Текст книги "Правильный лекарь. Том 11 (СИ)"

Автор книги: Сергей Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

– Саша, ты представляешь, я видел такой чудесный сон! – воскликнул Курляндский и вскочил со стула, как молодой. Его лицо так светилось счастьем, сейчас он не был похож ни на одно из своих проявлений. – Катенька, вы кудесница! Я даже не представлял себе, что массаж головы – это так здорово!

Готхард Вильгельмович поклонился моей сестрёнке, поцеловал ей руку и выглядел при этом, как сама любезность. Немного портили картину остатки крема на висках и на подбородке. Я хотел было предложить ему пойти умыться, но он сам быстро обнаружил этот недостаток.

– Одну минуточку, ребята, – виновато улыбнулся Курляндский и поклонился кивком головы. – Я схожу умоюсь и сразу вернусь. Пора бы уже отведать приготовленные моим новым кулинаром чудеса. Уверен, что они годятся не только на приведение в чувство строптивых стариков.

Князь развернулся и вышел, а мы с Катей застыли, как персонажи пьесы «Ревизор» в финале, проводив его взглядами. Через некоторое время мы переглянулись с недоумением на лицах, хотя, как мне показалось, Катя была не сильно удивлена в этот раз.

– Я сейчас попробовала кое-что новенькое, – сказала она и не спеша направилась к своему месту. – Если получилось именно так, как я хотела, то за эти несколько минут у него в голове пронеслось сновидений на добрый час. У него в голове сидело столько детских обид и вычурных комплексов, что трудно представить.

– И что, теперь всё это осталось позади? – спросил я, изо всех сил надеясь на положительный ответ.

– Вполне возможно, но за ним надо будет понаблюдать, – сказала Катя, присматриваясь к пирожным на столе, потом махнула рукой и вздохнула. – Сложный персонаж. По сравнению с простым примером на сложение у тёщи градоначальника, здесь в расчётах без интегралов не обойтись.

– Когда я увидел, как он открыл глаза, – начал я, вспоминая своё первое впечатление. – Мне показалось, что ему память отшибло. Я реально испугался, это была бы невосполнимая потеря.

– Брошенное в лицо пирожное он прекрасно помнит, – рассмеялась Катя. – Причём, что самое интересное, совсем на это не обижается. Наверно у меня всё-таки получилось.

– Очень надеюсь, – сказал я и вздохнул. – Если бы ещё его агорафобию убрать, было бы неплохо.

– Почему ты решил, что у него агорафобия? – удивилась Катя.

– А то, что он много лет не выходит из своего дворца, тебе ни о чём не говорит? – спросил я.

– Так-то да, но мне кажется, что здесь что-то другое, – произнесла она задумчиво. – Мне кажется он не боится улицы, как таковой, а просто не хочет покидать родные стены ни под каким видом. Здесь тоже кроется какая-то тайна. Из мелькания образов во время сеанса «массажа» мне показалось, что он пропустил что-то очень важное, пока его не было дома. После этого он сильно страдал и в итоге перестал выходить из дома вовсе.

– Надо предложить ему прогуляться по саду после ужина, – сказал я. – Тогда будет понятно, прошло это или нет.

Дверь распахнулась и перед нами предстал умытый и причёсанный Готхард Вильгельмович. Вопреки моим опасениям он оставался таким же довольным и улыбающимся, каким и ушёл. Значит там по пути никакой тумблер у него в голове не перещёлкнулся.

– Ну что, так и сидите меня ждёте? – спросил он, увидев, что содержимое блюд практически не тронуто.

– Ну, как бы, да, – улыбаясь пробормотал я, по привычке ожидая в его поведении какой-нибудь подвох. – Ждали хозяина дома.

– Тогда давайте начинать, – сказал он, потирая руки и приглядывая первое лакомство. – Пожалуй, я начну с этого.

Готхард взял с блюда такое же пирожное, которое буквально четверть часа назад полетело ему в лицо. Отличная реклама, он же уже попробовал крем. Я взял такое же. Катя решила не отставать. Чёрт, а оно реально вкусное! Если бы я знал, наверно слизнул бы крем с его пальца тогда. Да ладно, шутка.

Минут десять мы молча дегустировали кулинарные шедевры, запивая их вкусным чаем с нотками цитрусовых, а когда желудки подзаполнились, перешли к неторопливой светской беседе.

– Дядя Гот, у меня есть к вам предложение, – сказал я, воспользовавшись паузой. – Пойдёмте погуляем по саду. Хочется подышать свежим воздухом и пирожные так лучше провалятся.

– Саш, я сейчас скажу тебе две странные вещи, – тихо произнёс он и подмигнул, мило улыбаясь. Я поневоле напрягся. – Во-первых, я вовсе не против прогуляться, чего уже много лет сам от себя не ожидал. А во-вторых – у меня нет верхней одежды, я её не покупал дольше, чем ты живёшь на этом свете. Старые вещи пришлось выкинуть, когда делали ремонт, всё съела моль.

– Тогда у меня будет другое предложение, – улыбнулся я, глянув на часы. – Поехали прямо сейчас в торговый центр и купим вам новое пальто.

– А что, отличная идея! – засиял Курляндский и восторженно развёл руки в стороны.

– Я подъеду поближе к крыльцу, чтобы вам не мёрзнуть, – сказал я, первым вставая из-за стола.

– Не замёрзну, – махнул рукой Курляндский, – не кисейный. Только попрошу подождать меня минут десять, пойду переоденусь в парадное. Первый раз выйду из дома больше, чем за тридцать лет.

– Не возражаете, если мы подождём вас в машине? – спросил я.

– Ждите, – кивнул Готхард и, находясь в приподнятом настроении ускакал переодеваться.

Мы с Катей не без труда встали из-за стола и направились на выход.

– Кажется, всё получилось, – сказала Катя, когда мы вышли на улицу.

– Похоже, да, – кивнул я.

Всё равно я решил подъехать с парковки поближе к крыльцу. На улице разыгрался ветер и впервые вышедшему на улицу затворнику точно комфортно не будет. Катя выглядывала в сторону входа во дворец, чтобы открыть дверь Курляндскому, когда тот добежит до машины. Я ожидал увидеть на нём какой-нибудь шитый золотом камзол под старину, но сильно ошибся, дядя Гот оказался тем ещё модником. И шляпа на нём тоже была самое то.

– Ямщик, трогай! – хохотнул Курляндский, усаживаясь рядом с Катей и закрывая за собой дверь. – Знаешь, куда ехать?

– В торговый центр на Большой Конюшенной, – улыбнулся я. – Куда же ещё?

– А он за столько лет никуда не делся? – удивился Курляндский. – Когда я там был в последний раз, дела у них шли не очень хорошо.

– А теперь это лучший и самый дорогой торговый центр в Санкт-Петербурге, – сказал я.

– О как, ну значит едем туда, – снова заулыбался Готхард. – Деньги у меня есть, значит мне подходит.

Торговый центр на Большой Конюшенной удивил многолюдностью. Вроде ещё не выходной и даже не пятница, а народу полно. Потом только обратил внимание на то, что в каждом втором магазине сегодня скидки. Ну тогда понятно, даже богатые рады купить хорошие дорогие вещи, которые стоят чувствительно дешевле, чем обычно. Для нас это с одной стороны хорошо, а с другой – возможно мы далеко не одни захотим приобрести хорошее пальто.

Мы стройной шеренгой шествовали по коридорам и водили взглядом по витринам. Там слишком просто, тут слишком вычурно, здесь остались слишком большие размеры, всё как обычно.

– Вот это хочу! – воскликнул вдруг дядя Гот, ткнув пальцем в витрину, где на важного вида манекене красовалось довольно элегантное молодёжное пальто. Ценник и бирка говорили о том, что это солидная качественная вещь. Правда я никак не ожидал, что новый дизайн оценит человек возрастом глубоко за шестьдесят, который к тому же больше тридцати лет ничего подобного не видел и не покупал.

– Вы уверены? – спросил я, заглядывая ему в глаза, надеясь, что он просто пошутил.

– Ну да, а что? – удивился он. – Разве здесь что-то не так? Название этой мануфактуры я знаю, ей больше ста лет, они хорошие вещи делают, а уж если это на главную витрину выставили, значит это сейчас имеет большой спрос. Логично ведь?

– Это всё понятно, – сказал я. – Ну а внешний вид нравится?

– Вполне, – пожал он плечами, не понимая суть моего допроса.

– Значит идёмте мерять, – резюмировала Катя. – В зеркале станет понятно.

Когда Курляндский надел это пальто, у меня вопросы отпали, на нём оно сидело и смотрелось замечательно. Сам он тоже остался доволен. Только на этом не остановились, обошли все лавки два раза и купили ещё два пальто.

– Вот теперь не стыдно будет и на улицу выйти, – произнёс довольно улыбающийся Курляндский. Из торгового центра он вышел в том пальто, которое мы купили первым, ещё два нёс в пакетах. – Неплохо было бы это дело отметить.

– Послушай, дядя Гот, – начал я, скривившись, когда представил, что опять придётся что-то есть. – У меня только-только пирожные нормально улеглись и начали проваливаться. Есть совсем не хочется.

– Так я же не заставляю тебя пять блюд заказывать, – усмехнулся он. – Посидим, немного перекусим и отметим игристым мои покупки и мою свободу. Или ты считаешь повод недостаточно веским?

– Конечно считаю веским! – возразил я. – Особенно свободу. По этому поводу уже следует закатить грандиозный праздник.

– Значит едем в «Медведя», – сказал Курляндский, когда мы уже садились в машину.

– Да почему у всех на нём свет клином сошёлся? – снова скривился я.

– А что с ним не так? – настороженно спросил Готхард и удивлённо вскинул брови. – Хочешь сказать, что он закрылся? Или там разучились прилично готовить?

– Ни то, ни другое, – покачал я головой. – К работе поваров претензий не имею. Неприязнь даже больше по личным причинам, там я раньше частенько проводил время с не очень благонадёжными людьми.

– Ну сделай одолжение старику! – попросил Готхард. – Всего один разочек, я очень любил ходить туда в молодости, Это одна из главных причин, почему у меня периодически бывало желание нарушить свой обет затворничества. Правда я так и не сходил.

– Ну если это для вас так принципиально, то я не возражаю, – сказал я, а старик при этом довольно улыбнулся. Ну как такому отказать?

На наше счастье, даже нашёлся отдельный кабинет, куда нас проводили. Курляндский сразу начал с большим интересом изучать меню. Катя в заведениях подобного рода раньше не бывала и первым делом обратила внимание на цены. Я ей убедительно сказал не обращать на них внимание и брать всё, что захочет.

– Так что ты там говорил про университет? – спросил Курляндский, когда официант понёс наш заказ на кухню.

– Про университет? – переспросил я от неожиданности. Всё никак не могу привыкнуть, что дядя Гот в хорошем настроении и не превращается уже третий час ни в кого другого. – Я хотел сказать, что ваши подходы к фармации настолько превосходят существующие сейчас во всей Российской империи препараты, что это обязательно должно выйти на более высокий уровень. Все эти пережитки прошлого должны остаться в прошлом. В современном мире нет места всем этим вонючим мазям и бестолковым микстурам. Ваши препараты в корне отличаются от всего этого, вы не хуже меня это понимаете. И я считаю, что эти знания надо передавать новому поколению. И не только само знание, но и другое мышление. Пусть молодёжь изобретает новые препараты и пополняет новинками аптечные полки.

– Дело говоришь, – кивнул Готхард Вильгельмович. Лицо его стало более серьёзным, но оставалось нормальным, без прежних эмоциональных перегибов. – Только у меня будет ряд условий.

– Да хоть три ряда условий, дядя Гот, – улыбнулся я. – Главное, чтобы это произошло.

– Хм, – улыбнулся он. – Тогда слушай. Лекции я, так уж и быть, могу читать в самом университете. Практика будет проходить в моей лаборатории во дворце. Давно уже думаю, где рабочие руки взять. Студенты мне помогут и реконструировать то, что есть, и расшириться, и наладить рабочие процессы, на которые у меня просто рук не хватает. Тогда я тебе не только фармацевтов сделаю, а настоящих учёных.

– Хороший расклад, – кивнул я. – Но и в самом университете обязательно лаборатории должны быть.

– Так в чём проблема? – удивился старик. – Есть человек, который с удовольствием будет заведовать этой лабораторией.

– У вес есть ученик, который сможет продолжать ваше дело и двигать прогресс? – обрадовался я.

– А моя Лизонька тебя чем не устраивает? – хитро улыбнулся Курляндский.

– Но я же не могу лишить руководителя лабораторию в госпитале, – ответил я, задумавшись. – Там сейчас налажено производство, их препараты пользуются спросом, их быстро разбирают и новых заказов полно.

– Я знаю, – кивнул Готхард, встречая взглядом заказанные им блюда и громко сглотнул. – Лизонька рассказывала мне. Она обучила достойную смену, они прекрасно справляются сами, а ей там становится откровенно скучно. Хоть она мне не дочь, а внучка, но вся в меня. Ей надо что-то искать, исследовать, делать что-то новое. Созидание у неё в крови.

– Отлично, – сказал я, мысленно потирая руки. Вопрос с фармакологическим факультетом практически решён.

– Но это ещё не всё, – добавил Курляндский, жуя кусок зажаренной особым образом баранины. – Отбор и судьбу студентов буду решать я. И меня абсолютно не волнует состоятельность их родителей и финансовые провокации, чтобы не выгоняли из университета их нерадивых чад. Если уж создавать работников фармации будущего, то достойных.

– В этом плане я абсолютно с вами согласен, – ответил я. – Тот же подход будет абсолютно ко всем учащимся. Император пообещал выделять на нужды университета достаточно денег, чтобы преподавательский состав даже мысли не допускал, что кого-то можно держать в стенах заведения за взятки. Так что по этому поводу можете не переживать. Единственное, о чём я попрошу, не спешить выгонять тех, кто старается, но не всё успевает.

– Если человек работает от зари до зари, он рано или поздно научится выполнять свою работу виртуозно, – произнёс Курляндский, смакуя жульен из каракатиц. – Трудяг не надо недооценивать, им надо просто помочь, потом твои усилия окупятся сторицей.

– Дядя Гот, у меня ещё один вопрос, – спросил я, решив переключить тему. – А вы на мою свадьбу придёте?

– Саш, ну это вообще неуместный вопрос! – возмутился Курляндский и я уже ожидал его превращения в громовержца или злобную агрессивную фурию. Но его возмущённое лицо оставалось в рамках нормального человека. – Как я могу пропустить свадьбу своего новообретённого племянника, а тем более своей единственной внучки? Правильно никак, так что этот разговор можешь больше не поднимать. Вы только обозначьте дату и время. Я теперь, слава Богу, якорем к своему дворцу не привязан. Кстати, Катенька, за это тебе отдельное спасибо. Когда ты меня погрузила в сон, у меня словно вся жизнь перед глазами пролетела. Я и раньше знал причину моего затворничества, а теперь взглянул на неё совсем под другим углом, больше надо мной это не довлеет.

Сестрёнка после его слов засмущалась, пролепетав что-то невнятное в ответ.

– Вы даже не представляете, насколько я рад, что вы теперь стали свободным от проблем прошлого человеком! – сказал я искренне, от души. – С чем я вас и поздравляю!

– Спасибо, Саш, – улыбнулся Курляндский и сыто икнул. – А теперь у меня есть ещё одна, последняя на сегодня просьба.

– Всё, что угодно! – заверил я. Теперь уже не сомневаюсь, что дичь он творить не будет.

– Да просьба в общем-то несложная, – сказал он и хитро подмигнул. – Время ещё не совсем позднее, завези меня к Панкратову, хочу посмотреть, как у него волосы дыбом встанут, когда он меня увидит на пороге. А пока он будет в себя приходить, раскручу его ещё на одну шоколадку.

Глава 8

Мы остановились у парадной дома, где живёт Виктор Сергеевич. На предложение его подождать, Готхард Вильгельмович ответил уверенным отказом.

– Я скорее всего надолго у него задержусь, – хитро улыбаясь сказал он. – Нам есть о чём с ним поговорить. Главное успеть уехать до разведения Литейного моста.

– Хорошо, – сказал я, улыбаясь. Представлял себе, как отреагирует на появление на пороге Курляндского Панкратов. Впрочем, возможно будет больше радости, чем шока, он ведь в курсе, что мы с Катей поехали с миротворческой миссией. – Вы там с ним поаккуратнее, он очень ценный сотрудник и хороший человек.

– Это я и без тебя знаю, – усмехнулся Курляндский. – Мне можешь не рассказывать.

Он помахал нам рукой на прощание и вошёл в парадную, а мы с Катей поехали домой. Уже почти десять вечера и строить другие планы смысла не имеет. Разве что снова поспать в оранжерее Настиного дворца, но это как-нибудь в другой раз.

Когда мы приехали домой и, выслушав замечания Маргариты по поводу неприкрытой шарфом шеи, вошли в дом, выяснилось, что родители ещё не спят, а сидят с чаем у камина и о чём-то мило беседуют.

– О, вернулись наши работяги! – обернувшись воскликнул отец. – Идите с нами посидите, расскажете заодно, чем закончилась ваша поездка к этому раку отшельнику.

– Ничего себе! – сказал я и вскинул правую бровь. – А ты откуда знаешь?

– Виктор Сергеевич рассказал, – ответил он. – Я ему по другому вопросу звонил часов в пять, заодно спросил, как твои дела. Это вы так долго мариновали Курляндского?

– Не, – усмехнулся я, усаживаясь в кресло перед камином и вытягивая ноги в сторону потрескивающих поленьев. – Сам процесс состоялся достаточно быстро. Сначала мы с ним немного повоевали, потом Катя сделала ему массаж головы.

– Массаж головы? – удивилась мама.

– Ну, это, можно сказать, кодовое название, – усмехнувшись ответила сестрёнка. – Нужно было как-то до него добраться. Не подкрадываться же сзади исподтишка.

– То есть под этой маской ты ему провела сеанс? – улыбаясь спросила мама.

– Ага, – кивнула Катя, наливая себе чай. Я немного подумал и решил повторить её действия.

– И каков результат? – поинтересовался отец, пристально глядя на дочь поверх чашки с чаем.

– Курляндского, которого все знали последние годы и, мягко говоря, недолюбливали, больше нет, – ответил я за неё. – Теперь это нормальный человек. После сеанса мы съездили с ним в торговый центр и купили пальто, потом поехали в ресторан.

– Ого! – воскликнул отец, выпучив глаза, чашка с чаем застыла на полпути до столика. Мама перехватила её, пока он не промахнулся и не поставил мимо. – Мне сейчас кажется, что вы про кого-то другого рассказываете, не про Курляндского. И что он, на свадьбу придёт?

– Сказал, что такого события в жизни названного племянника он пропустить никак не может, – улыбнулся я. – И в университете согласился читать лекции по фармакологии.

– Вот это да, – с каким-то странным выражением лица пробормотал отец.

Возможно, мне показалось, но он больше был озадачен, чем обрадован. Мне даже стало интересны причины такого изменения настроения. Сначала хотел спросить напрямую, потом решил лучше сделать это наедине. Он же по какой-то причине не хочет объясняться здесь при всех. Переглянувшись с мамой, я понял, что она думает о том же. Хорошо, что Катя в это время любовалась язычками пламени на догорающих поленьях. Мама приложила палец к губам так, чтобы ни папа, ни Катя этого не увидели. Я коротко кивнул и тоже уставился в камин. Мысли о том, что происходит что-то не то я старательно забил в дальний угол и, чтобы разрядить обстановку и нарушить повисшую тишину, продолжил свой рассказ.

– А сразу после ресторана мы завезли Курляндского к Виктору Сергеевичу, – всё тем же спокойным тоном сказал я. – Он решил сделать ему сюрприз.

– Главное, чтобы до инфаркта не довёл, – рассмеялась мама. Наверно представила лицо Панкратова, когда тот открывает дверь, а на пороге Курляндский.

– Не должен, – усмехнулся я, отреагировав на её заразительный смех. – Панкратов знал, с какой целью мы едем к Курляндскому. Даже выделил нам в качестве универсального пропуска плитку бельгийского шоколада.

– Виктор Сергеевич очень ценит свои отношения с Курляндским, – сказал отец как ни в чём не бывало. Словно не сидел только что в тяжёлых раздумьях. – Я уже слышал как-то про этот легендарный шоколад, но мне он его никогда не дарил.

– Наверно потому, что он знает, что ты не настолько любишь шоколад, как Готхард Вильгельмович, – сказал я, смеясь. – Вот и решил, что незачем на тебя расходовать такую редкость.

– Возможно, – улыбнулся отец, уже окончательно с себя стряхнув задумчивость. Но где-то в глазах читалось, что его это отпустило не полностью. – Давайте наверно уже спать ложиться. Уже поздно, а завтра непростой день. Кстати, сын, если среди твоих обучающихся вдруг найдётся кто-то, кого не особо устраивает работодатель, посоветуй перейти в мою клинику, а то мы уже зашиваемся. После того, как вы втроём от нас ушли, нового никого не появилось, а количество пациентов не уменьшается.

– А чего же ты раньше молчал? – спросил я и покачал головой. А зачем спрашиваю? Давно должен был сам догадаться или хотя бы спросить. А отец стойкий, молчал всё это время. Наверно накипело уже. – Мне, конечно, сложно обещать, все уже пристроены или хотят работать у нас, но я очень постараюсь.

– Спасибо, – сказал отец и улыбнулся.

Пантелеймон принялся сгребать угли в камине в кучу, а Настюха с Маргаритой начали убирать чайные принадлежности. Мы неохотно поднялись с кресел, потянулись на второй этаж, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам. Я бросил взгляд вслед отцу. Он направился не в спальню, а в свой кабинет, убедившись перед этим, что этого никто не видит. Моего взгляда он не заметил.

Я закрыл за собой дверь, прошёл в комнату и, не раздеваясь, сел на кровать. Сна не было ни в одном глазу, хотя час назад мечтал упасть и заснуть. Странная реакция отца на излечение душевных проблем Курляндского не давала мне покоя. Я решил немного подождать и потихоньку прокрасться к его кабинету, чтобы поговорить.

Отметил для себя на часах десять минут, чтобы заснули те, кто пошёл спать. Стрелка на часах двигалась отвратительно медленно. На всякий случай я снял сюртук, чтобы не шуршал и не мешал, и осторожно открыл дверь. Полная тишина, слышно лишь тиканье настенных часов. Очень осторожно, на цыпочках, я вышел в коридор, убедился, что там никого нет, а двери в другие комнаты закрыты и продолжил красться в сторону кабинета отца.

Когда я уже собирался положить руку на ручку двери, чья-то рука сзади легла мне на плечо. От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Резко обернувшись, я увидел мать, которая прижимала палец к губам. Потом она осторожно открыла дверь в кабинет отца и подтолкнула меня вперёд.

Отец с задумчивым видом сидел за столом. Нашему приходу он нисколько не удивился. Мама тихо прикрыла дверь и мы сели в кресла напротив отца, выжидательно глядя на него.

– Вспоминай, Алевтина, – тихо произнёс отец, глядя на неё исподлобья.

– Что вспоминать? – полушёпотом спросила она, удивлённо вскинув бровь. – Где я успела согрешить?

– Ты поняла, что я имею ввиду, – буркнул отец. – Кто в твоём роду по женской линии обладал таким даром. Это же по женской линии передаётся, я правильно понимаю?

– Правильно понимаешь, – кивнула мама. – И далеко не в каждом поколении проявляется. Мне досталась лишь часть. А нашей дочери перепало похоже гораздо больше.

– Ты так и не ответила, кто? – повторил он вопрос.

– Прабабушка, насколько я знаю, – сказала мама, немного погрустнев.

– О чём вы говорите и в чём причина печали? – не выдержал я. – Такое впечатление, что вы и от меня хотите свой секрет сохранить. Я уже понял, что с Катей что-то не то, ну так вы поясните!

– Голос не повышай, Саш, а то ещё не хватало, – отец не договорил и тяжело вздохнул. – Это похоже дар не мастера душ, а хозяина.

– Хозяин душ? – удивился я. – Никогда не слышал о таком. Чем он отличается?

– Мастер может забраться в твой разум, узнать то, что хочет, повлиять на твои ощущения, сон. Поэтому кроме того, что они помогают в какой-то степени душевнобольным, они обезболивают пациентов во время лечебных процедур. Другие помогают следственным органам узнавать у подозреваемых полезную информацию.

– Это я знаю, – махнул я рукой. – А чем отличается?

– Хозяин способен управлять человеком. Причём так, что тот даже не подозревает, что делает это не по своей воле. Может управлять сразу несколькими людьми, впихивая в их головы мысли, которые те принимают за свои. То есть они могут всё тоже самое, что и мастера, но с очень существенным довеском. Что-то типа грандмастера души.

– Ага, – кивнул я, прокручивая в голове новую информацию. – А что в этом плохого?

– В том, что большинство известных одарённых таким даром, использовали его не во благо, – сказал отец и у него на висках заиграли мускулы.

– Так, послушайте, – начал я, вытянув ладонь вперёд и собираясь с мыслями. – Вилкой тоже можно убить человека, но это же не значит, что все вилки наши враги? Естественно, нет! Вы чего это, в Кате сомневаетесь? Да она золотой человечек, каких немного. Уж она-то точно не поведёт армию зомбированных воинов на осаду Московского Кремля.

– Я тоже так считаю, – кивнул отец. – Но дело в том, когда у них дар просыпается в полной мере и они начинают осознавать все свои возможности, жизненная позиция и понимание ценностей зачастую в корне меняются. Надо что-то придумать, чтобы с Катей этого не произошло.

– Я вот что думаю, – начал я, почесав макушку. – Если есть усилители наподобие серебряного и золотого амулета, может быть, существуют и ограничители?

– Ты предлагаешь делать всё так, чтобы она не знала? – с упрёком спросила мама.

– Пожалуй нет, так будет несправедливо, – согласился я.

– Я считаю, что с ней надо будет обязательно поговорить, – неуверенно сказал отец. – Только надо придумать, с чего начать.

– Я теперь так боюсь за неё, – сказала мама и покачала головой. – Она такая тонкая и ранимая девочка.

– Это точно, – подтвердил я, вспомнив видение из прошлого, где она рвёт билеты в театр, плачет и убегает. – С ней нужно очень аккуратно.

– А может быть это всё не так? – спросила мама с надеждой в глазах. – Может мы просто ошибаемся? Это ведь пока не доказано никак. Вполне может быть, что она просто очень талантливый мастер души и всё.

– Очень талантливые мастера души и становятся хозяином души, если ты не знала этого, – ответил отец. – Ты хочешь доказательств? Когда они появятся, станет уже поздно. Поэтому окончательный вердикт надо выносить до того, как её мощный дар проявится во всей красе.

– Может можно как-то остановить развитие дара? – не сдавалась мама. – Возможно Саша прав, надо раздобыть ограничитель магии и объяснить ей, что его надо носить при себе постоянно.

– Я пока про такие не знаю, – покачал головой отец. – А что, кстати, произошло с твоей прабабушкой?

– С ней всё закончилось печально, – вздохнула мама. – Я сама её никогда не видела и в семье про неё старались не упоминать. Эта тема для разговоров всегда была под запретом. Кое-какую скудную информацию я смогла уловить краем уха, но кого бы о ней не спрашивала, никто ничего не знал или просто мне не хотели отвечать.

– Значит ничего хорошего этот дар ей не дал, – сказал отец. – Раз все избегают этой темы, значит она начала пользоваться своим даром и её ликвидировали или посадили на пожизненное в одиночку с блокадой магии.

– Я не отдам никому Катю, – со слезами на глазах произнесла мама.

– Если она станет хозяином душ, то спрашивать у тебя никто не будет, – сказал отец. – Да ты тогда и сама будешь просить, чтобы её спрятали в тюрьму. Всяко лучше, чем казнь на месте.

– Давайте не будем пока никого хоронить, – сказал я, пока тему не развили дальше. – Пока что это, насколько я понял, вовсе не факт, что Катя должна стать хозяином душ. Она постоянно рядом со мной, я буду за ней наблюдать. А вы, по возможности, разузнайте получше, какие признаки этого злополучного дара надо искать. Беру на себя их выявление. И у меня ещё один вопрос, как скоро понадобится с ней на эту тему поговорить?

– Вот давай тогда сначала постараемся уточнить, есть у неё какие-нибудь признаки или нет, – предложил отец. А потом будем решать.

– Может пока прекратить ей обучение в институте? – предложила мама. – Если я правильно поняла, она и так хорошо справляется с работой в клинике.

– Очень даже хорошо, – кивнул я. – И местную анестезию при необходимости делает замечательно и в операционный сон погружает быстро. Но, опять же, прекращение обучения если делать, то она должна понимать, почему. Но, пока она учится, работу можно оправдать, как практику, а если прекратит без диплома, то как?

– Выдать е диплом просто и всё, – сказала мама.

– Не пойдёт, – покачал я головой. – Или опять же только по согласованию с ней, иначе она поймёт, что здесь что-то не так.

– Давайте уже на этом закончим, – немного раздражённо сказал отец. – И так уже в груди колет, сердце не хочет принимать такую информацию.

– Думаю, мы и так уже всё, что можно обсудили, – поддержал я его. – Пойдёмте спать. Задания всеми получены.

Мама кивнула, пожелала нам спокойной ночи и осторожно вышла в коридор. Я также максимально тихо двинулся следом. В свою комнату отправился и отец. Можно подумать, что сейчас все залезут под одеяло и заснут. Ага, как же. Я разделся, залез под одеяло и уставился в потолок. Сна ни в одном глазу. Полная голова дурных мыслей, которые там с трудом помещаются. Когда надоело таращиться в пустоту, взял с полки книгу по бытовой магии и снова залез под одеяло, включив бра над головой. Не знаю даже, во сколько я в итоге заснул, но проснулся с чугунной головой по будильнику в обнимку с учебником.

Утром в столовую все пришли вовремя, но выспавшейся и бодрой была только Катя. Чтобы плохое настроение родителей меньше привлекало к себе внимание, я решил проявить инициативу и изобразить из себя бодрячка. За всеми ухаживал, накладывал еду в тарелки, первым завёл разговор о погоде. Отец сразу понял, что я хочу и активно поддерживал разговор. Только мама так и сидела задумчивая и хмурила брови, неохотно ковыряя вилкой в тарелке.

– Мам, а ты чего не в настроении? – спросила у ней Катя.

– Да что-то спала сегодня неспокойно, – отмахнулась мама. – Просыпалась часто и сны дурацкие снились. Наверно это к какой-нибудь перемене погоды.

– В Питере погода постоянно меняется, – возразила Катя. – Тогда бы у тебя постоянно были проблемы со сном. Может быть, что-то случилось, а ты не хочешь говорить? Мне кажется вы тут все сегодня какие-то загадочные. Даже Саша, который старается изображать хорошее настроение. Рассказывайте уже, что произошло?

– Да ничего не произошло, – весело ответил я. – С чего ты взяла, что все какие-то не такие?

– Я чувствую, – тихо сказала Катя, уткнувшись в свою тарелку. – Это всё из-за моего дара?