Текст книги "Раненые звезды (СИ)"

Автор книги: Сергей Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

11

Капсула корабля оказалась более просторной, чем я мог ожидать. Раза в два-три больше тех макетов «Союзов», которые попадались мне в центре подготовки. И скафандры были вовсе не такими, в которые приходилось нырять для тренировок в бассейне, имитирующем невесомость. Эти были гораздо удобнее! Мягкие, и даже в чем-то изящные. Конечно, у меня были некоторые сомнения в их защитных свойствах, но выбирать не приходилось. Хорошо хоть размер идеально совпал с фигурой (хотя на этот счет были опасения), да органы управления оказались унифицированными с теми, на которые мы готовились.

Если уж совсем честно – было страшновато. Одно дело капсула в центрифуге. Там ты все равно знаешь: что бы ни случилось, ты на Земле. И все, что нужно – это дождаться, пока вращение остановится.

С ракетой такое не прокатит. Двигатель на траектории не выключить, люк не открыть. Даже если что и случится – ты мало на что способен повлиять. Максимум, что ты можешь сделать – это сохранять выдержку и хладнокровие. Даже спасательная система активируется компьютером, просто потому, что он все сделает куда раньше, чем ты успеешь отреагировать.

Но, конечно же, в присутствии китайца и американца я не мог подать виду, что мне страшно. Ладно бы еще дело было только в страхе. А то в голову лезли какие-то безысходно-грустные мысли о родителях, о детстве, которое навсегда осталось в прошлом.

Если был бы какой-то способ хотя бы на время совсем выключить эмоции, я бы с огромным удовольствием им воспользовался. Как здорово на время стать машиной! Просто компьютером, с заложенными алгоритмами обработки информации.

Проверить телеметрию. Прослушать прогноз погоды. Проверить траекторию. Подтвердить отличное самочувствие. Зафиксировать время начала обратного отсчета.

Для меня в шлемофоне обратный отсчет шел на русском. Не сомневаюсь, что мои соседи слышали его каждый на своем языке. Впрочем, вся информация дублировалась на трёх огромных OLED-мониторах, установленных напротив каждого кресла. Мой монитор, центральный, так же отображал всю информацию на русском.

До старта чуть больше минуты.

«А нельзя цифры перевести в футы?» – неожиданно сказал Питер (так звали американца; Молнар – это, конечно, была фамилия) Видимо, ему ответили по индивидуальному каналу, потому что через несколько секунд он разочарованно протянул: «Принято. Ясно. Жаль»

Пять секунд.

Я глубоко вдохнул, готовясь к перегрузкам.

Четыре.

Время растянулось. За секунду я успел подумать о том, как пошел в первый класс. Как научился плавать. Ощутил запах летнего моря, лучи Солнца на коже…

Три.

В школе, когда готовился к ЕГЭ, я сел, и написал те свои качества, которые считал сильными сторонами. А потом рядом – то, что мне на самом деле интересно. Единственная точка пересечения была в графах «физическая форма – фитнес». Помню, как меня это поначалу испугало и озадачило.

Два.

Первый прыжок с парашютом. Тоже было страшновато – но кругом суета, шум, гул двигателей и шум ветра, обтекающего открытую рампу «Ил-76». Ты – в очереди. Все бегут, отказаться уже невозможно. Что бы ни случилось, ты уже в прыжке, хотя пока еще ощущаешь металлическую палубу под берцами.

Один.

Хрустальная звенящая тишина. Морозное звездное небо над заснеженным лесом. Тело, завернутое в старое одеяло. Будешь ли ты ждать меня там, на другой стороне неба, верный друг?

Я хотел зажмуриться, но, вспомнил про Босса, своего умершего пса, и вдруг на душе потеплело. Страх ушёл.

Вибрация. Как будто мышцы напряглись под рекордным весом. Это мысленное сравнение сделало корабль почти живым. Эдакий титан с огненными мускулами.

На груди – тяжесть. Но мои собственные мышцы легко с ней справляются, продолжая уверенно накачивать легкие кислородом.

На экране – цифры бортовой телеметрии, траектория, красивый овальный бегунок, отображающий стадии полёта. И даже изображение с внешней камеры, ориентированной вниз. Там – ревущее пламя, а еще ниже – ультрамариновое море. Платформу не разглядеть, но в отдалении видно множество кораблей. Южно-китайское море довольно оживленное место. Интересно, как мы смотримся со стороны? Что думают моряки, глядя на взлетающую ракету? Что чувствуют?

Легкий толчок, пауза, и тяжесть наваливается с новой силой. Отошла первая ступень. Бустеры внизу ждет другая платформа, где они должны благополучно приземлиться.

Да, мы живем в мире рачительной космонавтики, вынужденной заботиться о себестоимости полётов…

В капсуле был настоящий иллюминатор. Даже два – с каждого борта. Но мне с центрального места смотреть в них было неудобно, тем более под перегрузками. Но все же нет-нет, но взгляд цеплялся за стремительно чернеющий кусок неба.

В какой-то момент в одном из иллюминаторов мелькнула Земля. Не привычный «самолетный» вид с облаками – нет. Настоящая Земля, вид из космоса. А спустя несколько секунд отошла вторая ступень. В груди стало заметно легче: тяга двигателей сократилась раза в три.

Еще пара минут, и тяжесть исчезла совсем. Появилось ощущение падения. Несмотря на все доводы разума, пульс зачастил, ведь подсознание кричало: еще секунда, и наступит неизбежное столкновение! В этот момент очень помог огромный монитор, очень наглядно и доходчиво демонстрировавший всю информацию о том, что происходит с кораблем.

Справившись с подсознанием, я ощутил еще один необычный эффект невесомости. Стало ужасно щекотно где-то в нижней части живота. Раньше я испытывал похожие ощущения в прыжке с парашютом, или когда самолет попадал в воздушную яму – но там это продолжалось всего несколько секунд. А тут, я знал, это не закончится еще много-много часов, до тех пор, пока межпланетный корабль, ждущий нас на орбите, не включит плазменные двигатели, способные давать ощутимое ускорение.

В какой-то момент щекотка стала невыносимой, и я прыснул. Питер и Чжан синхронно повернулись в мою сторону. И как раз в этот момент эта проклятая щекотка все-таки исчезла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Все в порядке, приятель? – участливо спросил Питер.

Вместо ответа я показал большой палец.

– «Орел» ноль-первый, – раздалось в шлемофоне, – выход на расчетную орбиту подтверждаем. Заход по двухвитковой схеме. Отбой до ноль-четыре-ноль-ноль.

– ЦУП, приняли, – ответил американец, – на борту норма. Отдых до ноль-три-пять-пять, прошу подтвердить.

– Программу подтверждаем, – ответил тот же голос в шлемофоне, – до связи, «Орел»

– Отличный отсюда вид! – Чжан отстегнулся, и придвинулся к иллюминатору со своей стороны.

– Проходим Индокитай, – ответил Питер, – места там хорошие. Отдых отличный. Я успел съездить пару лет назад. Мой дед там воевал – вот, устроил себе экскурсию по местам боевой славы.

– Мой отец тоже, – ответил Чжан. После этого он отплыл от иллюминатора, подлетел к распределительному шкафчику, который располагался между нашими креслами, открыл крышку, и уверенным движением выдернул несколько проводов из гнезд, – теперь можем говорить свободно, – прокомментировал он свои действия.

– Уверен? – Питер скептически изогнул бровь.

– Уверен, – кивнул Чжан, – все модули связи из китайских комплектующих. С нашими закладками.

– Поэтому мы никогда и не доверяли нашим частникам! – нахмурился американец.

– И правильно делали, – улыбнулся полковник, – в общем, такое дело. Все уже догадались, что нас приносят в жертву?

Мы с Питером переглянулись.

– Были такие мысли, – согласился я.

– И я вроде как не против, – кивнул Чжан, – у меня двое детей. Мальчишки оба. Мне себя не жалко – ради того, чтобы они жили.

– У меня родители… – сказал я.

– А у меня – никого! – вмешался Питер, – и я сторонник свободных отношений!

Я беспомощно поглядел на китайца, надеясь, что тот найдет какие-то слова, приличествующие ситуации. Но тот предательски молчал, и многозначительно пучил глаза.

– У меня никого нет, – повторил Питер, – но я вообще людей люблю.

«По-всякому», – додумал я про себя, и невольно улыбнулся.

– И знаю, что такое долг и честь, – продолжал американец, – там, где работаю я, эти вещи – единственное, что удерживает психику на плаву. Так что со мной проблем не будет. Если это спасет Америку, то я готов.

– Я думал об этом, – повторил я, – и нашел, что есть некоторые нестыковки… ну, то есть, гипотеза, что нас сливают, не вполне совершенна.

– И какие же? – насторожился китаец.

Я мысленно обругал себя за неосторожность. Не рассказывать же им теперь про то, что я видящий?

– Наша экспедиция готовилась до того, как появилась эта съемка с астероидом, – я пожал плечами, – и первоначальная цель была явно иной. Появление угрозы ускорило реализацию проекта, и только.

– Получается, мы получим настоящие инструкции уже на Марсе? – Питер почесал подбородок, – что ж. Признаю, вполне в духе нашей организации.

– Что делает твой тюрвинг, Григорий? – спросил Чжан, – друг про друга мы давно знаем. Уверен, и ты знаешь о нас тоже, – он указал на американца, – но с тобой какие-то непонятки. Если было бы больше времени, уверен, мы бы договорились о том, чтобы раскрыть карты.

– Я… я не уверен, что могу говорить об этом, – осторожно сказал я, но внутренне сильно напрягся, готовясь ко всему – вплоть до попытки тюрвинг отнять.

– Да брось, – вмешался Питер, – расслабься. Не собираемся мы тут играть в инквизицию! Не хочешь – не говори!

– Думаю, у меня он самый страшный, – продолжал Чжан, – даже если план удастся, и я его применю – мне придется иметь дело со влюбленными в меня пришельцами. Иногда кажется, что гибель – не такая уж и плохая идея, ага?

– Мой заставляет исчезать врагов, – ответил я, – причем не только тех, которых видно, а целые социальные группы, и цепочки подчиненности. Остается одежда, и все личные вещи, вплоть до трусов. Но люди исчезают.

– Интересно, – произнес Питер, – аннигиляция? Слияние со средой, или же что-то поинтереснее?

– Я не знаю, – я постарался как можно более искренне изобразить недоумение; делиться тем, что открылось прошлой ночью благодаря визиту незнакомца в черном комбезе, мне совершенно не хотелось, – есть разные теории, но ни одна не получила окончательного подтверждения. Или мне просто не предоставили такую информацию.

– Ясно, – кивнул Чжан, – нам известно то же самое. Думал, может ты сам что-то подозреваешь, или о чем-то догадываешься. Это могло бы быть полезно всем нам.

– Не факт, – ответил Питер, – если принять во внимание, что истинная цель полета нам может быть неизвестна. При некоторых раскладах нам лучше было бы сохранить неведение относительно друг друга, – он вздохнул, – но, так понимаю, разведка у всех хорошо работает, и обратно знания не отдать.

– Как ты получил тюрвинг? – я решился спросить американца, – по слухам, у вас попытка им завладеть была чем-то вроде легализованной эвтаназии.

– Просто повезло, – широко улыбнулся Питер, – узнал, что контроль над тюрвингом нужен, чтобы Америка гарантированно получила участие в полете. Из-за вас, шустрых русских, мы реально могли оказаться за бортом. И никто ничего не мог поделать. А двое русских на борту корабля надежды – это уже заявка на мировое господство. Что мне совершенно не нравится.

– А что так? – спросил я, – по мне так твоя родина очень яркий пример того, когда мировое господство очень даже нравится.

Питер зыркнул на меня, но промолчал, сделав вид, что чем-то заинтересовался в иллюминаторе.

– Так, – вмешался Чжан, – я врубаю прослушку. Если будем молчать слишком долго – это будет подозрительно.

Я согласно кивнул.

12

Космический туалет – вещь крайне специфическая. По правде говоря, не представляю, как народ справляется в смешанных экипажах. Хотя нет, вру – кажется, все-таки представляю: старыми добрыми памперсами. Потому что сделать то, что предполагает эта хитроумная система шлангов, вентиляторов, мешков и присосок, практически, публично – это нужно иметь или очень крепкие нервы, или очень своеобразный склад характера.

У мужчин в этом смысле есть совершенно незаслуженное преимущество. Альтернатива памперсам, которой я с удовольствием воспользовался. Такая штуковина, которая надевается прямо на член, и закрепляется специальным поясом. Моча отводится по специальной трубке в плоский баллон с клапаном под отрицательным давлением, закрепленный на внутренней поверхности правого бедра. Левое бедро, кстати, было занято специально сделанной для этого полета кобурой для тюрвинга. Такое вот соседство.

Пиктограмма с мужской и женской фигурками в капсуле издевательски висела прямо под нашими головами. Теоретически я знал, что дверца раскрывается в небольшую ширму – как раз достаточного размера, чтобы прикрыть булки, но не более того. Хорошо хоть во время подготовки на Земле познакомиться с этим устройством ближе я просто не успел.

Все эти часы я с ужасом ожидал, что будет, если кому-то из нас сильно приспичит по крупному. Но, к счастью, не пронесло. Никого.

Даже по-маленькому никто в бортовой туалет не ходил. Очень вероятно, у всех было такое же устройство, как у меня, или же его аналог.

И все равно – несмотря на относительный комфорт и удобство – сходить в туалет, не снимая скафандра, к тому же, глядя на соседей, или участвуя в обсуждении особенно живописного урагана, зависшего над Мадагаскаром, было тем еще испытанием. Сфинктер просто наотрез отказывался подчиняться, несмотря ни на какие доводы разума, и переполненный мочевой пузырь. Но, промучившись минут тридцать, я все-таки смог одолеть свой организм. Наверно, это был самый необычный поединок в моей жизни.

До сближения с кораблем мы успели перекусить, и даже немного вздремнуть. Сон в невесомости – дело очень благодарное. Еще не придумали перину, которая была бы мягче полного отсутствия веса.

Забавный факт: если капсула – челнок, которая вывела нас на орбиту, имела собственное имя: «Орел» (банальщина жуткая, но все-таки), то главный корабль такой чести не удостоился. Катя сказала, что название корабля – это единственный вопрос, который не удалось согласовать всем заинтересованным сторонам. И в итоге им решили просто не заморачиваться.

– «Орел», стыковка через пять минут. Займите места, и пристегнитесь, – прозвучал обезличенный голос в шлемофоне.

Мы послушно заняли места. На большом мониторе напротив моего кресла уже было выведено изображение с внешней камеры, по центру которого был стыковочный узел большого корабля.

Сам безымянный корабль выглядел несуразно, и в то же время величественно. Несуразно – потому что инженеры с видимым удовольствием плевали на сопротивление воздуха, добавляя изогнутые под немыслимыми углами фермы с эмиттерами защиты, вакуумными и электромагнитными датчиками, и прочими крайне полезными в космосе штуковинами. Величественно – потому что он был огромным. По-настоящему большим. Раза в три больше МКС в ее лучшие времена. Оба центровых отсека состыковали практически идеально. Если не знать, что корабль – по сути, химера, созданная из двух проектов, то заподозрить что-то подобное было бы сложно.

Кольцо ускорителя главного плазменного двигателя было вынесено на длиннющих фермах, метров на пятьдесят от жилых отсеков, да еще и прикрыто массивной куполообразной защитой.

Наша орбитальная капсула выглядело недоразумением на фоне этой громадины.

– Впечатляет, да? – прокомментировал Питер.

Чжан что-то ему ответил по-китайски.

– Главное, чтобы надежным был, – заметил я, – внешность – это вторично.

Питера мои слова почему-то рассмешили.

Стыковка проходила в полностью автоматическом режиме. И, пожалуй, мы сближались значительно быстрее, чем мне было бы комфортно. Совершенно ясно, что человек не смог бы достаточно быстро корректировать траекторию на такой скорости. Неприятное чувство – ощущать себя балластным пассажиром среди всемогущих компьютеров.

И все-же, несмотря на скорость, пристыковались мы совершенно плавно. Я даже не почувствовал ни малейшего толчка. Просто в какую-то секунду на пульте загорелся зеленый огонёк, сигнализирующий о том, что стыковка прошла успешно.

Кстати, стыковочный модуль на нашей капсуле, и на корабле был специально усилен для этой миссии – чтобы выдерживать ускорение вплоть до пяти же. Избыточное требование, но на душе как-то становилось теплее оттого, что оно выполнено. Все потому, что капсула не будет возвращаться на Землю, а полетит с нами. Посчитали, что так проще. Насчет проще, если честно, я не уверен – но психологически так точно намного комфортнее.

– Стыковка завершена, – сообщил все тот же голос оператора с Земли, – давление уравновешено, корабельные системы синхронизированы. Переход в основной транспорт разрешаю.

– Ну что, господа, – сказал Чжан на английском, – займемся делом?

Мы с Питером переглянулись, но промолчали.

Шлюзовая камера была раза в четыре больше внутреннего пространства орбитальной капсулы. Тут были стойки с тремя жесткими скафандрами, предназначенными для выхода в открытый космос, и скутеры для передвижения в пространстве вблизи корабля.

А еще тут пахло самолетной стерильностью, новьём и какими-то тонкими ароматизаторами. И этот запах создавал совершенно неуместное настроение дорогого отеля, которое же, однако, только укрепилось, когда мы прошли на борт.

В отличие от орбитальный станций, интерьер корабля был спроектирован с четким позиционированием верха и низа. Не удивительно – ведь большую часть времени полета двигатели будут создавать ощутимую тягу, почти в четверть же. Сначала на разгон, потом – на торможение. Внутри не было никаких острых углов и твердых поверхностей. Дорогие материалы отделки – негорючий вспененный пластик мягких оттенков, и приглушенное мягкое освещение визуально делали помещение просто верхом комфорта. Конечно, я знал схему корабля, все характеристики и особенности бортовых систем – мы все это учили на земле. Но одно дело знать в теории, другое дело увидеть этот шедевральный космический отель воочию. Точнее, не отель даже. Скорее, круизный лайнер. Наверно, это было бы более уместным сравнением.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– По плану включение тяги через десять минут. Нас гонят. Поэтому занимаем каюты, и собираемся на мостике, – сказал Питер.

– Мы как бы в курсе, – ответил Чжан, и поплыл по коридору, отталкиваясь от специальных поручней, в сторону жилого отсека.

Каюта по внутреннему убранству действительно была достойна оказаться на борту какого-нибудь новейшего круизного лайнера. Только вместо балкона, откуда бы открывался вид на океан, тут было кое-что покруче. Панорамный круглый иллюминатор, из которого открывался совершенно крышесносносный вид на Землю.

Было бы здорово, если бы каждый человек на Земле хотя бы раз в жизни имел бы такую возможность – увидеть нашу планету в таком вот иллюминаторе, из окна роскошной каюты. Бесполезно описывать мои эмоции в тот момент. Но они совершенно точно меня изменили, и сильно повлияли на мои дальнейшие решения. Мне бы очень хотелось, чтобы такое же влияние испытало как можно больше людей.

– Внимание, экипаж! – сказал приятный женский голос; мне даже показалось, что его обладательница находится вместе со мной в каюте – на акустические системы тут явно не поскупились, – включение тяги через три минуты. Всем занять места согласно штатному расписанию.

13

Первый импульс был совсем коротким, но сильным. Пока я лежал в удобном кресле, навалилась тяжесть – почти настоящая, земная. Около часа ускорения на одном «же». Роскошно. Жаль, нельзя было встать и пройтись – это категорически запрещал протокол тестового запуска силовой установки на такую серьезную тягу.

Потом снова вернулась невесомость. Мы находились на пути к Луне, и когда я вернулся в каюту, мне показалось, что Земля ощутимо уменьшилась.

Весь полет до Луны – совсем не долгий, около двенадцати часов, – я планировал провести в своей каюте. Нужно было многое обдумать. Да и просто поспать не мешало бы – накануне старта сон не больно-то удался. А дремота в капсуле была рваной, не глубокой, и не принесла ясности мыслей.

Однако и в этот раз моим планам не суждено было реализоваться.

Я едва успел переодеться в бортовую одежду – хлопчатобумажные штаны и майку – как в дверь деликатно, но настойчиво постучали. Это было неожиданно. Возле каждой каюты была специальная сенсорная панель, с помощью которой можно было попросить разрешение на вход. Аналог дверного звонка. Но нет – это был стук.

Открыв дверь, я обнаружил полковника Чжана. Он висел параллельно полу, и молча глядел на меня. Я уже было набрал в легкие воздух, чтобы спросить, какого фига он вытворяет, но тут обратил внимание, что правой рукой китаец делает едва заметный жест, указывая направление вниз – туда, где была пристыкована орбитальная капсула. Едва заметно кивнув в ответ, я закрыл дверь.

Когда я добрался до капсулы, Питер и Чжан уже были на месте. Я аккуратно задраил за собой люк.

– Ну и как мы объясним Земле, для чего мы тут собрались? – спросил Питер, едва я успел загерметизировать помещение.

– Если придется объяснять, – пожал плечами Чжан, – можно придумать всё, что угодно. Мы забыли на борту амулеты, которые сигнализируют о наступлении невесомости. У всех ведь такие были, надеюсь?

– У меня не было, – я покачал головой.

– Не важно, – ответил полковник, – они все равно не смогут проверить. Скажи, что это любой предмет из личных вещей.

– У меня нет с собой личных вещей, – я пожал плечами, – ну, кроме тюрвинга.

– Трусы-то у тебя есть? – вмешался американец, – вот, скажи, что любимые трусы – и есть твой амулет. Если спросят.

– Все-равно как-то не убедительно, – заметил я.

– Да не все ли равно? – Чжан пожал плечами, и посмотрел на меня с улыбкой, – главное, чтобы они не слышали, о чем мы говорим. А подозревать – да пускай себе подозревают все, что угодно. Жалко что ли?

– Они поймут, что мы конфиденциально обмениваемся информацией, – заметил Питер, – мое руководство потребует отчет.

– А ты будешь решать, стоит ли передавать этот отчет по эфирным каналам связи.

– У меня есть индивидуальный лазерный передатчик, – сказал Питер, – теоретически, его невозможно перехватить.

– Рассеивание луча на таком расстоянии огромно, – заметил Чжан, – так что не будь так уверен в теории. Наши станции и спутники с легкостью перехватят это послание. Особенно, когда знают, откуда оно должно исходить. Да и с расшифровкой проблем не станет. В прошлом месяце разведка НОАК запустила квантовый компьютер на десять тысяч кубитов. Это так, для сведения.

– Что ж, – Питер пожал плечами, – теперь у меня есть веские причины не пользоваться этим каналом связи. Так для чего ты собрал нас здесь?

– Кто из вас хорошо разбирается в физике? – спросил полковник.

– Заново пришлось учить на подготовке, – я пожал плечами; хотел сначала сострить насчет физической подготовки, но, глядя на Питера, передумал. Его физическая форма была как минимум сопоставима с моей, – то есть, знаю кое-что, что можно было усвоить за пару месяцев.

– Та же фигня, – сказал Питер, – я фейковый астронавт, вы уже в курсе.

– Тогда поясню, – продолжал китаец, – весь этот маневр обхода Луны – полная лажа. С точки зрения физики, при возможностях нашей силовой установки использование такой маломощной гравитационной пращи совершенно не имеет смысла. Мы только потратим лишнее время. И столько же горючего, как если бы непосредственно с орбиты начали разгон к Марсу.

– Тогда зачем мы туда летим? – спросил я.

– Вот я и надеялся, что, возможно, ты сможешь нам это прояснить, – ответил Чжан.

– Русские летали на Луну пару месяцев назад, – небрежно заметил Питер, – по нашим данным, их бывший видящий успел проявить кое-что на обратной стороне. Они – то есть, вы, – он кивнул на меня, – больше десяти лет готовили этот полёт. И аккурат в то время, когда космонавты должны гулять по Луне – случается вся эта история с уничтожением аванпостов. Совпадение?

– Во-первых, все-таки не мы, – заметил я, – меня пытались убить спецслужбы родной страны. И я представляю другую организацию.

– Ладно, не лезь в бутылку, – примирительно заметил Питер, – если совсем честно, у нашей московской резидентуры тоже была экстренная директива о твоей ликвидации. Мы просто добраться не успели.

– Тем лучше для вас, – усмехнулся я; хотел добавить остроту про кровожадных динозавров, но вовремя осёкся. Не время раскрывать особенности своего тюрвинга, – но незадолго до старта на нас напали. Прямо в Звездном Городке.

– Кто? – Чжан округлил глаза.

– У нас была информация о каких-то ваших ренегатах – повстанцах, – заметил Питер, – мы деликатно не вмешивались, пока вы не попросили самолет НАСА. По нашей информации, ренегаты оказались завербованными шпионами одной из цивилизаций – падальщиков. Русские вместе с вами уничтожили их разведывательный зонд на орбите Земли. Все верно?

– Не совсем, – вздохнул я, – это были никакие не ренегаты. Это были пришельцы. У точно такого же, только мёртвого, я нашел тюрвинг.

Чжан и Питер пораженно замолчали, и переглянулись.

– Ну офигеть, – заметил американец.

Полковник что-то резко сказал на китайском. Судя по интонации – выругался.

– У вас был какой-то контакт? Они пытались общаться? Выдвигали требования? – спросил американец после долгой паузы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ага, – кивнул я, – один из них, когда понял, что мы побеждаем, пытался поговорить. Говорил, что ему тюрвинг нужнее. Причем тюрвинг он называл утотом, хотя говорил по-русски.

– И что? Вы не пытались выяснить, почему им он мог быть нужнее? – заинтересовался полковник.

– Не успели, – я пожал плечами, – его застрелил напарник. А потом застрелился сам.

– Сдается мне, Марс может быть только прикрытием… – пробормотал Питер.

– …а главная наша цель – на Луне! – закончил за него полковник.

– Вот вообще не факт! – возразил я, – для чего тогда городить этот невероятно сложный огород с двигателем?

– И то верно, – согласился американец, – ладно. Возможно, не главная цель. Но очень может быть – промежуточная.

– О которой нам почему-то не сочли нужным сообщить, – заметил китаец.

– Возможно, потому, что пока что и сообщать нечего, – сказал я, – нам дают возможность самим себе найти работу.

– Что ж, – кивнул Чжан, – если они этого действительно хотят – давайте этим и займемся.

Мы молча разбрелись по каютам, договорившись встретиться через одиннадцать часов на мостике. К тому времени мы подойдем вплотную к Луне, но еще не доберемся до обратной стороны. Совершенно очевидно – нечто интересное нас ждало именно там. Причем оно было достаточно большим, чтобы разглядеть его с орбиты, пускай и низкой.

Я привык перед сном принимать душ. Тут тоже можно было это сделать – но ускорение будет дано только после завершения гравитационного манёвра, а до этого времени душем можно было пользоваться только в режиме невесомости. А это – совсем не то.

Поэтому я просто вытер лицо влажным полотенцем, разделся, и забрался в постель, не забыв пристегнуть фиксирующие ремни, на случай непредвиденных маневров.

Засыпать в теплой и уютной каюте, глядя на звездную россыпь за иллюминатором было на удивление приятно. Земля скрылась из виду, но зато проявился Млечный путь во всем его великолепии. Звездная россыпь, миллиарды миров. И по крайней мере некоторые из них – обитаемы, теперь я это знаю точно. Удивительно, сколько всего на самом деле вмещает та картина, которая сейчас отображается на сетчатке моего глаза… неведомые миры, и целой жизни не хватит, чтобы узнать и увидеть хотя бы их заметную часть… целая пропасть жизней… может, и на меня сейчас тоже кто-то вот так глядит – из космического корабля на орбите родной планеты. Такой же парень, с похожими – или совсем другими заботами и проблемами… я попытался представить себе этого таинственного визави. И, сам того не заметив, провалился в сон.

Обычно я легко просыпаюсь в нужное время безо всякого будильника. Особенность организма – очень точный внутренний хронометр.

Но в этот раз я проснулся от настойчивого треньканья, перемежающегося стуком в дверь. Кто-то активировал сенсорную панель на входе.

Я бросил взгляд на информационный монитор у входа. Там отображалась температура, влажность, уровень ионизирующего излучения и, конечно же, бортовое время.

Понял, что проспал. Чертыхнувшись, отстегнулся в от постели, и проплыл ко входу, чтобы разблокировать замок.

В коридоре висел Питер. Выглядел он по-настоящему обеспокоенным, однако, внимательно меня оглядев, заметно расслабился.

– Все в порядке? – уточнил он.

– Да, отлично, – ответил я, – наверно, последствия джет-лага. Я раньше никогда не перемещался так быстро в другой часовой пояс.

– Ясно, – кивнул американец, и, еще раз оглядев меня с головы до ног, заметил: – отличная форма.

– Спасибо, – ответил я, и почему-то покраснел.

– Если хочешь сохранить – давай в полёте со мной тренить. У меня есть отличные программы для низкой гравитации. Знакомый физиолог разработал. Что-то, конечно, все равно потеряем, это неизбежно. Но, по крайней мере, потери не будут такими сильными.

– Не вопрос, – я кивнул, – вот дадим ускорение – и я готов.

Питер улыбнулся, с силой оттолкнулся от переборки и, кувыркнувшись в воздухе, поплыл в сторону рубки.

– Не задерживайся, – сказал он, не оборачиваясь, – а то пропустишь самое интересное.

«Вот это вряд ли», – подумал я про себя, но промолчал.

То, ради чего нас отправили в полёт вокруг Луны, находилось ближе к центру обратной стороны, на низких широтах, в районе кратера Королёв.

Это была упорядоченная спиральная структура, состоящая из волнистых перегородок, соединенных толстыми спицами. По правде говоря, сооружение мало напоминало функциональную базу. Совершенно непонятно – как в такой конструкции можно размещать полезные отсеки различной функциональной направленности?

Впрочем, возможно, это и не база вовсе. А какой-то отдельный аппарат или прибор. Вот только даже у сложного и громоздкого прибора должна ведь быть какая-то система обслуживания? Если он, конечно, не полностью автономен…

Я размышлял таким образом, глядя на раскручивающуюся внизу спираль исполинских размеров, когда вдруг меня осенило: не прибор это вовсе. И не база. Это – огромный маркер, единственная функциональная цель которого – привлечь внимание. Колоссальная упорядоченная структура среди мертвого лунного хаоса буквально кричала любому стороннему наблюдателю: «Заметь меня! Я здесь! Обрати же, наконец, внимание!»

Но, когда я впервые её увидел – конечно же, не подал виду, будто что-то заметил. Вместо этого внимательно наблюдал за реакцией моих спутников. Момент был очень тонким: если конструкция не проявлена – я буду первым, кто её проявит. И то, что я видящий, перестанет быть тайной. Но и переигрывать было нельзя: попытка скрыть наблюдаемое, которое уже проявлено, так же гарантированно выдаст во мне видящего, намеренно скрывающего свои способности.