355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Кремлев » Если бы Гитлер не напал на СССР… » Текст книги (страница 24)
Если бы Гитлер не напал на СССР…
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 17:17

Текст книги "Если бы Гитлер не напал на СССР…"


Автор книги: Сергей Кремлев


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Вам, господин Штейнгард, пора признать, что Америка слишком многое получала и получает от чужих войн. Поэтому уступать теперь надо вам… В Европе, в Азии…

– Уступать этим макакам?

– Нет, народам мира… Войну надо прекращать, но итогом должен быть равноправный мир… Для всех.

– Я вижу, господин Вышинский, вы говорите почти как наци…

– Нет, господин Штейнгард, мы просто стремимся к ясности. Народы не желают сырьевой эксплуатации… Народы не желают и эксплуатации вообще…

– Это всё – ваша коммунистическая пропаганда.

– Нет, это – факт.

– Америка – свободная страна и будет защищать свободу всех!

Вышинский пожал плечами:

– Свободу? Вы обвиняли немцев в организации концентрационных лагерей… Вы обвиняете примерно в том же и нас… Но не вы ли загнали в невыносимые условия концентрационных лагерей десятки тысяч не только японцев, проживающих в США, но и американских граждан японского происхождения?

– Это превентивная военная мера… Мы имеем на неё право.

– Не спорю… Но равные права должны иметь все народы. Иначе мораль получается двойной… А двойная мораль, господин Штейнгард, это уже не мораль, а политический разврат…

Янки ушёл разозленным.

Впрочем, и японцам мы пока особых авансов не давали. Не отрицая значения Четверного союза, Сталин предлагал Токио отказаться от Портсмутского договора и решить вопрос о полной передаче Сахалина России… Единственное, что мы предоставили Японии «здесь и сейчас», – это дополнительное топливо и сырьё. И Япония шла на Штаты и азиатскую «Англию», зная, что её тыл обеспечен нашим партнерством с рейхом.

* * *

ОДНАКО тут всё ещё было впереди.

Глава 17. Работа на мирное будущее одних и на войну – других

Наконец наступил новый, 1942 год. Почти для всего мира это был военный год, но для СССР он начался как мирный. Однако уже нельзя было оставаться в стороне – решающие битвы с силами Зла были близки и для России…

Сталин жил мирными заботами, но все чаще задумывался о войне.

– Как часто, – говорил он Жданову, – народам приходилось слышать: «Мы ведём войну во имя искоренения войны…» И это было прикрытием для новых вооружений и новых войн… Однако теперь, когда Россия и Германия выступают политически вместе, можно задуматься о путях действительного искоренения войны как таковой… Дела хватает и без драки…

Сталин взял со стола письмо, протянул Жданову:

– Вот, очередное письмо от профессора Капицы… И опять – задиристое… Вынь ему и положи… Пишет: «Какое же вы правительство, если не можете приказать!»

– Да, порой он самоуверен до нахальства, – согласился Жданов.

– Ничего! Прет напролом, бывает – чуть ли не диктует, но если в интересах дела – пусть! Соглашающихся хватит без него…

Жданов засмеялся:

– Подтверждая ваши слова, товарищ Сталин, придётся согласиться…

А Сталин поздно вечером писал ответ:

«Тов. Капица!

Все Ваши письма получил. В письмах много поучительного, – думаю как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них.

И. Сталин».

Три года назад, 4 декабря 1938-го, «Правда» опубликовала письмо академиков Лаврентьева, Мусхелишвили, Соболева, Христиановича и профессора Панова, где они писали о необходимости подготовки «инженеров-исследователей, инженеров-учёных, соединяющих в себе совершенное знание той или иной отрасли техники с глубоким общим физико-математическим образованием».

Это была идея Физико-технического института. Сталин формально был далек от науки, но силу её сознавал. Потому и был лоялен к физику Капице даже тогда, когда Капица был не очень-то лоялен к нему.

Сознавал силу точного знания и Иван Тевосян. Он теперь регулярно, порой – раз в месяц, появлялся в рейхе: поддерживал установившиеся связи, заводил новые… Немцы соглашались с ним, что уже сейчас, хотя идёт война, надо думать о том, как развивать две экономики в дополнение друг к другу.

Тевосян познакомился с большими сторонниками общей работы – министериаль-директором доктором Эмилем Вилем и доктором Карлом Шнурре, руководителем восточноевропейской референтуры отдела экономической политики МИДа. Шнур-ре, родившись в 1898 году, в Первую мировую успел повоевать на севере Восточного фронта, в 18-м был ранен. В 1928 году в Тегеране он близко познакомился с графом Шуленбургом, тогда – посланником Германии в Иране.

– Я, герр Тевосян, могу считать себя основателем новейших деловых отношений рейха и России, – шутил Шнурре.

И был от истины не так уж и далек. Со знаменитого обеда в отдельном кабинете берлинского ресторана «Эвест», который Шнурре дал в честь советского поверенного в делах Астахова и заместителя торгпреда Бабарина 25 июля 39-го года, и началось, по сути, окончательное движение Германии и России к Пакту 23 августа 1939 года, к общему миру и общему делу.

Наступил новый, 1942 год… Тевосян в начале января вновь приехал в Германию – надо было обсудить вопросы, связанные с взаимными поставками цветных металлов. И Геринг предложил ему:

– Герр Тевосян, я приглашаю вас посетить наши заводы «Норддойче аффинери» близ Гамбурга и алюминиевые и ванадиевые рафинажные заводы в Лаута.

Конечно, Тевосян поехал.

На медеплавильных заводах целые горы изумрудных кристаллов медного купороса и штабеля чистейшей электролитной меди могли восхитить даже художника, а металлург Тевосян смотрел на них с двойным восхищением. Однако главное ждало его в Лауте… Огромный завод был почти безлюден – весь процесс от дробления и обжига бокситов до электровыплавки алюминия был высоко автоматизирован. Тевосяна сопровождал директор – доктор Лаубер, и когда около полудня они вошли в цех обжига глинозема, то по белой окисной пыли, покрывавшей тонким слоем пол цеха, они шли как по свежевыпавшему снегу – их следы здесь были первыми.

– А персонал-то здесь есть? – удивился Тевосян.

– Да, но почти все выпускники университетов… Тут работает докторов наук чуть ли не больше, чем рабочих.

– А сколько всего человек на заводе?

– Около тысячи…

= = =

Вернувшись, Тевосян рассказал об этом Сталину, и тот в ответ показал ему очередное раздражённое письмо Капицы – любимый ученик Резерфорда резко настаивал на скорейшей организации Физтеха.

– Свяжитесь с этим буяном, Иван Фёдорович, и проработайте вопрос в краткие сроки. Подготовьте постановление Совнаркома, подберите вместе руководящее ядро… Нам тоже нужны рабочие, к которым обращаются «герр доктор», если они стажируются за границей.

* * *

БОЛЬШАЯ работа уже шла, а впереди предстояла ещё большая. В январе в Москву вновь приехал Мацуока – уже как специальный посол для особых: поручений. Кабинет Тодзио шёл на сотрудничество со скрипом, но огромные новые театры военных действий делали проблему снабжения для Японии ещё более острой, чем для Германии. Россия помогала решить этот больной вопрос немцам, могла помочь и японцам. И даже Тодзио в Токио это понимал, как понимал он и то, что дружба рейха с Россией – это уже прочно, а значит, дружить с Россией придется и Японии…

Тодзио всегда смотрел на Россию, как на постоянного врага, но ведь суть умного подхода была в том, что Россия – постоянный соседЯпонии. Так что налаживать новые связи было необходимо. И тут мог пригодиться тот, кого в Японии единственного можно было назвать – пусть и полушутя – «другом Сталина». То есть на «морального коммуниста» по имени «Сосновый холм». Поэтому Мацуока и поехал в Россию.

Он рассчитывал не более чем на одну беседу со Сталиным, ожидая новых споров с Молотовым. Однако уже первая его серьезная беседа началась в сталинском кабинете. И началась сразу с Сахалина-Карафуто…

– Я понимаю, что вам не так просто расстаться с такой заманчивой территорией, – после приветствий сказал Сталин.

Мацуока хотел возразить, но Сталин придержал его жестом и сказал твёрдо:

– Господин Мацуока, до полутора миллионов тонн угля в год на сахалинских месторождениях – вполне достаточное основание для того, чтобы Япония не хотела уходить оттуда. Но эту проблему можно решить…

Мацуока вновь хотел возразить, а Сталин предложил:

– Вспомним историю…

И начал:

– В 1787 году Лаперуз обогнул Сахалин через пролив, который его же именем и был назван… Наш Крузенштерн проходил этим проливом в 1805 году и плавал вокруг Сахалина долго… В 1849 году наш же Невельской доказал, что Сахалин – остров, а не полуостров. А в 1853 году там был устроен наш первый военный пост. И жили тогда на острове в основном айны…

– И японцы тоже, – вскинулся Мацуока.

– Да, – согласился Сталин. – Но в основном там были айны, которых, как мне подсказали наши историки, вы же во время оно и вытеснили с Хоккайдо.

– Но там были и японцы, – не сдавался Мацуока.

– Были, – опять согласился Сталин. – На самом юге, на берегах пролива Лаперуза, было действительно несколько мелких рыбацких деревушек беглых японцев.

– Вот, – удовлетворённо блеснул очками Мацуока.

– А почему бы им там и не быть? Пролив Лаперуза – всего-то полсотни километров, так что какие-то рыбаки там обосноваться и могли. Ну и что?

– Как что! На этом основании Россия по Симодскому трактату 1854 году и согласилась на совместное владение!

Сталин вдруг как-то помягчел, расплылся в добродушной и даже простоватой улыбке и, задушевно обращаясь к Мацуоке, сказал:

– Господин Мацуока… Давайте-ка поразмышляем вслух… Что такое была тогда Россия? Тогда ею управлял, – Сталин произнёс это слово с таким презрением, что Мацуока невольно вздрогнул, – да, якобы управлял Александр Второй. Точнее – он только-только заступил на место умершего отца. А что такое был Александр Второй? Он не то что от Сахалина и… – тут Сталин сделал паузу, – и от Курил, но даже от Русской Америки отказался! Он же был…

Сталин умолк, подержал в руках трубку, наблюдая, как вьется из нее дым, посмотрел на дым от сигары Мацуоки, а потом, всё так же добродушно улыбаясь, доверительно склонился почти к уху японца и полушепотом – для переводчика, впрочем, вполне различимым – закончил:

– Он же был политическим идиотом! А разве может держава отвечать за действия идиота?

Мацуока опять хотел что-то возразить, но Сталин по-свойски придержал его рукой, не давая говорить, и вёл дальше:

– Подумайте сами, господин Мацуока. Русские моряки с начала девятнадцатого века бороздили весь Мировой океан, вокруг света ходили. Антарктиду открыли… А японские моряки – только вы не обижайтесь, господин Мацуока, – всё вокруг Японии, вокруг Японии…

Сталин показал трубкой, как ходили в XIX веке вокруг Японии японцы. Мацуока что-то хотел вставить, но Сталин опять ему не дал.

– Господин Мацуока, ну подумайте сами – у кого больше исторических прав на Сахалин и… – тут Сталин сам себя оборвал, посмотрел на Мацуоку, махнул рукой (мол, где наша не пропадала)…

И Мацуока уже сжался, ожидая услышать: «и… Курил», но Сталин продолжил иначе:

– Да ладно – пусть будет только Сахалин… Но на Сахалин у кого больше прав? У русских, к материковым землям которых Сахалин припал, как телёнок к матке; у русских, которые его исследовали ещё во времена Русской Америки, или у японцев, которые на южном кончике имели пару сезонных деревушек?

– Нет, не сезонных, – прорвался наконец с возражением Мацуока.

– Да, пусть не сезонных, – уступил охотно Сталин, – но прав-то больше у нас! Да и получили-то вы свои пол-Сахалина от графа Витте-Полусахалинского и Николая – политически невменяемого внука политически невменяемого Александра.

Вскоре они расстались, но Сталин предупредил, что он хотел бы беседу продолжить. Конечно, сразу такой разговор ни к чему конкретному привести не мог, и Сталин это понимал прекрасно. Тут важно было то, что такой разговор всё-таки состоялся, что он был начат. А лиха беда начало. Сталин так Молотову и сказал.

– Э-э, Коба, – засомневался тот, – с самураев где сядешь, там и слезешь. Народ ещё тот!

– А что? Это не так уж и плохо, – не согласился Сталин. – Или только большевикам разрешается быть стальными, железными, твердокаменными? Если партнер неуступчив, это полбеды…

Сталин задумался, пыхнул трубкой.

– Беда, если он подличает, двурушничает.

– Вот то-то и оно, – поддакнул Молотов.

Сталин затянулся трубкой опять.

Помолчал…

Потом махнул рукой и подвел разговору итог:

– Ладно, сейчас рано об этом голову ломать. Но забывать мы о Сахалине, да и о Курилах, не будем.

= = =

Через два дня Сталин пригласил японца к себе опять. Тот, похоже, обеспокоенный, сам заговорил о Курилах – мол, вы же отдали нам Курилы в обмен на Сахалин ещё в XIX веке.

– Господин Мацуока, – заметил Сталин, – мы же говорили, что тогда Япония отдавала России то, что ей по праву не принадлежало… А вот насчёт Курил…

– Мы их давно называем Чисима – тысяча островов, – сообщил Мацуока.

– Знаю, – коротко бросил Сталин.

Мацуока удивленно примолк, а Сталин заговорил опять:

– Открыты в 1634 году голландцем де Фризом. Исследованы русскими с 1713 по 1718 год.

Мацуока молчал, и Сталин, глядя на него в упор, предложил:

– Господин Мацуока! Посмотрим на карту…

Сталин указал рукой на стоящий в отдалении стол, встал и прошёл к столу. Посол волей-неволей последовал за ним. На столе голубой скатертью лежала большая карта Тихого океана между Россией, Японией и Америкой. Внизу жался к русскому Приморью Сахалин-Карафуто, вверху тянулись друг к другу через Берингов пролив русская Чукотка и бывший русский, а с 1867 года – американский, полуостров Сьюард…

Ближе к Чукотке, чем к Сьюарду, белел американский остров с русским названием святого Лаврентия. Затерялись в океане американские острова имени русского Прибылова… Вытягивались сужающейся в океан полосой бывшие русские Алеутские острова, делавшие когда-то огромное Берингово море внутренним русским морем.

Сталин посмотрел на карту, постоял, тяжело – не сдерживая себя – вздохнул, ещё помолчал и начал:

– Вот, господин Мацуока, карта. Вот Аляска… Наша, – Сталин опять вздохнул, – бывшая территория… Вот вытянулся вдоль Американского материка архипелаг Александра. Тоже бывший наш. Вот наши, слава богу, и сейчас – Командоры, а вот уже не наши Алеуты.

Мацуока слушал – тоже тяжело.

– А вот ваши, – Сталин так нажал на это «ваши», что Мацуока вздрогнул, так это было сказано не то что бы с ненавистью, а с какой-то болью – не болью, сожалением – не сожалением, а с чем-то таким, что словом не выразить, а вот душу дерёт, – ваши Курилы…

Сталин развёл руками:

– Русские, господин Мацуока, много плавали в этих водах уже в восемнадцатом веке, а в девятнадцатом – тем более… Японцы в этих местах просто не плавали, у вас тогда и кораблей таких не было, вы самоизолировались. Так вот, Алеуты были для России, в состав которой входила русская Америка, первым, океанским форпостом. И форпостом естественным, предоставленным России самой природой. Но Курилы для России – тоже форпост, уже второй, ближний. Алеуты замыкают наше Берингово море, а Курилы – наше Охотское. Курилы, естественно, принадлежат России, и не понимать этого могли только политические невменяемые Александр и его брат Константин… Им и на первый российский форпост было плевать, и на второй, да и на Россию – тоже.

Мацуока молчал, попыток к возражению не делая. И Сталин спокойно подвел итог:

– Вот почему русские – по естественному праву – Курилы стали вашими, японскими.

Мацуока молчал и не пытался перебивать. Да и что тут скажешь в ответ на эти весомые, железные, стальные слова? А Сталин, смотря прямо на угрюмого специального посла, продолжал:

– Мы, господин Мацуока, мирные люди. Мы смогли договориться с Германией прежде всего на этой почве – почве мира. И вы видите, что мир пошел на пользу обоим народам. Германия решает не без нашей помощи свои проблемы, Советский Союз не без её помощи всё более превращается в огромную стройку… Нам война не нужна ни на Западе, ни на Востоке. И поэтому о Курилах я сказал так откровенно не для того, чтобы вас попутать. Я просто хотел сказать, что вопрос есть и закрывать на него глаза не надо… Его надо иметь в виду и решать. Решать умно, к взаимной выгоде и обязательно – решать мирно. Я не прошу, господин Мацуока, что-то мне сейчас отвечать. Я прошу вас просто не забывать об этом нашем разговоре и помнить о том, что все надо решать мирно. Особенно – во время той большой войны, которую ведете вы и в которой наши симпатии – на вашей стороне. И – по букве Четверного союза, и по духу наших общих возможностей… Дайте нам несколько лет, и мы из Сибири сможем давать Японии столько, сколько надежный партнер может и должен дать своему надежному партнёру…

Сталин положил на карту трубку, посмотрел Мацуоке в глаза и чуть-чуть, одними глазами, улыбнулся. А потом протянул Мацуоке руку:

– Мы готовы дать немало уже и сейчас… Но хотелось бы поскорее договориться по Южному Сахалину с оставлением за вами на ближайшие военные годы всех концессий на острове. Спасибо за то, что внимательно и, надеюсь, с пониманием слушали меня.

Мацуока понял, что разговор закончен, пожал руку и – хотя Сталин и не настаивал на каком-то его ответе – сказал:

– Спасибо и вам. Мы будем помнить и думать…

* * *

А В ВАШИНГТОНЕ 14 января 1942 года закончилась конференция под кодовым наименованием «Аркадия»… Вообще-то Аркадия – это историческая область в гористой части Греции. Население ее имело в античные времена репутацию гостеприимного и благочестивого народа, и в придворных спектаклях-пасторалях XVII века ее изображали страной райской невинности и идиллической простоты нравов. То есть, выбирая название для конференции, англосаксы поступали «с точностью до наоборот» – чего-чего, а невинностью в этой англосаксонской «Аркадии» не пахло…

Началась конференция 22 декабря 41-го года – под Рождество. Черчилля поселили в Белом доме в большой спальне, соседствующей через холл с комнатой Гарри Гопкинса. И все отметили, что стол в президентском дворце – особенно по части качества и количества напитков – стал гораздо лучше.

В день Рождества гость и хозяин стояли в методистской церкви Фаундри и слушали, как преподобный отец Гаррис возносил за них молитвы…

– С твоей благодатной помощью, Господи, – восхвалял Гаррис сэра Уинстона, – он продолжает вести свой доблестный народ сквозь кровь, пот и слезы к новому миру, где люди доброй воли будут жить совместно, не отваживаясь затрагивать или запугивать других…

Хор прихожан пел псалом «О, маленький городок Вифлеем», и в зале раздавалось:

 
На твоих тёмных улицах сияет ночью
Вечный свет;
Обращены к тебе
Сегодня
Надежды и опасения этих лет…
 

А на следующий день Черчилль с присущим ему внешним блеском при внутренней пустоте выступил перед сенаторами и конгрессменами. В лучших традициях американского парламентского лицемерия он вещал:

– Всю свою жизнь я был с тем течением по обеим сторонам Атлантики, которое направлено против привилегий и монополий… Я уверенно плыл к идеалу власти народа, волей народа и для народа… В нашей стране, как и в вашей, общественные деятели гордятся тем, что могут быть слугами государства, и считали бы для себя постыдным претендовать на роль его хозяев…

= = =

Претендовать на роль хозяев Америки и Англии ни Черчилль, ни даже миллионер Рузвельт действительно не могли, и не в силу особо развитой стыдливости – просто хозяевами были другие, намного более богатые. И Черчилль, конечно, понимал это. Но трибуна Конгресса США – как раз то место, откуда правда была изгнана ещё «отцами-основателями». Поэтому мог ли английский премьер говорить правду здесь?

Да и вообще – где бы то ни было?

Воодушевив янки (выступление передавалось по радио), Черчилль затем съездил в Канаду, с 5 по 11 января загорал во Флориде, но в Белом доме состоялось-таки восемь пленарных «аркадских» заседаний. Предварительно все обсуждалось Рузвельтом, Гопкинсом и Черчиллем за обеденным столом, так что все проходило гладко – почти по-аркадски, в духе идиллии.

Кроме того, в здании Федерального резервного управления прошло двенадцать отдельных заседаний начальников штабов. При этом новая ситуация на Тихом океане и в Европе с точки зрения стратегических целей не меняла ничего – ещё в феврале 41-го года на штабных американо-британских переговорах было решено, что главный враг – Германия.

Так это и осталось.

В то же время генерал Макартур, фактический командующий филиппинской «армией», гнал в Вашингтон шифровку за шифровкой, сообщая, что японская пропаганда ведется на Филиппинах «со смертельной силой» и что он «не в состоянии бороться с ней»… Японцы стремительно неслись через Малайю и Филиппины, высаживали парашютные десанты в Голландской Индии и прижимали к южной оконечности полуострова Батаан остатки американо-«филиппинских» войск. Поэтому в тактическом плане японскому фактору пришлось уделить особое внимание. Было решено создать новый театр военных действий – от Бенгальского залива до Австралии, условно названный «ABDA» (American, British, Dutch, Australian – американцы, англичане, голландцы, австралийцы)… Генерал Маршалл на первом же заседании генералов и адмиралов после полудня первого дня Рождества заявил:

– Я высказываю личное мнение, господа, но решительно считаю, что наиболее важное значение имеет вопрос о единстве командования…

Англичане встретили эту идею без энтузиазма – идти под палку дяди Сэма не хотелось. Однако 26 декабря, сразу после громких речей Черчилля в конгрессе, Маршалл повторил свое предложение уже при Рузвельте и Черчилле. Сэр Уинстон тут же запротестовал, но кончилось тем, что Гопкинс все устроил. В качестве «серого кардинала» Золотой Элиты он всегда все устраивал, если имел дело с подчиненными фигурами типа Черчилля. Устроилось все и на этот раз, и в итоге был создан Объединенный Комитет начальников штабов США и Англии.

Сразу же начались свары – далеко не аркадского толка. Что поделаешь: жизнь Капитала – не пастораль! Сегодняшние театры военных действий – это завтрашние сферы влияния и рынки сбыта…

Наметили цифры наращивания вооружений. Если до Перл-Харбора в 1942 году в США предполагалось произвести почти 30 тысяч боевых самолетов, 20 тысяч танков, б тысяч зенитных орудий и 84 тысячи авиационных бомб, то теперь Рузвельт был склонен поднять «планку» до 45 тысяч самолетов, 45 тысяч танков, 20 тысяч зенитных орудий и 720 тысяч авиабомб… Военные промышленники могли быть довольны.

Но Черчилль выглядел задумчивым. И не только потому, что раздумывал: то ли возвращаться домой на линкоре, то ли – лететь через Бермудские острова самолетом. В конце концов он решил, что полёт – вариант более надёжный… Вечером 14 января Рузвельт и Гопкинс провожали его и Паунда в непростую и небезопасную дорогу. Специальный поезд до Норфолка (штат Виргиния) был подан на запасной путь на 6-й улице.

Черчилль уезжал, чтобы затем улететь, но мысли его были от крылатых далеки. Он понимал, что дома, в Лондоне, его ждет сильная критика. Вместо того чтобы замиряться с немцами, он вёз в Англию новые военные годы. И никто пока не мог сказать, сколько их будет ещё впереди, хотя заранее можно было предсказать, что любая победа – если она вообще состоится – будет победой не тех «Объединённых Наций», о которых начинали жужжать американские щелкоперы, а победой янки, точнее – победой Золотых Космополитов. Наполовину сын американки, дочери биржевого дельца Дженни Джером, Черчилль и сам был космополитом, хотя и без большого личного золотого запаса для житейской плавучести. Но объясняться-то потомку герцогов Мальборо предстояло с рядовым британцем, для которого Остров был родиной его самого, его предков и его детей и внуков. А он вёз ему из-за океана всё те же кровь, пот и слёзы…

* * *

В ЯНВАРЕ 42-го года в Берлин впервые отправился Жданов. Накануне отъезда он долго беседовал со Сталиным.

– Как я понимаю, – размышлял Жданов, – Гитлер и Муссолини стали возможны в результате политической реакции народов, не рискнувших перейти к социализму – как мы, но разочаровавшихся в капитализме. Франко и Салазар – это дело другое: другие условия и причины… А общее то, что и они усиливают роль государства… И японцы усиливают. В этом смысле все они нам действительно ближе англосаксов… Но что надо видеть в перспективе?

– Большевики видят в перспективе то, Андрей Андреевич, что определил им Маркс: коммунизм, то есть свободную ассоциацию свободных производителей…

= = =

Приехав в Берлин, Жданов повторил эту мысль в разговоре с Геббельсом.

Геббельс выслушал, а потом спросил:

– Но почему ваш социализм оказался таким эксцессным? Я прошу простить мне мою прямоту, но хотелось бы услышать ваше мнение, герр Жданов.

– Что ж, я могу ответить, – не стал уходить от ответа гость. – Во-первых, виновен внешний капитал, питавший гражданскую войну уже в зародыше… Далее, виновна жадность внутренних свергнутых имущих классов, не желавших расстаться с тем, что награбили у народа они и их предки… Виновата интеллигенция – та, что гнусно сбежала из страны, лишив нас и так небольших ресурсов образованности… И виновата серость, неготовность крестьянской массы к новой жизни… А ведь преодолевать всё это, господин Геббельс, нам пришлось одновременно… Тут было не до белых перчаток и сюсюканья…

Геббельс подумал и согласился:

– Пожалуй, вы правы…

У Геббельса Жданов познакомился с бывшим руководителем Гитлерюгенда Бальдуром фон Ширахом – ему было 35 лет, и он отошел от непосредственно молодежного движения, смененный двадцативосьмилетним Артуром Аксманом. Ширах – видный и уверенный, в форме обергруппенфюрера СС – говорил:

– Мы ставим перед молодёжью следующие принципы: готовая на самопожертвование любовь к Родине; преодоление сословных предрассудков и классовой вражды; постоянная забота о здоровье и укрепление его туризмом, спортом и играми; развитие профессионального обучения и товарищеское взаимопонимание молодёжи за рубежом…

– Ну, что до туризма, то мы готовы уже в этом году принять несколько тысяч ваших молодых туристов, а маршрутов хватит – до Владивостока, – рассмеялся Жданов.

– Над этим надо подумать! Ваша идея действительно хороша…

– Ваши цели – так, как вы их формулируете, – тоже, господин Ширах.

Разговор этот случился во время просмотра новой ленты Лени Рифеншталь «Турксиб»… Вскоре фильм должен был выйти на экраны рейха и Европы, и его представление широкой публике было одной из целей поездки Жданова. Они с Лени были уже знакомы, и Жданов попросил её показать ещё и «Олимпию», снятую Лени на берлинской Олимпиаде 36-го года.

Когда в зале зажёгся свет, Жданов вздохнул:

– Очень жаль, что я сам – не спортсмен, госпожа Рифеншталь… Но, смотря ваш замечательный фильм, я пришёл к мысли, что подходы англосаксов и немцев к спорту различны.

– О, это интересно, герр Жданов!

– Да… Для англичан спорт – забава джентльменов… А для немцев – реализация, культа здорового тела.

– Браво, герр Жданов! Я поздравляю вас с тонким наблюдением…

– Спасибо… Испанцы придумали корриду, французы – дуэли до смерти, англичане – мордобой под названием бокс… А у немцев таких жестоких зрелищ нет. Ваши дуэли буршей оставляют лишь шрамы на лицах мужчин, но не убивают их… Зато вы цените движение тела как таковое.

– А как у русских, герр Жданов?

– Видите ли, образованные слои в старой России часто просто обезьянничали и брали за пример не лучшие образцы. А общественная жизнь массы у нас веками была неразвита… В своё время в России были в ходу уличные кулачные бои – стенка на стенку… Но это всё же – не бокс, хотя там, бывало, и кровь лилась… Как раз до первой крови дрались… Однако жестокость в народе не приветствовалась… Тут и вы, и мы смотрим на жизнь сходно. Жданова слушали внимательно, и особенно – немолодой, с сединой на висках и усами кайзеровского типа немец с немного грустными глазами.

– Профессор Хаусхофер, – представился он.

– Я знаком с вашей последней книгой о континентальном блоке, господин Хаусхофер…

– О, я рад.

Генерал Карл Хаусхофер был и солдатом, и дипломатом, и учёным. Он не создал того, что с какого-то момента начали называть геополитикой, но его геополитические идеи были самобытны и логичны… Нечто подобное в начале века высказывал и русский генерал-генштабист Вандам-Едрихин. Хаусхофер тоже служил в Генеральном штабе – германском, был военным атташе в Японии. Оттуда он и вывез теорию евразийства. Одно время Хаусхофер имел немалое влияние на фюрера, затем они как-то разошлись, но сейчас семидесятилетнего генерала-геополитика вновь привечали. Его теория была теперь очень к месту, ибо гласила: основанная на торговле и плутократии (власти денег) гегемония «атлантических» англосаксонских Англии и Америки придёт к концу, если страны «хартленда» – Германия, Россия, Япония и Китай – объединятся в одном союзе.

– Евразию, герр Жданов, – говорил генерал, – невозможно задушить, пока два самых крупных её народа – немцы и русские – стремятся избежать междоусобного конфликта.

– Мы сами так считаем, герр профессор.

Встретился Жданов и с фюрером.

– Главное, герр Жданов, – говорил ему тот, – понять, что мы все в Европе – континентальные страны, а Америка и Англия – нет… Они лишь натравливают европейские государства друг на друга и должны быть изгнаны из Европы… Нужен новый мировой порядок, где каждый будет иметь свою сферу интересов и свою долю пирога…

– Делить пирог всегда непросто, господин Гитлер… Конечно, если делить его нечестно… Хотя и при честной делёжке всё непросто, если честные доли – разные…

– Вы, герр Жданов, ухватили самую суть! И, как мне кажется, нам надо много поработать вместе над перспективными планами… Наш поэт Эммануэль Гейбель писал: «Вновь через посредство немцев произойдёт оздоровление мира…» Сегодня я эту строку изменил бы: «Через посредство немцев и русских…».

– Что же, господин Гитлер, думаю, это тот случай, когда ради идеи можно пренебречь даже стройностью стиха.

– Да… У меня, должен признаться, грандиозные планы! И хотелось бы не только заложить их фундамент, но и увидеть при своей жизни здание… Например, я считаю, что в Европе будущего, находящейся под экономическим руководством Германии, все балтийское побережье Европы должно стать сплошной полосой приморских курортов для самых широких народных масс…

– Мы это уже сделали на Черном море – в Крыму и на Кавказе. И в будущем можно будет наладить обмен: европейцы – к нам, а мы – на европейские курорты…

– Безусловно, двигаться мы будем в этом направлении. Я прошу вас так и передать это господину Сталину…

Гитлер задумался.

– Вот что я могу предложить вам, герр Жданов. Мой министр экономики, Вальтер Функ, недавно познакомил меня с меморандумом старого партайгеноссе, знакомого и мне лично – Вальтера фон Корсванта… Корсвант подал его в июне сорокового года, но многие идеи, изложенные там, не только не устарели, а всё ещё нацелены в будущее… Я могу распорядиться, чтобы вас познакомили с копией… Это – крайне конфиденциальный документ, но как раз поэтому вам будет, я думаю, полезно познакомиться с ним, чтобы критически его оценить и ознакомить с его идеями господина Сталина… О новом облике мира надо задумываться уже сейчас…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю