355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Гусев-Оренбургский » Багровая книга » Текст книги (страница 4)
Багровая книга
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:09

Текст книги "Багровая книга"


Автор книги: Сергей Гусев-Оренбургский


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

   39

   ...На минуту стихло, вижу – солдаты с нагайками расхаживают по площади... бьют, чтобы вставали... я поднялся, взял в сторону... перескочил через забор... забежал в сад...

   Вскочил в уборную.

   Там было уже четверо... я пятый.

   Один увидал, что недалеко от забора лежит его раненый сын. Видно после того, как пуля его поразила, он имел силы немного бежать. Отец побежал и тоже втащил его к нам.

   Я сел.

   И отец положил его ко мне на руки.

   У меня на руках он и скончался.

   ...Вся площадь синагоги была покрыта убитыми и ранеными. К раненым не пускали и многие из них испускали дух, беспомощно лежа посреди площади. С мертвых и раненых солдаты снимали одежду и оставляли лежать голыми.

IV

Проскуровская кровавая бойня

   Проскуров является самым оживленным городом в подольской губернии. Население его простирается до пятидесяти тысяч человек, из них до двадцати пяти тысяч евреев. Город охранялся милицией, подчиненной коменданту. Дума, не доверяя всецело милиции, организовала собственную, так называемую квартальную охрану. Во главе ее стояло бюро, с председателем христианином Рудницким и товарищем председателя евреем Шенкманом. Состоя преимущественно из евреев, охрана эта не пользовалась расположением коменданта Киверчука, и он чинил ей всякие затруднения, отбирал оружие и т. д. В Проскурове еще во времена царя имелись все легальные и нелегальные партии. При смене власти, и с воцарением директории, сохранились в Проскурове и большевистские ячейки, но существовали нелегально. Вообще же все социалистические фракции, не исключая и большевиков, были объединены в общей организации, возглавляемой бундовцем Иоффе.

   Недели за три до того, о чем повествует эта история, случилось обстоятельство, оказавшееся для Проскурова роковым.

   В Виннице состоялся съезд большевиков.

   Он вынес резолюцию о поднятии большевистского восстания во всей подольской губернии, причем днем восстания было назначено 15 февраля. Во главе большевистских организации в других местах стояли более серьезные люди, признавшие, что момент для выступления является не подходя-

   40

   щим. В Проскурове же во главе большевистской ячейки стояли люди слишком юные и малосознательные. Помимо того, было еще одно существенное обстоятельство, побудившее проскуровских большевиков начать выступление: в городе были расквартированы два полка, определенно большевистски настроенные. На поддержку их большевики и рассчитывали.

   В начале февраля приехал атаман Семесенко.

   Он приехал во главе запорожской казацкой бригады, а вместе с ней появился и третий гайдамацкий полк.

   Появление этого полка вызвало среди евреев тревожное настроение. Полк этот вел себя вызывающе и у него было погромное прошлое. Но атаман Семесенко вел себя очень корректно. Он послал в типографию наказ, в котором объявлял, как начальник гарнизона, что всякая агитация против существующей власти будет караться по закону военного времени, равно как и всякие призывы к погрому, причем уличенные в таком призыве будут расстреливаться на месте. Передавали также, что на одной из станций он расстрелял казацкого офицера за попытку грабежа. К атаману отправился товарищ председателя квартальной охраны Шенкман, чтобы лично с ним познакомиться. Атаман его любезно принял, обещал снабдить охрану оружием и оказать ей всякое содействие к предотвращению погромов.

   Между тем комендант Киверчук, осведомившись об этом, распорядился, чтобы набранный в типографы наказ не был опубликован.

Большевистское выступление

   До Иоффе тем временем дошел тревожный слух, будто в Проскурове затевается переворот, и что в штабе коменданта уже определенно говорят, что намечена и будущая большевистская власть с Иоффе во главе. Обеспокоенный Иоффе вызвал представителей фракции. Представители коммунистической партии заявили, что восстание действительно подготовляется и уже формируется будущая власть. На протесты представителей других фракций и указание, что восстание это их приведет к краху, а евреев к погрому, они ответили, что восстание одновременно произойдет по всей Подольской губернии и что в Проскурове на стороне восставших будет часть гарнизона и 16 деревень готовятся придти на подмогу.

   В пятницу вечером, 14 февраля, в бюро квартальной охраны явилось два молодых человека из большевистской фракции и объявили, что на 12 часов ночи назначено выступление.

   – Какую позицию займет квартальная охрана?

   Им было отвечено:

   41

   – Квартальная охрана – организация беспартийная, она будет нейтральна.

   При этом Шенкман указал на несвоевременность выступления и на то, что это обязательно приведет к еврейскому погрому.

   Но ему ответили:

   – Выступление общегубернское, и благоприятный исход его обеспечен.

   Bсе члены квартальной охраны заявили, что они никакого участия в политическом выступлении принимать не будут.

   Образовался уже и большевистский ревком.

   Шенкман зашел в Ревком.

   Убедившись, что работа у большевиков не налажена и что предполагаемое выступление окажется, по его словам, блефом, он обратился к наиболее серьезному большевику с указанием на вред этого выступления.

   Но было уже поздно.

   ...В шесть часов утра раздались выстрелы...

   Восстание началось.

   Большевики захватили почту и телеграф, арестовали коменданта Киверчука, считая его, не без основания, опасным черносотенцем и погромщиком. В центре города открыли свой штаб. В казармах разбудили спавших солдат и объявили им, что восстание началось, и предложили им выступить против петлюровских войск, сконцентрированных в вагонах за вокзалом.

   На указание солдат:

   – У нас же нет пулеметов.

   Ответили:

   – Пулеметы имеются у крестьян, которые уже приближаются к городу.

   Тогда солдаты арестовали своих офицеров.

   Захватили полковое оружие и выступили по наплавлению к вокзалу. Там они открыли огонь по вагонам, где находились гайдамаки и другие казачьи части. Но когда те вышли из вагонов и солдаты убедились в их многочисленности, они отступили к своим казармам.

   Казаки гнались за ними.

   Начали обстреливать казармы.

   Тогда солдаты рассеялись по разным направлениям и скрылись от преследования.

   Между тем у штаба толпились рабочие, вооруженные, и в солдатской одежде. Заметив приближающуюся от вокзала верхом на лошадях казацкую сотню, они говорили между собой:

   42

   – Они с нами.

   Но тут раздалась громкая команда:

   – Заряжать ружья! И раздался залп.

   Последние остатки большевиков разбежались.

Клятва смерти

   Стрельба взволновала представителей города, и они стали собираться в думе. Городской голова отправился в комендатуру, но там никаких сведений не дали. Он уже собрался уходить, как к комендатуре подъехал Киверчук, только что освобожденный из-под ареста.

   На вопрос:

   – Кто же Вас арестовал?

   Он ответил:

   – Жиды – члены квартальной охраны.

   И прибавил, что вместе с ними выступил против него его ординарец.

   – Я его только что собственноручно застрелил.

   Атаман Семесенко, на этот раз в полном согласии с Киверчуком, вступил в исполнение обязанностей начальника гарнизона. Вступление свое он ознаменовал пышным угощением гайдамаков. За обедом обильно угостил их водкой и коньяком. А потом обратился к ним с речью, в которой обрисовал тяжелое положение Украины, а также понесенные ими труды на поле сражения. И отметил, что самым опасным врагом украинского народа и казаков являются жиды.

   – Их необходимо вырезать для спасения Украины и самых себя.

   Он потребовал от казаков клятвенного обещания в том, что они выполнят свои священные обязанности:

   – Вырежут еврейское население.

   Но при этом они также должны поклясться, что жидовского добра грабить не будут, так как грабеж не достоин казаков.

   Казаки были приведены к знамени.

   Они присягнули, что будут резать, но не грабить.

   Кровавая клятва смерти была дана.

   Когда один полусотник предложил вместо резни наложить на евреев контрибуцию, то Семесенко крикнул ему:

   – Расстреляю!

   Нашелся также один сотник, который заявил, что он не позволит своей сотне резать невооруженных людей. Он имел большие связи в правительстве Петлюры, и Семесенко не решился его трогать, только отправил его сотню за город.

   43

   Казаки выстроились в походном порядке.

   С музыкой впереди и с санитарным отрядом отправились они в город.

   Прошли по главной улице.

   В конце ее разбились на отдельные группы и рассыпались по боковым улицам, сплошь населенными евреями.

   А еврейская масса...

   Она даже не была почти осведомлена о происшедшем большевистском выступлении. Привыкнув последние время ко всякого рода стрельбе, она не придала особого значения тем выстрелам, которые раздавались утром. Эго было в субботу, и правоверные евреи с утра отправились в синагогу, а затем, вернувшись домой, сели за субботнюю трапезу. Многие, согласно установившемуся обычаю, поели субботнего обеда, легли спать.

   ...И проснулись от грозного гула беды...

Истребление

   Ангел смерти стучал в их двери.

   Рассыпавшиеся по еврейским улицам казаки, группами от пяти до пятнадцати человек, с совершенно спокойными лицами входили в дома.

   Вынимали шашки.

   И начинали резать бывших в доме евреев, не различая ни возраста, ни пола.

   Они убивали стариков, женщин, детей....

   ...Даже грудных младенцев...

   Не только резали, но наносили также колотые раны штыками. К огнестрельному оружию они прибегали лишь в том случае, если отдельным лицам удавалось вырваться на улицу,– тогда вдогонку посылалась пуля.

   Евреи прятались по чердакам и погребам.

   С чердаков их стаскивали вниз.

   И убивали.

   В погреба бросали ручные гранаты.

   По показанию Шенкмана,– казаки убили на улице, около дома, его младшего брата, а затем ворвались в дом...

   И раскололи череп его матери.

   Прочие члены семьи прятались под кроватями.

   Но маленький братишка увидел смерть матери.

   Вылез из-под кровати.

   ...Начал целовать ее труп...

   Зарубили ребенка.

   Не вытерпел и старик отец.

   Вылез из-под кровати.

   ...Убили двумя выстрелами...

   44

   Затем они подошли к кроватям и начали колоть лежавших под ними.

   Сам Шенкман случайно уцелел...

   Истребление шло полным ходом.

   К дому Зальцфупа казаки подошли с пулеметами и санитарным отрядом. По команде:

   – Сто-ой!

   Выстроились цепью.

   Начали тут же точить оружие.

   Затем раздалась команда.

   – За дело!

   И казаки бросились в дом.

   В нем вырезали всю семью.

   Осталась в живых одна девушка, получившая 28 ран.

   ...В доме Блехмана убито шесть человек,– у одного расколот череп пополам, а девушка ранена в заднюю часть тела, для чего было приподнято платье.

   В доме Крочака первым делом разбили вдребезги все окна.

   Часть вошла в квартиру, часть осталась на улице. Вошедшие схватили старика Крочака за бороду, потащили к кухонному окну и выбросили его к тем, которые стояли на улице, где его и убили. Затем они убили старуху-мать и двух дочерей, а бывшую у них в гостях барышню за косы вытащили в другую комнату.

   ...Затем...

   ...Выбросили на улицу, где она была зверски убита...

   После этого вновь вернулись в дом и нанесли несколько тяжелых ран 13-летнему мальчику, который впоследствии совершенно оглох.

   Старшему брату его они нанесли 9 ран в живот и бок, говоря:

   – Теперь мы уже с ним покончили.

   ...В доме Зазули убита дочь, которую...

   ...Долго мучили...

   Мать предлагала убийцам деньги.

   Но они отвечали: мы только за душой пришли.

   ...В доме Хеселева зарезали 8 человек и, выйдя оттуда,– начали чистить в снегу свои окровавленные шашки. Из гостиницы "Франция" выбежал старик хозяин и метался, преследуемый. За ним бегали дети старика и молили о пощаде. Смеялись над их смешными жестами...

   Убили.

   45

   ...Из дома Потехи сын окольными путями увел старуху мать к знакомым полякам. Но те наотрез отказались принять их.

   Ему удалось приютить ее у знакомых евреев. Сам же он вернулся к семье, но уже застал всех в доме Потехи вырезанными. Старуха хозяйка дома была настолько изрублена, что он мог узнать ее лишь по фигуре. Возле нее лежал изрубленный саблями и исколотый штыками ее сын. Убита была также младшая дочь, а средняя тяжело ранена.

   ...и еще... и еще...

   По лестнице стекала кровь и жутко капала.

   Он смотрел и чувствовал, что у него мутится.

   В дом, любопытства ради, зашли соседи христиане.

   Он обратился к ним с просьбой помочь уложить раненых на кровати.

   Но те отказались.

   Лишь один, по фамилии Сикора, оказал помощь.

   ..В квартире Глузмана спряталось 16 евреев.

   Походным порядком подошли к дому гайдамаки. Глузман стал уговаривать жену и дочерей, чтобы те спрятались, так как боялся за их честь.

   Но те не хотели без него прятаться.

   Гайдамаки всех выгнали во двор, а затем один из них подошел к воротам и крикнул оставшимся:

   – Идите сюда, здесь много жидов.

   Всех окружили.

   Всех прикололи...

   Лишь сам Глузман, раненый, остался жив.

   Один раненый молодой человек просил пристрелить его.

   Гайдамак в него два раза выстрелил. На это другой ему заметил:

   – Зачем стреляешь, ведь атаман приказал резать, но не стрелять.

   – Что же делать, если тот просит...

   ...К дому Зельмана гайдамаки подошли стройными рядами с двумя пулеметами. С ними была сестра милосердия и человек с повязкой красного креста.

   Это был доктор Скорник.

   Вместе с сестрой милосердия и двумя санитарами он принимал самое активное участие в резне. Но когда другая сестра милосердия, возмущенная его образом действий, крикнула ему:

   – Что Вы делаете... ведь на Вас повязка красного креста!

   Он сорвал ее с себя и бросил ей повязку.

   А сам продолжал резать.

   46

   Перед этим он забрал из аптек весь перевязочный материал для нужд будто бы казаков, утверждая, что среди них много раненых, привезенных с фронта, что по проверке совершенно не подтвердилось. По показанию трех гимназистов, мобилизованных в Елизаветграде гайдамаками для службы в санитарном отряде, доктор Скорник, вернувшись после резни в свой вагон, хвастался, что в одном доме им встретилась такая красавица-девушка, что ни один гайдамак не решился ее зарезать.

   ...Тогда он...

   ...Собственноручно ее заколол...

   В этом доме было убито 21 человек и двое ранено.

   ...Жуткие тени метались в надвигающемся сумраке.

   Некуда было прятаться... некуда бежать.

   Всюду слышался зловещий топот отрядов, глухие удары... свист шашек... торжествующе смех... краткие слова команды, предсмертный вопль из подвала... безумный смех с чердака...

   Было уже пять часов вечера.

   А жуткий гул резни разрастался.

По телеграфу

   Между тем Киверчуком были разосланы по всему уезду телеграммы:

   "Всех агитаторов и евреев расстреливать на месте или препровождать для расстрела в Проскуров".

   Телеграммы взбудоражили уезд.

   По деревням, по селам, по глухим местечкам, по полям, по дорогам началось истребление евреев. Негде было спастись, некуда обратиться за помощью... Земля и небо были глухи к евреям.

   Вот что было в ближайшем местечке Фельштине.

   Его окружили кольцом вооруженные крестьянские парни из ближайших деревень. Они представляли собой вспомогательную охрану, которую набрал начальник милиции. Сам он отправился в Проскуров и вернулся оттуда в сопровождении казаков с "красными шлыками" – гайдамаков.

   Евреи поняли, что они обречены на резню.

   Начали прятаться.

   ...В погреба... на чердаки...

   Многие пытались бежать из местечка, но натыкались на кольцо охраны.

   На площади собралось несколько сот гайдамаков. Тут же грузились крестьянские подводы, прибывшие из окрестных деревень.

   Раздался звук рожка.

   Гайдамаки построились в ряды.

   47

   Кто-то им сказал речь.

   Слышались крики:

   Всех... до единого...

   ...Глухой топот ног.

   Гайдамаки рассыпались по местечку.

   ...Вопли... стоны... глумливый смех...

   ...плач детей...

   ...мольбы и крики насилуемых...

   Большинство зарезанных женщин предварительно насиловались. Многие из уцелевших подверглись той же участи... В 12 случаях они должны были лечиться от последствий...

   ...Били... кололи... резали...

   По улицам люди с трудом пробирались через трупы и скользили по крови, как по лужам в ненастный день.

   Были счастливцы, откупавшиеся деньгами.

   Были и случаи странной доброты.

   ...Ланда отдал шесть тысяч.

   Предлагал взять все вещи, но оставить жизнь.

   Гайдамак замахнулся шашкой.

   Но другой остановил его.

   И сказал Ланде:

   – Ты лучше спрячься, а то придут другие и тебя наверное зарежут.

   Он помог ему залезть на чердак по приставной лестнице и потом самую лестницу заставил втянуть на чердак и спрятать.

   С чердака он наблюдал все ужасы.

   Он видел, как убивали стариков и детей, вытаскивая их из домов. Видел дикую погоню с улюлюканьем. Возле самого дома заметил труп женщины. Подумал, что эта его жена, которую он незадолго перед тем вместе с дочерью спрятал в другом месте.

   Соскочил с чердака посмотреть на труп.

   Убедился, что это не жена, но вернуться на чердак уже не мог, так как лестница осталась там; в квартиру же зайти не решился. Тогда он вбежал в дом русского соседа и просил его приютить.

   Его вытолкали.

   Он вбежал на чердак соседнего дома и спрятался в соломе. Это заметили два парня из охраны. Они погнались за ним, взобрались на чердак.

   Но его не нашли.

   Пытались поджечь солому...

   Но это не удалось.

   Ушли.

   ...У Свинера не оказалось денег.

   48

   Стоя на улице перед гайдамаками, он умолял их пощадить его. И, прибегая к хитрости, обратился к одному гайдамаку:

   – Ведь мы с тобой вместе лежали в окопах во время войны.

   Гайдамак стал в него всматриваться. Затем перевел взгляд на его ноги, сказал:

   – У тебя хорошие сапоги, отдай их мне.

   – Возьми, возьми,– охотно согласился тот.

   Они вошли в дом.

   И поменялись сапогами.

   Затем гайдамак вынул из кармана свежие портянки, передал их Свинеру и помог ему надеть свои старые сапоги. Потом получил еще галоши.

   И обратился к своим товарищам:

   – Не будем же мы резать человека, с которым я сидел в окопах.

   Они ушли.

   Свинер побежал, с трудом шагая через трупы, в квартиру своего брата, председателя еврейской общины... и там увидел своего брага, его жену, ее родителей, прятавшихся там...

   ...зарезанными...

   Начальник милиции по прямому проводу осведомил Проскуров о происходящем, но оттуда получился ответ:

   – Не мешайте крестьянам делать то, что сочтут нужным. И пусть заберут то, что жиды за долгое время высосали из народа.

   Но и сам начальник милиции сочувствовал и содействовал погрому. Даже его восьмидесятилетний старик отец во время резни, держа толстую доску в руках, добивал раненых евреев.

   Убито было 485 человек.

   Раненых 180.

   Из числа раненых умерло свыше ста.

   Уходя после данного сигнального рожка, гайдамаки облили керосином и бензином пять лучших в местечке домов и подожгли.

   ...Потом рассыпались по уезду...

   Много людей было убито по дорогам... в поле... в лесу...

Верхола

   Между тем в Проскурове резня продолжалась, росла, и не предвиделось ей конца. Было уже пять с половиной часов вечера, и она продолжалась бы вероятно до поздней ночи, но комиссар Таранович, не будучи посвящен во все

   49

   планы Семесенко и Киверчука, ужаснулся при виде кровавого дела.

   Побежал к Семесенко.

   Настойчиво требовал прекратить резню.

   Тот на его слова не обратил внимания.

   Тогда он побежал на телеграф и по прямому проводу сообщил губернскому начальству в Каменец о всем происходящем. Оттуда ему сообщили местонахождение командующего фронтом Шаповала и Таранович по прямому же проводу вызвал его и доложил о резне, а также о своем разговоре с Семесенко. Шаповал тут же телеграфировал атаману приказ о немедленном прекращена резни.

   Таранович отнес приказ Семесенко.

   Тогда тот заявил:

   – Хорошо, на сегодня резни хватит.

   Прозвучал рожок.

   Гайдамаки собрались на ранее назначенное место, и оттуда в походном порядке с песнями отправились к месту своей стоянки за вокзалом.

   В городе наступила тишина.

   Улицы пусты.

   Всюду валяются трупы.

   ...Застыла кровь...

   На улице льется яркий сет из пустых квартир. По странной иронии судьбы эти ярко освещенные окна свидетельствовали о том, что в доме все живое вырезано. Дело в том, что в Проскурове почти все дома освещаются электричеством, которое там весьма доступно. Религиозные же евреи, которых в Проскурове большинство, верные своему закону, в ночь с пятницы на субботу огня не гасят. И электрических рожков не закрывают. Электричество, таким образом, горит до утра, а затем в субботу вечером, с подачей тока, само зажигается. Евреи после ужасного дня 15-го февраля огня не зажигали. Тем ярче был огонь в окнах домов, где еврейские семьи были вырезаны.

   И на огонек пошли мародеры.

   Всю ночь шло хищение.

   Казаки, солдаты, уголовные, милиционеры, обыватели нагружались до верха и с мешками и тюками награбленного – молчаливыми жуткими тенями сновали по улицам.

   ...С утра отдельные убийства продолжались.

   Ходили слухи, что в два часа назначена новая резня.

   Собралось экстренное заседание думы.

   Из евреев был только Райгородский, другие должны были с пути вернуться, так как на них производились покушения. Один еврей был застрелен у самой думы.

   Прибыли Семесенко и Киверчук.

   Семесенко в своей речи объяснил, что происшедшее

   50

   было вызвано исключительно евреями, которые будучи сплошь большевиками, задумали вырезать гайдамаков и прочих казаков.

   – Я и впредь буду так поступать, ибо считаю это своим священным долгом.

   В том же духе высказался и Киверчук.

   Слово взял Верхола.

   Это замечательный человек Проскурова – выходец из народа и образовался самоучкой. Он окончил художественное училище, учительствовал в народных школах, слушал лекции в университете. По своим убеждениям он социал-демократ и украинец-патриот. При первой раде был гласным думы и также председателем Земской управы. Дважды выполнял обязанности комиссара. При перевороте в пользу гетмана он, считая гетманскую власть реставрационной, не счел возможным продолжать общественную и административную работу, сложил с себя все обязанности и ушел в частную жизнь. Верхола был очень популярен среди населения и в особенности среди евреев. Когда начались крестьянские восстания против гетмана, австрийские власти арестовали Верхолу, обвиняя в организации этих восстаний. Он был увезен в Тарнополь, где просидел два месяца в тюрьме, а когда его повезли на суд, ему удалось с пути бежать, и он все время скрывался. В Проскуров вернулся лишь за два дня до резни. Ему немедленно по возвращении предложено было взять обратно свое заявление о сложении обязанностей гласного думы, на что он согласился.

   Взяв слово после Семесенко и Киверчука, он обратился к думе с большой речью, в которой указал, что то, что произошло в Проскурове, является позором для Украины.

   – Позор... позор... горячо восклицал он.

   Говоря о былых заслугах казачества, он доказывал, что в данном случае Семесенко, надев казацкое платье разбойников, стал их атаманом.

   – Вы боретесь против большевиков, но разве те старики и дети, которых ваши гайдамаки резали, являются большевиками? Вы утверждаете, что только евреи дают большевиков. Но разве Вы не знаете, что есть большевики и среди других наций, а равно и среди украинцев?

   Он убеждал Семесенко:

   – Ради чести Украины!..

   Немедленно прекратить происходящие ужасы.

   Семесенко угрюмо ответил:

   – Я борюсь не против стариков и женщин, а исключительно против большевиков.

   Глядя в упор на Верхолу, произнес многозначительно:

   – Не сомневаюсь, что и среди украинцев, к несчастью имеются большевики... но я их не пощажу.

   51

   Однако согласился отдать распоряжение о прекращении погрома и отозвании посланных в уезд казаков. Тут же, в его присутствии, постановлено было, что охрана города передается авиационному отряду.

   Верхола выбран заведующим охраной.

   Он немедленно отправил в типографию объявление:

   "По приказу атамана, и с согласия его, резня мирного населения прекращена. Дума гарантирует жителям спокойствие. Отдан приказ расстреливать всех пойманных на месте грабежа, а также казаков, которые появятся в городе после шести часов вечера".

   Он отнес оттиск объявления в комендатуру.

   Но там Семесенко и Киверчук нашли, что он не имел право напечатать такое объявление, написанное к тому же в неуместных выражениях.

   Семесенко сказал ему:

   – Вы арестованы.

   И распорядился:

   – Отправить на вокзал для суда.

   Это означало:

   ...для расстрела...

   Но городской голова Сикора и члены национального украинского союза, узнав о происшедшем, пришли к коменданту и объяснили Семесенко и Киверчуку, что такая расправа с Верхолой вызовет жестокую месть многих украинских организаций, хорошо его знающих.

   Верхола был освобожден.

   Вместо объявления Верхолы, Семесенко издал наказ, в котором объявил Проскуров и уезд на военном положении и запретил всякое движение на улицах после семи вечера.

   Но отдельные убийства все продолжались.

   Евреи просили Верхолу принять на себя обязанности комиссара.

   Верхола согласился.

   Вместе с Тарановичем он по прямому проводу вызвал губернского комиссара, который хорошо знал Верхолу по прежней его службе, и тот охотно согласился заменить Тарановича. И тут же дал об этом телеграфное распоряжение, что было крайне неприятно Семесенко и Киверчуку.

   Вступив во власть, Верхола выпустил два воззвания:

   В одном он говорил:

   "Всякий призыв к национальной вражде, а особенно к погромам, ложится позором на Украину и является препятствием для ее возрождения. Подобные призывы были всегда орудием для реакционеров. Всякое проявление со стороны сильнейшей нации насилия над слабейшей доказывает, что та нация не может воспринять тех форм, которые основаны на равенстве и братствe. Такие приемы только на руку вра-

   52

   гам Украины. Выражая надежду, что население не поддастся на такую провокацию, требую всех агитаторов, призывающих к погрому, задерживать для предания военно-полевому суду".

   В другом воззвании он требовал, чтобы все награбленный вещи были снесены в комиссариат для возвращения по принадлежности.

   ...После воскресного заседания думы, резня в массовом масштабе более не повторялась, но отдельные убийства повторялись,– и убийства эти были многочисленны...

Финал

   С субботы до понедельника трупы оставались в домах и валялись на улицах. Много трупов было изгрызано свиньями. Наконец в понедельник был отдан приказ о похоронах. С утра многочисленные крестьянские подводы с наваленными на них трупами направились к еврейскому кладбищу.

   Трупы привозились в течение всего дня.

   Они заполнили собой все кладбище.

   ...более тысячи трупов...

   Копали огромную яму.

   Она должна была стать братской могилой.

   И копали еще четыре поменьше.

   На кладбище появились мародеры, которые под разными предлогами подходили к трупам, ощупывали их и грабили. Находили женщин с отрезанными на руках пальцами, на которых очевидно были кольца.

   Было приказано, чтобы к ночи не осталось ни одного трупа не погребенного.

   ...Но лишь к четырем утра удалось похоронить всех...

   Со среды наступило относительное спокойствие.

   Но не успокоился Семесенко.

   Он выпускал разные провокационные приказы, вроде такого,– что "в Прсскурове находится много большевистских агитаторов, а потому требую от населения до восьми часов вечера выдать их властям, в противном случае будут приняты самые решительные меры". В другом приказе говорит: – "Жиды, до меня дошли сведения, что вы вчера хотели устроить собрание для захвата власти и готовитесь через четыре дня устроить такое восстание, как было 15-го февраля..."

   И следуют соответствующие угрозы.

   Евреи собрали 300.000 и передали ему "для нужд гарнизона". Он деньги взял, но сделал вид, что это поднесли ему все жители города за введение порядка и освобождение его от большевиков, и он благодарил "все население Прос-

   53

   курова" за то, что оно надлежащим образом оценило труды его казаков,

   Из Каменца была назначена комиссия для расследования погрома.

   Но Семесенко препятствовал ей.

   ...Наконец Верхоле удалось свалить Семесенко.

   Он отправился в ставку Коновальца.

   Добился приказа о возвращении его на фронт.

   Устранен был и Киверчук.

   Семесенко было страшно неприятно то нравственное удовлетворение, которое даст евреям его уход. Но когда он убедился, что этот уход неизбежен, он воспользовался тем, что страдал осложненной венерической болезнью, созвал консилиум врачей и через своего адъютанта убедил их дать заключение в том смысле, что ему в интересах здоровья, необходимо временно совершенно уйти от дела и эвакуироваться в какой-нибудь лазарет подальше от Проскурова.

   Этот Семесенко, заливший еврейской кровью дома и улицы Проскурова, был тщедушный молодой человек лет двадцати трех, начавший свою службу вольноопределяющимся еще в царское время. С деланной серьезностью на лице он на всех производил впечатление человека полуинтеллигентного, нервного и неуравновешенного. Судя по некоторым его резолюциям на докладах, надо признать, что он был человек большой сообразительности и крайне решительный.

   С большой помпой, в сопровождены санитаров и сестры милосердия, Семесенко наконец покинул Проскуров.

   ...Было убито 1200 человек.

   Ранено – 600.

   Из раненых умерло 300...

   54

V

Сатрапия атамана Козырь-Зырки

История Овручского погрома)

   Овруч – уездный город Волынской губернии, с населением в 10000 человек, из которого более двух третей евреи. Еврейское население в массе аполитично, заметных революционеров оно из своей среды не дало. В период царских погромов Овруч не пострадал. Первый погром в Овруче был при первой раде. Польские помещики, жившие в городе и уезде, а также бывшие царские чиновники, верные царским заветам, сеяли рознь и внушали вражду к евреям, приписывая их махинациям рост цен на продукты. Благодаря этому,

   55

   квартировавший в Овруче украинский полк, при демобилизации, разгромил еврейские магазины. Этот погром дал повод бывшим в Овруче еврейским воинам организовать самооборону, которая действовала продолжительное время. При гетмане погромов не было, но не было недостатка в антисемитской пропаганде. Между прочим, из Житомира был получен тайный приказ, евреев на государственную службу не принимать, а раньше принятых постепенно увольнять.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю