ценили в секретной службе Британии и который был уважаем также и секретной службой США… Хилл выполнял специальные задания МИ-6, был помощником разведчика Сиднея Рейли в заговоре посла Локкарта, после провала вовремя сбежал и получил назначение офицера связи при штабе генерала Деникина. Знаменитый дипломат-разведчик Роберт Брюс Локкарт отзывался о нем в тонах восторженных: «Он был столь же отважен и неудержим, как и Рейли».

С годами Хилл поблек, в 32-м распустил язык и в книге «Иди и шпионь» много наболтал о связи МИ-6 с армейской разведкой янки. Однако в свое время именно ему удалось подойти так близко к Председателю Реввоенсовета и наркомвоенмору Льву Троцкому, что последний взял Джорджа к себе советником по авиации (Хилл проходил подготовку в Королевском авиакорпусе).

Да, это был всем «кротам» «крот»! Жаль – недолго… Но успел Хилл немало, и тогда для англосаксов недурно постарался Троцкий… Его позиция на переговорах в Бресте в 1918 году с немцами сорвала возможность пристойного для России мира. Фронт русских быстро разваливался. Если бы условия мира были приняты Советами раньше, то не исключено, что немцы не поддались бы соблазну втянуться в интервенцию против Советской России, удовлетворились бы сепаратным миром с ней и навалились бы на Запад. Ведь их весеннее наступление 1918 года чуть не привело кайзера Вильгельма Второго в тот Париж, куда однажды уже приходил с Бисмарком кайзер Вильгельм Первый.

Тогда положение – пусть и не сразу – выправил Ленин со своим Брестским миром с Германией. Но благодаря провокации Троцкого немцы все же втянулись в продолжение войны на Востоке. И это привело их к поражению на Западе – что янки и требовалось!

Теперь планы Золотого Интернационала срывал уже Сталин со своей Брестской встречей с фюрером. И надо было срочно что-то предпринимать: дезинформировать фюрера, провоцировать фюрера… И относительно кандидатуры организатора кампании стратегической дезинформации Гитлера ни у Донована, ни у Даллесов разногласий не было.

Было ясно, что этим должен заняться шеф абвера контр-адмирал Канарис.

Глава 3. Меморандум Канариса

В начале 1941 года Фридриху Вильгельму Канарису исполнилось пятьдесят восемь лет. Родился он в семье директора крупного металлургического завода в Дуйсбурге и с пеленок впитал в себя элитарную психологию хозяина жизни. В годы его детства «мерседесов» в Германии еще не было, и в школу и из школы юного Вилли доставлял семейный экипаж. С кучером и с лошадьми у юного Канариса установились самые добрые отношения, и этот подход к малым сим – о двух ли, о четырех ногах – у него сохранился на всю жизнь. Он был к ним добр – но на свой, особый манер: пока «скотинка» знала свое место.

К марксизму Вилли, вышедший из среды промышленников, питал вполне объяснимое отвращение, зато всю жизнь он питал любовь к авантюризму – тщательно, впрочем, скрываемую.

Скрытность вообще была главенствующей его чертой – он любил, чтобы о нем говорили разное, и в представлении одних он был молчуном, в представлении других, напротив, – чуть ли не болтуном… Кто-то утверждал, что он, носивший военный мундир с 18 лет, терпеть не мог военную форму. А он форму любил – но тоже скрытно, тайно, не напоказ.

Спокойная карьера отца не привлекала тайно кипучую натуру Канариса-младшего, и он пошел на флот, причем служил с блеском, лихо! Он ведь имел талант авантюриста – пусть и скрывал его тоже талантливо, как и положено будущему шефу серьезной секретной службы. И если бы отец, рано умерший, мог понаблюдать за бурной биографией сына, то был бы изумлен донельзя! Фенрихом на крейсере «Бремен» Вилли участвовал в блокаде в 1907 году Венесуэлы, был вахтенным начальником на торпедном катере (там увальни не приживались), крейсировал на малом крейсере «Дрезден» в Южной Атлантике в Первую мировую, был интернирован в Чили, бежал через Кордильеры в Аргентину, добрался до рейха, получил разведывательное задание в Испании (с этой страной он позднее будет связан прочно)…

С ноября 1917 года его переводят в подводный флот – вначале командиром транспортной подлодки UC-27, которая обеспечивала в открытом море действия своих ударных «коллег», а в январе 1918-го Канариса назначают командиром U-34 и позднее – U-128. Командир подводной лодки в любом флоте – это высший офицерский класс, и капитан-лейтенант Канарис его подтвердил, отправив на дно три транспорта и заслужив Железные кресты 1-го и 2-го классов.

Рейх Вильгельма II рухнул. Мог рухнуть и родной для Вильгельма Канариса строй жизни. И Канарис принимает на себя обязанности по связи между морскими формированиями «черного» Добровольческого корпуса – контрреволюционного Фрейкора – и военным министром социал-демократом Густавом Носке. Бывший боевой офицер помогает подавить восстание военных моряков в Киле, а вскоре становится адъютантом Носке. До этого политикой не интересуясь, он с головой уходит в неё и примыкает к единственно приемлемому для него политическому направлению – крайне правому. Но и тут сказалась скрытность Канариса – он предпочитал роли хотя и значительные, но – тайные, теневые. И видимым образом все поздние «веймарские» годы Германии он был просто флотским офицером. В нацистском движении Канарис участия не принимал, однако фюрера как рейхсканцлера принял сразу, потому что Гитлер обрел власть при помощи «королей» тяжелой промышленности, и можно было надеяться, что новый рейхсканцлер будет действовать в русле политического «крестного отца» Канариса Носке, которого рабочие прозвали «кровавой собакой». Носке, к слову, от такого прозвища не открещивался и всегда рассматривал себя как слугу Капитала, а если и «демократии», то – исключительно буржуазной.

В 1935 году капитан цур зее (капитан 1 ранга) Канарис принял предложение тогдашнего начальника военной разведки рейха капитана цур зее Конрада Патцига заменить его на этом посту. Патциг не поладил с Гиммлером и быстро набирающим силу Гейдрихом, уходил в «почетную отставку» во флот, но хотел иметь преемником симпатичного ему человека. При содействии адмирала Редера новое назначение Канариса состоялось.

Придя в абвер, Канарис сразу заявил о необходимости тесной связи с НСДАП и со службой безопасности партии – СД. Он охотно участвовал в партийных съездах в Нюрнберге, щеголяя адмиральской формой и импозантной сединой, и не менее охотно помогал Гитлеру укрепляться. Ведь фюрер в глазах Канариса был в то время человеком Золотого Интернационала – как и сам Канарис.

Однако фюрер, не эволюционируя к марксизму, стал все же поднимать в рейхе престиж и роль Труда. Следующим этапом могло стать сближение – сказать страшно! – с русскими! В августе 1939 года такое сближение стало фактом.

И вот это для адмирала было уже неприемлемо.

* * *

КАНАРИС – в силу связей с элитой – особым патриотизмом никогда не отличался. Его воинские успехи стали результатом не столько осознанного служения фатерлянду, сколько результатом реализации флибустьерских наклонностей Вилли, скрывать которые по причине войны, молодости лет и незначительности статуса ему тогда необходимости не было.

Когда же пришла зрелость, то она принесла одно твёрдое убеждение, которым руководствовался когда-то и аристократ Шарль-Морис Талейран. Француз-расстрига считал, что в мире есть лишь две категории людей: те, кто стрижет, и те, кого стригут, и надо всегда быть на стороне первых против вторых. Так же мыслил и Канарис. И уже поэтому Вильгельм Канарис был склонен к такой линии внешней политики Германии, которая не конфликтовала бы с ведущей силой, «стригущей мир сей», – с англосаксами.

Ни – с англичанами, ни – с янки.

Адмирал много бывал за границей, много ездил, и его встречи с политиками и бизнесменами носили отнюдь не праздно-познавательный характер. Как и Донован, он зондировал общую мировую ситуацию в интересах своего класса – класса имущих, в преддверии могучих мировых потрясений.

Фюрер же все более привлекал к себе своей социальной политикой неимущих, ранее «остригаемых». И рейх постепенно разворачивался к чему-то вроде государственного капитализма. А это было уже нечто вроде зачаточного социализма.

Допустить этого шеф абвера не мог, и во второй половине 30-х годов он устанавливает контакт с американской разведкой. С англичанами адмирал уже имел хорошие отношения, поскольку с ними его дела плотно пересеклись во время гражданской войны в Испании. Хотя и задолго до неё, ещё в Первую мировую, Канарис завязал первые знакомства с секретными агентами Его Величества на Пиренейском полуострове.

В Испании были сильны позиции английского капитала, да и капитала США, и мятеж генералов Санхурхо и Франко не в последнюю очередь предпринимался в ихзащиту. А одним из активных сторонников поддержки Франко был как раз шеф абвера Канарис, втянувший в это дело и итальянского коллегу Марио Роатта… Делалось это вроде бы в интересах рейха, а на самом деле – во имя сохранения в Испании влияния англосаксов.

Так что с тех пор адмирал всё чаще начал согласовывать свои планы и устремления именно с ними. И по мере усиления в рейхе идей, выводящих в люди рабочую «скотинку», Канарис все более становился фюреру в скрытую оппозицию, все более становясь не немцем, «гражданином мира».

Но, по своей тщательно скрываемой скрытности, он умело скрыл и это. Хотя четырехэтажную штаб-квартиру абвера на Тирпицуфер 74/76 прозвали «лисьей норой», а её хозяина – «хитрым лисомгерманской разведки», Канарис сумел сдвоитьслед, как матёрый заяц.

И сдвоить вот как…

Лестное прозвище подразумевало, что «лис», поскольку он «лис германской разведки», всегда действует в интересах Германии (бывшей в то время нацистской). А такая уверенность не допускала иного толкования прозвища, где истине соответствовали лишь два первых слова: «хитрый лис». На деле «хитрый лис» стал «лисом»-космополитом, агентом влияния в рейхе наднациональной Золотой Элиты. И всё чаще «лис» выполнял её заказы.

В 1937 году в военном руководстве Германии наметилась опаснейшая для Запада линия – командующий сухопутными войсками генерал Фрич убеждал фюрера, что Германии сейчас не грозит опасность со стороны СССР… В армии росли просоветские настроения, и даже Геринг был склонен стать на сторону Фрича. Для Запада возникла срочная необходимость нейтрализации Фрича. Задача эта облегчалась, впрочем, тем, что фюреру активность Фрича была не по нраву, да и СС и СД к генералу относилось без энтузиазма – как и он к ним.

Этим и воспользовался Канарис, хотя действовал он через «контрагентов», включая Гейдриха… Фрича обвинили в гомосексуализме и заменили фон Браухичем.

Затем Канарис через того же Гейдриха подбросил Сталину наполовину подлинный, наполовину фальшивый компромат на маршала Тухачевского. Маршал имел серьезные намерения устранить Сталина, но ориентировался скорее на Троцкого, чем на Гитлера, а ещё больше – на самого себя и своих подчинённых. Однако выявление перед Сталиным «германского следа» в заговоре Тухачевского объективно ссорило Сталина с рейхом, подрывая возможность их блокирования.

Когда же фюрер после аншлюса Австрии весной 1938 года наметил программу новой Срединной Европы под руководством Германии, Канарис встал на путь прямой ему измены и начал готовить «дворцовый» переворот с участием генералов-скептиков типа Бека, Вицлебена, Гальдера и штатских оппозиционеров типа Герделера или Ульриха фон Хасселя…

И все свои действия адмирал теперь прямо согласовывал с Лондоном и Вашингтоном. А англичан и янки все более беспокоили контакты русских и немцев. Эти контакты, начавшиеся в 1939 году, уже привели в мае 39-го к провальной отставке московского сторонника союза с Западом – наркома иностранных дел СССР еврея Литвинова-Валлаха и к замене его Молотовым. И намечавшийся русско-германский диалог мог привести черт знает к чему ещё…

Канарис это понимал не хуже своих заокеанских коллег, озабоченных будущим Золотого Интернационала. А понимание означало для него действие – он ведь был человеком действия, хотя и скрытого.

Он и действовал.

В Москве летом 1939 года шли советско-англофранцузские военные переговоры, обреченные на неудачу ещё до их начала… В Москве и Берлине Сталин и Молотов, Гитлер и Риббентроп обсуждали статьи того пакта, который 23 августа 1939 года подпишут в Москве советский нарком и имперский министр… А начальник Генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер 21 августа помечал в служебном дневнике:

«Канарис докладывает: а). Прежде всего, заключение гарантийного пакта не соответствует намерениям русских…»

Уже ближайшие дни доказали обратное – русские не только намеревались заключить с немцами пакт о ненападении, но и заключили его в рекордно короткие сроки, вопреки провокационному «прогнозу» шефа Управления военной разведки и контрразведки. Но первую палку в «колесо» возможного русско-германского общего «воза» адмирал сунул.

Так он сказал своё первое «а» во исполнение замыслов своих новых – англосаксонских – политических шефов… То есть – замыслов помешать миру между русскими и немцами.

Но тогда, в августе 39-го, это было лишь «а»…

Впереди были годы сороковой, а затем – сорок первый.

Сороковой прошел – отмеченный победами рейха.

Сорок первый же только начинался.

* * *

С НЕКОТОРЫХ пор один из столиков в небольшом берлинском кафе неподалёку от американского посольства облюбовал военный атташе США в Берлине Турмэн-Смит. Он периодически появлялся там и вел себя так, что можно было предполагать с его стороны попытку контакта с каким-то своим агентом или кем-то в этом роде. И, хотя ничего подозрительного за ним никогда не замечалось, появлялся янки в кафе не случайно – его визит в кафе был сигналом для доверенных агентов Канариса, что доверенные агенты самого Смита выйдут на связь в этом же кафе через…

Ну, то, через сколько дней после появления в кафе Смита назначается встреча, определялось количеством чашек кофе, выпитых полковником Смитом.

Час встречи назначался через два часа после времени ухода Смита из кафе, а особых паролей не требовалось – доверенных лиц в таких делах никогда много не бывает, и порученцы Канариса и Смита знали друг друга в лицо, даром, что сами Турмэн-Смит и Канарис друг друга лично не знали и никогда лично не встречались.

Однако это не мешало янки получать от шефа абвера всегда свежую и важнейшую информацию о планах фюрера относительно Польши, Бельгии, Франции… За неделю до начала военных действий 1 сентября 1939 года в Польше на столе у посла США в Берлине Вильсона лежала переданная Канарисом через тайный канал связи копия стенограммы речи Гитлера на совещании высшего генералитета.

Шла информация и через вице-консула рейха в Цюрихе молодого Ганса Берндта Гизевиуса, связанного с гестапо и с абвером с 1933 года – когда член «Стального шлема» Гизевиус пришел на службу в гестапо.

Гизевиус пользовался доверием видных нацистов Далюге и Фрика, но его же высоко ценили и англосаксы, по заданию которых он и начал карьеру «нацистского функционера»… Потом заговорщики в аусамте – германском министерстве иностранных дел – вывели Гизевиуса в Цюрих, и канал связи был создан. Примерно раз в неделю чиновник аусамта официально пересекал швейцарскую границу и официально же видался с Гизевиусом, а уж тот передавал секреты фюрера – естественно, неофициально, – агентам «Дикого Билла» Донована.

Впрочем, и сам Гизевиус часто отправлялся в Берлин на встречу с Канарисом и абверовским генералом Остером… Обычно во время таких поездок им передавалась особо конфиденциальная информация и инструкции из-за океана.

Связь с Лондоном устанавливалась проще – тут серьёзных проблем и препятствий не было. Еще в середине августа 38-го года по поручению тогдашнего начальника Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Людвига Бека его эмиссар Эвальд фон Кляйст-Шменциг ездил в Лондон на встречу с лордом Ллодом и сэром Робертом Ванситтартом – фактическим главой Форин Офис. Целью поездки было убедить англичан в необходимости твердой линии по отношению к требованиям Гитлера. Дело тогда шло к Мюнхенскому соглашению, то есть к мирному воссоединению судет-ских немцев с немцами в рейхе, и оппозиционеры не хотели укрепления Гитлера, даже если оно вело к укреплению Германии. Встречался посланец Бека и с сэром Уинстоном Черчиллем в его загородной резиденции и привёз от него личное послание Канарису.

С тех пор контакты адмирала Канариса и генерала Остера с «соседями» с «Острова» лишь упрочились.

* * *

ГАНС Остер, как и сам адмирал, был личностью не только неординарной, но и туманной, даже загадочной. Он воевал в Первую мировую, затем служил в «веймарском» рейхсвере в отделе разведки Военного министерства – предшественнике абвера Канариса.

Канарис сделал Остера начальником Центрального отдела абвера. Причем абвера нового, реорганизованного и необычайно усиленного кадрами и средствами.

А затем…

Вот тут точно сказать сложно, кто кого вовлек в антигитлеровский заговор «верхушечной оппозиции» – Канарис Остера или Остер – Канариса… Налицо было настолько близкое совпадение хода мыслей и действий, что приоритет в идее заговора мог оспаривать любой из них.

Канарис кадры подбирал с той же осторожностью и аккуратностью, с какой он действовал всегда и во всем. Однако его правая рука – Остер имел репутацию человека чуть ли не легкомысленного. Он мог запросто привезти во Франкфурт-на-Майне, в штаб группы армий «С», которой командовал участник заговора генерал-полковник Риттер фон Лееб, проект воззвания заговорщиков к народу и вермахту в кармане мундира. Начальник оперативного отдела штаба фон Лееба полковник Винценц Мюллер рот раскрыл от удивления по этому поводу и тут же сжег лист папиросной бумаги в пепельнице.

А Остер успокаивал его:

– Я держу эти бумаги в надёжном сейфе…

Мюллер на это лишь плечами пожал и вздохнул:

– Вы же старый разведчик! И до сих пор не знаете, что единственный относительно, – тут Мюллер подчеркнул последнее слово, – надёжный сейф – это…

И полковник коснулся своего виска.

Остер, правда, тут же с ним согласился.

Впрочем, Остер, как и его шеф, тоже умел представить себя не тем, кем был. И психологическая мимикрия стала для него почти инстинктом. Ну могло ли, скажем, гестапо всерьез принимать «заговоры» Остера, если бы о них что-либо и узнало? «А-а, это тот рассеянный болтун из конторы сухопутного адмирала? – сказал бы тогда какой-нибудь штандартен– или бригадефюрер из СД. – Ну, пусть его, пусть забавляется». Но простодушный разведчик с огромным стажем – это вообще-то из той же «оперы», что и добродушный крокодил.

* * *

ОСТЕР был доверенным лицом адмирала не только по долгу службы, но и по сходству воззрений на будущее Германии. ИхГермания должна была по-прежнему быть Германией имущих и для имущих. Разница была, пожалуй, лишь в том, что Остер предпочёл бы возврат к монархии наследственной, а Канариса вполне устроила бы «монархия», где на троне прочно сидел бы Его Величество Капитал… Но – вне сомнений – ихГермания не должна была выпадать из общего антисоветского строя Золотой Элиты Мира. А это было возможно лишь в том случае, если Германия останется в орбите всевозрастающего англосаксонского мирового влияния и не будет противодействовать ему.

В Великую Германию, соответственно, не верил ни один, ни другой. Оба считали, что зависимость рейха от многих видов сырья (и от нефти прежде всего), не позволяет вести долгую и победоносную войну с англосаксонским Западом. Оба прекрасно понимали, в том числе и как разведчики, что война с Англией – это война со Штатами, потому что Английский Остров в Старом Свете всё более становится лишь передовым фортом Нового Света в Европе. Значит, с Западом воевать нельзя…

Выходит, воевать надо против России. Но и тут Германия – считали они – может добиться успеха лишь в блоке с англосаксами, ибо если она будет им враждебна, то англосаксы разделаются с опасной соперницей руками русских.

Третий вариант – война с Западом в союзе с Россией или в условиях прочно обеспеченного мира с Россией – был абсолютно неприемлем ни для Остера, ни для Канариса. И дело было не только в их прохладном отношении к России как таковой. Неприемлем был союз с Россией Советской, где элитными были лишь сорта сельскохозяйственных культур, а также хряки-производители и коровы-рекордистки…

Когда-то Наполеону, уже после Ватерлоо, накануне его окончательного отречения и изгнания в 1815 году, задали вопрос: а почему бы ему не обратиться к энергии французских масс, которые яростно скандировали под окнами императорского дворца: «Да здравствует император! Да здравствует Франция! Не надо отречения!»?.. И бывший революционный герой Тулона, бывший герой Аркольского моста в ответ буркнул: «Я не желаю быть королем Жакерии…»

Жакерия – это восстание Жаков, Джонов, Гансов, Иванов… Это – могучее стремление народной воли к жизни без ярма, без обмана, к жизни по справедливости, без господ и «быдла»… И Наполеон даже ценой утраты власти не захотел пойти к такой Франции, в которой права имели бы трудящиеся, а не восстановленные им герцоги и князья.

Остер и Канарис были тут сходны с императором французов – они скорее согласились бы на крах рейха, провозгласившего 1 Мая Днем труда, чем на его устойчивые перспективы в союзе с Российским государством трудящихся.

А фюреру объективно нужен был такой союз, если он не хотел краха рейха. Но Гитлер колебался между неизжитым антикоммунизмом и пониманием необходимости лояльной линии по отношению к Советам. Последнее же было в глазах канарисов, остеров, черчиллей, даллесов, Рузвельтов, Рокфеллеров, донованов и прочих – преступлением.

Преступлением в их глазах было и стремление фюрера политически и экономически противодействовать англосаксам, объединяя против них все свободолюбивые народы планеты. Недаром же Гитлер в ноябре 1940 года говорил в Берлине Молотову о том, что вопрос сдерживания глобальных аппетитов США – это вопрос не 45-го, а 70-го, 80-го и даже 2000 года…

Поэтому после разгрома Франции летом 1940 года, когда началась подготовка вторжения в Англию, Остер завел с Канарисом откровенный разговор, спросив:

– Вы останетесь, шеф?

Остер имел в виду возможную отставку Канариса, и тот ответил:

– Думаю, да…

– Но если мы останемся в важнейшей секретной структуре режима, то всё более будем разделять ответственность за все его действия…

Остер умолк, испытующе посмотрел на адмирала, выдержал паузу и поставил последнюю точку над «i»:

– В том числе – и за преступные.

– Так чего вы хотите, Ганс?

– Я хотел бы знать, чего хотите вы, эксцелленц.

– Вы, Ганс, разведчик – вот и добывайте информацию о моих желаниях, используя профессиональные навыки, – съязвил Канарис.

Остер шутку не принял и смотрел серьёзно, внимательно.

– Ну ладно, ладно, Ганс, – смилостивился Канарис. – Я понимаю всё, что вы имеете в виду, но не вижу другого способа помешать планам ефрейтора, чем оставаясь на своем посту.

Итак, теперь все точки над «i» расставил и адмирал. И Канарис – как, впрочем, и Остер – остался. А оставшись, адмирал начал твердить о неизбежности войны с русскими и уже летом 1940 года уверял всех, кого было можно, то есть верхушку генштабистов и генералитета, что фюрер однозначно пойдет на Восток. Летом 1940 года это было провокационной ложью, но эта ложь в устах такой фигуры, как Канарис, выглядела достоверной, потаённой правдой… И это, конечно же, разъедало потенциал советско-германского мирного и военного партнерства.

Фюрер после разгрома Франции торжественно предлагал в июле 40-го года Британии мир. Однако нужен ли был мир не Европе, а агентам влияния США в Европе? Быстрый и справедливый мир в Старом Свете не давал Штатам шанса на мировое господство. Оно становилось реальным для США лишь при истощенной, задолжавшей янки по всем статьям Европе, при обессилевших в борьбе друг против друга России и Германии.

Поэтому космополит Черчилль от мира высокомерно отказался, пообещав своему народу только пот, кровь и слезы в тот момент, когда на Англию не упала ещё ни одна бомба.

Но давление на Англию – это не только давление на Англию… Скажем, фюрер был заинтересован в подключении к антианглийской коалиции Испании. Без Испании была невозможна, в частности, операция «Феликс» – захват Гибралтара. И Гитлер настойчиво уговаривал Франко согласиться на размещение в Испании германских войск. Каудильо же раз за разом отказывал.

Гитлер видел тут руку Лондона, но фюреру портил здесь игру не столько Лондон, сколько Канарис, хотя и по указанию Лондона и, конечно же, Вашингтона.

В Испании адмирал имел широкие связи с Первой мировой войны и имел их в самых широких кругах общества – от королевского двора до католических падре. Он неплохо владел английским, мог вести сложные переговоры на французском и итальянском, но в совершенстве владел лишь испанским… Испания была и его молодостью, и любовью, и удобным каналом связи. Недаром в его служебном кабинете висел огромный портрет кауди-льо… И как раз Канарис изо всех сил настраивал Франко против открытого политического и военного союза с Германией. Хотя Гибралтар, контролируемый рейхом, сразу менял бы всю картину на Средиземноморском и Африканском театрах военных действий. К тому же и традиционная английская вотчина Португалия в случае нахождения в Испании германских гарнизонов вела бы себя иначе.

Да, «хитрый лис» с Тирпицуфер, 74/76 становился важным фактором негативного влияния на фюрера и все более ценным агентом влияния мировой «закулисы».

* * *

БРЕСТСКАЯ встреча Гитлера со Сталиным адмирала обескуражила. Фюрер, и до этого уже уклонявшийся влево – к русским, мог окончательно переложить руль на курс к миру с Россией. И то, что даже после Бреста он не только не свернул мероприятия по «Барбароссе», а уделял им все большее внимание, ничего не доказывало. На самом деле чаша весов колебалась, и даже малая «гирька», брошенная на ту или иную чашу, могла дать необходимый перевес в ту или иную сторону.

Адмирал смолоду был бойцом, боевым командиром-подводником. И он, как опытный подводник, временно «залёг на дно» лишь для того, что искать возможность торпедировать мирные планы Гитлера и Сталина. Умея изобразить из себя при необходимости исполнительного служаку, он со всем возможным рвением начал усиливать разведывательную работу против СССР, причём так, чтобы и фюрера этим подстегивать, и Сталину информации для подозрений подбросить.