Текст книги "Крестовый перевал"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Тем не менее закончилось все банально.

Как большинство талантливых людей, Юрка был до крайности наивен в простых житейских вопросах. Эта наивность и сыграла роковую роль: он отчего-то уверовал в то, что никто из сокурсников не догадывается, из каких недр и какими способами черпаются немалые средства. А зря…

Как-то раз на одной из пьяных вечеринок вдруг зашел разговор о ненадежности электронных систем безопасности. И тут Брагин случайно или с умыслом обмолвился о старом немецком сейфе, стоявшем в кабинете его папаши. Дескать, старшекурсникам компьютерного факультета ничего не стоит сочинить троянскую программку для получения доступа к закрытой информации, а вот справиться с таким сейфом – истинный подвиг! Ведь эта громадина наводит ужас одним своим видом: вес стальной двери – около двухсот килограммов, общая масса сейфа – под тонну; мудреный механизм замка имеет троекратную секретность…

Это была свежо и необычно. Азартный от природы Юрка в миг запал на идею попробовать силы в борьбе с механическим устройством. Пусть немецким и очень хитрым, но механическим, а не электронным.

Несколько недель он с упоением шерстил всемирную сеть в поисках подходящего материала; анализировал его и изучал с таким рвением, будто от этих знаний зависел цвет будущего диплома. Он нашел все, что было нужно, и даже потренировался в гараже у однокурсника, прадед которого приволок настоящий фашистский сейф с войны в качестве трофея. Сейф хоть и оказался небольшим, но сделан был на совесть и обладал стандартным набором фирменных немецких секретов.

Короче говоря, ровно через месяц Юрка отправился на дело.

Апартаменты старшего Брагина находились вне банка – мощного противодействия не предвиделось. Тридцати минут хватило, чтобы проникнуть на второй этаж охраняемого офиса, отключить простенькую сигнализацию и справиться с замком двери в кабинет. И около трех часов ушло на дебютный поединок с произведением настоящих немецких мастеров сейфового дела.

Он его открыл. И от мягко выехавшей из проема массивной двери внезапно испытал несравнимо больший трепет, чем от первой удачно написанной программы.

Ценностей внутри стального монстра не оказалось. На полках вообще не было ничего, кроме пары стопок старых бухгалтерских бумаг. Ткача это не расстроило – отныне он мог считать себя не только талантливым хакером, но и настоящим медвежатником.

Правда, радость от обретения столь уважаемой в криминальной среде специальности была недолгой – на выходе из кабинета его терпеливо поджидали охранники. Как позже выяснилось, Брагины догадывались, кто экспроприировал часть денег со счетов банка, и попросту заманили Юрку в заранее подготовленный капкан. Изящненько, так сказать, отомстили…

Уголовное дело продвигалось быстро. А благодаря громкому процессу о новоиспеченном медвежатнике вскоре узнала вся Москва. Еще бы! Неслыханное меценатство! И столь же неслыханная дурость: взять и задаром вскрыть раритетный германский сейф, ключи от которого давным-давно потерялись, а несколько приглашенных ранее специалистов хором предлагали исключительно радикальный путь решения проблемы – мощный газовый резак.

В общем, он тогда здорово прославился. Но за славу пришлось дорого заплатить. Судебное разбирательство подытожил ледяной голос неприятной сухощавой дамы средних лет, одетой в черную судейскую мантию:

– Подсудимый Ткач Юрий Сергеевич признан виновным по статье 158, часть 4, пункт «в» Уголовного кодекса Российской Федерации «Кража, совершенная в особо крупных размерах» и приговаривается к отбыванию наказания в виде исправительных работ в колонии общего режима сроком на пять лет…

Пробираясь в сопровождении конвоя сквозь толпу к выходу из зала суда, Юрка больше всего боялся встретиться взглядом с тетей Дашей – единственным, близким человеком на этом свете. А средь сумбура в голове вертелась фраза из какого-то старого фильма про пионерский лагерь: «А чо вы здесь делаете? А? Кино-то уже кончилось!..»

Глава третья

Россия, Саратов

Наше время

Пока все складывается идеально. Собираясь пару дней назад со своими орлами в Кропоткин, я и предположить не мог такого скоротечного сценария. Вернувшись, переночевал в служебной квартирке, поутру явился на общее построение, после которого в приватной беседе с командиром услышал лестное пожелание отправляться на все четыре стороны – в отпуск.

– Неужели все так плохо? – интересуюсь я на прощание.

Сергей Ильич горько усмехается.

– Вчера весь день донимали звонками из штаба округа: сначала приказали отправить в отпуска треть личного состава, потом подкорректировали до половины… Короче, отгуляешь из заместителей первым. Вернешься и останешься за меня. Добро?

– Куда ж мне, смертному, деваться? Мужик ты, Сергей Ильич, отличный – сколько бы я ни обращался по личным вопросам, ты никогда не отказывал… Добро, – жму его широкую ладонь. – Пошел собираться.

Отчет для фээсбэшников я заставил сочинять Топоркова. С головой Лешка дружит – пусть учится и нарабатывает связи в «конторе». Короткие и прочные связи всегда пригодятся. Особенно сейчас, когда мы без пяти минут безработные.

На сборы ушло полдня. Два часа получал документы и деньги. «Камасутра» с ремнем генератора в моем автомобиле занимает полтора часа. Меньше всего времени отнимает Наташкин прощальный поцелуй взасос…

И вот я уже мчу по трассе М-154 на северо-восток.

У меня отличный автомобиль – пятилетний Opel Astra. Хэтчбек с двухлитровым движком и ручной шестиступенчатой механической коробкой. Он резв и послушен; управлять им одно удовольствие – на нем не едешь, а словно плывешь над хорошей дорогой. Достался он мне отнюдь не за бесплатно: чтобы накопить на него, пришлось пять лет батрачить в командировках. Около тридцати боевых операций, три ранения… Нет, конечно, денег за свои командировки я получил больше, чем стоил новый «Опель», но ведь надо было еще и на что-то жить. Подкупал кое-какую мебель в свою однокомнатную квартирку, одежду для себя, обувь; периодически помогал маме, отправляя небольшие переводы. Да, в нормальной стране за столь долгое участие в войне, за ранения, за нечеловеческие бытовые условия – я стал бы миллионером. Но я никогда не жалею о том «счастье, что могло бы быть, но не случилось». Так или иначе, но иногда в моей жизни происходят незабываемые позитивные моменты. К примеру, та же покупка машины, о которой мечтал несколько лет. Или начало долгожданного отпуска. Или замечательные женские голоса, льющиеся из шести колонок и поднимающие мое и без того отличное настроение. В моей машине имеется целая коллекция по-настоящему замечательных голосов: Девятова, Пелагея, Смольянинова…

Ночь застает на подъезде к Элисте. Темное время суток меня не смущает – я люблю ездить по ночной прохладе, когда легковушки расползаются по городам и весям, оставляя дороги вереницам грузовиков дальнобойщиков. В Элисте планирую остановиться и поужинать, потом предприму рывок до Волгограда. Где-нибудь в тех краях позавтракаю, часиков пять посплю и снова в путь. От Волгограда до Саратова – пять часов, не нарушая скоростного режима…

* * *

Торчу в пробке на спуске с Алтынной горы и нервно барабаню пальцами по рулевому сектору. Чего я нервничаю? И куда спешу? Я же в отпуске!

Издали и сверху Саратов чертовски красив: белоснежные новостройки, красно-зеленые крыши домов, величавая темно-синяя Волга с похожими на крылья чаек пролетами знаменитого автодорожного моста. Однако любование и гордость вмиг улетучиваются, стоит настрадавшемуся в дороге путнику въехать на узкие неудобные городские улицы. Дороги – у нильского крокодила спина ровнее; теснота, затоптанные и заезженные псевдогазоны, нагромождение запрещающих знаков, отсутствие развязок, вездесущие «зебры» вместо подземных переходов… Первая мысль: местная власть просто в сговоре с ментами! Подлые чиновники нарочно не расширяют дорог, не строят стоянок и парковочных карманов; а менты с надменными рожами зарабатывают на этом беспределе, частично делясь с бюджетом.

Какая прелесть. Здравствуй, малая Родина!

Прав был юморист Хазанов, первым сравнив Саратов с Гадюкино. Конечно, прав, если сейчас мой город этим обидным словцом не назовет только слепой. И отнюдь не из-за хладнокровных гадин – здесь их не намного больше, чем в других местах. А потому, что здесь ровным счетом ничего не меняется в лучшую сторону. НИ-ЧЕ-ГО! Разруха – как после мировой войны. Электричество гаснет каждую неделю, воду отключают трижды в год, улицы не убирают. Всюду грязные ларьки, торгующие «джентльменским набором гопника»: пивом, сигаретами, жвачкой и презервативами. Да и чего ждать от саратовской власти, где вместо профессионализма процветает кумовство? Где культурой заведует бывший мент на пару с женой губернатора, а транспортом – пищевик, бывший директор пивного завода?… Хорошо, хоть Швондеры в жилых домах не устраивают певческих концертов. Видать, расползлись по администрациям: районным, городским, областным – там и распевают всласть вместо работы.

Матерюсь, как на Кавказской войне, и медленно продираюсь сквозь бесконечные заторы на железнодорожных переездах, на светофорах и еще черт знает где…

Детство и почти всю юность я прожил в старом, тихом центре – в сумрачной коммуналке с длинным Г-образным коридором, пропахшим мышами и хозяйственным мылом. Когда мне исполнилось шестнадцать, отцу – начальнику цеха авиационного завода неожиданно вручили ключи от новенькой трехкомнатной квартирки. Нас не смутило расположение новостройки – мы были счастливы переехать куда угодно, лишь бы пожить отдельно от соседей. Микрорайон с теплым и светлым названием «Солнечный», выросший на бугристом городском отшибе, сыграл в моей судьбе решающую роль. Здесь я нашел настоящих друзей, встретил первую любовь и стал мужчиной – буквально и в образном смысле. Потом приключилась жестокая история, в которой наша молодежная группировка в массовой драке якобы замочила Хлебопека – лидера досаждавшей нам банды. Короче, мы все оказались в следственном изоляторе. Тогда, признаюсь, я подумал, что жизнь моя закончилась… Но мир не без добрых людей – скоро меня вытащили из СИЗО и избавили от сомнительной чести быть даже свидетелем по громкому уголовному делу. Той же ночью состоялся долгий и тяжелый разговор с родителями – пока я торчал в СИЗО, они все выяснили о наших похождениях… Решение вызревало долго. И лишь ранним, промозглым утром, повинуясь этому решению, они помогли мне собрать необходимые вещи и отправились провожать на вокзал. Спустя час я трясся в холодном плацкартном вагоне в сторону Рязани – к милой старой бабушке, беззаветно любившей единственного внука. Там, под ее теплой опекой и мягким покровительством, предстояло подготовиться и сдать экзамены за курс средней школы. И та дорога была такой же бесконечной и мучительной. Ночь я не спал – тревожили мысли об оставленных в беде друзьях; из холодного мрака, как и сегодня, издевательски скалилась неизвестность… Да-а… Усмехнувшись, сворачиваю на Белоглинскую. Если бы не решение родителей отправить меня заканчивать выпускной класс в Рязани, то неизвестно, кем бы я стал…

Болезненного урока мне хватило с лихвой. В Рязани я быстро встал на путь истинный и выправил положение: подготовился и сдал экзамены в новой школе, прошел кучу комиссий по линии военкомата, подал документы для поступления в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. С той поры и началась моя вторая жизнь…

Вот и старенький пятиэтажный дом, куда мне пришлось перевезти маму после скоропостижной смерти отца. Его – внешне всегда здорового, уверенного человека, скрутило быстро и серьезно. Тревожная весть от мамы нашла меня в Чечне, в каком-то затяжном, бесполезном рейде по пограничным районам. Попутной «вертушкой» я вернулся в гарнизон, собрал все свои сбережения, назанимал у друзей и помчался в Саратов – для срочной операции требовались очень большие деньги. Привезенная сумма оказалась недостаточной, и мы с мамой вновь кинулись занимать… Не успели. Мой отец – умница, трудяга и балагур, способный уладить любой человеческий конфликт, умер, так и не дождавшись помощи от барыги-хирурга. Позже, когда мы немного пришли в себя, мама попросила подыскать ей в центре небольшую квартирку. Оставаться в «Солнечном» – в доме, где прожил последние годы ее любимый и единственный муж, она не хотела…

Почти приехал. Узкий дворик дома на Белоглинской. Внутри двора почти образцовый порядок, поддерживаемый жильцами пятиэтажки. Чистые, утопающие в тени тополей тротуары; ухоженные газоны с разномастными цветочными кустами. Разноцветные деревянные лавочки с неизменными пенсионерами…

Мамы среди них быть не может – она не терпит сплетен и разговоров о болячках. А цветы разводит исключительно дома – зимой на подоконниках, летом – на балконе.

Ищу местечко для парковки. С трудом втискиваюсь меж двух машин, выхожу и замечаю тетрадный листок, пришпиленный к стволу дерева. На листке кривыми каракулями начертано: «Машины против подъезда не ставить! Штраф – лопатой по лобовому стеклу».

О, это тоже по-нашему. Сорвав листок, направляюсь к подъезду. На траверзе примолкших бабулек замедляю шаг.

– Здравствуйте. Не в курсе, кто автор этого «федерального закона»?

Мои габариты вкупе с грозным командным голосом действуют безотказно. Старушки бесплатно и наперебой сдают всех – начиная от безбожно пьющего дворника и заканчивая сочувствующими ГКЧП. Оказывается, «против подъезда» вьется тропинка к водопроводному крану, куда регулярно шастает дворник – асфальт из шланга сбрызнуть или утолить похмельную жажду. Оттого и устанавливает местные законы.

Взлетаю на третий этаж. На секунду замираю с ладонью у кнопки звонка.

Звоню. Прислушиваюсь… Дома? Или пошла за продуктами на рынок?…

Наконец, слышу за дверью торопливые шаги. И родной голос:

– Кто там?…

* * *

За прошедший год мама почти не изменилась: такая же улыбчивая, неунывающая, работящая; всегда всем довольна, все еще верит в светлое будущее. Поддерживать форму, как она уверяет, помогает крохотный участок в четыре сотки на левом берегу Волги.

В первый день моего приезда улыбка лишь однажды сошла с ее губ. Вздохнув, мама призналась:

– Пенсию вот на днях прибавили. Правительство подбросило нам на бедность, а за квартиру на столько же и повысили. И продукты каждый месяц дорожают. Уж не знаю, откуда они берут инфляцию в десять процентов. Будто про другую страну говорят…

Я вынимаю из бумажника часть отпускных и кладу на полку старого серванта.

– Мама, это на продукты и на все прочее. Спокойно бери, сколько нужно…

Пару суток я не выхожу из дома: отсыпаюсь, отъедаюсь, обмениваюсь с мамой новостями. На третий день отправляюсь с ней на рынок за продуктами, а по дороге созваниваюсь с младшим братом моего лучшего друга и договариваюсь о встрече.

Пора вспомнить Андрея…

Я жил в самом центре почти миллионного города, Андрюха на его окраине – в Заводском районе. Видимо, поэтому довелось познакомиться лишь в Рязани, при прохождении медицинской комиссии. Сошлись, сдружились очень быстро и все четыре курса уже не расставались. Получив лейтенантские погоны, попали в одну часть, потом вместе перевелись в другую. Позже опять бок о бок воевали в Чечне… В общем, наши с Андрюхой жизненные пути настолько переплелись и сроднились, что мы считали себя уже не друзьями, а братьями.

Четыре года назад мы еще носили погоны младших офицеров.

Очередная командировка. Ханкала. Назревает масштабная операция по ликвидации крупной банды близ грузинской границы. А меня с небольшой группой отправляют в Ингушетию, где при штурме бункера, в котором укрылся главный представитель «Аль-Каиды» на Северном Кавказе – Абу Дзейт, я получаю приличную контузию от взрыва фугаса, пяток мелких осколков в нижние конечности и оказываюсь в больничной палате. Короче говоря, о затяжном бое на перевале, о гибели наших товарищей, о пропаже без вести Андрея Ткача с двумя молодыми бойцами я узнал гораздо позже. Хотелось выть, крошить кулаками стены и убивать, убивать, убивать… покуда не останется никого из этих полоумных бородатых фанатиков…

За время службы я хорошо узнал семью друга. Андрей с младшим братом рано лишились родителей. Старший к тому времени носил офицерские погоны, а младший переехал в дом к родной тетке, оформившей над ним опекунство. Признаться, Юрка никогда не вызывал у меня симпатии из-за набора качеств, мягко говоря, презираемых в армии. Ехидный, циничный жлоб, склонный к обману и авантюрам, с отвратительной привычкой спорить по любому поводу. И это притом, что фигура его напоминала «могучее» телосложение кенийского стайера.

Но, как бы там ни было, – после несчастья с Андреем мне пришлось закрыть глаза на свою неприязнь. Четыре года подряд, приезжая в отпуска в Саратов, я регулярно наведываюсь к суетливой тете Даше и к ее гениальному племяннику, норовящему опозорить криминальными выходками честное имя старшего брата.

– Приветствую героического майора! – скалит ровные зубы Юрка.

– Здорово, пионер лагерный! – Легонько шлепаю по хилому плечу и назидательно поправляю: – Не майора, а подполковника.

– Ты, Паша, наверное, дрожжи ешь на завтрак! Поздравляю…

Я знаю его с малых лет и разрешаю называть меня просто по имени. Правда, иногда он сам с подчеркнутой вежливостью обращается по отчеству. Обычно это означает недовольство.

Мы договорились встретиться у ресторанчика «Пивной завод», что между Горького и Вольской. Вроде самое пекло, а народу на центральной пешеходной зоне – не протолкнуться. Отошли в сторонку, закурили, перекинулись обычными в данной ситуации фразами…

Скоро топтаться на тротуаре надоело. Предлагаю:

– Давай присядем под каким-нибудь зонтом, отметим встречу?

– Действительно, почему бы двум благородным донам не пропустить пивка? – соглашается Юрка. – Только у меня времени не очень много…

По-моему, он немного нервничает и незаметно косит на циферблат часов. Упали под тентом ближайшего уличного кафе, заказали холодного пива.

– Работу нашел? – сверлю я балбеса взором расстрельной команды.

О его похождениях со взломами виртуальных цифровых паролей и вполне осязаемых стальных сейфов мне известно все, как и о двухлетнем пребывании в колонии, откуда за примерное поведение он был освобожден условно-досрочно. Но, в отличие от наивной Дарьи Семеновны, иллюзий по поводу исправления ее племянничка я не питаю.

– Давно! Устроился сисадмином в одну государственную контору.

– Ну и как? Зарплатой доволен?

– Ты же знаешь – мне много не надо: власть над миром и поесть чего-нибудь, – ржет молодой повеса и бодро затягивает заранее приготовленную песню: – Платят маловато, но жить можно; работа непыльная, коллектив нормальный, полная социалка и даже случаются премии. В общем, пашу, как вол…

Этот репертуар нам известен. Чем ленивее человек, тем больше его труд напоминает подвиг.

– Подружка-то есть?

– В каком смысле?

– В прямом.

– Сколько угодно! Хочешь, тебя познакомлю? С двумя, с тремя?… Качество гарантирую.

– Не понял. Ты сисадмин или сутенер?

– Одно другому не мешает.

– Жениться думаешь или…

– Хех! – без раздумий реагирует Юрка. – На фиг надо, Паша! Принцессы в каждой подворотне пиво хлещут, а нормальных пацанов вроде меня – раз-два и обчелся. Не-е-е, – мотает он башкой, будто отгоняет бешеных пчел. – Женщины как компьютеры – подождешь еще полгодика и поимеешь в два раза круче. К тому же у меня давний корешок есть – Базылев…

Я вскидываю на мальчишку беспокойный взгляд: неужто гомосятина?…

– …Знаешь, как он отзывается о своей теще?

Фу-ух, пронесло…

Пожимаю плечами: откуда мне знать о перлах какого-то Базылева?

– Моя теща, говорит он, малость смахивает на графа Дракулу: только клыки побольше, глаза поменьше и шерсть из ушей торчит, – громко хохочет Ткач. Потом долго смотрит вслед вихляющей задом красотке и философски замечает: – Да и вообще, Паша… рановато мне обручальное кольцо в нос вдевать.

Искоса поглядываю на ту же задницу и ловлю себя на мысли: мои убеждения относительно мужской свободы мало чем отличаются от Юркиных.

– Ладно, с бабами разбирайся сам. Ну, а что ты собираешься делать дальше?

Он удивленно замирает с поднесенным к губам бокалом. И сбивчиво лепечет:

– Мне надо… Я хотел успеть сегодня в одно место…

– Я в глобальном смысле: в следующем году, в ближайшей пятилетке?

– А-а, – откидывается тот на спинку пластикового стула, – это сложный вопрос. Намереваюсь заработать кучу денег и свалить в свободную страну с мягким субтропическим климатом…

Допиваю пиво, аккуратно ставлю пустую кружку на стол и знаком велю официанту повторить.

– А не боишься расшибить лоб из-за своих амбиций?

Он надменно скалится:

– Амбиций? Хех… Как бы объяснить, попроще?…

– Попробуй. А я уж напрягусь и постараюсь понять.

– Паша, дело в том, что твое поколение неверно толкует многие элементарные понятия.

– Мое поколение? Да ты младше меня и Андрея всего на десяток лет!

– Десять лет – это целая пропасть и достаточный срок для формирования колоссальной разницы во взглядах, – снисходительно замечает гений криминала. – Взять хотя бы такой пример: вы считаете слово «амбициозный» – негативным, ругательным. А здоровые амбиции – позитивное явление. Да и не только в языке дело. Тут и психология, и менталитет, и быстротечность трансформации нашего общества…

Он такой умный и начитанный, что порой тянет засветить в ухо. Но я не могу: общественность не поймет и внутренний голос осудит. Приходится сдерживаться.

– Знаешь, любезный, слово «гей» придумали обыкновенные пидарасы. Поэтому давай-ка по-простому, по-русски…

Мы заказываем еще пару кружек и лениво спорим. Я что-то говорю о неизменности духовных ценностей. Юрка доказывает необходимость их корректировать и все чаще посматривает на часы…

Допив пиво, прощаемся.

Пожимаю его узкую влажноватую ладонь и спрашиваю в упор:

– Ты ничего не забыл?

Молодой человек опять теряется, будто его застают за мастурбацией в общественном сортире.

– Нет… не знаю…

– А ты подумай. Включи свою феноменальную память.

Глазки беспокойно бегают, пальцы судорожно теребят кнопки мобильника…

И вдруг вспышка озарения.

– Как я мог забыть! – закатывает он глаза к синему небу. – Послезавтра же Андрюхина годовщина!..

– Вот-вот. Надо бы встретиться более основательно и вспомнить Андрея.

– Спасибо, что напомнил, Паша! Я все организую. И тетка будет довольна, и Серафима…

Хм… Иногда в глазах этого сорванца мелькает что-то человеческое.

Возвращаясь домой, несколько раз ловлю себя на одной и той же мысли: кажется, неугомонный Юрка затеял очередную авантюру.