Текст книги "Раненые звезды (СИ)"

Автор книги: Сергей Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

3

Всё население Марса было чипированно, даже младенцы. На чипе была вся информация о личности: медицинский профиль, образование, специализация, место работы, кредитный статус, и прочее. Да-да, оживший кошмар из антиутопий, подавление свободы, вот это всё. Только сами марсиане так вовсе не считали. Просто принимали это как данность, и не могли представить, как можно эффективно и удобно организовать общественную жизнь по-другому.

Когда меня выписали из госпиталя, мой чип тоже активировали. Теперь я имел собственную кредитную линию, рассчитанную исходя из моего места работы (Корпус специальных операций Конфедеративных вооруженных сил), специальности (офицер-кадет специального назначения), возраста и стажа (предположительно одиннадцать лет, и два года соответственно), и мог свободно покупать товары и услуги.

Наверно, какой-нибудь гражданин СССР образца пятидесятого года прошлого века, оказавшись в этом мире, решил, что тут царит победивший коммунизм: кругом изобилие, люди свободно заходят в магазины, берут нужные вещи, без проблем пользуются роботизированными такси, транспортными дронами и другим общественным транспортом. И никаких внешних признаков расчётов.

Но, на самом деле, общественный строй, который тут был – это нечто среднее между азиатской моделью капитализма, и технократическим социализмом. Социальное неравенство тут тоже было, равно как и сверхбогатые люди – но степень имущественного расслоения жестко контролировалась государствами.

Начет государств. Они тут были, как были и различные национальности, культуры, и даже расы. Обычно государственная принадлежность прописывалась в чипе, и ни на что глобально не влияла – кроме как на возможность голосовать и быть избранным в органы управления исключительно на своей территории. Пособия и социальные выплаты тоже оставались прерогативой национальных правительств.

Наши чипы – мой и Кая – были в своем роде уникальными, как я позже узнал. У нас просто отсутствовала информация о национальной принадлежности. Её можно было установить по матери, но этого специально не делали. Считалось, что мы должны быть патриотами всей планеты, и не стоять перед моральным выбором, если вдруг когда-нибудь сложится тяжелая ситуация, и нужно будет принимать решение, кого спасать.

Несмотря на многие часы, проведенные в сети за изучением этого необычного мира, я всё еще очень многого не знал. И здорово, что в поездке на тренировочную базу меня сопровождал Кай.

Возможно, кстати, Лилия специально притащила его в госпиталь, и познакомила нас – чтобы я не чувствовал себя ущербно или под конвоем, если бы меня вынуждено сопровождали на место службы её коллеги.

Кай мне очень понравился. Парень оказался открытым, общительным, очень любознательным. Была в нём какая-то правильность, которая обычно вызывает неосознанную симпатию даже у малознакомых людей.

То, что без Кая путешествие к месту предписания было бы куда менее приятным, стало понятно буквально с первых минут. Для обозначения маршрутов в общественном транспорте тут использовался исключительно упрощенное фонетическое письмо, в котором опускались гласные звуки. А я в нём был не очень силен.

Да, пара слов о том, почему мне так легко и быстро удалось освоить местный письменный язык. Лингва франка был специально адаптирован для людей разных культур, и полное письмо, использующееся для статьей в сети, включало не только фонетику, но и набор знаков, намекающих на значение слова. Освоив несколько десятков базовых категорий, я без труда узнавал слова с первого взгляда, даже не вчитываясь. Бегло читать таким образом было очень удобно.

Но вот в транспорте без посторонней помощи я бы точно запутался.

Еще одна странность марсианского общества: тут не было смартфонов в нашем понимании этого слова. И при этом были широко распространены общественные терминалы связи – как с выходом в сеть, так и просто голосовые. Я пока не нашёл объяснение этому феномену, а задавать вопросы поостерегся. Но со временем этот момент, конечно, надо будет прояснить.

От разворотной площадки главной дороги, расположенной где-то в полутора километрах от главного корпуса, ходили электробусы до ближайшего городка. Это Кай рассказал. Он ждал меня внизу, в главном холле – пока мне перепрошивали чип, и поздравляли с успешной повторной социализацией.

Я искренне поблагодарил коллектив врачей, и заглянул в свой бокс, чтобы собрать вещи, накопившееся за время реабилитации: спортивные костюмы, отягощения, эспандеры. Предметы личной гигиены.

Увидев меня с тяжелой сумкой, Кай очень удивился.

– Это… часть оборудования, которое ты заказывал на время реабилитации? – спросил он.

– Ага, – ответил я немного растерянно наблюдая за его реакцией.

– Эм… – Кай почесал в затылке, – ты уверен, что тебе это понадобиться? Там, на полигоне? И одёжка эта спортивная – да, в местном магазине продаются базовые функциональные модели, даже твоего размера – но понимаешь, как бы это сказать… – он зачем-то потрогал себя за нос, – это немного не модно. Понимаешь? Мы же военные! Элита! Должны, как бы это сказать, производить соответствующее впечатление.

Я поставил сумку на пол.

– И? – спросил я, глядя на парня.

– Ну, может, лучше в городе в магаз заглянем, а? – он с надеждой ответил на мой взгляд, – приоденемся хоть. Перед дорогой. Полигон находится в умеренном поясе, там будет чуть прохладнее. На время заданий там будет, конечно, спецформа – но там будут не только задания. Понимаешь?

– Слушай, – ответил я, вздохнув, – моя жизнь началась пять месяцев назад. Понимаешь? Я умер в вакууме! Мои мозги собирали заново по нейронам, – тут я, конечно, немного перегнул палку, но откуда было Каю знать, как дела обстояли на самом деле? – я нифига не помню, как принято!

Он улыбнулся, вздохнув с явным облегчением.

– Давай оставим эту сумку здесь, – предложил он, – твои… конструкции еще могут пригодиться реабилитологам. А остальное пускай идет в переработку, как отслужившее своё.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я пожал плечами, и направился к выходу, оставив сумку на полированном каменном полу холла.

– Знаешь, – заговорщическим шепотом сказал Кай, когда мы отошли от основного корпуса на порядочное расстояние, – по правде говоря, мы с тобой – шишки такого уровня, что Корпус вполне мог выделить специальный транспорт, чтобы быстро и без помех доставить нас на тренировочную базу. Но они специально направили меня. Чтобы я поехал с тобой обычным транспортом. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, – это часть программы реабилитации.

– Точно! – улыбнулся Кай, – здорово, правда? И так деликатно всё вышло.

Я не вполне был с ним согласен. Но решил промолчать.

Электробус появился минут через пять. Плавно подплыл к кондиционированному остановочному павильону и, припав к дорожному покрытию, остановился, выпуская пассажиров. Их было совсем не много: пара дежурных медиков, заступающих на ночную смену, да любители ночных прогулок по побережью.

– Сладкоежки, – прокомментировал Кай, глядя на неброско одетых людей с котомками дождевых накидок за спиной.

– Почему это? – удивился я.

– Как почему? – вопросом ответил Кай; потом спохватился, и добавил, – а. Ясно. Память. Ну, это же собиратели песчаных рапанов! – конечно, на Марсе этот моллюск назывался по-другому, но, раз я не могу это написать по-русски, то пускай будут рапаны.

– Они в дождь выползают на пляж. Охотятся на прячущихся насекомых. Собирательство без использования технических средств разрешено местным законом. Экосистема тут довольно устойчивая, и рапанов море!

– Ясно, – кивнул я, – и что, они реально сладкие?

– Вот доедем до города – будет повод попробовать!

Кроме нас, других пассажиров в автобусе не было. Машина плавно закрыла двери, поднялась на подвеске, и направилась по дороге по направлению к городу.

Я глядел в окно, наблюдая за тем, как мимо мелькают деревья. Наверно, я бы хотел, чтобы хотя бы на какое-то время представить, что оказался на Земле. Но это было совершенно невозможно. Электробус звучал и пах совсем не так, как земные машины. Зелень была чуть другого оттенка. Дорожное покрытие хоть и напоминало привычный асфальт фактурой, но было тёмно-зеленого цвета.

– Тебе грустно? – сказал Кай минут через десять после отправления.

По правде говоря, да, мне было грустно. Только теперь, когда я окунулся в некое подобие нормальной жизни, на меня обрушилось осознание происшедшего.

Я никогда не увижу привычный мир. До его появления два с половиной миллиарда лет! И хотя этот, новый мир, судя по всему, приятное и интересное место – он никак не мог мне заменить родителей. И что там произойдет, в далёком будущем? Считыватели доберутся до Земли? Я как-то особенно отчетливо представил папу и маму. Они рано или поздно поймут, что происходит, я меня рядом нет. Я умер вечность тому назад. Вполне возможно – погиб на чужой и непонятной войне…

– Нет, – ответил я, и неожиданно для самого себя добавил: – да…

– Знаешь, а ты реально очень сильный, – сказал Кай.

Я усмехнулся.

– Правда. Скажу по секрету: тебя даже комиссовать хотели. Считали, что такая потеря памяти приведет к полной деструкции личности. Но у тебя душа воина, хранимая Аресом!

Да, конечно – Как не говорил про Ареса; он назвал имя бога войны, почти повсеместно почитаемого. Насчёт религии в древнем Марсе. Тут был повсеместно распространен политеизм и анимистические религии, при полной свободе вероисповедания. Религиозные войны были, конечно – но остались в далеком прошлом. Концепция загробной жизни при этом в каждом культе была своей, иногда довольно экзотической. Например, последователи Персефоны (я снова пользуюсь именем земного аналога), богини плодородия считали, что после смерти душа человека дробится, и распределяется среди его детей. Соответственно, те люди, у которых детей не было – теряли свою душу.

При этом считалось, что все военные автоматически должны быть привержены культу Ареса. Как я позже выяснил, исключения бывали – в Корпусе служили атеисты, но никогда – последователи иных культов.

– Спасибо, – кивнул я; Кай в ответ осенил меня знамением Секиры.

Дальше до города ехали молча. Кай достал из небольшой заплечной сумки какую-то книгу, и углубился в чтение. А я продолжал задумчиво разглядывать окрестности. Только настроение у меня поменялось. В конце концов – пока я жив, ничего непоправимого не произошло.

Когда мы вышли на автовокзале, я осознал, насколько успел отвыкнуть за эти месяцы от больших скоплений народа. Еще более дискомфортно было из-за того, что на нас обращали внимание. И, хотя это повышенное внимание, как обычно, было доброжелательным – сейчас оно казалось совершенно излишним. Мне хотелось слиться с толпой, почувствовать ритм и вкус города, но, к сожалению, это было совершенно невозможно.

– Куда дальше? – немного растерянно спросил я, оглядываясь, и кивая в ответ на приветственные кивки совершенно незнакомых мне людей.

– В аэропорт, конечно, – пожал плечами Кай, – но давай сначала приоденем тебя, как планировали. Ты не против? Тут, за углом, есть отличный магазин!

Почему-то я думал, что Кай приведет меня в какой-нибудь молл, по образцу земных. Но нет: магазин оказался специализированным, одежным. И обслуживание тут было совсем не такое, к какому я привык.

На входе нас встретила улыбчивая девушка, кивнула, и сделала приглашающий жест рукой. Сразу за дверями был длинный коридор со множеством дверей, что само по себе для магазина необычно. Кай уверенно шел куда-то вперёд, приглядываясь к табличкам на дверях. Наконец, остановившись возле двери с какой-то вычурной и не вызывающей у меня никаких ассоциаций пиктограммой, он уверенно показал: «Сюда!» после чего толкнул дверь от себя.

Мы оказались в небольшом помещении, где стояли несколько разнокалиберных кресел. На стенах висели самые разнообразные зеркала. Окна были закрыты плотными шторами. Еще там был длинный узкий стол, за которым сидела еще одна девушка в скромном сером платье.

– О, господа офицеры! – улыбнулась она, увидев нас, – добро пожаловать! Сегодня с госзаказом, форменный комплект? Или что-то попроще?

– Консультация стандартная, и подбор двух комплектов для умеренного пояса, – улыбнувшись, ответил Кай, – всё по гражданке. Форму нам делают по спецзаказу. Очень уж необычные требования, извините.

– Да ничего, – девушка махнула рукой, – я все понимаю. Хотя, как обычно, наши мощности недооценивают! Не так давно мы даже освоили сервоскелеты на углеродных нанотрубках. Но ваши все равно предпочитают палить деньги на госпредприятиях.

– Перестраховщики, – Кай пожал плечами.

– Есть такое, – девушка снова улыбнулась, поднялась из-за стола, и направилась в нашу сторону, – консультация, я полагаю, нужна вам? – она обратилась ко мне.

Я беспомощно посмотрел на Кая. Тот улыбнулся.

– Видимо, да, – нехотя согласился я.

– Отлично, – девушка улыбнулась, – меня, кстати, зовут Виолет, – конечно, к земным фиалкам ее имя никакого отношения не имело – но вообще они тут на Марсе очень любят давать женщинам разные цветочные имена.

– Приятно, – кивнул я, – а меня Гриша.

– Тебя тоже всю жизнь держали на этих ужасных орбитальных станциях, и вы не видели ничего, кроме форменных комбинезонов? – в ее словах был не столько скрытый сарказм, сколько настоящее сочувствие.

– Не без этого… – осторожно ответил я.

– Что ж, – кивнула Виолет, – тогда начнем, пожалуй!

Она хлопнула в ладоши. И мир исчез.

Поначалу мне показалось, что я куда-то провалился, как будто подо мной открылся люк в полу. Даже чуть не упал, потеряв равновесие. Только потом сообразил, что никуда пол не девался – просто вокруг меня спроецировалась идеально достоверная картинка.

– Эй, ты чего! – послышался удивленный голос Виолет.

– Да он не знает, как работает система, – пояснил голос Кая, – я не успел объяснить.

– Ох, ну и дела…

– Эй! – окликнул я, оглядываясь. Кругом была идеально плоская заснеженная равнина. Кристаллики снега блестели и переливались под ярким полуденным Солнцем. Причем дневное светило было почти нормального, а не марсианского размера.

– Да, Гриша, извини, – ответил голос Виолет, – сейчас система калибруется. Старайтесь по возможности не двигаться.

Я послушно замер, хотя в следующую секунду сохранять подвижность стало совсем не просто: снежная равнина сменилась бушующим океаном. Я едва сдержался, чтобы рефлекторно не затаить дыхание, когда на меня обрушился огромный пенистый вал.

После океана была пустыня, лес, степь и город. Причем город этот же самый, я узнал площадь возле магазина.

– Ну вот! Параметры считаны! – радостно сообщила Виолет, – давайте теперь посмотрим, что мы сможем для тебя сделать.

Город исчез; я снова стоял в небольшом помещении напротив узкого стола. А рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, застыл мной улыбающийся двойник.

Прежде, чем я успел о чем-то спросить, двойник полностью лишился одежды. Я растерялся, не зная, стоит ли смущаться своего цифрового двойника, а пока размышлял об этом – на нём успела появиться одежда: что-то вроде блестящего серебристого комбинезона. Потом комбинезон исчез, мой двойник остался в одних пляжных шортах, похожих на земные «бермуды». После этого наряды начали сменять один другого как в калейдоскопе.

– Старайтесь расслабиться, и не терять фокус внимания, – прокомментировала Виолет, – мы считываем эмоциональный фон.

Мне ничего не стоило послушаться – вид ежесекундно меняющего облик двойника завораживал.

– Ну вот, – наконец, сказала сотрудница, – профиль считан, заказ в работе. Можете забрать на кассе!

– Спасибо! – ответил Кай.

Я тоже поблагодарил Виолет, и мы вышли обратно в коридор.

В конце коридора была широкая дверь, открыв которую, мы попали в широкий, ярко освещенный зал с большими окнами, выходящими на улицу. В противоположном от входа конце зала располагались примерочные кабинки, над которыми горели какие-то значки. Вдоль окон были установлены кресла, на которых сидели люди – видимо, ожидающие заказа.

Наше появление внесло некоторое оживление: нам приветливо кивали, кто-то начал осторожно перешептываться. Мы отошли от входа, и заняли два крайних кресла.

– Долго ждать? – спросил я Кая шепотом.

– Нет, пару минут, – он помотал головой, – это хороший магазин, у них отличные синтезаторы.

– Круто, – кивнул я, – а что мы заказали-то?

– То, что тебе идеально подойдет в поездке, – так же шепотом ответил Кай.

– Ясно.

Наконец, разглядев какой-то очередной значок, Кай потащил меня к кабинке. Там, на вешалке, уже находились пакеты с двумя комплектами уже приготовленной одежды.

Каково же было моё удивление, когда, вскрыв пакет, я обнаружил внутри привычный мне утепленный тренировочный комплект! Обычные штаны, вполне земного кроя, футболка, толстовка и майка! И кроссовки – той самой фирмы, к которой я привык, их топовая модель. Правда, без логотипа.

– Круто! – обрадовался я. Однако Кай, без приглашения вошедший вместе со мной в кабинку, выглядел по-настоящему растерянным, – что-то не так? – спросил я.

– Нет… – он помотал головой, и через секунду добавил, – да. Наверное. Не знаю! Гриша, я раньше никогда не видел подобной одежды! Ты… сам её придумал? Похоже, кроме всего прочего, у тебя врожденный талант дизайнера.

В этот момент мне, наверное, впервые после того, как я очнулся в новом мире, стало страшно.

Я слишком беспечно относился к необходимости симулировать амнезию. И, раз уж приборы в каком-то ателье-магазине смогли прочитать моё истинное представление о том, какой должна быть удобная одежда – неужели приборы в медицинском центре не смогли бы сделать то же самое?

4

Уже в аэропорту мы зашли в кафе, где я смог попробовать местный деликатес: песчаных рапанов. Их, как и устрицы на Земле, подавали сырыми. Я вообще люблю устрицы, они у меня ассоциируются с отпуском и отдыхом. Но местные моллюски на вкус оказались… скажем так, странными. Даже более странными, чем остальная марсианская еда, к которой за несколько месяцев я уже успел привыкнуть. Они пахли морем. Их мясо было упругим и тягучим одновременно. И они действительно были сладкими. Во вкусе прослеживались нотки шоколада, ванили и корицы. Хотя, может статься, ничего близкого там не было – просто мой мозг в панике пытался подобрать ближайшие аналоги странным сигналам, которые поступали от вкусовых рецепторов.

Самолёт представлял собой огромное летающее крыло с электрическими двигателями, установленными в хвосте, над плоским фюзеляжем. Кажется, пару лет назад мне где-то попадалась статья, в которой описывались возможные перспективные направления дизайна лайнеров, предназначенных для пассажирских перевозок. И там была представлена похожая конструкция.

Пассажирских салонов было несколько, и они делились на классы. Мы летели в самом носу, где было панорамное остекление и самые дорогие места.

– В детстве я боялся летать. Представляешь? – сказал Кай, глядя на полосу, на которую выруливал самолёт, – это обнаружилось случайно, когда мне было два с половиной года. Нам нужно было переехать в тренировочный лагерь на дрейфующих льдах для программы климатической адаптации. Мама меня сопровождала. Другие дети остались с отцом. И… у меня случилась настоящая паническая атака. У будущего спецназовца, сверхчеловека с измененными генами, представляешь? – он горько усмехнулся.

– Ну, как я вижу, ты справился с проблемой, – осторожно заметил я.

– Да, – вздохнул Кай, – справился. Оказалось, побочный эффект от одной из модификаций. Купировали, разработав соответствующее лекарство… но знаешь. Наверно, хорошо, что это тогда со мной произошло. Я рано узнал, что такое настоящий страх. Раньше, чем это было предусмотрено в программе. И поэтому получил возможность стать сильнее.

– Ясно, – кивнул я.

– Наверно, это странно – не помнить такие моменты из своей жизни, – Кай бросил на меня беглый взгляд.

– Ещё как странно, – согласился я.

– Хотя тебя… твоё поколение растили в совсем других условиях. Я – более простая модификация, на создании которой настояли ученые. Я никогда не буду настолько сильным и быстрым, как ты. Но зато мне позволили расти на планете. Я только пару раз летал в космос для прохождения длительной адаптации при повышенной гравитации на «бублике». А ты, как мне говорили, жил там постоянно. Среди наших даже ходили страшные слухи, будто таких, как ты растили совсем без семьи. Надеюсь, это неправда – иначе чем мы отличаемся от этих, – он неопределенно махнул в сторону неба, очевидно имея ввиду Фаэтонцев.

Я с интересом посмотрел на него. Помолчал секунд десять, и ответил, взвешивая каждое слово:

– Знаешь, – сказал я, – мне бы очень хотелось надеяться, что так и было. Что моей матери не было на станции. Пускай я даже жил и рос без неё.

Кай ответил на мой взгляд, потом улыбнулся, и сказал:

– До того, как стемнеет, самолёт будет идти над побережьем. Это очень красиво. Там, в космосе, я всегда вспоминаю этот вид. На случай, если вдруг возникнут сомнения – кто мы и для чего живем. Ты понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, – знаешь… я долго думал об этом, после того… ну, после того, как заново себя осознал. И знаешь, что я думаю?

– Что? – Кай заинтересованно поднял бровь.

– Если бы мне не рассказали, кто я – я бы не успокоился, пока не стал бы военным. Пока не нашёл бы своё настоящее место.

Кай улыбнулся, кивнул, и откинулся в кресле.

А я, стараясь не переигрывать, вдруг совершенно неожиданно для себя обнаружил, что сказанное – почти правда.

У меня ведь так всё и начиналось. Я ведь не просто так пошёл в ВДВ. И если бы та, земная реальность, если бы отношение к службе, к военным… если бы то общество было хотя бы отдаленно похоже на местное… конечно, ни в какой фитнес я бы тогда не ушёл. Поступил бы в училище, и продолжал бы тянуть лямку тягот и лишений.

Моё представление о военной службе было очень идеализированным. И так уж получилось, что я оказался в месте, где реальность максимально приближена к этим самым идеалам.

Плохо, что меня, возможно, всё-таки подозревают в неискренности и двойной игре. И, наверно, это было правильно с их стороны. В межпланетном конфликте такой напряженности и масштаба полезно быть параноиком. Ведь как я появился? Какой-то мужик, совершенно голый, в космосе. По анализу ДНК – явный генетический конструкт. Да, обнаружен в районе погибшей лаборатории по выращиванию этих самых конструктов. Спросить имею ли я отношение к этому проекту не у кого – он был слишком секретным. И все носители этого секрета погибли вместе со станцией. В общих чертах всё вроде бы совпадает… но что, если фаэтонцы разработали план внедрения суперагента? И я – бомба замедленного действия, хитрый диверсант, засланный, чтобы добыть важнейшие данные и причинить максимум ущерба? Что бы я делал на их месте?

Правильное решение – это однозначно пустить меня в утиль. Взять образец ДНК, и на его основе возобновить опыты.

Что этому могло помешать?

Реальный шанс на то, что я все-таки свой, а не засланный. И ограниченное время, которое не даёт возможности вырастить мне замену.

Как действовать в этом случае?

Готовить меня по первоначальному плану. Для миссии, под которую я создавался. Но окружить круглосуточной опекой и страховкой на любой случай. Заодно искусственно моделируя ситуации, где я мог бы проявить свою подлинную природу.

Конечно, можно было бы пойти простым путём, и просто прогнать меня на местном аналоге полиграфа, который наверняка существует. Вот только, скорее всего, параметры моих реакций даже близко не совпадают с теми, под которые откалиброван прибор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я другими глазами посмотрел на Кая. «Сколько ему на самом деле? Тянет ли он на роль суперагента – контролёра, который сможет меня в случае необходимости нейтрализовать?» – спросил я себя. И тут же ответил: «Да, тянет»

За внешней простотой, харизмой и открытостью, неизменно вызывающей симпатию, было в нём нечто хищное. Скрытое, но нет-нет, да прорывающееся наружу. Хотя, наверно, это естественно для генетически модифицированного спецназовца…

Что они могли увидеть и понять, наблюдая за мной? Из того же эпизода с одеждой?

Во-первых, что я точно не фаэтонец. Во-вторых, что во мне много странного. А это – вполне может быть результатом моих модификаций, точный состав которых был уничтожен вместе со станцией.

Значит, мне просто и дальше нужно быть осторожным. Что будет очень не просто, учитывая мой военный десантный опыт, который может проявиться случайно.

Но в целом ситуация далека от отчаянной. Я смогу справиться.

Успокоив себя таким образом, я уснул, наблюдая за восхитительным пейзажем с морским побережьем, который плавно тёк внизу. И проснулся только тогда, когда стюардессы предложили ужин.

В аэропорту, оказавшемся совсем небольшим, нас ждал служебный транспорт. Тут действительно было существенно прохладнее, чем в том месте, где находился госпиталь. И я был рад, что обзавелся новой одеждой.

Кай почему-то заметно погрустнел. Всю дорогу он молчал, и кидал на меня то тоскливые, то извиняющиеся взгляды.

Конечно же, в первый день сам Полигон нам не показали. Только привезли в городок обеспечения, и поселили в жилом корпусе, напоминающем небольшой коттедж с узкими вертикальными окнами.

Как позже выяснилось, этот «коттедж» был достаточно серьезно укрепленным сооружением. В нем была даже встроенная система ПРО, и прочие защитные прибамбасы. «На случай, если противник решится на диверсионную операцию», – сказал комендант на следующий день, во время инструктажа.

У нас были раздельные спальни, но после ужина, когда я уже собирался ложиться спать, Кай постучал в мою дверь. Он выглядел все таким же обеспокоенным и виноватым.

– Привет, – сказал я, ты чего это?

– Слушай, я… то есть ты… в общем, ты ведь еще не знаешь, каково это тут, да? – спросил он.

– Нет, – я покачал головой, – я спрашивал в госпитале, но врачи сказали это совершенно секретная информация. Никто вовне не знает, что происходит на полигонах.

– Ясно, – кивнул Кай, – в общем, тут довольно страшно, если честно. И можно на самом деле погибнуть.