Текст книги "Записки гробокопателя"
Автор книги: Сергей Каледин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Когда Лида вышла в соседнюю комнату, Юрка шмыгнул к секретеру, отыскал справку.
– Побегу, Лидуш, – сказал он, когда Лида протянула ему сверточек.
Лида сидела на тахте, и глаза у нее были полны слез. Юрка подошел сзади, хотел обнять, но побоялся, погладил по спине.
– У тебя... совершенно нет... – срывающимся голосом проговорила Лида.
– Почему нет? Есть! Я же тебе это... Ну что в самом деле... Переезжай, раз решила. Я тебе квартиру помогу наладить, все что надо... Сына в садик... – Он снова погладил Лиду по спине. – Ты Вите трусики отнесешь? Или давай я.
Лида шмыгнула носом:
– Отнесу.
Про Германию родственники пронюхали очень скоро и, решив, что Вита одурела в результате долгого наркоза, побежали жаловаться Грише Соколову.
– Что ей в ГДР делать? – удивился Гриша. – В Париж бы – это да!
Через два месяца Вита провожалась на Белорусском вокзале в Германию и была как с картинки.
– Вита, если бы кто знал, что у вас брюхо распорото!.. – прошептал Юрка.
– Дурак, – Вита не больно шлепнула его по щеке. – Вот кавалер стоит, он мне и чемоданчик поносит...
– Росту скажу! – пригрозил Юрка.
– Росту я привезу кожаную куртку, если они только есть там в природе. А эту свою пусть выкинет к моему приезду, а то я сама... Чего я ему, дура, не велела прийти?..
Вита была очень красива. В голубом английском плаще, высоких новых сапогах, скрывающих отечность ног. Сапоги темно-коричневые. Под цвет глаз.
– Так! – чуть визгливым, но все равно очаровательным голосом крикнула Вита. – Родные, прощайтесь! Девушка едет в Европу!.. Господи, вон он!
По перрону бежал Рост с пузатой от газетного кулька авоськой. Он что-то буркнул родственникам и за шею, как живого, вытянул из авоськи скунса. Стеклянные глаза зверька хищно уставились на Виту.
– С ума сошел! – засмеялась Вита, накидывая мех на плечи. – Весна уже.
Пиво стало нагреваться. Юрка двинул сумку с бутылками под скамейку и подставил лицо под бесполезное апрельское солнце. Рост посапывал, уронив голову на кожаный воротник. Речной трамвайчик плыл к Ленинским горам, время от времени мягко шмякаясь на остановках то о левый, то о правый причал.
Весенняя река еще не освободилась от гадости: подернутая нефтяными подтеками вода несла оттаявшие бумажки, неутопающие бутылки и разноцветных селезней. Иногда трамвайчик натыкался на разломанные доски, они заныривали под него и в пузырях, как газированные, выныривали сбоку.
– Ленинские горы.
Недавно оттаявший пляж был пуст: горько дымились кучи прошлогоднего мусора, облезлые скамейки пустовали, земля смачно пружинила под ногами.
Рост вел Юрку к своему любимому месту, к церкви. Там он загорал в выходные и в свободные – по донорской справке – дни. Кровь он сдавал с незапамятных времен. Не столько из-за денег, хотя из-за них тоже, как из-за этих двух свободных дней.
Склон подсыхал кверху. Ростислав Михайлович повесил полевую сумку на сучок и разодрал по швам вынутый из кармана "Крокодил".
– Там дальше – хуже... Ходят. Здесь в самый девке раз, сверху церковь, снизу река.
Круглый стадион за рекой кричал песни, сюда они долетали притишенные расстоянием и вкусным дымом, вырастающим из мусорных куч.
Юрка открыл бутылку о бутылку, пробка косо метнулась в сторону.
– Юрка, Юрка... – вздохнул Рост, – уведут у нас Виточку. Выйдет твоя жена снова замуж, и Виталия туда же перекинется. Соединился бы ты с ней... со своей Лидой наново. Жен менять – только время терять.
– Вы Лиду не знаете... – робко возразил Юрка.
– Да не все ли равно! – фыркнул Ростислав Михайлович. – Теща зато какая!.. Живи не хочу, только радуйся.
Юрка подал ему открытую бутылку и стал обдирать вяленого леща, Рост засунул горлышко в рот как-то сбоку, не разжимая губ.
– Свежее. Сколько сортов пива, как думаешь?
– Черт его знает, – Юрка пожал плечами. – Десять, двенадцать...
– А четыреста не хочешь? Я в Венгрии даже вишневое пил.
– Во время войны?
– После. Пока в госпитале лежал... "И нальют вина и без чувства вины..."
– Чего нальют, кто? – не понял Юрка.
Ростислав Михайлович прикрыл глаза и уронил голову на грудь. Укололся о застежку молнии, открыл глаза и, позевывая, посмотрел вниз на набережную. Внизу на пустой набережной катался на роликовых коньках седой костлявый старик, голый по пояс. Он раскатывался, поворачивался, ехал задом, забавно семеня, чуть разведя руки в сторону, а ладони держа параллельно асфальту.
Ростислав Михайлович поглядел на старика и недовольно поморщился.
– Хреновый старикан. Коке-е-етливый...
– Чего он вам дался?
– Да так... Собою любуется дедушка... я здесь тоже катался до войны. Только на лошадях. От Осоавиахима. А еще раньше в манеже Гвоздевых в Гранатном переулке. Это мне лет было... восемь, девять, десять. Два рубля в час. Даже помню, как лошадей звали. Лимон, Мавра... мозоли от уздечки были между пальцами. До сих пор мимо пройти не могу. Подойду – нюхаю. И при нэпе лошади были. Мать санаторий в Черемушках арендовала. Чахоточных лечила. Там конюшня была. У меня пони свой персональный был. Плюмик. Матушка у меня все-таки была удивительная. Сколько раз лошадь сама по себе приходит, я – сам по себе, разбитый весь чуть не до смерти. Не боялась мать отпускать одного. Да и случись что – тоже, наверное, долго бы не переживала. Не любила она это занятие. И машины сама водила. И оборудование в санатории рентгенологическое устанавливала, отлаживала. Я помню, учился в пятой группе...
– Классе, – поправил Роста Юрка.
– Не было классов, представь себе. Группы и учителя назывались не по имени-отчеству, а дяди, тети. Директор школы, помню, тетя Наташа. Было тете Наташе тогда что-то лет семнадцать, по-моему. Да, так вот учился в пятой группе и, помню, сочинение писал. "У одного моего знакомого есть пони Плюмик".
– А почему "у знакомого"?
– А не популярно было достатком хвастаться. Не приветствовалось.
– Вы военное лучше что-нибудь расскажите... геройское.
– Так ведь что называть геройским. Геройское – не всегда героическое.
– Пойдете в этом году на Девятое мая? – нетерпеливо перебил его Юрка, надеясь все-таки добраться до настоящего героизма.
– Пойду? Побегу! Генерал Крылов должен приехать. Он мне пристрелку обещал...
– Это как?
– Это прыжок такой перед соревнованиями на неуправляемом куполе. Неспортивный прыжок. Никак все Крылова за жабры взять не мог. А тут пообещал сдуру... Теперь-то я его достану. Не помер бы только. В августе чемпионат дружественных армий по парашютному спорту. Вот я тут и... Красиво я Крылова купил. Что же это получается, говорю, Иван Поликарпович, как соревнования недружественных армий – я участвую, а как дружественных – так старый.
– Так вы же действительно старый, – засмеялся Юрка.
– Моя матушка умная женщина была и без предрассудков. Считала, что старость вообще не должна иметь место. Надо, говорит, до семидесяти работать, потом пару-тройку лет – переходной период и – на небеса. Я с ней, в сущности, согласен... Пенсия – не дело. Кстати, о пенсии. Опять ведь в командировку засылают. Послать бы их, да не больно в другое место возьмут – возраст пенсионный... А одно такое место есть... – Ростислав Михайлович даже прикрыл глаза от удовольствия. – КБ. В полуподвале. Рыбного хозяйства. Я сдуру зашел, так, обнюхаться... И чем же они занимаются, как ты думаешь? Сверхмалые подводные лодки. Сети проверять, дно смотреть. Разработки открытые. Ни тебе секретности, ничего... Да, а в чем главное-то? Конструктор – он же испытатель: начертил и – милости просим – опробуйте. Плохо сделал – второго раза уже не представится. КБ это, не поверишь, снится мне иной раз. И взяли бы, с радостью взяли, да уж больно мало платят. Третьей категории КБ. Если бы один, я бы пошел. А девки? Им еще два курса...
Рост вдруг отключился и, сонно посапывая, уронил голову на грудь.
Старик внизу разогнался и сделал ласточку. Ласточкой подъехал к скамейке, где лежала его одежда. Потом отстегнул ролики и стал прохаживаться...
Рост не просыпался. Юрка тихонько вытянул ноги, сунул руки под голову и стал смотреть в небо. Прошло полчаса, может, час...
– Пивко-то еще осталось? – вдруг открыл глаза Рост. – Давай допьем, да и собираться. Время.
Они снова устроились на самом носу речного трамвайчика. И снова Рост задремал.
– Ростислав Михайлович! Ну что вы все время спите!
Рост открыл глаза.
– Вита когда от немцев прибудет? Пора вроде.
– А кто ее знает. Она же не говорит. Чтоб не встречали.
– Слушай, Юрк, а сестренка-то у нее не ахти. Не показалась она мне.
– Да и вы ей, – усмехнулся Юрка. – У нее даже личико скосоротило, когда вы на вокзале появились.
– Ну так парень-то какой! – Рост подбоченился и провел пальцем по несуществующим усам. – Девки – вереницей.
– Расскажите героическое, – проканючил Юрка. – Военное.
Рост зевнул.
– Не мое амплуа. – Он потер грудь посередине. – Пиво, что ль, старое, изжога... Сроду не было.
– Сегодняшнее. Соды дома выпейте. Расскажите, Ростислав Михалыч.
– Вот пристал как банный лист. Что я тебе, чтец-декламатор? Кстати, о декламаторах: стишок могу. Называется "Бад-Феслау". Собственного сочинения. Только без вопросов. Понял – понял, нет – значит, нет... И нальют вина... И без чувства вины поднимут круглые кружки выше за тех, кто выжил, за тех, кто вышел сухим из воды и живым из войны.
За тех, кто ни разу не был убитым, за кем война не защелкнула пасть, за тех, кому не случилось пасть смертью храбрых на поле битвы.
На поле битвы... на битом поле с прибитым овсом и подбитыми танками, где вороны трудятся над останками, а трупы тихо хохочут от боли.
Выпьют за бомбы, что не упали, за неразорвавшиеся мины, за осколки, прошелестевшие мимо, за пули, которые не попали.
За тех, кто пережил, выжил, ожил, за тех, кто не спит замогильными снами, за тех, кто вынес из боя знамя из собственной продырявленной кожи...
3
– Тещенька тебя! – прокричал в коридоре Михаил Васильевич.
Юрка подскочил к телефону.
– Я приехала, – прокартавила Вита. – Собака жива? Привези: опять у меня рожа на ноге. Еле доползла. Сметаны по дороге купи.
– Сметаны? – не понял Юрка.
– Ногу мазать. Ладно – не покупай, у соседей возьму. Рост живой? Я ему звонила – нету его.
– Живой. Мы с ним сегодня пиво на Ленинских горах пили.
– Прекрасно. Жду тебя, Юрик. Собаку не забудь.
На лестнице был слышен смех Виты, Юрка позвонил.
– Открыто! – крикнула Вита. В ответ на ее недоделанное "р" Юрка, как всегда, улыбнулся, а Котя протяжно зевнул, выгнув язык ладьей.
Юрка толкнул дверь, брякнул колокольчик, привязанный к ручке, Котя рванулся в комнату, поскользнувшись на лакированном полу.
– Убери! – взвизгнула Вита. – Все, Ленечка. Все. Целую. Тут собака пришла, Юркина. Да, он привез, лечиться буду. Уже чего-то жрет. Все. – Вита окончила разговор с отцом – других "Ленечек" в ее обиходе не было.
– Чего от меня еще надо? – спросил Юрка, входя в комнату.
– Во-первых, чтобы ты не хамил прошедшей теще, – улыбаясь, сказала Вита с тахты, подставляя Юрке щеку. Сама она целоваться не любила из-за помады и просто нелюбви к поцелуям. – И скажи этому своему, чтоб он мне ничего не портил. О! Провод жрет!
Поцеловав Виту, Юрка несильно ударил пса ногой. Тот выпустил из пасти обмусоленный телефонный провод и обиженно ушел за тахту. Юрка сел в кресло напротив так, чтобы максимально видеть Виту, и незаметно выдернул телефон из розетки.
– Тряпку! – вдруг взвизгнула Вита.
Юрка вскочил, но было поздно. Котя, увиденный Витой в зеркале, уже опустил лапу.
Юрка рванулся в ванную. Дверь была заперта, и текла вода.
– Кто там? – удивленно крикнул он Вите.
– На кухне тряпка, – ответила Вита.
Юрка принес тряпку и вытер лужу.
– Слушай, какой же он у тебя идиот все-таки. – Вита покачала головой. Это надо!..
– Не ругайтесь, а то лечить не будем.
– Да, давайте-ка лечить. Сметану возьми в холодильнике.
Юрка принес сметану.
Вита намазала распухшую, воспаленную от ступни до колена ногу сметаной и подставила Коте. Пес сначала неохотно, а потом заинтересовавшись, стал слизывать сметану и, добравшись до кожи, по инерции стал лизать и ногу.
Лечиться собакой Виту научили ненцы. И с тех пор она против всяческих воспалений ничего другого не признавала. Только собачья слюна.
Вита и подарила Юрке дорогостоящего Котю: с одной стороны, чтобы не скучно одному, а с другой – чтобы всегда была под рукой собака.
– Я тебе целый мешок пудингов привезла. И шоколадных, и миндальных, и черт его знает каких.
– Где они? – вскочил Юрка.
– В чемодане. Да они сырые, порошок...
Юрка разочарованно вздохнул.
– А как Рост? Куртку ему не привезла, нет хороших. Не болел он?
– Что-то он не того!.. – крикнул Юрка с кухни. – Слабый какой-то, сомлевший... Спрашиваю – фырчит. На изжогу жалуется.
– Выйду на работу, положу его к себе.
Дверь ванной отворилась, и в комнату вошла молодая женщина с замотанной полотенцем головой, в длинном пестром африканском платье. При каждом движении из-под платья выныривали босые ноги с красными капельками ногтей.
– Юрий, да? – сказала она, в упор разглядывая Юрку. – Корпулентный...
– Толстый, – согласилась Вита. – Юрка жрать больно любит. Пудинги – это ты для него покупала. Вот скажи ему, Габи, много у вас в Германии едят?
– Да-а-а, – сказала Габи, кивая головой так, что было непонятно: много все-таки едят в Германии или мало. – Виталия Леонидовна, вы имеете... – она покрутила пальцами в воздухе, – фэ-э-н?
– В шкафу, Юрик...
Юрка встал, но Габи плавным движением осадила его. Она сразу нашла фен, будто всегда жила в квартире у Виты. На кухне рыгнул холодильник. Котя испуганно зашевелился. Габи заметила собаку, положила фен на телевизор и присела возле Коти.
– О-о, зю-ус!..
– Укусит, – сказал Юрка.
– На-айн, – выдохнула Габи. – О майн зюсер!..
– Какой же он "зюсер", он провод весь покусал, – пожаловалась Вита. – Рост старался, удлинял, а он его...
– Рост? Ро-о-ост? – Габи оторвалась от пса и приставила палец ко лбу. Рост – высокий рост?
– Какой высокий, это Витин хахаль, – объяснил Юрка, и Габи, ничего в результате не поняв, потрясла головой и снова стала возиться с собакой.
В дверь позвонили.
– Открыто! – крикнула Вита.
В комнату, покачиваясь, вошел мужчина лет пятидесяти.
– Виталия Леонидовна, – захрипел он. – Выдь-ка сюда. Я, конечно, извиняюсь, – он приложил руку к груди и чуть пригнул голову в сторону Габи.
– Здравствуй, Васенька, – сказала Вита. – Мне ходить-то, знаешь, не очень-то... нога... так говори...
– Мне тут... – замялся "Васенька", – сюда вот выдь... Я, конечно, извиняюсь...
Вита, сморщившись, сползла с тахты и проковыляла в прихожую. Вася плотно притянул за ней дверь.
Габи оставила Котю в покое и посмотрела на свои руки.
– О-о-о! Дер хунд есть гразный. Надо вашен... как это... стирать... мыть...
– Надо, – согласился Юрка. – Ужо мы его простирнем.
Звякнул колокольчик. Вита вошла и забралась снова с ногами на тахту.
– С какой целью он сделал свой визит? – спросила Габи.
– Сосед, – Вита показала пальцем на потолок. – Таблетки просит.
– Что-о? – напряглась Габи.
– Ну, чтоб быть мужчиной, – пояснила Вита. – Как выпьет – так просит. А где же я ему возьму такие таблетки?
– Ах, зо-о-о... – протянула Габи. – Мы тоже имеем эту проблему. Много алкоголь... имеет негативное воздействие. Для ФРГ этот проблем стоит актуальней против ГДР.
– Габи – патриотка, – улыбнулась Вита.
– Да, я – патриотка!.. – Ноздри Габи вдруг раздулись от неожиданного гнева. – О, простите... меня, когда... я... не лублу, если людям надо мной смешно...
– Я совершенно не хотела над тобой смешно, – сказала Вита, – глупенькая...
Юрка рассматривал Габи.
Она сидела в кресле и курила длинную черную сигарету. Из разреза платья чуть не до бедра выскользнула нога. Юрка хотел перевести взгляд, но не смог. Нога была шоколадного цвета и блестела, будто намазанная маслом. Чуть ниже колена проступала набухшая вена. Перехватив Юркин взгляд, Габи дотронулась до вены пальцем:
– Это следствие рождения моего сына.
– Вита, она меня соблазняет.
– О-о! – Габи дернулась и спрятала ногу.
– Ты, Габи, нам ребят не соблазняй, – сказала Вита. – У нас их и так недобор.
– Да! Да, у вас не все девушки могут найти свой друг. Я знаю... Я написала об этом одну статью в моем журнале... Но Юрий не есть мой типа. Он имеет лишний вес. Я лублю мужчин в хорошей кондиции. Шпортлер. И он для меня еще есть малыш.
– Малыш! – Вита повернулась к Юрке. – Свози немку завтра в Загорск. А оттуда к нам на дачу обедать. Завтра воскресенье, там все будут, и я подъеду, если нога не отвалится. И этого захвати, – она ткнула пальцем в Котю. – Он меня там еще полечит. Свозишь? Габи с Ленечкой очень хочет познакомиться.
– Прошу-у! – выдохнула Габи.
– Все вы такие, – заворчал Юрка, – как свозить – так "прошу", а как чего другое: "шпортлер" нужен. А Мила не занудит, что припрусь?
– Ну что ты выдумываешь! – возмутилась Вита. – Мила тебя очень... прекрасно к тебе относится.
– Ты хочешь, что я делаю кофе? – Габи очень легко выпорхнула из кресла.
– Угу, – кивнул Юрка. – Хочу. И бутербродец.
– У меня еще остался как-нибудь немного провиант. Мой кофер?..
– В той комнате, – подсказала Вита.
– Кофе сейчас будет готовый, – сказала Габи, закуривая новую сигарету. Почему ты развелся от своей жены? Если у нее такая мать, – Габи показала на Виту, – дочь тоже должна быть как-нибудь позитивная, не так ли?
– Вита, я ее боюсь. Она кто, журналистка?
– Это не важно, – отрезала Габи. – Ты должен мне ответ.
– В другой раз.
– Гут, – кивнула Габи. – Я это буду не забывать.
– Ты знаешь, Юрка, куда она в среду идет? – перебила ее Вита. – Сто лет будешь гадать – не отгадаешь!
– Ну, куда-куда? Куда они все ходят: "Лебединое озеро", Ботанический сад, Театр кукол?
– Стереотип! – Габи выдохнула дым, и ноздри ее опять раздулись.
– Она идет в баню. Сандуновскую. В женское отделение. Потом писать про нее будет, – сказала Вита.
– Ну и пусть идет.
– Она с фотографом идет! С мужчиной.
– С мужиком? – Юрка подался вперед. – Небось подслепый какой?
– Детлеф – красавец! – отчеканила Габи. – Детлеф – мужчина без фантанзац! – Габи с брезгливым выражением пощелкала пальцами. – Без жир в животе, как это есть у тебя. – Он – шпортлер!
– А-а, ну, раз шпортлер – другой разговор.
– Я говорю, наши дамы не согласятся, – сказала Вита.
– Не соглася-а-атся, – Юрка затряс головой. – Наши? Никогда! Срам!
Габи хитро улыбнулась:
– Хм, мы будем еще смотреть, ты будешь один кофе или больше?
– Или больше, – ответил Юрка. – А ты, вы тоже будете... голая?
Габи разливала кофе.
– В бане буду всего без...
– Вита, я не могу, она меня соблазняет! – завопил Юрка.
– Не ори, – цыкнула на него Вита. – Чего-то телефон странно себя ведет, не звонит...
– Я его вырубил, – сказал Юрка. – Потом наговоритесь.
– Включи немедленно!.. нет, ты посмотри на него! – всплеснула Вита руками. – Выключил! Меня по всей Москве ищут, знают, что я приехала! Рост должен звонить!
Юрка недовольно включил телефон. Вита подняла трубку, проверить, есть ли гудок, и положила ее на место.
– Прекрасно! – Она хлопнула себя по бедрам. – Так откуда Габи-то взялась? Иду я себе по Берлину... – Вита улыбнулась от воспоминаний и лукаво посмотрела в зеркало, поправляя прическу. – Иду, значит, по Берлину. Группа впереди. Везде красиво... И главное, везде пиво. Юрка знает, как я к пиву отношусь. Встала перед каким-то баром да как выкрикну: "Девушка пиво любит, а ей пива-то и нельзя!.."
Зазвонил телефон. Юрка сморщился:
– Вот всегда, только начнет интересное...
– Да. Додик, это я. Ну, говорите, чего вы жметесь?! Я слушаю... – Вита вдруг начала бледнеть сквозь загар и приложила руку к груди. – Да... когда? Заболело когда?.. В семь?.. – Она взглянула на свои часы, потом на Юрку. Сколько?
– Восемь, – ответил Юрка.
– Почему сразу не позвонили! – крикнула Вита и, прикусив губу, медленно закивала головой. – Да-да... Извините, Додик... – Она смотрела на Юрку, продолжая кивать головой.
– Ты не работал телефон! – догадалась Габи, раздувая ноздри.
– ..."Скорую" не вызывать. Нитроглицерин. Грелки к рукам, ногам, можно бутылки с горячей водой. Сейчас буду. – Вита положила трубку и тихо замычала, мотая головой. – Инфаркт у Роста. Видимо, обширный... – Она ткнула пальцем в Юрку: – Такси! Нет такси – любую машину!
Юрка выскочил из квартиры, звякнув колокольчиком.
Габи сдернула с себя африканское платье.
– Что я должна делать?
– В чемодане черная сумка с пряжкой. Доста-а-ань, – медленно сказала Вита, набирая телефон. – Петя? Это я, Вита. Приехала. В порядке. Петенька, ты дежуришь? Потом расскажу. Возьми машину, у тебя есть сейчас свободные? Кислород, кардиограф, носилки... Улица Горького, за Театром Ермоловой, справа подъезд, четвертый этаж. Она одна на этаже. Только быстрей. Если будешь раньше меня, то... Все, Петя...
Дверь открыл Додик, вид у него был виноватый.
– "Скорая" здесь, – забормотал он, – я не вызывал... И врач... такой грубый...
Вита быстро шла по знакомому коридору. Протянула вбок сумку – Габи подхватила ее; руки назад – Юрка стащил с нее плащ, Вита толкнула дверь и вошла в комнату.
Врач, худой, с острыми лопатками, возился в углу над узкой койкой. В комнате резко пахло мочой.
– Шок... – пробормотала Вита. – Зубы ему вынь! – крикнула она.
Петя завозился активнее.
– У-у-йди-и... – прохрипел незнакомый голос Роста.
– Помоги! – не оборачиваясь, крикнул Петя. – Прижми его малость...
– Момент! – Габи рванулась к постели.
– Сделал? – спросила Вита молодого парня, отцепляющего от батареи провод кардиографа. – Здравствуй, Коля. Давай!
– Здорово, Витюш! – сказал Петя, подходя к Вите, поцеловал ее в щеку и заглянул через плечо в кардиограмму. – Хреново, конечно... Задняя стенка только пашет. Я у него прежние кардиограммы нашел, посмотри...
– Да я их знаю, – вздохнула Вита и взглянула на Роста. Рост лежал очень похожий на пожилого покойника. Глаза его были заволочены мутным. В ногах лежал баллончик с кислородом.
– Может, вторую кардиограмму? – спросил Петя.
Вита покачала головой.
– Некогда. Коля, сворачивай! Габи, Юрка! В машину за носилками! – Она подошла к постели Роста, села на край.
Рост чуть ожил, пелена на глазах начала растворяться.
– Ро-о-остик! Все хорошо, – певуче сказала Вита и улыбнулась. – Сейчас в больницу поедем, полечимся...
Петя посмотрел на Виту вопросительно:
– Подождать бы...
– Поедем, – твердо сказала Вита, взяла Роста за вялую серую руку, нащупала пульс. Привычным движением крутанула головку часов, но даже и не посмотрела на зашевелившуюся секундную стрелку. – Шприц. Ну, что ты, Ростик, а?.. замурлыкала она.
– Как брюхо? – прошепелявил с трудом Рост и косо улыбнулся. – Скажи "трактор"...
– Тррактор, – прокартавила Вита, и что-то булькнуло у нее в горле.
– У-уу, – улыбнулся Рост с закрытыми глазами.
– Все будет хорошо, – сказала Вита, поглаживая Роста по запавшей от отсутствия зубов небритой седоватой щеке.
– Я зна-а-аю, – выдавил Рост. – Поцелуемся дава-ай... На всякий случай...
– Ро-о-стик, – заблеял вдруг голос Виты. – Ну, чего ты надумал, Ростик? Она дернула головой, сбрасывая слезы с ресниц.
– Э-э, – подошел со шприцем Петя. – Ты, парень, дуру не гони! – Он погладил сгиб локтя, отыскивая вену. – Ты уже все, не ушел, теперь подымешься...
Вита отвела в сторону мешающую руку Пети, поцеловала Роста.
– У-у... – Рост закрыл глаза.
Петя ввел иглу.
– В случае чего... Жечь... Урну потряси... в плече осколок... – произнес Рост медленно, но членораздельно. – Не звенит – не я...
4
– Хэлло-о, – сказал женский голос. Такой голос Юрка слышал только в кино. – Здесь говорит Габриэль. Ты держишь свое обещание?
– Какое? – не понял Юрка и от удивления взглянул на телефонную трубку, в которой говорил зарубежный голос. – Я сплю...
– Достаточно спать для мужчины, – сказала Габи.
– Мне нужно, я корпулентный...
– Не обижайся, малиш... Ты имеешь прекрасный рост.
– Тогда ладно. Встаю уж, носки ищу... Котю погуляю и...
– Ты его бери с нами, – встревожилась Габи. – Я это хочу.
– Ишь ты: "хочу". Зачем он тебе, вам? В Загорске он попов укусит.
– Хочу, – чуть капризно сказала Габи. – Скажи, у вас в Загорске мы что-нибудь можем покупить или я должна брать провиант?
– Да купим, не тусуйся... тем более я теперь голодать решил, десять дён.
– Почему-у?..
– Потому. Чтоб был шпортлер. Значит, встречаемся на Ярославском вокзале...
– Я буду смотреть натуру, – сказала Габи, усаживаясь у окна в электричке.
– Нет, Коть, ты слышал?! Натуру она будет смотреть! Подъем! Уходим!
– Хорошо, не буду. Тогда отвечай мне. – Габи загнула большой палец. Первое: почему этот старый доктор Петя так грубый?
– Чего-о?! – хмыкнул Юрка. – Петя ангел, каких я не знаю. Он просто на "скорой" сто лет работал, а там у них своя манера...
Электричка тронулась. По вагону тетка катила ящик с мороженым. Юрка купил два. Одно сунул Габи, а со второго содрал обертку. Котя сел и заколотил по полу обрубком хвоста.
– Смотри фокус, – сказал Юрка. – На!
Котя открыл пасть. Юрка положил ему в пасть мороженое. Котя закрыл пасть, замер и снова открыл: мороженое исчезло.
– Можешь так же?
– Найн, – сказала Габи и загнула указательный палец. – Второе: почему Рост такой странный? Почему он совсем не имеет зубы? За что любит Вита его так очень?
– Отвечаю по порядку. Зубчики у него выпали с помощью твоих соплеменников на Юго-Западном фронте в окружении... От цинги...
– Шшайсе!.. – Габи чуть не клюнула его своим горбатеньким носиком. – Ты дурак! Есть немцы и немцы!
– Ну-ну... ишь чувствительная!.. После войны Рост был конструктор по парашютам. Такой конструктор, каких не было...
– Откуда знаешь ты?
– Знаю. Он рассказывал, – объяснил Юрка. – Он парашюты изобретал, а потом сам испытывал. Поняла?
В проходе взвизгнул Котя. Ему нечаянно наступил на ухо какой-то дядя с газетой.
– О, майн армер хунд! – рванулась Габи к собаке. – Ему давали ухо! Майн либер! Ком хир. – И тут же ощерилась на дядю: – Надо быть больше осмотрительной!..
Габи хотела ему еще что-то сказать, но Юрка потянул ее за рукав. Котя, поскуливая, перелег к окну.
– Вайтер, – велела Габи.
– Ну вот, – Юрка взял ее маленькую ладошку в руки и погладил, как бы прося прощения за дядю. – А на войне он десантником был. На нем живого места нет. Четыре раза в него ваши ребята попали, меткие...
– Что-о-о?! – Габи даже приподнялась с места. – Какие наши ребята?..
Котя вздернулся с пола и приподнял ухо.
– Тю-тю-тю! – замахал на Габи Юрка. – А ты, Котя, – предатель. Она на меня нападает, ты ее укусить должен... Не тусуйся, Габи, сиди тихо. – Юрка надавил на ее худенькие плечи.
Габи нервно вывернулась, но села на место.
– Он совершил одно героическое дело?
– Тьму.
– Какое?
– Вот у него одна медаль "За отвагу" – знаешь за что? За отнимание оружия у трупов... Они отступили, а дело зимой было. – Юрка взглянул на Габи. Глаза у нее стали влажные. – На поле боя много оружия осталось. А поле все пристреляно. А без оружия отступить нельзя. Оружие бросить – командира расстреляют. Желающих вызвали. Рост пошел...
– Он имел приказ? – тихо спросила Габи.
– Сам. Командира пожалел. Тот его от штрафной роты когда-то спас. Рост подрался и финкой сухожилие одному парню перерезал. Командир тогда дело замял. Ну, вот он с ним сквитался... и потом еще Рост был уверен, что в него до смерти не попадут. У него чувство боя обостренное... Откуда пуля летит, чувствует... интуиция...
– Я знаю: такое есть! Вайтер. Дальше, – прошептала Габи.
– Он матери своей совсем с войны не писал писем. Они договорились, что будет писать, если ранят. А нет писем – значит, жив-здоров. Так он ей за всю войну только четыре письма и написал.
– Он не любил свою мать? – вжав голову в плечи, спросила Габи.
– Н-не очень...
– Как это может быть?
– Может. У него родители были богатые, врачи оба. И до революции, и после. У них даже машина была. А он просил велосипед на день рождения. И мать купила ему, но.. – Юрка сделал паузу и поднял вверх палец... – Но подержанный. Поняла: сами богатые, а велосипед старый, чтобы подешевле?.. Да к тому же дамский.
– Ну и что? – удивленно пожала Габи плечами.
– А то: понял, что у него мать скупая, вот в чем дело! В принципе. И даже не в этом...
– Хм... – Габи задумалась, постукивая пальчиком по зубам. – Странно... еще рассказывай про него.
– Еще, еще?.. Чего же еще?.. Ммм... вот он войне, например, был рад.
– Что-о-о?
– Вот то... ну, не совсем чтобы рад, но во всяком случае... Он в июне перед войной прыгал с парашютом, ну, для спорта. И неудачно: ногу растянул. К врачу пойти поленился, а на работу на следующий день не смог. А тогда с прогулами строго было. А он сидит дома, на работу не ходит. А в воскресенье война началась, он сразу – в военкомат.
– Это не есть радость. Это есть счастье в несчастье.
– Ну, называй как хочешь, короче – не в тюрьму.
– Скажи, он это все сам рассказал? Он любит хвалить себя?
– Рост?! – удивился Юрка. – Это Вита из него все выуживает втихаря, а потом мне...
– Генук, – сказала Габи. Она сделала резкое движение рукой. – Это теперь ясно. Я тоже могла быть с такими как Рост. Последнее: зачем он имеет волосы накрашенные?
– И эта туда же!.. Что они вам всем дались– – его волосы?! Ну, красит и красит. Хочется человеку, пускай себе красит, что хочет. Хоть задницу. Пушкин вон когти какие отращивал, – Юрка показал, какие, – что он, от этого писать хуже стал или что?!
– Зачем ты кричишь? – удивилась Габи. – Ты, наверное, от голода в приступе?
В Загорске моросил дождь. Юрка привязал Котю, и они с Габи вошли на территорию лавры. Из-за дождя народу было мало. Габи посмотрела на соборы, сказала, что они ей нравятся, и поинтересовалась у какой-то бабушки, где учатся "молодые люди на попов". На попов учились за чугунной оградой. Там парень в черном кителе, надев на голову целлофановый пакет, мел пустой двор. Наметенный мусор он большим совком носил в слабо горящий костер.
Габи окликнула его.
– Как я могу посетить ваши занятия? – спросила она.
Парень оглядел ее с ног до головы и показал пальцем на одноэтажное строение. И еще раз оглядел ее.
– Габи, извини, – сказал Юрка, когда они отошли от ограды. Он аккуратно застегнул спустившуюся молнию на ее бежевом комбинезоне, чуть не зацепив янтарные бусы. – Так-то лучше будет, все-таки религия.
Габи фыркнула и оглянулась. Парень за оградой мел дальше и поглядывал в ее сторону.
– Вот так! – поддразнил Юрка. – Это тебе не ваши попы с лысиной... Наших не соблазнишь...
– Дурак! – спокойно сказала Габи. – Я имела интервью с вашим митрополитом.
Она позвонила в дверь указанного строения, оттуда вышел молодой человек тоже в черном кителе и вежливо пояснил, что если Габи имеет специальное разрешение епархии, то она может посетить занятия. А если нет, то – не может.
