Текст книги "Наука под гнетом российской истории"

Автор книги: Сергей Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

…После окончания Отечественной войны процесс обезмысливания науки продолжился, но имел он совсем иную подоплеку, чем ранее. Простым людям – и ученым в первую очередь – решили наглядно продемонстрировать неоспоримые преимущества всего советского: образа жизни, моральных ценностей, культурных и, конечно, научных достижений. Власть поняла главное: воины – победители, “прошагавшие пол-Европы”, воочию увидели иную жизнь и они могли начать сравнивать. А это было чревато. Поэтому большевики решили просто: для прославления всего советского использовать сам факт победы (раз победили фашизм – значит наши ценности выше), от остального мира изолироваться крепче прежнего и начать внушать советским людям патриотическую гордость за свою социалистическую родину. Так началась невиданная по своему размаху и примитивизму кампания по борьбе с космополитизмом и с преклонением перед иностранщиной.

Все свое возносилось до небес, все «оттуда» либо игнорировалось, либо сознательно извращалось. Понятно, что в науке к идеологическим клише довоенных лет, извратившим сам характер научного поиска, добавилась сознательная подтасовка фактов, идеальная возможность сведения счетов с более талантливыми коллегами и, конечно, оголтелый антисемитизм, ибо ярлык «космополит» просто эвфемистически замещал привычное русскому уху слово «жид».

Борьба с низкопоклонством оказалась материей двусторонней. Одна сторона материи – это абсолютное превосходство во всем советского строя. Превосходство априорное, аксиоматическое. Доказывать ничего не требовалось, надо было знать это и презирать все иностранное. Кто сомневался, на того мгновенно надевался шутовской колпак «низкопоклонца перед Западом». Оборотная сторона той же материи имела некоторое содержательное обоснование. Успешно продвигался невиданный по размаху атомный проект, и власти решили рассуждать по аналогии: раз с таким сложнейшим делом мы справляемся своими силами, то уж в какой-то там генетике и вовсе обойдемся без “вейсманистов-морганистов”. И, разумеется, изничтожим подброшенные «оттуда» буржуазные лженауки – кибернетику, социологию и пр. Коли ученый будет щепетильничать, непременно станет доискиваться до западного первоисточника и обнаружит, что идея оказывается «буржуазной», значит он – не советский патриот, он – космополит. Даже так – безродный космополит.

И пошло. И поехало…

Уже в печально знаменитом постановлении ЦК по поводу журналов «Звезда» и «Ленинград» говорилось, что советским людям чужд “дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада” [466]  [466] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и плену-мов ЦК… М… 1953. С. 1029


[Закрыть]. А раз чужд, значит наносен, значит его можно и нужно соскрести и вымести.

Борьбу с низкопоклонством начали размашисто, она стала идеологической доминантой всех сфер деятельности. Если раньше партийные установки как бы нанизывались на центральную концептуальную базу науки, то теперь дошло до прямого искажения и подлога научных фактов. Науку замусорили так, что историческую истину в ней стало разглядеть невозможно. “Самая передовая и самая прогрессивная в мире советская наука” стараниями борцов с низкопоклонством была списана мировой цивилизацией в отходы научного прогресса. Раз СССР считает, что он – родина слонов, пусть себе тешится.

Возможно, ученые и понимали в душе, что все это – не более, чем очередная партийная дурь. Но страх, посеянный годами взбесившегося ленинизма, так прочно укоренился в душах, что к этой дури они отнеслись вполне серьезно и втянулись в беспощадную войну с космополитами. Причем многие отдавались этому делу с душой, они искренне верили в то, что делали, ибо подобное «творчество» не требовало мозговых усилий и люди в научном отношении бездарные легко могли на этой «патриотической волне» стать и докторами наук и академиками. А «низкопоклонцам» ничего не оставалось как слушать, соглашаться и каяться.

Любопытно следующее. Борьба с космополитами была не более чем политической кампанией, она озвучивалась и подавалась в нужной патриотической тональности только для масс. Когда речь заходила о делах серьезных, связанных с работами на военно – промышленный комплекс, то там подобный «па-триотический зуд» не только не поощрялся, за него даже наказывали. В военно – технической сфере надо было не презирать западное, надо было брать у них все лучшее, а затем, понятное дело, выдавать за свое.

Так, академика П.Л. Капицу 17 августа 1946 года постановлением Совета министров, подписанном Сталиным, сняли с должности начальника Главкислорода и директора Института физических проблем, в частности за то, что он занимался “только экспериментальной работой и своими установками, игнорируя лучшие заграничные установки и предложения советских ученых” [467]  [467] Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989. С. 271


[Закрыть].

В этом деле выявилась, кстати, еще одна чисто российская «особость». Когда делается что-то крайне нужное и, что важно, срочное, то чиновничество начинает бояться инициативы и всячески глушит собственное творчество тех, кому поручено это дело. А вдруг не получится? А вдруг наше будет хуже? Так и в деле Капицы. Он шел в деле получения жидкого кислорода своим путем. Тут же нашлись доброхоты и завалили письмами-доносами Берию. За Капицу взялись всерьез. Но получился характерный курьез. На Западе знали работы Капицы, ценили их и разработанную им технологию применяли у себя, причем даром. Получилось, что там делали «по Капице», а Капица – под домашним арестом за то, что не копировал западный опыт, а шел в науке своим путем. Такие вот чудеса.

Итак, в 1946 году был дан старт борьбе с низкопоклонством. Жданов стал учить хорошему литературному вкусу, Сталин занялся вопросами языкознания, а весь ЦК вдруг так сильно возлюбил самую передовую в мире советскую науку, что отечески попенял не знающим себе подлинной цены ученым за низкопоклонство перед Западом, за излишний космополитизм. В науке стали очень популярны дружеские дискуссии, после которых одна из сторон пополняла бараки ГУЛага, где доучивалась и перековывалась.

У Сталина и его интеллектуального окружения на все доставало времени. Дел, ведь, после войны особых не было и можно было почитывать журналы, слушать оперы, смотреть фильмы да щедро раздавать направо и налево ценные указания. Не зря Сталина величали “корифеем советской науки”. Только подлинный корифей энциклопедических познаний мог с равным успехом разбираться и в генетике и в западноевропейской философии. Нашего корифея интересовало все, ничто не могло ус-кользнуть от его всевидящего зрака.

Зловонная волна нещадной борьбы с «безродными космополитами» подняла со дна всю тину и прежде всего привела к рецидиву извечной российской болезни – антисемитизму. Он в конце 40-х – начале 50-х годов разгулялся не на шутку. Еще Бердяев точно подметил, что “в основе антисемитизма лежит бездарность”. Так оно и есть. Самые никчемные, самые серые творцы советской науки и культуры с удовольствием напялили на себя псевдорусский кафтан из словесной патриотической шелухи и стали бичевать ею тех, кто еще пытался хоть как-то, не унижая достоинства, делать свое дело…

Любая борьба, развернутая коммунистами под любым соусом, всегда оборачивалась только одним: борьбой с мыслью, схваткой с разумом. И на переднем крае любой такой борьбы всегда оказывалась несчастная наука, ибо разум – как-никак – бытие науки. Лиши науку разума, обезмысли ее и она мгновенно перельется в иную форму – как бы науки. Противостоять этому безумию было практически невозможно. Оно было всеохват-ным. Единицы пытались как-то протестовать, еще немногие – «спасительно молчали», большинство же играло во все эти дебильные игры с чувством гордости, с раздутой грудью и высоко вскинутой патриотической головой.

Приведу лишь выборочную хронологию искренней заботы партии и правительства о расцвете советской науки и культуры за время агонии взбесившегося ленинизма.

В 1946 г. появились постановления ЦК ВКП(б): уже упоминавшееся “О журналах «Звезда» и «Ленинград»“, линчевавшее А.А. Ахматову и М.М. Зощенко; “О репертуаре драматических театров” (август) и “О кинофильме «Большая жизнь»“ (сен-тябрь).

В 1947 г. академик Г.Ф. Александров опубликовал книгу «История западноевропейской философии». Сталин, разумеется, ее прочел и усмотрел в ней коренной недостаток: историю академик изложил не с классовых позиций. Пришлось написать критическую статью и дружески попенять ученому. Такое внимание отца науки обязывало. Надо было немедля отрапортовать вождю, что советская философия не дремлет и готова поставить на место заблудшего академика, а заодно и прочих недоумков, предпочитающих Канта и Гегеля Марксу и Ленину. Цвет отечественной философии, академики М.Б. Митин, П.Ф. Юдин, П.Н. Поспелов не жалели сил, размазывая по марксистскому наждаку своих коллег. От отечественной философии и так в те годы оставалось лишь туманное воспоминание, его еще хранили некоторые философские старцы, а после дискуссии 1947 г. философия практически перестала существовать… [468]  [468] См. Дискуссия по книге Г.Ф.Александрова “История западно-европейской философии”. 16-25 июня 1947 г. Стенографический отчет // Вопросы философии. 1947. № 1. С. 5-501. Дискуссию вел лично А.А.Жданов. В том же году навели “философский порядок” и в физике, проведя дискуссию по статье М.А.Маркова “О природе физического знания” // Вопросы философии. 1947. № 2. В этой дискуссии зафиксировали параллель между философскими вопросами естествознания и философскими вопросами марксизма – ленинизма. А поскольку у М.А. Маркова шла речь о специфике познания микромира, а она безусловно есть, то сделали вывод, что подобный подход – просто субъективный идеализм и более того – сознательный отход от марксизма. Статью М.А.Маркова обсудили и осудили все физические институты страны. (См. Сонин А.С. Разгром “физического идеализма”. Об одной философской дискуссии // Вестник АН СССР. 1991. № 12. С. 103-114).


[Закрыть].

13 ноября 1947 г. на заседании Ученого совета физического факультета МГУ космополитам был дан решительный бой [469]  [469] Сонин А.С. Несколько эпизодов борьбы с “космополитизмом” в физике // Вестник АН СССР. 1990. № 8. С. 122-123


[Закрыть]. Почвенниками, разумеется, были профессора классической советской генерации – они куда больше преуспели в общественной и партийной работе, чем в науке. На «космополитов» напустились профессора В.Н. Кессених, А.К. Тимирязев, А.А. Соколов. Били самых известных, самых даровитых – академиков В.А. Фока, Л.Д. Ландау, М.А. Леонтовича, профессора В.Л. Гинзбурга и др. За что? За обилие ссылок на иностранные работы, за то, что на международных конференциях делали доклады на английском языке, за членство в иностранных научных обществах, за работу в редакциях международных журналов, за публикацию незавершенных работ, разглашающих «государственную тайну» и т.п. Одним словом, такие помои стеснялись выливать на головы ученых даже в 1937 году.

Наконец, для наиболее несговорчивых ученых постано-влением ЦК ВКП(б) и Совета министров от 28 марта 1947 г. ввели так называемые «суды чести». Поначалу они устраивали разборки в Минздраве, Минторге и Минфине: публично боролись с проступками, ронявшими “честь и достоинство советского работника”. Но этого показалось мало. Решили расширить их сферу: публичные шоу ставились повсюду, даже в ЦК, где честь мог обронить, разумеется, только мелкий клерк.

Не осталась в стороне и наука. Здесь главным прегрешением считалась публикация в иностранной печати. 5-7 июня 1947 г. в одном из театров Москвы слушалось дело члена – корреспондента АМН СССР Н.Г. Клюевой и заведующего кафедрой гистологии МГУ профессора Г.И. Роскина. Грех их был страшен, замахнулись они на святое: эти горе – ученые возжелали напечатать в США свою книгу «Биотерапия злокачественных опухолей», изданную в 1946 г. в Москве. Суд коллег, надо сказать, наиболее беспощаден, ибо ими, помимо идеологического дурмана, движет еще страх и зависть. А суды эти были наделены широкими полномочиями – их решения могли передаваться в органы и обжалованию не подлежали. После упомянутого нами процесса на 10 лет осудили профессора В.В. Парина, как пособника преступления своих коллег, сняли Министра здравоохранения Г.А. Митерева, а ЦК ВКП(б) осенью 1947г. специально по этому «делу» принял «закрытое письмо», оно должно было подстегнуть и активизировать другие суды. Тактика гениальная: кто усомнится в заботе партии о науке и научной интеллигенции? – ведь ученых судят ученые. Им виднее, кто уронил честь и достоинство и они сами очистят свои ряды от ненужных отбросов.

21 октября 1947 г. суд чести выбрали и в Академии наук. На этом заседании с правом решающего голоса присутствовало около 1300 человек и среди них десятки выдающихся ученых, вынужденных участвовать в этом навязанном им действе. С докладом «О достоинстве советского ученого» выступил академик С.И. Вавилов [470]  [470] См. ВИЕиТ. 1991. № 2. С. 45


[Закрыть]. Как водится, приняли обширную резолюцию. В ней осуждалось “низкопоклонство перед Западом”; вождя, друга и учителя советских ученых товарища Сталина заверили, что “весь коллектив Академии наук” беспременно выполнит любое его указание…

1948 год знаменит особо. Это год сессии ВАСХНИЛ и постановления ЦК ВКП(б) “Об опере В. Мурадели «Великая дружба»“.

Генетика – одна из немногих наук, в развитии которой русские ученые еще в 20-х годах добились впечатляющих успехов. Но она слишком сложна для восприятия “народными академиками”, к тому же оперирует понятиями, вовсе им чуждыми – гены, хромосомы, мутация. Зачем весь этот буржуазный бред, когда советские люди нуждаются в хлебе уже сегодня и советские аграрии, вооруженные самым передовым в мире мичуринским учением, обеспечат хлебом страну «без ген и хромосом».

Сталину подобная логика показалась более чем убедительной. Он вообще считал, что в науке все должно быть ясно и неучу. Дал добро на творческую дискуссию о путях развития советской биологической науки.

В августе 1948 г. она состоялась. Пути были очерчены четко: “вейсманистам – морганистам” – на Колыму, а “мичурин-цам” – на университетские кафедры и в академические кресла.

… В 1939 г. еще дозволялось критиковать Т.Д. Лысенко. В одном из номеров «Социиалистического земледелия» за тот год на Лысенко наклеили ярлык «ламаркиста». 19 марта 1939 г. Вернадский отмечает в дневнике: “Это правда, но удивительно, что ламаркизм или дарвинизм могут являться мерилом политичес-кой благонадежности” [471]  [471] Вернадский В.И. Дневник 1939 года. Указ. соч. С. 21


[Закрыть]. Вернадский этого не понимал, зато Лысенко усвоил быстро и сам стал щедро развешивать подобные бирки на всех своих идейных противников. А чтобы им было неповадно подавать ответные реплики, он теперь ссылался на мнение ЦК, а то – и самого товарища Сталина. Этот аргумент убивал наповал, иногда и в прямом смысле слова.

Прием оказался заразительным. О.Б. Лепешинская, решившая заняться научной работой, когда уже следовало получать пенсионное пособие, на мелочи не разменивалась [472]  [472] Рапопорт Я. Недолгая жизнь “живого вещества” // Своевременные мысли, или Пророки в своем отечестве. Л., 1989. С. 124-145. (О.Б.Лепешинская, “старушка небольшого роста, не выпускающая палку из рук”, в науке ничего не умела, но все знала. Свои “резуль-таты” достигала не просто примитивными, но безграмотными методами. Верила в них исступленно. Свое учение о “живом веществе” создала быстро. Суть его в том, что ростки жизни содержатся в любой части растения – потому и “живое вещество”. Растолки семена в порошок, они все равно прорастут. Поначалу все относились к ее откровениям снисходительно: все же 80 лет от роду, к тому же наука для нее – она сама это говорила – увлечение. Ан, нет. Лукавила старушка: не хобби. Она преподносила свое “учение” как революцию в биологических науках. В 1950 году исследования О.Б.Лепешинской обсуждались на закрытом совещании в Академии наук. Вел его А.И.Опарин. Оно стало своеобразным апофеозом еще одного позорища советской обезмысленной науки).


[Закрыть]. Ей было некогда ими заниматься. Она с налета ворвалась в науку и, разумеется, только на основе марксистско – ленинской методологии и творческого использования идей Лысенко сразу ошеломила видавших виды биологов: она установила, что клетки “ро-ждаются из живого вещества”. Все так и остались с раскрытыми от недоумения ртами, ибо старая большевичка в 1952 г. заявила ученым, что рукопись ее основополагающего труда «Происхож-дение клеток из живого вещества» прочел и одобрил т. Сталин. Теперь, мол, дело за вами. Одобряйте и вы. И одобрили. Хотя прекрасно уже тогда было ясно, что это классический параноидальный бред недоучки. Но трактовать происхождение клеток не по Лепешинской было равносильно агитации против советской власти.

… После печально известной сессии ВАСХНИЛ 1948 г. с поста академика – секретаря Отделения биологических наук был немедленно снят академик Л.А. Орбели. Реакция почетного члена АН СССР (с 1942 г.), президента Лондонского королевского общества нейрофизиолога Генри Дейла была такой же стремительной: он попросил не считать его более членом советской Академии. В письме на имя С.И. Вавилова Генри Дейл указал, что разногласия с Т.Д. Лысенко не могут быть поводом для столь резких дискриминационных акций против академика Орбели: “… Из заявлений самого Лысенко ясно, что его догмат установлен и насильно введен Центральным комитетом коммунистической партии как отвечающий политической философии Маркса и Ленина. Многие из нас, г-н Президент, с гордостью считали, что в науке, общей для всего мира, нет политических границ… Однако теперь эта наука должна быть отделена от советской науки и порицаема как «буржуазная» и «капиталисти-ческая»… С тех пор как Галилей угрозами был принужден к своему историческому отречению, было много попыток подавить или исказить научную истину в интересах той или иной чуждой науке веры, но ни одна из этих попыток не имела длительного успеха. Последним потерпел в этом неудачу Гитлер. Считая, г-н Президент, что Вы и Ваши коллеги действуете под аналогичным принуждением, я могу лишь выразить Вам свое сочувствие” [473]  [473] Григорьян Н.А. Ученый и власть. Новые архивные материалы об академике Л.А.Орбели // Вестник АН СССР. 1991. № 3. С. 63-64


[Закрыть].

В годы бездарного ленинизма подобное письмо тут же переправили бы в спецхран, удовлетворив просьбу английского ученого «в рабочем порядке». Но в 1948 г. мера идеологической самодостаточности была столь велика, что партийные надзиратели за Академией наук вынудили С.И. Вавилова дать открытый бой зарвавшемуся англичанину. Его письмо обсуждалось на Общем собрании. И более того, Л.А. Орбели заставили отмежеваться от непрошенной поддержки и призвать своих советских коллег исключить Генри Дейла из Академии наук. Само же его письмо, как посчитало Общее собрание, было “направлено против науки и демократии”. Вот, оказывается, как.

Дейл, конечно, понял, кто заводил механизм этого кукольного представления. И был абсолютно прав в том, что даже научные изыски, укореняющиеся на марксистской почве, неизбежно становятся догмой, причем догмой с политическим окрасом; она, как ржа, разъедает тело науки и та, сама того не замечая, мгновенно превращается в страшную карикатуру на самое себя. Дейл все это, повторяю, прекрасно понял. А вот Л.А. Орбели, видимо, забыл законы стаи, а скорее все же у 66-летнего ученого просто не было сил – он дал в 1948 г. слабину и ему это не простили. Уже в 1950 г. на совместной сессии АН и АМН СССР (“павловская сессия”) его добили окончательно. Здесь придворным хором «верных павловцев» дирижировал академик К.М. Быков. И он и Орбели – ученики великого Павлова. Но, как оказалось, ученики разные.

1949 год также по-своему примечателен. Советские ученые (настоящие, разумеется) гордо вскинули свои патриотические головы и с презрением огляделись окрест. Всякая несоветская наука теперь искренне ими презиралась, а те недобитки, которые почитали теорию относительности Эйнштейна, теорию резонанса Полинга, ту же генетику были объявлены безродными космополитами и облиты всенародным презрением. А упомянутые теории полностью разоблачены. Объявили заодно буржуазными лженауками кибернетику, социологию, генетику, евгенику. Те же, кто имел наглость их разрабатывать, теперь переквалифицировались в кочегаров, истопников и дворников. Пусть знают, что значит сидеть на шее трудового народа.

24 мая 1949 г. в борьбу с «космополитами» включился и Физический институт Академии наук. Выступивший там президент Академии наук и директор этого института академик С.И. Вавилов, заявил четко и недвусмысленно, что уже вся страна борется с «космополитизмом», настал, мол, и наш черед. Спектакль разыграли по заранее отработанному сценарию: сначала громили «космополитов» В.Н. Векслер, Б.М. Вул, заместитель по режиму генерал Ф.П. Малышев, затем «космополиты» Я.Л. Альперт, С.М. Рытов, В.Л. Гинзбург и др. каялись и обещали забыть английский язык [474]  [474] Сонин А.С. Несколько эпизодов борьбы… Указ. соч.


[Закрыть].

А что в итоге? Закрыли физические журналы «Acta physicochimica USSR» и «Journal of the Physices USSR». Издавались они с 1932 г. и пользовались за рубежом большой популярностью. Теперь пусть весь мир читает на русском. Хватит преклоняться.

Настал и момент подлинного патриотического экстаза: профессора Н.А. Тананаева пригласили в редколлегию журнала «Chimica analytica acta», но тот с брезгливостью отказался – как он может сотрудничать с журналом, в котором не признают “язык – герой, язык, которым разговаривает Красная Армия, избавившая европейские народы и их языки от нацистского ига” [475]  [475] См. Вестник высшей школы. 1948. № 3. С. 8


[Закрыть].

Так было во всех без исключения науках.

И 1950 год оставил свой зловещий след в советской обезмысленной науке. И.В. Сталин осчастливил науку своим гениальным трудом «Марксизм и вопросы языкознания», а физиологи провели свою знаменитую «павловскую» сессию Академии наук и Академии медицинских наук. Здесь ученых наставлял битый, но осознавший свои грехи философ Г.Ф. Александров. Теперь он не мог допустить, чтобы пищеварение у собак изучалось не по Марксу. Многие ученые после этой дружеской дискуссии встретились на Колыме со своими коллегами – генетиками.

В 1951 – 1952 гг. сцепились в принципиальной схватке ге-ологи. В этой науке существует только один способ познания прошлого, удаленного от нас на сотни миллионов лет – это актуализм, т. е. принцип сравнения прошлого с настоящим. Но оказалось, что методология актуализма порочна, ибо она «метафизична», да к тому разработана англичанином Ч. Лайелем. Советским геологам это не подходит. Они в своих исследованиях теперь будут опираться на некую “теорию развития”. Правда, никто так и не подсказал – в чем же ее суть [476]  [476] Романовский С.И. На пути к теоретической литологии (дис-куссия 1950-х годов) // ВИЕиТ. 1992. № 2. С.28-37


[Закрыть].

После смерти Сталина борьба с низкопоклонством асимптотически сошла на нет. Но рецидивы этой кампании живы и по сей день. Ибо укоренились они в благодатной почве национальной самодостаточности, через нее трассируется и особый путь развития России, и все «особости» нашей национальной науки.