355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Котов » Раненые звезды (СИ) » Текст книги (страница 5)
Раненые звезды (СИ)
  • Текст добавлен: 20 марта 2021, 06:30

Текст книги "Раненые звезды (СИ)"


Автор книги: Сергей Котов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

9

Самое страшное в такие мгновения – это ощущение безысходности. Когда отчетливо понимаешь: что бы ты ни делал, куда бы ни бежал – конец предрешен. Странное дело, самолет, конечно же, летел довольно быстро, но из-за его размеров движение воспринималось как в замедленной съемке. Он был слишком огромен, чтобы можно было рассчитывать на спасение.

И все же мы попытались. Катя сориентировалась мгновенно: дернула меня за руку, и со всей силы рванула к озерцу на дне бывшего карьера. До него было всего лишь каких-то сто метров. Мировой рекорд на этой дистанции – чуть меньше десяти секунд. И это на идеальном профессиональном покрытии, в лучших кроссовках. А не в обычной обуви, и на рыхлом песке.

Самолет летел прямиком в тот склон карьера, где мы только что обнаружили «объект». До столкновения оставалось секунд пять. Не больше.

Когда огромная туша лайнера проплыла над нами, оглушив шумом двигателей, я догнал Катю, схватил ее, и повалил на землю. Полностью подмял ее под себя, и даже успел немного закидать песком. Она что-то возмущенно кричала, но мне было плевать. Так у нее оставался хоть какой-то шанс выжить. Все зависело от того, насколько полны баки самолета. Взрыв после столкновения, и разлет обломков – это еще пол беды. Самое страшное – это разлившееся горючее. Оно не сгорит мгновенно, а прольется на нас огненным дождем. Получается, моя спина – это хоть какое-то укрытие. В учебке у нас был короткий курс, что делать в случае критических неисправностей летной техники. По-простому говоря, как правильно вести себя в авиакатастрофах. Я так наделялся, что в жизни не придется применять эти знания.

Взрыв воздушной кувалдой опустился на все тело сразу; голова зазвенела, мир стал каким-то нереальным, словно кино смотришь. Но хватку я не ослабил: Катя все еще пыталась из-под меня выбраться. Я рефлекторно сжался, и приготовился к сильной боли, чувствуя, как нагревается спина. А потом произошло странное: нарастающее чувство жара вдруг сменилось приятной прохладой. Я еще успел подумать: «И это все? Я уже умер?» – но потом ощутил сильное удушье, рвущий горло запах гари и керосина, понял, что расслабляться еще рано.

Задержав дыхание, я осторожно поднял голову. Вокруг бушевал огненный шторм. Но удивительное дело: языки пламени словно огибали мое тело, не причиняя никакого вреда. Я снова прижался к Кате. Она перестала сопротивляться, и кажется, потеряла сознание. Но грудная клетка двигалась – значит, она дышала; дышала этой адской смесью продуктов горения и паров авиационного керосина!

Я прижал девушку к себе – как можно плотнее – поднялся, и рванул вперед: туда, где среди пламени мелькали просветы. К счастью, бежать пришлось совсем недалеко, но я все равно мысленно сказал себе «спасибо» за то, что никогда не пропускал дни ног.

Отбежав от пожарища метров на пятьдесят, я опустил Катю на песок. Нагнулся, и приложил голову к груди. Сердце еще билось, бешено и неровно, но, что самое страшное – она перестала дышать. Я, совершенно не думая, на рефлексах, склонился над ней, и начал делать искусственное дыхание рот в рот, в точности так, как учили в армии.

Всего на третьем вдохе Катя отчаянно закашлялась, и пришла в себя. Посмотрела на меня затуманенным взглядом. Потом глянула на пылающие останки самолета.

– Твою ж то мать! – вырвалось у нее; потом она попыталась подняться на трясущиеся ноги. Я галантно подставил плечо.

– Может, выжившие есть? – спросил я тоскливо, – пойду посмотрю – похоже, это мой тюрвинг меня как-то от огня защищает.

– С ума сошел? – Катя посмотрела на меня, и округлила глаза, – во-первых, это нереально, в таком адище выжить! А во-вторых – людей там скорее всего все-таки не было. В таких играх самое главное – это целесообразность. Откровенные садисты и маньяки в спецслужбах, и в организациях вроде нашей долго не живут. Тем более не занимают посты, позволяющие принимать такие решения.

– Ты как сама? – спросил я, чувствуя, как у меня все еще дрожат руки; не от напряжения, нет – от страха, когда я понял, что Катя не дышит.

– Тошнит дико, – сказала она, – и горло дерет. Похоже, надышалась дряни. Ладно, хорош лирику разводить. Валить надо! Помоги мне до стоянки добраться!

Когда мы дошли до парковки, чуть поодаль, возле домов уже собрались небольшие кучки любопытных. Они опасливо разглядывали место катастрофы, и возбужденно переговаривались.

К моему удивлению, Катя направилась не к своей машине – черной «Ауди Кью шесть», а к стоящей чуть в стороне «Икс пятой Бэхе».

– Нам туда! – я дернул ее за рукав, – ты чего?

– Тихо ты! – ответила она довольно грубо, – я знаю, что делаю. Садись давай!

Она подошла к «Бэхе», и уверенно открыла дверь со стороны водителя. Та легко поддалась. Не заперта была, что ли? Я, конечно, немного растерялся, но послушно занял пассажирское сиденье. Катя тем временем нажала на клавишу пуска двигателя. Автомобиль послушно завелся.

– Электронный доступ, – все-же соизволила пояснить она, выезжая с парковки, – ломает на ура любую машину с электронным ключом. Держала про запас.

– Стоп, – сказал я, – это что же, получается, мы тачку угоняем?

– Что я слышу? Осуждение от начинающего мародера? – зло произнесла Катя.

Я осекся, и замолчал, обиженно глядя сквозь лобовое стекло на догорающие останки лайнера.

На выезде из парковки Катя закашлялась, да так сильно, что ей пришлось остановить машину.

– Тебе в больницу бы… – сказал я, решив оставить обиды на потом, – вся эта дрянь могла не пройти даром для легких. Я-то дыхание задержал, а ты сознание потеряла, и вот…

– Гриш, извини, – она меня перебила, – на нервах. Вырвалось.

– Проехали, – я махнул рукой.

– Достань, пожалуйста, у меня в правом кармане куртки, пластиковый контейнер.

– В этой куртке? – уточнил я, указывая на ту, которая была на ней.

– Ага, – тихо сказала Катя, – не хочу отвлекаться от дороги.

Ее голос звучал подозрительно тихо. К тому же, мы все еще стояли на выезде из парковки. Однако, я решил благоразумно воздержаться от дальнейших вопросов. Вместо этого протянул руку, и пошарил у нее в кармане. Коробочка, о которой она говорила, была на месте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Достань инъектор с синей полосой. – Так же тихо сказала Катя, – открути крышку, и вколи мне в предплечье… скорее, что-то я вырубаюсь…

Ее качнуло, ослабшая нога съехала с педали тормоза, и машина покатилась вперед. Я едва успел дернуть ручник, и перевести рычаг коробки на «паркинг». Потом подхватил Катю, стянул куртку с ее правого плеча, потом разорвал рукав водолазки, очень надеясь, что она не выставит мне потом счет. Вообще-то, нам всегда говорили, что шприцы-тюбики из полевых аптечек можно и нужно колоть через ткань. Но то в условиях боя, когда нужно за секунды выбрать меньшее из зол: небольшой риск заражения, или немедленную гибель от болевого шока.

В общем, я не рисковал, но действовал быстро. Инъектор оказался вовсе не таким, какие обычно бывают в аптечках. Это был простой цилиндрик, с небольшой воронкой у одного конца, и стрелкой, ясно дающей понять, каким именно концом надо прикладывать. Я коснулся цилиндриком Катиного плеча. Послышалось легкое шипение, инъектор чуть дернулся. И все. Пару секунд ничего не происходило. А потом Катя судорожно вдохнула, резко выпрямилась, как будто у нее спину свело, и снова закашлялась. Мне даже показалось, что в этот раз у нее на ладонях остались следы крови.

– Ох ты ж блинство… – пробормотала она, окончательно придя в себя, – крутая все-таки штуковина! – она забрала у меня коробочку, и потрясла ей перед моим носом, после чего убрала ее обратно в карман, – надо тебе такую же выдать. Напомни, обязательно, когда выберемся.

Она тронулась и, набирая скорость, помчала в сторону МКАДа.

10

Вопреки ожиданиям, ехать далеко не пришлось. МКАД успели проскочить по внутренней стороне. МЧС как раз готовились перекрыть движение – не ясно, зачем: может, просто перестраховывались, а, может, ставили крупную сеть на нас.

– Машина даст нам время, – пояснила Катя, когда мигалки будущего кордона остались на другом берегу Москвы-реки, – поэтому пришлось позаимствовать. Пока будут вычислять, да разбираться, мы успеем добраться до убежища.

– Ясно, – кивнул я.

– Слушай, ты это… – она сняла с руля правую руку, и опустила ее на мою ладонь, потом сжала ее, – я не со зла. И я очень благодарна тебе за то, что ты сделал. Ты ведь не мог знать, что тюрвинг сработает. Этого никто не знал – всегда считалось, что защита действует максимум против пуль. По крайней мере, два других тюрвинга не защищали своих хозяев ни от воды, ни от огня, ни от холода. Думаю, на это и был расчет.

Она убрала руку, и случайно задела какую-то кнопку на руле. Включилось радио. Диктор взволнованно тараторил: «Согласно сообщению пресс-службы аэропорта «Домодедово», это был перегоночный рейс для прохождения планового техобслуживания. Пассажиров на борту не было. Судьба членов экипажа остается неизвестной, но уже сейчас можно сказать: то, что на земле обошлось без жертв, в таком густонаселенном районе – исключительно их заслуга».

– Я же говорила, – сказала Катя, убавляя громкость, – они не полные отморозки.

– А летчики? – спросил я, – камикадзе, что ли?

– Думаю, борт летел на автопилоте, – пожала плечами она.

– Ты, кажется, говорила, что там, наверху должны были все как-то устаканить, нет? – заметил я.

– Да, и получила сообщение, что все в порядке, – кивнула Катя. – Признаться, на моей памяти такого еще не было. Госструктуры пошли вразнос. А вместе с ними все правила игры, которые еще оставались. В интересное время мы живем!

Тем временем мы проскочили развязку с Каширкой, и свернули на Шипиловский.

– Мы разве не собирались залечь на дно? – удивленно спросил я – убраться куда подальше? Что мы забыли в городе?

– Собирались, – кивнула Катя, – и заляжем.

– Убежище что, в городе?

– Нет, – она покачала головой, – но дорога к нему – в городе.

Мы остановились напротив кладбища, немного не доехав до парка Царицыно.

– Накинь капюшон, – бросила Катя, выходя из машины, – и старайся не поворачиваться к домам – чтобы в камеры не попасть.

Я молча надел капюшон, и последовал за ней.

Мы прошли мимо крохотной пустой сторожки, и оказались на кладбищенской аллее. Больше всего я опасался, что убежище будет где-то здесь: маленький подземный бункер, и вход в одной и могильных плит. Бр-р-р! Но Катя сказала, что само убежище не в городе. А тут, получается, только дорога к нему. После параплана ожидать можно было всего, чего угодно: от тайного метро, ведущего в Подмосковье, до секретного стартового комплекса с пассажирской баллистической ракетой.

Мы быстро миновали кладбище и через неприметную калитку в высоком решетчатом заборе зашли на территорию парка Царицыно. Знакомые мне места – летом я приезжал сюда побегать, съемная квартира была совсем не далеко. Но нормальные, ухоженные дорожки начинались чуть дальше, а в эту часть парка я никогда не забредал.

Катя взяла левее, вдоль забора. Двигаться пришлось по неухоженной грязной тропе, засыпанной прелыми листьями.

– Мы что, на курганы идем? – спросил я; с этой стороны парка, за оврагом, как мне было хорошо известно, находились знаменитые курганы вятичей. Говорят, народ по оврагу с металлоискателями даже ходили, и не оставались без хабара. Правда, мне самому поработать на месте не довелось. Нормально не покопаешь – народу слишком много, а разрешение получать – тяжелее, чем белый лист на военные раскопы. Памятник истории, все такое. У заявителя должен быть научный статус.

– Что? – Катя недоуменно посмотрела через плечо, но не остановилась, – а, ты про эти… нет, мы не туда. Хотя ты прав – лет десять назад там удалось обнаружить какой-то ценный артефакт. Это была одна из последних находок видящего, я тебе рассказывала про него. Через пару месяцев после работ в Царицыно его убили.

– В старых языческих могилах? – я скептически усмехнулся, – артефакты древних высоких технологий?

– Нормальная ситуация, – пояснила Катя, – люди обычно артефакты не видят. Но что-то чувствуют, это точно. Некое необъяснимое присутствие. Могилы часто устраивают в таких местах, которые еще называют «места силы». Так что искать артефакты на кладбищах и древних святилищах – вполне нормальная практика.

– Кто и зачем его убил, кстати? – спросил я, – ты вроде говорила, что между игроками на этом поле были какие-то правила игры…

– Мы предполагаем, что американцы, – вздохнула Катя, – но, конечно же, ответственность никто не взял. И доказательств нет. Это уникальный случай был. Конечно, была большая буча. Но по итогу тогда казалось, что удалось договориться. Игроки пошли на уступки, добились большей прозрачности. Российская сторона даже получила некоторые компенсации. Формально все соглашения остались действующими, это было выгодно всем. Мы так думали, до сегодняшнего дня.

– Все равно не понимаю, – я покачал головой, – я ведь все-таки свой. Зачем сразу убивать-то? Хоть поговорили бы!

– Ну так они не сразу, – Катя покачала головой, – поговорить пытались. Неумело – это правда, не нужно было заходить от родителей. А потом они получили доказательства, что ты с нами сотрудничаешь. Что деньги от нас принял.

Пока до меня доходил смысл сказанного, Катя остановилась возле единственной оставшейся кирпичной стены какого-то разрушенного строения. Судя по всему, развалинам было лет сорок-пятьдесят. По крайней мере, на месте бывшего фундамента успели прорасти довольно крепкие деревца.

– Вот и пришли, – вздохнула она.

– Как-то не впечатляет… – пробормотал я.

– Подожди, ты еще главное не видел, – заговорщически улыбнулась Катя, и направилась налево от руин, на холм, по вершине которого шел сетчатый забор. Оттуда, сверху, я разглядел, что у стен разрушенного здания находятся полузасыпанные вентиляционные трубы, какие бывают возле бомбоубежищ. Нашелся и вход – ловко замаскированный разросшейся и высохшей травой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она уверенно спустилась ко входу, что-то нажала на двери, послышался короткий металлический лязг, и железная дверь, покрытая облупившейся зеленой краской, распахнулась. Из темного подземелья пахнуло затхлостью и плесенью. А еще откуда-то из темноты донесся подозрительный писк, наводящий на мысли о крысах. Меня передернуло.

– Ну же! – подбодрила Катя, потом извлекла откуда-то из кармана куртки крохотный светодиодный фонарик; белый луч разрезал плотный мрак, высветив влажные, покрытие какой-то слизью и плесенью стены, – смелее!

– Я никуда не пойду, – неожиданно для себя самого произнес я.

Катя обернулась, и посмотрела на меня. Кажется, в искреннем удивлении.

– Почему? – спросила она.

– Ты еще спрашиваешь? – вопросом ответил я, – после того, что только что сказала?

– А, ты об этом! – она покачала головой, – ну не глупи же. Помнишь, что я говорила о доверии? Самое главное для этого – не врать. Вот я и сказала тебе правду. Ты недоволен?

– Не люблю, когда меня используют, – сказал я, так же тихо, – еще и кичатся этим потом.

– Гриш, – вздохнула, Катя, – никто тебя не использует. Если хочешь – оставайся. Мы не будем тебя ни к чему принуждать. Я уже говорила – наша организация работает на иных принципах. Не так, как государственные службы. Наверно, поэтому мы и можем с ними успешно конкурировать, не имея таких ресурсов. Но вот что я тебе скажу. Сейчас тебя точно убьют. Даже разбираться не будут. Найдут способ, как обойти защиту тюрвинга. Но вот если бы ты дал им возможность себя уболтать, когда они позвонили – все было бы куда интереснее. Не помню, я говорила, как они обеспечили гарантированную лояльность своего видящего? Его заразили особым вирусом, на основе генома ВИЧ. Если раз в месяц не принимать таблетку – умираешь за день, в страшных мучениях. Естественно, рецепт таблетки в строжайшем секрете. Прием только под контролем, чтобы ни молекулы нельзя было сохранить для дальнейшего анализа. Тебе бы очень понравилась жизнь на таком коротком поводке?

Я вздохнул. Подумал секунду. А потом последовал за Катей в затхлое подземелье.

11

Мы довольно долго спускались по влажной, склизкой лестнице. Отчетливо попахивало канализацией, но крыс, к счастью, видно не было. Должно быть, эти умные твари благополучно убежали подальше от яркого луча фонарика.

– Слушай, а по приятнее места нельзя было найти, а? Для убежища? – решился сказать где-то минут через сорок этого блуждания по подземелью; мне нужно было услышать свой голос. А то масса грунта наверху стала вдруг ощущаться почти физически.

– Гриша, это не убежище, – терпеливо пояснила Катя, продолжая уверенно идти вперед, – это – путь отхода. Нам повезло, что он оказался в зоне досягаемости.

– Ты знаешь их все? – спросил я, – или каждый раз как-то получаешь указания?

– Знаю, – кивнула Катя, – Москва – это моя зона ответственности.

– Значит, ты все-таки шишка, – улыбнулся я.

– Я – оперативник, – упрямо повторила Катя, – кстати, некоторые из схронов я обустраивала лично. Но не этот. Тут слишком сложно, пришлось привлекать специалистов.

Лестница закончилась, и начался длинный коридор со сводчатым низким потолком, с которого свисали то ли корни, то ли наслоения грязи и плесени. Под ногами неприятно хлюпало. А где-то не так далеко слышался шум воды. Большой воды, если быть точным. Коридор закончился ржавой дверью со штурвалом и кремальерой. Катя уверенно подошла к ней, но, вместо того, чтобы крутить штурвал пошарила на стене где-то справа, и дверь со звуком сработавшей пневматики стремительно отскочила куда-то внутрь стены.

– Впечатляет, да? – улыбнулась она, – любой специалист потратил бы пару дней, пытаясь справиться с этой дверью. Даже направленный взрыв не особо помог бы.

– Круто, – кивнул я, и шагнул вслед за ней в гулкую черноту.

Помещение было таким огромным, что свет Катиного фонарика терялся, не достигая свода. Перед нами был огромный резервуар с водой, окаймленный ржавым железным помостом шириной в метр-полтора. На этот помост мы и вышли.

Вода в резервуаре, вопреки ожиданиям, была довольно прозрачной. Луч Катиного фонарика без труда пронзал ее толщу, и терялся в нагромождении каких-то ржавых конструкций на дне. Мне показалось, что там – среди каких-то труб, исполинских шестеренок и маховиков что-то двигалось. Но Катя отвела фонарик в сторону, чтобы посветить под ноги.

– Что это за место? – пораженно спросил я.

– Часть одного сверхсекретного проекта, – пояснила Катя; она повернулась к двери, что-то нажала на стене справа, и та, с таким же пневматическим звуком, встала на место. С этой стороны ее поверхность была совершенно однородной, никаких штурвалов. Она просто слилась со ржавой стеной.

Справа, метрах в десяти от входа, на узком помосте было закреплено два черных цилиндрических пластиковых контейнера, каждый диаметром около метра. Катя подошла к первому, присела, коснулась какой-то выпуклости на левом торце – и контейнер раскололся на две части с легким щелчком. Потом послышался звук, с которым вытекает сжатый воздух из баллона. Однородная черная масса внутри контейнера вспучилась, и с легким плеском упала на воду. Несколько секунд – и рядом с нами, надёжно пришвартованная тонким черным концом к незаметной скобе у основания помоста, покачивалась на воде черная надувная лодка, по типу «Зодиака», только чуть меньше и тоньше.

– Неожиданно, – констатировал я, – мы что, грести будем теперь? Только вёсел что-то не видно…

Катя улыбнулась, и подошла к следующему цилиндру. Тот раскрылся таким же способом, как и первый, но внутри оказался небольшой лодочный электрический мотор, запас уже знакомых мне батарей, и четыре небольших походных рюкзака, плотно чем-то набитых.

– Помоги установить, – попросила Катя, – мотор довольно тяжелый, не хотелось бы его случайно утопить. Водолазного снаряжения тут нет, да и нырять в этих водах, прямо скажем, не рекомендуется.

Я молча взял мотор (не такой и тяжелый, кстати – килограммов десять максимум), и закрепил его в специальном пластиковом гнезде на корме лодки.

– Так понимаю, отсюда есть выход? – спросил я, пытаясь разглядеть противоположную стену резервуара.

– Есть, конечно, – кивнула Катя, – кстати. Пока не забыла, – она покопалась в кармане одного из рюкзаков, и достала еще одну полевую аптечку. – Держи, – сказала она, протягивая пластиковую коробочку.

Я принял подарок, и уже собирался было убрать его в карман, но Катя меня остановила.

– Подожди! – сказала она, и достала свою аптечку, – нужно сделать укол радиопротектора. Это ампула с оранжевой маркировкой, – она извлекла цилиндрик с тонкой полоской ржавого цвета, – вот такой.

Показав мне ампулу, она приложила ее к своему горлу.

– Это еще зачем? – спросил я, открыв аптечку, и с сомнением разглядывая содержимое.

– Будем добираться через коллектор, который соединяет Борисовские пруды с Москва-рекой в обход Городни, – пояснила Катя, – через Сабурово.

– А, завод полиметаллов, – понимающе кивнул я.

– Ага, – согласилась Катя, – самая знаменитая радиоактивная помойка Москвы.

Я выбрал цилиндрик с оранжевой полоской, снял колпачок и, по примеру Кати, приложил его к горлу. Послышалось легкое шипение. Сама инъекция была практически неощутимой.

– В аптеке инструкции нет, – заметил я, – как-то неправильно это.

– Ну а зачем облегчать задачу тем, кто может стать ее случайным обладателем? – Катя пожала плечами, – она все-таки рассчитана на боевую обстановку. Противнику ведь знать не обязательно, как себе жизнь облегчить, например, обыскав труп, правильно? – она грустно усмехнулась. – Поэтому содержимое аптечки учат перед специальным курсом выживания для оперативников. И поэтому я не буду тебе пока озвучивать ее полное содержание – еще не хватало, чтобы ты что-то перепутал в экстремальной ситуации.

– Ясно, – кивнул я, – в целом разумно, но я бы запомнил. Владею мнемотехникой – изучил для себя. Удобно, чтобы пароли и коды запоминать. Так когда мы выдвигаемся? – спросил я, примеряясь, чтобы забраться в лодку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– После заката, – ответила Катя, – так что сейчас имеет смысл поспать. Дорога будет долгой, а в лодке, еще и на ходу, сам понимаешь – спать никак нельзя, – она вздохнула, и добавила: – кстати, в рюкзаках есть неплохие спальники. И вообще, там подбор снаряжения на все случаи жизни: термокостюмы, болотоходы, и прочее.

– Компактно, однако, – заметил я, распаковывая ближайший рюкзак.

– Высокие технологии в помощь, – улыбнулась Катя. – Спальник сверху, вот этот серебристый рулон, – указала она, посветив мне фонариком.

– Ага, спасибо.

Мы легли возле контейнеров, расстелив спальники прямо на ржавом железе. Катя выключила фонарик. Признаюсь, в темноте мне сразу стало очень не по себе. Казалось, будто стены резервуара начинают неслышно сжиматься, и нас вот-вот затопит поднимающаяся вода.

– Кать… – сказал я, чтобы как-то развеять этот морок, – расскажи о своей организации. Как она называется?

Вообще-то, я оставлял этот разговор для более спокойной обстановки. Чтобы спокойно получить нужную информацию, вдумчиво проанализировать, и потом уже решать, как быть дальше. Но пока события развивались слишком быстро; решения приходилось принимать на ходу, а мне это не очень нравилось.

– Гриш, может, мы… – начала Катя, но я ее перебил.

– Мне не нравится, что я не знаю, на чьей я стороне, – вздохнул я, – и дело даже не в том эпизоде с деньгами, нет. Я должен понимать, для чего вот прямо сейчас я пытаюсь выжить. Может, оно того и не стоит. Понимаешь?

– Не очень, – произнесла Катя с сомнением в голосе, – ты выживаешь, потому что хочешь жить. Это инстинкт. И это правильно.

Я глубоко вздохнул.

– Ты не понимаешь, – сказал я, – конечно, я хочу жить. Но ведь теперь такие дела творятся… самолет этот… а что, если я сам того не ведая буду способствовать какому-то злу? Понимаю, наивно звучит. Но для меня это важно.

– Я уважаю твою позицию, – сказала Катя, – не ожидала, если честно. Но тем лучше, наверное. То, что ты говоришь – оно очень правильно. Правда, понимают это не все. А те, кто понимают – не всегда вовремя.

Она сделала паузу, поерзала в своем мешке.

– Постараюсь рассказать тебе столько, сколько дозволено, – сказала она, – но давай сначала начну про себя. Хорошо?

– Наверно, так даже лучше, – ответил я, – понять, почему ты с ними.

– С нами, Гриша, – сказала она, – ты можешь размышлять, рефлексировать, принимать решения. Но пока мы вместе, привыкай мыслить, что ты – с нами.

Она снова вздохнула; я почувствовал, что она потянулась куда-то в сторону рюкзаков. Послышалась возня, потом звук открывающейся пластиковой крышки.

– Воду будешь? – спросила она.

– Конечно! – ответил я, и потянулся на звук рукой; в этот момент я заметил, что тьма вокруг вовсе не абсолютная. Мягкий, рассеянный зеленоватый свет исходил от воды.

Попив воды, я почувствовал, что голоден. Но спрашивать про еду, и тем более есть в этом месте мне совершенно не хотелось.

– Ты хотела про себя там что-то хотела, – сказал я, возвращая бутыль с водой.

– Про меня… – рассеяно произнесла Катя, – черт, как же соврать-то хочется! – Я не мог разглядеть, но почувствовал ее улыбку, – в контору пришла, если честно, за деньгами и возможностями. Я спортсменка. Биатлон. Даже медали на олимпиаде выигрывала. Потом эта допинговая война, скандалы, подставы, и все прочее… в общем, мир большого спорта для меня закрылся. Федерация, к счастью, в беде не бросила – пристроила тренером в крутую школу, готовить достойную смену. А готовить детей сейчас начинают с трех лет. Представляешь? С трех! – она вздохнула, – вот, пришлось нарабатывать навыки педагога… но я не об этом сейчас. Когда на меня вышли, и сделали предложение – единственное, о чем я думала, это деньги и приключения. Возможность путешествовать. Крутые вещи, крутые возможности, вот это вот все. Понимаешь?

– Понимаю, Кать, – ответил я, – еще как понимаю. Я вот тоже был не согласен, чтобы понизить уровень своих потребностей. С этой проклятой ковидлой я много потерял.

– Я много приобрела, когда пришла в контору, – сказала Катя, – позитивная мотивация. Тогда я не думала о том, чтобы компенсировать какие-то потери. Хотя поначалу, признаюсь, тяжко было. Я же на оперативника сразу шла. А это тебе… хотя о чем я? – она вздохнула, – сам итак все понимаешь. В общем, в учебке было сложно. Очень. И первые задания, когда пришлось убивать… нет, какой все-таки хитрый у нас язык! – я услышал, как Катя заворочалась, устраиваясь поудобнее, – я сказала «пришлось». Это вроде как значит, что обстоятельства так сложились, и мне «пришлось». Но на самом деле все не так. Это был мой сознательный выбор. Плата за уровень.

– То есть для себя ты определилась – я право имею, и все тут, – усмехнулся я.

– Вот только не надо мне достоевщины тут! – ответила она, – в жизни все совсем не так. Достоевский писал, чтобы пощекотать нервы представителям высшего сословия. И это у него хорошо получалось. В реальной жизни все не так. Ты думаешь, я переживала как-то особенно? Да, первый раз было сложно, психологический барьер, давление воспитания, и все такое. У меня еще и мама довольно религиозная была… в общем, всего одно занятие с грамотным психологом – и все. Ни кошмары не мучают, ни проблем с мотивацией нет.

Она замолчала. Должно быть, собиралась с духом – ведь я так и не получил ответ на свой вопрос об организации. А, может, она намеренно завела разговор в эту скользкую степь, чтобы не углубляться слишком в те вещи, которые действительно важны.

– Кать, – сказал я, собравшись с духом.

– Да? – ответила она.

– Мне не очень понравилось то, что ты мне рассказала. Я не уверен, что смогу, как ты. Да что там, я совсем не уверен, что хочу, как ты.

– Ох, Гриша, Гриша, – вздохнула Катя, – тебе ведь никто и не предлагает становиться оперативником.

– Ты же понимаешь, что я могу выйти из игры в любой момент? Если решу, что пора? – спросил я.

– Понимаю, – сказала она, – и сразу говорю – всеми силами попытаюсь тебя остановить.

Я напружинился, оценивая угрозу. Интересно, видит ли она меня сейчас? Вполне возможно – какие-нибудь хитрые линзы… я осторожно, стараясь не производить никакого шума, полез за пазуху, и достал тюрвинг. Прикрыл его курткой так, чтобы заряды не светились, и прицелился туда, откуда доносился Катин голос.

– Нет, Гриша, ты не сделаешь этого, – спокойно сказала Катя, – и да, ты прав, я вижу в темноте. Мог бы просто спросить.

– Я уже попросил тебя рассказать об организации, – сказал я, убирая тюрвинг обратно в кобуру, – а ты мне только зубы заговариваешь.

– Я специально начала рассказ с самой неприглядной нашей стороны, – сказала Катя, – мне очень важно было посмотреть, как ты отреагируешь.

– На будущее – я не люблю, когда со мной играют.

– Со всеми нами играют, – ответила Катя, – в этом суть жизни. И чем больше у тебя власти, тем отчетливее понимаешь это. И знаешь, что?

– Что? – автоматически сказал я.

– Возможно, это не так уж плохо, – я почувствовал, что Катя улыбается, – тот, первый, которого я убила, – продолжала она, – он пытался поставить на поток в даркнете стафф с детской порнографией. И не только порнографией, он планировал кое-что похуже. К счастью, я успела вовремя, и одним движением руки спасла больше двадцати детских жизней. Это не считая тех ребятишек, которые были в руках его последователей, информацию о которых мы передали через интерпол. Их спасли. Всех.

Странно – я понимал, что она играет со мной. Сначала показала одну сторону своей жизни, потом – дала цельную картину. Известный прием. Но облегчение было почти физическим. Она не была отмороженным убийцей.

– И это была одна из самых невинных моих целей, – продолжала Катя, – остальные были куда хуже.

– Ясно, – сказал я сухо.

– Понял, да, для чего я это все рассказала?

– От частного к общему, – ответил я.

– Верно. От частного к общему. Я тоже сначала сомневалась в тех целях, которые контора декларировала. Но потом, раз за разом, задание за заданием, я убеждалась – в их словах не было ни грамма фальши. И это лучшая гарантия моей лояльности. А в будущем – и твоей тоже.

– Посмотрим, – заметил я, – так что там насчет целей? Так понимаю, мы подошли к самому главному?

– Верно, Гриша, – я опять почувствовал ее улыбку, – ты не перестаешь меня радовать. Самая глобальная цель у нас одна: выжить.

Я ухмыльнулся, забыв на секунду о том, что Катя меня видит.

– Нас, людей, уже семь с половиной ярдов. Это очень, очень много. Биосфера трещит по швам, все встроенные механизмы, ограничивающие рост популяции, активированы. Отсюда и эпидемии, и нарастающая агрессия в обществе: поляризация мнений, насильственное разделение на два лагеря – и не так важно, по какому признаку. Только за последние десять лет мы три раза предотвращали ядерный апокалипсис. Первый раз – в две тысячи восьмом, когда США уверились в неотразимых качествах своей ПРО. Потом – в четырнадцатом, и еще раз – в прошлом году, едва успели остановить Китай. У них была уязвимость в системе управления ядерным оружием. И псих добрался до высокого поста…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю