Текст книги "Наука под гнетом российской истории"
Автор книги: Сергей Романовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)
Правда, в 1697 – 1699 годах Володимир Атласов обследовал Камчатку. Купцы «ходили» в Индию (Семен Маленький в 1694 г.), в Монголию и Китай. В конце XVII века тобольский архитектор Семен Ремезов составил «Чертежную книгу Сибири» – атлас из 23 карт. Новизна была скорее познавательная, чем научная, ибо сделано все было по-старинке: без градусной сетки, с обозначением расстояний в днях пути и т.д. [53] [53] Гольденберг Л.А. Семен Ульянович Ремезов – сибирский картограф и географ (1642– после 1729). М., 1965
[Закрыть].
Так шло накопление чисто эмпирического знания. К тому же на Урале уже работали железоделательные и медеплавильные заводы (руду искали «рудознатцы»), развивались традиционные для России промыслы: мыловарение, по изготовлению красок, гончарных изделий. В 1665 г. выстроили под Москвой первый пороховой завод, в 1654 году открылась школа по подготовке лекарей. Но, повторяю, все это было чисто эмпирическим ощупыванием знания. Науки, целенаправленно это знание добывающей, в XVII столетии Россия еще не знала.
Любимым детищем Петра стала школа «Математичес-ких и навигацких, то-есть мореходно хитростных наук учения», открытая в Москве 14 января 1701 г. В ней готовили карабелов, геодезистов, картографов. Но и туда учеников заманивали с трудом, а те, кого удавалось заставить заниматься невиданным доселе делом, осваивали его из-под палки. В.О. Ключевский отмечал, чтоНавигацкая школа в первые свои годы никогда не была полностью заполнена [54] [54] Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. 416 с.
[Закрыть]. Видя, как неохотно отроки садятся за парты, Петр своим указом от 20 января 1714 г. ввел «элементраное» (начальное) обучение для дворянских детей как обязательное. Юноша не мог даже жениться, пока не закончит «элементарную школу».
Петр старался приспособить всю инфраструктуру страны для максимально быстрого распространения знаний и культуры: с конца 1702 г. стала выходить первая в России печатная газета – «Ведомости о военных и иных делах, достойных знаний и памяти», а в 1703 г. была опубликована знаменитая «Арифметика, сиречь наука числительная…» Л.Ф. Магницкого. В ней впервые числа обозначались не буквами, а арабскими цифрами. Открыли типографию, где книги «научного содержания» набирались не церковно-славянским, а «гражданским шрифтом». К концу жизни Петра в обеих столицах работало 6 типографий, однако больше половины выпущенных с 1708 по 1725 год книг было посвящено военной и морской тематике.
… Наконец, наиболее для нас интересное начинание Петра I: его непременное желание вырастить на чахлой российской почве привезенный из Европы саженец – науку. Он видел во время своих частых зарубежных вояжей, какое значение там придают научному знанию, как тесно оно сплетено с экономикой и даже бытом людей, а потому прекрасно понимал, что без науки его реформы в России не приживутся, она должна пропитать их изнутри да так сильно, чтобы никакое административное вмешательство уже не могло повернуть их вспять. А для этого мало было использовать готовое знание, заимствуемое у Запада; он понимал, что наука должна плодоносить непосредственно в России. В начале января 1725 г., уже тяжко больной, Петр говорил президенту Юстиц-коллегии графу П.М. Апраксину, что оградив отечество от неприятеля “надлежит стараться находить славу государству чрез искусство и науки” [55] [55] Он же. Исторические портреты. М., 1990. С. 219
[Закрыть].
Это стало одним из последних его монарших указаний, его воля, которая должна быть исполнена преемниками.
К науке Петр I испытывал глубочайшее почтение. Всю жизнь не прекращал учиться сам и принуждал к тому же свое окружение. Но он не делал никакого различия в технологии внедрения нового, касалось ли это шведского опыта в организации внутреннего управления страной [56] [56] Анисимов Е. “Шведская модель” с русской “особостью”. Реформа власти и управления при Петре Великом // Звезда. 1995. № 1. С. 133-150
[Закрыть]или французского по части развития научного знания. И в том, и в другом, и во всех прочих случаях Петр действовал единообразно: он брал то, что полагал разумным и, не считаясь ни с чем, вколачивал это в русскую жизнь, ни мало не заботясь об обратной реакции и не углубляясь в причины: отчего это прививаемое им вполне полезное, казалось бы, начинание зачастую отторгается российскими традициями. Он спешил. У него не было времени для тщательной подготовки почвы. Он не мог не знать, что полноценная наука – это конечный продукт общей культуры нации и благоприятного общественного климата. Но чтобы поднять культурную планку и оздоровить общество, нужны десятилетия (в лучшем случае!) упорного целенаправленного труда. Их-то у Петра и не было. А сделать все он хотел непременно сам. И сделал! В стране почти поголовно неграмотной, в которой еще вчера всякое знание, всякая свободная мысль считались ересью и бесовством, он учреждает… Академию наук!
… Когда в XVII столетии родилась наука в современном ее понимании и на мир, как из рога изобилия, одно за другим посыпались открытия Р. Декарта, И. Кеплера, Л. Галилея, Д. Не-пера, Ф. Бэкона, У. Гарвея, П. Ферма, Б. Паскаля, Х. Гюйгенса, И. Ньютона, Г.-В. Лейбница, Н. Стено, А. Левенгука и еще десятка других гениев, имена которых знает сегодня любой школь-ник, в России познание мира по-прежнему считалось делом чуждым православию, богомерзостным. Церковь призывала “еллин-ских борзостей” не читать, а лишь очищать свою душу “книгами благодатного закона”. Ясно поэтому, что рождение современной науки Россией было не замечено. Наука обошла Россию стороной. И даже единичные подвижники свой интерес к познанию мира с трепетом поверяли словом Божиим, тогда как Европа, пережившая Реформацию, сразу почувствовала, что познание неизведанного, поиск Истины – есть дело богоугодное [57] [57] Ключевский В.О. Сочинения. Т. III. М., 1988. С. 267
[Закрыть].
С другой стороны, питательной средой научного поиска является просвещение. Одно без другого просто немыслимо. Нельзя культивировать науку в неграмотной стране, бессмысленно насаждать знания, одновременно убивая мысль; абсурдно даровать свободу научного поиска стране, задавленной страхом и тиранией, да еще опутанной сетями крепостничества. Бесперспективно для плодотворного функционирования науки создавать Академию наук в стране, не имеющей ни одного университета…
В Европе первые университеты открылись еще в Средние века: в XII веке – в Италии (Болонья, 1119 г.), Франции (Сорбон-на, 1160 г.) и Англии (Оксфорд, 1167 г.); в XIII веке к ним прибавились университеты в Англии (Кембридж, 1209 г.), Италии (Падуя, 1222 г. и Неаполь, 1224 г.) и Испании (Саламанка, 1225 г.); в XIV веке были основаны университеты в Чехии (Прага, 1348 г.), Польше (Краков, 1364 г.) и Австрии (Вена, 1367 г.). XV век ознаменовался открытием университетов в Германии (Фрей-бург, 1457 г. и Ингельштадт, 1472 г.), Швейцарии (Базель, 1460 г.), Словакии (Братислава, 1465 г.), Швеции (Упсала, 1477 г.) и Дании (Копенгаген, 1479 г.) [58] [58] Документы по истории университетов XII-XV веков. Воронеж. 1973
[Закрыть]. Всего же до начала XVI века в Европе насчитывалось 79 университетов, из них 50 учредил Папа Римский [59] [59] Тихонова М.Г. Университеты Западной Европы: из Средневековья в современность // Вестник РАН. 1995. Т. 65. № 12. С. 1135-1138
[Закрыть].
По тем временам достижение это было капитальным. В XIII веке только одно из студенческих землячеств в Париже насчитывало 654 человека. В том же столетии Парижскому университету предоставили автономию, само собой в обмен на «лояль-ность». В частности, это означало верность католической церк-ви, которая клятвенно подтверждалась перед получением докторской степени.
Надо, конечно, сказать, что все университеты XII – XV веков были не только рупором единой средневековой науки, которая даже преподавалась на едином для всей Западной Европы латинском языке, но прежде всего имели жестко регламентированный церковный характер. Университеты тогда создавались по велению разума, но под жестким контролем церкви.
К тому же во всех первых университетах был единый набор факультетов: обязательный подготовительный, на нем изучали “семь свободных искусств” (грамматику, диалектику, риторику, арифметику, музыку, геометрию и астрономию), и три специализированных: богословский, юридический и медицинский. До XV века (до изобретения книгопечатания) университеты разных стран отличались только по составу библиотек. Духовная карьера выпускника, понятно, ценилась выше светской, светская же служба просто приравнивалась к «отсеву» из университета [60] [60] Петров М.К. Из истории европейских университетов // Вестник АН СССР. 1979. № 8. С. 119-126
[Закрыть]. Ни о какой науке, кроме богословия, в таких университетах речи не было. И хотя обучавшиеся в них получали образование, ценившееся в равной степени в любой стране Западной Европы, интереса к науке оно не пробуждало. Более того – отвращало от нее. Лишь считанные единицы отваживались на недоуменные вопросы, ответы на которые они чаще всего получали в трибунале Святой инквизиции.
Начиная с XVII века, времени рождения науки в современном ее понимании, центры знания из университетов переместились в национальные Академии наук. Университеты оказались системой консервативной: несколько столетий господства в них схоластики свое дело сделали. Цепляясь за отжившие традиции, университеты утратили свое влияние и быстро деградировали. Этот деструктивный процесс практически одновременно начался в Англии, Италии, Франции и Германии – резко упало число студентов, явно понизился уровень преподавания. Университетские знания стали тормозом развития современной науки.
Реформа университетского образования началась в Германии только в конце XVIII века. Ее активным проводником был Вильгельм фон Гумбольдт. Уже к середине XIX столетия немецкие университеты по праву считались лучшими в Европе.
Итак, первые европейские Академии стали возникать в XVII веке. Именно тогда ослаб гнет церковного тоталитаризма и это не замедлило сказаться: в 1603 г. в Риме учреждается Академия деи линчеи (рысьеглазых, т.е. зорких), в 1635 г. во Франции по инициативе кардинала Ришелье – Национальная академия, в 1652 г. – Германская академия естествоиспытателей (Лео-польдина), в 1660 г.-Лондонское королевское общество, в 1700 г. в Берлине открылась Прусская академия наук. Таким образом, из ныне действующих Академий самая старая – Французская [61] [61] Копелевич Ю.Х., Ожигова Е.П. Научные Академии стран Западной Европы и Северной Америки. Л., 1989. 413 с.
[Закрыть].
Конечно, было бы наивно думать, что церковный гнет полностью убил научную мысль. Но 1200 лет интеллектуального удушья все же свое дело сделали. 12 веков – громадный срок. За это время сменилось 60 поколений. Люди не разучились думать, но утратили знания, Они не знали и не понимали даже того, что было хорошо известно ученым Античности. Науку как бы вывернули наизнанку: естественнонаучная картина мира сменилась на магическую, развились алхимия и астрология, процветала схоластика. Сегодня историки науки небезуспешно отыскивают рациональные зерна в работах средневековых алхимиков, находят положительные начала в герметизме, не без основания полагая, что именно в его корнях содержится генный набор современной науки.
Все эти факты хотя бы приблизительно позволяют понять – почему Петр Великий, черпая идейную основу своих реформ из богатого опыта западноевропейских стран, в вопросе организации ядра современной науки, пошел вразрез с этими традициями и начал сразу с создания Академии наук, минуя университеты. Петр прекрасно знал плачевное состояние европейских университетов его времени, он видел, что они не только не содействовали, но тормозили рост точного знания. “Изобретатели, видные исследователи математики и естествознания, которые работали в областях близких к жизни, стояли в это время в целом в стороне от университетов” [62] [62] Вернадский В.И. Труды по истории науки в России. Указ. соч. С. 173
[Закрыть]. К тому же нельзя сбрасывать со счета и характер преобразователя – его жгучее желание успеть сделать все основное самому, чтобы его преемники были поставлены перед необходимостью продолжать его дело. Все это вместе взятое и объясняет– почему интересы Петра лежали не в области образования, а были связаны только с приложением научных знаний к сиюминутным потребностям государства.
В.Н. Татищев записал любопытный разговор с Петром: “В 1724 году, как я отправлялся в Швецию, случилось мне быть у Его Величества в летнем доме; тогда лейб-медикус Блюментрост, яко президент Академии наук, говорит мне, чтоб в Швеции искать ученых людей и призывать во учреждающуюся Академию в профессоры. На что я, рассмеявся, ему сказал: «Ты хочешь сделать архимедову машину очень сильную, да поды-мать нечего и где поставить места нет». Его Величество позволил спросить, что я сказал, и я донес, что ищет учителей, а учить некого, ибо без нижних школ Академия оная с великим расходом будет бесполезна. На сие Его Величество позволил сказать: «Я имею знать скирды великие, токмо мельниц нет, да и построить водяную и воды довольно вблизости нет, а есть воды довольно во отдалении, токмо канал делать мне уже не успеть для того, что долгота жизни нашея ненадежна; и для того зачал перво мельницу строить, а канал велел токмо зачать, которое на следников моих лучше подучит к построенной мельнице воду привести»“ [63] [63] Там же. С. 174
[Закрыть]. Приведя эту запись В.Н. Татищева, В.И. Вернадс-кий далее заметил, что Татищев считает себя правым, а не Петра. “История показала противное”, – заключает В.И. Вернадс– кий [64] [64]Там же. С. 193
[Закрыть]. Не все, однако, столь однозначно. Тактически, конечно, прав был Петр, а вот стратегически, безусловно, Татищев, ибо время показало, что без образования, без свободной экономики наука оборачивается лишь красивым украшением европейского фасада необразованной России.
Итак, науку в Россию Петр решил завезти так же, как он привозил заморские диковинки для своей Кунсткамеры. Он искусственно привил науку на свои реформы. Но поскольку и сами реформы и наука, как их составной элемент, были силой навязаны России, то она не восприняла дух петровских преобразований, оставив в качестве наследия лишь новации бюрократического характера [65] [65] Сенат просуществовал 206 лет (с 1711 по 1917 год), Коллегии были заменены на Министерста в 1802 г. (См. Анисимов Е.В. Петр I… Указ. соч.)
[Закрыть]. К тому же наука, являясь продуктом культурного развития нации, не может существовать без своего питательного слоя, т.е. без развитой системы высшего образования. Можно пригласить десять гениев, но они не создадут научный социум, а без него результаты их труда повиснут в воздухе – они не будут востребованы страной, которая не нуждается в науке, а терпит ее. Абсолютно права Н.И. Кузнецова, что “вла-стителю – тирану нужны в лучшем случае жрецы, хранители сокрального знания, а не ученые – исследователи, культивирующие свободное познание, не признающие другого авторитета, кроме истины” [66] [66] Кузнецова Н.И. Социальный эксперимент Петра I и формирование науки в России // Вопросы философии. 1989. № 3. С. 50
[Закрыть].
… Итак, в деле организации Академии наук Петр оказался верен «подражательному» характеру своих реформ. Раз есть Академии почти во всех странах Европы, почему не быть ей в России? К тому же императора усиленно подталкивали к этому великий немецкий математик и философ Готфрид Лейбниц, да и профессор матеметики Галльского и Марбургского университетов Христиан Вольф. Еще в 1712 году Лейбниц писал Петру: “Провидение, по-видимому, хочет, чтобы наука обошла кругом весь земной шар и теперь перешла в Скифию, и потому избрало Ваше Величество орудием, так как Вы можете и из Европы и из Азии взять лучшее и усовершенствовать то, что сделано в обеих частях света” [67] [67] Ключевский В.О. Исторические портреты. М., 1990. С. 220
[Закрыть].
Г.Лейбниц оказался весьма настойчивым советчиком. Он неоднократно писал Петру об организации Академии, специально, чтобы обсудить этот вопрос, встречался с ним в Торгау на Эльбе (1711 г.), в Карлсбаде (1712 г.), в Пирмонте (1716г.). Действовал он явно от избытка энтузиазма, опираясь лишь на общие соображения о полезности науки для развития государ-ства и абсолютно не представляя российских реалий [68] [68] Герье В. Сборник писем и мемориалов Лейбница, относящихся к России. СПб., 1873. С. 76
[Закрыть]. Торопил Петра и Ф.С. Салтыков, отправленный царем в 1711 г. во Францию, Голландию и Англию, откуда и сообщал о всех «полезнос-тях», кои могли продвинуть реформы Петра [69] [69] Андреев А.И. Основание Академии наук в Петербурге // В кн.: Петр Великий. М.-Л., 1974. С. 284-333
[Закрыть].
В 1717 г., будучи во Франции, Петр I посетил Колледж Мазарини и Парижский университет. Беседовал с астрономом Ж. Кассини, математиком П. Вариньоном, географом Г. Делилем. 19 июня он участвовал в Экстраординарном собрании Парижской Академии наук, почетным членом которой его, кстати, избрали 22 декабря того же года [70] [70] Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Краткий исторический очерк. Т. I. М., 1977. 383 с.
[Закрыть].
Как и следовало ожидать, нетерпение Петра взяло верх. На поданной ему 11 июня 1718 г. записке Г. Фика под названием «О нетрудном воспитании и обучении росийских младых детей, чтобы оных в малое время в совершенство поставить», Петр начертал на полях: “Зделать Академию. А ныне приискать из русских, хто учен и к тому склонность имеет. Также начать переводить книги: юриспруденцию и протчии к тому “ [71] [71] Андреев А.И. Указ. соч. С. 284
[Закрыть].
Однако шедшая в те годы Северная война отнимала все силы царя и все финансовые ресурсы государства. Было не до науки. Но как только в 1721 г. она закончилась, да к тому же полной победой русского воинства, Петр смог сосредоточиться и на пролемах науки [72] [72] 30 октября 1721 г. в день празднования Ништадского мира Петр I принял от Сената титул «Отца Отечества и Императора Всероссийского». Россия стала Российской империей.
[Закрыть].
В феврале 1721 г. Петр Великий отправляет своего библиотекаря И.Д. Шумахера во Францию, Германию, Голландию и Англию с целью «приискания» ученых, пожелавших бы перебраться для работы в Петербург. В отчете царю Шумахер назвал имена более 50 человек, с которыми он завязал “кор-респонденцию” [73] [73] Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской Академии наук. Указ. соч. С. 50
[Закрыть].
Надо заметить, что в то время работа за границей считалась для ученого делом обычным, он выбирал для работы ту страну, где ему гарантировались лучшие условия. Много иностранцев трудилось в Парижской, Берлинской Академиях, а также в Лондонском Королевском обществе. И все же не было ни одной Академии, заполненной только иностранцами. Единственным в мире исключением стала Петербургская Академия наук.
Что же побудило ученых поменять комфортную Европу на северную столицу России? Мы отметили уже, что Петр стал оплачивать занятия наукой, забежав в этом отношении далеко вперед всех европейских Академий. Понятно, что на подобный шаг Петра подвигла не только особая его любовь к науке. Просто это стало той наживкой, на которую должны были клюнуть крайне бедствовавшие ученые Германии, Франции, Швейцарии. Однако подобный «сетевой» способ лова европейских умов сулил значительные издержки: наряду с действительно крупными талантами на зов Петра I откликнулись и бездари, и просто проходимцы, желавшие урвать легкий заработок в дремучей Скифии.
Характерное в этой связи свидетельство оставил швейцарский математик Иоганн Бернулли, два сына которого – Николай и Даниил – рискнули отправиться в Петербург: “… лучше несколько потерпеть от сурового климата страны льдов, в которой приветствуют муз, чем умереть от голода в стране с умеренным климатом, в которой муз обижают и презирают” [74] [74]Григорьян А.Т., Ковалев Б.Д. Даниил Бернулли. М., 1981. С. 46
[Закрыть].
В 1723 г. Петр вернулся из Персидского похода, выслушал доклад И.-Д. Шумахера и приказал своему лейб-медику Л.-Л. Блюментросту «сообразить» – сколько человек и каких специальностей потребно для Академии. Тот сказал – пять: астроном, географ, анатом, ботаник и химик. Все!? Блюментрост тут же предложил приплюсовать еще 4 – 5 человек [75] [75]Комков Г.Д. и др. Академия наук СССР. Т. 1. Указ. соч. С.27
[Закрыть].
Он же по поручению императора составил своеобразный научно-организационный проект «Академии наук и курьезных художеств». 13 января 1724 г. Петр подписал в Сенате «Опреде-ление об Академии». 22 января в Зимнем дворце с участием императора состоялось еще одно заседание Сената, на нем вновь обсуждали организацию Академии. Наконец 28 января 1724 г. Сенат на основании рассмотренного Петром «Проекта положения об учреждении Академии наук и художеств», им, кстати, так и не подписанного, издал Указ об учреждении Академии наук [76] [76] История Академии наук СССР. Т. I. М., 1958
[Закрыть]. Этому документу суждено было остаться в истории Академии наук всего лишь «проектом», и до 1747 г. Академия жила по сути без Устава, полагаясь лишь на монаршую милость да подчиняясь блажи и прихотям академических чиновников.
И все же любопытны те мысли «Проекта», которые легли в основу жизни Академии наук, ибо хорошо известно, что начальный импульс является наиболее долгоживущим, а время показало, что избранные Академией приоритеты оставались таковыми, почти без всяких изменений, без малого два столетия.
Согласно «Проекта» 1724 г. Академия провозглашалась “собранием ученых и искуссных людей”, они должны заниматься только наукой, а об “учении протчих никакого попечения не имеют” [77] [77] Уставы Академии наук СССР. М., 1974. С. 31
[Закрыть]. Этот параграф оказался на поверку чисто «бумаж-ным», ибо, во-первых, Академия стала не “собранием”, а государственным учреждением с жесткой чиновной регламентацией, а, во-вторых, организация в составе Академии наук гимназии и университета сделала последнюю декларацию абсолютно нереалистичной.
Помимо этого, «Проект» декларировал, что российская Академия пойдет своим путем, ибо нельзя “здесь следовать в протчих государствах принятому образу, но надлежит смотреть на состояние здешнего государства как в разсуждении обуча-ющих, так и обучающихся, и такое здание учинить, чрез которое бы не токмо слава сего государства для размножения наук нынешнем временем разпространилась, но и чрез обучение и роз-пложение оных польза в народе впредь была” [78] [78]Там же. С. 32
[Закрыть].
К параграфу, обязывающему каждого согласившегося от-правиться в Россию ученого захватить с собой одного – двух учеников, Петр собственноручно приписал: “Надлежит по два человека еще прибавить, которые из словенского народа, дабы могли удобнее русских учить, а каких наук написать имено” [79] [79]Там же. С. 38
[Закрыть]. Однако это указание монарха, особенно в первые годы, выполнить было нелегко – русские дети весьма неохотно шли постигать азы науки.
В феврале 1724 г. русским послам в Европе рассылается «Краткий экстракт» проекта Блюментроста. Цель одна – ознакомить Европу с намерением России и подобрать научные кадры для Академии.
Следует сказать и об источнике финансирования Академии. На том же «Проекте» Петр I сделал весьма симптоматичную запись: “Доход на сие определяетца 24912 рублев, которые збираютца з городов Нарвы, Дерпта, Пернова и Аренсбурха, таможенных и лицентных” [80] [80]Там же. С. 39
[Закрыть]. Как это понимать? Упомянутые четыре города отошли к России в итоге Северной войны. Это были пограничные города. Через них шла внешняя торговля и таможенные сборы оказались единственным финансовым источником, который российское правительство направило на содержане науки. Конечно, для оплаты труда первых 11 сотрудников Академии эта сумма была вполне достаточной, а ее происхождение принципиальной роли не играло, но сам расклад бюджета на 1725 г. весьма показателен: из 9 млн. 140 тысяч 900 рублей лишь 100 тысяч шло на Академию наук, Морскую академию, все виды школ и Медицинскую канцелярию [81] [81]Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской Академии наук. Указ. соч. С. 62
[Закрыть], наглядно фиксируя ставшее устойчивым пренебрежение государства к отечественной культуре, образованию и науке. Со времен Алексея Михайловича военные расходы составляли до 95 % российского бюджета [82] [82]Ракитов А.И. Указ. соч.
[Закрыть], а его сын, впервые столкнувшись с необходимостью прямых затрат на науку, связал их с доходной частью бюджета, поставив жизнь Академии наук в зависимость от дееспособности таможенной службы.
Два слова о проекте Л.Л. Блюментроста. Он прекрасно знал ситуацию в стране, а потому в своем проекте Академии наук предусмотрел, что она станет не только высшим ученым учреждением, но и высшим учебным заведением, да еще и гимназией для отроков. (Блюментрост объединил три разнородных учреждения по одной причине-так дешевле). Поэтому несколько первых десятилетий (до 1766 г.) Академия наук была Академией только по названию, функционировала она как своеобразный научный инкуботор с замкнутым циклом обучения.
В гимназию набирали детей с 6 лет. Клюнув на щедро раздаваемые обещания, многие родовитые семьи направили в Академию своих чад. Но уже вскоре наступило горькое разочарование: “Грубость и надменность преподавателей охладили в обществе охоту отдавать туда своих детей, так что туда начали поступать дети солдат и т.п.” [83] [83]Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. Указ. соч. С. 88
[Закрыть]. Стали брать с родителей подписку, что они от своих детей “вовсе… отказываются, и ни под каким видом впредь требовать не будут” [84] [84]Толстой Д.А. Академическая гимназия в XVIII столетии по рукописным материалам Архива Академии наук // Записки Императ. Академии наук. 1885. Т. 51. Кн. 1. Приложения. С. 49
[Закрыть]. Понятно, что социальная планка обучавшихся в этой гимназии резко понизилась, там в основном числились дети из бедных семей да из духовных семинарий. Невысокого мнения об этой гимназии был и М.В. Ломоносов. Состояние большей части учащихся он оценил как “бесполезное”. “В школы приходили в бедных рубищах, претерпевали наготу и стужу и стыдно было их показать посторонним людям. При том же пища их была весьма бедной и один иногда хлеб с водою. В таких обстоятельствах наука мало шла им в голову” [85] [85]Там же. С. 45-46
[Закрыть].
Академическая гимназия открылась в 1726 г. Набрали в нее 112 человек. Затем число обучавшихся в ней стало резко падать. В 1727 г. в гимназии осталось 58 человек, в 1730 – 15, в 1731 – 29, в 1732 – 22 человека.
И все же через эту гимназию прошли многие русские академики XVIII столетия: С.П. Крашенинников (академик с 1750 г.), С.К. Котельников (с 1756 г.), С.Я. Румовский (с 1767 г.), И.И. Лепехин (с 1771 г.), П.Б. Иноходцев (с 1779 г.), Н.Я. Озерец-ковский (с 1782 г.), В.М. Севергин (с 1793 г.), Я.Д. Захаров (с 1795 г.) и ряд других. Напрашивается, кстати, такая мысль: попадание русских ученых в Академию наук в первые десятилетия ее существования прямо зависело от плачевного состояния академической гимназии. Шли бы там дела лучше, многочисленные иностранцы, составлявшие в XVIII веке значительную долю интеллектуальной элиты России, конечно, обучали бы своих детей в этой гимназии и русским было бы сложно попасть не только в штат Академии, но даже и в гимназию.
Не лучше было и в академическом университете. Там функционировало три факультета: юридический, медицинский и философский. Студентов было мало, число профессоров зачастую превышало число студентов, а потому деление на факультеты оказалось номинальным – просто профессора по очереди всем сразу читали свои лекции каждый по своей специальнос– ти [86] [86]Копелевич Ю.Х. Первые академические студенты // ВИЕиТ. 1996. № 2. С. 4-15
[Закрыть]. К тому же невежество и безразличие к делу многих прибывших из-за границы профессоров – вот главное, что определяло атмосферу в этом академическом университете. Кстати, уже вскоре стало ясно, что занятие наукой – дело не перспективное: должностей никаких не сулило, в глазах света не возвышало. Общественное мнение науку не жаловало. Отсюда и отношение к ней даже со стороны тех, кто был призван учить и научаться этому ремеслу. Именно ремеслу, ибо наука в России сразу стала пониматься как разновидность рутинного ремесла, но ремесла явно не престижного. Даже через 20 лет после открытия Академии наук М.В. Ломоносов ее университет ни в грош не ставил [87] [87]Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. Указ. соч. С. 88
[Закрыть]. Он писал, что даже в 1758 году “при Академии наук не токмо настоящего университета не бывало, но еще ни образа, ни подобия университетского не видно” [88] [88] Цит. по: Ламанский Б.И. Ломоносов и Петербургская Академия наук. М., 1865. С. 23
[Закрыть]. Даже в конце XVIII века обучали в этом университете «индивидуально». Причина простая – ничтожное число студентов [89] [89]Кулябко Е.С. Замечательные питомцы академического университета. Л., 1977. 228 c.
[Закрыть].
Наконец, в научной части Академии Л.Л. Блюментрост предусмотрел три класса (Отделения, как бы мы сказали сегодня): математический, физический и гуманитарный. Первые два включали по 4 кафедры (по 4 вакансии академика), последний-три. Желающих отправиться в неведомую Скифию, пусть и на «довольное жалованье», найти было не просто. В феврале 1725 г. всем русским послам вновь были отправлены специальные указы, обязывающие их продолжить поиск ученых, причем таких, “чтоб по своим контрактам, без сумнения, следовали сюды, для которых здесь все потребное уготовление учинено, и будут содержаны у нас в особливом нашем призрении” [90] [90] Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. I. СПб., 1885. С. 92
[Закрыть].
В 1725 г. штат Академии был заполнен. В Петербург прибыли: из Германии Г. Байер (занимал кафедру греческих и римских древностей в 1725-1735 гг.), Г. Бюльфингер (логика и метафизика, 1725 г.), И. Дювернуа (анатомия, 1725 – 1741 гг.), Хр. Мартини (экспериментальная физика, 1725 г.), И.-П. Коль (кра-сноречие и церковная история, 1725-1727 гг.), Бекенштейн (пра-во, 1725-1735 гг.); из Швейцарии – Я. Герман (высшая математика, 1725 – 1730 гг.), Н. Бернулли (механика, 1725-1726гг.), Д. Бернулли (физиология,1725-1730 гг.) [91] [91] Название специальности соответствует той, которая была зафи-ксирована в штате Академии на 1725 г. Отмечены еще годы работы ученого именно по этой специальности.
[Закрыть]. Кроме того, на должность конференц – секретаря – историографа определили математика Хр. Гольдбаха да назначили двух адъюнктов: И. Вейтбрехта и Г. Миллера. Библиотекарем (по сути ученым секретарем) Академии был приставлен И.-Д. Шумахер. В начале декабря 1725г. Сенат назначил Л.Л. Блюментроста первым президентом Петербургской Академии наук.
Понятно, что у каждого приглашенного иностранца была своя «история», своя причина поменять благоустроенную, но неуютную лично для него Европу на никому неведомую Россию. А уже в Петербурге выяснилось – кто из них прибыл для занятий наукой, а кто за легким заработком. Как отмечается в «Истории Академии наук СССР», среди объявившихся в Академии иностранцев “попадались иногда и самозванцы, и явные бездельники, и авантюристы” [92] [92] История Академии наук СССР. Т. I. М., 1958. С. 36
[Закрыть].
Уже в 1727 г. в штате Академии значилось 84 человека, из них 17 академиков (тогда они назывались профессорами), в 1735 году штат вырос до 158 человек, зато число академиков упало до 14 человек.
Сам Петр Великий так и не дождался открытия Академии. Ее первое (рабочее) заседание состоялось 12 ноября 1725 г. Однако еще 15 августа Екатерина I приняла всех академиков, приглашенных в Петербург от имени Петра I. Профессор Я. Гер-ман заявил на этом приеме: “Вы не только не допустили упасть его (Петра. – С.Р.) предначертанию, но подвигли оное с равною энергиею и щедростию, достойной могущественной в мире Государыни” [93] [93]Анисимов Е. Россия без Петра. СПб., 1994. С. 63
[Закрыть]. Торжественное открытие Академии наук в присутствии императрицы Екатерины I произошло 27 декабря 1725г. На него были приглашены все любители «добрых наук». Происходило это торжество в доме Шафирова на Петербургской стороне в присутствии 400 гостей. (Как видим, Указ об учреждении Академии Сенат принял еще 28 января 1724 г., акт же ее открытия состоялся почти через два года. С тех пор историки так и не могут договориться о дате основания Академии наук).
… Итак, Петр создал Академию наук как обычное бюрократическое учреждение, правда привилегированное, ибо подчинил ее лично себе. Последствия подобной «милости» не замедлили сказаться: в продолжение всего XVIII века Академия была в значительной мере «придворным институтом», а задачей академиков – помимо научных исследований – стало развлечение монархов разными хитроумными приборами и заморскими диковинками [94] [94] Там же.
[Закрыть].
Правда, справедливости ради надо заметить, что в самые первые годы существования Академии условия для научного творчества были благоприятны еще и потому, что ученые в значительной степени были предоставлены сами себе, их пока ни о чем не просили, с них ничего не требовали. Просто Двору было не до Академии наук, ибо начавшаяся после смерти Петра I дворцовая чехарда отодвигала Академию в тень от докучливого монаршего зрака. Привело это к отчетливому расслоению внутри самой Академии: таланты проявили себя, а бездари стали кучковаться в различные академические группировки.
… Любопытен и такой разворот вопроса о принудительной посадке науки в российскую почву. В определенном смысле России повезло, но только она не могла этим воспользоваться. Дело в том, что когда история России, по терминологии С.М. Соловьева, перешла из юного возраста в зрелый, что случилось на рубеже XVII и XVIII веков, в Европе, как мы знаем, родилась современная наука. Поэтому сама судьба предоставила России сразу, с чистого листа включиться в «мировую научную работу». Однако чуда не произошло. Россия, как выражались в те времена, не была «приуготована» для этого процесса. На самом деле, для развития национальной науки недостаточно было организовать казенное научное учреждение – Академию наук, мало было пригласить несколько выдающихся ученых. Необходимо, чтобы вся инфраструктура страны оказалась заинтересованной в развитии научного поиска, чтобы результаты труда ученых были востребованы государством и пропитали политическую, экономическую и культурную ткань общества. Ничего этого в России первой половины XVIII века не было и быть не могло.
